Текст книги "Высшая форма логики"

– Абсолютно, – подтвердил невозмутимый Кот.

– Слушай… а как ты вообще всему этому научился? Ты же… ты не похож на уголовника.

Ника внимательно поглядела на стоящего рядом сорокалетнего мужчину, похожего на обеспеченного потомственного интеллигента. Таких уравновешенных типов обожают женщины любого возраста, от ускользнувших от бара нимфеток, сейчас с интересом глазеющих на застывшую у стойки парочку, раздумавшую скандалить, до вполне себе солидных бизнесвумен. На памяти Вероники Котов всего лишь раз потерял самообладание. Тогда ему позвонил Тополев, и Игнату пришлось делать выбор: отдавать Веронику костоломам Константина Федоровича или пытаться решить вопрос без привлечения оных. Тогда Кот побледнел буквально на глазах и начал обливаться потом.

– Спасибо, – усмехнулся вор. – Как-нибудь расскажу свою историю. Обещаю.

– Ловлю на слове.

Котов заинтересованно поглядел на делающую еще один глоток текилы Полумятову и, покачивая головой, сказал:

– Знаешь, у тебя поразительная стрессоустойчивость. И реакции.

Ника мысленно усмехнулась. И пожалела, что никому не рассказала о том, что с ней творилось в доме Кощина. О приступах раздвоения сознания, навалившейся немочи, кошмарах наяву…

– Игнат, ты сможешь меня как-то отмазать от участия в ложечной эпопее?

– Конечно. Разумеется. В тот дом может прийти не только кондитер, но и электрик, к примеру.

– Ловлю на слове еще раз.

– Я тебе должен, – бесстрастно напомнил собеседник.

Ника повернула голову, сколько позволила шея, положила подбородок на плечо и, разглядывая невозмутимого Кота, сказала:

– В том, что я оказалась втянута в историю с «сильфидой», виновата была Жанна. Она меня выбрала, не ты.

На щеках Игната заиграли желваки, глаза как будто помутнели. И пьяненькая кулинарша отважилась спросить:

– А-а-а… ты, прости, ее любил?

Взгляд Котова вынырнул из воспоминаний, сосредоточился на неплохом наборе коньяков и вин напротив стойки.

– Не знаю, – признался вор и замолчал. Но понял, что ответ неполный, верткий и едва слышно добавил: – Она была единственной, с кем я мог быть самим собой.

– Единственной… – прошептала Вероника и внезапно, развернувшись на стуле, уткнулась лбом в плечо Котова. – Как это больно… да? Всегда притворяться… быть тем, не кто ты есть… – Ника неожиданно вскинула лицо вверх и тихонько хмыкнула. – Слушай, а давай творожка купим? Ложечку от Аркаши получим, откушаем… Когда еще заговор на богатство от покойного волшебника получим, а?

Грудь Котова затряслась, кадык задергался, поперхнувшись смехом, вор выговорил:

– Ты все-таки невероятна… Творожка тебе отведать… Договорились. Как только антиквар передаст мне ложку, я принесу ее тебе – откушаем. Всенепременно, как сказал бы наш новый друг Аркадий Валентинович.

Кроссовер «рено» плавно вырулил со стоянки возле бара-караоке, Котов нагнулся к рулю, стараясь разглядеть дорожную обстановку за припаркованным на заснеженной обочине грузовичком.

– Какие впечатления от встречи? – поинтересовался у Вероники как бы мимоходом.

– Да все такие же. Аркаша шут и павиан…

– Не скажи, – резко посылая машину вперед и втыкаясь в автомобильный поток, перебил Котов. – Он очень умный и проницательный человек. Достойный противник.

– Да неужели? – удивилась Вероника.

– Точно-точно. Весь его внешний вид просчитан до молекулы, Ника. Именно на такую реакцию и рассчитаны его наряд и манеры. Поплавский хитрый делец, он понимает, что все его платочки-пиджаки вызывают снисходительность. Клиенты знают, что он прекрасный специалист, знаток своего дела, клиенты… покупатели, продавцы, те, кому требуется экспертиза произведений искусства, обычно нервничают. Так? Но вот когда они встречаются с таким эксцентричным господином, то невольно расслабляются. С наглухо застегнутым экспертом разговор проходит в напряженной атмосфере, Аркаша – мастер маскировки.

