Текст книги "Валютный извозчик"

Библиотека – хранилище знаний

Чтобы открыть кейс, надо знать двенадцать цифр. И их Топалов знал на память. Дюжину цифр!

На тыльной части статуэтки были вырезаны двенадцать цифр, между шестью оставался небольшой промежуток. Колосов предположил, что это номер банковского счета. А что, если первые шесть цифр – это шифр для замков слева, а вторые для замков справа? Человек, получивший статуэтку, узнает код. Вот и связь статуэтки с кейсом.

Но Топалов часто получал кейсы и открывал их без всяких статуэток. И этот кейс он открыл до того, как получил статуэтку.

Знал на память. Как можно запомнить двенадцать цифр? Легче всего запомнить даты.

А вдруг шесть цифр кода – это даты: день, месяц и год? Очень часто для того, чтобы запомнить код сейфа, поступают таким образом. Но здесь две пары по шесть цифр. Это могут быть даты рождения и смерти.

На статуэтке были выцарапаны цифры: 261000 240491. Предположим, первые шесть – дата рождения какого-то человека, а следующие – дата его смерти. Если это известный человек, то достаточно передать Топалову имя этого человека, и тот находит в Ларуссе даты его рождения и смерти.

261000. Стало быть, искомая персона родилась 26 октября нулевого года, согласимся на XIX век, 1800 года и умерла, 240491, 24 апреля 1891 года. Это явно не Гоголь. А кто?

Человеком он должен быть известным, и круглые даты его рождения и смерти должны отмечаться.

Год рождения 1800 год. Юбилеи пришлись на 1900 и 1950 год. Искать газеты за эти годы трудно. Год смерти 1891. 24 апреля исполнилось 100 лет со дня смерти этого человека. Всего 4 месяца назад. Надо посмотреть газеты за этот день и попытаться найти человека, который родился 26 октября 1800 года и умер 24 апреля 1891 года.

И я отправился в Национальную библиотеку.

* * *

Новая, еще до конца не доделанная четырнадцатая линия метро оказалась совершенно не похожей не старые: чистая, просторная, цветы и поезда кажутся комфортнее. Выйдя из метро, я сразу увидел несколько высоких зданий новой Библиотеки, подходивших почти вплотную к Сене.

Зал периодики оказался на втором этаже.

Я быстро нашел «Монд» за 24 апреля. На двадцатой странице прочел «Сто лет со дня смерти… германского генерал-фельдмаршала Хельмута Карла Бернхарда фон Мольтке».

Я тут же кинулся к большому Ларуссу. Мольтке.

То, что я нашел, поразило меня!

И не столько даты рождения и смерти – как я и предполагал, родился генерал-фельдмаршал 26 октября 1800 года, а умер 24 апреля 1891 года – сколько его портрет! Длинный нос, вытянутое лицо. Ну конечно, Мольтке! Прав Крокодил, о Гоголе они в Намибии понятия не имеют. Это была статуэтка Мольтке. Статуэтка Мольтке, и на тыльной части вырезаны его даты рождения и смерти. Я положил статуэтку в банк к Моске, и тот послал кому-то телеграмму только с одним словом: «Мольтке».

И сразу же еще одна мысль. Наркотик называется «фельдмаршал». И Мольтке был фельдмаршалом.

Дама в номере

На ресепшне меня остановили:

– В вашем номере вас ждет дама.

Я поблагодарил.

Дама. Кто? Конечно, Ася. Что ей еще нужно? Впрочем, я понимал, что ей нужно. Я поднялся на третий этаж. Открыл дверь.

За письменным столом восседала Кики.

Ну, Кики – это другая история.

– Утром я увидела, что моя машина удачно припаркована. Просто повезло. И я решила съездить в Трувиль на выставку на поезде. Два часа туда. Три часа – идиотская выставка, единственная достопримечательность которой держащееся на одной пуговке декольте Высокой табуретки. И потом два часа назад. Надеюсь, ты мне оплатишь дорогу. И суточные.

Я сразу ввел ее в курс дела:

– Завтра с утра едем в Лион.

– Отлично.

– Надо успеть к четырем на лионский рынок в ресторан Поля Бокюса.

– Поль Бокюс – это супер. А к тебе приходила дама.

– Какая еще дама?

– Толстая.

