Текст книги "Транслируйте меня"

Олег Бондарев
Транслируйте меня

– Пять секунд до эфира, четыре, три…

Привет.

Вы меня слышите? Наверное, нет. Но я все же должен представиться – хотя бы из вежливости.

Я Марти. Марти Буга. Забавное имя, не правда ли?

Надо мной еще в школе подтрунивали. Это сейчас все прошлые издеватели поют мне диферамбы и смотрят меня каждый день, завалившись на диван или усевшись в кресло.

– Марти Буга – отличный тип, – говорит бывший капитан школьной команды по футболу. – Мы с ним еще в школе были неразлейвода и до сих пор дружим!

Враки. Этот парень вечно дразнил меня «вонючим опоссумом» и выколачивал из меня деньги на завтрак. Он был звездой школьной лиги, я был звездой на очередном дне рождения папы – и то лишь потому, что его никто не хотел обидеть. В те годы я с ужасом представлял, как дядя Фрэнк, напарник моего папы, заходит в комнату, указывает на меня пальцем и спрашивает: «А что это здесь делает сей вонючий опоссум?» И все начинают хохотать… Это был мой самый страшный кошмар.

Девочки, которые фыркали, едва услышав мое имя, ныне кусали локти и кляли себя за детскую недальновидность, хотя, конечно, ничего глупого в детских суждениях нет. Напротив, они-то и есть самые верные, а вот во взрослых намешано до черта всего – тут и общественное мнение, и финансовая сторона, и этническая… «Ты дурак» – уже не говорят. Говорят: «Вы не правы».

Моя школьная любовь, первая красавица на всех балах, теперь работает в одной из придорожных кафешек где-то между тридцатым и сороковым километром на пути из Сакраменто в Лос-Анджелес. Раньше ее звали Умница Лиз, сейчас – Дырка Лиз. Я хотел помочь ей, но, как выяснилось, в помощи она не нуждалась. Щуря правый глаз, под которым красовался свежий фиолетовый синяк, Лиз отхлебнула из фляжки дешевого виски, поморщилась и спросила:

– А ты что еще за хрен?

Она меня просто не узнала. Впрочем, я ее не виню: сколько уже воды утекло с тех пор, когда мы учились в средней школе. Кто осудит первую красавицу за то, что она не помнит в лицо последнего неудачника? Только не я.

Признаться, я никогда не думал, что стану транслятором. Впрочем, ничего удивительного: еще пару лет назад ученые даже не предполагали, что мыслеобразы могут попросту уничтожить телевидение и киноиндустрию. Тогда по городам только начали разъезжать коммивояжеры с полными чемоданами приборов, названных аббревиатурой «РеМО» – «Ретранслятор Мысленных Образов», и, надо сказать, дела у них шли не очень.

А потом один из них, Филипп Райс, наткнулся на меня…

С тех пор он – мой агент.

То был обычный вечер двадцатого декабря, вялый и скучный. После целого дня в очередях мы с отцом хотели только одного – добраться до дивана. Я собирался пойти в комнату, прилечь, но он уговорил меня остаться и посмотреть с ним повтор Суперкубка. Мой отец – большой фанат спорта, и в частности футбола, однако прямой эфир того финала он провел вдали от кабельного телевидения: два дня сидел у кровати своей матери, пытаясь упросить Господа дать ей еще немного…

Но Господь не дал, и она умерла. Я тогда был в Сакраменто и не мог прилететь раньше восемнадцатого декабря, поэтому отцу пришлось переживать утрату в одиночестве. Бедняга, он потерял за свою жизнь столько близких людей – сначала жену, потом отца, а теперь еще и мать… Мы общались каждый вечер, и я слышал по голосу, как он страдает. Признаться, я боялся за него, боялся, что на этот раз он не выдержит.

Но он выдержал. Перетерпел боль и встретил меня восемнадцатого в аэропорту.

– Один ты у меня остался… – сказал отец, заключив меня в свои объятия. – Если еще и с тобой, не дай Бог, что-то случится, я просто не знаю, что буду делать.

– Па, ну брось. Ничего со мной не случится. – Я похлопал его по плечу. – Я с тобой до конца, не думай.

Он улыбнулся и еще крепче прижал меня к себе.

И вот через четыре дня мы сидели у ящика, пили пиво и спорили о грядущем локауте, когда в дверь позвонили.

