Текст книги "Смертоносный цветок"

– Так мы его за день можем посмотреть, что тут две недели-то делать?! – воскликнул Ашот.

– Это вряд ли, – возразил Виталик. – Остров практически непроходим: низменности заболочены, а чуть выше поднимешься – сплошной бамбук. Здесь передвигаются только по периметру, вдоль берега. А дорога всего одна, вот она, километров пятьдесят длиной.

– Зато, наверное, тут у всех удочки из бамбука? – спросил Сергей Семёнович.

– Из этого бамбука удочку не сделаешь, стебли слишком тонкие. Растет сплошняком, зараза, ни одни штаны не выдерживают, и обувь тоже – всё рвёт в клочья!

Сергей Семёнович удивлённо покачал головой.

– Прошу вас, – музейная женщина повела в воздухе рукой, приглашая в следующую комнату. – Здесь у нас выставочный зал. Эти картины изображают природу острова, они нарисованы в разное время художниками, которые сюда приезжали.

Ашот прошёлся вдоль ряда полотен в серо-коричневых тонах. На одном из них на фоне уже знакомого силуэта Менделеевского вулкана была изображена многоствольная берёза, похожая на спрута, на другой – ржавый остов выброшенного на берег корабля.

– А почему так мрачно? – спросил Ашот. – У вас что, совсем не бывает солнца?

– Почему же, бывает, – обиделась музейная женщина. – Вот, например, картины нашей местной художницы, очень яркие.

Ашот с сомнением посмотрел на предложенное полотно. Ультрамариновое небо нависло над чёрным пепловым полем и выбеленными остовами деревьев, культи веток напоминали шипы.

– Это мёртвый лес, – поведала смотрительница. – Во время извержения вулкана Тятя его засыпало пеплом.

– А повеселее картинок нет? – спросил Ашот.

– Нет, – поджала губы музейная женщина и понизила голос до полушёпота, – вы обязательно ещё проникнетесь красотой наших туманных пейзажей и мёртвых рек.

– Похоже, здесь всё не дожило до нашего приезда, – фыркнул Ашот. – В каком смысле реки-то мёртвые?

– В буквальном, – рассердилась она. – В некоторых реках нет рыбы, потому что вода содержит много разных примесей, чаще серных или кислых. Помните, как в сказках: мёртвая вода, живая вода…

Приглушённый женский крик донёсся откуда-то из сумрачных лабиринтов музея-подвала. Все побежали на голос, а музейная женщина, презрительно сузив подведённые чёрным карандашом глаза, пошла за гостями, на выходе привычно выключив свет.

Изуми, зажмурив глаза, сидела на полу в историческом зале, молитвенно сложив руки, и что-то быстро-быстро шептала. Геша, успевший на крик первым, опустился перед ней на корточки и осторожно тронул за рукав. Изуми вздрогнула, её крошечные плечи совсем съёжились.

– Оогума-сан… – позвал её Геша.

Миндалевидные глаза распахнулись, Непочуйко увидел своё отражение в тёмных зрачках. Японка поднялась и с достоинством удалилась, на ходу отряхивая пыль с колен. В коридоре её обступили подоспевшие Виталик и Сергей Семёнович с Ашотом, но Изуми, сказав, что всё в порядке, торопливо вышла на улицу.

Виталик вошёл в исторический зал и с подозрением посмотрел на Гешу, который щупал шкуру медведя.

– Что? – удивился такому вниманию Геша.

– Что – «что?» – вопросом на вопрос ответил Виталик.

– Я ничего не знаю, – сказал Геша. – Она молилась, когда я прибежал.

Виталик прищурился и мысленно сделал себе пометку: «Присмотреть за темпераментным хохлом».

Музейная женщина вкралась в зал, и Виталик вздрогнул, когда скрипучий голос сыпанул мурашек ему на затылок:

– Здесь вы можете видеть коренных жителей Курил – айнов, предметы их обихода и описания встреч с русскими первооткрывателями островов. Большинство этих предметов были собраны учителем, основавшим музей, и группой школьников, с которыми он ежегодно ходил в экспедиции по острову. Обратите внимание, что у айнов совсем не азиатские черты лица…

Ашот посмотрел на изображение бородатого мужика с острогой в руках.

– Недобрый у него взгляд, и таращится, как живой. Будто я ему денег должен, – Ашот зажмурился и покрутил головой. Айн равнодушно вперился нарисованными зрачками в витрину с наконечниками стрел.

Костик задумчиво разглядывал орнамент на айнском халате.

