Текст книги "День, когда умерли все львы"

– Если так хорошо знаешь эту местность, мог бы указать на проход до того, как мы открыли ворота, – проворчал пастух.

Мы зашли во двор, который больше напоминал заросшую сорняком свалку. Центральное место в композиции занимал утопающий в зарослях травы, ржавый остов микроавтобуса «РАФ». В настоящее время он играл роль открытого навеса, защищающего от дождя различного рода хлам. При определенном старании в кабине трактора можно было разглядеть старую прялку, огромные мотки спутанных проводов и три бочкообразные стиральные машины. По всему двору были разбросаны обломки кирпичей, битый шифер и ржавые детали от трактора. В этой безумной гармонии природы и мёртвого индустриализма безмятежно порхали бабочки-капустницы.

Дом находился в ещё более плачевном состоянии, чем двор. Невооруженным взглядом можно было заметить прогнившие лет двадцать назад нижние венцы. Доски, удерживающие завалинку, давно отвалились, позволив земле рассыпаться в разные стороны. Обналичники, украшавшие когда-то окна, держались исключительно на распахнутых ставнях. Когда-то дом был выкрашен в ярко зеленый цвет, теперь же былой нарядный окрас угадывался лишь у оснований карнизов. Венчала эту халупу ветхая крыша из потрескавшегося шифера. Единственное, что выглядело относительно новым в этом жилье – это редкие заплатки рубероида, которые заменяли стекольное плотно в некоторых окнах.

– Дед Игнат! – заорал Вася Муравкин. – К тебе гости!

Я вздрогнул. Ответом пастуха была лишь тишина.

– Есть кто дома? – предпринял ещё одну попытку Василий.

– Зайдем, – сказал я и направился к покосившейся двери.

Внутри дом оказался не более презентабельным, чем снаружи. В воздухе витал аромат старых тряпок и свежей браги. Вся веранда была завалена сухими выскобленными тыквами, которым дед Игнат придавал вид разнообразных зловещих физиономий. Жителям села всегда была известна тыквенная страсть старика, но я не подозревал до каких великих масштабов она распространяется. Со всех сторон на меня пустыми глазницами смотрели гротескные тыквенные лица. Стоит отметить, дед Игнат однозначно обладал талантом резчика-скульптора. Ему удалось придать некой неприятной гипертрофированной реалистичности всем своим творениям – все тыквы обладали развитой мимикой. Сардонический смех, безмолвный ужас, слепая ярость. Было искренне жаль, что в России и в нашем селе в частности, праздник кануна Дня всех святых не обладал широкой популярностью среди общественности. В противном случае дед Игнат имел бы все возможности стать известным на всю страну тыквенным скульптором.

Я покосился на Мансура, который намеренно не рассматривал экспонаты этого тыквенного музея. Пройдя по захламленной прихожей мы прошли в жилую комнату, которая, как оказалось, стала последним прибежищем деда Игната.

В центре комнаты стоял облупившийся стол, за которым сидел, без сомнения, мертвый старик. Он уронил голову в тарелку со своим последним супом. В правой руке, мирно лежащей на столе, дед Игнат всё ещё сжимал краюху хлеба. Левой рукой старик держал деревянную ложку. Возможно, череда событий сегодняшнего дня сильно изменила меня – я не испытывал горечи, грусти или страха, глядя на сидевший передо мной труп. Просто ещё один мертвый лев.

– Пиздец, – проговорил Мансур, – как есть помер.

Мой друг не испытывал должного облегчения, несмотря на то, что ему удалось избежать ожидаемого неприятного разговора. Более того, Мансур выглядел очень подавленным.

– Азат, теперь веришь мне? – спросил Вася Муравкин, повернувшись. – Это уже четвертый. Сегодня день, когда умирают львы.

Пастух не мог скрыть ликования в своем голосе.

– Ну если и так, что ты предлагаешь? – спросил я.

– Должен быть ответ, – ответил Василий, осматриваясь по сторонам, – нужно только внимательно поискать.

– Ты иди и поищи, – сказал Мансур, подмигивая мне, – а мы посидим.

