Текст книги "Дикое племя"

– То, что я разрешаю своим людям, это мое дело, – отрезал Доро.

– Но они!..

Доро неожиданно резко остановился, повернулся лицом к молодому негру, тот тоже был вынужден остановиться.

– То, что я разрешаю им делать, это мое дело, Окойя. Вот и все.

Вероятно, недолгое время, проведенное в рабстве, научило его терпению. Окойя ничего не ответил на эти слова. Энинву пристально посмотрела на Доро, но тоже промолчала.

– О чем они говорят? – спросил Дейли у Доро.

– Они не одобряют твоей профессии, – пояснил ему Доро.

– Проклятые дикари, – пробормотал тот. – Это настоящие животные, и к тому же сплошь сущие людоеды.

– Вот эти как раз нет, – сказал Доро, – хотя некоторые из их соседей – несомненно.

– Все они, все, – настаивал Дейли. – Дай им только случай.

Доро улыбнулся.

– Конечно, нет сомнения, миссионеры со временем доберутся и к ним, чтобы обучить их практике символического людоедства.

Дейли даже подскочил на месте. Он считал себя набожным человеком, несмотря на свое занятие.

– Ты не должен говорить подобные вещи, – зашептал он. – Даже если ты и не досягаем для Бога.

– Только избавь меня от твоей мифологии, – сказал ему Доро, – и от твоего праведного негодования.

Дейли слишком долго вел дела с Доро, чтобы не быть искушенным в подобных вопросах.

– По крайней мере, мы честно говорим о том, что делаем, – продолжал Доро. – Мы не претендуем, как делаете это вы, рабовладельцы, на то, что делаем это ради спасения души наших жертв. И уж никогда не убеждаем самих себя, что ловим их только для того, чтобы обучить их цивилизованной религии.

У Дейли округлились глаза.

– Но… Ведь я не имел в виду, что именно ты… и являешься… этим… Я не имел в виду…

– А почему нет? – Доро продолжал глядеть на него, забавляясь его смущением. – Уверяю тебя, я самый способный из всех людоедов, которых тебе только доводилось встречать.

Дейли промолчал. Он вытер пот с бровей и стал смотреть в сторону моря. Доро проследил за его взглядом и заметил корабль, стоявший на якоре в маленькой бухте. Это был собственный корабль Доро, «Серебряная Звезда». Небольшой, но очень крепкий, он подходил гораздо лучше, чем его более крупные корабли, для того чтобы проходить в запрещенные места и вывозить рабов, принадлежавших Королевской Компании. Подойдя чуть ближе, Доро смог разглядеть возле него своих людей, которые грузили в длинную лодку батат. Очень скоро он должен быть на пути к дому.

Доро пригласил Дейли подняться на корабль. Там он прежде всего разместил Энинву и ее внука в собственной каюте, а уже затем уселся за еду и выпивку с Дейли, чтобы расспросить его о своей деревне.

– Нет, это не жители побережья, – сказал Доро. – Это племя из внутренних районов страны. Они жили в долинах, окруженных лесами. Я показывал тебе некоторых из них несколько лет назад, когда мы с тобой первый раз встретились.

– Эти черномазые для меня все на одно лицо, – сказал Дейли. – Мне трудно что-либо сказать. – Он глотнул бренди.

Доро быстро схватил его за единственную оставшуюся руку повыше запястья.

– Если ты не сделаешь этого, ты будешь для меня просто бесполезен, – сказал он.

Дейли остолбенел от страха, не сумев даже вовремя отреагировать и выдернуть захваченную руку. Он сидел тихо и, наверное, вспоминал о том, как умирали его люди в предыдущие годы, и о том, дотрагивался ли до них при этом Доро или нет.

– Это была всего лишь шутка, – хрипло прошептал он.

Доро ничего не сказал, только взглянул на него.

– В твоих людях была арабская кровь, – очень быстро заговорил Дейли. – Я помню их взгляды и их язык, которому ты учил меня, а также их отвратительный характер. Таких людей непросто превратить в рабов, чтобы при этом они остались в живых. Никто похожий на них не проходил через мои руки, не будучи опознанным.

