Текст книги "Защита доказательств в уголовном судопроизводстве. Монография"

Причины этих видов посягательств – в виде опосредованных в данной статье деяний – уже на само качество формируемых из названных источников доказательств весьма разнообразны. Диапазон их колеблется от желания сведения личных счетов путем дачи заведомо ложных показаний с тем, в отношении кого даются такие показания/заключение, до альтруизма, выражаемого в такой форме.

Иногда мотивами лжесвидетельства являются еще более личные, также разнообразные причины, субъективно, по существу, не осознаваемые лицом с точки зрения влияния данных для их удовлетворения показаний на уголовное судопроизводство, что, однако, не преуменьшает их негативной значимости для последнего, для формирования в нем доказательств.

Автору известно уголовное дело, по которому молодая девушка достаточно подробно описывала обстоятельства преступления, очевидицей которого она якобы была. Ее показания во многом предопределяли направления первоначального этапа расследования. Однако в дальнейшем было установлено, что она давала ложные показания с целью… создания для себя повода ухода из дома к своему другу, объясняя опекающим ее родителям, что ее в очередной раз вызывает на допрос следователь.

В другом случае переводчик, участвовавший в допросе обвиняемого, в частной беседе с адвокатом «покаялся», что он из «национальной солидарности» в ряде случаев при переводе не только смягчал признательные показания допрашиваемого, но и на их родном языке подсказывал ему, как следует отвечать на тот или иной вопрос следователя.

Тем не менее, к наиболее распространенным мотивам лжесвидетельства, по мнению практических работников, относятся:

опасение за собственную жизнь, здоровье и безопасность, а также за жизнь, здоровье и безопасность близких родственников, друзей (анализ этой основной причины дачи ложных показаний/заключения/неправильного перевода достаточно подробно будет осуществлен нами ниже);

нежелание быть вовлеченным в уголовное судопроизводство¹²⁷;

заблуждение в оценке своих действий (например, лицо считает, что совершило преступление, хотя его действия уголовно не наказуемы);

стремление скрыть иные, не известные правоохранительным органам, совершенные им или другими лицами преступления;

корыстные мотивы;

нежелание ранее судимых лиц сотрудничать с органами следствия, поскольку так велит «воровской закон»¹²⁸.

Думается, для борьбы с рассматриваемым видом посягательств на доказательства уголовно-правовыми средствами весьма существенное значение имеет приведенное выше примечание к данной статье УК, представляющее, по сути, возможность указанным в ней субъектам некой сделки с правосудием¹²⁹.

Однако при этом есть и определенная опасность (и это также подтверждается следственной и судебной практикой), что лицо, по тем или иным причинам давшее ранее заведомо ложные показания на предварительном следствии, в суде будет их подтверждать, дабы суд не оценил правдивые его показания как основание для его уголовной ответственности за лжесвидетельствование.

«Штатным» вербальным выражением такого подхода является вопрос не только государственного обвинителя, но, увы, и суда как такового (к тому же, зачастую, формулируемый и высказываемый с недвусмысленной угрожающей интонацией и с неоднократным напоминанием об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний), почему допрашиваемый меняет показания, данные им на следствии?

И во многих случаях в результате такого воздействия допрашиваемый во избежание возможности реализации негативных для себя последствий идет на «сделку», считает для себя более целесообразным подтвердить ранее данные показания, даже если он понимает их недостоверность.

Можно, к сожалению, в этом отношении констатировать, что сложившаяся за многолетнюю историю советского уголовного судопроизводства игра в «первое слово дороже второго» продолжается и в настоящее время¹³⁰.

Близким рассмотренным выше и имеющим с ними генетически общие причины является такой вид посягательства на доказательственную информацию, как отказ от ее выдачи. Иными словами, отказ от дачи показаний лицом, привлекаемым к делу в качестве свидетеля или потерпевшего. Это, естественно, исключает возможность формирования на их основе соответствующего доказательства.

