Текст книги "Спускаясь к звездам"

Глава 7

Солнце только взошло, а в шатре, где собралось чуть более десятка странников, уже было душно от испарений пота, сметанного с запахом костра, оставшегося на бронекостюмах с вечера. Ольт держался поближе к стене, скрываясь за спинами других странников и стараясь не привлекать к себе внимания. Не то чтобы он был слишком скромен или застенчив, но, будучи новичком на таких собраниях, не считал нужным высовываться, пока не станет ясно, о чем пойдет речь.

Однако, побыть незаметным молчаливым слушателем ему так и не дали. Стоило всем обменяться формальными приветствиями и пожелать друг другу доброго утра, как аж-сул Келгани сказал:

– Сегодня к нам присоединился новый собрат. Его команда только вчера прибыла в лагерь. Я уверен, ему есть, о чем рассказать.

Все взгляды повернулись к Ольту, который, в свою очередь, вопросительно уставился на Келгани. Аж-сул пояснил:

– Расскажи о своем пути. Какое расстояние прошла твоя команда, что вы видели по дороге? Но для начала представься.

– Кэал Ка Ольт, командир капсулы АС-86, – сказал он, приложив ладонь к сердцу, и начал свою историю.

Не будучи от природы хорошим рассказчиком, Ольт иногда сбивался, перескакивал от одного к другому и путался в хронологии. Но от него и не ждали захватывающего сюжета и раскрытия характеров; главную информацию он донес – количество встреченных землян, степень их вооружения, приблизительное месторасположения подземного города и другие важные мелочи. Слушающие понимающе кивали – их истории были во многом похожи на эту.

– В целом же, на многие сотни километров на северо-восток нет ничего, кроме раскаленного песка, камней да редкого кустарника, – закончил свой рассказ Ольт и вытер вспотевший лоб.

Никаких вопросов или обсуждений не последовало, поэтому Келгани откашлялся и снова взял слово:

– Ольт, спасибо за твой рассказ. А теперь мы перейдем к основной теме нашего собрания. Итак, наши отряды уже обследовали окрестные фермы и маленькие поселения на два дня пути вокруг. Не сказать, чтобы мы добыли там много полезных трофеев, но собрать кое-что нам все же удалось. Теперь пришло время основательно изучить крупный город, который находится в сотне километров к западу. Думаю, там найдется достаточно жратвы и оружия – как раз то, что нам нужно. Записи, сделанные ещё на борту, указывают, что этот городишко попал под обнуление. Следовательно, нас там вряд ли встретят многочисленные вооруженные отряды дикарей. Но перестраховаться перед рейдами всё же стоит. Поэтому сегодня мы отправляем разведывательный отряд. По моим сведениям, вы, – он обвел взглядом собравшихся, – должны хорошо справиться с этой задачей. А именно – найти склады продовольствия, осмотреть город на предмет оружия и техники. Берите, что сможете, но слишком не увлекайтесь, ваша главная задача – узнать информацию и передать её в штаб. Если наткнетесь на дикарей, старайтесь уйти незамеченными – мне нужны живые бойцы, а не мертвые герои, – Келгани внимательно посмотрел в глаза каждому, и. удостоверившись, что его поняли правильно, продолжил, – Командиром развед-отряда назначается Ферулан. После собрания ты получишь у коменданта карту местности. Что касается остальных, то вы должны подчиняться его приказам, согласно военному кодексу. Если кому-то вздумается пререкаться с командиром, ему предстоит иметь дело со мной. И я не посмотрю, какое у вас звание и какой боевой опыт. Я понятно излагаю?

Говоря всё это, Келгани произносил слова так четко и так мастерски менял интонации в нужных местах, что казалось, будто он мечет дротики, и каждый из них попадает в цель. Только сейчас Ольт понял, насколько обманчива внешность аж-сула – в эти минуты никого бы не ввергли в сомнения ни его низкий рост, ни добрые глаза. Также Ольт отметил, что на время совещания Келгани оставил свою привычку разговаривать уменьшительно-ласкательными, придавая своим словам шутливый смысл. Здесь никто шутить не собирался, и относиться к этому надлежало со всей серьезностью. Остальные трое представителей командования, которых Ольт различил с помощью нашивок на бронекостюмах, уважительно смотрели на говорящего и не смели его перебивать.