Вероника откинулась на спинку сиденья. Некоторое время задумчиво таращилась в заметаемое снегом ветровое стекло, не замечая мечущихся по нему дворников.

– Ты прав, – произнесла она в итоге размышлений. – Пока тебя не было, он меня хватал за руки…

– Он тебя хватал? – перебил Котов с определенной мужской интонацией, после которой обычно следует вызов к барьеру.

– Да перестань, – поморщилась Вероника, – я не о том. Он цапнул меня за руку и давай трясти: «Я вас не понимаю, я старый человек…» – и, неожиданно хихикнув, сбилась на классику. – «Меня девушки не любят»…

– «Я год не был в бане!» – хохотнул Игнат.

– «Отдайте мои деньги!» – добавила еще из Паниковского Вероника и засмеялась.

Возможно, смехом она избавлялась от отголосков напряжения и раздражения, Котову, возможно, тоже был необходим релакс. Перебрасываясь фразами из «Золотого теленка», гениальный вор и девушка с хорошими реакциями проехали примерно километр.

– Ох. Хватит, – сказала, отсмеявшись, Вероника. – Не к добру это. Я остановилась на наблюдениях, так? Да. Паников… Тьфу! Поплавский сказал, что не понимает современную молодежь и слово «респект» звучит для него ругательством. А через полчаса заявил, что бизнес нового мужа бабушки попер в гору. Попер, понимаешь? Настоящий ценитель русского литературного никогда не использовал бы этот оборот!

– И что? К чему ты ведешь?

– А к тому, что Поплавский, как наша добрая тетя Клара, продумывает каждое слово. То есть ты прав, Игнат: Поплавский мастерский притворщик.

– Но ты ж разобралась.

– Не сразу. Хотя слово «попер» ухо резануло сразу. Но тогда все мысли занимала какая-то ложка, какая-то фигня, из-за которой нас пригласили…

– Неправильно, Ника. Тут как раз все сделано ну очень красиво. Я, кстати, ожидал чего-то подобного – незначительного, почти не попадающего под УК РФ. Верните ложечку хозяевам, ребята. Верните. А я буду прикидывать, стоит ли иметь с вами дело. Респект! Как никогда бы не сказал наш… Паниковский. Он, – Котов добавил автомобилю скорости, стараясь успеть под зеленый свет светофора, – большая, исключительная умница, Вероника. Нетривиальный тип. Мне даже стало интересно.

– Тут главное – насколько это интересным покажется Окуневу. Мне кажется, он будет, мягко говоря, разочарован.

Разочарование Окунева вылилось в моноспектакль с названием «Аргументы». На этот раз капитан дожидался Веронику и Игната в квартире Ковалева, официального жениха Ники, ходил взад-вперед по большой гостиной и разбирал на составляющие предложенный Игнатом план – не использовать в предстоящей операции мадемуазель кондитера.

– Вот ты говоришь, что Нику можно не привлекать, – обращаясь к Котову, но совершенно на него не глядя, быстро говорил недовольный взъерошенный капитан, – можно представить тебя сантехником или электриком… – Окунев пригляделся к сидящему в кресле вору и кивнул. – Ну, предположим. Любого доктора наук пять дней не брить, и он за ассенизатора сойдет. Но в чем смысл, Игнат? Зачем? Сантехника не пропустят дальше кухни и клозета. Электрика, даже если мы вырубим свет во всем поселке, тоже в комнаты не пригласят. И надо учитывать, что на случай отключения электричества в таких домах имеется альтернативный источник питания! Ты что, туда придешь – лампочки в люстрах менять? Снять показания счетчика или проверить энергопотребление? Про засор унитаза я даже говорить не хочу! А прочее водоснабжение наверняка идет из скважины. Кого, Игнат, пропустят в гостиную с сервантом и оставят там на некоторое время одного? Агента страховой компании? Покупателя, внезапно предложившего за дом астрономическую сумму? Кого?! – патетически воскликнул Окунев. – Представителя санэпидемстанции? «В районе вспышка ящура и всем необходимо сделать прививки, а после полежать немного…» Как в «Кавказской пленнице». Пока Шурик-Котов девушку спасет, точнее, ложку возвращает… Нет, ребята, здесь не кино, и ящур не прокатит.

