Текст книги "Как любят россияне"

Глава 8. О любви тайной, запретной и бескорыстной

Как и должно было быть, среди исповедей о боли душевной преобладают те, что написаны женской рукой. Неважно, писала это женщина, умудренная житейским опытом, или юная дева, ошеломленная новизной своих переживаний. И дело тут вовсе не в том, что в любовных историях женщина чаще всего страдающая сторона.

Я хочу сказать о другом, о том, что мои соотечественницы каким-то чудом в наше смутное время сумели сохранить то возвышенно-жертвенное отношение к любви, которое нигде больше не встретишь.

Холодное, расчетливое партнерство, так широко распространенное в «свободном мире», наши женщины и девушки в массе своей напрочь отвергают. И я счастлива, что живу здесь, рядом с вами, в измученной, многострадальной России, в которой, к печали нашей, все меньше остается того необыкновенного ВЕЛИЧИЯ ДУХА, который мы унаследовали у наших предков.

Но остались мы, хранительницы НАДЕЖДЫ и ЛЮБВИ, мы, несущие на своих плечах так много тягот и потому сохранившие ЧУДО-ЛЮБОВЬ И МИЛОСЕРДИЕ.

Это подтверждают письма о любви запретной, тайной, бескорыстной. Да, именно бескорыстной и потому вызывающей уважение к тем, кто ее хранит годами.

Почему так поздно пришла любовь?

Читая исповеди в рубрике «Признание в любви», я всякий раз думаю: «А смогла бы я вот так вынести на суд читателей свою боль и радость?» И тут же гнала от себя эти мысли. Нет-нет, никто ничего не должен знать. И вдруг получаю сегодня газету и читаю письмо «Запретная любовь». Хорошо, что я была сегодня одна, иначе бы снова пришлось что-нибудь придумывать, чтобы объяснить свои слезы. Я никому не могу рассказать, что со мной происходит, мне страшно и стыдно.

В семье нас было двое детей, обе девочки. Старшая сестра намного старше меня. Я была поздним ребенком у моих родителей. Меня не особенно баловали, но и нужды не знала ни в чем. Друзей всегда было много. Жилось легко и весело. Закончила школу, поступила в университет.

Мои одноклассницы все вышли замуж, некоторые успели по второму разу выйти замуж. А я по-прежнему была одна. Нет, дурнушкой никогда не была. Наоборот, меня считали первой красавицей в школе. И в университете я не была в тени. Многие мои однокурсники и ребята со старших курсов признавались мне в любви, звонили, просили о встрече. Мне было приятно ловить на себе восторженные взгляды, но все было не то. Я хотела сама влюбиться, потерять голову, а любовь все не приходила. Мне уже был 21 год, и все соседи участливо спрашивали: «Когда же ты замуж выйдешь?» Их дети успели детьми обзавестись, а я все одна. Мои учителя, встречаясь со мной, тоже как бы ненароком спрашивали об этом и жалостливо, понимающе вздыхали. Меня это раздражало.

Даже мама, моя все понимающая мама стала говорить со мной о замужестве. Боялась, что старой девой останусь.

И я сдалась. Села, написала на листочке имена кандидатов в мужья. Мысленно обсудила каждую кандидатуру и остановилась на Алешке. Обыкновенный парень, спокойный, добрый, внимательный.

И все же не могла я долго еще решиться на замужество. Больше года мы еще встречались с Алешей. Он не торопил меня, он терпеливо ждал. Мы получили дипломы и сыграли свадьбу.

Через год у нас родился сын. Маленький, хорошенький. Алеша был очень рад, что малыш похож на меня. Он старался все заботы по дому взять на себя: роды у меня были тяжелые. Вставал ночью к ребенку, стирал, бегал по магазинам, готовил, убирал в квартире и еще работал. Мне нельзя было много двигаться после родов.

Я привыкла к своему замужеству. Мне казалось, что я – самый счастливый человек на свете. У меня прекрасный, любящий муж, славный, милый сынишка. В душе комфорт и уют. Малыш рос, а любовь Алеши становилась все сильнее. Он устроился на вторую работу, чтобы иметь, как он говорит «лишние деньги» на подарки для меня и сына. Недавно с помощью мамы купили машину, и Алеша настоял на том, чтобы машину оформили на меня, учил меня водить машину, вместе со мной ездил на экзамены, когда я сдавала на права.