– Девять, – сказал отец, взглянув на часы. – Не поздновато ли для гостей?

Я пожал плечами.

– Не к тебе? – спросил папа, пристально глядя на меня.

– Нет, вряд ли. Кто ко мне может прийти?

– Ну, мало ли? Может, будущая миссис Буга?

Мы рассмеялись. Звонок раздался снова.

– Наверное, какой-нибудь торгаш, – предположил отец, встав с кресла. – Ну да ладно, скоро Рождество, и нам надо быть терпимей…

Он прошел к двери. Я, подумав, решил отправиться следом. Поставив бутылку на журнальный столик, я бросил последний взгляд на экран и пошел в прихожую.

Отец угадал: это действительно был коммивояжер, и он, похоже, умирал от холода. По крайней мере его зубы стучали в ритме драм-энд-баса, а колени тряслись, будто он фанател от твиста. Интересно, о чем он думал, когда в двадцатиградусный мороз выперся на улицу в синем клетчатом пиджаке, легких бежевых туфлях и дурацкой шляпе с полями?

– Вам кого? – угрюмо поинтересовался отец.

– Наверное, вас, – отозвался коммивояжер. – Вы ведь живете в этом доме?

– Да.

– Мистер…

– Буга.

– Рад знакомству, мистер Буга. Меня зовут Филипп Райс, – сказал торгаш, протягивая отцу руку.

– Через порог здороваться – плохая примета, – заметил мой папа.

– Это значит, я могу войти?

Папа вопросительно посмотрел на меня; я пожал плечами и сказал:

– Ты сам говорил, что надо быть милосердней.

– И правда. Что ж, входите.

Отец отступил в сторону, позволяя коммивояжеру зайти самому и затянуть внутрь огромный чемодан с кучей темных пятен на боках. Похоже, раньше там были наклейки, которые позже упорхнули в неизвестном направлении вместе с декабрьским ветром.

– Спасибо вам, джентльмены, – сказал торгаш с достоинством. – Если бы не вы, я бы там просто окоченел.

– Что выгнало вас на улицу в такой холод? – спросил я.

– Нужда, сэр, – ответил он. – После того как два месяца назад закрыли табачную фабрику «Карпафат», куча народа оказалась на улице, и в том числе я, отец двоих детей и верный муж. Как вы знаете, сейчас в стране кризис, так что найти работу в принципе тяжело, что уж говорить о хорошей. Только за этот месяц я поменял пять мест, это – шестое.

– Что ж, судя по всему, вы человек достойный, хоть и с нелегкой судьбой. Может, по пиву? – предложил отец. – Там сейчас как раз повтор Суперкубка, будет, что обсудить.

– Вы очень добры, сэр, – сказал продавец, – однако я вынужден отказаться. Мне ведь надо продавать то, чем набит мой громадный чемодан, иначе я так ничего и не получу.

– Что же вы продаете? – спросил я.

– Одну ученую разработку.

– И для чего она, эта разработка? – поинтересовался отец.

– Ну, раз уж вам так любопытно, мы можем пройти в комнату, и я вам все покажу.

– Давайте так и поступим, – кивнул папа. – Нам ведь любопытно, Марти?

Я кивнул.

– Тогда вперед. Помоги джентльмену с его чемоданом.

Продавец с отцом скрылись в комнате, а я взял в руки огромный багаж и, пыхтя, потащил его в комнату. Природа не наделила меня силой, а сам я был слишком ленив и потому предпочитал тренажерному залу компьютер.

– Ставь на стол, – сказал отец.

Он взял банки в охапку и отступил с ними в сторону. Я рывком закинул чемодан на стол. На миг мне показалось, что ножки не выдержат и подломятся, однако все обошлось.

– Итак, – сказал продавец, когда мы расселись по местам. – Сейчас я открою чемодан и продемонстрирую вам одно чудесное устройство под названием «Ретранслятор Мысленных Образов», или сокращенно «РеМО».

– Интересно, а этот «Ремо» часто надо будет носить в ремонт? – спросил отец, толкнув меня локтем в бок.

– Признаться, не знаю, сэр, – сказал Райс с улыбкой. – Сам я им не пользуюсь.

– Изумительная честность. Что же, он так плох?

– Нет, дело не в этом. Дело в том, что он мне просто не нужен.

– Вот как? Но если он не нужен вам, кому тогда нужен?