Вероника и Игнат, недавно вспоминавшие другой фильм из советской классики, переглянулись. Окунев, заметив это, тяжело вздохнул:

– Я понимаю. Понимаю, Вероника, что Игнат идет у тебя на поводу. Но предложите мне другой альтернативный адекватный выход! Предложите. И я его поддержу! – Капитан клятвенно приложил ладони к груди. – Я сам не в восторге от того, что происходит. Я помню, что мы собирались изъять тебя из операции, Вероника. Я даже обещал! Но что мне делать? А? Что делать?

Моноспектакль закончился любимым вопросом русской интеллигенции. «Кто виноват?» не прозвучало, поскольку подразумевалось: Аркадий Валентинович подбросил всем огромную свинью, когда спланировал подмену ложки за вероятных «наемников» и поставил во главу угла кондитера.

Что, сразу следует заметить, выглядело бы вполне оправданно, имей кондитер ожидаемые Валентиновичем криминальные наклонности.

– Давайте думать, – предложил Игнат, – зачем же сразу в безысходность-то бросаться, – и поглядел на Веронику. – Кофе можешь нам сделать? Пожалуйста.

Ника кивнула с той самой безысходностью, выбралась из глубоко уютного кресла Ковалевых и направилась на их же кухню.

– Тебе помочь? – спросил ей вслед Максим, но Ника помотала головой.

На кухне жениха она уже освоилась. Давным-давно принесла сюда упаковку зерен кофе от любимого производителя и одобрила кофемолку и старинную турку. Мама Максима, Илона на две недели уехала в профилакторий камвольного комбината, где заведовала лабораторией, и попросила Веронику приглядеть за ее великовозрастным детищем.

Милая женщина. И очень красивая. Удивительно, что до сих пор не замужем. Ведь развелась с отцом Максима лет десять назад.

Вероника достала из навесного шкафчика упаковку с зернами, задумчиво пересыпав их в кофемолку, немного ею пожужжала… В кармане джинсов запиликал телефон, Ника извлекла его наружу и, увидев неизвестный номер, разумеется, ответила на вызов.

Звонила новая заказчица:

– Добрый день, Вероника, меня зовут Алина, мне посоветовали к вам обратиться друзья. Вы ведь кондитер, да?

Вероника согласилась. И начала слушать дальше.

Через минуту, забыв про кофе, она уставилась на заснеженные тополиные верхушки за окном и застыла. Из телефона неслось дружелюбное чириканье Алины, объясняющей про ежегодный приезд бабушки мужа, обожающей творожные десерты.

– …Вероника, я видела на вашем сайте съемку, где вы работаете на новогоднем корпоративе, и хотела бы заказать нечто подобное…

Левая нога кондитера дернулась в сторону выхода из кухни. Алина позвонила так не вовремя, через полчаса, возможно, этот звонок не имел бы смысла! Котов, Вероника не теряла надежды, что-нибудь придумал бы, нашел, как убедить осторожничавшего Окунева…

– Простите, я не уверена, что у меня получится, – с максимальной деликатностью оборвала кондитер собеседницу.

– Ой, – разочарованно протянула та. – А может быть, вы все-таки… Я понимаю, в середине декабря у вас довольно плотное расписание, но пятнадцатое – еще не полный цейтнот! Мы слышали от знакомого такие восторженные отзывы о вашей работе! Наша бабушка обожает зрелища, а у вас все настолько хорошо продумано, я видела…

На кухню вошел Максим, услышавший из гостиной, что Вероника с кем-то разговаривает. Он вопросительно приподнял брови и посмотрел на нее своим знаменитым рысьим взглядом – чуть искоса, с наклоном головы.

