Текст книги "Ромашки для королевы"

– Осмелюсь предложить еще один вариант, – дрогнувшим голосом шепнул мальчишка. – «Черная оса…»

– Не было, – довольно кивнул король. – Рвение, малыш, вполне удачно заменяет тебе опыт. Когда-то этот ничтожный был сильным воином, и я бы не решился оставить даже иглу возле его руки. Но теперь, когда он безобиднее мухи, можно попробовать. Эй, грязь костлявая, как суставы? Мне лекарь долго пытался объяснить, что такое ревматизм. Нашел в старой книге, еще из времен общения с людьми, это их болезнь. Говорит, у тебя необычное для эльфа почти полное разрушение суставов. Больно?

– Очень, – порадовал короля пленник. Задохнулся, сказав всего одно слово. Помолчал и добавил совсем тихо: – но в тепле мне становится легче.

– Значит, мы погасим камин, – ласково уточнил король. – Поручаю тебя своим лучшим специалистам, как обычно. Увы, мне пора: дела и заботы, я так опечален, что не могу уделить беседе больше времени. Скажу одно: «Оса» требует выносливости. Тебя чуть откормят, прежде чем познакомят с жалом. Снова дадут природной живучести стянуть раны и повторят, – ну, не мне рассказывать, ты у нас памятливый, сам знаешь все, полагаю? Займет лет десять. Потом свидимся. Постарайся не передумать, я очень огорчусь.

– Сдаешь, – усмехнулся пленник. – Нервы шалят, сны донимают.

– Замолчи! – прошипел король, дернувшись к решетке.

– Совесть просыпается, когда засыпает разум, – закашлялся седой. – Это наше горе.

Король резко встал и развернулся к пленнику спиной, передернул плечами и неприятно сузил глаза, рассматривая свою свиту. Эльфы склонились, как подрубленные. Те, кто расслышал лишнее в прошлый визит, пожалели о своем любопытстве. Нынешние предусмотрительнее, – король рассмеялся, – у всех в уши загнаны золотые заглушки. Можно не сомневаться, если и слышали, сами языки попроглатывают. Это старое присловье – «долгой тебе смерти». И очень точное. Пугающе точное, особенно при новом дворе. Вот только трепещут и заранее боятся кары все, кроме одного-единственного существа, страх которого жизненно необходим короне…

Орильр прикрыл глаза и расслабился.

Шаги свиты донимали гудящую голову, отдаваясь в камне, выстилающем камин. Или теперь мода на звучные подковки, как веков пятнадцать назад, или усталое сознание зло шутит, изводя по пустякам. Может, от пытки водой он и не сошел с ума. Благо, сознание бережно хранит то, что теперь напрочь забыто прочими. В последнюю большую войну, еще до возникновения страны Лирро, дальние предки ведимов питали свою силу жизнью и болью эльфов. И были они ничуть не менее изобретательны, чем нынешний «король».

Не сойти с ума в прошлый раз помог старый маг из людей, сам не вынес пыток, а эльфу помог. Тогда тоже было плохо, очень долго сознание двоилось, явь путалась с бредом. Но он – выдержал. Значит, справится и второй раз. Теперь проще. В прошлом, которое теперь никто не помнит, он потерял всех, кого ценил и уважал. Их выносили из камер одного за другим. А он упрямо ждал своего шанса, цепляясь за несбыточные надежды: рано или поздно сочтут слабым и сделают ошибку. Одну, хотя бы одну!

Он тогда знал и мог достаточно, чтобы переломить ход безнадежной войны – и про демонов, и про ловушку для них, и про плату, которую следует внести. Он сам был одним из тех, кто подготовил ларец-ловушку. Не знал лишь об одном: жертва уже выбрана и кровью своей подтвердила согласие заплатить по старым счетам эльфов… Не знал и того, что маги и шаманы спели все необходимое, завершили вязь заклятий на крышке ларца. Если бы догадывался – предпочел бы сойти с ума!

Что может быть хуже для воина-храна, избранного беречь королеву Тиэсу?

Он не вывел свою королеву из ловушки ведимов, куда они сунулись малым числом в последней безнадежной попытке укротить пожар безумия, охватившего мир Саймиль.

