Текст книги "Самый великий торговец в мире. Часть 2. Окончание истории"

Глава третья

Вот так получилось, что в том возрасте, когда большинство людей чинно посиживают в тени, предаваясь воспоминаниям, самый великий торговец в мире ступил на новую стезю.

Его первое выступление состоялось в старом молитвенном доме на окраине Кесарии Филипповой, перед скромной аудиторией менее чем в сотню человек. После выступления, за ужином на ближайшей стоянке для караванов, Хафид делился впечатлениями с двумя своими спутниками.

– Ваша речь, – сказал Гален, – отличалась простотой и убедительностью. Уверен, многие описанные вами принципы оказались полезными для всех присутствующих независимо от того, в каком положении они находятся. И, конечно же, никто не может говорить о том, о чем говорили вы, ведь никто из ныне живущих не достигал такого успеха, как вы! Я сгораю от нетерпения услышать ваши выступления в крупнейших городах мира – Риме и Иерусалиме. Вам предстоит выступать много-много раз, и перед большими, и перед малыми аудиториями, прежде чем все желающие утолят свое желание послушать великого мастера. Я в радостном предвкушении!

Без тени улыбки Хафид отодвинул тарелку и произнес:

– Будь так добр, воздержись от комплиментов, Гален, пока я их не заслужу. А теперь подскажи, как мне улучшить свое сегодняшнее слабое выступление.

– Это ведь только ваше первое выступление, Хафид. Не судите себя слишком строго. Ораторским искусством так быстро не овладеешь. Сегодня вечером я обратил внимание, что вы упустили несколько вопросов, которые планировали затронуть в речи, но при этом продолжали говорить совершенно спокойно, поэтому мне кажется, что никто даже не заметил вашу ошибку. Возможно, во время выступления вам стоит больше задействовать язык тела. Периодически подходите ближе к слушателям, делайте паузы, а затем разворачивайтесь и отходите, не говоря ни слова. Помните: хороший оратор – это прежде всего хороший актер. Подкрепляйте все важные моменты в речи жестами, понижайте и повышайте голос. Самое главное – учитесь смотреть в глаза как можно большему числу слушателей поочередно, словно ведете личную беседу с каждым из них, несмотря на разделяющую вас дистанцию.

Хафид печально покачал головой:

– Мне еще столькому нужно учиться.

Гален похлопал его по руке:

– Терпения, мой друг, наберитесь терпения. Уверен, самым великим торговцем вы стали не за один день. За многие годы я имел дело с сотнями ораторов и, должен признаться, в немалой степени поражен вашим самообладанием и уверенностью. Но, если задуматься, тут нечему удивляться. После всех испытаний, выпавших на вашу долю, сегодняшнее, скорее всего, представлялось вам пустячной забавой.

– Как раз наоборот, – вздохнул Хафид. – Не уверен, что слушатели восприняли мои слова всерьез. Казалось, они остались равнодушны, а аплодисменты раздались довольно жидкие.

– Все еще впереди, – заверил его Эразмус. – Все еще впереди.

Но его заверения не оправдались. Ни в Вифсаиде, ни в Хоразине, ни в Капернауме Хафид не сумел зажечь искру в сердцах слушателей.

Последнее выступление в этом туре было запланировано на горную деревеньку Назарет, и, поскольку это поселение находилось на пересечении военных и торговых путей, Гален с помощниками сумели собрать почти триста человек в обеденном зале единственного постоялого двора.

Впоследствии Хафид охотно признавал, что решение выступать в Назарете оказало колоссальное влияние на всю его оставшуюся жизнь. После неудачного выступления в Капернауме, когда, по глубочайшему убеждению Хафида, он потерпел полное фиаско перед рыбаками и торговцами, он был готов отменить свое последнее выступление и вернуться в Дамаск. И только привычка всегда доводить начатое до конца и неумение произносить слова «я сдаюсь» вынудили его двинуться в Назарет.