– Не знаю, – честно ответил коммивояжер. – Может быть, вам и вашему сыну?

– Что ж, может, и так. – Отец подмигнул мне. – Правда, Марти?

– Не знаю. А что это вообще такое – ретранслятор мысле…

– Мыслеобразов, – докончил Филипп. – Собственно, это образы, которые возникают в вашей голове, когда вы думаете о чем-то. Ассоциативный ряд к происходящему вокруг или то, что вы сами нафантазировали.

– Ну, с этим более-менее понятно, – кивнул отец. – А для чего же нужен сам ретранслятор?

– Чтобы другие могли видеть ваши мысли. Это как… как миниатюрная киностудия, для работы которой достаточно одного человека. Вы – сам себе режиссер, сам себе оператор, сам себе актер. Все, что вы представляете, можно с помощью прибора передать на экран компьютера через вай-фай. Можно даже записать ряд мыслеобразов в файл, будто это обычное онлайн-телевидение.

– Звучит действительно интересно.

– Да, потому что это слова из рекламной брошюры, – усмехнулся Райс. – На деле же все гораздо сложнее. У вас есть компьютер или ноутбук?

Отец кивнул и покосился на меня.

– Сходишь?

– Да, конечно.

Я сгонял в комнату и вернулся, держа свой лэптоп под мышкой.

– Вот, пожалуйста.

– Спасибо. Положите на стол, сэр.

Пока я включал ноутбук, он достал из чемодана небольшую картонную коробку. Открыв клапаны, коммивояжер вытряс на стол ее содержимое – пластиковый обруч с регулятором диаметра и небольшой антенкой.

– Вот смотрите. – Райс выставил нужный размер и надел обруч на голову антенкой назад. – Вай-фай включил?

– Тут автоматическое соединение.

– Отлично. – Райс нажал кнопку на обруче, и светодиод, вмонтированный в антенну, замигал синим.

– Угу… Соединились с вашим «Ремо».

– Отлично. А теперь смотрите.

Коммивояжер нажал вторую кнопку, и экран ноутбука стал черным, будто он самовольно нырнул в спящий режим.

– Эй! – воскликнул я.

– Все в порядке. Смотрите.

На экране стали мелькать разные образы. Ни один из них не задерживался на экране надолго. Период смены кадра – не более полсекунды.

– Видите? – спросил Райс.

Он снова нажал вторую кнопку, и на экран вернулся мой десктоп.

– Я вроде бы могу представлять что-то, но образы мелькают в моей голове так быстро, что ничего дельного не выходит. Ко всему, они ничем не связаны между собой – кроме того, что все их представил я. Та же проблема наблюдается и у многих других людей, у девяноста процентов среди всех, кто пробовал «Ремо» на себе.

– А что с оставшимися десятью процентами?

– У них либо слишком бедное воображение, либо депрессия, либо психическое расстройство. Один образ может полдня стоять на экране, и образ этот, надо сказать, будет некрасив и уныл. В общем, теперь вы, наверное, понимаете, почему мой чемодан забит под завязку?

– А не дадите попробовать? – неожиданно даже для себя самого спросил я.

Райс пожал плечами:

– Отчего бы и нет? Кто знает, может, именно вы станете моим первым покупателем. – Он хмыкнул. – И единственным.

– И сколько же стоит такая штуковина? – спросил отец, пока Райс настраивал диаметр обруча.

– Двести пятьдесят баксов, – с грустной улыбкой отозвался коммивояжер.

Отец присвистнул.

– Неслабо!

– Еще одна причина, чтобы ее не купить, – сказал продавец и вручил мне обруч.

Я надел «Ремо» себе на голову, посмотрел на экран.

– Позволь мне. – Райс потянулся и щелкнул ту самую вторую кнопку, отключающую монитор.

– И что теперь?

– Представь что-нибудь.

– Например?

– Не знаю… Ну представь, что ты режиссер и ты снимаешь фильм – такой, какой хочешь ты один. Никаких ограничений, предел – границы твоей фантазии. Понимаешь?

Я кивнул и сосредоточился.

– Гляди-ка, – сказал отец, указав на монитор. – Началось.

– То есть? – не понял Райс.

Он заглянул в монитор. Брови его поползли вверх.

– Черт побери, кто же засунул меня в эту коробку? – воскликнул забавный лупоглазый паук, появившись на экране.