– Повтори слова, которым я научил тебя.

Дейли произнес их, те самые слова на языке людей из племени Доро, которые ему следовало произносить, чтобы убедиться, что к нему попали «соплеменники» Доро. И только после этого тот отпустил его руку. Работорговец произносил все слова абсолютно верно, но никто из людей Доро не отозвался на них. Эти люди, как и говорил Дейли, действительно обладали скверным характером. Более подозрительные, чем большинство остальных чужеземцев, более склонные к убийству своих соседей, они охотнее других соблюдали свои обычаи и удовлетворяли голод человеческим мясом. Именно по этим причинам Доро и изолировал их в центре безлюдной саванны. Будь они гораздо ближе к большим и сильным племенам, они давно исчезли бы с лица земли как недоразумение.

Вдобавок ко всему у этих людей была превосходно развита интуиция. Она помогала им угадывать чужие мысли и бороться друг с другом чаще на уровне дьявольских намерений, чем дьявольских поступков. При этом они никогда не задумывались о необычности своих поступков. Доро был их истинным богом с тех самых пор, когда собрал несколько племен и разрешил им вступать в брак только с людьми своего круга или с чужеземцами, которых он сам к ним приводил. Они подчинялись ему, избавлялись от явно ущербных детей, появлявшихся от близкородственных браков, и усиливали те качества, которые делали их столь полезными для Доро. Эти же самые качества делали их чрезмерно раздражительными и злобными, порочными и нетерпимыми до жестокости по отношению к таким же людям, как они сами, но это не принималось в расчет. Доро был очень доволен ими, а они в течение многих веков свыклись с идеей, что его радость – это самое главное, что они призваны поддерживать.

– Твои люди наверняка все погибли, если их попытались захватить, – сказал Дейли. – Те немногие, которых ты приводил сюда много лет назад, могли быстро нажить себе врагов всюду, где бы ни оказались.

Доро забрал из той деревни лишь пятерых, чтобы скрестить их со вполне определенными людьми другого племени, подобранными заранее. Они оскорбляли каждого своим высокомерием и враждебностью. Но они могли размножаться именно так, как приказывал им Доро, и приносили детей с еще более глубокой и более управляемой обостренностью чувств.

– Некоторые из них живы, – сказал Доро. – Я даже чувствую, как их живой организм притягивает меня, когда я думаю о них. Я собираюсь отыскать и выследить как можно больше этих людей, прежде чем кто-нибудь не перебьет всех оставшихся.

– Мне очень жаль, – сказал Дейли. – Хотелось бы, чтобы они попали ко мне. Сколь бы плохи они ни были, я бы все равно попридержал их, чтобы передать тебе.

Доро только вздохнул, кивая головой.

– Да, я уверен, что ты поступил бы именно так.

Остатки напряженности, еще остававшиеся у работорговца, растаяли после этих слов. Он знал, что Доро не будет наказывать Дейли за исчезновение его людей.

– Что это за маленький Айбо, которого ты притащил на корабль? – с любопытством спросил Дейли. Теперь подошло время удовлетворять любопытство.

– Дикое племя, – сказал Доро. – Здесь налицо, как мне кажется, давно утерянная родовая наследственность. Я думаю, что другой такой женщины просто не существует. Мне необходимо разобраться в ее происхождении, раз уж ей удалось выжить.

– Женщина! Но… ведь этот черный – мужчина.

– Временами. Но она родилась женщиной. И она женщина большую часть времени.

Дейли лишь недоверчиво покачал головой.

– Что за уродов ты собираешь! Я могу предположить, что теперь ты станешь разводить существ, которые даже не будут знать, как им мочиться, стоя или сидя.

– Они узнают это, если я выведу их. Они будут это знать, но не в этом дело.

– Подобные существа должны быть сожжены на костре. Они появляются против воли божьей!