Юная художница взяла бланк отеля и карандаш. Через минуту на бумаге появилась… карикатура на Асю.

Конечно, Ася. Очень похожа. Только у нее были карикатурно огромные глаза и почему-то спущена юбка.

Не дав мне времени опомниться, Кики начала:

– Когда в моем положении оказывается американка, она звонит адвокату. Когда немка, она вызывает полицию. Итальянка устраивает скандал.

Она умолкла.

– Ну, а француженка? – спросил я.

– Не знаю, как другие француженки, но я ее спросила, знает ли она, что любовь со мной стоит тысячу франков в час.

– С тобой? Любовь?!

– А почему нет?

Я обалдел:

– И она?

– Она открыла рот и молчала. А я ей сказала: «Не стесняйся. Давай разденемся вместе, или ты хочешь меня раздеть?» И норовила снять с нее юбку. У нее глаза стали увеличиваться и, когда они стали размером с дыню, она обозвала меня нехорошим словом и выскочила.

Я представил себе Асю, с которой Кики снимает юбку, и расхохотался.

– Во всяком случае я добилась своего, она больше сюда не придет, – заключила Кики. – Ты голодный?

– Да.

– И я. Пошли. Тут рядом на улице де л'Аркад один овернец держит маленький ресторанчик. Продукты получает из дому. Готовит его жена.

Мы уютно расположились в маленьком ресторанчике.

– Поль Бокюс… – мечтательно произнесла Кики. – Когда американку приглашают в очень дорогой ресторан, мать ей говорит: «После того как он расплатится, скажи, что гораздо практичнее эти деньги вложить в какое-нибудь дело». Мать немки наставляет: «Предупреди его, что ты оплатишь только половину счета». Итальянская мама объявляет: «Если он сделает тебе предложение, звони мне, я захвачу падре Антонио, и мы мигом прибежим в ресторан». А французская мать резюмирует: «Тут уж, миленькая, не отвертишься, придется отдаваться».

Сразу после ресторана Кики потащила меня в маленький театрик на улице Матюрен. Пьеса «Боинг-Боинг» шла уже второй год, поэтому билеты мы купили сразу.

Вдоволь посмеявшись, мы вышли из театра, дошли до Мадлен, съели по сандвичу в брассери и вернулись в отель.

Подарок Поля Бокюса

Утром проснулись в восемь. Позавтракали в брассери – и в путь. До Лиона пять с половиной часов, если не останавливаться.

В Париже за рулем была Кики. Она вовремя читала указатели и поворачивала то направо, то налево. Проехали Шилли-Мазарен.

– Теперь прямо по шестой дороге. После станции отдыха поменяемся.

К Лиону подъехали около трех. Снова за руль села Кики. Она вырулила на бульвар Толстой. Остановилась около вокзала Пар-Дье.

– Без пятнадцати четыре. В самый раз.

Повернув у Галери Лафайет, она хотела проехать вперед, но я заметил отъезжающую от тротуара машину.

– Припаркуемся здесь.

От Галери до рынка несколько кварталов. Дойдем пешком.

У входа в здание рынка я увидел полицейскую машину, и мне это не понравилось. Мы остановились около гостиницы «Ибис». Я сказал:

– Постой здесь, я пойду посмотрю.

– Тебе не нравится эта машина?

– Да.

– Мне тоже. Пошли вместе.

Когда мы вошли в здание рынка, я все понял. Люди размахивали руками. Обрывки фраз.

– Что они говорят? – спросил я Кики. – Я не понимаю.

– Я тоже. Что-то случилось.

Мы прошли вдоль аллеи и остановились около магазина, где продавали хлеб.

– Что стряслось? – спросила Кики.

– Только что кого-то убили.

– Где?

Ответ я знал.

– В ресторане «Бокюс».

– Подожди, – сказала Кики. – Я пойду посмотрю.

Вернулась она через пару минут.

– Это Плеко! Я узнала. Это он. Ты должен был встретиться с ним?

Она стояла как вкопанная. Я взял ее за руку:

– Идем.

До машины шли молча.

* * *

Теперь надо побыстрее убраться из Франции. Где находится кейс, я уже не узнаю. Первое задание я не выполнил.

Остается второе: закрыть Габонский рудник, перевезти деньги из Браззавиля в Тунис. Это проще.

Мы снова выехали на бульвар Толстой. Всю дорогу Кики молчала.