– Слушай, Ашот, тебе это переплетение белых линий ничего не напоминает?

– Мне? А должно?

– У Айны на повязке что-то похожее. Интересно, зачем она её носит?

– Маркетинговый ход. Для таких, как ты, чтоб стояли и думали: «Вау! А в этом что-то есть…» Подожди, она ещё нам каждому по такой повязке продать попытается к отъезду.

– А тебе пять копеек жалко?

– А они мне с неба не падают. Деньги – это моё время, труд и нервы!

– Особенно нервы…

Когда, продолжая обмениваться колкостями, они вышли на улицу, Изуми сидела на бетонном поребрике и в упор, враждебно, рассматривала каменную бабу.

В Доме дружбы дежурная глянула на них без интереса поверх очков, спицы в её руках так и мелькали.

– А как у вас тут криминальная обстановка? – спросил Ашот.

– Да какая тут обстановка? У нас тихо, остров же…

– А наркотики есть?

– А как же… У нас всё есть: и наркотики, и проституция. Всё как у людей.

– А говорите, что тихо.

– Да кому тут шуметь? В девяностых – было дело, бузили. А теперь тихо. Водолазы вот часто пропадают, ну так они же нелегально работают. Грибники тоже иногда пропадают. Ну туристы ещё, даже целыми группами. Но это потому, что деньги экономят и местных проводников не берут. А в бамбуке по оврагам заплутаешь – не выберешься. Вроде рукой подать до побережья, а не выберешься. Ну и по пьяному делу поножовщина или стрельба случается, а то как же? Ещё, говорят, раньше, в советские времена, на Шикотане[36]36
  Самый крупный остров Малой Курильской гряды.


[Закрыть] моряки в женских общежитиях пропадали, правда, не насовсем. А так – нет, тихо у нас и ночью на улицах не страшно, хотя фонари часто не горят, на них солярки не хватает.

– Какой солярки? У вас же тут геотермальная станция!

– Э, мил человек, у кого-то, может, и станция, а у народа только дырка в кошельке. Обещали, что за отопление платить будем дешевле, да обманули. Столько денег в это дело вбухано, что солярки на двести лет вперед купить можно, а на сдачу новый посёлок построить. А вы бы шли спать, а то утром вас не добудишься, я-то знаю – всегда кто-нибудь к завтраку опоздает…

Костик после ужина расположился в столовой, сообразив себе диван из семи стульев, и защёлкал кнопками телевизионного пульта. Обнаружилось всего три канала: по одному шли новости, по другому – навязшее в зубах шоу, по третьему – очередной сериал про ментов. Иваницкий без особого интереса уставился в экран. От скуки он оглядывался на администраторскую, где битых два часа Виталик пытался дозвониться до каких-то знакомых, которым он привёз передачку с Сахалина от других знакомых. Так и не пробившись сквозь помехи на линии, Виталик оставил посылку дежурной, помахал Иваницкому и отправился на боковую. Костик посидел ещё с час и, устав зевать, тоже ушёл в номер.

Ашот, несколько возбуждённый разговором с дежурной, принял из её рук рюмку коньяка для успокоения нервов. Тепло попрощавшись с дамой, столь хорошо понимающей нужды простого туриста, Алмазян откочевал в свой четырёхместный «люкс». Около полуночи он, мучимый невесть откуда взявшейся бессонницей, лежал на кровати, изучая движение теней на потолке. Блымающий свет фонаря пробивался сквозь жалюзи, тонкий вой ветра действовал на нервы. «Да, – думал Ашот, – дёрнуло меня переться на эти Курилы. Лучше б на Тенерифе».

В тишине коридора скрипнул пол. Ашот насторожился. Звук тихих шагов замер возле его номера, кто-то пытался осторожно повернуть дверную ручку. Ашот сел в кровати и громко спросил:

– Кто там?!

– Э… – сказали из-за двери. – Я это, Геша. Надо бы выпить за успешный тур…

Изуми после ужина никто не видел, но её кроссовки показывали оттопыренные язычки из обувного шкафа в вестибюле.

Сергей Семёнович долго блуждал в тумане по Южно-Курильску, стремясь получить как можно больше впечатлений. Наткнувшись на забетонированный участок дороги, он решил, что находится где-то в центре, и скоро обнаружил красивую, но немного мрачную из-за почерневших брёвен церковь[37]37
  Деревянный храм в Южно-Курильске был построен в мутные 90-е годы прошлого столетия на федеральные деньги, по документам проходил как кинотеатр. Простоял 12 лет и был снесён после визита на остров президента Д. Медведева в 2011 году. На его месте к концу 2012 года поставили новый, бетонный, с отделкой под «белокаменный».