Он сам произнес невозвратные слова и опустил крышку ларца, соглашаясь на «оговоренную плату», без которой сил на заточение демонов не хватало у всех магов Саймили. Он исполнил долг и выжил… Но, едва стих грохот чудовищной отдачи заклятия, он узнал то, что от него держали в секрете.

В пустом лабиринте пещер жив лишь он, один из всех. Он обыскал все закоулки черного застенка… Тиэса лежала в своей камере, очень тихая и спокойная. Невозможно красивая, словно не было проклятой войны и долгих месяцев заточения. Королева была окончательно и необратимо мертва.

Много позже, когда похоронили погибших, когда затянулись раны выжившего храна, и боль утраты перестала сжигать его сознание целиком, маги виновато подтвердили: для печати на ларце нужна была только кровь королевы. Тиэса все знала и строго запретила говорить о совершенном обряде личному храну. Понимала: он никогда не поведет ее в лабиринт ведимов, на верную смерть. Хуже, он постарается выкрасть и станет делать любые глупости, самые немыслимые, забыв про войну, демонов и угрозу всему миру.

Тиэса была древней королевой, и подданные звали ее «Сердцем мира». Увы, давно и безнадежно израненным. Ведь именно избранник королевы впустил в мир зло первых демонов: поддался черному зову духов, проникших в мир из глубин нездешнего. Именно король предал свой народ, открыл ведимам секреты первозданной магии эльфов, сделав их безмерно опасными. Скорость реакции тварей возросла, их заклятия обрели новую мощь. Король предал всё, стремясь обрести власть над миром Саймили. И начал войну, которая в итоге стерла из мира эльфов, навсегда сделав их малым народом, ничего не решающим и живущим в жестокой изоляции.

Не везет эльфам с королями, если разобраться. Нынешнее ничтожество – чем лучше? Зато королева… она была безупречна.

Орильр помнил себя прежнего, из времени древней войны – молодого упрямого дурака, тенью следующего за королевой, которую подданные оберегали и любили безмерно. Он тоже оберегал, старался хоть немного облегчить бремя её бед. И – молчал, как истукан. Какой смысл говорить, что ты тоже любишь ее? Будь счастлив, что признали лучшим воином и дозволили находиться рядом, видеть каждый день…

Седой закашлялся в приступе удушья, вызванного и каминным дымом и старой болью утраты. И горьким смехом – тоже. Если бы «король» знал, как хран, не сохранивший королеву, винил себя тогда, безмерно давно, как просил сородичей о казни! Он желал боли, чтобы хоть так утешить истерзанную душу. А его уговаривали, успокаивали. Хуже, считали героем. Даже осмелились просить стать новым королем. Эльф усмехнулся. Хоть одно приятное воспоминание – как он гонял их всех по разрушенной площади прежней столицы! Впрочем, впрок не пошло. Королем предложили быть Лиррэлю-а-Тэи. Всего лишь за то, что он приходился племянником «спасителю мира». Только у вечных дядя может быть гораздо младше племянника! Лиррэль охотно принял власть и наслаждался ею. А «спаситель» – Лильор-а-Тэи, высший хран погибшей королевы – ушел из Лирро и долго бродил по странам людей и гномов. Так долго, что на родине забыли и его имя, и даже прозвище Ключник – то есть «закрывший ларец зла»…

Между тем дома, в долине эльфов, подданные короля Лиррэля все чаще пользовались возможностью уйти в сон забвения. Решали таким образом любые проблемы, забыв, что утрата памяти и личности – величайших грех для эльфа. А прежде было и более того – преступлением. И память всего народа… таяла.

Вернувшись, Лильор-а-Тэи не застал родных, способных узнать его, и обрадовался: никто более не зовет Ключником. Осталось лишь обновить имя. Прежнее – Лильор-а-Тэи – до сих пор иногда встречается в уцелевших пергаментах. Зато нового, ничуть не королевского, – Орильр – там нет. Теперь никто не ведает прежнего имени седого… Никто! Иначе выскочка Лэйлирр знал бы, что хран, не с ним боролся! Хран Тиэсы невольно погубил древнюю королеву, однако же он никогда не признавал иных носителей венца, переплавленного из ее диадемы. Более того, алмазы диадемы он не отдал для новой короны.