– Аэропорт Сант-Экзюпери, – распорядился я.

– Ты улетаешь из Франции?

– Да.

– Интересно, кто следующий? Убили Вальтера, потом Топалова. Теперь Плеко. Кто дальше?

Она так говорила, будто считала меня виновным.

– Но ты же понимаешь, что это не я их убил.

– Ничего не понимаю и понимать не хочу.

Подъехали к аэропорту. Мне повезло. Самолеты из Лиона в Браззу вылетают по пятницам. Сегодня пятница. Рейс Лион – Яунде – Либревиль – Браззавиль. Отлет через час. Есть места только в эконом-классе. Ну и ладно.

Я обнял Кики. Поцеловал.

– Не грусти. Все пройдет. Ты жива и здорова. И по-прежнему очень привлекательна. Ну, что скажут американка, немка, итальянка и француженка в твоем положении?

– Они все скажут одну и ту же фразу. По-итальянски. «Basta cosi». (Ну, хватит).

Она повторила:

– Basta cosi.

Потом взяла мой билет, на обратной стороне карандашом набросала смешную девчонку и потом сверху наложила решетку.

– Все будет в порядке, – пытался я ее успокоить.

– Ладно, ладно. Только во Франции в ближайшее время не объявляйся.

Она меня поцеловала и быстро ушла. Не оглянувшись.

Глава десятая
СНОВА В АФРИКЕ

В Браззавиле без перемен

В Браззавиле меня, естественно, никто не встречал. Я взял такси.

В холле посольства кроме дежурного коменданта никого не было. Я хотел подняться на второй этаж, но увидел спускающегося по лестнице Валеру Болтовского.

– Мы тебя ждем. Но телеграммы не получили.

– Так вышло. У вас есть указание об изменении маршрута?

– Что ты имеешь в виду?

– То, что вместо Женевы я должен лететь в Тунис?

– Есть. Когда хочешь лететь?

– Сегодня. Но только не через Францию.

– Ладно. В гостинице остановишься?

– В зависимости от того, когда надо будет лететь.

Я удивился, почему в холле никого нет.

– У нас новый посол. И каждое утро проводит летучку на полтора-два часа.

– А ты не ходишь?

– Мне, Женя, работать надо. Пойдем ко мне в кабинет.

* * *

Усадив меня на диван, Валера исчез.

Появился он минут через десять:

– Бейрут тебя устраивает?

– Вполне.

– Самолет во Франкфурт с посадкой в Бейруте вылетает в полвторого. В Бейруте придется ждать три часа. А оттуда чешской компанией до Туниса.

– Подойдет. Как с билетами?

– Проблем не будет. Не хочешь отдохнуть с дороги?

– Нет.

– Тогда посиди, я дам команду упаковать груз.

* * *

Через полчаса шифровальщик принес груз.

– Когда надо выезжать?

– Через двадцать минут. Посошок?

– С удовольствием.

Валера разлил виски.

– Что в посольстве нового?

– Новый посол. Кузнецов. Знаешь, Женя, многих послов я видел и каждый раз говорил себе, что хуже не бывает. И все время ошибаюсь.

– Новый секретарь парткома прилетел?

– Прилетел. Только теперь он называется не секретарь парткома, а советник по работе с колонией.

– Не сбежит?

– Этот не сбежит.

– Почему?

– Уж больно глуп.

Валера налил еще по одной.

– Про Москву не спрашиваю, сам два дня назад оттуда. Скажи, Жень, что будет?

– Не знаю.

– Мои друзья из Второго Главного уверены, что Горбачев работает на иностранную разведку.

Я пожал плечами.

– Не удивлюсь.

Выпили еще по одной.

– Пора.

Арафат

Мой старый приятель, резидент КГБ в Тунисе Костя Соколов, встретил меня в аэропорту сразу за будкой полицейского контроля.

Когда-то стройный парень, за последние пять-шесть лет он располнел, и теперь, чтобы похудеть, три раза в неделю по утрам до десятого пота гонял в теннис. Но годы брали свое, а тут еще к большим залысинам прибавилась вполне заметная плешинка. Он смеялся: лысина спереди – от ума, на затылке – от чужих подушек, а спереди и на затылке – если пользовался чужими подушками с умом. Звезд с неба он не хватал да и не очень старался, подчиненные его любили, а начальство не боялось – словом, он был почти идеалом.