Когда я покупаю что-либо мужу, он всегда страшно сердится, доказывая, что в первую очередь должна быть красиво одета жена. Наши многочисленные друзья и знакомые всегда завидуют нам.

Сын подрос, и я пошла работать в конструкторское бюро. Там познакомилась с хорошим человеком, Наташей, Натальей Владимировной, руководителем нашей группы. Она старше меня на десять лет. И вот как-то Наташа пригласила нас с Алешей на 40-летие мужа.

Почти год мы с Наташей были знакомы, а мужа ее я ни разу не видела. Он – директор крупного предприятия. Очень занятой человек. Наташа попросила прийти нас пораньше, чтобы вместе с нами пойти в ресторан, еще раз все проверить и встретить гостей. Я зашла за ней домой (до этого я никогда не была в ее доме) и там впервые увидела ее мужа.

Я не знаю, есть ли любовь с первого взгляда, но, когда я увидела Сережу, Сергея Николаевича, я не понимаю, что произошло со мной. Со мной никогда ничего подобного не было. У меня, в самом прямом смысле слова, в тот день все валилось из рук. Праздничный вечер прошел как во сне. Кто-то что-то говорил, музыка, танцы…

Я дала себе слово больше к Наташе не заходить, но она почти каждый выходной настойчиво приглашала на чай. У нее мало знакомых, почти никого. Иногда они приходили к нам. Мы стали дружить семьями. Наши мужья быстро нашли общий язык и могли подолгу обсуждать какие-то свои проблемы, играть в шахматы, спорить.

Я постоянно чувствовала на себе взгляд Сергея Николаевича. Женщина всегда чувствует, когда она нравится. Я боялась его, нет, скорее себя.

И вот как-то Наташа сказала мне, что Сережа уезжает на полгода за границу. Боже, полных полгода я его не увижу!

Я не знаю, что со мной произошло. Позвонила ему на работу, попросила, чтобы он принял меня и уделил мне немного времени. Он согласился. Я взяла такси и через несколько минут была у него в кабинете. Его секретарша принесла нам кофе. Он молчал, улыбался и ждал, что я скажу.

Господи, куда девалась моя гордость?! Я сказала, что люблю его, что не смогу пережить эти полгода, не видя его. Я никогда никому не говорила таких слов. Потом он отвез меня домой.

Сергей Николаевич уехал, но не на полгода, а на полтора месяца. И… вот уже год как длится наша запретная любовь.

Не спешите осуждать меня! Иногда у меня такое состояние, что жить не хочется, чувствую себя лишней. Я устала и измучилась. Я никогда не думала, что смогу врать с честным лицом. Я только наедине могу быть сама собой. Раньше я никогда не плакала. Жилось легко и весело. Казалось, что не хожу, а летаю. Было какое-то радостное ощущение жизни. А сейчас все иначе: какая-то тяжесть давит меня к земле. Бывают минуты, что мне хочется покончить с собой, но меня спасает от такого шага любовь к сыну.

Господи, дай мне силы пережить все это! Ну, должна же я хоть когда-нибудь стать такой, как прежде?! Должна же меня хоть когда-нибудь отпустить эта страшная боль, эта безысходность? Не может же все это длится бесконечно? Хватит ли у меня сил держаться и спасет ли любовь к сыну в очередной приступ депрессии?

Почти каждую ночь вижу Сережу во сне. Утром глаза не хочется открывать, чтобы подольше задержать его образ перед глазами. Чтобы я ни делала, чем бы ни занималась, я постоянно о нем думаю, мысленно разговариваю с ним. Мы видимся редко: один-два раза в месяц. Как я жду этих встреч! Иногда звоним друг другу. У него очень красивый голос, и, когда я поднимаю телефонную трубку и слышу его, у меня в душе будто музыка играет.

Я понимаю, что он очень занят, но мне так хочется видеть его постоянно, слушать его, смотреть в его умные красивые глаза. Бывает так, что договоримся о встрече, я жду целый день его звонка, а его нет и нет – куда-то вызвали.