Доро лишь рассмеялся и ничего не сказал. Он знал, что работорговец желал бы стать одним из этих уродов. Возможно, что Дейли был жив до сих пор благодаря этому желанию. Десять лет назад на его пути встал некто, кого он принял за черномазого дикаря, возглавлявшего пятерых мулатов, таких же диких на вид, как и он сам. Все шестеро показались достаточно молодыми и здоровыми, как раз пригодными для того, чтобы пополнить партию рабов. Дейли послал своих чернокожих наемников, чтобы захватить их. В этот день он потерял тринадцать человек. На его глазах они падали друг за другом, как скошенные колосья. Затем, обезумевший от страха, он столкнулся с Доро, который был в облике последнего из его убитых людей. Дейли выхватил собственный меч. Это движение стоило ему правой руки. Он так никогда и не понял, почему это не могло стоить ему жизни. Он не знал привычки Доро оставлять в живых подчинившихся ему представителей власти в разных частях света, готовых услужить ему, когда в них возникнет необходимость. Дейли понимал только то, что ему сохранили жизнь: Доро обработал его рану и следил за ней до его полного выздоровления.

А к тому времени, когда он выздоровел, он понял, что уже не является абсолютно свободным человеком: Доро может в любой момент забрать вот эту самую сохраненную ему жизнь. Дейли оказался способен принять это точно так же, как принимали это другие задолго до него.

– Позволь мне работать для тебя, – сказал он. – Возьми меня к себе на один из кораблей, или даже туда, где ты живешь. У меня есть еще силы. Даже с одной рукой я все еще могу работать. Я могу управлять черными.

– Ты нужен мне здесь, – сказал ему Доро. – Пока ты болел, я договорился с некоторыми местными королями о том, что отныне они будут торговать только с тобой.

Дейли с изумлением посмотрел на него.

– Почему ты делаешь это для меня?

– Чтобы ты мог сделать кое-что и для меня, – ответил Доро.

И Дейли вновь вернулся к старым делам. Доро посылал к нему черных торговцев, они продавали ему рабов, а его компания посылала к нему белых торговцев, которые их покупали.

– Кто-нибудь еще займет это место, если ты уедешь отсюда, – объяснил ему Доро. – Я не смогу остановить торговлю рабами даже там, где это затрагивает моих людей, но зато с твоей помощью я смогу ее контролировать.

Цена его контроля оказалась довольно велика. Но в этом случае даже его поддержки и тех шпионов, которые должны были присылать сообщения для Дейли, могло оказаться недостаточно. Своих людей, обладавших необычными способностями, Доро увозил в Америку, где они должны были принести ему определенную пользу. Но если те, кого отыскивал Дейли среди купленных рабов, оказывались людьми обычными, привлеченными только деньгами или верой в то, что Доро был сущим богом, он забывал о них. Точно так же он забудет и Дейли, если однажды, вернувшись на родину Энинву, отыщет столько ее родственников, сколько сможет найти. Хотя еще какое-то время Дейли будет полезен, и ему можно доверять. Теперь уже Доро знал, для чего ему нужен этот белый. Возможно, людей из его племени увезли или в Бонни, или в Нью-Калабар, или еще в какой-нибудь другой порт, где ведется торговля рабами, и они к Дейли не попали. Даже самые талантливые и хитрые из числа собственных детей Доро вряд ли смогли бы так просто обмануть Дейли, пока он был на своем месте. Ведь Дейли получал еще и удовольствие от того, что является проводником той силы, которой обладал Доро.

– Теперь, когда все твои люди исчезли, – вновь заговорил белый работорговец, – почему бы тебе не взять меня в Вирджинию или в Нью-Йорк, где у тебя есть черные, занятые на работах. Я до смерти устал от этой страны.

– Оставайся здесь, – приказал ему Доро. – Ты еще можешь быть полезен. Я вернусь сюда.

Дейли вздохнул.

– Я уже почти смирился с тем, что очень хотел бы стать одним из тех странных созданий, которых ты называешь своими людьми, – заметил он.

