Текст книги "Что такое Аргентина, или Логика абсурда"

Глава 6. Танго: культ или национальное достояние?

Боже! Кто эти люди? Что я здесь делаю? Я же интеллигентный мальчик из еврейской семьи! Рефлексирующий…

Аркан Карив, «На полпути в Хухуй»

Аргентинское танго существует примерно столько же, сколько сама Аргентина. Танцевали этот чувственный ностальгический танец иммигранты из Европы, тоскуя по родине, по оставленной первой любви, по знакомым с детства дворам и дружбе. Не буду здесь описывать полную историю этого танца, ибо это сделали намного лучше и намного раньше меня. Скажу лишь о том, что в Аргентине количество танцующих танго людей ничтожно мало. Или, по крайней мере, так было до начала XXI века, с наступлением которого все стало меняться так быстро во всем мире, что я почти не удивлюсь, если к середине века танго станет популярнее всех остальных танцев, и не только танцев, но и вообще развлечений, хобби и видов проведения досуга.

Традиционно в Аргентине танго танцевали в столице, и говорить о нем в хороших семьях считалось не очень-то приличным. Даже если слушали саму музыку, речи о том, чтобы пойти танцевать на милонгу не было: это считалось делом низким и недостойным, а то и просто вульгарным. Моя приятельница Рина, типичная представительница среднего класса, проживающая с мужем и детьми в загородном доме с бассейном, собакой и виноградной лозой в садике, возбужденно рассказывала мне с затаенным восторгом и любопытством, как говорят о запрещенном: «Танго! Обожаю его. Люсия, которая делает мне педикюр по пятницам, ходит на милонги! Она мне рассказывала. Как-нибудь возьму и тоже схожу! Я столько узнала от нее, что сама уже почти милонгера!» Но Рина никогда не пойдет на милонгу, для нее и многих других людей ее круга это развлечение обслуживающего персонала: педикюрш, домашних работниц, шоферов, слесарей.

Хорхе, престижный и состоятельный адвокат, слушает меня, не перебивая. Ему интересно и хочется понять, как это я приехала с другого континента из-за танго. Он выслушивает мои истории о персонажах милонг, о прожигателях жизни и ловцах удачи, о людях, живущих сегодняшним днем или, точнее, сегодняшней ночью, чтобы повторить эту самую «сегодняшнюю ночь» и завтра, и послезавтра; оглядываясь на прожитую жизнь, они будут вспоминать эту длинную, нескончаемую грустную и веселую ночную эйфорию.

– Я не понимаю… как ты могла в это… – Кажется, он хочет употребить слово «вляпаться», но тактично поправляется: – Как ты попала в этот мир? И что тебя в нем задержало?

Я смеюсь и цитирую в ответ Аркана Карива, интеллигентного писателя, телевизионного ведущего из Израиля, который, бросив работу и близких, превратился в танго-бомжа. И я… интеллигентная девочка с Тверской, с чрезмерно развитой фантазией и тоской по романтике, расплющенной прагматизмом американской жизни до плоскости голливудских экранов, окунулась с головой в придуманные страсти, увидев, как их проживают окружающие меня люди… как же хорошо, что до этого не дожили ни моя мама, ни няня, ни бабушка… Как-то, заказывая столик в популярном итальянском ресторанчике, я произнесла имя милонгеро, который мне это заведение рекомендовал и велел сослаться на него при бронировании. Хозяин ресторана, седокудрый аргентинец итальянского происхождения, посмотрел на меня удивленно: «Ты знаешь Тито? – и затем протянул, не то почтительно, не то презрительно: – Ночной это человек… Ну, да ладно. На сколько персон стол?»