Я люблю его, люблю больше жизни, но мы никогда не будем вместе. Мы стараемся не касаться этой темы, но однажды Сережа сказал мне, что уйдет из семьи.

Я была против. Только Бог знает, чего мне это стоило!

Я люблю его, но что будет с Наташей, его детьми, с Алешей, с моим сынулей, который просто жить не может без папы? Я представляю глаза Алеши, если я ему обо всем скажу. Я представляю лицо и глаза Наташи, если она об этом узнает. А глаза ее детей, двух хорошеньких девчонок, похожих на Сережу, которые меня очень любят и заставляют свою маму причесываться, как я, одеваться, как я, и вообще быть похожей на меня.

Я как-то сказала Алеше, что уйду от него. Сказала так, шутя.

О, если бы вы видели его глаза! Он грустно улыбнулся и сказал: «Я буду ждать, ты ко мне все равно вернешься, потому что так, как я, тебя никто любить не будет».

Последнее время я часто без причин плачу. Вижу, чувствую, как мучается Алешка, старается меня порадовать то букетом красивых цветов, то подарком. А мне от этого еще горше.

Мне жаль маму. Она не переживет, если узнает.

И мне становится страшно, стыдно, мне выть хочется, но я ничего не могу с собой сделать. Я ЛЮБЛЮ, НО ПОНИМАЮ, ЧТО НЕ МОГУ ПОСТРОИТЬ СВОЕ СЧАСТЬЕ НА БЕДЕ БЛИЗКИХ МНЕ ЛЮДЕЙ. Они этого не заслуживают, они – прекрасные люди.

Как мне порой хочется рассказать кому-нибудь близкому, хочется поплакать, попросить помощи, совета, но я не могу.

Как-то заговорила с Сережей обо всем этом, а он принес мне рассказ А. П. Чехова «О любви», где подчеркнул карандашом слова: «…я понял, как ненужно, мелко и как обманчиво было все то, что нам мешало любить! Я понял, что когда любишь, то в своих рассуждениях об этой любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в их ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе».

И еще Сережа любит повторять слова И. А. Бунина: «Разве бывает несчастная любовь?.. Разве самая скорбная в мире музыка не дает счастья?»

Только мне не легче от этих слов. За что судьба так наказала меня? Почему так поздно пришла ко мне любовь? Как устала я играть роль примерной, образцовой жены и хорошей подруги, улыбаться, когда хочется плакать, поддерживать беседу, когда хочется помолчать…

Как виновата я перед дорогими мне людьми!

Господи, дай мне силы донести свой крест, ведь у меня же еще совсем маленький ребенок!

Елена Никонова, г. Казань

Письмо убитому рэкетиру

Однажды в редакцию, где я работала, пришло в мой адрес письмо, которое надолго запомнилось и заставило вновь и вновь убедиться в правоте слов о том, что «неисповедимы пути любви мужчины и женщины». Я сохранила это письмо-исповедь.

Вот оно перед вами.

Так сложилось, что у меня нет человека, с которым я могла бы поделиться сокровенным, самым больным. Я не одинока. У меня благополучная семья, есть друзья. Но только вряд ли кто-нибудь из них сможет понять меня. Не знаю, возможно ли это вообще…

Я не героиня, да и герой мой скорее антигерой. Кто-то злобно сплюнет при одном упоминании его имени. Но мне так хочется, чтобы хоть один человек вместе со мной подумал о нем так же, как и я, с любовью, хоть он и не заслужил ее неправедной своей жизнью. Я пишу ему, ушедшему из жизни, это письмо:

«Ну вот и все. Теперь я точно знаю, где ты, мой милый. Непутевая жизнь твоя мотала тебя где-то долгих четырнадцать лет – добрую половину моей жизни. Моей страшной, счастливой и кошмарной, а в общем-то, обычной, полосатой жизни. Я не могу сказать, что все эти годы я неустанно думала о тебе. Я не могу сказать, что искала тебя. Нет, не думала и не искала. Тут другое – я не забывала тебя. Я не расспрашивала знакомых о тебе. Я не хотела знать, где ты и что ты теперь. И без того я знала, что несет тебя черт по кривой дорожке, на которую ты ступил в юные годы. И конец твой ранний и страшный я предвидела. Твоя судьба была, как говорится, написана у тебя на лбу. Слишком противоречив ты был, чтобы жить долго. В тебе удивительно уживались цинизм и благородство, жестокость и мягкосердечность, хамские выходки и неподдельная нежность. Так что конец твой – закономерность. Я никогда не годилась в спасительницы, и ты сам в свое время спас меня от меня же и от самого себя! Только вот не знаю – благодарить или проклинать тебя за это? Ты всегда незримо присутствовал в моей жизни – тот, прежний, а не тот, каким ты стал. Его я не знала! И вот передо мной эта злосчастная газета и несколько строк криминальной хроники: „Выстрелом из охотничьего ружья рабочий дока застрелил двоих рэкетиров – Р. и К., а также тяжело ранил третьего – Л., который находится в отделении реанимации. Признано, что рабочий дока действовал в пределах не обходимой самообороны“. Фамилии и инициалы указаны полностью. Словно удар током – это ты! Это тебя застрелил из охотничьего ружья рабочий дока. Это не совпадение. Это ты, мой милый, вымогал деньги у честного работяги. Это ты угрожал, бил стекла в его доме – и получил то, что должен был получить, не в этот раз, так в следующий, не из охотничьего ружья, так из милицейского оружия. Все! Чаша переполнилась. И вот теперь, читая газету, тысячи наших сограждан вздохнут с облегчением. Одной мразью стало меньше. Так справедливо подумают они о тебе, мой милый! И не с кем мне помянуть тебя добрым словом. Родных твоих я не знаю, да и вряд ли они поняли бы меня. Вот потому я и пишу тебе эти строки.

Мой хороший, непутевый мой, я помню тебя! Я помню все и молю Бога простить тебя! Ты был преступником, но не был негодяем. Не был ты и заблудшей овцой, но не был и волком. Я помню себя, влюбленную по уши девчонку, для которой ты был центром Вселенной. Подарком был каждый твой жест, каждое слово, каждый взгляд. Помню тебя, почти мальчишку, с гитарой, немного приблатненного, в общем-то, обычного, а для меня – единственного! Меня не понимал никто – ни подруги, ни мама. Как можно с моей-то внешностью, умом и разносторонними интересами и вдруг зациклиться до помешательства на какой-то шпане?! Это было их единодушное мнение о тебе. Ведь в семнадцать лет ты получил срок два с половиной года за драку и отсидел его. А „оттуда“ – это тоже общее мнение – людьми уже не возвращаются. Никто из них ни разу даже в газете тебя не видел, но судили строго. Все! Но только я одна знала, что они не правы: ты лучше, умнее, чище их всех, вместе взятых и каждого в отдельности. Я не изменила своего мнения о тебе и теперь, когда меня не ослепляет любовь и я все вижу даже слишком отчетливо. Ты был именно таким, и я не могла не полюбить тебя. Господи, как же я тебя любила! Я ничего и никого не помнила и готова была на любое безумие, готова была даже умереть за тебя от немыслимого, невозможного счастья. Ничего не надо. Никого не надо. Ты, только ты: твой голос, твои глаза, твои руки, которые никогда не ласкали меня. Но какое это было счастье – быть рядом с тобой, ловить каждое твое слово, каждый жест. Да разве могли удержать меня мамины слезы!

Ты видел все. Ты все понимал. Ты все читал в моих глазах, которые я не могла отвести от тебя. Но ты держал дистанцию. Ты ласково и необидно отталкивал меня. Просто ты не подпускал меня к себе слишком близко. Как я ревела тогда в подушку, считая себя самой несчастной из смертных! Я ТОГДА НЕ ПОДОЗРЕВАЛА, ЧТО БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ БУДУ ТАК СЧАСТЛИВА. Никогда! И вот в один осенний, дождливый день я заплакала у тебя на глазах. Без причины вроде бы. Но сил моих уже не было, и тогда ты, погладив меня по голове, стал расспрашивать, кого побить, кто так меня обидел. Я ответила: „Ты!“ Ты не сделал удивленного лица и не стал расспрашивать, как и что. Ты взял мою руку так нежно, так бережно, будто она хрустальная, и поцеловал меня в лоб. Помолчал и сказал: „Прости меня. Я не могу, я не имею права любить такую, как ты. Ты – самая красивая и самая лучшая из всех, кого я знаю и знал. Не буду врать. Я так хотел бы целовать твои губы. Я так хотел бы зарыться лицом в твои прекрасные волосы. Но ведь я не враг тебе. Позади у меня срок, ты это знаешь. И впереди наверняка тоже. Я ведь без тормозов и чувствую, что плохо кончу. И было бы подло с моей стороны ломать еще и твою жизнь. Послушай меня, сестреночка, я старше и лучше знаю жизнь“.