Мой друг указал рукой на старую трухлявую тахту, с торчащими из-под рваной обивки пружинами. Вася Муравкин внимательно посмотрел сначала на меня, потом на Мансура – в его взгляде сквозил интерес и подозрение. После секундного замешательства пастух решил никак не комментировать реплику товарища. Немного потоптавшись на месте он начал осмотр дома. Мансур сел на диван, который жалобно заскрипел под его весом. Над диваном висели старые часы с кукушкой. Я последовал примеру своего друга и грузно уселся на старые пружины. Диван, будто расстроенный таким неуважительным отношением, выпустил облако старой пыли.

Мансур достал два мятых пакета. Шуршащий звук, который они издавали, будоражил воображение и заставлял тело в предвкушении покрываться мурашками. Дно моего полиэтиленового мешка частично склеилась, храня в себе память прошлых капель клея. Я расправил пакет насколько это было возможно и подставил его Мансуру. Когда в полиэтилен упала длинная капля клея, готов поклясться, что вес пакета увеличился раз в триста. Именно столько весит кайф, подумал я.

Я услышал шум в соседний комнате. Это Вася Муравкин проводит свой обыск в рамках расследования загадочных смертей львов. Мне казалось, что пастух сейчас находится где-то в параллельном мире, за толстой, но кристально прозрачной мембраной. Я приложил пакет к лицу, запрокинул голову и стал дышать, стараясь попадать в ритм тиканья огромных деревянных часов, висевших непосредственно надо мной. Один… Два… Шесть… Десять… Тридцать…. Сорок один. Большая и маленькая стрелки слились в одну линию, указывая на зенит. Часы пробили одиннадцать, и из открывшейся маленькой дверцы вместо кукушки вывалилась…

У Мыслителя отвалилась нижняя челюсть. Теперь его длинный сухой язык свисал вдоль шеи, закрывая острый кадык. Серый Владыка не обратил на это никакого внимания. Он молча смотрел на приближающуюся с линии горизонта процессию. Мыслитель держал в руках свою челюсть, пальцами исследуя отверстия, из которых когда-то торчали зубы. Белая кость в его беспокойных руках обрела блеск полированного бивня мамонта.

Старая Девочка смотрела на челюсть Мыслителя и ждала момента, чтобы незаметно завладеть ею. Девочке казалось, что это поможет ей понять. А что необходимо понять, ещё предстоит узнать. Возможно, Старая Девочка попросит Сросшихся Близнецов помочь сломать пополам челюсть Мыслителя. Сросшиеся Близнецы, несомненно, выполнят просьбу Старой Девочки, потому что каждый из них хотел свой кусочек Умной Кости. А сейчас они молча смотрели на серые облака, плывущие над серой землей. Некоторые из них напоминали львов. Так решил Головаст. Он лежал на земле, положив голову на камень, и смотрел в небо.

– Это вам только кажется, что это львы, – сказал Пыльник. Когда он говорил, из его рта, словно пар, вырывались облачка пыли. Эта реплика, как и любая другая, произнесенная в этом месте, осталась без внимания. О ней напоминал лишь тонкий слой пыли, осевший на серой земле. Пыльник поправил рваный плащ и сел на свою шарманку. Нарушив тишину легкой нотой, музыкальный инструмент снова замолчал. Пыльник не знал две вещи, кто он такой, и для чего он носит с собой давно неработающую шарманку. Он знал только одно: ручку этого музыкального аппарата ни в коем случае нельзя крутить. Старая Девочка как-то сказала Пыльнику, что рано или поздно, эта шарманка заиграет свою последнюю мелодию. Бродячий музыкант смутно вспоминал, что это был первый их разговор. А когда это было, никто не знал. Кроме Серого Владыки…

– Эй, вы чего, клея нанюхались? – крик Васи Муравкин вернул меня в реальность.

Голова слегка кружилась. Я потряс Мансура за плечо, вытаскивая его из мира волшебных грез. Я посмотрел на Васю Муравкина, который бесстрастно смотрел на наш дуэт токсикоманов. Мне было немного стыдно перед простоватым пастухом, я чувствовал, что кончики моих ушей начали гореть.