Как наркотики, как алкоголь, как кофе, танго возбуждает, засасывает и становится необходимостью. Эндорфины, гормоны счастья и удовольствия, что вырабатывает мозг под влиянием музыки, радости движения и физически осязаемой близости привлекательного партнера, в паре с которым сливается воедино тело, становятся потребностью. Фанатики танго придумали мотиватор и не устают тиражировать его в социальных сетях. На нем перепутье со столбом, на котором прикреплена дощечка со стрелкой, указывающей направление со следующим текстом: «Танго. Обратного пути нет». И несутся тангозависимые со всего света в колыбель этого танца – Буэнос-Айрес, где можно танцевать с ночи до утра и впасть в танготранс, когда отступают действительность и время, когда не важно ничего, кроме ощущения полного слияния с музыкой и партнером, когда кажется, что можешь все, и нет предела этому неповторимому полету. Такой танготранс наступает не часто и не у всех, но уж если удалось поймать его, пережить в полной мере танцевальную нирвану, то потом испытавший это чувство человек будет гоняться за синей птицей танго долгие годы, а некоторые и вовсе изменят свою жизнь, бросят работу, семью, нетанцующих друзей, переедут в Буэнос-Айрес и превратятся в персонажей милонг, связав свою жизнь навсегда с этим танцем. У них появятся клички, их будут узнавать те, кто продает входные билеты на милонги, и пропускать бесплатно туда, где за ними закреплен «свой» столик, где им спешит навстречу официантка и приносит, не спрашивая, их любимый напиток. Они будут шумно и радостно здороваться с такими же, как они, завсегдатаями, восторженно восклицать и широко улыбаться, заключая в объятия тех, кого так же бурно приветствовали всего лишь вчера при входе ли, выходе или во время перерыва между тандами. Вечера сольются с ночами, переходящими в утро и опять сменяющимися ночью. Они будут называть себя «танго-семьей», забросив семью настоящую, они будут упиваться этой ночной дружбой, но, случайно встретившись днем на улице, не узнают друг друга: увядающие женщины без косметики, небритые мужчины… которые уже сегодня ночью будут блистать при полном параде на милонге и обнимать тех самых, кого не признали при дневном свете, похлопывать по плечу, целовать в щеку и излучать восторг от встречи.

Те, кому повезет, состарятся на милонге, став частью ее интерьера, так же как обшарпанная мебель и застиранные скатерти на столах. Разливая шампанское, раздавая привычные комплименты, никого не обделив, подмигивая и смеясь долго и громко одним и тем же шуткам из ночи в ночь, они уже никогда не покинут этот социум, в котором им так уютно и где все так предсказуемо: от шуток до однажды опустевшего стула и некролога в «Тангауте», цеховом журнале, из последних сил еще конкурирующим с электронными социальными сетями. С экранов соцсетей каждый, гордо несущий имя «милонгеро», выразит свою скорбь, сдобренную большим количеством восклицательных знаков в воспоминании об ушедшем товарище. Во многих случаях даже будет объявлен траур с отменой самой милонги, куда уже не придет харизматичный милонгеро, чьей главной заслугой в жизни было то, что он сидел за одним и тем же столом ночи напролет, обретая славу и место в рассказах нового поколения в танго.

Я тоже быстро стала персонажем милонги. Прозвище Руса за мной закрепил старый милонгеро, худой и морщинистый, возраста которого никто точно не знал, поскольку в каждый свой день рождения он отмечал разную дату, которую придумывал на текущий год. У меня везде были знакомые, с которыми мы танцевали до шести утра, а затем большой компанией шли завтракать. Завтрак превратился из первого приема пищи после пробуждения в последний перед отходом ко сну. Отход ко сну также сменил свои декорации: вместо темноты ночи – пение птиц, встречающих рассвет, а то уже и вовсю заливающихся под палящим солнцем, перемещающимся по небосклону по законам Южного полушария, наоборот.

Как-то, оттанцевав очень волнительную танду с одним из лучших танцоров, я вернулась за свой столик, и рядом сидевшая женщина представила меня своему сыну, молодому долговязому человеку, который сидел со скучающим видом и пил холодную газировку. Он приехал из штата Колорадо навестить маму, но та, фанатичная тангера, нашедшая новый смысл своей жизни, не могла пропустить милонгу даже в честь приезда сына и уговорила его пойти с ней. Я разговорилась с парнем, и он рассказал мне, что впервые видит, как танцуют танго, и что это его дебют на милонге, хоть он и весьма далек от танцев вообще.

– Ну, и как тебе это? – спросила его я. – Не хочется тоже попробовать?