[Закрыть]. Напротив приткнулись друг к другу магазинчики. Обойдя церковь, Сергей Семёнович проследовал по бетонному тротуару, потом – по неухоженной грунтовой дороге и, с опаской, мимо заброшенного пемзоблочного здания, откуда слышались возбуждённые голоса подростков. Шум моря усилился, и турист сошёл с дороги на узкую тропку. Петляя серпантином по крутому склону, тропка вывела его на каменистый берег. Сергей Семёнович послушал, как с шипением разбиваются о камни океанские волны, набрал в карман мелких ракушек и вернулся в Дом дружбы.

Он степенно выпил чаю, налив кипятка из мудрёного электрического агрегата под названием «поттер», посмотрел десятичасовые новости вместе с Костиком, а уходя в номер, подарил дежурной занятную гвоздику, сорванную у маяка. Розовые цветки гвоздики были рваными, будто кто провёл когтями по каждому лепестку.

Около полуночи Сергей Семёнович вышел из душевой в тренировочных штанах и белой майке с мокрым полотенцем на плече. Он зашёл в свой номер, аккуратно свернул покрывало, повесил треники на спинку стула и забрался под одеяло. Ортопедический матрас принял грузное тело, лицо туриста расслабилось, блаженная улыбка расплылась по губам, и Сергей Семёнович закрыл глаза.

Ещё в юности, когда брат-пограничник вернулся из армии, а служил он на острове Зелёный[38]38
  Второй по величине остров Малой Курильской гряды.


[Закрыть], Сергей Семёнович пообещал себе, что однажды тоже встанет босыми ногами на чёрный песок[39]39
  Песок на Кунашире содержит титано-магнетитовую руду, имеет выраженный чёрный цвет. Дети развлекаются, бросая в песок магнит, который, притянув руду, становится мохнатым.


[Закрыть], перемешанный с пеплом и кусками вулканической пемзы. Брат умер давно, но друзья его на Сахалине остались. Когда Сергей Семёнович позвонил, сын братухиного сослуживца Виталик как раз набирал очередную тургруппу, и вот уже Сергей Семёнович дышит солёным курильским ветром.

Белое, будто алебастровое, лицо с нарисованными бровями наклонилось над ним. Широкий рукав красного кимоно лёг на светлый пододеяльник. Сергей Семёнович вздохнул шумно и перевернулся на другой бок. Тонкая рука вынула заколку из замысловатой причёски, и длинная прядь тёмных волос упала на плечо Сергею Семёновичу. Он беспокойно перевернулся ещё раз. Рукав кимоно, опускаясь, задел спинку стула, прошуршав, как шуршит бамбук, если быстро бежать по тропе, цепляя полами его тонкие листья. Сергей Семёнович неохотно разлепил ресницы. Женщина с алебастровым лицом, наклонившись, смотрела ему прямо в глаза. Маленькие красные губы были так близко к щеке пожилого туриста, что кожей должно было ощущаться её тихое дыхание. Но оно не ощущалось. Нежная прохладная рука тронула Сергея Семёновича за подбородок, чуть отвернув от себя его голову. «Какой дивный экзотический сон», – подумал тучный мужчина из Мытищ и даже не вздрогнул, когда два тонких лезвия вошли ему в шею.

Глава 2

– Готовы? – Айна появилась, когда они завтракали. – Через пятнадцать минут машина подъедет.

– Сергей Семёнович что-то заспался, – сказал Виталик.

– А ты тут для красоты? – Айна сердито посмотрела на проводника. – Давай топай за ним, а то и кофейку не успеет глотнуть.

Виталик дошёл до четвёртого[40]40
  У японцев цифра четыре символизирует смерть.


[Закрыть] номера и постучал. Из-за двери не доносилось ни звука. Ким проверил душевую и на всякий случай туалеты – везде было пусто. Виталик постучал к Сергею Семёновичу ещё раз, приложил к двери ухо, прислушиваясь, хмыкнул и вернулся в холл.

– Странно, но его вроде нигде нет. Гуляет что ли?

– Может, что-то случилось? – тихо спросила Изуми, ни на кого не глядя.