Он почему-то стоял около потрепанной двери бара. Секунду спустя изнутри стали выходить огромные волосатые рокеры в банданах, жилетках и протертых на коленях джинсах.

– Ой-ой, – сказал паук и обхватил голову мохнатыми лапами.

– Это точно не записанный мультфильм? – спросил коммивояжер, ни к кому конкретно не обращаясь.

Один из байкеров повернул голову и, глядя прямо на Райса, заявил:

– Нет. Все мы – плод воображения Марти.

Отец и Филипп выпучили глаза.

– Ничего себе… – пробормотал мой папа и отхлебнул пива из бутылки.

– Вот это да! – вторил ему коммивояжер.

Тем временем на экране байкеры окружили паука. Восьмилапый монстрик затравленно огляделся по сторонам: выхода не было.

«В этот момент паук Билл понял – взбучки не избежать», – сообщил закадровый голос.

Байкеры прыгнули на паука одновременно. В этот же момент заиграла песня Red Hot Chili Peppers – Californication.

Отец с Райсом, раскрыв рты, смотрели, как паук борется с толпой рокеров, как пробирается между ног у одного патлатого верзилы и, прыгнув на мотоцикл, дает по газам. Рокеры вопят, бегут к своим байкам. Начинается погоня.

Из бара выбегает паучиха и кричит:

– А как же мой номер, Билл?

Отец усмехнулся и уважительно посмотрел на меня. Я старался не отвлекаться и потому никак не отреагировал на его взгляд.

– Это… это просто восхитительно! – воскликнул коммивояжер.

Он полез в карман, достал оттуда сложенный вчетверо платок и промокнул вспотевший лоб.

– Это просто… просто идеал! – не стесняясь в словах, продолжал он. – Ваш сын просто феномен!

– Я знаю, – сказал отец с улыбкой.

Поняв, что побег паука больше их не интересует, я вывел на экран титры. Это было невероятно легко: я просто представил их, и они появились на мониторе ноутбука.

– Нет, мистер Буга, это… да вы не представляете, что теперь начнется!

– И что же?

– Ваш сын станет мировой знаменитостью! Все кинокомпании, все центральные каналы будут биться за право подписать с ним контракт! Вы представляете, о каких деньгах идет речь?

К нашему общему удивлению, отец вовсе не обрадовался, когда услышал про деньги.

– Знаете, все это, конечно, звучит довольно здорово, – сказал он, хмуро глядя на продавца, – однако где большие деньги – там большие неприятности. А я не хочу, чтобы у моего сына были неприятности.

– Боже, но это ведь талант от Бога!

– Это всего лишь мысли, которые ваша машинка передает на экран.

– Пусть так. Но ведь, кроме вашего сына, этой машинкой никто не смог воспользоваться. Уже сейчас можно сказать, что он один на десять тысяч, а может, и на сто. Впоследствии, когда все узнают о чудесном даре вашего Марти, народ толпами повалит тестировать «Ремо». Таким образом, с помощью вашего сына мы найдем – или хотя бы попытаемся найти – новых трансляторов, что позволит в свою очередь…

– Послушайте, – перебил его отец. – Я ведь уже сказал: я не желаю сыну неприятностей. Поэтому пусть его дар останется нашим маленьким секретом, ладно?

– Постойте, – сказал коммивояжер. – Что значит «секретом»? Как можно утаивать такие вещи? Это ведь может перевернуть весь мир!

– Именно этого я и боюсь. Ладно, я понимаю вас, мистер Райс. Вы – человек дела. Сколько?

– Сколько чего? – нахмурился Филипп.

– Долларов, конечно.

– Вы хотите заплатить мне за молчание? – догадался коммивояжер.

– А вы разве не к этому вели?

– Ну, знаете ли… – Райс вскочил с дивана, отступил на шаг и смерил отца гневным взглядом. – Если вы думаете, что каждый коммивояжер готов продать все и вся за какую-то сумму денег, то вы глубоко заблуждаетесь, мистер Буга.

– Позвольте, мистер Райс, не о деньгах ли вы говорили? – покачал головой отец. – О контрактах, кинокомпаниях…

– Речь шла о деньгах, которые заработает ваш сын!

– А вы то есть будете сидеть в стороне и даже полпроцента себе не возьмете?

– Разумеется, возьму.

– Что и требовалось доказать.

Поняв, что отца ему не переубедить, Райс решил переключиться на меня.