Лиррэль с трудом, но мирился с непокорностью родича, уступившего ему корону. А позже терпел по привычке. Это оказалось не так уж сложно: в столице новой страны, Лирро, назвавшийся Орильром почти не бывал, с утратившими память и личность соплеменниками он общался неохотно.

Бывший хран старался жить и «не делать глупостей», ведь он дал такое обещание самой Тиэсе! И он честно исполнял последний долг. Даже пытался наладить жизнь.

Однажды показалось: вот девушка, до боли похожая на древнюю королеву, на утраченное Сердце эльфов. Сходство было лишь внешнее, но и это грело душу, сладко обманывало рассудок… Орильр обманывался охотно, он сам выдумывал и взращивал нелепые мечтания. Мол, не случайно всё, не лицо подобно, это душа королевы пытается вернуться в мир… Когда жена предала, выстроенные на песке замки рухнули.

То была самая страшная пытка «короля», – усмехнулся Орильр. Знал бы самозванец, насколько – порадовался бы…

Тиэса-а-Роэль утрачена для мира, и эта боль не пройдет. Кровью и жизнью Тиэсы демоны заперты в ларце. И, пока они не сгорели, пока пляшут злыми Огнями ведимы, призывая тьму из бездны, душа королевы будет оберегать сохранность заклятия, слов которого никто уже не помнит. Нет более магов, способных повторить прошлые деяния.

Орильр устроился поудобнее, плотнее сжавшись на пятачке раскаленного каминного дна. «Король» обещал откормить и подлечить до новой пытки. Хорошо. Даже замечательно: первый шанс за тягучие десятилетия боли, подтачивающей остатки желания жить.

Он бы давно ушел в сон, лишающий бремени прошлого. Но забывать – то же самое, что предавать. Не друзей, но их память… А ведь неизвестно, что хуже. Орильр попытался улыбнуться, сухие губы треснули, жажда стала донимать острее. Ничего, тюремщики напоят – им велено сохранять в пленнике малую искру жизни.

Орильр снова упрямо улыбнулся. Безмерно давно был один вечер.

Гномы, обещавшие прорубить вход в катакомбы ведимов, еще не закончили туннель. Образовалось немного свободного времени. Маги копили силы, бойцы отсыпались впрок, и у людей, и у эльфов с гномами это получалось успешно и выразительно. Потолки дрожали от храпа!

Хран тогда решил: именно спасаясь от усердия отдыхающих королева пожелала посетить водопад заброшенного парка.

Тиэса гуляла, напевала что-то почти неразличимое для слуха. Смеялась, принимая слабые, вялые, на полусухих стеблях, поздние осенние цветы, которые усердный хран умудрялся находить в глухой темноте безлунной полуночи. Тиэса была необычайно спокойной, даже веселой. Обряд уже прошел, плата уже объявлена – ларец сам возьмет ее. Либо когда его закроет кто-то из идущих в катакомбы с Тиэсой, либо когда иссякнет последний вздох королевы. Значит, старую вину эльфов, передавших ведимам опасные знания и возжелавших власти, можно счесть искупленной. Подобные счета должны оплачивать короли, она была уверена. И раз сделано всё возможное… Все эти мысли королевы Орильр смог понять гораздо позже. А тогда…

– Ну-ка постой, самый молчаливый из моих подданных, – Тиэса вдруг поймала руку с очередным цветком.

– Жду ваших приказов, единственная, – мягко поклонился хран.

– Ждет он, – с сомнением пожала плечами королева, изучая цветок. – Нормальные подданные так и делают. А не нормальные умудряются на редкость нетактично и выразительно молчать. Ты хоть понимаешь, что так внятно «рассыпать» комплименты непристойно.