Данный вид посягательства на доказательства, несомненно, являющийся одним из наиболее распространенных, как видим, представляет его пассивную форму: субъект этого преступления, по обоснованному мнению следователя, располагает искомой им доказательственной информацией, но скрывает это, будучи приглашенным на допрос.

По результатам отдельных исследований, на распространенность подобных пассивных форм противодействия расследованию (умолчание об известных фактах, отказ от дачи показаний, неявка и/или отказ от участия в следственных действиях и т. п.) обращает внимание 42 % из числа опрошенных сотрудников правоохранительных органов¹³¹.

Причины и мотивы такого поведения также весьма разнообразны, но практически те же, что и достаточно подробно рассмотренные выше причины дачи заведомо ложных показаний: от простого нежелания участвовать в уголовном процессе до нежелания давать уличающие показания против своих родственников, близких и знакомых и т. д.

Социальная опасность отказа свидетелей и потерпевших от дачи показаний, исключающего возможность формирования на их основе надлежащих доказательств, настолько очевидна, что издавна осознавалась законодателем, и потому такое поведение этих участников процесса криминализировалось (и криминализируется в настоящее время) примерно в одних и тех же формулировках в уголовных законах большинства государств.

На это мы обращаем особое внимание, т. к. в соответствии с изменениями, внесенными в ст. 308 УК ФЗ от 28 декабря 2013 г., ее диспозиция в настоящее время приобрела следующий вид.

Статья 308. Отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний.

Отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний либо уклонение потерпевшего от прохождения освидетельствования, от производства в отношении него судебной экспертизы в случаях, когда не требуется его согласия, или от предоставления образцов почерка и иных образцов для сравнительного исследования (выделено нами. – Авт.) наказывается…

Примечание. Лицо не подлежит уголовной ответственности за отказ от дачи показаний против себя самого, своего супруга или своих близких родственников.

Мы ни сколько не сомневаемся в давно назревшей необходимости установления правового механизма принудительного получения образцов для сравнительных экспертных исследований от потерпевшего и свидетеля (также, как его освидетельствования и производства в отношении него судебной экспертизы в случаях, когда не требуется его согласия; кстати сказать, как и осуществление этих действий при наличии на то достаточных оснований и применительно к свидетелю), так как отказ этого лица от участия в их производстве, несомненно – и в существенной мере, также препятствует формированию необходимых уголовно – процессуальных доказательств. Однако нам совершенно непонятна логика законодателя, во-первых, криминализировавшего отказ от выполнения названных требований субъекта доказывания только потерпевшим, но почему – то – не свидетелем, в уголовно – правовой норме, именуемой, как видим, «Отказ свидетеля или потерпевшего от дачи показаний», во-вторых правомерность его размещения в самой этой норме.

Очевидно, что дача этими лицами показаний, т. е. передача имеющихся у них сведений субъекту доказывания при допросе, при производстве с их участием иных следственных действий, направленных на извлечение вербальной информации, гносеологически отлична от действий, направленных на получение от этих лиц образцов для сравнительных исследований. Тем более – от производства в отношении них освидетельствования или судебной экспертизы.

А потому мы полагаем, что уклонение потерпевшего и свидетеля от прохождения освидетельствования, от производства в отношении его судебной экспертизы в случаях, когда не требуется его согласие, или от предоставления образцов почерка и иных образцов для сравнительного исследования, надлежит криминализировать в самостоятельной уголовно – правовой норме.

Совершенно очевидной является (а потому не требующей какого – либо дополнительного обоснования) необходимость в настоящее время корреляции рассматриваемой уголовно – правовой новеллы со ст. 202 УПК. Для этого, на наш взгляд, в последнюю норму следует внести указание на то, что при объявлении свидетелю, потерпевшему постановления об его освидетельствовании, производстве в отношении него судебной экспертизы, получении от него образцов почерка и иных образцов для сравнительных исследований, он предупреждается об уголовной ответственности по ст. 308 УК РФ.

Однако наиболее часто в правоприменительной практике лжесвидетельствование, искажающее саму суть доказательств, само их качество, как о том уже выше упоминалось, является следствием оказанного на лицо противоправного воздействия.