Поскольку никаких возражений или вопросов не последовало, Келгани сказал:

– Ну, раз всем всё понятно, то мне осталось только добавить, что из лагеря выступаем через два часа, чтобы добраться до города аккурат к заходу солнца. Пока проверьте амуницию, позавтракайте и на всякий случай попрощайтесь с друзьями, если таковые у вас имеются. Всё, можете быть свободны.

Он кивком попрощался с собравшимися и склонился над добытой в одном из походов картой – точной копией той, которую разведывательный отряд должен был получить у коменданта. Ольт направился было к выходу, но стоящий рядом камаштли мягко взял его за локоть и шепнул:

– Не спеши.

И действительно, не успел Ольт даже удивиться тому, что его остановили, как слово взял второй аж-сул, всё это время стоявший в стороне. Всё это время он выглядел отрешенным, глубоко погруженным в свои мысли. Но теперь он будто вышел из транса по щелчку гипнотизера и заговорил бойко и страстно:

– Вы должны понимать, что мы оказались в непростой ситуации. Крушение корабля лишило нас не только семей и привычного хода жизни. Оно лишило нас выбора. Всё, что мы можем, это с максимальной долей отдачи делать то, что должно делать, не надеясь на помощь Магистрата и не рассчитывая на чью-либо похвалу. Отдавайтесь каждому заданию так, будто это самое главное дело вашей жизни. Только так мы сможем очистить эту планету от грязи, которую веками создавали тут дикари, и стать хозяевами обновленного чистого дома.

– Обязательная напутственная речь Кинбакаба, – шепнул Ольту сосед и подмигнул. – Ни одно собрание без них не обходится.

– Кинбакаб? Странное имя…

– Да, поговаривают, его родители были чудаками. Он родился на какой-то захудалой колониальной планете на другом краю галактики. Его родители не добились больших высот в военном деле и мечтали, чтобы хотя бы их сын был особенным. И начали, надо полагать, с имени.

– Откуда тебе всё это известно? – спросил Ольт.

– Я ведь разведчик, – довольно усмехнулся собеседник, явно гордясь собой.

Соседи зашикали на них, поскольку Кинбакаб всё ещё продолжал свою речь, придумывая всё новые уничижительные эпитеты для дикарей и всё более яркие сравнения для описаний победной поступи странников по планете Земля. Поэтому Ольт заговорил ещё тише:

– Я думал, вдохновенные речи – дело ишчелианцев.

– У всех есть свои маленькие слабости, – пожал плечами сосед. – Я, например, люблю купаться в реке голышом, Кинбакаб любит пытки и пафосные речи… Каждому своё.

– Каждому своё, – задумчиво повторил Ольт и словил себя на мысли, что привык судить об ишчелианцах, в основном исходя из полушутливых, полупрезрительных рассказов, которыми они обменивались с другими воинами, сидя у костра.

Теперь, подумал он, ему предстоит поближе познакомиться с представителями всех каст. Может быть, намного ближе, чем он когда-либо мог себе представить, и уж точно ближе, чем ему хотелось бы.

Тем временем Кинбакаб прервался, и Келгани воспользовался повисшей паузой:

– Я думаю, бойцам все же следует немного отдохнуть перед выходом. Да и позавтракать пора бы. И вот ещё что… Ферулан, задержись на минутку. Нам с тобой нужно обсудить маршрут.

Собеседник Ольта толкнул его локтем в бок и подмигнул:

– Мой выход.

– Так ты и есть Ферулан? – спросил Ольт.

– Ага. Так что с этой минуты ты мне подчиняешься, – сказал он и, заметив смятение Ольта, хохотнул, – Да не бойся ты, я добрый! Гонять по мелочи не буду.

Ферулан подошел к столу, где Келгани уже прочерчивал маршрут. Остальные странники затопились к выходу, стремясь побыстрее покинуть душное помещение. Ольт не торопился к ним присоединиться. Когда в шатре не осталось никого, кроме аж-сулов и Ферулана, он вежливо кашлянул, обозначая свое присутствие.

– Прошу прощения, но мне необходимо поговорить с вами по одному деликатному делу, – сказал Ольт. – Это не займет много времени.