– Да, а что? – спросил я, немного с вызовом.

– Ничего, – примирительно ответил Вася Муравкин, – я тоже пробовал. Бензин только нюхал.

– И как тебе? – спросил Мансур.

– Ну, нормально…

– Нашел что-нибудь в доме? – поинтересовался я.

– Нет, – быстро ответил пастух и нервно отвел от меня взгляд, – пойдем дальше. Кто там у нас по списку? Фима, тракторист. Наведаемся к нему в гости. Да, и неплохо было бы сообщить Филюсу Филаретовичу, что здесь мертвый дед Игнат.

– А ну, говори, что нашел! – настоял я, – Ты не умеешь врать.

– Да ничего, – сказал Вася Муравкин, потупившись, – триста рублей в шкафу лежали… Деду Игнату они уже точно не нужны. А я два блока папирос куплю себе.

– Делись, сволочь, – сказал Мансур, недобрым взглядом окинув пастуха.

Муравкин тяжело вздохнул и выдал нам по сто рублей.

Мы встали с дивана. Я с предвкушением ожидал того момента, когда мы наконец покинем эту стариковскую обитель со старым хламом и коллекцией пугающих тыкв. Хотелось мне, наконец, остаться наедине с Мансуром. По моему мнению, уже давно настало время для обсуждения наших наркотических опытов. Мне не терпелось узнать, что слышит Мансур, вдыхая едкие пары суперкрепкого клея. Сам я мог сказать одно: с каждой новой процедурой наркотическое путешествие оставляло в моей памяти более глубокий след. Я был уверен, что свой последний трип я смогу практически полностью восстановить в воспоминаниях, при определенной концентрации. Более того, мне казалось, что если сильно постараться, то я смогу вспомнить и остальные галлюцинации сегодняшнего дня.

Я уже перешагивал порог стариковской комнаты, когда Мансур резко остановился и посмотрел на деда Игната, усиленно о чем-то раздумывая. Лицо Мансура всегда оставалось зеркалом его души. По моему другу всегда было видно, когда он пытается самостоятельно прийти к какому-либо выводу. Для Мансура это крайне сложная задача, поэтому на его лице застывает маска абсолютной сосредоточенности и душевных мук. К слову сказать, с таким же выражением на физиономии он опорожняет свой кишечник. Поверьте, я знаю, о чём говорю, так как однажды, к своему сожалению, стал свидетелем акта дефекации своего друга.

Я переглянулся с Васей Муравкиным. Пастух недоуменно пожал плечами. Я попытался подтолкнуть друга к выходу, но он только отмахнулся от меня. Мансур завершил свои раздумья и его глаза загорелись огнем озарения и понимания.

– Сейчас, – бодро сказал Мансур, и уверенно зашагал к мирно сидящему деду Игнату.

Что случилось дальше, заставило меня усомниться в реальности происходящего. Наклонившись к покойнику Мансур хорошенько дернул его за воротник старого пиджака. Хлипкое равновесие мертвого едока нарушилось, и дед Игнат с грохотом повалился на пол, увлекая за собой тарелку с супом. Оловянная посудина со звоном покатилась по полу, разбрызгивая капли супа по пыльным доскам. Мансур присел на корточки, перевернул покойника лицом на пол и принялся с остервенением сдирать с бедолаги штаны. Мне показалось, что Мансур сошел с ума, получив передозировку токсичных испарений. Старая материя не выдержала и с треском разошлась по швам, открывая нашему взору огромные желтоватые стариковские трусы, покрытые застарелыми пятнами дерьма. После секундного раздумья Мансур уверенно сорвал с трупа стариковское исподние.

– Ты что творишь, ебнутый? – крикнул Вася Муравкин. Его глаза напоминали две огромных тарелки. ещё бы, даже мне подобное поведение друга казалось неприемлемым.

– Хочу посмотреть на его жопу, – покряхтывая, ответил Мансур.

Наконец мой друг одержал уверенную победу в неравной борьбе со стариковским портками, полностью заголив стариковский зад. Мансур с ликованием победителя поднялся над трупом и упер руки в бока.