– Мы тебя ждем. Почему не сообщил, когда прилетишь?

– Так получилось.

– Мы знаем про задание. Сегодня к вечеру скажу, когда ты с ним встретишься. А пока… Когда улетаешь?

– Не знаю. Думаю, пару дней у вас побыть.

– Какие планы?

– Честно?

– Честно.

– Отдохнуть.

– Тогда сегодня на море. А потом в зависимости от того, когда Арафат тебя примет. Плавки взял?

– Взял.

– Вижу, что подготовился солидно. Сдай свой груз. Потом я тебя отвезу в гостиницу. И оттуда сразу в Карфаген.

* * *

Карфаген – это совсем рядом, это пригород Туниса. В Тунисе все пропитано древностью. Там нельзя копать метро, потому что уже на глубине в метр можно найти предметы, относящиеся к Карфагену. Мальчишки, продающие туристам кусочки мозаики, торгуют действительно мозаикой древнеримских времен. И на пляж посольство ездит в Карфаген.

Два часа пролетели незаметно.

– Тут есть маленький ресторанчик, – предложил Костя.

И в это время появился его помощник Саша Ребров. В темном костюме среди купальников и ярких зонтов он выглядел, как с другой планеты. Вид у него был озабоченный. Он подошел ко мне:

– Евгений Николаевич, Арафат вас примет через час.

– Вот и прекрасно.

Через сорок минут мы были в посольстве. Я забрал свой груз.

– Саша, поедешь со мной, – распорядился я. – Поможешь с переводом.

У Саши прекрасный арабский. Я знал, что Арафат хорошо говорит по-английски, но всегда предпочитает вести переговоры по-арабски. Да и английский у меня не для переговоров.

Мы поехали на «Пежо» резидента. За рулем был его шофер. Мы с Сашей сели сзади.

С Арафатом я встречался несколько раз в Москве. Он должен меня помнить.

– Ты давно его видел? – спросил я Сашу.

Тот улыбнулся:

– Вчера. У него было прескверное настроение. Он собирался в Москву. Но ему сказали, что Горбачев после встречи с Бушем уехал в Крым и его не примет. А беседовать с Дзасоховым… из-за этого приезжать не стоит. Какое у него настроение сегодня, узнаем сразу. Если выйдет без очков, значит, считает вас другом, ему незачем прятать истинные чувства. Он так делает везде – и в Алжире, и в Багдаде. Отработанный номер.

Мы выехали из города и поехали по направлению к Хамамету.

– Далеко еще? – спросил я.

– Уже почти приехали.

И он указал на двухэтажный дом впереди.

– Я ожидал, что резиденция Арафата расположена в каком-нибудь неприступном замке.

– Будете удивлены. Внешне не видно, но охрана здесь… Восток.

Нас встречал невысокого роста человек, которого Саша хорошо знал. Они похлопали друг другу по плечам. Обменялись парой фраз по-арабски. Он вежливо поклонился мне, мы вошли в дом и сразу оказались в большом зале.

Здесь пахло Востоком. Мальчишкой я любил ездить на Арбат в магазин «Восточные сладости» и запомнил этот сладковато-дурманящий аромат, который, если закроешь глаза, вызывал образы джиннов, минаретов и имел даже свой цвет: кофейно-серый. Тогда мне почему-то казалось, что такой запах должны иметь наркотики с экзотическими названиями.

Арафат появился сразу. Он был в светло-оливковом френче, без очков.

– Я вас помню, товарищ Евгений, – начал он по-английски. – Помню, что вы предпочитаете говорить по-арабски.

Видя мое смущение он засмеялся:

– Помню, помню. Но Саша нам поможет.

Вместе с ним в зал вошли два человека: один плотный, широкоплечий, в мышино-серой куртке с отложным белым воротником, другой невысокий, в черном костюме. Они принялись готовить кофе, и комнату сразу наполнил аромат кофе, смешанный с каким-то другим, незнакомым мне запахом.

Арафат предложил нам сесть.

Мы сели, и Саша сказал что-то Арафату по-арабски и тут же мне перевел.

– Я сказал, вы много пьете кофе, Абу Амар.

Да, конечно. Саша вспомнил, что забыл мне напомнить: друзья зовут Арафата Абу Амар, и мне следует его звать именно так.