На миру и смерть красна. Не появись Максим на кухне, то Ника, в приватной обстановке пообещала бы перезвонить, едва только разберется со своим плотным расписанием, а после, дождавшись результата переговоров Котова и Окунева, с извинениями отфутболила бы эту самую Алину в далекие края. Но взгляд Максима из-под челки – настороженный, прелестно хищный, нежный – позвал, черт побери, на подвиги! Из общей песочницы их детства к Веронике протянула ручки девочка, влюбленная в соседского мальчишку как сорок ласковых кошек.

– Хорошо, Алина. Я попробую. Вы мне отправите фотографии помещения, где предстоит работать, или, может, мне приехать и прикинуть на месте, как лучше разместить оборудование для кейтеринга?

– Ой, – снова протянула заказчица, – а как это правильно сделать?

– Правильно, – вздохнула Вероника, глядя в «рысьи» глаза Ковалева, – приехать мне. Вы убранство зала и площадку для кейтеринга будете сами оформлять или…

– Или! – сразу перебила собеседница. – Конечно, «или». Вдруг вам будет что-нибудь мешать, да?

– Хорошо, – без малейшей рисовки вымученно согласилась Ника. – Я уточню свое расписание и позвоню вам относительно предварительной встречи. Пятнадцатое резервирую, да?

– Конечно да! Спасибо, Вероника…

Девушка слушала излияния Алины и смотрела на своего капитана, прекрасно понимая, что, пожалуй, исключительно из-за него она только что дала согласие на дикую, отчаянную авантюру с треклятой ложкой Мессинга. Как будто на слабо попалась.

– Вот смотри, – Игнат показал тонкой металлической клюшкой на внутренности разобранного замка, – для нас с тобой важно, чтобы эта вот штуковина нажала вот на эту хреновину… Понятно?

– Да.

Если придерживаться хронологии событий, то первоначально штуковина с хреновиной назывались как-то иначе. Котов Веронике даже маленькую лекцию прочел про отличия сувальдных, ригельных и цилиндровых замков. Кондитер, правда, не очень прониклась и заскучала. Дабы у той окончательно не размякла тяга к знаниям, Котов быстро перешел к практическим занятиям, и вот тут-то и возникло много непонятностей.

– Игнат, – кисло поинтересовалась ученица, – ты автомобильные права как получил? Купил, украл или, как я, три месяца таскался на курсы по вождению? – Догадливый Котов признал вопрос риторическим и не ответил. – Прежде чем посадили всех блондинок за руль, – продолжила Ника, почесывая свой гнедой затылок, – нас черт знает сколько времени заставляли теорию зубрить. А ты хочешь, чтобы я за пять минут заучила все эти термины? С сувальдами… Да они меня только путают и отвлекают! Я не собираюсь быть слесарем, Котов. Будь проще, – попросила ученица.

И Котов стал. Тыкая стальной палочкой с загогулиной на конце, показывал заинтересованной слушательнице, как двигаются внутренности замка. Что за что цепляется, какой подвох на каком месте возникает, чего нужно добиться для достижения конечного результата.

Занятия проходили в жарко натопленном закутке огромной слесарной мастерской, расположенной на задворках простаивающего завода. Закуток сей довольный согласием Вероники Окунев обозвал «полигоном»:

– Материальной частью и местом для занятий я вас обеспечу. Есть у меня на примете один симпатичный и уединенный полигон. Ни одной живой души не встретите!

Если не считать живой душой страшно мучающегося похмельем сторожа в огромном овчинном тулупе и валенках с калошами, то так оно и получилось. Сторож, практически не проявив к Веронике и Котову необходимого профессионального любопытства, довел их непосредственно до закутка, отгороженного от зала с токарными и прочими станками кирпичной кладкой, ткнул варежкой на верстак, где лежали коробки с новыми замками, и ретировался, оставив после себя могучий выхлоп перегара.

…Котов протянул Веронике две тонкие железки – уже упомянутую клюшку и кусок изогнутой проволоки – и показал прилежной слушательнице на замок, зажатый в слесарных тисках:

– Попробуй. Замок простенький, ты справишься. Главное, помни о том, что я тебе показал, так сказать, в разрезе.

Ника закусила губу, на секунду прикрыла глаза, представляя внутренности точно такого же, но разобранного замка… И храбро воткнула куда надо клюшку. Невероятно удивив саму себя и Котова, заставила замок открыться с первой же попытки.