Хотя ораторское мастерство Хафида улучшалось с каждым выступлением, речь в Назарете ничем особенным не выделялась. Однако во втором ряду, жадно ловя каждое слово, сидел давнишний и уважаемый друг, Сергиус Павел – римский наместник на острове Кипр. Он одобрительно улыбался и кивал, а после заключительных фраз вскочил на ноги и громко зааплодировал.

После того как Хафид ответил на вопросы слушателей, два старых приятеля рука об руку поднялись по ступенькам постоялого двора. Гален и Эразмус следовали за ними. Сергиус зажег масляные лампы в темной комнате и только потом пригласил гостей войти.

– Это помещение не сравнится ни с одной комнатой в моем дворце в Пафосе, – улыбнулся он, снова обнимая Хафида, – но встреча с тобой, величайшим торговцем, и твоим верным соратником Эразмусом уже достаточная для меня роскошь. Как давно мы виделись в последний раз?

Сергиус разлил вино из кожаной фляжки по четырем кубкам.

– Почти двадцать лет назад, наместник, но ты не постарел ни на один день.

– Ха-ха, даже самый великий торговец порой искажает истину, – рассмеялся Сергиус, а Эразмус, пока они потягивали вино, описывал Галену длительное успешное и прибыльное сотрудничество между караванами Хафида и народом Кипра.

Наконец Хафид задал вопрос, вертевшийся у него на языке с того самого момента, как он увидел среди слушателей Сергиуса. Что почтенный наместник Кипра делает так далеко от своей земли? Что он забыл в отдаленной деревушке Назарет?

– В каком-то смысле винить за мой приезд нужно тебя, Хафид. Тебе говорит что-нибудь имя Савл или Павел из Тарса?

– Разумеется. Маленький проповедник с могучим голосом. Он пытался насаждать новую религию, основанную на учениях человека по имени Иисус, который за подстрекательства к бунту против Рима был распят Понтием Пилатом. Я познакомился с Павлом, когда все от него отвернулись и жизнь его находилась в опасности. Он пришел ко мне после того, как, по его собственному утверждению, во время молитвы в иудейском храме в Иерусалиме услышал голос. По велению этого голоса ему следовало обучиться искусству убедительной речи у самого великого торговца, если он хочет убедить других людей в том, во что верит сам.

– И ты согласился ему помочь?

– Да.

Сергиус кивнул и улыбнулся.

– Должно быть, ты прекрасно его обучил. Павел не побоялся прибыть на Кипр и потребовать встречи со мной. За два дня ему удалось обратить меня в свою веру. С тех пор я являюсь последователем Иисуса.

– Ты? Римлянин?

– Да. Наверное, первый из всех, кого я знаю. А разве этот маленький человечек не пытался обратить тебя после того, как ты вооружил его бесценными советами, благодаря которым он продает идеи с такой же легкостью, с какой продают товары?

– Нет. Он отбыл той же ночью, и с тех пор я его не видел, хотя все эти годы он часто мне писал. Но ты так и не объяснил, Сергиус, зачем ты здесь, в этом Богом забытом месте?

Наместник рассмеялся:

– Богом забытом? Едва ли. Я осознал, что песочные часы моей жизни почти иссякли, и хотел пройти по следам Иисуса здесь, в Палестине, прежде чем умру. Управление Кипром я оставил в надежных руках и взял трехмесячный отпуск, чтобы своими глазами увидеть мир, где Иисус жил и изменил столько жизней.

– Но какую роль играет Назарет?

– Здесь Иисус провел юность, здесь он возмужал, помогая отцу в маленькой столярной мастерской.

– Но родился-то он не здесь, – прервал его Хафид.

Сергиус побледнел:

– Откуда ты знаешь, ведь ты не его последователь?

– Потому что я видел младенца Иисуса вскоре после его рождения в пещере близ Вифлеема.