– Но ты-то, Марти! Ты ведь хочешь получать солидные деньги?

Отец раскрыл было рот, чтобы пресечь эти вопросы, но я опередил его:

– Смотря о каких деньгах речь.

Отец хмуро посмотрел на меня. Райс же расплылся в улыбке и, поковырявшись в карманах, протянул мне небольшую пластиковую карточку:

– Вот, держи. Это моя визитка. Там мой номер, даже два. Звони в любое время и назначай встречу, где мы, – он покосился на отца, – сможем поговорить с глазу на глаз. О’кей?

Я кивнул.

– Тогда не смею больше вас отвлекать. Тем более третья четверть уже подходит к концу.

Подхватив со стола свою нелепую шляпу и огромный чемодан, он едва ли не бегом устремился к входной двери.

– Проводи своего нового друга, Марти, – сказал отец с издевкой. – А то он нам, не дай Бог, еще замок поломает.

– Несмотря ни на что, – прокричал Райс из прихожей, – я рад нашему знакомству, джентльмены. Уверен, оно послужит началом долгой… и взаимовыгодной дружбы.

– А тот «Ремо», что мы испытывали, вы с собой не заберете? – спросил я, выйдя из комнаты.

– О, конечно, нет. Это мой подарок, Марти. Чего ему зазря пылиться у меня в чемодане, если тебе он нужней?

– Ну… спасибо.

– Не за что, парень, – сказал Филипп с улыбкой. – Занимайся, практикуйся, а потом звони мне, и, поверь, мы заставим этот мир плясать под нашу дудку.

С этими словами он вышел в промозглый декабрьский вечер и захлопнул за собой дверь.

Я закрыл щеколду и, пройдя в гостиную, уставился в окно. Коммивояжер, пританцовывая, подошел к одинокому старому «Ситроену», смахнул с крыши снег и, швырнув чемодан в багажник, уселся за руль. Мне показалось, он меня заметил и даже махнул рукой на прощание, прежде чем его авто сорвалось с места и покатило по заснеженной дороге. Вскоре «Ситроен» скрылся из виду. Тогда я опустил взгляд и посмотрел на визитку.

– Хватит топтаться у окна, – сказал отец. – Весь футбол пропустишь.

– Иду, па, – сказал я и, убрав карточку в карман брюк, пошел к столу.

Той ночью я долго не мог уснуть. Все ворочался, размышляя о словах коммивояжера. Особенно мне запомнилась его последняя фраза – про мир, который будет плясать под нашу дудку.

Признаться, только об этом я и мечтал все школьные годы – отомстить дурацкому миру, который до того меня совершенно не уважал. Я жаждал мести, и «Ремо», похоже, мог мне с этим помочь. Я твердо решил позвонить Райсу и договориться о встрече.

Вот почему на следующее утро, когда ко мне в комнату заглянул отец, я сказался больным.

– Что болит? – спросил он, присев на край кровати.

– Да голова… и знобит чего-то… – пробормотал я, морщась.

– М-да… А мы ведь собирались прикупить тебе хороший финский спиннинг, чтобы ты больше не заглядывался на мой!

– Смеешься?

– Хе-хе, ну да. Ладно, не раскисай. Давай я выберу три на свой вкус, сфотографирую и пришлю тебе, а ты выберешь, какой тебе больше нравится. Идет?

Я кивнул.

Все, что угодно, папа, только не тащи меня в магазин.

– Ну, значит, так и поступим, – сказал отец. – Все, я уехал, поправляйся. Не дело на Рождество болеть!

– Угу, – отозвался я.

Едва за ним закрылась дверь, я выбрался из-под одеяла и отправился в душ. Я собирался позвонить Райсу в десять, чтобы ненароком его не разбудить – все-таки воскресенье, выходной день, люди либо спят, либо в церкви.

Когда я покончил с завтраком и посмотрел на часы, было всего двадцать минут девятого.

О-фи-геть.

И чем же заниматься в ближайшие пару часов?

Может, посмотреть что-нибудь по телику?

Пожалуй, лучшего занятия мне действительно не найти…

Однако так я думал, пока не вошел в гостиную и не увидел лежащий на столе «Ремо». Рядом был и мой ноутбук, который я так и не унес обратно.

А вот и занятие!