– Я добавляю в кофе кардамон, – улыбнулся Арафат. – Успокаивает сердце.

«Значит, это запах кардамона», – отметил я про себя.

– Сегодня у меня к вам другое дело, Абу Амар. Не такое как обычно.

– Знаю-знаю. И очень для меня приятное, – Арафат широко улыбался.

Законы многих стран, где можно было приобрести оборудование, в котором нуждалась советская промышленность, запрещали продавать его в СССР. Поэтому эти законы надо было обойти, и здесь важно не только найти способы убедить партнеров заключить сделку и вывести закупленное оборудование, но и суметь заплатить за него так, чтобы не обнаружился адрес покупателя. Что касается контактов с партнерами, подписания контрактов, вывоза закупленного оборудования, то эти вопросы решали мои коллеги. На меня возлагалась обязанность перевести деньги этим организациям так, чтобы не обнаружился русский след. И здесь мне помогали люди Арафата. Мы переводили деньги в банки, контролируемые его людьми, а те – интересующим нас фирмам.

Я передал пакет Арафату.

– Вы знаете, Абу Амар, друзья зовут меня валютным извозчиком.

– Я бы вас назвал самым честным человеком в мире. – У Арафата явно было отличное настроение.

Он передал пакет одному из арабов.

– Здесь десять миллионов французских франков, – сказал я.

– Я не люблю считать деньги, – снова улыбнулся Арафат. – Вот если бы это были танки, тогда бы я посчитал. Ведь советские танки самые лучшие в мире.

Я подтвердил. Арафат спросил:

– Вы хотите, чтобы мы положили деньги именно во французских франках?

– Было бы лучше.

– Это не проблема. Через два дня деньги будут на номерном счету в «Люмме и Корпкс».

Я обалдел. Это тот банк, куда я отвез статуэтку.

Мое изумление не прошло бесследным для Арафата. Он сказал:

– Я получил такую просьбу от ваших товарищей только два дня назад.

– Да-да. Конечно.

– Вот если бы это были танки, я бы точно проследил, куда они идут. Я очень уважаю вашу организацию, товарищ Евгений. Но у вас в стране есть и другие организации. Иногда с ними очень трудно иметь дело. Я вас понимаю.

Появился тощий араб с двумя свертками. Арафат взял оба свертка, протянул мне.

– В одном – изюм. Он из тех мест, где я родился. В другом – кофе.

Он прищурил глаза и улыбнулся:

– С кардамоном. И не будем считать количество зерен.

«Подарки, – понял я. – Значит, пора уходить».

* * *

Мы сели в машину.

– Что-нибудь не так? – спросил Саша.

– Сказки Шахерезады! – это все, что я мог сказать.

– Здесь рядом есть отличный ресторанчик. Кухня смешанная арабско-европейская.

– То, что надо, – одобрил я.

Через десять минут мы сидели на веранде с видом на всегда великолепное Средиземное море.

– Здесь прекрасное местное вино, – порекомендовал Саша.

– Красное или белое?

– И то и другое.

– Начнем с белого.

В гостиницу я добрался только к семи.

– Скажи Косте, чтобы не будил, – попросил я Сашу.

Однако Константин позвонил.

– Извини, что разбудил. Тебе пришли депеши. Приедешь?

– Завтра.

– А завтра с утра ты поедешь на рыбалку.

Утро на природе

Организовывать для именитых гостей рыбацкое чудо в посольстве умели, и первым специалистом по этой части слыл военный атташе Ершов. Именно он отыскал этот пруд и знал здесь самые лучшие места. В посольстве пруд так и звали: «ершовский».

Ершов заехал за мною в гостиницу и отвез в посольство. Там уже ждали бывший секретарь парткома, а ныне советник по работе с колонией Ананьев, и помощник военного атташе Климов с женой, оба взятые для выполнения «интендантских задач». Соколов спустился из референтуры и сказал, что дел по горло и рыбалку он не любит.

– Далеко отсюда? – спросил я Ершова.

– Полтора часа езды.

И действительно через полтора часа он зарулил на берег довольно-таки внушительного водоема. Длинный, узкий, вода теплая и мутная, дно илистое, лезть в него не хотелось.

– Здесь рядом деревушка, ну и по какой-то международной программе лет десять назад сюда запустили мальков, – объяснял Ершов. – А местные к пресноводным рыбам не привыкли. Вот и не ловят.