Мы сидели рядом, и ты держал мою руку и был в то время так далек от меня…

Вскоре тебя забрали, как ты и говорил. Я через полгода получила письмо от тебя. Несколько корявых, безграмотных, банальных строчек в измятом конверте с обратным адресом: учреждение АК 159/5. С письмом я носилась, как с драгоценностью. Я даже спала, положив его под подушку. И ночью то и дело просыпалась, ощупывая его: мне казалось, оно хранит тепло твоих рук. Я таскала письмо с собой на лекции в институт, которые почему-то не могла слушать. Мама решила, что я свихнулась от перегрузки учебой. А когда узнала, откуда письмо, был грандиозный скандал. Но мне было не до мамы и не до скандалов. У меня было ТВОЕ ПИСЬМО. Единственное! Первое и последнее. Я храню его и теперь и буду хранить до конца моих дней как единственное свидетельство моей любви. И вот однажды – телефонный звонок. Обычный, но как гром среди ясного неба. Почему-то, еще не сняв трубку, я поняла, что это ты. Мысли путаются. Мчусь. Вот он, твой двор, и ребята – наши общие друзья. Среди них – ты. Худющий, бледный, улыбающийся. Почему-то все расступились передо мной, как перед генералом. Помню, как повисла я у тебя на шее и долго не могла говорить, так и висела молча, слушая, как бьется твое сердце. А когда подняла глаза, увидела, что ты плачешь. Вокруг нас уже никого не было. Ушли все. Из деликатности ушли все наши вовсе не деликатные ребята. Потом мы долго-долго гуляли по пустым, темным улицам. Вокруг все было чудесным – и деревья, и звезды и даже бетонные коробки домов. Мы гуляли, я смотрела на тебя, а ты опять мне говорил что-то очень хорошее и правильное. А потом была разлука – долгая, как жизнь. Или как смерть? Все, что я получила от тебя, – несколько поучительных писем. Мы потерялись в этом огромном мире. Ты убедил меня, милый хулиган. Но убедил не в том, что не достоин моей любви, а в том, что я не нужна тебе. Те твои письма с поучениями я сожгла. И вот теперь я, благополучная тридцатилетняя дама, примерная жена добропорядочного мужа, сижу одна над этой тетрадкой и потихоньку вою. У меня горе, но никто не должен знать об этом. Ни муж, ни дети. Горе у той шестнадцатилетней и влюбленной девчонки, у которой не было ни мужа, ни детей и которую я так и не смогла в себе убить. Любимый, мы не были бы счастливы вместе, я знаю. Но ты был ВЕЛИКИМ СЧАСТЬЕМ моей жизни. Впрочем, почему был? Выстрелом из ружья убили не тебя, а какого-то рэкетира. А ты не уйдешь из моей жизни, так же незримо будешь сопровождать меня, как ту глупую, влюбленную в тебя девчонку. Бог услышит мои молитвы. БОГ ПРОСТИТ ТЕБЯ. Ты не был негодяем, мой дорогой, и ты прости меня за все, что было, а еще больше за все, чего не было между нами. Я плачу… В ушах звон. А может, это эхо? Эхо от выстрела? А может это я, а не рабочий, застрелила этого рэкетира?

Рита из К.

Пусть это – безответная любовь, но она наполняет смыслом мою жизнь

Простите, что побеспокою Вас своим единственным письмом. Вы знаете, я перевелся в Ваш отдел из другого и, переходя к Вам, совсем не собирался Вами очаровываться. И хотя в отделе были одни молодые девчата и многие незамужние, я все же влюбился в Вас. Это я потом понял. Я смотрел зачарованно на Вас, когда Вы давали мне задания, и часто переставал понимать Ваши объяснения.