– Я не смею…

– Нет, мысли я читать не умею, – рассмеялась королева, вызвав новые подозрения в этом утверждении. И добавила заговорщицким шепотом, вцепившись ноготками в ухо рослого храна и вынудив его склонить голову: – Но у тебя же глаза светятся зеленью в темноте, как у кота. Да не щурься, мне всё равно видно! Готова спорить со всеми гномами мира, хоть нет никого упрямее и памятливее на нашей Саймили, которую они зовут Симиллой, а люди – Саймилией: ты думаешь о королеве… недопустимое.

– Нн-е-ет, – охрип «кот», попытался покачать головой и обнаружил, что королевские ноготки имеют цепкую и твердую хватку.

– Зовешь меня в мыслях на «ты», – сокрушенно продолжила Тиэса. – И полагаешь, что мальчишке трех веков от роду дозволено иметь мнение о глазах, руках и, страшное дело, талии королевы. И так далее, – обличающе кивнула Тиэса, дождалась нового покаянно-стонущего восклицания и нехотя отпустила ухо. – Ты с первого дня в свите действовал мне на нервы, ты вмешивался в дела, ты безобразно пристально смотрел и неподобающе отчетливо сочувствовал… Дикий и глупый, но советники говорили – полезный. Сначала я собиралась удалить тебя из королевского эскорта вопреки здравым доводам, но в наше время умение убивать, выживать и защищать важнее иных качеств. Ты выучился этому пугающе быстро и безошибочно, ты вырос в войну и знаешь ее как главное свое предназначение. Я обязана тебе жизнью, кажется, даже дважды…

Хран кое-как перевел дух и остался стоять столбом, чувствуя себя окончательным дураком, ничего не понимающим в странном, даже невозможном разговоре. Ведь королевы с охраной не общаются, таков этикет. Для приказа довольно и жеста. Правда, он действительно давно и бестактно вышел за рамки своих прав и этикета. Не допускал к королеве ночных гонцов с дурными вестями, гонял бестолковых просителей, отнимающих у нее редкие минуты отдыха, выискивал и подбрасывал в комнаты и походные шатры столь любимые Тиэсой луговые дикие ромашки – цветы, строго недопустимые этикетом хотя бы за свою убогую, нищенскую простоту…

Само собой, он думал про королеву и смотрел на нее. Уже пять с лишним десятков лет, недолго по меркам эльфов… Но опаленные пожаром общего безумия, они куда плотнее и ярче многих мирных веков, пресных и размеренных. Он видел королеву в день, когда сгорела столица, когда эльфы во второй раз оставили укрепления и ушли, не сумев даже похоронить погибших. Он был рядом при первой встрече с давно разорвавшими союз гномами, когда разговор начался со свистящего замаха секиры… Раненой он тоже помнил ее, и еще – отчаявшейся, перешагнувшей через свое горе и снова готовой спасать то, что можно и нужно спасти. Но до сих пор не видел такой – беззаботной и какой-то… недопустимо молодой. Он не задумывался о возрасте королевы, это не имеет смысла в мире эльфов. Она была – единственной, и для него, действительно мальчишки, она была – всегда.

Ухо, смятое тонкими, но сильными королевскими пальчиками, потихоньку перестало гореть и теперь тлело вполне терпимо, то есть – равномерно со вторым. Интересно, ей и это видно в темноте? Жутковатое зрелище: глаза горят, уши полыхают…

– И, раз мой охранник возмутительно наблюдателен, он и о руках королевы все знает, – фыркнула Тиэса, не пытаясь сдержать смех, – а избавиться от него невозможно, мне пришлось привыкать к твоей бестактной опеке. Самое возмутительное, я и правда привыкла. Мне даже стало интересно, что не совместимо с моим положением, возрастом и обстоятельствами. Меня более не донимает прошлое, и мой голубоглазый предатель-король канул в бездну, даже снов не портит. Но сегодня ночь королевской мести. Я желаю сказать то, что думаю, и получить одно обещание. Простое. Сейчас ты так полагаешь.

– Любое, – решительно сообщил хран.

– По-детски опрометчиво, – улыбнулась королева. – Если ты уцелеешь, не делай глупостей и изволь жить. Это посильно, так что не выдумывай наперед отговорки. Я пережила и того, кого любила, и свою любовь к нему, и ненависть, и отчаяние.