– Да ладно… – удивленно протянул Игнат, – так быстро? Ловкие же у тебя пальчики, подруга.

Мадемуазель кондитер издала носом победный трубный звук. Попробовал бы Котов за час слепить из кондитерской мастики полсотни ежиков, грибочков и ушастых зайчиков! Так бы пальцы натренировал, что смог бы ремонтировать любую технику на ощупь. Папа Ники, например, всегда звал дочь, когда ему требовалось открутить какой-то особо вредный крохотный винтик отверткой неподходящего размера. И даже если нет отвертки в принципе. Однажды дочка, поразив папку в самое сердце, сумела открутить миниатюрный вредный болтик пинцетом для бровей. Совсем не шестигранным, на минуточку.

– Давай-ка еще раз, – попросил учитель ученицу. Видимо, решил, что первая попытка удалась случайно. Хорошо хоть, «дуракам везет» не произнес.

Ника демонстративно вздернула рукава толстовки, согнулась над зажатым в тисках замком, нацелила на него воровские инструменты… Подцепила клюшкой планку, вставила внутрь проволочку, подергала ее вверх-вниз аккуратно… Щелк! И замок поддался.

– Поверить не могу, – шепнул Игнат за ее спиной. Взял в свои руки ладони развернувшейся Ники, провел большими пальцами по ее подушечкам. – Такие чувствительные… А у тебя талант, оказывается.

– Знамо дело, – довольно согласилась Вероника.

– Даже не знаю, что сказать. – Вор обескураженно покрутил головой и отпустил руки девушки. – Я тебе на всякий случай подготовил отмычки, – достал из кармана связку из нескольких тонких фигурных пластин. – Если судить по фотографии, то с вероятностью в девяносто пять процентов одна из этих отмычек должна подойти к серванту. Но ты творишь такое… Попробуем на ригеле? Мне даже любопытно, как быстро ты с ним справишься.

– Ага. Секундомер включай.

Примерно через час занятий прервались на обед. Вероника достала из сумки пирожки и термос с чаем, Игнат добавил плитку шоколада. Ника, сидя на верстаке и весело болтая ногами, жевала и одновременно спрашивала своего учителя, оседлавшего единственный полигонный табурет:

– А ты долго всему этому учился?

– Моя учеба прошла в полевых условиях, – усмехнулся Котов и, ойкнув, стряхнул с джемпера в подставленную ладонь случайно выпавший из пирога кусочек мясного фарша. – Мне бы такие условия тогда… Наставник дядя Боря на неделю запил бы, если бы ему сказали, что менты могут на «учения» замки закупить и местом обеспечить. Жируем мы с тобой, Ника, за государственный счет.

– Ну да, конечно. Сравнивать нас с тобой нельзя. А ты сам кого-то еще учил?

– Да. Жанна попросила.

Ника перестала жизнерадостно болтать ногами.

– Прости. Я не хотела напоминать…

– Все в порядке. Жанне, конечно, до тебя далеко, но наручники, например, она научилась вскрывать за восемь секунд.

Полумятова чуть пирогом не подавилась.

– В смысле?! – взвыла ревниво. – Быстрее меня? За восемь секунд научилась?!

– Нет, что ты! Она их вскрывала за восемь секунд! – Котов негромко рассмеялся. – Я ей тогда как раз новый бюстгальтер подарил, с секретом. Она его и опробовала.

– Пардон. Не понимаю, какая связь между наручниками и, простите, лифчиком?

– Волосы у Жанны были короткими. Шпильки-заколки ей не нужны, а иметь под рукой какие-то отмычки хотелось. Ну я и предложил ей использовать косточки от бюстгальтера, модифицированные, само собой. – Игнат дотянулся до верстака, взял в руки клюшку. – Я сделал косточки из проволоки средней жесткости, припаял к кончику малюсенькую планочку, упрятал концы в силиконовую накладку, чтобы не кололись при носке… Вот так. Понимаешь? Накладка снимается с кончика в один момент, проволока гнется, так как в определенных местах я сделал насечки…

– Здорово-о-о, – прищурилась на пальцы Котова Вероника. – И что, Жанна научилась этими «косточками» наручники вскрывать? За восемь секунд.