Потрясенный услышанным, Сергиус закрыл рот руками и ждал продолжения:

– Тогда я был погонщиком верблюдов в огромном караване Патроса и провел три трудных дня в Вифлееме, пытаясь по его поручению продать один-единственный красный плащ, чтобы доказать, что готов стать торговцем. К вечеру третьего дня, после сотен бесплодных попыток, я поел немного хлеба на постоялом дворе и отправился в пещеру, где был привязан мой мул. Было прохладно, поэтому я решил переночевать на соломе в пещере вместе с любимым мулом и не ехать на холмы. Я рассчитывал, что, хорошенько отдохнув, ринусь в бой и все-таки продам плащ. Но, войдя в пещеру, увидел мужчину и женщину, сидевших при свете одной-единственной свечи у выдолбленного камня, из которого кормят животных. В нем на скудном клочке соломы спал новорожденный младенец, а слабой защитой от холода ему служили прикрывавшие его потрепанные плащи родителей.

– И что же ты сделал?

Хафид с силой сжал руки и глубоко вздохнул.

– Несколько мгновений я пребывал в смятении, рисуя в своем воображении ужасные последствия своего возвращения и без плаща, и без вырученных от его продажи денег. В конце концов я достал плащ из торбы и плотно завернул в него младенца, отдав поношенные одежды изумленным родителям. Знаешь, Сергиус, это случилось почти пятьдесят лет назад, а я до сих пор слышу благодарные рыдания матери, когда она поцеловала меня в щеку.

Поднявшись, Хафид принялся мерить шагами комнату, заложив руки за спину, а три слушателя внимали ему, затаив дыхание.

– Обратно я возвращался в глубокой печали. Я не сумел выполнить задание и был уверен, что оставаться мне погонщиком верблюдов до конца жизни. Понуро повесив голову, я даже не заметил, как яркая звезда следовала за мной от самого Вифлеема до стоянки каравана, зато на это обратил внимание Патрос, мой хозяин. Указав на залитое светом небо, он поинтересовался, не стал ли я свидетелем каких-нибудь чудес, на что я ответил отрицательно. Однако он усмотрел в яркой звезде особый знак, ниспосланный Господом, и передал мне десять свитков с принципами успеха, которые я использовал на протяжении всей жизни, обретя больше благ, чем заслуживает один человек. Более того, Патрос строго-настрого наказал мне никому не рассказывать о свитках, пока в один прекрасный день мне не явится знак от человека, которому суждено стать следующим владельцем свитков, хотя этот человек может и сам не подозревать о своем предназначении.

Сергиус улыбнулся:

– И ты передал эти свитки Павлу?

– Именно так. Через три года после того, как моя торговая империя перестала существовать. К тому времени я почти отчаялся найти преемника.

– А как ты понял, что должен передать свитки именно ему? Что за особый знак был тебе дан?

– В его котомке лежал красный бесшовный плащ, который, по его словам, Иисус очень любил и носил всю свою жизнь. На нем остались темные пятна крови от бичевания, которому его подвергли перед распятием. К своему изумлению, я обнаружил у подола знакомый знак гильдии, которая шила эти плащи для Патроса, а также знак самого Патроса – круг в квадрате. Все еще не будучи уверенным в происхождении одеяния, я спросил Павла, известны ли ему обстоятельства рождения Иисуса, и тот поведал мне, что Иисус появился на свет в Вифлееме, а над пещерой сияла звезда, ярче которой люди никогда не видали. И тогда я понял: плащ, принадлежавший Павлу, – тот самый, что я обернул вокруг крошечного тельца Иисуса много лет назад. Других знаков мне не требовалось. Эразмус, присутствовавший при моей беседе с Павлом, отправился в башню в моем дворце, где хранились свитки, и мы передали их Павлу вместе с нашей любовью.

– Должно быть, в этих свитках сокрыта великая мудрость, – промолвил Сергиус. – Мне сообщают, что Павел с большим успехом обращает людей в новую веру в Писидии, Ликаонии, Перге, Антиохии, Иконионе, Листре и многих-многих других местах.

– Я не удивлен, – заметил Хафид.

Сергиус осушил свой кубок и спросил:

– Когда состоится твое следующее выступление?