– Что произошло? – спросил Келгани, оторвавшись от своих расчетов.

Кинбакаб кивнул, выражая свою готовность выслушать.

– Тут такое дело…

Ольт вкратце рассказал о том, что произошло в подземном городе, и как Ное попал в плен, ослушавшись приказа командира.

– Таким образом, действия Ное можно расценивать как дезертирство и беспричинное подвергание опасности всей команды. Пока он был болен, я не хотел предпринимать никаких действий. Но теперь он почти поправился и, согласно военному кодексу, его требуется отправить под трибунал.

– Хорошо, что ты доложил об этом, – сказал Келгани. – Ситуация, конечно, щекотливая. С одной стороны, парень и так пострадал и, вероятно, получил хороший урок. Но, с другой стороны, военный кодекс обязывает нас принять меры. Я думаю, лучше всего будет отложить решение хотя бы до того времени, когда ваш отряд вернется из разведки. Тогда мы сможем встретиться на этом же месте и выслушать все стороны.

– Я не согласен, – сказал Кинбакаб, скрестив руки на груди. – Такие вещи нельзя пускать на самотек – этим мы буквально поощряем дезертирство и неподчинение. Неизвестно, скольким этот сопляк уже успел рассказать о своем героическом подвиге.

– Не думаю, что он стал бы трепаться. Не слишком-то большим героем он вышел из той пещеры, – сказал Ольт.

– Во-первых, я не люблю, когда меня перебивают, – холодно заметил Кинбакаб. – А, во-вторых… Как бы там ни было, я настаиваю, что эту ситуацию необходимо решить немедленно. И, более того, сделать это нужно публично, на поляне. Чтобы всем стало понятно, что мы тут не шутки шутить собрались.

– Мне кажется, сейчас куда важнее отправить разведотряд, – заметил Келгани. – А всякие мелочи можно и отложить.

– Мелочи? Ты считаешь, что неподчинение командованию – это мелочи? Я уверен, что, если мы немедленно не пресечем такие действия, то к моменту возвращения разведотряда в лагере уже будут десятки таких, как этот Ное. Не случится ничего страшного, если отряд немного задержится. Этот городишко стоял там несколько сотен лет – постоит и еще денек.

– В любом случае, – сказал Келгани, – чтобы принять решение, мы должны выслушать мнение Уочита.

– Ты всерьез полагаешь, что нам это необходимо? – усмехнулся Кинбакаб.

Келгани вздохнул. Он и сам прекрасно знал, что Уочит примет сторону сильнейшего. А в данной ситуации сильнее был, безусловно, Кинбакаб. Келгани хорошо справлялся с командованием на поле боя и с планированием военных операций, но в ведении абстрактных дискуссий он всегда пасовал. И нечего было даже думать о том, чтобы победить Кинбакаба в полемике. Что же касается Уочита, то для всех было загадкой, как он дослужился до аж-сула, учитывая, что даже участию в совещании он предпочел здоровый сон и сытный завтрак. Формально его мнение имело вес, но на практике ждать от него каких-то важных решений не приходилось.

В последней надежде Келгани взглянул на Тейта, который с самого утра не проронил ни слова:

– Тейт, а ты что скажешь?

– Скажу, что вы оба по-своему правы, – сказал он.

– Ишчелианцы… Вечно вы пытаетесь усидеть на двух стульях, – фыркнул Келгани, но тут же осекся, прекрасно понимая, что не стоит наживать себе врага в лице Зрящего.

– Что ж, значит решено, – подытожил Кинбакаб. – Суд над Ное состоится сегодня после завтрака на поляне.

Келгани побледнел от досады и раздражения, но вслух сказал:

– Как считаешь нужным. На этот раз пусть будет по-твоему. Ладно, если мы всё решили, прошу нас с Феруланом оставить на время.