– Ой, ну что тут может случиться? – сказала дежурная, отложила спицы, взяла связку ключей и пошла по коридору к номерам. Было слышно, как звякнула связка и ключ вошёл в замочную скважину. Скрипнула, открываясь, дверь, и голос дежурной негромко позвал:

– Сергей Семёнович, просыпайтесь, завтрак уже проспали. Сергей Семёнович… Ой!..

– Инфаркт, – сказал врач «Скорой помощи».

– А пятнышки крови на подушке? – с сомнением спросил следователь.

– Побрился неудачно, – ответил врач. – Вон у него на шее два пореза.

Туристы толпились в холле с растерянными лицами. Айна вышла из номера вслед за врачом и скомандовала:

– Грузимся. И так уже задержались. Программу придётся слегка изменить, поэтому восхождение на Тятю откладывается. Мало ли, вдруг следователю что-то понадобится…

– Успешный тур, – мрачно сказал Ашот.

– Что? – обернулась к нему Айна, но Ашот, не отозвавшись, наклонился обуть ботинки.

Микроавтобус резво катился по грунтовке уже сорок минут. Всё это время Айна вещала, как радио:

– Мы с вами движемся по единственной дороге на острове. Её длина всего около пятидесяти километров. Посмотрите налево, вы видите здание аэропорта, оно вам уже знакомо. Прямо перед нами, вон там, возвышенность – это вулкан Головнина. А теперь дорога спускается на Серноводскую низменность, справа находится самое большое озеро – Песчаное. Его сейчас не видно из-за тумана. А за этим холмом – японское кладбище. Полагаю, вы заметили, что ельники здесь почти чёрные и песок на пляжах тоже, – Кунашир не зря переводится с айнского как «чёрная земля».

– Где тут заметишь? В тумане все ёлки серы, – пробурчал Ашот себе под нос.

– Ваш багаж в кальдеру привезут на квадроциклах, так что пойдём налегке, – Айна будто не слышала. – Разместимся на кордоне лесной пожарной службы. Будьте внимательны, осторожны и никуда не ходите в одиночку, особенно на фумарольные поля.

– Чувствую себя как Генри Баскервиль по прибытии в родовое гнездо: туда ходи, сюда не ходи – снег башка попадёт, – съязвил Ашот уже громче.

– Снег в башку – это ж вроде из «Джентльменов удачи», – поправил его Геша.

– Важна суть, а не детали, – возразил Ашот.

Автобус остановился неожиданно – на бугре, в таком месте, в котором, на первый взгляд, и идти-то было некуда. Но, выбравшись из пропылённого салона, туристы обнаружили, что аж две старые, полузаросшие бамбуком дороги расходятся в разные стороны: одна ведёт к побережью, другая – наверх, по водоразделу. По второй они и направились.

Ашот шагал впереди, иногда нетерпеливо оглядываясь на щёлкающего фотоаппаратом Гешу. Фотограф прихрамывал, поэтому всем пришлось подстроиться под скорость его хода. Никто, кроме Ашота, не огорчился: дорога прогулочная, виды открываются необычные – знай зевай по сторонам! Да и Ашот, каждому ясно, ворчит для порядка, подчиняясь собственной привычке руководить всем на свете.

Глинистая почва вначале скользила под башмаками, но выше совсем сухая дорога вилась плоской лентой по гребню горы. Вата тумана облепила подножие, протянувшись до самого горизонта, и вулкан Менделеева, мимо которого они проехали чуть больше часа назад, выглядел островом в туманном море.

Дорога полезла вверх, и стало ясно, что даже большой машине по ней не проехать – огромный камень показал бок, выбираясь из земли, а рядом с ним уже образовалась глубокая промоина.

– Вот же чёртов камень! – ткнула в него пальцем Айна. – Раньше здесь спокойно проходили легковушки.

– Все-то у вас тут чёртово: чёртовы пальцы, чёртовы камни, – заметил Ашот.

– А что вы хотите? Кунашир – это же четыре действующих вулкана, соединённых перешейками. Где пекло, там и черти, – пошутила Айна.

Кальдера распахнулась перед ними вдруг. На донышке огромной чаши лежали два озера: малое под сопкой-конусом и большое – полукольцом вокруг этой сопки.

– Смотровая площадка, здесь передохнём, – объявила Айна и достала из рюкзачка термос с кофе. – Видите в центре серое озерцо? Это и есть Кипящее. Старожилы именуют его Понто[41]41
  «Понто» – маленькое озеро, «то» – большое озеро (айнск.).


[Закрыть]. А большое называется Горячим, но оно на самом деле холодное.

– Там, за кальдерой, что – море? – поинтересовался Геша.