– Смотрите, – сказал Мансур, указывая пальцем на старые морщинистые ягодицы, которые с немым укором белели в комнатном полумраке.

Мы нагнулись над покойником, и всё сразу поняли. На голой стариковской жопе отчетливо виднелись два старых больших шрама. Каждый из них начинался от ягодицы, а заканчивался где-то на пояснице. Я посмотрел на Васю Муравкина, он потрясенно кивнул. Значит это правда. Дед Игнат действительно был одним из сиамских близнецов и когда-то давно у него был брат, растущий из его жопы. Я однажды читал, что сращивание близнецов подобным унизительным образом называется илиопагией.

Я пытался осознать полученную информацию и сопоставить её с обрывками воспоминаний, оставшихся после токсикологического отупения. Немного поломав над этим голову, я решил оставить размышления на эту тему на более позднее время. На данный момент шквал получаемой информации мешал мне сосредоточится.

Когда мы вышли из дома никому и в голову не пришло, что дед Игнат, будучи живым, навряд ли бы обрадовался узнав, что после смерти его бросят на грязном полу с голой задницей, залитой супом. Но мы об этом не думали, потому что впереди нас ждало множество мертвых львов.

Я посмотрел на свои старые наручные часы «Электроника». Бледные цифры показывали всего лишь половину двенадцатого, а у меня было впечатление, что я живу в этом дне уже больше недели.

Глава 5. Бог из машины

Согласно «списку смертников» следующей точкой нашего маршрута значилась обитель бравого тракториста с ласковым именем Фима. Этот достойный житель Нижнего Басрака заслужил всеобщее уважение благодаря тому, что единолично владел трактором Т-28 1956-го года выпуска. Я не могу дать логического объяснения тому факту, что этот сельскохозяйственный агрегат всё ещё находился на ходу, так как выглядел он как груда металлолома на кривых колесах. При пристальном осмотре этого безобразия даже нельзя было понять, какого цвета оно было на выходе с завода. Стоит отметить, что не смотря на свой непрезентабельный вид, ржавый трактор навсегда поселился в сердцах жителей Нижнего Басрака. Наравне с выдающимися и известными сельчанами, бездушная машина оставила глубокий след в истории нашего поселения.

Ржавеющий Т-28 достался трактористу в наследство от ныне покойного отца. Во время «перестройки» предприимчивому Фиминому папаше удалось экспроприировать трактор у переживающего не самые лучшие времена Басракского колхоза. И теперь, за символическую плату в две бутылки водки, услужливый Фима всегда был готов вспахать огород любому односельчанину. Но столь дешевые тарифы не спасли тракториста от банальной человеческой зависти. Каждый житель села при любом удобном случае напоминал о незаконном присвоении трактора, но всякое обличительное высказывание сопровождалось обиженным взглядом, который как бы говорил: «Только я достоин обладания этой техникой! Почему мой отец первым не додумался украсть трактор?». Поэтому туберкулез, которым страдал несчастный Фима, не вызывал ни у кого должного сострадания. Все только и ждали, когда тракторист зачахнет окончательно, чтобы без шума и пыли угнать желанный трактор. Благодаря всеобщему чувству несправедливости, старая машина стала химерой для подавляющего большинства басрачан.

Старый трактор оставался не только стабильным источником дохода для своего владельца, но и являлся предметом определенной гордости сельчан. Древняя развалюха на несколько минут появилась на экранах телевизоров всей республики. Три года назад в Нижний Басрак приезжала съемочная группа передачи «Сельская жизнь», транслируемой на канале «Башкирское спутниковое телевидение». Журналисты готовили репортаж о разрухе в агропромышленном комплексе, повсеместно творившейся на постсоветском пространстве. Самой удачной иллюстрацией сельскохозяйственного упадка стал Фимин трактор, который заслуженно приняли за бесхозный хлам.