Сразу оговоримся: далее нами лжесвидетельствование условно рассматривается в самом широком смысле этого понятия, в том числе и ложный оговор и самооговор, отказ от дачи показаний, дача ложного заключения, последовавших в результате такового воздействия на подозреваемого, обвиняемого, свидетеля, потерпевшего, эксперта, других лиц, перечисленных в ст. 302, 309 УК. Также к данным деяниям мы (с определенной долей условности) относим и получение от указанных выше лиц достоверных, по сути своей, показаний в результате их к тому принуждения, ибо подобное воздействие делает такие показания априори недопустимыми для использования в уголовно-процессуальном доказывании.

При этом, что особо подчеркнем, оказание такового воздействия возможно как субъектами формирования уголовно-процессуальных доказательств либо к тому по должности причастными, так и частными лицами, заинтересованными в определенном исходе судопроизводства.

К первым из них мы относим следователя, сотрудника, осуществляющего оперативно-разыскную работу по раскрываемому и расследуемому делу, других сотрудников правоохранительных органов, а также, о чем далее будет говориться подробнее, привлекаемых ими к оперативно-разыскным мероприятиям лиц.

Ко вторым – лицо, в отношении которого уже осуществляется либо возможно осуществление уголовного преследования, его близких, потерпевшего, других людей, представляющих одного из таких участников уголовного процесса, и т. д. (условно далее, как и ранее, будем именовать их «частными лицами»).

В силу очевидной и повышенной значимости углубленного анализа уголовно-правовых норм, криминализирующих эти (как показывает практика, основные!) виды посягательств на доказательства с целью выработки законодательных, а далее – и собственно криминалистических рекомендаций рационализации деятельности по защите доказательств в уголовном процессе, полагаем необходимым посвятить данным вопросам самостоятельный параграф данной главы¹³².

§ 2. Принуждение к даче показаний, подкуп или принуждение к даче ложных показаний как основной вид посягательств на доказательственную информацию и доказательства

Напомним диспозиции криминализирующих эти деяния действующих уголовно-правовых норм.

Статья 302. Принуждение к даче показаний.

3. Принуждение подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля к даче показаний либо эксперта, специалиста к даче заключения или показаний путем применения угроз, шантажа или иных незаконных действий со стороны следователя или лица, производящего дознание, а равно другого лица с ведома или молчаливого согласия следователя или лица, производящего дознание.

4. То же деяние, соединенное с применением насилия, издевательств или пытки…

Статья 309. Подкуп или принуждение к даче показаний или уклонению от дачи показаний либо к неправильному переводу.

1. Подкуп свидетеля, потерпевшего в целях дачи ими ложных показаний либо эксперта, специалиста в целях дачи ими ложного заключения или ложных показаний, а равно переводчика с целью осуществления им неправильного перевода (в ред. Федерального закона от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ).

2. Принуждение свидетеля, потерпевшего к даче ложных показаний, эксперта, специалиста к даче ложного заключения или переводчика к осуществлению неправильного перевода, а равно принуждение указанных лиц к уклонению от дачи показаний, соединенное с шантажом, угрозой убийством, причинением вреда здоровью, уничтожением или повреждением имущества этих лиц или их близких (в ред. Федерального закона от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ).

3. Деяние, предусмотренное частью второй настоящей статьи, совершенное с применением насилия, неопасного для жизни или здоровья указанных лиц…

4. Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, совершенные организованной группой либо с применением насилия, опасного для жизни или здоровья указанных лиц…

Сам по себе термин «принуждение», которым оперирует законодатель в приведенных статьях УК, не вызывает разночтений, понимается в уголовно-правовой теории и правоприменительной практике достаточно определенно, как сопряженное с насилием или угрозой его применения требование к лицу выполнить какие-либо действия (в рассматриваемом случае – дать искомые субъектами этих преступлений показания/заключение)¹³³.

Сразу скажем, что далее анализируемая уголовно-правовая норма, закрепленная в ст. 302 УК, является специальной; общей нормой применительно к ней выступает ст. 286 УК, опосредующая в целом превышение своих полномочий любыми должностными лицами, в следующем виде.

