Электронная библиотека » Олег Дивов » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 20 августа 2018, 13:20


Автор книги: Олег Дивов


Жанр: Боевая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Олег Дивов
Занимательная дипломатия

Помню, как сейчас: я стоял на краю летного поля, а экипаж Чернецкого бодро прошагал мимо к своему конвертоплану, и командир воздушного судна смотрел куда-то вперед и вдаль, не замечая никого, зато второй пилот Шурик Гилевич издали мне подмигнул.

Они все были очень красивые и деловые в темно-синей форме гражданской авиации, такие шикарные ребята, ну просто герои, прямо хоть лети с ними вместе спасать мир, но вот нутром понимаешь, что им – можно, а тебе нельзя.

На планете карантин, полеты запрещены. И если эти бедовые парни решили-таки подняться в небо по своим неотложным героическим делам, ты-то не дергайся.

Следом за экипажем прошли геологи, которым тоже летать нельзя, но в своих защитных робах они смотрелись рядом с авиаторами как багаж и глядели чистым багажом, равнодушными глазами, демонстрируя всем видом, что если КВС Чернецкий задумал грузить балласт, ему лучше знать. У них крепко спетая банда типа «сам погибай, товарища выручай» – а ты жуй травинку и не вмешивайся. Зря, что ли, тебе подмигнул Шурик, он попусту не подает сигналов.

Травинку я жевал и глазел по сторонам не ради безделья, а согласно этикету: стояли мы на краю поля с великим вождем Унгусманом по прозвищу Тунгус, имея вполне дружескую, однако утомительную беседу на актуальные темы внутренней политики. Смотреть на вождя династии Ун, покуда он вещает, не положено. Но опустить очи долу не позволял уже мой личный статус. Приходилось, навострив уши, озираться туда-сюда, то на далекую глинобитную стену местной столицы, где мудро и жестко правил Тунгус, то на домики нашей базы, где свирепствовал начальник экспедиции полковник Газин. В обоих случаях зрелище не радовало.

Я слишком хорошо знал, что творится там внутри.

А на орбите звездолет, только нас не заберет.

Очень не вовремя я вспомнил, что хочу домой и не могу улететь. Моя третья полугодичная вахта здесь подошла к концу, но так и не завершилась. Мои профессиональные навыки больше не имеют значения, я никому не могу помочь, ничего не могу сделать, от меня никакого толку. Временами так устаю, что готов сдохнуть, но даже на это не имею права…

И тут летчики изобразили свой, извините за выражение, демарш. Пока я пытался его осмыслить, Тунгус как-то весь подобрался, двухметровая антрацитовая громадина, и сделал короткий едва заметный жест от живота, будто оттолкнул Чернецкого и компанию тыльной стороной ладони. У нас это значит «шли бы вы отсюда», а у местных – наоборот, универсальный знак сопричастности и пожелание скорейшего исполнения задуманного.

Чернецкий вдруг коротко оглянулся через плечо и кивнул Тунгусу.

Грешным делом я испытал вместе с недоумением известное облегчение. Вождь меня совершенно измучил, приятно было отвлечься.

Не знаю, объяснит ли это мое замешательство, но великий вождь Унгусман действительно великий, у нас теперь таких не делают. Он до того великий, что ходит повсюду один и с голыми руками, может себе позволить. Видит насквозь все живое, а оно его слушается. Даже лютые степные псы, которые чисто из вредности не поддаются одомашниванию, завидев Тунгуса, радостно виляют хвостами совсем как земные собаки… И когда этот ослепительно-черный и оглушительно харизматичный дядька начинает на тебя давить, а ты жуешь травинку и делаешь одухотворенное лицо, – ей-богу, даже война обрадует.

Обычно вождь меня не плющит своим величием, держит за равного. Я ведь из «первой высадки» и с тех пор здесь, считайте, прописался. Тунгус зовет вашего покорного слугу другом. И сегодня чисто по-дружески так наступил на горло, что я счастлив был отдышаться хоть самую малость.

А Тунгус сказал, провожая летчиков взглядом:

– Хорошие парни, доброе задумали, почему вожди запрещают им?..