– Пока выступления не запланированы. Мы втроем возвращаемся в Дамаск завтра, а через несколько дней соберемся, чтобы оценить уровень выступлений и решить, есть ли будущее у моих попыток изменить к лучшему жизнь людей.

– Не хотел бы ты задержаться в Назарете еще на один день, если я назову тебе весьма убедительную причину?

Хафид несколько секунд всматривался в изборожденное морщинами лицо друга, после чего кивнул.

Старый наместник сжал руки Хафида и произнес:

– Великий торговец, завтра ты снова встретишься с женщиной, которая много лет назад поцеловала в пещере молодого погонщика верблюдов.

Глава четвертая

Следующим утром двое друзей встретились у единственного в Назарете колодца, расположенного под открытым небом на обочине главной дороги недалеко от центра города. Воздух был пропитан пылью и наполнен хриплыми криками, плачем и смехом женщин и детей, стоявших в очереди с кувшинами и сосудами.

Хафид с превеликим интересом наблюдал, как подле колодца остановился огромный торговый караван и погонщики верблюдов по нескольку раз наполняли водой широкие каменные емкости, пока животные наконец не утолили жажду.

Сергиус слегка толкнул друга локтем:

– Ты, наверное, тоже выполнял эту обязанность, когда служил в караване Патроса?

– Для меня не было обязанности приятнее, – Хафид улыбнулся, когда животные прошествовали по узкой, мощенной булыжниками улочке, оставляя после себя острый запах.

Двое мужчин терпеливо дождались своей очереди у каменного колодца, опустили руки в прохладную воду и напились.

– Иисус с матерью приходили сюда каждый день, – промолвил Сергиус с почтением в голосе.

Хафид понимающе улыбнулся столь благоговейному восхищению грязным общественным колодцем, где утоляли жажду и люди, и животные.

– Он ходил по этим камням, вдыхал этот воздух и играл на этих полях, – шутливо продолжил он, но Сергиус даже не улыбнулся.

– Да, – тихо произнес наместник. – Почти тридцать лет своей жизни он провел здесь, работая вместе с отцом пилой, молотком и рубанком. Я уже приобрел у местных жителей несколько предметов мебели, сделанных, как говорят, его руками. У меня для этой мебели отведена целая комната во дворце на Кипре.

Они почти вышли из города, когда Сергиус остановился и указал на покрытый известняком маленький домик, спрятавшийся между двумя гранатовыми деревьями.

– Здесь Иисус прожил почти всю свою жизнь. А его столярная мастерская занимала маленькую комнатку в задней части дома.

– Может, не стоит тревожить пожилую женщину? – обратился Хафид к Сергиусу, торопливо шагавшему по заросшей сорняками тропинке. Когда они остановились перед дверью, явно нуждавшейся в покраске, наместник похлопал Хафида по руке.

– Не беспокойся. На прошлой неделе я много раз навещал Марию, и мы стали добрыми друзьями. Сегодня утром я отправил к ней гонца с сообщением о нашем приходе.

Хафид глубоко вдохнул.

– Ты напомнил ей о нашей давнишней встрече в пещере Вифлеема?

– О нет, это испортило бы весь сюрприз. Я просто предупредил, что приду со старым другом. Твое присутствие ее не потревожит. Она говорила, что давно привыкла к незнакомцам, большинство из которых приходит с благими намерениями, желая познакомиться и пообщаться с матерью Иисуса.

– Она живет одна?

– Да. Она давно овдовела, а ее дети либо умерли, либо поразъехались. Ее сын Иаков часто навещает Марию, хотя теперь, когда он стал главой новой церкви в Иерусалиме, у него дел невпроворот.

Сергиус успел постучать лишь дважды, как дверь на старых кожаных петлях тихо отворилась.

– Мир тебе, милая женщина, – поприветствовал хозяйку Сергиус, с нежностью взяв протянутую руку и легко касаясь ее губами.

– И тебе, Сергиус, – ответила Мария, тепло улыбнувшись Хафиду, когда Сергиус представил друга.