1. Совершение должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий и повлекших существенное нарушение прав и законных интересов граждан или организаций либо охраняемых законом интересов общества или государства…

2. Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, если они совершены:

а) с применением насилия или с угрозой его применения;

б) с применением оружия или специальных средств;

в) с причинением тяжких последствий…

Обращаем на это особое внимание, ибо, как известно, в соответствии со ст. 17 УК, «если преступление предусмотрено общей и специальной нормой, совокупность преступлений отсутствует, и уголовная ответственность наступает по специальной норме».

Отсюда следует, что если противоправное принуждение к даче показаний применяется к лицу, к моменту учинения этих действий не имеющему одного из перечисленных в диспозиции ст. 302 УК процессуального статуса, уголовная ответственность за такие действия должна наступать по ст. 286 УК.

И тут же заметим: нам совершенно непонятны причины того, что в случаях, когда принуждение к даче показаний применяется к лицам, указанным в диспозиции ст. 302 УК, максимальная санкция за эти действия составляет восемь лет лишения свободы. Однако при применении этого же к иным лицам, еще не наделенным одним из таких процессуальных статусов, максимальная санкция ст. 286 УК, по которой в таких случаях подлежат квалификации действия виновного, предусматривает лишение свободы до десяти лет¹³⁴.

Почему применение насилия, издевательств и пыток к подозреваемому, потерпевшему, свидетелю (другим перечисленным в ст. 302 УК лицам)«стоит дешевле», наказуемо более мягко, чем такие же действия, которые учиняются теми же сотрудниками правоохранительных органов в отношении других лиц? (Мы уже не говорим о том, что, как о том свидетельствует судебная практика, наказание им, во всяком случае, до последнего времени, назначается в виде реального лишения свободы в крайне редких случаях по уголовным делам, вызвавшим широкий общественный резонанс.)

Нет ли здесь со стороны законодателя некоего «понимания» ситуации работы правоохранителей, некоего в этой связи к ним снисхождения?

В последнее время это наше предположение получило себе убедительное подтверждение в Постановлениях Государственной Думы об объявлении амнистий.

Мы имеем в виду следующее.

Так, в постановлении Государственной Думы от 18 декабря 2013 г. «Об объявлении амнистии в связи с 20-летием принятия Конституции Российской Федерации», пункт 10.1) запретил распространять действие амнистии на осужденных за преступления, квалифицируемые, в частности, ч. 3 ст. 286 УК.

По ней – напомним, привлекаются к ответственности должностные лица за применение насилия в отношении лиц, не облеченных к тому моменту одним из указанных выше процессуальных статусов.

Такой запрет содержится и в постановлении Государственной Думы от 24 апреля 2015 г. «Об объявлении амнистии в связи с 70-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» (п. 13. 2).

В тоже время, возможность применения амнистии к лицам, привлеченных (привлекаемых) к уголовной ответственности за принуждение к даче показаний по ст. 302 УК, данными постановлениями не ограничены…

И это притом, что Комитет ООН против пыток «неизменно придерживался той позиции, что амнистии в случае преступления в форме пыток несовместимы с обязательствами государств-членов в соответствии с Конвенцией…

Амнистии и другие юридические препятствия, исключающие и свидетельствующие о нежелании обеспечить своевременное и правомерное судебное преследование и наказание лиц, виновных в совершении пыток или жестоком обращении, нарушают принцип недопустимости отступления от соответствующих норм. Комитет считает, что амнистии в случае применения пыток и жестокого обращения создают недопустимые препятствия для жертвы в ее усилиях по получению возмещения и способствуют атмосфере безнаказанности.

В этой связи Комитет обращается с призывом к государствам-участникам исключить любые амнистии в случае совершения преступлений в форме пыток или жестокого обращения»¹³⁵(выделено нами. – Авт.).

Данные посылы приводят нас к твердому убеждению, что санкции ст. 302 и 286 УК должны быть унифицированы.