И сам же ответил, пока я искал слова:

– Вожди боятся потерять силу управления. Понимаю. Сам такой. Иногда проще все запретить, чем устранять последствия. Особенно в трудные времена. Но если находятся герои…

Я не успевал переводить слово в слово; к счастью, речь любого туземца по умолчанию «пишется», потом расшифруем, да и общий посыл ясен. Тунгус пытался донести до меня очевидную, как ему казалось, мысль, что правильный вождь умеет отличать правильных героев. И даже когда всем запрещено все подчистую, надо оставлять лазейки для хороших парней: вдруг они своим самоуправством выручат племя, не казнить же их потом.

Второй смысловой слой я тоже выловил: Тунгус деликатно намекнул, что очень уважает полковника Газина, и вообще русские молодцы ребята, но стоило бы нам наплевать на отдельные запреты, а то как бы не стало еще хуже. Сдохнем же.

У местных есть аналог нашему понятию «интуиция». Летчики, на взгляд Тунгуса, сейчас повиновались инстинкту и потому имели шанс на выигрыш; а контрольная башня, с которой начали орать невнятное, – она как стояла на месте, так и обречена стоять. Ну и заткнулась бы. Сошла бы за умную.

– Вот семеро смелых! – провозгласил вождь. – Запомни их, друг мой. Наверное, их потом накажут. Но такие, как они, проложили твоему народу дорогу к звездам!

Тунгуса так разобрало, что он даже руку положил мне на плечо, а другую эпически простер Чернецкому вослед.

Я ничего не понимал, кроме того, что вождь, в отличие от меня, все понимает.

Честно говоря, я не мог в тот момент нормально исполнять служебные обязанности, поскольку боролся с приступом паники.

Вождь пришел по вопросу, как я уже говорил, внутренней политики: он настоятельно рекомендовал мне сделать ребенка его младшей дочери, прекрасной Унгури. Тунгус знал, я буду против; а я вдруг почувствовал, что очень даже «за» – помирать, так с музыкой. Тут-то мне и стало дурно, впервые по-настоящему дурно за последние безумные полгода, когда сначала убился Сорочкин, а потом на глазах развалилось все, и прахом шли былые достижения, и смерть косила местных, и вчера погиб наш спецназ… Мы в поисках выхода метались так и сяк, плевали на дисциплину, нарушали карантин, это было в порядке вещей, и я не чувствовал страха. Теперь – когда понял, что летит к черту моя профессиональная этика, – испугался. Значит, край настал. То ли сдают нервишки, то ли я чую, как близко погибель, и мечтаю хоть под занавес немного побыть нормальным человеком.

А великий вождь Унгусман, папуас этакий, не боится ничего, он считает, что у нас временные трудности и русские с ними совладают.

Мы уже сами в себе разуверились, а туземец – верит в нас.

Спасибо ему, конечно.

А семеро смелых, растуды их туды, полезли в конвертоплан.


У нас в санчасти на сегодня пятеро, двое с подтвержденным иммунитетом, но вирус «пробил» его. В городе около двух тысяч больных, и тысячу уже похоронили. Атипичная ветрянка валит местных без разбора со смертностью под сорок процентов у детей и семьдесят у взрослых. Мы кое-как сбиваем эти показатели до десяти и тридцати. Наша полевая лаборатория превратилась в фармацевтический заводик и пыхтит, как самогонный аппарат. Вся экспедиция, кроме спецназа и транспортников, вспомнила навыки парамедиков и бегает по столице, пользуя страдальцев жаропонижающим и окормляя здоровый еще народ иммуномодуляторами.

Сотня русских на двадцать тысяч местных, как вам такой расклад. Переболевших туземцев мы обучаем, даем им экспресс-аптечки, это здорово помогает. Но легче на душе не становится.

Народ счастлив, что русские с ним возятся, и дохнет, улыбаясь. Русские пока вроде не дохнут, зато болеют трудно, заливаясь слезами и матерясь. Когда подскакивает температура и у человека ослабевает контроль, становится видно, как тяжело мы переносим стыд и позор.

Вирус земной ветрянки боится солнца, живет на открытом воздухе десять минут, шансы заболеть повторно близки к нулю. А эта сволочь – такая устойчивая и злая, будто ее нарочно выпестовал безумный ученый, подправив слабые места. Почему она мутировала и набрала силу, отдельная тема для разговоров шепотом. Лично я об этом даже не думаю. Была идея, я ее оформил, послал куда надо и забыл. Как советует доктор Шалыгин – не умножайте сущностей, а то с ума сойдете, тогда придется вас поймать и вылечить; вы же этого не хотите, правда?