Она угостила гостей козьим молоком в высоких бокалах, сыром и поставила рядом с ними большой поднос с гранатами и инжиром. За едой они обсуждали различные темы, связанные с деревней. Хафида поразили огромные глаза и черные, как вороново крыло, волосы Марии, ведь он был уверен, что та минимум на десять лет старше его.

Даже по ее голосу нельзя было догадаться о возрасте.

– Прошлым вечером ты выступал на постоялом дворе? – спросила Мария, склонив голову к Хафиду.

– Верно, но боюсь, большого успеха не имел.

– Почему ты так думаешь?

– Слушатели вяло реагировали на мои слова. Если бы Сергиус не начал аплодировать, вряд ли бы я вообще удостоился рукоплесканий.

Мария едва заметно улыбнулась.

– По крайней мере, твоей жизни ничего не угрожало. Иисус лишь однажды выступал здесь, в Назарете, в синагоге, когда после сорока дней размышлений в пустыне пытался решить, какой путь избрать в жизни. Его слова в то субботнее утро так разъярили людей, что они схватили его и потащили к самой высокой горе, намереваясь сбросить вниз, но ему удалось освободиться.

– Я этого не знал! – воскликнул Сергиус. – Те самые люди, что выросли, играли, ходили в школу вместе с ним?

– Те самые, – подтвердила Мария. – Большинство не понимало, почему их друг и сосед, плотник, вдруг разговаривал так, словно Бог наделил его особой властью. Для них это было равносильно богохульству, которое по нашим законам карается смертью.

– Это была его первая публичная речь?

– Да… и, судя по событиям того утра, я была убеждена, что она же станет и последней.

Сергиус повернулся к Хафиду:

– Эти факты следовало бы сохранить, но, насколько мне известно, их пока еще никто не записывал. Как печально.

Наместник обратил все внимание на Марию, и Хафид с удивлением наблюдал, с какой нежностью и почтением обращался к пожилой женщине один из самых влиятельных сановников Римской империи.

– И как же Иисус справился со столь пугающим негативным отношением?

– Он выбросил этот случай из головы и уже в следующую субботу проповедовал в синагоге близлежащего Капернаума, жители которого приняли Иисуса с любовью и уважением. Когда мы впоследствии обсуждали происшедшую здесь ужасную историю, он улыбнулся и заметил, что должен был бы знать: пророку нет места в своей родной стране.

Сергиус откинул голову назад и прикрыл глаза.

– Эти истории обязательно нужно записывать, обязательно!

Хафид подождал, пока Мария снова наполнит его бокал холодным молоком, а затем промолвил:

– Из тех скудных сведений, что мне известны об Иисусе, я знаю, что он никогда не проповедовал за пределами Палестины. Ты, как его мать, наверняка не раз слушала его выступления.

Мария кивнула.

– Вначале, когда он собирал последователей и обучал апостолов, я часто его слушала. Но потом, когда Синедрион и римский префект стали засылать шпионов, следивших за словами и действиями сына, Иисус настоял, чтобы я вернулась сюда, подальше от опасности. Когда он вместе с последователями проходил через Назарет, то частенько заходил ко мне, сидел рядом, держа меня за руки и пытаясь подготовить к грядущим событиям.

Закусив нижнюю губу, Мария отвернулась. Сергиус бросил взгляд на Хафида и кивнул. Подходящий момент настал. Наместник наклонился к ней и нежно положил руку на плечо женщины.

– Благословенная женщина, я должен тебе кое-что сказать.

– Слушаю тебя, Сергиус.

– Мой старый друг Хафид пришел вместе со мной, потому что хотел снова с тобой увидеться.

– Снова? – Мария нахмурилась и склонила голову набок. – Едва он переступил порог дома, как мне показалось, что я знаю его, но, поскольку ты ничего не сказал, я списала все на ошибку преклонного возраста. Мы встречались ранее, великий торговец?

– Только однажды, много лет назад.