– Ну, как работа в новой должности? – спросил я бывшего секретаря парткома.

– Лучше. Взносы собирать не надо. На собрания загонять не нужно. Благодать.

Начальство начало удить и, скажем прямо, не без успеха. Через час Климов уже занимался ухой, а его жена Люда готовила закуску и кокетничала с мужчинами.

Выпивали после каждой пойманной рыбины. Пили шведский «Абсолют».

– Хотите, анекдот расскажу? – предложил Ершов. – Военный.

Люда пыталась запротестовать, но Ершов ее остановил:

– Не бойтесь, Людочка, ничего плохого. Снимают командира части. Назначают нового. Новый спрашивает совета у предшественника, как поступать в трудных ситуациях. Тот ему дает три конверта и говорит: «Когда будет трудно, открой первый, получишь совет, как действовать. Станет совсем невмоготу, открой второй, там тоже совет. А попадешь в безвыходное положение, тогда – третий». Ну, сами понимаете, как бывает в анекдотах. Проходит два-три месяца, у молодого начальника – ЧеПе: солдаты отказались на учениях прыгать с бронетранспортеров. Скандал. Едет комиссия. Начальник подумал и открыл первый конверт. А там написано: «Совет первый. Вали все на предшественника, запустил, мол, политико-воспитательную работу». Так и сделал. Сошло. Проходит еще полгода. Снова ЧеПе. Офицеры перепились и разнесли на железнодорожной станции буфет. Опять комиссия. Открыл следующий пакет. А там: «Совет второй. Сошлись на недостаток опыта». Так и сделал. Опять сошло. Ну, а еще через полгода вообще катастрофа. Один взвод стал на учениях стрелять по другому. Естественно, опять комиссия. Думал он, думал и открыл третий конверт. А там написано: «Совет последний. Готовь три конверта».

– Это ты к чему? – поинтересовался Ананьев.

– К тому, что всем нам скоро придется вскрывать третий конверт.

Выпили. Людочка открыла большой термос, вытащила горячие пирожки. Ершов снова взял слово:

– Что бы ни говорили, а сейчас только армия может спасти положение. С армией шутить нельзя. Человек с ружьем – часть речи трудно управляемая. Ты уж, Павел Анатольевич, не обижайся, – обратился он к бывшему секретарю парткома. – Ваши теперь как туристы по всему миру шастают. Вот твой Кузякин. Прилетел сюда, ни с кем не встретился. И в Испанию.

– Не в Испанию, – поправил Ананьев, – а в Италию. В Рим.

– Кузякин? – удивился я. – Я его еще недавно во Франции видел. Сказал, что в Москву собирается.

– Ладила баба в Ладогу, а попала в Тихвин. А он как метеор. Прилетел. И вроде тебя: нужна встреча с Арафатом. И сразу после встречи улетел.

Меня это заинтересовало:

– Когда он у вас был?

– На прошлой неделе.

– Он снова обещал вернуться, – начал выгораживать своего начальника Ананьев. – Тогда поговорит с колонией. Он встречался с Арафатом. Ему есть о чем рассказать.

Ершов махнул залпом полфужера водки и отчеканил:

– По старой привычке авангардную роль показывает. Нет ее сейчас, этой авангардной роли. Нет, чтобы теперь всем в одно лукошко: кто яички, кто клубничку. А они все себе.

– Эх! – заволновался Климов. – Клубнику-то я забыл купить. – Он вскочил. – Я живо сгоняю. Вы тут за ухой посмотрите.

– Сгоняй, – согласился Ершов. – И позвони в посольство, спроси, что там нового.

«Так вот кто сообщил Арафату о том, что деньги надо положить в банк «Люмме и Корпкс»! – злился я. – Теперь Кузякин в Риме. Покойный Топалов сначала почему-то неделю не уезжал из Рима, а потом, получив деньги, туда вернулся. Нет, дело с кейсом еще не кончилось. Надо бы с Кузякиным встретиться в Риме. И еще раз поговорить с Крокодилом. Но уже по-другому!»

* * *

Вернулся Климов минут через десять.

Он бежал через поле и размахивал руками.

Все сразу поняли, что приключилось нечто экстраординарное.

– В Москве переворот! – кричал он. – В Москве переворот! Ввели танки! Горбачев арестован!