Текст книги "Места силы. Шаманские экскурсы. Том 6. Жизнь Карла Юнга. Шаманизм, алхимия, психоанализ"

Варианты Айона

В окончательном варианте «Красной книги» соответствующее место тоже содержит некоторые неясности (таков уж предмет) и завершается следующими замечательными словами: «Вы не можете этому научиться, это может только развиваться в вас. Вы не можете этого желать, это забирает волю из ваших рук и волит само. Волящееся в вас наставляет на путь». В принципе, это значит, что хотеть во мне (мной и со мной) теперь будет уже дух глубин, который, хоть и отличается от моего сознательного «я», все же где-то является и мной тоже. Речь, конечно, о самости, к обсуждению которой мы в свое время вернемся. А сейчас, раз уж в эту рождественскую ночь Юнг превратился в Айона, просто посмотрим, как он формулирует разницу между «я» и самостью в своей поздней книге «Aion. Исследование феноменологии самости» (1951):

«Личность как целостный феномен не совпадает с „я“, то есть с сознательной личностью, но образует некую сущность, которую надлежит отличать от „я“. /…/ Я предлагаю личность в целом, которая, несмотря на свою данность, не может быть познана до конца, называть самостью. „Я“, по определению, подчинено самости и относится к ней как часть к целому. Внутри поля сознания оно, как мы сказали, обладает свободой воли. Под последней я предполагаю… хорошо известный психологический факт „свободного выбора“, точнее, субъективное ощущение свободы. Но, точно так же, как наша свободная воля наталкивается на необходимость внешнего мира, она обнаруживает свои пределы и в субъективном внутреннем мире, вне поля сознания, где наталкивается на факты, принадлежащие самости. И, в точности как обстоятельства или внешние события „случаются“ с нами, ограничивая нашу свободу, так и самость воздействует на „я“ как нечто объективно происходящее и весьма слабо поддающееся изменениям со стороны свободной воли».

Слева Гюстав Моро: Саломея голова Иоанна Крестителя (1876). Справа Фидус: Поклонение Солнцу

Возвратимся, однако, в декабрьскую ночь предвоенного 1913 года (кстати, 26 декабря 1940 года Анна Ахматова начала писать «Поэму без героя», где как раз говорится о рождественских святках 1913), когда Юнг пережил опыт обожествления. Глядя на дело со стороны, мы видим, что, когда человека придушила змея, Саломея прозрела, а Илья воссиял. В контексте того, что Саломея – слепое желание, а Илья – бессильная мысль, это означает: сила стала осмысленной, а смысл сильным. Каждый из двух принципов вобрал в себя то, чего ему не хватало, в каждом возникло внутреннее единство дополнительных принципов. Трип Юнга заканчивается так: «Саломея смотрит в восторге от света, который излучает пророк. Илия превращается в огромное пламя белого света. Змея сворачивается у ее ног, будто парализованная. Саломея становится на колени перед светом в изумленном благоговении. Слезы текут из моих глаз, и я поспешно ухожу в ночь, как тот, кто не имеет своей части в славе мистерий. Мои ноги не касаются почвы этой земли, я словно растворяюсь в воздухе».

Ну, положим, это только его «я» не имеет части в славе мистерий, а вообще-то скитания Юнга по кругам ада в поисках самости еще только начинаются. Счастливого пути! А нам остается лишний раз затвердить, что змея – это то, что объединяет собой смысл и тягу, то есть – символ единства принципов промышления и хотения, которые фигурируют в трипах «Мистерий» как Илья и Саломея. Юнг стал субстратом, на котором в ходе мистерий это единство осуществилось (по крайней мере – было продемонстрировано). Сам он уверен, что это не только его индивидуальный опыт. Нечто похожее переживает и все человечество, о чем свидетельствуют ужасы войны: «Дух глубин обуял человечество и понуждает его к самопожертвованию. Не ищите вины здесь или там. Дух глубин захватил судьбу человека, как захватил и мою. Он ведет человечество через реки крови к мистерии. В мистерии человек сам становится двумя принципами, львом и змеей».