– Нет, – улыбнулся он, но я продолжала приставать к нему, выпытывая его впечатления. Он мялся, но вскоре разоткровенничался: – Это все мне напоминает… какой-то культ… Женщины с закрытыми глазами, печальная музыка, пары, двигающиеся по кругу. И все повторяется снова. Мне даже не по себе. Я бы лучше на дискотеку, в ночной клуб…

«Танго тебя ждет… оно всегда ждет, когда ты к нему придешь или вернешься», – любят говорить те, для кого это не танец, а целая философия, стиль жизни, намекая на абсолютную неизбежность танго-напасти. По их глубокой убежденности танго приходит в жизнь не спрашивая, рано или поздно, после драм и трагедий или же в расцвете счастья; оно случается само по себе и, случившись раз, влечет за собой перемены.

Вот всего лишь несколько историй людей, таких разных по возрасту, национальности, профессии, образованию, социальному уровню и всему прочему, что отличает одного человека от другого. Общее у них только одно: в какой-то момент в их жизнь ворвалось танго, закружило под свою мелодию, изменив и жизнь, и их самих. К лучшему ли, к худшему… об этом можно спорить. Очевидно лишь одно: никто из них не мог предположить масштабность этих перемен.

История Розы

Длинный ключ утонул в глубокой скважине чугунной двери с решеткой в вензелях и впустил меня в прохладный полумрак подъезда, такой желанный после жары и духоты улицы. Поднимаясь по лестнице, я услышала те же гаммы, доносящиеся из квартиры усердного студента музучилища, что провожали меня, когда уходила утром. Благодаря толстым стенам они звучали, слава богу, приглушенно, и все же подумалось: вот чего бы я пожелала своим врагам – не горя, не болезней, а соседа, терзающего их слух по нескольку часов в день.

Войдя к себе, я застала картину, достойную если не пера мастера кисти, то уж, по крайней мере, фотографии хорошего качества для Инстаграма. Роза и Анна-Мария сидели на бортике моей ванны на львиных лапах, опустив ноги в биде, наполненное до краев тихо журчащей водой. Они провели целый день на уроках и практиках по танго, ходили много пешком, и вот теперь их отекшие американские ступни, знакомые в большей степени с кроссовками и педалью автомобиля, чем с каблуками и булыжными улицами Буэнос-Айреса, блаженствовали в холодной воде, испуская пузырьки благодарности.

– Я рада, что вы поняли, как пользоваться этой диковинной сантехникой, – усмехнулась я.

– Вот это аргентинцы здорово придумали, отек с ног снимает в два счета! – заулыбались неискушенные американки. Так, к недлинному списку аргентинских изобретений и культурных наследий – а про танго до сих пор ведется тяжба с Уругваем за его исключительное «отцовство» – добавилось биде.

Поскольку у меня единственной была комната с большой ванной, а все остальные пользовались общим туалетом и душем на этаже, я оставляла ключ, когда уходила, чтобы женщины могли принять душ в более комфортных условиях.

Лицо Розы казалось странным – то ли опухло от слез, то ли отекло от жары и литров выпитой диетической кока-колы.

– Все в порядке? – спросила я, запрыгнув на кровать и вытянув тоже порядком распухшие и усталые ноги.

Анна-Мария с тревогой метнула взгляд на Розу, как бы давая понять, что не все.

– Ну, я пойду. Спасибо за ванночку для ног, – сказала она и выскользнула из моей комнаты.

Роза тоже вынула ноги из биде, вытерла их принесенным с собой полотенцем и присела ко мне на кровать.

– Ты где вчера была? На какой милонге?

– В Эль-Бесо. А вы?

– Ну, понятно, почему мы не пересеклись. Мы были в Каннинге. А потом… – Тут Роза опустила голову и хлюпнула носом, как пятиклассница.

– Что – потом? – поинтересовалась я из вежливости и подумала, что мой запланированный перед вечерней милонгой сон, видимо, не состоится.

Роза вздрогнула мясистыми плечами, усыпанными веснушками, и закрыла лицо руками. Так, все ясно, еще одна драма…

– Я с ним переспала, – еле слышно произнесла она.

– С кем?!

Давясь сдерживаемыми слезами, Роза поведала мне о своей ночи.