Я включил лэптоп и, пока загружалась система, нацепил чудесный обруч на голову. Признаться, я до сих пор не мог до конца поверить, что мне удалось перенести свои фантазии на экран. Случившееся вчерашним вечером больше походило на сон, чем на реальность. Именно поэтому я жаждал опробовать «Ремо» снова – чтобы убедиться или же, напротив, разочароваться в его чудесных возможностях.

Увидев рабочий стол, я тут же щелкнул первую кнопку на обруче.

Антенка замигала, а через пару секунд компьютер сообщил, что подключение установлено.

Так.

Теперь вторая кнопка.

После нажатия экран потух. Пока что все идет по той же схеме, что и вчера.

Я закрыл глаза, открыл снова.

Пора.

Я сосредоточился и начал представлять…

Нет, то был не сон, вчерашний вечер. Просто фантастическая, невероятная реальность, о которой я раньше не мог и мечтать.

Сначала у меня получилась довольно странная короткометражка про двух медведей, которые налакались вискаря и разнесли номер гостиницы, а потом забрались на припаркованный поблизости воздушный шар (?) и полетели на Гаити (???). Нелепица страшная, конечно, но мне было смешно.

Впрочем, долго страдать подобной ерундой я вовсе не собирался. Следующий мой «шедевр» вышел более логичным, пусть и не слишком интересным. Покончив с ним спустя восемь минут, я отключил обруч и, отложив его в сторону, крепко задумался.

В конце концов я пришел к выводу, что без готового сценария можно даже не пытаться нафантазировать что-то стоящее. Поэтому я не поленился сходить в свою комнату и вернуться вниз с шариковой ручкой и пачкой бумаги под мышкой. Меня переполнял энтузиазм, но этого, конечно же, оказалось мало: без таланта и мастерства рвение было абсолютно бесполезно. Исписав три листа, я один за другим отправил их в мусорную корзину и, подивившись своей баскетбольной меткости, стал размышлять о причинах провала.

Почему же у меня ничего не вышло, думал я, глядя на бегающую по экрану эмблемку?

Идей не было.

Чтобы отвлечься, я стал блуждать по комнате, пока мой взгляд не упал на часы.

Ого! А ведь уже почти одиннадцать.

Долго же я провозился с этим «Ремо»!

Эх, до чего же все-таки удивительная штуковина…

– Да? – неожиданно бодро отозвалась трубка, когда я уже думал опустить ее на рычаг.

– Мистер Райс? – уточнил я.

– Именно так. Позвольте узнать, с кем имею честь?..

– Это Марти Буга. Вы заходили к нам вчера, и ваш «Ремо»…

– Ну конечно, конечно, Марти, я помню вас с отцом! – перебил меня коммивояжер. – Признаться, я ждал, что ты позвонишь, но не думал, что так скоро. Впрочем, это все поэзия, поэзия… Что же ты надумал, Марти?

– Я хотел бы… хотел бы работать с этим прибором. У меня получается, я с утра занимался, фантазировал. Думаю, если у меня будет сценарий, я смогу заменить целую съемочную бригаду и весь актерский состав.

– Хм, звучит здорово. Надеюсь, ты знаешь, о чем говоришь. Впрочем, главное, чтобы тобой заинтересовались наверху, а там уж они сами нам все объяснят. Ладно. В общем, я попробую договориться о встрече с кем-то из местных телевизионщиков, а там уже будет видно. Дай мне номер своего мобильного, чтобы я сразу тебе сообщил, когда что-нибудь узнаю.

Я продиктовал номер.

– Отлично… Записал. Все, тогда до связи, жди звонка. Не знаю, успеем ли мы найти что-нибудь до Рождества, но я буду стараться. Пока же просто жди.

– Хорошо, – сказал я и положил трубку на рычаг.

Я был полон надежд. В то время мне казалось, все очень просто – что все заинтересуются моим даром и я сразу подпишу огромный контракт…

Как бы не так.

Райс позвонил на следующий день, в обед.

– Да? – спросил я.

– Марти, привет. Это Филипп Райс.

– Здравствуйте, мистер Райс.

– Зови меня просто Фил, о’кей? Угу. В общем, я договорился о встрече с директором канала «BOH».

– «ВОН»? – переспросил я.

– Именно.

– Я что-то совсем не помню, что там идет.

– Это потому что он по рейтингу находится в самом хвосте среди остальных кабельных каналов.

– В хвосте?

Я не был большим знатоком телевидения, но сразу понял – обещанными большими деньгами тут и не пахнет.