Мне хотелось только, чтобы Вы были рядом, и неважно то, чему Вы меня пытались научить. Я старался знать о каждом Вашем шаге, и я ревновал Вас, особенно когда я бывал с Вами в управлении, куда нас вместе вызывали по работе. Вас там обожали – Ваша внешность и эрудиция того, конечно, заслуживали.

Я уходил курить и нервничал. Но что я мог? Я был сотрудником, Вашим подчиненным, чуть моложе Вас. Когда с глазу на глаз Вы объясняли мне что-нибудь, я ничего не воспринимал. Тупел, замыкался, не в силах объясниться.

Я знал, что не встречу взаимности, что Вы не для меня. Вы однажды усилили мою боль, когда предложили жениться на девушке из нашего отдела. Я же любил Вас! И я обиделся в душе. Да, Вам приятно было, что в совместных командировках я ухаживал за Вами, старался подать пальто и шапку. Знали бы Вы, какое счастье это мне доставляло.

У Вас была своя жизнь: муж, дети, – и в ней не было мне места.

Я уволился с досадой, со злостью и с отчаянием. Считаю, что это было к лучшему – моя привязанность переросла в любовь. Я стал прислушиваться к каждому шепоту о Вас, стал ненавидеть недругов Ваших и различать Ваших друзей – словом, был необъективен. Мне не хватало Вас. Через три месяца я позвонил Вам: поговорили о том о сем, – но меня будто снова что-то завело.

Я опять стал уязвимым, беззащитным и податливым. Мне не хватало Ваших глаз, Вашего голоса, и, чтобы совсем не упасть духом, я… женился. Мне было все равно. Хотелось забыться. Но ничего нового мне женитьба не принесла. Все шло как будто по какому-то запланированному графику. Я часто встречал наших сотрудников, и всегда меня подмывало спросить, как там Вы? Но я не решался. «Зачем?» – спрашивал я себя.

По стечению обстоятельств мне пришлось выбирать последнее место работы.

Естественно, я выбрал Ваш город. И не потому, что я хотел Вас там найти. Просто, я постоянно думаю о Вас. Мне хотелось бы хотя бы невзначай случайно увидеть Вас, может быть, даже издалека.

Но Бог все видит. И вот Вы сами однажды подсели, конечно совершенно случайно, ко мне, в вагон электрички.

Я не могу описать мое состояние в этот момент. Вы, наверное, подумали, что я устал или вообще отупел, а может, с похмелья. Но я только кивал головой и все смотрел и смотрел в Ваши глаза.

Я был счастлив. Я Вас увидел! Время не смогло стереть моих чувств. На оборот, оно обострило их. Я снова почувствовал себя раненным Вами.

На мое приглашение зайти ко мне в гости Вы, конечно, ответили отказом. Другого я и не ожидал. Во мне все трепетало. Я наслаждался встречей. Я жил! Очевидно, я никогда не смогу сказать: «Я люблю Вас!» Пусть это безответная любовь, и я не знаю, что она мне больше приносит – горя или счастья, но она заполняет мою жизнь, светит и, бывает, удерживает от роковых ошибок. Я мысленно всегда обращаюсь к Вам. До женитьбы я думал, что это от одиночества. Но жена теперь всегда рядом, а я все равно рядом с Вами. Вы все равно остались для меня единственной любовью.

Николай, Московская область

В семейную жизнь вмешались родители жены

Хочу рассказать о моей семейной жизни. Когда мы поженились, Тамаре был двадцать один год, а мне – двадцать шесть. И казалось, ничто не могло омрачить наше счастье. Мы жили с моими родителями.

Я обожал свою жену. Может, все так и шло бы, если бы Тамара не заскучала по родному дому, по родителям. Она со слезами стала упрашивать меня переехать жить в родительский дом на Урал. Я будто чувствовал, что там не заладится наша семейная жизнь. Еще на свадьбе, когда я поближе узнал родителей Тамары, я понял, что они люди неприятные. Но жена умоляла, и мы переехали на Урал.