Змеиная мощь Кундалини. Слева йог, справа йогиня

Человек западной культуры, Юнг связывает самопожертвование с образом Христа. Отсюда и видение креста, и подражание Распятому в ходе мистерий. Но только христианство для Юнга (если полистать «Красную книгу») – отнюдь не его глубинная суть, а скорей искушение, которое он хочет преодолеть. А жертва – плата за преображение. «Благодаря самопожертвованию мое хотение изменяется и поднимается в свой высший принцип. Любовь зряча, а хотение слепо. Оба принципа – едины в символе пламени. Принципы сбрасывают с себя человечью форму».

Единство двух начал в символе света – это, может, и весьма митраично. Но все же я должен сказать, что «Красная книга» не дает никаких оснований сводить то, что пережил Юнг, лишь к митраизму (хотя аналитик возлагал на него большие надежды5555
  См. главу «Семиты и арийцы»


[Закрыть]). Несомненно, в книге есть митраистские символы, но есть и христианские, и буддистские, и всякие другие. Тут все дело не столько в тех или иных конкретных символах, сколько в опыте соединения несоединимых начал, который Юнг пережил в ночь рождения света из бездны тьмы. Но пережить это можно множеством самых разнообразных способов.

Исключительно ради снижения пафоса я замечу, что, например, кузнец Вакула из «Ночи перед рождеством» тоже побывал в высшем свете. И достал у самой матушки императрицы (архетип Великой Матери) черевички для свой жестокой Саломеи. После чего у дивчины открылись глаза на чрезвычайные достоинства кузнеца-богомаза (промышление). Вакула, само собой, достал чудесную обувь (движение) при посредничестве быстроногого черта (змея). Если сравнить экспириенс Гоголя с трипом Юнга, то культурные коды окажутся разными, но суть – все та же: соединение противоположных принципов посредством змия.

А теперь я познакомлю вас с рогатым Филемоном.

Магия Филемона

Вскоре после встреч с Ильей и Саломеей Юнгу приснилось: «Небо, но оно походило на море. Его покрывали не облака, а бурые комья земли, между которыми просвечивала голубизна морской воды, но эта вода была небом. Вдруг откуда-то справа ко мне подлетело крылатое существо – старик с рогами быка. В руках у него была связка ключей, один из них он держал так, будто собирался открывать замок. Окрас его крыльев напоминал крылья зимородка».

И «тогда же» (тут синхрония) доктор нашел в своем саду мертвого зимородка, редкую птицу в окрестностях Цюриха. «Я был потрясен этим, на первый взгляд, случайным совпадением. Птица умерла незадолго до того, как я ее нашел, – дня за два или за три; никаких внешних повреждений у нее не обнаружилось». Юнг тогда не понял, кто именно явился ему, просто зарисовал крылатого старика. А между тем это был Филемон, который «стал развитием и продолжением Ильи-пророка» и привнес в фантазии аналитика «некое египетско-эллинское настроение с оттенком гностицизма».

Филемон. Рисунок Карла Юнга из «Красной книги»

В «Красной книге» появление Филемона обусловлено внутренней логикой развития видений, в которых Юнг встречается с длинной вереницей персонажей (большую часть этих встреч я опускаю) и в конце второй части книги сам приходит к Филемону (глава 21 «Маг»). Почему? Обращу внимание лишь на два обстоятельства. Первое: в какой-то момент Юнг получает магический жезл в форме змеи (черный), с которым не знает, что делать (глава 19 «Дар магии»). И второе: он видит, как черная змея обвилась вокруг креста (что напоминает финальную сцену Мистерий5656
  См. главу «Ночь перед Рождеством»


[Закрыть]), вползла в тело распятого и выползла из его рта белой (глава 20 «Путь креста»). Это видение побуждает Юнга к размышлениям о разнице между знаком и символом. И к пониманию символа как магического слова:

«Символ – это слово, исходящее изо рта, которое не просто произносится, но вырастает из глубин самого себя как слово силы и великой нужды и нежданно оказывается на языке. Это поразительное и, может быть, кажущееся иррациональным слово, но оно опознается как символ, ибо чуждо сознательному разумению. Если человек принимает символ, то как будто открывается дверь, ведущая в новое пространство, о существовании которого раньше не знали». И дальше: «Символ нельзя ни выдумать, ни найти: он становится. Его становление подобно становлению человеческой жизни в лоне… Но если глубины зачали, символ вырастает сам и рождается из разума, как подобает Богу». И вот еще: «Новорожденное дитя растет быстро, если я принимаю его. И сразу же становится моим колесничим».

Начало ХХ главы («Путь креста»)

второй части «Красной книги»

Тут естественна ассоциация с вечным возвращением (архетипа): «Душа человечества подобна великому колесу зодиака, катящемуся своим путем. Все, что поднимается в постоянном движении снизу вверх, уже было. Нет части колеса, которая бы не возвращалась… Но смысл не в вечном возвращении того же самого, а в особенностях этого возвращающегося творения в каждое данное время». И в связи с этим проблема: «Но как мне создать моего колесничего? Или я хочу быть своим собственным колесничим?» Как раз в «хотении» и кроется подвох: кто во мне хочет и кто мною правит? Вот, скажем, человек получил магический жезл или, там, колесницу жизни, а дальше?..

«Я могу управлять собой только при помощи воли и намерения. Но воля и намерение лишь часть меня. Поэтому они недостаточны для выражения моей целостности. Намерение это то, что я могу предвидеть, а воля – стремление к предвиденной цели. Но где мне найти цель? Я беру ее из того, что мне известно сейчас. Так я помещаю настоящее на место будущего. Таким способом, однако же, я не могу достичь будущего, я искусственно продуцирую постоянное настоящее… Так я перекрываю прогресс жизни. Но как я могу быть собственным колесничим без воли и намерения? Мудрый не хочет быть колесничим, поскольку знает, что воля и намерение, конечно, достигают цели, но мешают становлению будущего».

Начало ХХI главы («Маг») второй части «Красной книги»

В этих рассуждениях нетрудно узнать то, что со временем Юнг сформулирует в своей парадоксальной теории самости. Пока это только наброски: «Будущее растет из меня; я его не создаю, и все-таки создаю, хотя и – не осознанно и не намеренно, а скорее против воли и намерения. Если я хочу создать будущее, я действую против своего будущего. И если я не хочу его создавать, то опять-таки»… Ну и так далее. Именно для разрешения подобного рода жизненных парадоксов и нужна современному человеку магия (а не для того, чтобы принуждать судьбу). Юнг много размышлял о том, как найти путь, который невозможно выдумать, и понял только, что надо искать учителя. Потому и отправился в далекую страну, где жил Филемон со своею Бавкидой.

Еще в детстве при чтении «Фауста» Карла задела история этих двух стариков, мешавших фаустовским преобразованиям природы и потому сожженных Мефистофелем в их хижине (сразу после этого Фауст ослеп и остановил мгновение, то есть – умер). Пройдут годы, и Юнг напишет на стене своей башни в Боллингене: «Святилище Филемона, Фаусту раскаяние». Но это все «героизм»5757
  См. главу «Ночь перед Рождеством»


[Закрыть] фаустовского человека. А у Овидия история Филемона с Бавкидой иная: они приняли странствующих Юпитера и Меркурия, предложили богам последнего гуся и потому были спасены от потопа, а по смерти превращены в дуб и липу, растущие из одного корня. Это архетипическая пара: Утнапишти с женой, Аврам и Сарра, гоголевские Старосветские помещики, булгаковские Мастер и Маргарита – суть Филемоны и Бавкиды, живущие вне потока рождений5858
  См. Олег Давыдов. «Дни силы: 22 октября, праотец Авраам. И Бог Мелхиседека», peremeny.ru/book/dnisily/640


[Закрыть].