Доро лишь улыбнулся и приказал капитану корабля, которого звали Джон Вудли, заплатить за Окойю и проводить Дейли на берег.

– Скользкий маленький сукин сын, – пробормотал Вудли, когда Дейли ушел.

Доро промолчал. Вудли был одним из самых обычных сыновей Доро, без всяких талантов, и он давно недолюбливал Дейли. Это очень забавляло Доро, поскольку он считал, что эти люди очень похожи друг на друга. Вудли был сыном от случайной любовной связи, которую Доро завел в Лондоне лет сорок пять тому назад с дочерью торговца. Доро женился на ней и обеспечил ее положение, когда узнал, что она ждет ребенка. Но он очень быстро оставил ее вдовой – правда, весьма состоятельной. Доро видел Джона Вудли только дважды за все время, пока тот не достиг зрелого возраста. В его второй визит, когда Вудли выразил желание уйти в море, Доро отправил его на корабль к одному из самых способных мореходов, где тот мог изучить морскую науку. Вудли пошел собственной дорогой. Он мог бы разбогатеть, мог бы командовать большим кораблем, а не этим маленьким суденышком. Но он сам сделал свой выбор и остался рядом с Доро. Подобно Дейли он находил удовольствие в том, что был проводником той силы, которой обладал Доро. И, подобно Дейли, он завидовал многим другим, кому Доро оказывал больше внимания и уважения.

– Этот маленький язычник отправился бы сегодня вместе с тобой, если бы ты разрешил ему, – сказал Вудли. – Он ничем не лучше любого из его черномазых. Не понимаю, зачем он нужен тебе.

– Он работает на меня, – сказал Доро. – Работает, так же как и ты.

– Это не одно и то же!

Доро пожал плечами, но не стал опровергать его слова. Вудли знал гораздо лучше, чем Дейли, насколько их положение было одинаковым. Он проработал очень много лет рядом с гораздо более одаренными детьми Доро, и мог реально оценивать собственное значение. Он знал, что выжившие ныне поколения сыновей и дочерей Доро будут населять город. Он знал, как легко они оба – и он, и Дейли – могут быть заменены. Через некоторое время он вздохнул, точно так же, как вздохнул Дейли.

– Мне показалось, что те двое черных, которых ты привел на борт, имеют какие-то особенные таланты, – заметил он.

– А вот это верно, – ответил Доро. – Это кое-что новенькое.

– Безбожные животные! – с горечью пробормотал Вудли. Затем повернулся и пошел прочь.

4.

Энинву испугалась корабля, но еще больше его испугался Окойя. Он видел, что большую часть людей здесь составляют белые, а в своей жизни он имел лишь отрицательный опыт общения с ними. А кроме того, рабы-мужчины говорили ему, что все белые являются людоедами.

– Они увезут нас в свою землю, откормят, а потом съедят, – так объяснил он свои ожидания Энинву.

– Нет, – заверила его Энинву. – У них нет такого обычая поедать мужчин. А если бы даже и был, то наш хозяин никогда не разрешит проделать это именно с нами. Он очень могущественный человек.

Окойя вздрогнул.

– Он не человек.

Энинву внимательно взглянула на него. Как ему удалось так быстро раскрыть столь необычную сущность Доро?

– Это он купил меня, а затем продал белым. Я запомнил его. Он еще и бил меня. У него то самое лицо и та самая кожа. Только внутри поселилось что-то другое. Какой-то дух.

– Окойя. – Энинву старалась говорить как можно мягче. Она ждала, когда он перестанет смотреть в пространство неподвижным испуганным взглядом и повернется в ее сторону. – Если Доро дух, – продолжала она, – то это означает, что он помог тебе, когда убил твоего врага. Разве это причина, чтобы его бояться?

– Ты тоже боишься его. Я вижу это по твоим глазам.

Энинву печально улыбнулась.

– Возможно, не так сильно, как следовало бы.

– Он дух!

– Ведь ты знаешь, Окойя, что я родственник твоей матери.

Некоторое время он молча смотрел на нее. И наконец спросил:

– Ее люди тоже оказались в рабстве?