И там произошло то, чего я опасался. Однажды, в ответ на очередные поучения, как нам надо жить, я не сдержался и довольно резко ответил ее родителям: мол, не лезьте в чужую жизнь. И враз против меня ополчились все. Жена стала все чаще приходить с работы поздно и выпившей. Говорила всякий раз, что они там отмечают какие-то праздники сослуживцев. Работала она в магазине, и я знал, что там собрался народ пьющий. Почувствовал охлаждение ко мне и решил выяснить: может быть, у нее кто-то есть? Я тогда не стану кулаками размахивать, а уеду к своим. Если же нет, то тогда я потребую, чтобы кончились эти постоянные пьянки и поздние возвращения. В то время нашему сыну уже исполнилось два годика, и я его очень любил, не помышляя даже с ним расстаться. Тамара уходила от разговора. И тогда нашелся человек, который был очевидцем ее измены. Он и рассказал мне все как есть. Нет, я не стал ничего больше выяснять, просто сказал ей, что все знаю и потому оставляю ее наедине с тем, кого она полюбила.

Спустя месяц я получил от Тамары письмо, в котором она сообщала, что сошлась с мужчиной, который был ее идеалом, и подала на развод документы.

Я не возражал, только просил, чтобы с сыном я мог встречаться и помогать ему. Самое обидное, оказалось – я узнал об этом потом, – что в документах, поданных в суд, Тамара писала, что я издевался над ней, бил, оскорблял и потому она просит развести нас.

Честно скажу, это был черный период в моей жизни, и, размышляя о том, что со мной случилось, я подумал о том, что это – кара за то, что я отверг мою первую любовь, ту замечательную девушку, которая писала мне письма в армию, когда я проходил службу, и ждала меня. Я служил во флоте и, закончив службу, намеревался ехать к ней, но… не поехал.

Почему? Да потому, что наслушался разных домыслов о том, что моя любимая вела себя в мое отсутствие не так, как надо. Мол, меняла женихов и так далее. А я, вместо того чтобы не поверить, ведь я знал эту девушку с юных лет, обозлился и поступил назло ей. И вот теперь – расплата за предательство первой любви. Мало того что я потерял Тамару, но после ее смерти – а она недолго прожила со вторым мужем, который ее бил, вышла за третьего и вскоре умерла от рака, – я не могу завоевать любовь сына. Мы живем теперь с ним вдвоем в деревне. Я забрал его, когда ездил хоронить Тамару. И хотя она наказала сестре перед смертью, чтобы мне сына не отдавали, я настоял на том, чтобы мальчик был с родным отцом. Сейчас он уже поступил в техникум, но ни разу меня папой не назвал. Я спросил его – почему?

Он ответил, что мама ему много рассказывала, какой я негодяй и как плохо к ней относился. Вот и запала ему в душу вся эта ложь. Ни я, ни моя мать и его бабушка, ни мои друзья не могли его переубедить.

И я вспоминаю Тамару, которая отличалась упрямством, и думаю, что эту черту характера она передала нашему сыну. Так и живем. Я, правда, люблю сына и думаю, что когда-нибудь он поймет, что за человек его отец.

Но ничего не проходит бесследно. Я заболел, врачи ставили один диагноз за другим. В конце концов в 40 лет я имею инвалидность второй группы. Я не запил с горя, а занялся литературной деятельностью. Я стал писать стихи и даже имею свой поэтический сборник. О чем пишу? О любви, о счастье, о жизни. Я хочу, чтобы все люди узнали истинную любовь и счастье. Каждый этого достоин!

В. И., Липецкая область

«Будь моим проводником!»

И вот то, чего я ждала и очень боялась, случилось. В моей жизни появился он. Точнее, ворвался в мою жизнь и открыл мои глаза. Уже три года мое сердце рвется на части. Жизнь не щадит, не милует нас, она награждает даже любовью, и, если это не входит в твои планы, она рушит все. Я даже не знаю, любовь ли это? Разве узнаешь, не испытав взаимности?