Мы заперты тут полгода, а кажется – полжизни. Помогаем местным по собственной инициативе. В первые дни эпидемии метрополия не успела принять никакого «решения по туземцам», и мы буквально навязали Москве свой выбор, о чем не подозревает даже полковник Газин. Он-то уверен, будто дома ему аплодировали. Считается естественным, что в какую бы задницу ни угодил русский человек, то поступит по совести, ибо русская идея есть идея справедливости для любой божьей твари. Мы в ответе за тех, кого приручили, и так далее. Чисто для протокола Газин собрал личный состав, поставил вопрос на голосование – и все сделали шаг вперед. А Москва долго чесала в затылке, требуя отчет за отчетом, прежде чем сообразила, что чем бы экспедиция ни тешилась, лишь бы не вешалась, и одобрила наши действия.

Тем более одно самоубийство за нами уже числилось.

Полковник много чего сказал об этом прискорбном инциденте. А мы стояли и губы кусали от бешенства. А некоторые глупо хихикали на нервной почве. До нас четыре месяца ходу на сверхсвете, с нами можно только по дальней связи переругиваться, зато какой каннибализм сейчас в Управлении Внеземных Операций, где полезли друг на друга медицина, психология, безопасники, а еще начальство мертвеца… Поглядим, кто уцелел, когда вернемся домой.

Если вернемся.

Тунгусу знакомо понятие «мор»; он полагает, что заразу принес торговый караван с запада – как минимум он так говорит, а что думает, бог весть. Вождь закрыл столицу наглухо, но за пару дней до того случилась плановая рассылка гонцов с новостями и ценными указаниями. Вернуть успели меньше половины курьеров, остальные ушли далеко, а следом поскакали «вестники мора» – короче, черт знает, сколько племен они совместными усилиями заразили. Разведка гоняет высотные дроны над континентом, мониторя ситуацию, и ничего не рассказывает: полковник запретил. Он не доверяет Тунгусу и все пробует догадаться, где этот хитрый папуас учуял выгоду в таком безнадежном деле, как эпидемия, готовая перейти в пандемию, и какой подлянки от него ждать.

Кочевые племена уже пару раз подъезжали к нам с идеей совместно ограбить столицу. Гордые черные морды степняков были украшены довольно точными копиями наших респираторов. Здесь быстро соображают и быстро учатся. Красивый, умный и благородный народ. А мы, с их точки зрения, милашки и симпатяги. Что наводит на размышления. Звать местных «братьями по разуму» не повернется язык. Судя по тому, насколько совпадают наши представления об эстетике, у нас общие предки.

Когда нас осчастливили вторым деловым визитом, из города внезапно явился Тунгус. Великий вождь династии Ун тепло приветствовал милых родичей – кочевые вожди его кузены или вроде того – и обещал: едва мор в столице пойдет на спад и великий будет чуток посвободнее, то пригласит всех в гости и сделает такое заманчивое предложение, что те не смогут отказаться. Еще он от души пожелал кочевникам доброго здоровья. Типа, оно им понадобится.

Несостоявшиеся грабители погрустнели и убрались восвояси. Попутно они стянули у нас с помойки бочку из-под краски, дырявую покрышку от вездехода и полевой системный интегратор, который мы безуспешно искали всей базой второй месяц. Когда его уволокли на пять километров, интегратор включил самоподрыв и громко бахнул. Загорелась степь, Чернецкий и подъемный кран несколько часов мотались туда-сюда, заливая пожар. Тунгус долго хохотал и сказал, что он нас обожает. Полковник рвал и метал.

Со стороны это было, наверное, забавно, а нам как раз таких приключений не хватало для полного счастья, экспедиция и без того валилась с ног. Москва подбадривала советами по дальней связи и клялась: вакцина уже в пути. Доктор Шалыгин построил модель вируса и отослал ее на Землю в первые же дни эпидемии. Вся загвоздка была в том, что наладить на месте производство вакцины без «живых» образцов и набора материалов мы не могли. Оставалось держаться извечным нашим манером, коим славны русские, – «стоять и умирать». Трудиться и ждать.