– Я-я…

– Молчал полвека, и теперь прикуси язык, – сердито посоветовала Тиэса. – Все же мне во много раз больше веков, чем тебе. Молчать – умная тактика, ты пока и понятия не имеешь, какими восхитительными гирляндами слов пытались ублажить мои милые ушки в прежние мирные времена. Говорить комплименты ты едва ли научишься, нынешнее наречие грубее изначального. Про книги, стихи и общее образование я из милосердия умолчу. С такими кулаками не играют на арфе… И все же, вот что я хочу сказать тебе. В этом мире и в этой жизни твое место известно нам обоим, и оно не изменится, даже если ты изведешь все на свете заросли моих обожаемых ромашек. Но в ином мире, который нам не дан, я была бы рада каждому цветку. Поэтому постарайся выжить и не забывай посматривать по сторонам. Может, найдешь, кому подарить уцелевшие ромашки. Поиск – тоже определенный смысл для долгой жизни. Потом поймешь.

Орильр вздрогнул, покидая воспоминания.

На спину лилась вода. Камин остывал…

Седой эльф попытался сесть, поднял от пола непосильно тяжелую голову. «Король» в чем-то прав. Лучшим из воинов он, хран истиной королевы, был очень давно. Но упрямства не растерял, да и опыт с тех пор копил с полным усердием. Конечно, сейчас он едва ли сможет голыми руками уложить выставленную в каминном зале охрану – троих недотеп с арбалетами и пару бездарных мечников. Но их уверенность в собственной безопасности весьма занятна. Три тысячи лет не было войн, а изоляция добавила вовсе не опыта, скорее уж глупого самомнения. И презрительного высокомерия сытых и сильных к слабому и забитому. Орильр бессильно обмяк на камнях, втайне радуясь и рассматривая охрану из-под век. Один толковый гном уделал бы всех! А сын короля Гррхона, который вошел в катакомбы вместе к королевой и её храном и остался в коридоре один, дав время спрятать ларец, – тот бы смахнул дурней и не заметил…

Орильр, седой покалеченный эльф, пока не стоит в бою и полгнома, и то – обычного норника, а на рыжего наследника подгорных королей. Так что надо лежать и отдыхать. Хорошее место – старый дворец. Все здесь знакомо, всё создано лучшим из поздних друзей. Занятно… хоть кто-то из нынешних малолеток способен выяснить, что здесь, в центре огромного камина, есть люк? Кажется, на планах его никто не обозначал, то была детская шалость. Влюбчивому парнишке исполнилось всего-то пятнадцать веков, его счастью так радовалась душа! За недопустимо короткую для вечного жизнь юноша построил всего один дворец. Пусть так, но ведь лучший из всех, живой и настоящий. Если слушать фонтаны внимательно, в них и теперь звучат голоса Бильоля и его жены – единственной женщины рода людей, посетившей стану эльфов за три тысячи лет замкнутости. И похитившей у бессмертных лучшего художника. А вывел Бильоля за Стену он – родич короля, о силе крови которого все давно забыли. Как смешно было смотреть на переполох с тройным пересчетом колец допуска во внешний мир! Интересно кстати, кто еще бывает там? Счет не сошелся, значит, пара колечек на руках у самых любопытных…

Орильр лег поудобнее, с удовольствием отмечая – камни остывают. Он прикрыл утомленные глаза и забылся сном. Обычным, не несущим угрозы забвения и утраты личности. Самым счастливым и редким из всех. Прежде он видел этот сон лишь однажды и не мог позже вызвать по своему желанию, как многие иные.

Во сне молодой страж Лильор-а-Тэи сидел на холме – зеленом, полуденном и ярком. Спина его грелась о белый песчаник одинокой скалы. Под холмом, лежал луг, окруженный драгоценным поясом серебряных ив и огражденный ими от сплошного лиственного леса, который украшали багровые и золотые кроны клёнов. Такой лес жил лишь в прежней стране эльфов – Рэлло, в землях, где правила Тиэса.