Оператор съемочной группы обладал своеобразным чувством юмора и тягой к озорству. Выполнив задание редакции он снял на фоне трактора несколько порнографических роликов с самим собой в главной роли и с участием Оксанки – девки легкого поведения из нашего села. Начинающей актрисе полагалось пятьсот рублей в качестве вознаграждения. За эти, по меркам села, огромные деньги, Оксана показала бесстрастному объективу камеры все аспекты простой деревенской ебли. В свою очередь, охочий до молодых баб работник телевидения открыл своей партнерше различные виды нетрадиционного секса. Подруги Оксанки густо краснели, слушая рассказы односельчанки о прелестях анального, орального секса, и загадочного массажа простаты с помощью самого крупного огурца.

Для усиления антуража, оператор раздобыл где-то банку с красной краской и написал на старых дверцах трактора непонятную для жителей села надпись – «USS Enterprise. NCC-1701». Лишь через несколько лет, совершенно случайно, я узнал, что это просто ироничная отсылка к старому фантастическому сериалу. Именно так назывался навороченный космический корабль, являющийся основным местом действия космической мыльной оперы. Сам хозяин трактора отнесся с безразличием к тому, что его техника попала сразу в два документальных фильма, а на надпись на боку машины даже не обратил внимания. Уже на следующий день трактор стал использоваться в своем традиционном назначении и единственным доказательством его минутной славы, не считая клякс столичной спермы на старых покрышках, осталась космическая надпись на ржавом кузове.

Такое безразличие к состоянию и внешнему виду своей ненаглядной техники выходило за рамки моего понимания, учитывая особый статус трактора в глазах чахоточного Фимы. Кроме того, что старый Т-28 служил кормильцем и поильцем своему хозяину, он ещё и являлся своеобразным языческим идолом и предметом поклонения для чахоточного тракториста.

За всё время владения сельхозтехникой Фима даже не удосужился помыть трактор, оставляя эту работу исключительно дождю. Тракторист никогда не ремонтировал, не красил и не обслуживал свой агрегат, но не смотря на это, трактор всегда работал как часы. Если верить Фиме, то секрет такой бесперебойной службы предельно прост – чтобы трактор раз от раза заводился как новенький, необходимо два раза в год окроплять его свиной кровью. Делать это необходимо в дни весеннего и осеннего равноденствия.

В этом году я и Мансур впервые стали свидетелями таинства очередного обряда, посвященного старому трактору. В компании из пятнадцати зевак мы наблюдали за сакральным действом, повиснув на старом заборе, отделяющим участок тракториста от сельской улицы. Чахоточный Фима, в силу своей абсолютной апатии и полного безразличия к окружающей действительности, не был против любопытных зрителей, которых год от года собиралось всё больше и больше. Несмотря на то, что я и мой друг находились в изрядном подпитии, зрелище, увиденное мной, прочно закрепилось в моей памяти.

Не смотря на мартовский вечерний морозец, свой традиционный ритуал тракторист проводил будучи облаченным лишь в одни старые трусы. Обнаженное тело Фимы окрасилось в красный цвет в лучах заходящего солнца, а прохладный ветер развивал его нестриженные волосы. Не обращая внимания на визг связанного поросенка, лежащего во дворе, тракторист обошел трактор и придирчиво оглядел его со всех сторон. Что конкретно он инспектировал оставалось для всех загадкой. Удовлетворенно кивнув Фима, как будто впервые заметил лежащего рядом поросенка. Присев на корточки деревенский тракторист ласково потрепал молодого хряка за ухом. Тяжело вздохнув Фима ухватился за веревки и поднял поросенка. Я видел каких это трудов стоило нашему трактористу. Он покраснел, засопел, а вены на его руках и шее вздулись как тугие канаты. С трудом переставляя дрожащие ноги Фима понес поросенка к трактору и попытался взвалить свиную тушу на капот машины.