Она была на традиционной милонге, где по пятницам собирается много народу, негде присесть, а уж на танцполе только и можно, что обниматься, делая короткие и простые шаги. Опытные милонгеро, правда, умеют удивлять изысканными комбинациями, демонстрируя их на квадрате из четырех паркетных плит, но большинству это не удается, и отсюда многочисленные столкновения и даже танго-травмы: кому наступили на ногу, а кому высоко поднятым каблуком поцарапали всю икру. Роза, полная, грудастая и жопастая барышня тридцати с небольшим лет, танцевала хорошо и на удивление легко для своего веса. Но поскольку, в дополнение к внушительным размерам обоих своих «бюстов», она была еще и высокой, аргентинские тангеро просто тонули в ее объятиях и, побаиваясь показаться маленькими и смешными рядом с ней, не приглашали ее. Правда, были и те, кого сводили с ума ее габариты. В Аргентине такое не каждый день встретишь!

В ту ночь Роза танцевала редко, выпила уже несколько бутылочек минеральной воды и подумывала уходить с милонги. В душе неприятно копошился червячок зависти к Анне-Марии, которую приглашали танцевать часто и хорошие партнеры. Многие иностранцы, приехавшие на танго-паломничество, принимали Анну-Марию за местную – смуглая кожа, блестящие прямые черные волосы – и выискивали ее глазами, чтобы потанцевать с «настоящей аргентинкой», а потом похвастаться у себя в блоге. Обе женщины были ученицами Карлоса уже давно, и он научил их правильному объятию в танго, такому, после которого хочется танцевать с партнершами вновь и вновь; также он научил их технике «оси и баланса», чтобы не висеть на шее у мужчины, используя его как опору, а скользящими шагами, не поднимая ног, плавно переводить вес тела с одной ноги на другую, без рывков и подпрыгиваний следовать за партнером, быть легкой в ведении, слушать его. Все это делало танец с ними приятным – когда мужчине казалось, что у него все получается. Но сейчас, в этом зале, до отказа набитом аргентинцами и в таком же количестве туристами, все было сложнее, действовать приходилось интуитивно, и партнерш выбирали скорее по внешности, нежели по их способностям в танце. И рыжей конопатой Розе катастрофически не везло. Уже совсем было отчаявшись найти подходящего партнера, она случайно заметила смуглого парня с длинными волосами, завязанными в хвост. Он стоял у бара, потягивая что-то из стакана, и смотрел на Розу. Чтобы убедиться в этом, она даже бросила взгляд через плечо, – но нет, сзади была влюбленная парочка, которая держалась за руки, на них он явно не мог смотреть.

Началась новая танда: Ди Сарли, любимый оркестр Розы. Она посмотрела на брюнета, и тот слегка кивнул ей, приглашая на танец. Роза встала, немного нервничая, но уже предвкушая удовольствие от предстоящего.

Они встретились на танцполе, он обнял ее крепко, но вместе с тем давая возможность легко двигаться. Роза подчинилась его уверенному ведению. Ей было хорошо – и от Ди Сарли, и от запаха духов парня, и от его руки, обнимающей ее одновременно крепко и бережно.

Закончилось первое танго, но он ее не отпустил. Они постояли какое-то время, застыв в объятии, потом он медленно отстранился и посмотрел Розе в глаза так, что у нее что-то оборвалось внутри. Они протанцевали всю танду молча, ее испанского хватило лишь на то, чтобы ответить ему, как ее зовут, и понять, что его зовут Габриэль.

В коротких перерывах между танго, он предпринял еще несколько попыток завязать разговор, но было шумно, и Роза его не понимала, только улыбалась и переспрашивала: «Que?[8]8
  Что? (исп.)


[Закрыть]» И они продолжали танцевать. Чувственно, так, будто давно танцевали вместе. Их тела понимали друг друга с полужеста, полуритма, полуноты музыкальной фразы.

Закончилась танда, он проводил ее до столика. Роза села и пригубила воду. Ее заметили и тут же пригласили на следующую танду. Она пошла танцевать с немолодым аргентинцем, который напевал ей в ухо вместе с Карлосом Гарделем, сильно потел, зажимал ее спину в тиски и всячески мешал Розе оставаться на оси, сбивая с равновесия. Танец с ним был больше борьбой за то, чтобы удержать баланс и не свалиться на пол.