– Нет, когда в последний раз я видел их.

– Тогда как же схватили тебя?

– А ты помнишь мать своей матери?

– Она предсказательница. Ее голос – это голос самого бога.

– Мать твоей матери зовут Энинву, – сказала она. – Она часто кормила тебя толченым разваренным бататом и лечила болезни, которые угрожали твоей жизни. Она рассказывала тебе самые разные истории про черепах, обезьян… и птиц… А временами, когда ты смотрел на нее, сидевшую в тени костра, тебе даже казалось, что она сама становилась одним из этих созданий. Сначала ты пугался всего этого, а затем радовался. Ты все время расспрашивал об этих историях и о превращениях. Тебе очень хотелось самому это испытать.

– Я был ребенком, – сказал Окойя, – и все это лишь снилось мне.

– Нет, ты все время бодрствовал.

– Ты не можешь этого знать!

– Но я знаю.

– Я никогда и никому не говорил об этом!

– А я никогда и не думал, что ты мог сказать, – успокоила его Энинву. – Даже будучи ребенком, ты словно бы знал, когда можно говорить, а когда следует помалкивать. – Она улыбнулась, вспоминая, каким он был выдержанным ребенком, когда отказывался кричать от боли во время болезни. И с таким же упорством он отказывался смеяться, когда она пересказывала ему старые басни, оставшиеся в памяти еще от рассказов ее матери. Тогда ей удалось поразить его своими перевоплощениями, так что он стал проявлять к ним явный интерес.

Она продолжала говорить очень тихо и спокойно.

– А помнишь ли ты, Окойя, что мать твоей матери имела отметку вот здесь? – Она провела пальцем под своим левым глазом, где должен был проходить старый шрам. Едва она сделала это, ее кожа постарела и покрылась морщинами, и шрам отчетливо проступил на прежнем месте.

Окойя стрелой метнулся к двери.

Энинву поймала его и легко удержала, несмотря на его рост и силу.

– Разве я сейчас не та, кем была раньше? – спросила она, когда их борьба утихла.

– Но ты мужчина! – задыхаясь выкрикнул он. – Или дух.

– Я не дух, – сказала она. – И разве составило бы труд для женщины, которая могла превращаться в черепаху или обезьяну, стать мужчиной?

Он вновь начал вырываться. Он был молодым мужчиной, а отнюдь не ребенком. Та легкость, с которой дети воспринимают невозможное, прошла. Она не решилась отпустить его, чтобы в своем нынешнем состоянии он, чего доброго, не прыгнул в воду и не утонул.

– Если ты успокоишься, Окойя, я стану вновь той самой старой женщиной, которую ты помнишь.

Он все еще продолжал сопротивляться.

– Нвадьяни, сын моей дочери! Разве ты забыл о том, что даже боль, вызванная болезнью, не могла заставить тебя заплакать, но ты плакал от обиды, что не можешь подобно мне изменять облик?

Он прекратил сопротивляться и, задыхаясь, застыл в ее крепких объятиях.

– Ты сын моей дочери, – сказала она. – Я не причиню тебе вреда.

Теперь он успокоился, и она решила отпустить его. Однако в целях безопасности юноши она постаралась встать между ним и дверью.

– Так ты хочешь, чтобы я стала такой же, как была? – спросила она его.

– Да, – шепотом ответил он.

И она вновь стала старухой. Ей очень легко удавалось вернуть этот хорошо знакомый облик. Ведь она столько лет жила в нем.

– Вот теперь это ты, – с удивлением проговорил Окойя.

Она улыбнулась.

– Ты узнаешь? Так почему ты должен пугаться старой женщины?

К ее удивлению, он только рассмеялся.

– Для старухи у тебя всегда было слишком много зубов, и еще эти необычные глаза. Люди говорили, что сквозь них смотрит сам бог.

– Так что же ты думаешь?

Он оглядел ее с огромным любопытством, даже обошел кругом, чтобы рассмотреть получше.