– А чего ты хотел – всего и сразу? – фыркнул Райс, когда я высказал ему свои опасения. – Разумеется, сначала с тобой будут осторожничать. Люди предпочитают доверять старому и надежному – по крайней мере они делают это до тех пор, пока новое не покажет себя во всей красе. Но вот когда это случится, мы станем грести деньги лопатой, Марти, попомни мои слова. А пока нам надо встретиться с этим парнем, с «ВОН», продемонстрировать ему, как ты управляешься с «Ремо», и обсудить твой первый контракт.

– Хорошо. Куда мне подъехать?

– С тобой приятно иметь дело, – заметил Райс. – Ты быстро схватываешь. Записывай адрес.

Мистер Коллин Фрай назначил встречу в кафе «Черная орхидея», что находилось в самом центре Нью-Йорка. Не знаю, почему оно так вычурно называлось. По сути, это была обычная кофейня. Такие часто именуют «Чашкой чая» или «Ровно в 3», но практически никогда – «Черной орхидеей». Впрочем, плевать на название. Главное, что мистер Коллин Фрай назначил встречу именно там.

– Па, – сказал я, входя в гараж.

Отец мой возился у верстака – подгонял какую-то деталь. Он вечно возился со своим старым «Доджем», хотя давно мог купить что-нибудь посолидней.

– Что такое? – встрепенулся папа.

Он посмотрел на меня сквозь желтые стекла слесарных очков.

– Марти? Как ты себя чувствуешь, нормально?

– Да я же еще к вечеру вчерашнему отошел.

– Ну да, да… Но мало ли – к вечеру отошел, а утром снова озноб и сопли…

– Прекращай это, ладно? Мне ведь не семь лет.

– Ладно, ладно. Не семь. – Он усмехнулся. – Тогда сразу к делу – с чего это вдруг ты решил проведать старика в его скромной мастерской?

– Хочу узнать, где находится 42-я улица.

– 42-я? Ну, это самый центр, Манхэттен. А зачем тебе 42-я улица?

– У меня там встреча.

– Уж не с тем ли коммивояжером? – нахмурился папа.

Черт. Я думал, он уже забыл о Райсе.

– Нет, что ты, – хмыкнул я, стараясь казаться искренним.

– Нет? А тогда с кем?

– Эм-м-м… С… девушкой, – нехотя ответил я.

– Вот как? И когда же ты успел познакомиться с девушкой? Или это старая подружка?

– Нет, новая. Мы с ней по Интернету переписывались, – соврал я. – Договорились встретиться, когда я приеду в Нью-Йорк, но вчера я приболел, и потому мы так и не увиделись. Вот, поеду к ней сегодня.

– Что ж, дело хорошее. Приятно, что ты еще делишься такими вещами со своим стариком, – усмехнувшись, отец похлопал меня по плечу.

В тот момент я думал, что сгорю от стыда.

Врать тяжело, но когда тебя при этом хвалят за честность, не подозревая обмана, на душе становится действительно гадко. Лишь с превеликим трудом мне удалось выдавить улыбку и сказать:

– У меня от тебя нет секретов, па.

В ту секунду, возможно, я и продал свою душу Сатане.

Никаких контрактов, скрепленных кровью, никаких рогатых чудищ и кипящей, дышащей пламенем земли – всего одна фраза, одна ложь, которая повергает тебя в бездну. И обратного пути уже нет.

В три я вышел из дома и, на ходу завязывая шарф, пошел к автобусной остановке. Оглянувшись, я увидел, что отец стоит у окна и смотрит мне вслед. Наши взгляды встретились, и мы улыбнулись друг другу.

Автобус пришел спустя пару минут. Я даже не успел замерзнуть.

* * *

– А вот и он! – воскликнул Райс, поднимаясь со стула. – Привет, Марти!

Он протянул мне руку, и я пожал ее.

– Здравствуйте, Фил, – сказал, кивая. – А вы, должно быть, мистер Фрай?

– Да, это я, – горделиво вскинув подбородок, подтвердил худющий господин, сидящий на диване у стенки.

У него была модная эспаньолка, нелепый бирюзовый берет, длиннющий желтый шарфик и серая водолазка. Черный пиджак лежал у Коллина на коленях. Фрай перебирал пальцами по столешнице, словно нарочно демонстрируя три мощных перстня, инкрустированных бриллиантами.