Краем глаза Роза заметила, что Габриэль не танцует. Он стоял на том же месте, у стойки бара, и смотрел, как танцует она.

Затем Розу пригласил высокий австралиец, приятный внешне и с готовностью улыбающийся на все ее слова; танцевал он сносно и вполне технично исполнял то, что выучил на многочисленных уроках, за которыми он приехал в Буэнос-Айрес.

Габриэль продолжал смотреть на нее, попивая шампанское.

Когда Роза вернулась на место, у нее на столе стоял бокал с весело поднимающимися в нем пузырьками. Она сказала проходящей официантке, что не заказывала шампанское, но та объяснила, что это «любезность сеньора», стоящего у барной стойки. Габриэль поднял свой бокал в воздух, как бы чокаясь с Розой, и следующую танду они снова танцевали вместе.

Потом была еще одна, с трагически-волнующими танго, и он сильнее притягивал ее к себе, проводя иногда пальцами по спине, от чего тело Розы покрывалось мурашками. Они продолжали понимать друг друга в музыке так же быстро и естественно, как и раньше. С Габриэлем у Розы всё получалось – все изящные украшения, которым научил ее Карлос, все повороты.

К трем часам на танцполе стало больше места. Не привыкшие к ночной жизни иностранцы расходились, на паркет вышли те, кто действительно умел танцевать. Уже можно было делать большие скользящие шаги, не боясь при этом ни на кого наступить или столкнуться с другой парой. Но партнер Розы, казалось, не собирался воспользоваться моментом, чтобы блеснуть.

Они закончили танцевать, и он полувопросительно сказал ей: «Пойдем?» – будто и не ожидая ответа. Роза кивнула, даже не спросив, куда. Все казалось ей совершенно естественным и неизбежным. И когда они втиснулись в такси, маленький «фиат», где коленки Розы оказались на уровне головы, он положил руку между ее ног и уверенными движениями начал скользить вверх по бедру.

Его маленькая квартирка была завалена хламом, одеждой, раскиданной по полу, висевшей на стульях, валявшейся на диване. Кровать сомнительной свежести не была застелена. Не давая Розе оглядеться, он уже расстегивал ее юбку, блузку она сняла сама. Все, что произошло потом, было так же естественно, как и то, что происходило с ними на милонге. Химическая реакция двух тел, начавшаяся в танце, набирала обороты, отключая все табу и рациональные доводы, что в какой-то момент вспыхнули в Розиной голове, но быстро были потушены разливающейся в ней влажностью желания.

Проснувшись утром, Роза наспех оделась, плеснула воды в лицо, не отважившись залезть в облупленную ванну серо-желтого цвета, чтобы принять душ, и, стараясь не хлопнуть дверью, вышла из квартиры. Но в аргентинских подъездах нет кнопки, открывающей дверь изнутри, и выйти из дома без ключа нельзя, так что надо было будить спящего Габриэля. Роза вздохнула, однако другого выхода не было. Она вернулась и тронула его за плечо. Парень пробормотал что-то, и стало ясно, что так просто, легкими прикосновениями, его не разбудить.

Наконец ей это удалось. Он открыл глаза и пару минут смотрел на нее без всякого выражения. Затем спросил хриплым голосом:

– Сколько времени?

Она показала ему свои часы, было десять утра.

– Ты чокнутая, – сказал он и повернулся к стенке.

– Мне надо идти. Ну, правда, – почти взмолилась Роза.

Габриэль, похоже, опять заснул. Она его снова потормошила, и он недовольно сел на кровати, понимая, что спать ему уже не дадут. Чтобы продолжить это приятное занятие, придется спуститься и выпустить эту ненормальную американку, которая все равно будет донимать. Он влез в джинсы, валявшиеся на полу, и, ни слова не говоря, спустился с Розой к входной двери. Она выскочила в солнечное утро города, уже закипающего тридцатиградусной жарой, и подняла руку навстречу первому проезжающему такси.

Поведав мне всю эту историю, она разревелась.

– А что, собственно, произошло? – недоумевала я.