– Да. Не сразу, конечно, но, потренировавшись, научилась. Потом я еще показал ей, как можно использовать для вскрытия наручников снятую окантовку от крупных люверсов на обуви – шнурки же полицейские заставляют вынуть из ботинок. В шнурках со стальными наконечниками вообще можно спрятать до хренищи всякого интересного, шнурки полезная штука, не только как удавка.

Вероника, услышав про удавку, невольно поежилась и с трудом проглотила недожеванный кусок пирога. Потом посмотрела на свои высокие шнурованные ботинки, как раз с большими люверсами. Приглядевшись, не увидела на металлической окантовке крупных дырочек никаких щелок…

– С обратной стороны, – догадавшись, что ее заинтересовало, объяснил Игнат. – С наружной стороны окантовка люверса штампованная, а с внутренней можно вставить кант из жести. Я так сделал. Для Жанны.

Вероника отложила в сторону надкусанный пирог, обтерла руки о принесенное из дома кухонное полотенце и спрыгнула с верстака.

– А меня научишь? Открывать наручники.

– Да пара пустяков. С твоими-то талантами.

На ложечное дело кулинар отправилась заряженная под завязку. В модифицированном бюстгальтере, с подправленными внутренними люверсами в ботинках и набором отмычек в поясной сумке, где помимо него лежали настоящая мессинговская ложка и крохотная рулетка. Последняя требовалась для кондитерского, а не воровского промысла, рулеткой предстояло измерять площадку для праздничного кейтеринга. Хотя разгуляться, стоит отметить, было где, не нужно ничего измерять до сантиметра. Столовая, куда привела кондитера хозяйка дома Бобровых Алина, называлась «малой», но о камерности здесь говорила только обстановка, так как размерами столовая превосходила волейбольную площадку. Обшитые мореным деревом стены зрительно поджимали пространство, но основательный столовый гарнитур все же дарил комнате уют, а не тяжелую массивность. И в целом малая столовая выступала на приличном великосветском уровне – сервант сверкал, люстра блистала, скатерть хрустела, со стены улыбалась писанная маслом бабушка с фарфоровой улыбкой. Портрет бабули окружали фотки жизнерадостных потомков.

Алина, что порадовало Веронику, оказалась добродушной женщиной слегка за пятьдесят, без всяких фанаберий. Ухоженная пухлая блондинка с невероятно синими глазами, в миленьком домашнем платье и удобных туфельках, каблучки которых мягко топали по фантастически красивому паркету. И с чувством юмора. Можно даже сказать, с самоиронией. Проводя Нику от холла до малой столовой, она небрежно махнула в сторону арки, открывавшей вид на помпезную, безумно раззолоченную гостиную.

– Сюда мы не пойдем, – то ли вздохнула, то ли фыркнула. – Если накрыть стол в этом кошмаре, наша бабушка до творожного десерта может не дожить, – предупреждая напрашивающийся вопрос, немного пояснила: – Мы этот дом вместе с обстановкой у бывшего гаишника купили. Вас, кстати, мебель в стиле барокко не интересует? Уступим по знакомству и недорого. Когда-нибудь…

Вероника предположила, что кое-кто из Алининых знакомых морщит нос при виде этого парадного сумасшествия с пилястрами, и, вероятно, высказывания Алины были привычным оправданием чужого золоченого помпеза. А потому, делая хозяйке приятное, поинтересовалась:

– А зачем тогда вы сохранили обстановку?

– Из мести. Она убила наповал нашу канадскую родню.

Понятно. Бобровы обиделись за бабушку, заподозренную заокеанскими родственниками в корысти, теперь ехидничают, наслаждаясь их потрясенным обликом на фоне выставленного напоказ гаишного богатства.

Действительно смешно. Чего только в жизни не бывает. Сами мучаются и оправдываются, но месть таки святое, не остывающее дело. Алина могла бы провести Веронику через парадный зал в смежную с ним малую столовую, но предпочла туда даже не заходить, воспользовалась второй дверью и прошла через коридор, ведущий к кухне. О как.