Дождались мы третьего дня: на орбите нарисовался тяжелый звездолет МЧС «Михаил Кутузов». И настало бы нам облегчение, но мы спускаемый аппарат с вакциной, как бы сказать помягче, не поймали.

То есть мы старались, но куда нам с ним справиться.

Связисты говорят, когда полковник обсуждал этот умопомрачительный казус с командиром «Кутузова», было полное ощущение, что Газин вот-вот выскочит на улицу, откроет стрельбу из пистолета вверх, дострелит до орбиты и продырявит звездолет, чисто со злости.

Он так на него орал: «Падла ты одноглазая!» – что слышала вся база.

А командир ответил: простите, ребята, сбой системы ориентации, виноват, но помочь ничем не могу, вы на карантине, у меня приказ.

Ага, закричал Газин, пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов, вот твой приказ, да?! Ну и лети отсюда, железяка хренова, без тебя справимся!..

Не справились. Потеряли десять человек. Это был такой удар, что экспедицию будто пыльным мешком по голове стукнуло, всю и сразу.

И сейчас я твержу себе: поверь вождю, он не ошибается, у Чернецкого сработала интуиция. Разве трудно поверить?

Трудно.


…И эти семеро смелых, растуды их туды, сели в конвертоплан, и сразу врубились движки, а я стоял, жевал травинку и наблюдал. Чернецкий не выглядел сумасшедшим или дезертиром, он смахивал на человека, затеявшего авантюру, за которую по головке не погладят. Но раз Чернецкий рискует, значит, он видит какой-то вариант. Все КВС так обучены, чтобы в безвыходном положении использовать любые ресурсы. Они дерутся чем попало и до последнего вздоха. В точности как командиры звездолетов, кораблей, субмарин, в общем, нормальные русские офицеры.

От контрольной башни бежали люди, на взлетке тоже началось суматошное движение, но делать что-то было уже поздно. Ну разве схватить конвертоплан за хвост манипулятором подъемного крана. Хорошая, кстати, идея. Поймать, да и черт с ним, как мудро заметил великий вождь Унгусман. А то развелось героев. Имперское мышление, видите ли: наш паровоз вперед летит, а кто не спрятался, тот не пьет шампанского.

Одного я не мог угадать: зачем Чернецкому геологи с пустыми руками, без рюкзаков и инструмента. Лишних три центнера и более никакого смысла… И тут в голове мелькнуло: развесовка. Геологи имитируют полную штатную загрузку машины. Похоже, нас ждет воздушная акробатика.

На душе стало как-то пусто и холодно. Я все понял.

Тунгус отпустил мое плечо и вполне по-человечески сложил руки на груди. Вид у него был самый что ни на есть довольный. Вождь наслаждался подготовкой к несанкционированному подвигу, за который ему не придется никого дубасить по голове.

Конвертоплан дал тягу. Маленькая забавно сплюснутая машинка с плоским брюхом и прямоугольным крылом, прочно стоящая на крепком шасси, окуталась пыльным облаком, и вдруг из него раздался такой адский рев, будто там разбудили дракона неким вполне непечатным способом.

В лицо плеснуло горячим воздухом. Я отшатнулся и кого-то толкнул. Это оказался командир сводного авиаотряда капитан Петровичев. Одной рукой он держался за фуражку, а другой совершал жесты, не обещавшие Чернецкому ничего хорошего. Он еще и кричал, но я не умею читать по губам такие авиационные термины.

В одном я был с капитаном согласен: мне тоже с перепугу казалось, что Чернецкий много на себя берет.

Тунгус покосился на капитана с плохо скрываемым сарказмом. Петровичев был, по его понятиям, вроде кандидата в младшие вожди или жреца невысокого ранга – великий вождь любит, когда таким ребятам худо. Говорит, только через страдание можно научиться управлению. Большой мудрец великий вождь Унгусман, но лучше бы его сейчас тут не было. Не надо ему видеть, как русские грызутся между собой…

Конвертоплан прыгнул вверх.

Он вознесся в небо с такой прытью, которой я за ним не подозревал, хотя много лет имел дело с этими машинами, любил их и даже худо-бедно умел пилотировать. По моему скромному разумению, бортмеханик сорвал ограничители. Это был не форсаж, а аварийный режим, способный прикончить движки, но дать машине фору в безнадежной ситуации. На такой бешеной тяге полетит даже кирпич, и полетит быстрее пули.