В силу общественной опасности обозначенных в диспозиции ст. 302 УК действий они, по нашему представлению, как минимум должны быть приведены в соответствие с санкциями, предусмотренными ст. 286 УК.

И тут же заметим, что крайне мягкие санкции, предусмотренные действующим уголовным законом за дачу заведомо ложных показаний, также (как о том говорилось выше) вряд ли соответствуют потребностям защиты доказательств от этого вида посягательств на них. Мы уже не говорим об исключительно необъяснимых, по нашему убеждению, «легковесных» санкциях за учинение подкупа и «неквалифицированного» принуждения к даче ложных показаний/заключения/неправильного перевода.

Такого же мнения придерживаются и многие сотрудники правоохранительных органов. В частности, обратив внимание на данную проблему, карельский транспортный прокурор М. Быканов приводит случай из практики расследования факта подкупа и принуждения к даче ложных показаний.

«Узнав от следователя санкцию статьи 307 части 1 УК РФ, – пишет он, – лжесвидетель буквально рассмеялся от радости, рассказав следователю, что ни подкупа, ни принуждения его к даче заведомо ложных показаний со стороны подсудимого (своего руководителя по работе. – Авт.) не было, тот лишь культурно попросил его о такой услуге»¹³⁶.

Однако, возвращаясь непосредственно к анализу рассматриваемого положения ст. 302 УК, уверенно выскажем такое предположение: принуждая противоправными методами кого-либо к выдаче искомой информации, сотрудник правоохранительных органов (субъект данного преступления) в этот момент вряд ли всерьез задумывается о процессуальном статусе такого лица.

Так же, как (скажем тут же, несколько забегая вперед) чаще всего об этом не задумываются и субъекты, противоправно добивающиеся от лица дачи ложных показаний или уклонения от дачи показаний. Не думаем, что, совершая эти действия, они четко представляют себе, например, что данное лицо уже наделено (или не наделено) процессуальным статусом потерпевшего, дало ли уже свидетельские показания по делу, либо его допрос в этом качестве еще только предстоит…

Но в данном случае существующий правовой парадокс заключается в следующем.

Если (как о том говорилось) сотрудники правоохранительных органов принуждают к даче показаний лиц, не наделенных к этому времени одним из указанных в диспозиции ст. 302 УК процессуальных статусов, то ответственность виновных лиц наступает по ст. 286 УК.

Однако если «частные» лица принуждают к даче в дальнейшем ложных показаний/уклонению от показаний пострадавших от преступлений (еще не заявивших об учиненном посягательстве либо к моменту его не признанных потерпевшими) потенциальных свидетелей, то ответственность виновных может последовать… лишь за наступившие от принуждения последствия (побои, другие тесные повреждения); за подкуп с той же целью этих субъектов уголовная ответственность в принципе не предусмотрена (!). Нам представляется, что эта правовая дилемма в силу ее социальной значимости требует незамедлительного законодательного разрешения.

Особое внимание обратим на то, что характер информации (ее достоверность или ложность), на получение которой направлены принудительные действия, предусмотренные в ст. 286, 302 УК, для наличия в них соответствующих составов преступления уголовно-правового значения не имеет.

В то же время для наступления уголовной ответственности по ст. 309 УК необходимо, чтобы указанные в ее диспозиции действия были направлены на получение именно ложных показаний/заключения/перевода.

Мы акцентируем на этом аспекте подкупа или принуждения к даче показаний особое внимание, так как:

– во-первых, социально значимые для уголовного судопроизводства последствия наступают (могут следовать) лишь тогда, когда по делу потерпевшими и свидетелями даются именно ложные показания; в своей защите нуждаются только качественные, содержащие в себе достоверные сведения доказательства;

– во-вторых, утверждение, что инкриминируемые обвиняемым действия по подкупу или принуждению они совершали исключительно с целью добиться от подвергаемого ими воздействию лица дачи следователю/суду правдивых показаний – «штатная» версия стороны защиты по делам этой категории.

Приведем пример.