– Вам будет здесь удобно? – вежливо поинтересовалась у Ники, разглядывающей угол комнаты, противоположный главному месту за длинным столом. Предназначенному, скорее всего, корифею семейства, Анне Леопольдовне.

– Да, спасибо, – невнимательно отозвалась кондитер, прошла к «главному» торцу стола и склонилась до уровня сидящего человека. Примерилась, насколько хорошо будет видно бабушке действо, происходящее в противоположном углу длинной комнаты…

Тут надо сказать, что действовала Ника исключительно на рефлексах. Едва она вошла в столовую и увидела сервант, как на нее тут же накатила полуобморочная вялость. Пальцы сделались ватными и влажными, горло, наоборот, пересохло, и стало трудно говорить…

Вот вроде бы благое дело собиралась совершить! Вернуть владельцам украденную у них вещь, семейную реликвию без малейшего преувеличения. Но чувствовала Ника себя так паршиво, что испугалась: не сможет она отпереть элементарный мебельный замок. Предчувствовала, пальцы завибрируют, отмычки из них выскользнут, со звоном упадут на пол. На звук появятся охранник и мохнатая овчарка, замеченная у крыльца, хозяева сбегутся…

Нет, Ника, конечно, понимала, что если ее схватят за руку, то максимум, что ей грозит, так это полчаса презрения хозяев и гневный лай овчарки. Возникшее недоразумение мигом уладит офицер с удостоверением МУРа. Все объяснит, попросит не распространяться, сошлется на какие-то там интересы… высшего порядка типа.

Но гадко-то как. Мерзко. Лазать по чужим шкафам.

Вероника разговаривала с Алиной и старалась поменьше встречаться с ней взглядом. Отворачивалась, прилежно делая вид, будто прикидывает, где и насколько удобно для всех встанет ее рабочий складной стол. Не помешает ли он выходу из комнаты…

– А может быть, мы поставим в угол какой-нибудь наш столик? – предложила Алина и поправила зацепившуюся за ресницы прядку золотистых волос. – Зачем вам возить стол с собой, можно что-нибудь в нашем гостевом доме присмотреть или…

– Не надо, спасибо, – перебила Вероника, по-прежнему не глядя на хозяйку, и достала из поясной сумки рулетку. – Я привыкла к определенной высоте стола, его размерам. Какие-то изменения рабочей площадки будут меня отвлекать. – Ника не стала говорить, что принесенный откуда-то столик она будет полчаса дезинфицировать, чтоб позже не нарваться на обвинения: «Мы всей семьей не вылезали из сортира после этого чертова кейтеринга!» – Мои движения наработаны, на пустяки лучше не отвлекаться. Однажды я обрезалась, когда на чужом столе фрукты подготавливала. Вроде бы пустяк – мягкие ягоды и фрукты, привычный нож… А работу пришлось останавливать, и настроение у всех от вида крови испортилось. У вас же праздник, да? Зачем нам рисковать.

Рассказывать о том, как получилось с теми фруктами, Вероника тоже не стала. Год назад она обрезалась не из-за непривычной высоты и ширины, – нарезать фрукты или мясо профессионал и на коленке может, – Нику толкнула под локоть девочка, собравшаяся подшутить и выпрыгнувшая из-под стола, накрытого шикарной хозяйской скатертью. После этого случая кондитер старалась избегать скатерок и прочих ненужностей возле своего рабочего места, всецело защищала тыл.

– Ну да, – смутилась мадам. – Я как-то не подумала.

– А я для этого и приехала, чтобы избавить вас от головной боли. У вас праздник, Алина, настраивайтесь только на него. – Вероника улыбнулась.

Хватит уже трястись! Минут десять назад, прикидывая расстояние от торца стола, она через окно увидела входящего на территорию Котова в форменной куртке и ушанке службы доставки. Игнат тащил огромную коробку, за ним, стараясь не поскользнуться на присыпанных снежком плитках, балансировал охранник Бобровых с двумя пакетами в руках. Вид уверенно топающего Котова вернул Нике самообладание, проходя мимо овчарки и едва об нее не споткнувшись, вор чего-то сказал псу и тот в недоумении подвинулся.