Первая попытка обернулась полным фиаско – поросенок дернулся, и, перекатившись на капоте, с диким визгом упал с другой стороны трактора. Фиму это совершенно не расстроило. Пытаясь сохранить будничное выражение на лице тракторист снова поднял поросенка. Серьезность момента нарушил лишь подозрительным звук, похожий на трель флатуленции. С пятой попытки Фиме все-таки удалось водрузить жертву на механический алтарь. К этому моменту устали все действующие лица безумной пьесы: зрители, которым явно наскучило смотреть на постоянно падающую свинью, тракторист, блестящий от пота и с хрипом выдыхающий облака пара, и, конечно же, сама жертва, которая уже сама начала мечтать о скорой смерти. Привязав поросенка к капоту Фима вытащил из-под трактора дубовую палку с привязанным к ней ржавым лемехом. Эта ненадежная конструкция, как я понял, играла роль ритуального копья. Увидев орудие в руках тракториста зрители заметно оживились, кто-то даже одобрительно свистнул.

Развязка не заставила себя долго ждать. Фима вскинул самодельное копье и принялся наносить беспорядочные колющие удары по несчастному животному, сопровождая свои действия безумным криком. всё закончилось, когда свинья прекратила визжать, а тракторист покрылся брызгами крови с головы до ног. Фима отшвырнул копье в сторону и безучастно направился в сторону деревянного сортира. Зрители ещё немного постояли у забора и разошлись восвояси.

Естественно, такое вопиющее идолопоклонничество не осталось незамеченным. Ржавое механическое божество стало главным врагом отца Анатолия, представителя православия с Верхнего Басрака. Так как служитель церкви опекал оба села, сразится с инакомыслием, процветающим в Нижнем Басраке, стало для него делом принципа. Более того, для батюшки стало смыслом жизни низвергнуть символ новоявленного язычества. Он перепробовал множество способов покончить с богомерзкой машиной: начиная от поджога, заканчивая подкупом местных чиновников, но всегда терпел абсолютное поражение. Тракторный идол оставался в собственности Фимы, как заговоренный.

Однажды, отец Анатолий, вооруженный канистрой бензина, под покровом ночи проник во двор тракториста Фимы. Осенив крестом тару с топливом батюшка помолился и приступил к осуществлению своего плана. Но, как выяснилось, бог был против такого очевидного вандализма и встал на защиту невинной железяки. Споткнувшись о валяющийся в траве лемех отец Анатолий упал и крепко приложился лбом к железной пасти радиатора проклятого трактора. В советское время делали крепкий метал, поэтому у батюшки не было шансов одержать победу в этом лобовом столкновении. Он так и пролежал до самого утра без сознания у трактора, где его и обнаружил удивленный Фима. Не добившись вразумительных объяснений от незваного гостя разгневанный тракторист пинками выгнал служителя церкви со своего двора.

К следующей диверсии отец Анатолий подошел более обдуманно. Воспользовавшись властью, данной церковью, батюшка извлек из ящика для пожертвований тысячу рублей мятыми купюрами и, положив деньги в аккуратный конверт, направился напрямик к главе сельского поселения Нижний Басрак. Варнава Фомич Пуздой с превеликой радостью принял конверт, но так и не понял, чего конкретно от него хочет священнослужитель. Отец Анатолий давал взятку первый раз в жизни и так сильно переволновался, что не смог толком объяснить цель своего визита. Варнава Фомич похлопал батюшку по плечу и уверил, что всё будет «в наилучшем виде», но после того как потратил стопку мятых купюр на сельскую красотку Оксану, совершенно забыл о священнике. В свою очередь, отец Анатолий, терзаемый угрызениями совести, так и не решился напомнить Варнаве Фомичу о данном обещании.

Отец Анатолий также не нашел поддержки и у представителя другой официальной конфессии – муллы Асхата Хуснутдина. Старый мусульманин терпеливо выслушал сбивчивые рассказы батюшки, но помощь свою предлагать не стал. Асхат Хуснутдин не находил опасности для веры в этом точечном проявлении тотемизма и, ко всему прочему, не любил свиней.

Таким образом, всё оставалось неизменным. Услуги тракториста пользовались постоянным спросом у сельчан, Фима пропивал вырученные за работу средства, а трактор в свободное время гордо стоял во дворе, окропленный свиной кровью, облитый бензином и забрызганный спермой неизвестного документалиста.