Ольт поблагодарил командование за уделенное внимание и удалился. Пиная мелкие камешки, он брел к своей палатке, и на сердце у него было тяжело. Ольт знал, что поступил правильно, а правильные решения всегда приносили ему облегчение – особенно после долгих и мучительных раздумий. Но не в этот раз. Ольту казалось, что, выдав Ное, он стал предателем. И от этого чувства невозможно было спрятаться за военным кодексом и списками правил. Тем более, что Ное был не единственный, кто не подчинился. Но, – успокаивал себя Ольт, – именно действия Ное привели к возникновению наиболее опасной ситуации, именно Ное поставил под сомнение авторитет Ольта и подбивал команду к бунту. Однако, это не успокаивало. Оставалось только убеждать себя в том, что чувство сожаления – худшее, что может изобрести сознание, и не стоит этому чувству поддаваться.

Вскоре в поле зрения Ольта показались палатки с маркировкой АС-86. Его команда уже проснулась, и каждый занимался своими делами в ожидании завтрака. Тай делал зарядку, Сау проверял, в порядке ли бронекостюм, Зали сидела на земле, пристально вглядываясь в траву и время от времени занося что-то в тактический компьютер – видимо, наблюдала за насекомыми.

Из палатки, потягиваясь, вышел Ное. Выглядел он все ещё неважно – на повязке, прикрывающей глаз, расплылось алое пятно из-за открывшегося ночью кровотечения, левой рукой он все ещё старался не двигать, чтобы случайно не задеть рану. Но при всем этом выглядел достаточно бодрым и даже улыбался. Он пожелал всем доброго утра и, увидев приближающегося Ольта, приветственно вскинул руку. Тот скомкано ответил на приветствие, но поспешил опустить глаза, смутно опасаясь, что взгляд может выдать его мысли. Конечно, Ное в любом случае узнает о донесении командира, но больше всего Ольт боялся не этого. Он боялся, что Ное увидит, как Ольту стыдно за свой поступок.

Подойдя поближе к своим палаткам, он жестом подозвал Сау.

– Как себя чувствует Ное? – спросил Ольт как можно тише, чтобы его не услышали остальные.

– Почему бы тебе не задать этот вопрос ему самому?

– Мне интересно твое мнение, как врача. Насколько он поправился?

– Ну, не считая того, что глаз всё еще беспокоит его, можно считать, что он практически в порядке. Конечно, о полном выздоровлении пока речи не идет, но…

– Хорошо, это всё, что я хотел узнать, – оборвал его Ольт.

– Эй, вы идете завтракать? – крикнула Зали, оторвавшись от рассматривания насекомых. – Все уже пошли.

Ольт осмотрелся и понял, что вокруг действительно стало пусто. Только вдали виднелись спины странников, идущих по направлению к главной поляне. Не получив ответа, Зали поднялась с земли и, отряхнув бронекостюм, поспешила за остальными.

Ольт был не голоден. Сейчас ему казалось, что аппетит его покинул навсегда. Но также он знал, что это всего лишь нервы, и когда они улягутся, чувство голода вернется стоглавым чудищем. И случится это в самый неподходящий момент, когда вокруг на километры не будет ничего съестного. Поэтому он поплелся к поляне, стараясь думать о питательном завтраке, а не о том, что Ное предстоит предстать перед публичным судом из-за его донесения.

В это утро на поляне, казалось, было ещё больше народу, чем вчера за ужином. Ольт оглядывался по сторонам, выискивая аж-сулов. Наконец, он увидел Келгани и Кинбакаба, сидящими у одного из костров. Те выглядели абсолютно спокойно, но это ничуть не успокоило Ольта. Напряженное ожидание замерло где-то в глубине его нутра как сжатая пружина.

Но минута проходила за минутой, и ничего не происходило. Вскоре прозвучал сигнал, ознаменовавший начало завтрака. На поляне царила легкая оживленная атмосфера. Даже члены разведотряда, которым вот-вот предстояло отправиться в дорогу, обменивались шутками, смеялись и в целом выглядели расслабленно. Ольт выстоял в очереди, получил свою порцию еды и механически расправился с ней, даже не почувствовав вкуса.

Завтрак уже подходил к концу – костры погасли, все получили свою порцию пищи и теперь поглощали её кто в одиночку, а кто в кругу приятелей. Никто не спешил покидать поляну, поскольку все, как и обычно, надеялись, что на этот раз еды окажется больше необходимого минимума, и кому-то удастся получить добавку.