Давид Рейкерт Младший.

Филемон и Бавкида принимают Юпитера и Меркурия

И вот к такой паре является молодой (относительно) ученый по имени Карл. Его первые впечатления: Филемон, «вероятно, был магом лишь по профессии, а теперь, похоже, на пенсии, удалился от дел. Его страстность и творческий импульс иссякли, и теперь он наслаждается заслуженным отдыхом, ни на что не способный, как и всякий старик, разве что – сажать тюльпаны и поливать свой маленький сад. Магический жезл лежит в буфете»… Растительная жизнь. А магия? Вот: «Он все еще бормочет кое-какие магические заклинания для исцеления порченного скота за толику денег или подношение для кухни. Но неизвестно, верны ли эти заклинания и понимает ли он их смысл».

Типичный взгляд цивилизованного человека на мага. Примерно так и другой знаменитый Карл поначалу смотрел на будущего учителя. Просто хотел получить от него информацию о травах для своей диссертации: «Как я понимаю, вы много знаете о растениях, сэр?» А вот и начало исследования, заполнение опросных листов: «Как ты называл свою мать?» Ответ мага: «Я называл ее мама».

Примерно через год (21 июня 1961) после первой их встречи (дух Юнга, умершего 6 июня, еще витает над землей) дон Хуан спросит Карлоса Кастанеду: «Как ты думаешь, мы с тобой равны?» И тот ответит: «Конечно». А в книге «Путешествие в Икстлан» пояснит: «В действительности, я оказывал снисхождение. Я чувствовал к нему очень большое тепло, несмотря на то, что временами я просто не знал, что с ним делать. И все же я держал в уголке своего сознания – хотя никогда и не сказал этого вслух – веру в то, что я, студент университета, человек цивилизованного западного мира, выше, чем индеец». И вот на такое великодушие дон Хуан отвечает: «Нет, мы не равны. Я охотник и воин, а ты – паразит». Карл в шоке.

Одна из многочисленных заставок посвященной Филемону

ХХI главы «Красной книги»

Филемон тоже обламывал своего Карла, но мягче. Юнг просит рассказать о магии. Маг, естественно, отвечает, что рассказывать нечего. Дальше длинные препирательства… Пришелец напорист, и слабоумный старик вроде начинает поддаваться:

– Что ты хочешь услышать?

– Я просто жду, что ты что-нибудь скажешь.

– А если ничего не скажу?

– Ну, тогда я буду думать, что Филемон хитрый лис, которому явно есть чему меня научить.

– И таким образом ты уже кое-что знаешь о магии.

– Надо подумать. Это несколько неожиданно. Я считал магию чем-то иным.

– Это только показывает, как ты мало знаешь о ней…

– То, что я знаю сейчас, в сущности, негативно.

– И вот ты уже осознал вторую важную вещь. Прежде всего ты должен знать, что магия – это отрицание всего, что можно знать…

– Отрицание всего, что можно знать? Я думаю, ты имеешь в виду, что магию нельзя познать, так? Это выше моего понимания.

– И это третье, что ты должен отметить как важнейшее: тебе нечего понимать.

– Признаться, это ново и странно. В магии нечего понимать?

– Именно. Магия – это как раз то, что ускользает от понимания.

Смысл речений старца дойдет до Юнга позднее, когда он начнет комментировать эту встречу. Вот, собственно: «Ошибочно считать, что есть магические практики, которым можно научиться. Магию понять нельзя. Понять можно только то, что согласуется с разумом. Магия согласуется с неразумием, которое не понять. Мир согласуется не только с разумом, но и с неразумием». Интересно сравнить это с учением дона Хуана. Кастанеда обобщает посылки учителя так: «Для мага реальность, или тот мир, который мы все знаем, является только описанием». И поясняет, что взрослые непрерывно описывают ребенку окружающее (внушают картинку), и в результате он начинает воспринимать мир ровно так, как он был описан. С этого момента ребенок становится «членом» (общества).