Хотя, возможно, это были обычные стекляшки, подумал я. Бижутерия.

Или, проще говоря, дешевые понты.

– А вы тот самый чудесный человек, который может заменить целую съемочную бригаду? – спросил Коллин, выгнув тонкую бровь.

– Да, это он, – подтвердил Райс. – Сейчас мы вам все продемонстрируем…

– Прямо здесь? – удивленно спросил я.

– Ну да. А что?

– Тут… так много людей.

Я преувеличивал. В «Орхидее» было пять человек – пара любящих родителей с сыном и молодая парочка, которая хихикала у дальнего окна.

– Я не хочу надевать обруч при них, – добавил я.

– Ну, ты даешь! И кто обратит на тебя внимание? А даже если и обратят, то подумают, что это всего лишь мобильная гарнитура.

– Ну… не знаю…

– Послушайте, мистер… Буга, – подал голос Коллин. – У меня сегодня еще куча дел. Так что либо надевайте ваш обруч и показывайте, что умеете, либо я поеду в парикмахерскую.

– О’кей, – сдался я.

В конце концов, какое мне дело до всех этих людей? Одному Богу известно, чего стоило Райсу притащить сюда этого разноцветного павлина. Я не могу так подвести Фила. Да и моя ложь отцу – неужели все зря?

– Отлично, – просиял Райс. – Тогда я включаю ноутбук, а ты пока снаряжайся…

Мы споро взялись за дело. Коллин со скучающим видом наблюдал, как я вытаскиваю из коробки обруч, как надеваю его на голову, как медленно грузится старенький ноутбук Фила и как коммивояжер, покусывая губу, стучит ладонями по столешнице, словно индус по тамтаму.

– Соединяюсь, – сказал я.

– Угу, – буркнул Фил и, повернув ноутбук так, чтобы Коллину было видно происходящее на экране, не без гордости заявил: – Сейчас вы станете свидетелем культурной революции.

Я нажал вторую кнопку. Экран стал черным.

– Ого. Впечатляет. Это уже оно? – оттопырив нижнюю губу, спросил Фрай.

– Нет, конечно, это самое начало сеанса. Давай, Марти.

И я дал. Я закрыл глаза, чтобы случайно не спроецировать надменное лицо Фрая в какой-нибудь мыслеобраз на экране. Однако когда спустя пару минут он воскликнул: «Это что, взаправду?!» – я решился приоткрыть правый глаз.

Он сидел, раскрыв рот и выпучив глаза, приподняв тонкие брови и всем своим видом выражая крайнюю степень удивления.

Фрай ахал и охал, а я выкидывал на стол один козырь за другим и наслаждался его реакцией. Я начал с мультяшной заставки, потом на экране появились живые люди, начался настоящий фильм. Включилась напряженная музыка – вроде той, что звучит в Silent Hill. А потом я устроил парад спецэффектов – благо ни один из них не стоил мне ни цента.

Решив, что демонстрацию можно заканчивать, я увел видео в темноту, а закадровый голос четко и ясно сказал:

– Конец.

– Черт! – воскликнул Коллин. – Это просто феноменально! Но как… как такое возможно? Вы точно не пытаетесь меня обмануть? Это не заготовленный фильм?

– Ну что вы? – фыркнул Райс. – Зачем нам дурить вас, мистер Фрай? Мы ведь хотим сотрудничать с вами, а это значит, нам придется работать по вашим сценариям. И какой тогда смысл в заготовке?

– Ну, мало ли? Никого не хочу обидеть, но… чисто гипотетически!.. Аферисты могли бы провернуть что-то в этом роде. То есть показать якобы слепленный мыслеобразами фильм, взять под это дело бюджет, а потом скрыться в неизвестном направлении. Согласитесь, такое вполне возможно!

– Не думаю, что аферисты стали бы придумывать такие чудные приборы, – заметил я, убирая обруч обратно в коробку.

– В наше время чего только не придумают, – покачал головой Коллин. – Скоро непонятно будет, кто продает тебе выпивку – робот или человек. А вы говорите – приборы! Но подождите, почему вы убираете ваш… обруч?

– Потому что мы закончили демонстрацию, – немного растерянно ответил я. – Или нет?

– Нет, ну, прежде чем говорить о чем-то конкретном, я бы хотел, чтобы вы показали небольшую импровизированную сценку на заданную мной тему. Думаю, это не станет проблемой?