Без энтузиазма дожевывая остывающую баранину, Ольт пристально следил за аж-сулами, но те, казалось, были полностью поглощены завтраком и не думали ни о чем постороннем. Ольт уже начал надеяться, что аж-сулы ещё раз всё обсудили и отказались от идеи публичного суда или хотя бы решили перенести его на более удобный момент, но тут Кинбакаб встал с земли.

– Я прошу вас ненадолго задержаться после завтрака. Надеюсь, это не займет много времени, – сказал Кинбакаб, и Ольт с удивлением заметил, что все взгляды немедленно обернулись в сторону аж-сула, и все разговоры стихли, будто волна схлынула с берега.

Кинбакаб откашлялся и начал свою речь:

– Сегодня нам предстоит разобраться с одним не очень приятным делом. И я считаю, что все вы должны стать этому свидетелями.

Кинбакаб подал знак, и трое крепких камаштли, сидевших подле него, встали и направились через поляну к Ное. «Значит он всё заранее подготовил, предупредил своих людей. И всё это время сидел как ни в чем не бывало, выглядел непринужденно и будто бы даже пребывал в приподнятом настроении. Вот это выдержка! – подумал Ольт, – Или же то, что выглядело как веселость, на самом деле было радостным предвкушением…»

Ольт перевел взгляд на Келгани. Тот так и продолжал сидеть на земле, доедая свою порцию баранины. По виду Келгани невозможно было определить, как он относится к происходящему, но очевидно было, что он не собирается принимать в этом никакого участия.

Вокруг начало ощущаться возрастающее напряжение, со всех сторон послышался тревожный шепот, в котором преобладали вопросительные интонации. Никто из присутствующих не знал, что должно произойти, но эти трое из личной охраны Кинбакаба не внушали никакого оптимизма. Сотни пар глаз следили за тем, как охранники пересекают поляну, ожидая, что будет дальше.

Троица остановилась у потухшего костра, возле которого сидел Ное. Один из них сказал сухо:

– Вставай.

Ольт не видел глаз Ное, но был уверен в том, что он непонимающе уставился на охранников.

– Вставай, – повторил охранник, будто сами эти слова должны были всё объяснить.

Ное повиновался, и, вытерев жирные руки о траву, поднялся. Двое охранников встали по бокам от него, третий подтолкнул в спину:

– Теперь иди.

Ное шел через поляну, оглядываясь по сторонам. Наконец, он увидел в толпе незнакомых лиц своего командира и взглянул на него, ища ответа и помощи. Ольт отвел глаза. Он представлял себя на месте Ное – вот его ведут через поле под пристальными взглядами, в которых читается осуждение, страх и одновременно облегчение, что это не они попали в беду. Его грубо подталкивают в спину, поддерживают за руки, будто он вот-вот собирается дать деру, как последний трус. Какое это, должно быть, унижение…

Наконец, этот путь, в котором каждый шаг приходилось делать, преодолевая себя, был закончен. Растерянный и смятённый пленник предстал перед Кинбакабом. Ольт заметил, что Ное на несколько сантиметров выше аж-сула и значительно шире его в плечах. Даже в окровавленной повязке на глазу этот молодой пехотинец выглядел значительно и смотрел на командующего сверху вниз.

– На колени, – холодно сказал Кинбакаб.

Один из охранников пнул Ное в ногу, и тот, пошатнувшись, упал на одно колено.

Перед глазами у Ольта заклубилась алая пелена. Он задыхался от возмущения. Никогда, даже во время самых страшных битв и самых жестоких трибуналов странники не ставили на колени даже своих врагов, не говоря уж о равных себе, о своих собратьях. Ольт хотел выкрикнуть, что такое обхождение неслыханно, но слова застряли у него в горле – он понимал, что в происходящем немало и его вины. И всё равно всё происходило вопиюще не так, как тому должно было происходить.

Не желая больше присутствовать на этом суде, попирающем все нормы и законы Магистрата, Ольт поднялся, чтобы уйти. Но тут Кинбакаб заговорил снова:

– Приведите свидетеля.

Один из охранников покинул свое место и направился к Ольту. Не дожидаясь, пока и его толкнут в спину, Ольт сам сделал шаг вперед и двинулся в ту точу поляны, куда были направлены напряженные взгляды всех присутствующих.