Рембрандт. Юпитер и Меркурий в гостях

у Филемона и Бавкиды

Социальная подоплека превращения в «члены» ясна: люди – коллективные существа. Чтобы жить в среде себе подобных, надо иметь общее для всех представление о мире (пусть и условное). Мы должны видеть мир одинаково, чтобы понимать друг друга. «Членство» как раз обеспечивает одинаковое понимание. Но именно это и есть то, что люди называют разумностью. Социальный аспект разумности просматривается, например, в устройстве термина «сознание» (в европейских языках это слово, по сути, калька с латинского сonscientia, что значит – «осведомленность», «сообщники», «соглашение», «сознание», «совесть»). Со-знание (сon-scientia) – это одинаковое знание общей для всех условной (одинаково описанной) реальности. И точно так же устроено слово «консенсус», только тут – общее чувствование, со-чувствие.

В «Путешествии в Икстлан» можно прочесть: «Реальность мира, который мы знаем, считается настолько сама собой разумеющейся, что основное положение магии, состоящее в том, что наша реальность является просто одним из многих описаний, едва ли может быть принято всерьез». Действительно, трудно, оставаясь в рамках общепринятой картины мира («описания»), принять всерьез мысль, что мир можно воспринимать не только так, как это привычно с детства, но и как-то иначе. Чтобы принять это, надо четко понимать:

Одна из заставок ХХI главы «Красной книги»

«На нашем пути нужен не только разум, но и неразумие. Это различие произвольно и зависит от уровня постижения. Но можно быть уверенным, что большая часть мира ускользает от нашего понимания… Часть непостижимого, однако, только сейчас непостижима, а завтра может оказаться в согласии с разумом. Но пока ее не понимают, она остается неразумной. В той мере, в какой непостижимое согласуется с разумом, о нем вполне можно думать; но в той мере, в какой оно неразумно, нужны магические практики, чтобы открыть его».

Это говорит Юнг. Как видим, он не отвергает рациональной картины мира. Зачем отвергать? Для повседневной жизни вполне достаточно рационального описания. Но стоит пойти чуть глубже, как появится то, что не вписывается в общепринятую картину. И этим можно воспользоваться. Как? Юнг объясняет: «Практика магии состоит в деланье непонятного понятным непостижимым способом. Магический путь не произволение, ведь так он был бы понятным, он возникает из непостижимых оснований. Кроме того, неверно говорить об основаниях, ведь основания согласуются с разумом. Также нельзя говорить о безосновательности, поскольку едва ли можно сказать об этом что-то еще. Магический путь возникает сам из себя».

Еще одна заставка ХХI главы «Красной книги»

В книге «Колесо времени» (представляющей собой обзор книг об учении дона Хуана) Кастанеда рассказывает, что в период писания «Путешествия в Икстлан» старый индеец поставил перед ним, в частности, задачу стирания личной истории. А на вопрос: как это сделать? – ответил: «Не представляю». Он имел в виду то, что выражается русской пословицей: «Глаза боятся, руки делают». Сказал: «Начиная действовать, мы делаем это, даже не понимая, что именно нам помогло». Вспомнил, что было, когда его собственный учитель поставил перед ним аналогичную задачу: «Мне потребовалось для ее решения только одно: понимание того, что это можно сделать. Как только я понял это, у меня все получилось – сам не знаю, как именно».

Агрикультура смыслов. Рисунок Юнга из «Красной книги»

Тут Карлуша по своему обыкновению возражает: мол, я «занимаюсь изучением общественных наук и привык к обоснованным практическим указаниям, которые опираются на практические методы, а не на нечто туманное и основанное на магических приемах». В ответ шаман лишь смеется: «Делай, что я сказал». И Карл делает. И у него получается. «Все, что было необходимо мне – вернее, все, что было неявно необходимо какой-то загадочной части меня, – уловить саму идею тому „я“, которого я знал всю свою жизнь, было нужно нечто намного большее, чем просто идея: ему требовалась подготовка, понукания и руководство».