Потехина (осужденная за совершение ряда преступлений, в том числе по ч. 2 ст. 309 УК) показала следующее: она «никогда и ни при каких обстоятельствах не угрожала Е. А. […]. Однажды Е. А. приехал из г. <…> и признался ей, что сказал следователю неправду, а именно то, что он (Е. А.), Е. П. и Потехина Н. К. подожгли дом. Е. А. пояснил, что вынужден был так сказать, так как боялся, что его посадят в камеру. Тогда она (Потехина Н. К.) попросила Е. А. рассказать всю правду следователю»¹³⁷.

При дальнейшем анализе диспозиции ст. 302 УК (экстраполируя его результаты в необходимых случаях и на диспозицию ст. 286 УК) сразу обратим внимание, что в соответствии с ней потерпевшими (пострадавшими) от этого преступления могут выступать следующие категории лиц, в отношении которых оказывается противоправное воздействие по мотиву принуждения к даче показаний/заключения:

а) подозреваемый; б) обвиняемый; в) потерпевший; г) свидетель; д) эксперт; е) специалист.

Чаще всего, что вполне с точки зрения праксеологии объяснимо, принуждение к даче показаний применяется сотрудниками правоохранительных органов (следователями, лицами, производящими дознание) в отношении лиц, заподозренных в причастности к преступлению, подозреваемых и обвиняемых в его совершении. В ряде случаев – в отношении свидетелей, которые, по мнению субъектов этих преступлений, обладают искомой ими информацией по уголовному делу, но умышленно ее скрывают или искажают.

Менее распространены факты принуждения к даче показаний пострадавших от выявляемых, раскрываемых и/или расследуемых преступлений, в том числе уже облеченных процессуальным статусом потерпевших.

Как показывает практика, цель принуждения, осуществляемого в отношении этих лиц, обычно состоит в том, чтобы «убедить» потерпевшего отказаться от ранее данных им показаний по существу совершенного в отношении него посягательства в целом либо в части, касающейся причастности к его совершению отдельных конкретных лиц. При этом мотивация действий субъектов принуждения к даче показания потерпевшего различна – от желания «не вешать на себя» нераскрытое преступление (как пишут в таких случаях в процессуальных документах, «принуждение к даче показаний совершено из ложно понятых интересов службы») до мотивов отчетливой коррупционной направленности.

Напротив, в случае совершения преступления, предусмотренного ст. 309 УК, именно потерпевшие и свидетели, по очевидным на то причинам, наиболее часто выступают в качестве лиц, на которых направлены противоправные действия по понуждению к даче ложных показаний или уклонению от дачи показаний.

В то же время подозреваемые и обвиняемые в диспозиции данной статьи УК вообще не включены в перечень лиц, на которых такое воздействие может оказываться. Нам это представляется крайне необоснованным (на данной проблеме в силу ее значимости чуть позже остановимся более подробно).

Факты принуждения к даче заключения или показаний экспертов и специалистов по изученным уголовным делам нам не встречались.

Можно предположить, что, во-первых, в таких случаях принуждение осуществляется обычно путем применения к потерпевшим от них не физического, а психологического принуждения, во-вторых, что подобные факты в большинстве своем остаются латентными в целом либо мало доказуемыми при их расследовании.

Так, при расследовании уголовного дела о фальсификации следователем Таплыковой материалов уголовного дела, в частности, подписей допрошенного, в протоколе допроса «признавшегося» в совершении преступления Есеева (к моменту расследования дела о фальсификации доказательств скончавшегося), судебная почерковедческая экспертиза установила, что они выполнены не Есеевым, а якобы допрошенным его следователем.

Суд, решавший вопрос о наличии в действиях следователя признаков преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 303 УК, дав согласие на возбуждение в отношении следователя уголовного дела, в то же время поддержал ходатайство стороны защиты о необходимости производства повторной почерковедческой экспертизы в том же экспертном учреждении.

«Результаты экспертизы, – пишет следователь, расследовавший данное уголовное дело в условиях крайне острого и нескрываемого противодействия тому со стороны руководителей ряда правоохранительных органов (в частности, того, в котором работала Таплыкова), – оказались неожиданными. Согласно заключению эксперта, подписи от имени Есеева в графах «Подозреваемый» и после текста показаний выполнены не Таплыковой, а другим лицом.