– Пролив. А вон те горы – уже Япония.

– Как близко!

Крутые склоны кальдеры отражались в зеркальной глади Горячего озера. Геша бродил по низкорослому бамбуку и щёлкал кнопкой затвора, изгибаясь в немыслимых позах вокруг кустов кедрового стланика[42]42
  Кедровый стланик, или стелющаяся сосна – низкорослый вечнозелёный хвойный кустарник.


[Закрыть] – зелёные шишки на фоне японских гор казались ему чем-то совершенно потрясающим.

Костик улёгся животом на коврик шикши[43]43
  Empetrum sibiricum – шикша сибирская, водяника чёрная и пр. – стелющийся ягодный кустарничек, плоды – округлые чёрные ягоды. Считается, что шикша выводит из организма радионуклеиды, применяется для снятия отёков.


[Закрыть], а Изуми присела рядом. Её мечтательный взгляд остановился на горах мыса Сиретоко[44]44
  Полуостров на севере Хоккайдо, на нём расположена горная цепь, которая хорошо просматривается с Кунашира.


[Закрыть], которые родственно голубели за проливом.

Ашот, глянув в обратную сторону, оценил подушку тумана, накрывшую всю тихоокеанскую сторону, и поднял вверх послюнявленный палец:

– Ветер юго-восточный.

– На завтра плохой прогноз, – заметила Айна. – Если что, переждём на кордоне. В дождь из кальдеры транспорту не выбраться. Кофе кто-нибудь хочет?

Трескучий звук раздался откуда-то справа из зарослей, потом слева, и вот уже воздух наполнился сплошным нестихаемым звоном.

– Что это? – закрутил головой Ашот.

– Цикады, – равнодушно сказал Виталик. – Мухи такие большие.

Ашот брезгливо передёрнул плечами и наглухо застегнул куртку.

– Кусаются?

– Нет, – ответил Виталик. – Ты их даже не увидишь. Будут теперь орать, пока солнце не сядет.

– Хотите, расскажу, почему цикады трещат, когда солнце? – хитро посмотрела на них Айна.

– И почему? – Ашот скептически скривился.

– О! Эту историю я слышала от своей бабушки. Однажды божества, сидя на небе, услышали снизу странный шум, похожий на плач. Этот шум не прекращался ни днём, ни ночью. Божества жаловались друг другу на наставшую тяжёлую жизнь, они пробовали закрывать уши руками, но ничего не помогало. Они всматривались вниз сквозь облака, но только безбрежный океан был виден. И вот божество-великан показал на едва различимое пятнышко в океане.

– Взгляните, это же дом!

– А на крыше старушка! Она сидит там и плачет, – добавил божество-карлик.

Цунами, что пришло из океана, смыло деревню и всех её жителей, одна старушка осталась – успела забраться на крышу до того, как дом унесла гигантская волна. Дом, было ясно, вот-вот потонет, и старушка уже готовилась расстаться с жизнью, но божества не дали ей погибнуть в водах океана, забрав к себе на небо. Но и на небе женщина плакала и плакала. Божества собрались на совет.

– Может быть, она плачет, оттого что хочет вернуться в мир людей? – подумал вслух божество-великан.

– Возможно, она перестанет плакать, если мы превратим её в другое существо, – предположил божество-карлик.

И божества превратили старушку в цикаду.

– Летом ты сможешь жить на земле среди людей, – сказал божество-великан.

– А зимой будешь возвращаться к нам, на небо, – добавил божество-карлик.

Старушка, теперь уже цикада, последовала этому совету. Когда наступали холода, она возвращалась на небо к божествам, но при этом продолжала плакать. Божества уже не знали, что и делать. Тогда Айона – бог, который отвечает за земную жизнь, повелел старушке:

– Отныне ты будешь плакать только летом, в ясные дни, но в пасмурные дни и зимой ты плакать не должна.

С тех пор цикада кричит только в жаркие, солнечные дни лета[45]45
  По айнской истории «Женщина-цикада» из книги Гизо Осами «Упекере реки Читосэ».


[Закрыть].

– Значит, завтра эти мухи будут тише воды, – сделал вывод Ашот.

– Почему? – не понял Геша.

– Потому что завтра дождь по прогнозу!

– А мне не кажется, что это похоже на плач, – сказал Костик. – По-моему, наоборот, очень даже весело жужжат. Я вот только не понял, Айона – что за бог? Впервые слышу.

– Это айнская сказка и бог айнский, их мало кто знает, – ответила Айна.