Конвертоплан пер строго вертикально.

И вдруг резко лег набок. Левое крыло вверх, правое вниз.

Петровичев уронил фуражку.

А конвертоплан показал цирковой фокус. Он продолжал по инерции набирать высоту боком. Два-три размаха крыла, как мне показалось. Потом его завалило, он совершил кульбит – у меня внутри все перевернулось вместе с маленьким самолетиком, – но тут Чернецкий ловко «поймал машину» тягой и грохнул ее на шасси почти туда же, откуда взлетел.

Грохнул – мягко сказано. Звон раздался колокольный, и бабах нешуточный, полетели во все стороны детали подвески, брызнуло фонтаном из амортизаторов, пара шин разорвалась в клочки, не выдержав такого варварства, но планер явно уцелел, движки не отвалились; в общем и целом бедная машинка показала себя молодцом.

Великий вождь Унгусман одобрительно крякнул.

Капитан Петровичев сделал вид, что туземца, цинично нарушившего карантин, вовсе нет на подведомственной ему территории. Он подобрал фуражку и не спеша двинулся к конвертоплану. Я выплюнул травинку, давая понять вождю, что готов к ответной речи, но получил все тот же подталкивающий жест – иди давай, – и ноги сами понесли меня вперед. На ходу я соображал, как бы высказаться, если вдруг спросят о текущем моменте. Кроме «Что это было?!» ничего в голову не лезло.

Все-таки в моей работе слишком много притворства. Я же знаю, что это было. Теперь это понял каждый. Чернецкий придумал, как спасти положение.

Если повезет, конечно.


На днях, просматривая свои отчеты по туземцам, заметил: все чаще там попадаются обороты вроде «удивительно, но», «тем не менее» и «как бы ни показалось странным». Кажется, я побаиваюсь, что меня сочтут предвзятым и некритичным. Это типично здешний синдром, через него прошли многие, кто с местными работал и поневоле в них влюбился. Начинаешь заслоняться от чувства, что они лучше нас. Химически чистая версия человека, лишенная всего наносного, всего дерьма, которым мы забили себе головы.

Ну да, у них тут в общем тепличные условия. Умеренный прирост населения, порядок с кормовой базой, никаких катаклизмов, а если доходит до боевых действий, это скорее игра в войнушку. Здесь не любят умирать. Здесь жизнь сама по себе в радость.

Они чертовски рациональны – и поэтому счастливы.

Счастливее нас, потому что лучше нас.

Честно говоря, мы не знаем, что с ними делать.

На уровне отдельно взятого русского вопросов нет – здорово, братишки. А вот на уровне государства с его далекоидущими планами и интересами все не так однозначно. Планета под кодом «Земля-2», идеальная для заселения, готовый форпост на пути к центру Галактики – сами прикиньте, какие на нее были замыслы, – и вдруг по ней ползают несколько миллионов людей, подозрительно смахивающих на людей. Да еще и с зачатками централизованной власти.

И сразу начинается вся эта чушь: нельзя лишать народ его истории; давайте вспомним индейцев и чукчей; а что скажет мировое сообщество; а не лучше ли нам уйти. Хорошо, ума хватило сообразить, что уйти никогда не поздно – к нам тоже прилетали всякие, пока мы были совсем маленькие, и ничего ужасного не произошло. Ладно, высадились. Знакомимся. Ведем себя предельно осторожно. Водку с местными не пьянствуем, от незамужних девчонок шарахаемся, от замужних тем более.

Туземцы глядят на нас как на полных идиотов. Чувствуют, что у нас внутри идет мучительная борьба, но не понимают ее смысла. Так мы сами не понимаем! Нет у Москвы окончательного решения. Есть старый имперский шаблон, который никогда не применялся к инопланетному доминиону, и никто не знает, будет ли эта схема работать, и вообще имеем ли мы право, и так далее, и тому подобное. На нас еще ООН давит, чтобы мы не мытьем так катаньем уговорили Тунгуса провозгласить независимое государство.