Андреа Аппиани. Филемон и Бавкида принимают богов

Кастанеда, собственно, толкует о том, что Юнг в своих «Воспоминаниях» называл «Номером 1» и «Номером 2»5959
  См. главу «Нечто потустороннее»


[Закрыть]. Первому нужны описания и сознательные волевые акты, ибо он (этот «я») – продукт «духа этого времени» (если пользоваться языком «Красной книги»). А второму («загадочной части меня») все это не нужно, ему достаточно «уловить саму идею». То есть – включиться, а дальше – «сама пойдет», – начнется естественный рост. Таково действие «Духа глубин», который помогает Карлосу справиться с задачей. Это и есть магия. А все камлания и таинственные процедуры – только способ включения (не всегда, кстати, действенный) магических сил, которые действуют сами собой изнутри.

Поэтому Юнг и говорит: «Магия – это образ жизни. Если кто-то приложил все усилия, чтобы править колесницей, а затем заметил, что на самом деле ею правит превосходящий его другой, имеет место магическое действие. Нельзя сказать, каков будет эффект магии, и никто не может знать этого заранее, потому что магия – это беззаконие, которое происходит без всяких правил и, так сказать, случайно. Но при условии, что ее полностью принимают и не отвергают, предоставляя все росту древа». Речь о росте таинственных сил в душе человека, о магии роста (напомню6060
  См. главу «Убийство Зигфрида»


[Закрыть], что один из поздних текстов Юнга о самости называется «Философское дерево»). «Красная книга» наполнена образами роста, растительности, возделывания сада. Оно и понятно, ведь человек – это почва, на которой произрастают все новые смыслы.

Астрологическая эра (платоновский месяц) – это временной период, в течение которого точка весеннего равноденствия находится в одном и том же зодиакальном созвездии. Смена астрологических эр связана с явлением прецессии земной оси, вызывающей медленное движение точки весеннего равноденствия против хода зодиака. На рисунке изображена

прецессия земной оси

В предшествующих экскурсах6161
  См. главу «Энергетика архетипа»


[Закрыть] мы рассматривали два начала – промышление (про-виденье) и хотение. Эти два принципа едины в «Духе глубин», но разъединяются «духом этого времени». Воплощались они в Илье и Саломее, которые надолго исчезают со страниц «Красной книги» после того, как в апофеозе мистерий змея обвила тело Юнга (как ствол дерева), что означало соединение принципов, то есть – порождение нового бога, начало роста. С этого и начинаются хождения Юнга по кругам психологического ада «Красной книги», завершающиеся встречей с Филемоном, после которой Илья и Саломея все же появляются в видениях, но – уже лишенные смысловой энергетики. Это потому, что теперь то, что соединяет, ими утрачено (Илья жалуется, что Юнг украл у него змею) и перешло к Филемону с Бавкидой, которые и стали символом целостности как таковой (уже не только промышления и хотения). И Юнг в этом видит залог спасения: «Я должен соединить две конфликтующие силы в моей душе и держать их в подлинном браке до конца моей жизни, ибо мага зовут Филемон и жена его Бавкида. Я объединяю то, что Христос в себе разъединял и своим примером – в других».

Это сказано в контексте рассуждений об окончании эры (эона, айона, платоновского месяца) Рыб. На эту эру пришлись два тысячелетия истории христианства. Юнг говорит: «Рыба указала тот момент, когда бывшее единым раскололось, согласно вечному закону противоположностей, на нижний мир и верхний мир. Если сила роста иссякает, соединенное распадается на противоположности. Христос послал то, что внизу, в Ад, потому что оно стремилось к добру. Так должно было быть. Но разделенное не может оставаться разделенным вечно. Оно будет снова соединено, и месяц Рыб скоро закончится».