Тот мир сожгла древняя война. Но в видении лес шумел и танцевал, гибко покачиваясь под ветерком. В пушистой зелени луга устроилась королева, одна, без свиты, и потому никто не мешал ей нарушать этикет. Сидеть босиком и плести венок из луговых ромашек. И никто не мешал храну нахально полагать, что венок подарят ему. Если не подарят, можно улучить минутку и самому украсть королевское сокровище. Тиэса притворно хмурилась и качала головой. Ее великолепные серебряные волосы рассыпались по плечам, мягко сияли под солнцем. Мысли наглого мальчишки читались совершенно отчетливо, но не вызывали порицания. Глаза королевы были спокойные, ясно-серые и теплые, как летний полдень…

Прошлый раз сон пришел перед самым выздоровлением. Полумертвого храна вынесли из развалин катакомб и усердно лечили, пытаясь уговорить остаться в мире живых. Старались лекари людей, знахари гномов, маги всех трех рас и немногие выжившие друзья, – но задерживаться на опустевшей земле Лильору не хотелось. Лишь во сне он припомнил данное королеве обещание… и сокрушенно признался: оно оказалось в исполнении совсем не простым. Как она и предупреждала – древняя, знавшая многое наперед.

Увы, трудность осуществления не отменяет обязательств. Ни тогда, ни теперь.

Поток ледяной воды окатил голову и плечи, смыл покой счастливого сна.

Орильр нехотя вернулся в реальность заброшенного дворца. Тот же камин, остывший напрочь, те же камни под боком. Только охрана сменилась. Впрочем, число и умение у новых так же позорны для рода эльфов, чем у прежних.

Седой с интересом пронаблюдал, как приблизился слуга с ведерком и вылил вонючее содержимое емкости в скотное корыто, придвинутое к камину. Помои, самые обыкновенные. «Король» неоригинален, унижает по мелочам. Но теперь – не важно. Впрочем, как и прежде.

Шанс уже совсем близко, и для побега потребуются силы. Восстановить их можно, используя любую пищу. Орильр благодарно кивнул парнишке с ведром, смущенному своей причастностью к службе пыток, и медленно двинулся к пище. Он уговаривал руки дрожать как можно усерднее. Он запрещал телу показывать, что малые крохи прежней подвижности еще сохранились, как раз на один рывок. Есть хотелось до помутнения рассудка, но ползти следовало медленно, а выглядеть – жалко. Дважды седой терял сознание и отлеживался, из последних сил выдерживая избранную заранее ничтожную скорость перемещения. Лишь к полудню он добрался до корыта и позволил себе есть жадно и неразборчиво, облизывая руки и пачкая помоями уцелевшие в жаре костра пряди длинных слипшихся волос.

Орильр не тратил сил, чтобы убрать волосы. За уши не получится – уши ему укоротили еще в катакомбах ведимов. Помнится, так и сказали: «Чтоб не верил, что отличается от людей внешностью, а заодно – и способностью жить долго». Мол, сегодня уши, а ночь повисишь, – и завтра уже шею… Хороший план, согласился он. И утром основательно занялся чужими шеями, зря тюремщики плохо закрепили тот крюк…

Орильр выловил последний кусок густого месива и позволил себе отдышаться. Пусть презирают. Путь смотрят, как на зверя в клетке. Диких считают глупыми, слабых – безопасными. Он очень глупый и совершенно безопасный: глуховатый, полуслепой, больной. А еще он когда-то был наставником следопытов и первым мечом короны, но этого уже не помнят. Есть своя польза в снах забвения, есть!

– Животное, – выдохнул один из юнцов-арбалетчиков, отворачиваясь и сглатывая рвотный спазм. – Псих.

– Терпи, завтра утром его переводят в подвалы, – сдавленно посоветовал не менее зеленый мечник. – Там своя охрана. Пыточные, они к такому привычнее. Слушай, а он точно эльф? Уши сверху короче человечьих, как я себе представляю их.

– Вроде да, – с сомнением отозвался третий охранник. – Тот важный чин, из сыскных, говорил, что он выродок. Его покусали бешеные твари внешнего злого мира у защитной Стены. С тех пор подлец служил им и готовил гибель для Лирро.

– С советником всегда так, мне говорили иное, – зло отрезал последний и шепотом добавил: – это, мол, и есть настоящий убийца нашего истинного короля. И он будет жить, пока не назовет всех сообщников.