Когда они спустились в кальдеру, солнце поднялось совсем высоко и душный воздух обволакивал, как в парной[46]46
  На Кунашире, как правило, очень высокая влажность – 70–90 %.


[Закрыть], жарко давил на затылки. Цикады монотонно и громко звенели со всех сторон. Бамбуковые пустыри украшали редкие раскидистые гортензии, почти не дающие тени. Из бамбука, раздвигаемого на ходу коленями, взлетали потревоженные сонмы бабочек. Будто подстриженный частокол ельника равнялся верхушками. Понто булькало, в воздухе висел навязчивый запах тухлых яиц[47]47
  Запах сероводорода.


[Закрыть]. Большое озеро, бледно-бирюзовое у берега, показывало каждый камушек на дне, и только в месте впадения ручья, соединяющего Горячее и Кипящее, расплывалось мутное белёсое облако, насыщенное серой.

– Там купаются? – Иваницкий вытер тыльной стороной ладони взмокший лоб.

– Конечно, – и Айна вывела их заросшей колеёй на берег Горячего. Здесь, у воды, росло несколько чахлых берёз. Ашот свалился в тень на пахнущий серой песок и замер.

Геша деловито отдалился метров на десять, сделал вид, будто вокруг никого, и нагишом плюхнулся в озеро.

– Не заплывай далеко, – крикнула ему Айна, – тут дно резко уходит вниз! И воду ртом не хватай, без зубов останешься!

Геша нырнул, как дельфин, и, вынырнув, рассмеялся счастливо. Он махнул им рукой:

– Эй! Супер! Кто со мной?

Неторопливый Иваницкий развесил на ветке берёзы футболку и штаны, кинул носки на стланик – проветриваться. Нерешительно глянул на женщин, мельком – на Гешу, сверкающего ягодицами в удивительно прозрачной воде, и воздержался от немедленного вступления в нудистский клуб.

– Озеро-то на вид не слишком большое, сколько тут глубина? – спросил он.

– Шестьдесят метров. Это же кратер.

– Попробую не утонуть, – Костик пошёл в воду.

Айна оторвала взгляд от трусов, туго обтянувших его накачанный зад, и повернулась к Ашоту с Виталиком:

– А вы не желаете охолонуться?

– Нет, – сказал Ашот, не открывая глаз.

– Непременно, – заявил Виталик. Он решительно направился к озеру, поддёрнув плавки почти до подмышек. Острый камешек попал под ступню, и ноги Виталика, отказавшись опираться на колкий предмет, подломились в коленках, испортив всю парадность момента. Вернув себе равновесие, он уже не так бодро маршировал по берегу.

Геша с Костиком шумно плавали в голубой воде, мощно загребая руками, фыркая и крича: «О! Ого-го! Ага! Га-а!» Виталику же вода показалась настолько холодной, что он даже привстал на цыпочки, будто пытаясь выбраться. Потом, насмелившись, дважды окунулся с головой, по-детски зажав пальцами нос, и выскочил на берег, стуча зубами:

– Холодновато, я вам скажу.

– Я так и думал, – поджал губы Ашот. – Не хватало простудиться.

Цикады яростно зазвенели вокруг.

Изуми вдруг сбросила с ног ботинки и зашла в озеро прямо в одежде. Непочуйко уставился на неё, а Костик, стесняясь проявлять к происходящему пристальное внимание, нырнул в молочно-голубую глубину.

Солнечные пятна метались по песку, дно озера и впрямь резко уходило вниз, и вот уже светлого песка нет, а в тёмной глуби расплываются контуры белёсых теней. Одна тень поднялась из бездонья, обретя очертания человеческой фигуры, лицо её приблизилось, и на Костика посмотрели глаза Изуми. Только причёска была другая и одежда. Красное кимоно колыхалось, словно диковинная огромная водоросль. Японка призывно протянула к нему руки и стала падать в бездонную черноту, маня за собой купальщика. Костик рванулся к ней – нельзя дать Изуми уйти вглубь! Он почти ухватил рукав кимоно, когда кто-то вцепился ему в щиколотку, перепугав до смерти. Осознав, что задыхается и в висках уже стучит, Костик рванулся вверх, хватанул ртом воздуха, намереваясь крикнуть, что Изуми там, в глубине, тонет и уже ей, наверное, не помочь…

Геша рассмеялся Иваницкому в лицо – это он дёрнул его за ногу. Айна призывно махнула с берега лопухом, как флагом: «Пора!». Изуми, стоя рядом с ней, спокойно отжимала воду из длинных волос.