Я работаю почтальоном, а он живет на моем участке и работает шофером КамАЗа. Он женился недавно на разведенной женщине с ребенком. Обыкновенный парень, и не могу я понять, как он вошел в мое сердце и открыл этот замок с секретом. Я никогда с ним близко не встречалась, разве что мимоходом, и единственное слово, соединяющее нас, это «Здравствуй!». Не знаю его характера, но он только мой – мой в моих мыслях и даже во сне. Я иду по участку и молю Бога, чтобы увидеть хотя бы его машину. Вот она стоит, и у меня слезы на глазах от радости, которая вливается в меня и придает силы ждать, ждать неизвестно чего! Я ни на что не надеюсь, ничего лучшего не жду. Пусть только так, на расстоянии, он будет со мной. Вы не поверите, но я узнаю звук его машины и по следам от шин узнаю, когда он приезжал домой. Я волнуюсь, если долго его не было и следы от машины залил дождь или замело снегом. Нет, я не хочу врываться в его жизнь, разрушать его семью. Пусть у него будет все отлично. Но как быть мне? Как справиться с любовью? Я так хочу, чтобы он узнал, что кто-то так его любит! Пусть никакого ответа не будет, пусть только он знает. Мне будет легче жить. Но я не могу обратиться к нему – робею. И я прошу напечатать мое письмо. Он обязательно, я верю в это, прочитает его.

«Я не знаю, что это за чувство, но без тебя мне так плохо, что не передашь словами. Это нужно пережить! Но я бы не хотела и не желала тебе таких мучений. Это слишком больно, а я не хочу тебе боли. Хочу, чтобы тебе было хорошо. Даже с другой, честное слово! А ты мне часто снишься, и во сне я счастлива.

Но каждое утро сон кончается. Поэтому я люблю ночь и не люблю утро. Утро – это разлука с тобой на целый день! Я, как странник, заблудившийся в лесной чаще. Куда ни пойду, везде заросли и непроходимые болота. Будь моим проводником, прошу! Сквозь мрачные дни и долгие годы проведи меня к маленькому огоньку, мерцающему вдали. Я так хочу войти в ту избушку, где меня ждут! Будь моим проводником, прошу! Иначе я не смогу найти дорогу к самой себе, дорогу к жизни».

Может быть, все это вам покажется по-детски неумело написанным. Прошу меня понять!

К сожалению, я не могу назвать свою фамилию.

Н., Белгородская область

Мелких чувств не бывает – мелкими бывают только души

Я каждый раз жду публикации об умении людей любить. Да, именно умении! Потому что регистрировать браки умеют все, заниматься сексом – тоже, а вот дар души – любить – дан, увы, немногим!

Многие люди даже не подозревают, что они просто неспособны любить по-настоящему. Почему-то все согласны с тем, что стать художником, поэтом, музыкантом, врачом (можно перечислять любую из профессий), а говоря одним словом – профессионалом, может не каждый. Да и то профессионал может быть, как говорится, от Бога, а может быть просто настойчивым и трудолюбивым практиком. А вот любить умеют только те, кто получил этот дар от Бога – либо этот дар есть, либо его нет. Хотя уповать на Всевышнего я не призываю, разумеется, нужно с детства учить ребенка любить. Но если все ж и в ребенке нет этой божьей искры либо те, кто его учат, сами не имеют этого дара, то по-настоящему любить этот ребенок, будущий взрослый, никогда не сможет.

У меня очень много знакомых, среди которых много мужчин. Отношения у меня с ними разные – с кем-то близкие, с кем-то дружеские, с кем-то просто приятельские. Но что меня удивляет (90 процентов из всех моих знакомых мужчин и женщин семейные), так это то, что все мои знакомые мужчины приходят ко мне, чтобы… излить душу. Кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. А тема этих излияний – неудачная семейная жизнь, а точнее, жизнь в семье без Любви, без единства душ, хотя «единство» крыши над головой, «единство» кошельков и постелей очевидно!

И вот все мужчины говорят одну и ту же избитую фразу: «Я живу с ней (женой) из-за детей». А что значит «из-за детей», когда дети этого отца видят очень редко (либо сидит на работе сутками, лишь бы домой не идти, – это называется «папа много работает», либо «отдыхает» с друзьями – это называется «папа пьет», либо находит себе женщину – это называется «папа гуляет»)? А этот папа считает, что, отдавая жене зарплату, делая (если делает) мужскую работу в доме, покупая детям по выходным жвачку и исполняя (иногда!) супружеский долг в постели, живет нормальной семейной жизнью!