– Я вообще ничего не думаю. Но почему ты здесь? Как ты стала рабыней этого Доро?

– Я вовсе не его рабыня.

– Я вообще не понимаю, каким образом кто-то может удерживать тебя в рабстве. Тогда кто же ты?

– Его жена.

Юноша потерял дар речи и уставился на ее обвисшую грудь.

– На самом деле, Окойя, я не такая старая и сморщенная женщина, какой представляюсь сейчас. Я решила стать такой, когда умер мой последний муж, отец твоей матери. Тогда я подумала, что у меня было достаточно мужей и более чем достаточно детей. Я гораздо старше, чем ты можешь себе представить. Я хотела отдохнуть. И вот когда я после стольких лет отдыхала, поселившись в одиночестве и выдавая себя за предсказательницу, Доро отыскал меня. Сам он так же необычен, как и я. И он хочет, чтобы я была его женой.

– Но он не просто необычен. Он нечто совсем иное, чем мужчина!

– Однако ведь и я – нечто иное, а не просто обычная женщина.

– Но ты не такая, как он!

– Нет, но я воспринимаю его как своего мужа. Я хочу этого, хочу иметь мужчину, отличающегося от других мужчин – точно так же, как я сама отличаюсь от других женщин.

Если это и не было полной правдой, то большего Окойе все равно не следовало знать.

– Покажи мне… – Окойя сделал паузу, будто был не уверен в том, что именно он хотел сказать. – Покажи мне, какая ты есть.

Без дополнительных просьб она вернула себе свой привычный облик, сбросила возраст и вновь превратилась в двадцатилетнюю женщину. Когда-то в двадцать лет она ощутила в себе ужасную болезнь: до нее доносились чьи-то голоса, она чувствовала боль то в одной, то в другой части своего тела, и даже иногда вскрикивала или бормотала что-то на чужих языках. Ее молодой муж боялся, что она может умереть. И хотя в семье мужа не любили ее за то, что у нее не было детей в течение почти пяти лет после свадьбы, муж яростно защищал ее и не хотел с ней расставаться. Он повсюду искал помощь для нее, без счета занимал деньги и раздавал их знахарям и предсказателям, приносил в жертву ценных животных. Кажется, ни один мужчина не заботился бы о ней так, как он. И оказалось, что его усилия не были напрасны. Ее тело освободилось от болезней, ее чувства восстановились, но при этом она ощущала в себе большие внутренние перемены. Она получила контроль над собственным телом – это было далеко за пределами того, что могли делать обычные люди. Она могла управлять всем, что находилось внутри нее, изменять все что пожелает. В конце концов она показала себя достойной своего мужа и собственного женского начала: она забеременела. Потом она родила своему мужу одного за другим десять крепких детей. За все последующие столетия у нее не было столько ни от одного мужчины.

Когда она заметила, что годы не оставляют следа на ее теле, она научилась старить его, как старилось тело ее мужа. Она очень быстро узнала, как плохо быть непохожей на других. Ее отличие от окружающих людей вызывало зависть, страх, подозрения и обвинения в колдовстве. Но пока был жив ее первый муж, она никогда полностью не отказывалась от своей красоты. И нередко по ночам, когда он приходил к ней, она позволяла своему телу возвращаться к прежнему молодому облику. Возвращение в привычный облик происходило у нее очень легко и естественно. Таким образом, ее муж имел молодую жену на протяжении всей собственной жизни. И вот теперь Окойя получил собственную бабку, которая казалась моложе его самого.

– Ннечи? – с сомнением произнес юноша. – Мать моей матери?

– Успокойся, – сказала Энинву. – Так я выгляжу, когда ничем не занята, или когда собираюсь в очередной раз замуж.

– Да… но… ведь ты стара.

– Годы не трогают меня.

– Они не трогают и его… Твоего нового мужа?

– И его.

Окойя лишь покачал головой.

– Я не должен находиться здесь. Я всего лишь человек. Что тебе до меня?