– Азат, – сказал Вася Муравкин, вытащив меня из глубины моих мыслей, – мне немного не по себе. Я не сомневаюсь, что Фима уже мертв. А ведь только сегодня мы видели его в добром здравии во дворе Короля Рваны Жопы.

Я посмотрел по сторонам. Пока я варился в воспоминаниях, наша компания прошла уже половину пути.

– Да, – ответил я, – он аккуратно сбежал до того, как нам пришлось вытаскивать Короля из сортира. Так ему и надо. И ты нам не помог, между прочим…

– Чур, я забираю трактор, – перебил меня Мансур, – я первый сказал! Хорошо, что никто ещё не знает, что Фима копыта откинул.

Вася Муравкин остановился и угрожающе посмотрел на Мансура.

– Самый умный что ли? – сквозь зубы проговорил пастух, – я поделился деньгами деда Игната, так что трактор наш общий.

– Трактор-то не поделишь, – резонно заметил мой друг.

– Значит разыграем в карты, – закрыл вопрос Муравкин.

Я украдкой бросил взгляд на парней. Каждый уже строил собственные планы на трактор. В глазах каждого уже светилась преждевременная радость от открывающихся перспектив. Я понял, что добром они этот трактор уступать не собираются. Откровенно говоря, я и сам не прочь был заиметь такой стабильный источник дохода.

– Мне только одно не понятно, – сказал я, – вы планируете просто взять и забрать трактор? А как же документы, собственность? Мы живем не в каменном веке, все-таки.

– Мы живем в России, Азатка, – молвил Вася Муравкин и окинул меня ласковым отеческим взором. Пастух был старше нас лет на пять, но строил из себя умудренного жизнью старца. – Техника списанная, на нее вообще нет документов. Можешь считать, что и трактора нет. А раз его нет, то на нет и суда нет.

– Понятно, – ответил я.

Вася Муравкин достал папиросу и задумчиво закурил.

– Интересно, – сказал он, – нам тоже придется поливать трактор свиной кровью?

– Наверное, – ответил Мансур, – только я не буду, мать ругаться будет.

– Фима в гробу перевернется, – проговорил Вася Муравкин, выпуская облако едкого дыма, – мне кажется, нужно уважать желания умерших. Я вот готов. Надо так надо. Может оставим трактор мне? Я буду делиться с вами водкой.

– Иди в жопу, – гневно воскликнул Мансур, – не уговаривай даже.

– Хватит вам, – примирительно сказал я, – вдруг тракторист ещё жив, а вы уже делите шкуру неубитого медведя.

Парни прекратили спор, но, судя по их виду, угрызений совести из-за своих беспринципных и корыстных мыслей они не испытывали. Я их прекрасно понимал. Все мы с самого раннего детства привыкли выживать, вместо того чтобы жить. В таких условиях нет места жалости, совести и состраданию. Наверное, поэтому я не испытывал нервного потрясения от того, что за сегодняшний день иду смотреть уже на пятый труп.

– Знаете, что странно? – спросил Мансур, почесывая затылок. Этот жест моего друга означал серьезный мыслительный процесс, протекающий в его голове.

Вася Муравкин смачно сплюнул на землю и откашлялся. Щелчком отправив окурок в далекий полет пастух вопросительно посмотрел на Мансура. Мне тоже было интересно, какую странность заметил мой друг.

– Все из тех, кого мы сегодня видели, – начал Мансур, – умерли схожим образом. Не перебивайте, а то мысль потеряю! – мой друг строго посмотрел на нас. – Смотрите сами: Король Рвана Жопа повесился, правильно? Гражданин Галактики застрял головой в дупле и задохнулся, если Агафья Петровна рассказала правду. Медуза отравилась угарным газом, то есть тоже задохнулась. И, наконец, дед Игнат. Мы нашли его лицом в супе. Он вполне мог захлебнуться, не так ли? Я веду вот к чему: все так или иначе умерли в результате нехватки кислорода.

Мансур выдохнул. Я не сразу осознал, что сказал мой друг, но был в крайнем восторге от пламенной речи. На моей памяти, это был самый длинный и осмысленный его монолог за всё время нашей дружбы. Эти смерти определенно идут другу на пользу, подумал я.