А вождю независимость даром не нужна, он сразу понял, чем это пахнет. Его запрут на родной планете, всего из себя незалежного. Скажут, давай, развивайся, лет через тысячу поговорим, а сейчас ты под культурными санкциями для твоего же блага… Нет и еще раз нет. Тунгус хочет выбить для своего народа те же права, что у землян, и прямо сейчас. Это часть коварного стратегического плана, из которого он вовсе не делает секрета. Профессия великого вождя Унгусмана, если кто еще не догадался – специалист по дружественному поглощению. Он потомственный император-администратор и умеет поглощать так, что ты пикнуть не успеешь. Династия Ун уже внедрялась в более продвинутую культуру, и ничего зазорного Тунгус в этом не видит.

Сейчас хитрец нацелился на Землю.

Когда Тунгусу подвернулись русские и он в первом приближении разгадал их менталитет, вождя осенило: да ведь на нашем горбу можно выехать к звездам! Тут очень вовремя приперлась делегация ООН. Тунгус ее принял, выслушал, расстроился – и закатил дипломатам лекцию о неуместности двойных стандартов и лицемерия в международной политике. Сказал, идите отсюда, человечки, вы даже врать нормально не умеете… После чего заинтересовался русскими уже вполне прицельно. Уяснил, что землянам палец в рот не клади, и фиг кто ему позволит за одно поколение шагнуть из античности в открытый космос, – а с российским паспортом это прокатит само собой. А уж на каких условиях Россия примет его под свою руку – наша головная боль; вождь готов торговаться и ждет предложений. А мы чего-то мнемся и рефлексируем.

И тут – бац! – эпидемия.

Трудно описать, насколько она нас сплотила. У местных редкий дар проницательности и сопереживания. Они видят, как искренне мы стараемся помочь, остро чувствуют наше горе. Одна беда: поскольку русские тяжело болеют, но все-таки не умирают, теперь все здешние женщины яростно хотят от нас детей. Мужчины как минимум не против. Наши уже в таком состоянии полного опупения, что сами не против – вон, даже меня пробрало. Но это ведь не простая ветрянка, а вирус-мутант неясного происхождения, зловредный до ужаса, с которым еще разбираться и разбираться. Наплодим уродов – потом хоть вешайся.

Так или иначе, от местных мы ничего плохого не ждем, а вот родной звездолет на орбите нас нервирует.

«Кутузов» здесь транзитом, должен был сделать один виток, сбросить контейнер и лететь дальше. А сейчас он пошел на двадцатый оборот, и это никому не нравится – мало ли чего у командира в сейфе лежит. Допустим, приказ на прижигание местности в целях нераспространения эпидемии. Дезинфицировать сразу весь континент со всем контингентом. И годков через сто, когда атмосфера восстановится и травка снова зазеленеет, поставить тут форпост, как было с самого начала задумано. Только без проблем с туземцами ввиду их отсутствия. Десантируем сто тысяч узбеков и миллион сельскохозяйственных роботов – плодитесь и размножайтесь, твари божьи. Есть и такой запасной вариант, я-то знаю.

У них там всегда есть запасной вариант.

У нас тут – нет.


…К машине неслись люди – кажется, проснулся и высыпал на поле целиком отдыхающий состав экспедиции, – и все остановились в нескольких шагах.

Потому что Чернецкий и Гилевич глядели на нашу суматоху, широко улыбаясь. И бортмеханик Попцов скалил зубы. Неизвестно, как там геологи, но живые, это точно.

Правая щека у Чернецкого была ободрана – прислонился к чему-то.

Капитан Петровичев проложил себе путь сквозь толпу взглядом. Чернецкий распахнул дверь и легко выпрыгнул из машины. Он не обязан был вставать перед капитаном навытяжку, но «руки по швам» сделал и набрал в грудь воздуха, приготовившись докладывать.

Петровичев его упредил. Он выставил перед собой ладонь, давая понять, что слушать не намерен.

– КВС Чернецкий, благоволите нынче же подать рапорт о бессрочном отстранении вас от полетов по собственному желанию. Честь имею… Что?!

Он успел козырнуть Чернецкому и повернуться кругом, а вот это «Что?!» – оно уже было адресовано мне.

– Что?.. – растерянно повторил я, чувствуя, как сотня глаз впивается в меня.

– Ну вы же со-вет-ник! – процедил капитан. – И очень хотите дать мне со-вет! Вас прямо распирает! А?!