– Итак, – сказал Кинбакаб, – Ты утверждаешь, что этот холькан покинул свою команду вопреки приказу командира и подбивал своих собратьев взбунтоваться?

Теперь голос Кинбакаба звучал мягко, почти ласково. И от этой наигранной теплоты Ольт проникся еще большей неприязнью к аж-сулу. Тем не менее, ему пришлось признать:

– Да, это так.

Ное метнул в Ольта испепеляющий взгляд. Даже одним глазом он смог передать всю обуревавшую его гамму эмоций – удивление, ненависть, боль предательства.

– Тебе есть что сказать в ответ на эти обвинения, холькан? – спросил Кинбакаб.

– Да, мне есть что сказать, – прорычал Ное и попытался подняться с колен, но охранник толкнул его в спину, возвращая в прежнее положение. – Похоже, я был единственным, кому было не наплевать на смерть собратьев, и кто готов был отомстить за них!

– Но какой ценой?! – рявкнул Ольт.

Ярость, охватившая его в пустыне во время разговора с Ное, снова кипела в нем. Ольт на миг забыл о том, что теперь они находятся в лагере – он снова готов был ввязаться в перебранку с хольканом, будто старый спор и не заканчивался.

– Когда дело касается вопросов чести, рассуждать о цене малодушно. А ты повел себя как трус, – сказал Ное.

– Так ты, значит, думаешь, что ты герой? – улыбнулся Кинбакаб. – Что ж, тогда у меня есть для тебя подарок, который будет напомнить и тебе, и всем остальным об этом геройском поступке.

Кинбакаб оглянулся и кивнул. Из-за его спины вышел еще один охранник, неся в руке железный прут, загнутый на конце в виде иероглифа. Ольту даже не нужно было всматриваться, чтобы понять, что означает этот иероглиф – было и так понятно, что в нём заключено слово «дезертир». Командир перевел взгляд с орудия наказания на Кинбакаба и в который раз за утро удивился его предусмотрительности. Было что-то зловещее и пугающее в том, что с корабля эвакуировали не только необходимые вещи, но и подобные орудия.

– Спасибо, Ольт. Ты можешь возвращаться на место, – сказал Кинбакаб и подкрепил свои слова властным взмахом руки.

С безопасного расстояния Ольт наблюдал за тем, как один охранник аккуратно снимает с подсудимого закрывающую глаз повязку, пока второй охранник опускает край прута в раскаленные угли. Вскоре прут появляется снова – иероглиф на его конце стал красным и будто пульсирующим. Как завороженный Ольт наблюдал это зрелище и размышлял о том, какую роль во всем этом сыграла его личная злость и даже обида на этого ещё по сути мальчишку.

В отличие от Ольта, Ное старался не следить за действиями охранников. Он и без того вел отчаянную внутреннюю борьбу с воспоминаниями о недавних событиях в подземном храме. Сейчас Ное отчаянно завидовал дикарям, которые верили в своих нелепых богов. По крайней мере, в подобной ситуации им было бы у кого спросить, почему этот ужас должен повторяться снова, и чем они заслужили такое. Ное задавать такие вопросы было некому. Всё, что ему оставалось – это сцепить зубы и постараться достойно выдержать всё, через что ему предстоит пройти.

И вот этот момент настал. Раскаленное клеймо медленно приблизилось к лицу подсудимого. Оно было совсем небольшим, но способным причинить несоразмерную муку – Ное знал это наверняка. Он зажмурил свой единственный глаз и приготовился к боли. Однако первое, что он почувствовал – был даже не поцелуй раскаленного металла, а шипение от соприкосновения клейма с покрытым испариной лбом. И только после этого лавиной начала нарастать боль, эхом отражающаяся в покалеченном глазу.

Ное зарычал. Ногти впились в кожу ладоней, но он этого не замечал, сжимая кулаки все сильнее. До того момента, когда охранник отдернул клеймо, прошло всего пару секунд, но по другую сторону боли время шло куда медленнее.

Ное разжал кулаки и упал на землю, тяжело дыша. К нему тут же подбежал врач и смазал рану обезболивающей мазью. Но в тот момент Ное не способен был оценить такой любезности. Он взглянул на Кинбакаба и подумал «Я с тобой ещё поквитаюсь».