Мать Иисуса откинула на плечи платок и перегнулась через стол к Хафиду. Не произнося ни слова, тот наклонился к ней, и Мария потянулась к нему, сжав его лицо обеими руками. Проведя пальцами по его щекам, женщина спросила:

– Наша встреча состоялась до того, как эта чудесная борода покрыла твое лицо?

– Задолго до этого.

Большим пальцем правой руки Мария нежно поглаживала ямочку на подбородке Хафида, пристально вглядываясь в его серые глаза, в которых стояли слезы. И тут она повернулась к Сергиусу: рот приоткрыт, слезы струятся по морщинистым щекам, а руки все еще касаются лица великого торговца.

– Я знаю его, – сквозь слезы вымолвила она. – Я почувствовала в нем нечто особенное, как только он ступил на порог. Я знаю его, Сергиус! Это еще одно чудо!

– И кто же он? – ласково улыбнулся Сергиус.

Мария притянула к себе лицо Хафида и нежно поцеловала его в щеку.

– Мой маленький ангел на ослике. Он появился из темноты в холодной пещере Вифлеема всего через несколько часов после рождения Иисуса и завернул моего малыша в теплый красный плащ. А затем исчез в ночи, и мне так и не представилась возможность его отблагодарить.

Хафид дотронулся до ее щеки и тихо произнес:

– Нет, ты отблагодарила меня. Тогда ты меня поцеловала, и в ту ночь моя жизнь изменилась.

– И сегодня она, возможно, изменится снова, – промолвила женщина, поднявшись и подойдя к большому сундуку в дальнем углу комнаты. Мария извлекла из него кожаный мешок и, вернувшись к столу, вложила его в руки Хафида. – Это твое, чудесный человек. Он хотел бы, чтобы ты хранил его у себя.

Когда Сергиус молча опустился на колени подле стула своего друга, Хафид медленно достал из мешка любимый красный плащ Иисуса. Проводя пальцами по мягкой красной ткани, он боролся с душившими его слезами.

– В последний раз я видел этот плащ у Павла. Он поведал мне, что после длительных поисков в Иерусалиме нашел римского солдата, который выиграл его в кости после… после… распятия.

Мария кивнула.

– Павел вернул мне плащ несколько лет назад. С одной стороны на нем остались кровавые пятна от бичевания, которому Иисус подвергся перед тем, как его убили. Я не могла смотреть на них, поэтому много часов вымачивала плащ в растворе щелока.

Хафид продолжал гладить одеяние.

– Какая искусная работа! Посмотрите, цвет совсем не поблек, и после пятидесяти лет кромка обтрепалась лишь с одной стороны! Невероятно!

– Иисус надевал его на все случаи, особенно когда ему предстояло появиться перед большим собранием людей. Он говорил, что плащ на плечах придавал ему уверенности, позволяющей справиться с любой ситуацией. Может быть, он и тебе поможет. Разве ты не говорил о том, что слушатели вяло реагируют на твои выступления?

Хафид сложил плащ и протянул Марии.

– Я не могу принять это бесценное одеяние. Оно должно находиться в крупном храме для всеобщего поклонения, а никак не укрывать мои недостойные плечи.

– Пожалуйста, – повторила Мария, накрывая своей маленькой рукой руки Хафида. – Возьми плащ… и носи его. Когда Иисус был маленький, я часто рассказывала ему историю о том, как вскоре после его рождения нас посетил юноша и подарил этот плащ, чтобы согреть его. По моему убеждению, только так можно было научить его понимать истинное значение любви: когда один человек отдает другому все, что может отдать, не рассчитывая на вознаграждение. Благодаря тебе он хорошо усвоил урок. Ты же не думаешь, великий торговец, что после стольких лет тебя и этот плащ воссоединило простое совпадение. Доставь радость пожилой женщине и прими дар. У меня остались не только другие вещи сына, греющие мне душу, но и нежные воспоминания. Наконец плащ вернется законному владельцу.

– Я никогда не забуду этот день, – сквозь слезы вымолвил Хафид, прижимая красное одеяние к мокрым щекам.