– Вот как, – выдохнул первый. – А я его почти пожалел. Думал, зря мучается.

– Не зря, – скривился самый осведомленный охранник. – И пока не мучается. Завтра им по-настоящему займутся, пусть говорит, что следует. Знаешь, что такое «черная оса»? Эй, зверек, и тебе полезно будет послушать. Универсальный яд. Его наносят иглой. День за днем, пока он не проступит татуировкой. В каждом нерве, в каждой мышце. Вкалывают несколько лет, а выходит он из тела веками. И во все эти века неотступная боль.

– Тогда я и не знаю, кто здесь животное, – засопел мальчишка и отвернулся. – Что мне дома не сиделось? Ах, столица! Я думал: дворец, балы, библиотека. Вот и получил свое. К пыточному делу оказался годен.

– Предатели достойны наказания, – упрямо сообщил старший. – И презрения.

Орильр лежал, прикрыв глаза, и внимал блаженной сытости, разливающейся по телу. Приятно до головокружения, что мальчишки не так плохи, как можно было ожидать. И что убивать их не надо – тоже хорошо. Дурно одно. Уходить надо сегодня, а сил почти нет. До Стены отсюда пешком не дойти, не доползти… Значит, надо лежать и думать. Кони наверняка стоят в старой конюшне, как и прежде. Там тоже стражи, их будет опять же жаль. Глупых, запутавшихся, наивных.

Может, попробовать путь через Зал южных песков? Там прежде жили пустынные ящеры, дикие и почти такие же вечные, как эльфы. Двоих он знает: мать племени Драконэль и ее старшую дочь. Может, еще живы и помогут? Настоящего разума у ящеров нет, но их память и сила велики. К югу от дворца заброшенный парк, за ним – лес.

Если не будет следов и запаха беглеца, никто туда не пойдет. Оттуда выбираться на волю, за выстроенную глупым племянником Черную стену, много проще. Древние эльфы звали Стену «удавкой смерти», а новые советники – «нерушимым щитом». Сколько раз говорено было Лиррэлю: не отрывай свой народ от общения с миром, в уединении нет развития. Но ему хотелось быть королем, не подлежащим сравнению. Зачем такому чужие посольства, соседи с их склоками и просьбами?

В год воздвижения Стены Орильр расстался с последними друзьями. Весь стоящий уважения совет мудрых покинул долину. Мудрые унесли ларец, опасаясь очередных чудачеств Лиррэля. Так демонов, запечатанных душой королевы Тиэсы, передали людям. Для короткоживущих бремя непосильное, давно следует проведать их орден и выяснить, целы ли маги, как им удается противостоять времени, жестокому к памяти и славе прошлого. А ведь до сих пор справляются! Иначе ведимы уже вернули бы демонов в мир.

Орильр напился мутной жижи, устроился поудобнее и задремал. Скоро закат, а там и до ночи всего ничего. «Король» не даст окрепнуть. Всего-то день выделил для восстановления, угрожающе мало!

На закате тюремщики преподнесли пленнику внезапный подарок. Наловили в подвале крыс и бросили их в корыто, обварив кипятком. Чтобы было смешнее, сыпанули на камни две горсти приправ. Застали по решетке, вынуждая седого проснуться.

– Ужин, зверек! – шумел самый «умный». – Жри. Их, может статься, отравили, ловить было слишком уж легко, но к ядам тебе так и так придется привыкать.

Орильр сосчитал крыс и улыбнулся. Полчаса на ужин, два – на отдых. К полуночи он станет гораздо сильнее. Хорошее начало многообещающего вечера. Седой медленно подтянул свое сухое тело к краю корыта, сел, опираясь на руки и почти без усилий демонстрируя слабость. По крайней мере, головокружение было неподдельным. И приключилось оно от тошноты скороспелой сытости в смеси с гневом. Эльфы находят забавным кормить соплеменника крысятиной! И кто – охрана, а не палачи. Не просто охрана, а истинные храны из службы Жаса!