– Я сама не могу понять, как это случилось… У меня есть жених в Портленде. Вот уже четыре года. Я никогда не могла представить себя ни с кем другим.

– Ну, ладно, – успокаивала я ее. – Тебе же было хорошо, да? Ты с ним собираешься еще встречаться?

– Я понятия не имею, кто он… он даже не попросил номер моего телефона…

Тут плечи Розы опять угрожающее затряслись, и было непонятно, плачет ли она от жалости к жениху, которому изменила в первый раз, или оттого, что Габриэль даже не попросил телефона.

– Это все танго! Все стало ясно с первого момента, когда он меня обнял… Но я же люблю Стива! Как я могла?! И как я смогу ему это объяснить?

– Ну, наверное, не надо ничего Стиву объяснять, а? Он же никогда не узнает… – пыталась увещевать я.

– Как ты можешь?! – воскликнула она и с таким возмущением посмотрела на меня, как будто это я, а не она, только вчера переспала с незнакомым парнем, даже не вспомнив о своем женихе. – Что же мне теперь делать, что?.. – продолжила причитать она, раскачиваясь всем телом, закрыв лицо руками.

– Послушай, ты же любишь Стива?

– Конечно, – мотнула головой Роза. – Поэтому я должна ему все рассказать.

– А зачем ему делать больно, если ты его любишь?

– Я… Я… мы… не пользовались презервативом. – Тут Роза снова начала реветь. – Я не могу понять, как это все произошло. Что же теперь будет?

Разговор грозил затянуться и окончательно сорвать мой запланированный сон. Я успокаивала Розу, думая об испытаниях, которые нам посылает жизнь. Танго? Но ведь она не новичок и танцует танго ровно столько, сколько встречается со своим Стивом, которому, по ее словам, и в голову не приходило ревновать ее к портлендским приятелям и партнерам по танго. Когда она раз в неделю ходила танцевать дома, в Портленде, он спокойно пил пиво с друзьями или скачивал из Интернета новый фильм. Милонги в Портленде заканчиваются рано; в двенадцать Роза была уже дома, и они ложились в кровать смотреть выбранный им фильм перед сном. А тут все было не так… Буэнос-Айрес, милонги до шести утра, люди, приехавшие со всего света… и смуглый красавец, который смотрел только на нее, при том что вокруг было так много красивых женщин, худых к тому же. Его духи, его руки на ее спине, его взгляд, провожающий ее, когда она танцевала с другими… Бокал шампанского… которое она пила только в новогоднюю ночь. И что-то произошло, что сейчас она никак не может понять.

– А что я буду делать, если встречу его где-нибудь? – не унималась она. – А если он меня будет искать? Я должна ему все рассказать!

– Что? Что ты ему должна-то? – не поняла я.

Наверное, для Розы это прозвучало цинично.

– Я должна ему рассказать о том, что у меня есть жених!

– Ну, конечно, – сдалась я, понимая, что надо соглашаться; рыдания Розы нарастали. – Если он спросит… ну, в смысле, если вы еще увидитесь.

Роза выглядела жалко: распухшее от слез лицо, подпухшие от ночных поцелуев губы, слипшиеся от соленого пота волосы… Она не понимала, как это с ней могло произойти… и что именно произошло.

А произошло с Розой то, что и со многими приехавшими впервые в этот удивительный город: Буэнос-Айрес умело и привычно вытаскивает людей из многолетних рамок, усвоенных и принятых ими норм поведения, ломает табу, как танго, сметает привычные устои и точки опоры и дарит взамен неповторимые моменты, из которых шьется лоскутное покрывало воспоминаний. Из почти антикварного, потрескивающего радиоприемника Поляко Гоженече пел простуженным баритоном, как бы участвуя в нашем разговоре: «Потом? Не важно, что потом!..»[9]9
  «Después, żqué importa del después?» – популярное танго «Naranjo en Flor» («Апельсиновое цветение»).


[Закрыть] Правило номер один в танго, которому Розу не научили в Портленде…

Вернувшись в Портленд, она действительно все рассказала жениху; был скандал, ссора, а на следующий день Стив преподнес ей кольцо с бриллиантом, купленное в кредит, и предложил пожениться – то, о чем Роза мечтала и чего ждала все четыре года.