– Что у нас будет с освещением, Алина? Настенное бра я могу включить?

Ответить хозяйка не успела. В столовую вбежала домашний повар, ранее представленная Веронике как Ирина Петровна.

– Алиночка, – обратилась к мадам повар, – сколько банок черной икры мы заказывали? Четыре или четырнадцать?

Мадам хлопнула ресницами. Издала горлом гулкий булькающий звук – как будто подавилась. И воззрилась на Ирину Петровну аки ящер, узревший рыцаря с копьем. Забыв об еще одном, приглашенном поваре, метнулась к кухонному коридору.

Через пару секунд, правда, опомнилась и, высунувшись в дверной проем, выпалила:

– Минуточку! У нас с доставкой черт-те что! Я мигом.

Насчет минуточки и мигом Алина здорово ошибалась, хотя с третьей составляющей вопля с «черт-те что» попала в точку. В том, что Котов долго не выпустит из поля зрения охранника, повара, мадам Боброву и подчистую вынесет им мозг, Вероника могла быть полностью уверенной. Второго такого специалиста по вынесению мозгов, пожалуй, не сыскать.

Разрабатывая сценарий «ложечного дела» вор сделал для кондитера успокоительный акцент: «Мы, Ника, на государство работаем. Поняла? Не дрейфь, за нами такие силы – о-го-го! Мечтать нельзя, какие силы!» Те самые силы добыли список заказанных по случаю торжества продуктов. В связи с доставкой Ника подгадала время своего визита, а Котову добыли форму…

Одним скользящим шагом Ника добралась от торца стола до серванта, приглядывая за дверным проемом, откуда доносились гневные вопли мадам Бобровой, нашарила в расстегнутой сумке связку отмычек… Руки все-таки вибрировали, и пользоваться клюшкой и изогнутой проволокой Вероника поостереглась, поставила на опыт вора, даривший заготовленным пластинкам девяносто пять процентов вероятного успеха.

Вор и его опыт кондитера не подвели. Вторая из трех отмычек легко вскрыла замок дверцы серванта.

Вероника быстро вернула в сумочку отмычки, достала из нее тонкую изогнутую проволочку и, цапнув со стеклянной полки синюю бархатную коробочку, вставила проволоку в ее крохотный замочек. Задержав дыхание, пошевелила проволокой мягкими круговыми движениями…

Замочек нежно щелкнул, футляр раскрылся. Глаза кондитера-домушника раскрылись гораздо шире, так как внутри коробочки, на пышной бархатной подложке лежал оранжевый леденец на длинной белой палочке. Судя по фантику, «чупа-чупс» со вкусом апельсина.

– Твою мать… – прошептала ошарашенная Ника. На секунду замерла, но тут же разморозилась и суматошно поменяла «чупа-чупс» на ложку легендарного провидца.

Ну ничего святого у людей! Казалось бы, приличный дом… а ходит сюда кто попало! Мало того, что ложку сперли, так еще и издеваются. Представить реакцию Анны Леопольдовны на сосательную конфету, заменившую ее волшебную ложку, довольно-таки просто: шутку бабушка не оценила б совершенно точно. И всем бы очень повезло, если б свой день рождения Анна Леопольдовна не закончила поездкой на карете скорой помощи. До отделения реанимации. Или до психиатрии.

Умопомрачительное свинство. Нике стало очень стыдно, когда припомнилось, как с шутками да прибаутками они сегодня утром всей компанией творожка-с отведали. Максим, Игнат, она сама и присоединившийся к веселью Окунев, не поворчавший для порядка. Аркадий Валентинович, прежде чем передать ложку «Кириллу Андреевичу», тоже наверняка использовал ее по прямому назначению. Кто от подобного удержится?

Но вот вор Котов, прежде чем к творогу со сметаной прикоснуться, на полном серьезе произнес: «Ну, здоровье Анны Леопольдовны. Долгие ей лета».

Вероника настолько рассердилась на незнакомого ей клептомана-шутника, что даже позабыла отойти от серванта. Стояла перед уже запертой стеклянной дверцей и таращилась на синий бархатный футляр.