– Вы же насквозь мокрая, – Айна укоризненно посмотрела на японку.

– Ничего, – ответила та, – жарко, быстро высохнет. У нас с детства приучают плавать в одежде. На всякий случай.

По пути, промятому квадроциклами, они шли к кордону. Ашот чертыхался, когда нога соскальзывала в лужу, невидимую под зарослями. Виталику бамбук всё время развязывал шнурки насквозь промокших кроссовок.

– Когда я был здесь в последний раз, дорогу было ещё хорошо видно и в кроссовках спокойно ходили – ни разу не промок, – сказал он в спину Айне. Она только пожала на ходу плечами.

Изуми приходилось хуже всех – жёсткие шелестящие заросли были ей по грудь, а местами она погружалась в них с головой.

Вдруг бамбук кончился, и среди чахлого березняка открылась поляна, заросшая высокой, в два человеческих роста, буйной зеленью.

– Перед вами характерный пример курильского высокотравья, – включилась радио-Айна. – Заросли белокопытника, борщевика, какалии…

– Кака… чего? – перебил Ашот. – Я так и знал, что опять будет какая-то кака!

– Какалии[48]48
  Многолетнее травянистое растение из семейства сложноцветных, высотой до двух метров.


[Закрыть], – невозмутимо повторила Айна. – К вашему сведению, это растение относится к категории полезных, оно обладает ранозаживляющим действием. Мы в общем-то уже пришли. Вот кордон.

Ашот выглянул из-за её спины и в очередной раз помрачнел. Сарай, обитый рубероидом, – вот что такое был этот кордон, по его мнению. Рядом с неказистым домиком торчало странное сооружение из дырявых железных полос – как выяснилось, летняя кухня. Ашот постучал костяшками пальцев по ржавой железяке в круглых дырках:

– Это что, какой-то креативный дизайнер постарался?

– Тут много чего из рулёжки на острове: заборы, например, делают, – объяснил ему Виталик. – Когда взлётную полосу ремонтировали, всю рулёжку сняли и положили бетон. Ну а местные растащили её для своих нужд.

– У них что, другого стройматериала нет?

– Есть, наверное, – предположил Виталик. – Но на шару, как известно, и хлорка творогом покажется.

– Что-то мне внутрь не хочется, – сказал Ашот. – Может, палатку поставим? Или мы её не взяли?

– Можно, но не нужно, – отрубила Айна. – Тут вам не центральный парк Батуми. Спать будете в доме.

– Интересно, как мы все там поместимся? – Ашот оглядел квадроциклистов, весело пивших чай в ржавой клетке летней кухни, и незнакомого бородатого мужика, перепоясанного патронташами, как пулемётными лентами, крест-накрест.

– Антоха, – представился мужик и подал руку Ашоту. – Они тут не останутся, сейчас уедут. Заходите в дом, размещайтесь, как хотите, ваша половина – левая.

– Изуми займёт маленькую комнату, а вы все – в большую пристройку, – скомандовала Айна и потянулась к чайнику.

Геша первым вошёл в дом, за ним – Иваницкий. Ашот пытался прошмыгнуть у Костика под локтем, чтобы занять лучшее место, но увидев интерьер пристройки, мгновенно перестал суетиться. Пять железных кроватей с видавшими виды матрасами стояли на дощатом, местами прогнившем полу в окружении стен из неструганного горбыля. Малюсенькое запыленное окошко, почти форточка, едва пропускало внутрь тусклый свет.

– Н-да… – протянул Ашот.

– Экзотика, – прокомментировал Геша. – Я вот был в Италии, у них там есть Везувий и тоже серой воняет.

– Только не говори, что там туристов в такие хибары загоняют.

– Это да: хибары там – что надо! Две звезды – как пять местных.

– Где ты на этом острове успел пять звёзд найти?

Иваницкий невозмутимо кинул свой спальный мешок на ближайшую кровать и отправился исследовать пути в нужник. Раздражённый Ашот повернулся к Виталику.

– Нет, скажи, за что я плачу деньги? За это?! – и он брезгливо, двумя пальцами, попытался поднять матрас за уголок. Матрас был тяжёлым, ватным.

– За экстрим, – ответил Виталик. – Вы же читали описание тура: погружаетесь в мир дикой природы, сливаетесь с ней и чувствуете себя первобытным человеком.

– Чувствую себя паршиво, – резюмировал Ашот. – Если первобытный человек себя так чувствовал, то я ему не завидую. Но он хотя бы не платил деньги, чтоб так себя чувствовать.