– А ведь в этом есть смысл. Мансур, ты гений! – сказал Вася Муравкин. Вид у него был потрясенным, а в глазах снова заплясали задорные огоньки. Пастух снова превращался в детектива.

Мансур приосанился, с достоинством принимая заслуженную похвалу.

– У меня встречный вопрос, – сказал я, – что это может означать, и как это нам поможет? Может это простое совпадение. А может быть, дед Игнат упал лицом в суп, умерев от инфаркта или инсульта? Он ведь очень старый. Это более естественная смерть, не так ли?

– Не знаю, что это объясняет, – обиженно ответил Мансур, – я заметил схожие обстоятельства, и это круто. Что ещё ты от меня хочешь?

Я покачал головой.

– Время покажет, совпадение это или нет, – прокомментировал Вася Муравкин, – лично я не думаю, что четыре человека, умерших от недостатка кислорода – случайность. В любом случае, посмотрим, что произошло с Фимой. Скоро мы узнаем, ведь мы почти на месте. Я уверен, мы найдем ещё несколько фрагментов этой хитрой головоломки.

Я отвернулся, скрывая улыбку. В день, когда умирают львы, деревенские пастухи начинают использовать словесные обороты-клише из старых детективных фильмов. С этим миром точно не всё в порядке, подумал я.

Мы подошли к классической русской избе, в которой издавна проживала семья тракториста Фимы. Строение представляло собой клеть, крытую двускатной крышей, покрашенной в яркий красный цвет. Окна украшали резные ставни. Дом Фимы находился в хорошем техническом состоянии, что являлось редкостью для нашего села, которое заполняли в основном старые разваливающиеся хибары. Когда он находил время ухаживать за домом, оставалось загадкой. Жилище тракториста отделял от улицы добротный забор из старых, но крепких досок. Пройдя через кровельные ворота мы оказались во дворе, в центре которого стоял знаменитый трактор. Я привычно подивился его плачевным видом. За трактором лежали дополнительные сельскохозяйственные атрибуты: борона, плуг и ещё какие-то загадочные приспособления. всё было покрыто многолетней ржавчиной.

Вася Муравкин поднялся на крыльцо и забарабанил в дверь. С березы, стоящей за домом, сорвалась в полет стая чирикающих воробьев. Как я и ожидал, в ответ на стук мы услышали лишь тишину. Пастух снова постучал в дверь, на этот раз ещё сильнее. Дверь заходила ходуном, а с резного наличника посыпалась сухая краска.

– Хватит, – сказал я.

Пастух потянул за ручку и дверь без всякого сопротивления открылась. В нашем селе никогда не закрывали двери. Даже мысль повернуть ключ в замке казалась абсурдной. Дело даже не в хваленой душевной простоте и деревенской доверчивости, на самом деле, у жителей села просто нечего украсть. Исключением из этого правила был только глава сельского поселения Варнава Фомич Пуздой. По словам главы, в его доме тоже не было ничего ценного, но он боялся выпустить на улицу своего персидского кота, который «тут же нахватает блох». Впрочем, домой к себе он никого не пускал, так что подтвердить или опровергнуть его слова никто не мог.

Вася Муравкин нетерпеливо поманил нас рукой, призывая в дом тракториста. Я и Мансур послушно поднялись на крыльцо и зашли на веранду. К моему удивлению, здесь царил полный порядок. Около двери на аккуратном крючке висела пластмассовая ложка для обуви, ручка которой была выполнена в форме конской головы. На полу ровным рядом стояло несколько пар галош тракториста. Аккуратные шкафчики частично закрывали белые стены, а у дальней стены тарахтел огромный холодильник марки «ЗИЛ». Я полюбовался древним агрегатом, мне всегда нравилась советская техника времен Сталина. Все, что делалось в то время, выглядело крайне основательным. Например, этот холодильник: огромная округлая дверь, похожая на люк в подводную лодку, и блестящая хромированная ручка, которая вызывала ассоциации со старыми автомобилями.