До чего добрел Лирро, светлые звезды! Стоит ли дальше стремиться к чему-то и бороться? Впрочем, сдаться никогда не поздно. А пока, раз некоторые хотят развлекаться, надо помочь им. Тем более – есть специи. Настоящие травы дикого леса, один их запах напоминает о свободе и дарит радость. Орильр взял щепоть и бережно понюхал. Лизнул, улыбнулся. Крысятина в его тюремном меню – вовсе не гадость. Обваренную и даже со специями он еще не пробовал, должно быть весьма недурно.

Седой благодарно кивнул мечнику и задумчиво глянул на свой ужин.

Наивные ребята! Пять веков он сидит в клетках самого разного и одинаково мерзкого вида. Брезгливый бы давно умер или дошел до окончательной слабости. А он – воин, он не может позволить себе прекратить тренировки. Сухость тела и чудовищная худоба обманули даже достаточно опытного Лэйлирра. Но это еще не окончательное бессилие. Просто нынешняя внешность смотрится поистине удручающе на фоне розовощекой беспечности окружающих. Седой выбрал самую аппетитную крысу и покопался пальцами в приправах.

– А слизней в подвалах не нашлось? – тихо и мечтательно спросил он. – Нежное, деликатесное мясо. Не хуже виноградных улиток.

Самого младшего все же вырвало. Он зло всхлипнул и ушел в дальний угол обширного зала, бормоча что-то невнятное, бессвязное. Седой удивленно и почти благодарно отметил – малыш ругал не его странные слова, а жестокость своих напарников.

Четверо старших молча и потрясенно смотрели. Им уже не было смешно. Когда пленник закончил ужин, арбалетчики следили за ним куда пристальнее. «Умный» мечник сходил и привел младшего. Тот все еще всхлипывал и смотрел на страшное существо в клетке с каким-то окончательным отчаянием. Малыш – понимал Орильр, теперь глядел на существо в клетке и думал: что могло так изуродовать эльфа, от природы – доброго, если на пленнике действительно лежит страшная вина? Правдивы ли обвинения? Что надо сделать с эльфом, чтобы он ел столь мерзкое – с настоящим удовольствием? Как король может радоваться мукам подданного, пусть и не самого верного? Мальчик думал много, нервно и невнятно. И мысли, не всегда разборчивые для него самого, – Орильр усмехнулся, припоминая королеву, – читались до смешного отчетливо на лице, в глазах, в неуловимым движениям рук и смене позы. Это и называется – разница в возрасте.

Пленник улыбнулся. Может, он поумнел. Но говорить комплименты и играть на арфе так и не научился. Как глядела бы на него Тиэса, узнай она, что у непутевого храна нет даже самой малой толики отпущенного каждому эльфу музыкального слуха? Наверное, она бы посочувствовала.

– Не переживай, малыш, – посоветовал седой. – Жизнь штука сложная, а вы так много спите и мало помните, что забыли и это. Злые шутки тоже идут от излишней простоты. Я не в обиде за этот нелепый ужин. Все лучше, чем голодать, уж поверь.

– Не понимаю, – в полном отчаянии всхлипнул арбалетчик.

– О, это куда честнее и взрослее, чем всё и сразу понимать, – утешил Орильр. – Прежде эльфы жили дольше и становились по-настоящему взрослыми. Они уважали королей не потому, что так им велят. Сами выбирали правителей и не исполняли злых и глупых приказов. Я выбрал свою королеву сознательно. Я присягал только Тиэсе-а-Роэль, именуемой Сердцем эльфов. Лирро – не мой мир, я родился в Рэлло, и помню тот край. Здешние правители меня не интересуют, ни умерший, ни живой. Но я рад, что некоторые до сих стараются думать самостоятельно и растут.

– Ты, как утверждает наш не слишком честный служитель, убил короля, – прищурился старший, все более досадуя на странную беседу. – Это стоит наказания, и самого тяжкого.

– Да сдался он мне! – тихо рассмеялся седой. – Ничтожество, огородившее страну Стеной. Он лишил вас радости и права познавать мир. И все же он был лучше нынешнего подлеца. Если бы я взялся за дело, начал бы с Лэйлирра. Скажи лучше, вас сильно накажут за мой побег?