Виталик виновато улыбнулся и развёл руками.

В доме ощутимо пахло мышами и змеями. Какая-то чёрная козявка с раздвоенным хвостом зарылась в труху половицы. Большой паук в плотной сетке паутины, висящей в углу, посмотрел на Ашота и запотирал лапками. Алмазян стремглав бросился на улицу.

Квадроциклисты с ковбойской удалью запрыгнули на своих механических коней и унеслись в заросли. Солнце быстро клонилось за стенку кальдеры. В летней кухне Изуми маленькими глоточками пила зелёный чай, любезно предложенный ей Антохой, и последние солнечные блики подслеповато ползали по эмали кружки.

– Хотите посмотреть озеро? – спросила Айна. – Тут близко.

Геша, выскочив, как чёрт из табакерки, из ближайших кустов, радостно закивал.

До берега и впрямь было не более ста шагов по едва заметной стёжке в забамбученном березняке. На узкой песчаной полоске лежала пластиковая лодка, упираясь кормой в гущу тростника. Вдоль озера кто-то пробил в траве широкий коридор.

– Это медвежья тропа, – гордо сказал Антоха, как будто сам был тем медведем, который протаптывал в тростнике тоннели.

Над зеркалом воды в сумеречной тени носились летучие мыши.

– Красиво, да? – спросила Айна. – Купаться будете? Нет? Тогда идите ужинать. Антох, покорми их, а я окунусь.

Геша, уходивший последним, наклонился, будто бы завязать шнурки, и остался в бамбуке, шелестящем от прикосновений ветерка. Он сел прямо на тропинку и из-за ствола берёзы смотрел, как Айна расстегнула широкий ремень и стянула через голову энцефалитку, обнажив незагорелые плечи. Она хлопнула себя рукой по шее, убив комара. Брюки цвета хаки упали на сырой песок, голые ноги покрылись мурашками. Айна неторопливо вошла в разбелённую бирюзу озера. Противоположная стенка кальдеры золотилась, ярко освещённая заходящим солнцем, а на этом берегу густо роились цветные тени. Геша снял крышку с объектива и, привычно нащупав кнопку затвора, приник к видоискателю. Снимок будет паршивым, он знал по опыту, жалким подобием того, что сейчас перед глазами, но удержаться невозможно.

Что-то больно стукнуло его по плечу.

– Нехорошо подглядывать, – голос Виталика копьём вонзился в спину. – Пошли отсюда.

Ещё окрестности кордона не окутала темнота, а луна уже висела в восточной части небосвода. Печка в летней кухне пыхтела и вычихивала едкие, удушливые клубы каких-то отравляющих веществ. Устав показывать «куда фига, туда дым», Алмазян пробурчал ругательство и пересел подальше от ржавых стен, задерживающих движение воздуха. Антоха ковырнул кочерёжкой горящие угли и ухмыльнулся:

– Дым едкий, да?… Это потому что плавень: я ветки из воды вытаскиваю и деревья упавшие, а они пропитались серой. Специально для туристов, чтоб вам потом было что вспомнить.

Накрыв чистой клеёнкой обитый жестью стол, он нарезал крупными кусками хлеб и ветчину. В большой кастрюле на печке что-то булькало.

С озера вернулась Айна и, бросив полотенце на верёвку, предусмотрительно натянутую кем-то подальше от кухни, вытащила свёрток палатки на утоптанное пространство поляны. Сняв чехол, она разложила палатку на траве. Непочуйко бросился на помощь. Он суетился, то теряя колышки, то спотыкаясь об уже натянутые верёвки, и всё время норовил то придержать Айну за руку, как будто мир вокруг полон опасностей, то приобнять, как бы протискиваясь в несуществующем тесном пространстве. Айна сурово хмурилась и наконец погрозила ему пальцем:

– Но-но!

Геша улыбнулся и наивно хлопнул ресницами:

– Не понимаю…

– Ну и не понимай. Иди отдыхай, без тебя управлюсь.

Обиженно засопев, Геша нацепил сумку с фотоаппаратом на шею и ушёл в бамбук.

Айна методично втыкала вокруг палатки высокие колышки: один, два, три, четыре… На шестнадцатом Ашот сбился со счёта. Потом привязывала к ним бечёвку, а к бечёвке – какие-то белые штуки, похожие на кисточки из длинных стружек. Вокруг палатки получился замкнутый круг с подвесками – симпатично, но странно.