– Теперь ты принадлежишь Доро. Он скажет, что с тобой будет, но это не должно тебя беспокоить. Он хочет, чтобы я стала его женой. И он не причинит тебе никакого вреда.

Вода очень пугала его.

Вскоре после того, как Энинву открылась ему, он заболел. У него начались головокружения, нестерпимо болела голова. Он жаловался на ощущение тошноты и говорил, что его вырвет, если он будет и дальше находиться в замкнутом пространстве тесной каюты.

Энинву вывела его на палубу, где воздух был свежий и прохладный. Но даже и там казалось, что плавные раскачивания корабля продолжают его беспокоить. Вскоре она сама начала ощущать подступающую болезнь. Едва почувствовав это, она попыталась определить, что же происходит с ней на самом деле. Она чувствовала сонливость, головокружение, на теле выступил холодный пот. Прикрыв глаза, пока Окойя мучился рвотой, она еще раз прошлась по своему организму и отыскала дисбаланс в глубинной области между ушами. Ощущение было как при слабом волнении, но она хорошо знала свое тело и без труда обнаруживала в нем самые мельчайшие изменения. Некоторое время она с интересом наблюдала за этими отклонениями, обнаружив, что если она не устранит их, то болезнь будет усиливаться. Ей пришлось бы, видимо, присоединиться к Окойе, наклонившись рядом с ним через поручни. Она решила этого не делать. Сфокусировав все свое внимание на внутренних органах слуха, она припоминала, какими они были, когда находились в равновесии. Работа памяти и корректировка внутреннего состояния происходили одновременно. Такой способности быстрого управления своим организмом она добилась большой практикой. Каждая трансформация в ее организме должна быть осознана ею и представлена визуально. Если случалось так, что Энинву заболевала или была ранена, то она не могла всего лишь пожелать, чтобы в одночасье все исправилось. Она могла умереть или быть убитой так же просто, как любой другой человек – если ее тело при этом оказалось бы повреждено настолько, что она не сможет достаточно быстро сообразить, что необходимо немедленно сделать для выздоровления. Именно поэтому она посвятила значительную часть своей жизни изучению болезней, различных патологических аномалий и типов ранений – всего, что могло с ней произойти. Зачастую она изучала это, испытывая их воздействие на себе в ослабленной форме, после чего медленно, болезненно, путем проб и ошибок приходила к пониманию того, что именно не так и каким образом следует проводить лечение. Поэтому когда враги приходили, чтобы убить ее, она гораздо больше знала о процессах выживания, чем они знали о процессе самого убийства.

Вот и теперь она точно знала, как правильно устранить этот новый незначительный дисбаланс, ставший причиной столь ощутимой болезни. К сожалению, ее знание не могло помочь Окойе. Она обратилась к своей памяти, стараясь отыскать хоть что-нибудь, способное ему помочь. Ее память хранила длинный перечень лекарств и ядов – часто одно и то же вещество могло быть и тем и другим, в зависимости от дозы. Значительную часть этих веществ она могла производить внутри своего организма. Именно так она получила бальзам для лечения руки Доро.

Пока она пыталась решить, какой вариант будет самым эффективным, к ней подошел белый мужчина, держащий в руках небольшой металлический сосуд с какой-то жидкостью. Человек посмотрел на Окойю, затем кивнул и вложил сосуд в руки Энинву. Он жестами показал ей, что она должна заставить Окойю выпить содержимое.

Энинву взглянула на сосуд, затем решила сама попробовать жидкость на вкус. Она никогда никому не давала лекарство, не испробовав его сама.

Жидкость оказалась очень крепкой, так что Энинву в первый момент едва не задохнулась. Затем постепенно появилось приятное ощущение тепла. Жидкость напомнила ей пальмовое вино, но была гораздо крепче. Небольшая доза этой жидкости может помочь Окойе забыть про недомогание. Чуть большая заставит уснуть. Разумеется, это было не лекарство. Но от него не могло быть никакого вреда, зато вполне могла быть польза.