В экспертном учреждении все объяснили просто: первый эксперт ошибся, так как не использовал надлежащие методики, а вот второй во всем разобрался добросовестно. Про ответственность за заведомо ложное заключение в соответствии со ст. 307 УК РФ намекнули, что умысел в данном случае недоказуем, и другие эксперты в этом вопросе не помогут»¹³⁸.

Однако это отнюдь не означает, что принуждение эксперта/специалиста к даче заключения/показаний, а следовательно, формирование в результате этого априори недостоверных доказательств (напомним в этой связи сказанное выше о, как правило, субъективной оценке субъектами доказывания заключения эксперта как доказательства более достоверного, чем, скажем, показания обвиняемого) невозможно в принципе.

Для иллюстрации приведем лишь один пример из практики украинских правоохранителей (что еще раз подчеркивает международный характер изучаемой нами проблемы).

Офицеры милиции города Харькова Падалка, Колядин, Михайлов, задержав гр-на Дунича по подозрению в совершении кражи колпаков с колес автомашины, доставили его в помещение РОВД, где жестко избили, причинив потерпевшему многочисленные телесные повреждения.

Реально оценивая результат своих преступных действий, с целью создания доказательств своей непричастности к содеянному, они обеспечили доставку в помещение милиции судебно-медицинского эксперта Даниленко.

Угрожая физической расправой в отношении ее и близких ей родственников, они потребовали от эксперта составить заведомо ложный акт судебно-медицинского освидетельствования гр-на Дунича в части установления у последнего легких телесных повреждений, причиненных в срок не менее 3 суток до момента освидетельствования.

Даниленко, реально воспринимая угрозы Падалки, Михайлова и Колядина, опасаясь за свое здоровье, а также здоровье своих близких родственников, была вынуждена согласиться с указанными требованиями. Она тут же составила, а затем выдала на руки Михайлову заведомо ложный акт судебно-медицинского освидетельствования № 4414, в который внесла заведомо ложные данные о том, что при судебно-медицинском освидетельствовании Дунича в помещении милиции «…у него имеют место кровоподтеки на лице, туловище, конечностях. Данные повреждения образовались в результате воздействия тупого твердого предмета (тупых твердых предметов), индивидуальные особенности которых в повреждениях не отобразились, в срок не менее 3-х суток до момента освидетельствования. По степени тяжести кровоподтеки относятся к категории “легкие телесные повреждения”».

В то же время Даниленко как врач, реально оценивая тяжелое физическое состояние потерпевшего Дунича, уговорила Падалку, Колядина и Михайлова вызвать для потерпевшего медицинскую бригаду «скорой помощи». В больнице, в которую был доставлен потерпевший, он от полученных телесных повреждений, не приходя в сознание, скончался¹³⁹.

Однако, как это уже отмечалось, зачастую принуждение к даче показаний правоохранителями оказывается «вне рамок» уголовного дела, в отношении лиц, еще не имеющих (не получивших) одного из указанных выше процессуальных статусов, либо ранее вообще не привлекавшихся по делу (по материалу доследственной проверки) для дачи показаний (объяснений), либо заключения эксперта или специалиста.

В этой ситуации принуждение применяется с целью «убеждения» лица, в отношении которого имеются некие оперативные данные о его причастности к выявляемому и/или расследуемому преступлению, дать о том «признательные» показания либо показания о том, что он являлся свидетелем (чаще всего, в качестве очевидца) этого события.

Иногда лица, таким образом «проверяемые» на причастность к событию, привлекают к себе внимание лиц, осуществляющих уголовное преследование, на основании данных об их аморальном поведении, прежней судимости, по другим субъективным причинам (включая, увы, – будем реалистами – и национальность проверяемых).

В этих-то случаях и появляются внешне внезапные «явки с повинной», «признательные показания» лиц, в отношении которых версия об их причастности к преступлению следователем ранее не выдвигалась.