На смену эре Рыб приходит эра Водолея. В книге «Aion» (1950) Юнг напишет: «Если в эпоху Рыб, кажется, преобладает архетипический мотив враждующих братьев, то приближение следующего платоновского месяца, а именно эры Водолея, должно констеллировать проблему единства противоположностей». Астрологи, правда, никак все не могут договориться о точном времени наступления этой эры, но некоторые уверены, что переход к Водолею мы переживаем ровно сейчас. И это, кстати, объясняет, почему «Красная книга», пролежав полвека в банковском сейфе, была опубликована только в 2009 году. Знать, пора…

Бавкида пытается предложить дорогим гостям последнего гуся. Юпитер ее останавливает

Питер Пайль Рубенс. Потоп, устроенный богами для наказания тех, кто отверг их. Спасенные богами Филемон и Бавкида

вместе с Юпитером и Меркурием справа на пригорке

наблюдают катаклизм

По всей книге разлит пафос IV эклоги Вергилия, уловившей начало эпохи Рыб: «Сызнова ныне времен зачинается строй величавый»… Только суть эпохи Водолея иная: человек больше не будет чураться таинственных сил, изначально дремлющих в нем, станет пристанищем Бога. По крайней мере, Юнг на это надеется: «На какую тайну ты намекаешь мне своим именем, о Филемон? Воистину, ты любящий, который однажды принял странствовавших по земле богов, когда все другие отказали им в крове. Ты тот, кто, сам того не подозревая, дал приют богам, и они отблагодарили тебя… И когда же раскрыли себя боги? Как раз тогда, когда Бавкида хотела приготовить чтимым гостям единственного гуся, блаженная глупость: животное (начало) улетело к богам, которые раскрыли себя своим бедным хозяевам, отдавшим им последнее. Так я увидел, что любящий выживает, и он тот, кто нечаянно дает приют богам».

Неразумие (глупость) – великая сила. Но надо уметь ею пользоваться. Как, например, это умели русские юродивые (дон Хуан предпочитал говорить о «контролируемой глупости»). Вот Юнг и учился у Филемона юродству. Или, если угодно, агрикультуре божественного произрастания: «Ты хочешь, чтобы твой сад цвел, и чтобы все росло из самого себя».

Заставка ХХI главы «Красной книги»

Филемон «Воспоминаний» – даром что рогат и крылат! – выглядит порациональней: «Я вел с ним воображаемые беседы. Мой фантом говорил о вещах, которые мне никогда не пришли бы в голову. Я понимал, что это произносит он, а не я. Он объяснил, что мне не следует относиться к своим мыслям так, будто они порождены мной… Именно Филемон научил меня относиться к своей психике объективно, как к некой реальности». Правда, мы видели6262
  См. главу «Трансцендентные реалии»


[Закрыть], что эту науку ему преподал Илья. Ну, да ладно…

А лет эдак пятнадцать спустя Юнга посетил один индиец, друг Ганди. Разговор зашел об отношениях гуру с учениками. Юнг спросил об учителе гостя, и тот не потаил: «Это был Шанкарачарья» (основатель адвайта-веданты, живший между 788 и 820 годами). Юнг изумился: «Но ведь он давно умер… Значит, это был дух?» Индус: «Разумеется, дух. Такие гуру-призраки существуют. У большинства людей живые гуру, но всегда были люди, у которых наставниками были духи».

Кстати, всегда находятся люди, которые говорят, что Кастанеда выдумал дона Хуана. Ну, допустим. И что? Что он не реален? Да, он не «реален» с точки зрения позитивистского «описания», он и сам об этом порой говорил. Однако что значит не «реальный»? Только то, что такой деятель не воняет старым козлом, не зависит от пространства и времени, не требует хлеба… Но он может прилететь на крыльях майского жука, вставить скептику в жопу ключ, завести, и вы, как идиот, попретесь на Болотную или Поклонную, это – уж как он решит. Такова реальность.

В следующем экскурсе мы вместе с Филемоном и Карлом прогуляемся по саду, полному призраков, рассевшихся по ветвям дерев. Посмотрим, кто это такие, послушаем, чему учит старый шаман мертвецов.