Энинву поблагодарила белого человека на своем родном языке и заметила, что он смотрит на ее грудь. Он был без бороды, рыжеволосый и молодой, и как представитель другой расы он казался ей абсолютно чуждым и незнакомым. В другое время любопытство заставило бы ее побольше разузнать о нем, и даже попытаться наладить общение. Она поймала себя на странной мысли: насколько отличаются по цвету от волос на его голове те, что растут у него между ног? Она громко рассмеялась своим мыслям, а молодой человек, не понимая происходящего, продолжал разглядывать ее упругую грудь.

Но с нее хватит!

Она повела Окойю назад в каюту, а когда молодой человек последовал за ними, она остановилась перед ним и недвусмысленным жестом указала, что он должен уйти. Он заколебался в нерешительности, а она решила про себя, что если он дотронется до нее без разрешения, она выбросит его в море. В море, именно в море. Это английское слово означало большое пространство воды. Если она скажет это словами, будет ли это ему понятно?

Но он отошел без всякого принуждения.

Энинву уговорила Окойю сделать глоток жидкости из сосуда. Сперва он закашлялся и едва не задохнулся, но все же выпил. К тому времени, когда в каюте появился Доро, Окойя уже спал.

Доро открыл дверь без предупреждения и вошел внутрь, взглянув на нее с явным удовольствием.

– С тобой все в порядке, Энинву. Я полагал, что именно так и должно быть, – сказал он.

– Со мной всегда все в порядке.

Тогда он рассмеялся.

– Ты принесешь мне удачу в этом плавании. Пойдем посмотрим, не купили ли мои люди еще каких-нибудь твоих родственников.

Она последовала за ним в трюм корабля. Они шли через довольно большие помещения, в которых размещалось много людей, мужчины и женщины порознь. Одни лежали на матрасах, другие, кто нашел знавших нужный язык собеседников, собирались парами или небольшими группами, чтобы поговорить.

Ни на одном из них не было цепей – в отличие от рабов, находившихся на берегу. Никто из них не казался испуганным или избитым. Две женщины укачивали своих детей. Энинву услышала сразу несколько языков, а вскоре и родной среди них. Она остановилась около матраса, на котором сидела молодая женщина и что-то негромко напевала самой себе.

– Кто ты? – с удивлением спросила ее Энинву.

Та немедленно вскочила, схватив Энинву за руки.

– Ты можешь говорить, – радостно воскликнула она. – А я уже думала, что больше никогда не услышу ни единого знакомого слова. Меня зовут Аденкву.

Речь этой женщины казалась Энинву несколько необычной. Она произносила некоторые знакомые слова чуть иначе, иногда использовала вместо них другие слова, так что Энинву приходилось еще раз повторять в уме все услышанное, чтобы правильно ее понять.

– Как ты оказалась здесь, Аденкву? – спросила она. – Неужели эти белые забрали тебя прямо из твоего дома? – Краем глаза она заметила, что Доро с негодованием смотрит в их сторону. Но все же он позволил девушке ответить.

– Нет, меня захватили не они, – сказала она, – а чужеземцы, речь которых очень похожа на твою. Они продали меня другим. Всего меня продавали четыре раза, прежде чем я здесь оказалась. – Она оглянулась по сторонам, будто показывая свое удивление. – Здесь меня не били и не связывали.

– А как тебя схватили?

– Я пошла с подругами на речку за водой. Там нас всех и захватили, вместе с детьми. Мой сын…

– Где он?

– Они забрали его у меня. Когда меня продали во второй раз, его продали отдельно. – Странный акцент, сопровождавший слова женщины, не мог скрыть прорывающуюся сквозь них боль. Она переводила взгляд с Энинву на Доро. – Что теперь будет со мной?

На этот раз ответил Доро.

– Ты поедешь в мою страну. Теперь ты принадлежишь мне.

– Но я родилась свободной женщиной! Мой отец и мой муж знатные люди!

– Теперь все это в прошлом.

– Отпустите меня домой, к моим людям!

– Теперь их тебе заменят мои люди, и ты будешь подчиняться мне точно так же, как они подчиняются мне.