– Вы уже приняли решение… – сказал я, невольно опуская очи долу.

Петровичев фыркнул и зашагал к башне.

Не любит меня капитан. Очень крепко не любит.

Вбил себе в голову, будто я был дружен с покойным Лешей Сорочкиным.

А я со всеми стараюсь держаться ровно. Обязан по инструкции. Даже когда задушить своими руками хочется. Это я про Сорочкина, да. Только кто мне поверит.

– Все с поля! – рявкнул Петровичев на ходу, не оборачиваясь. – Все лишние – с поля! Не-медленно! О-бес-пе-чить!

– Так, господа-товарищи, вы слышали! – закричал дежурный лейтенант. – Попрошу вас!..

Публика, стараясь особо не спешить, чтобы никто не подумал, будто мы кого-то тут боимся, начала расходиться. Под машину полезли механики. Чернецкий уселся обратно в свое кресло. Гилевич что-то говорил командиру, тот неопределенно пожимал плечами.

Из заднего люка выгружались геологи, имея вид, как обычно, загадочный и слегка пренебрежительный. Люди отважной профессии, что с них взять. Один из них сообщил мне:

– Если вашему начальству интересно мнение специалиста, лично я – за напалм. А не выгорит – и черт с ним. Еще семерых покойников экспедиция просто не выдержит. Если вы понимаете, о чем я.

И ушел, не интересуясь, понимаю я или нет.

Появился доктор Шалыгин, плечистый, бритоголовый и необъяснимо уютный человечище, – и сразу все расслабились, задышали свободнее. Давно замечено: рядом с нашим главврачом даже полковник становится временно похож на человека. Доктор осмотрел Чернецкого, мазнул каким-то препаратом по его ссадине, одобрительно хлопнул летчика по плечу и повернулся ко мне:

– Ну хотя бы вы в порядке. На вождя поглядывайте, ладно? Какой-то он задумчивый. Увидите, что потеет, – зовите меня сразу.

– Дочка на него давит, вот и задумчивый, – ляпнул я в сердцах.

И тут же выругал себя за проявленную слабость. А с другой стороны, кому жаловаться, как не главврачу экспедиции. Иногда очень надо просто нажаловаться. Я ведь не каменный и чертовски соскучился по обычному человеческому разговору с соотечественниками. Увы, со мной мало кто готов откровенничать и в принципе нормально общаться. Парадокс: я на дежурствах во дворце вождя отдыхаю душой, а в нашем лагере – устаю.

– Ах, дочка… Младшая? Сочувствую, – протянул доктор. – Редкостный соблазн. Замечательная девушка. Хорошо бы ее в Москву вывезти, подучить немного, чего она тут пропадает… А может, Тунгус к вам в родичи метит, а, советник? Или у вас не тот уровень?

Я счел за лучшее многозначительно промолчать.

На самом деле, насколько я знаю вождя, ему симпатичен Чернецкий. Просто нравится. Тунгус прямо весь просветлел, когда тот отправился геройствовать: не ошибся, значит, в человеке. Но в зятья Чернецкий уровнем не вышел. Он способен думать, как вождь, однако вождем никогда не станет. Это трудно объяснить, надо просто принять. Не важно, что у тебя хватит сил свернуть горы; важно, что ты завоевал право на поступок и ни с кем не будешь делить ответственность. А то дадут тебе по шее и скажут: не балуйся, мальчик. И не пустят горы сворачивать. Если смотреть объективно, даже у полковника уровень не тот…

Я подошел к двери конвертоплана и понял, отчего у командира пострадало лицо: сорвался с потолка какой-то прибор.

– Ничего-ничего, – сказал Чернецкий. – Все нормально. Она просто чудо. Моя прелесть.

– Любите вы ее.

– Ха. Когда выпустился из училища, дал зарок: ни в жизнь не сяду на такую каракатицу. И тут же по закону подлости… Ну, взял себя в руки – и буквально часов через двадцать налета что-то почувствовал. А потом в серию пошла вот эта машинка. И мы с ней нашли друг друга, как говорится. А дальше… Извините за пафос, она подняла меня выше неба – к звездам. Мы с ней теперь астронавты. Вот, осваиваем космический пилотаж, хе-хе…

– Сильно грохнулись?

– К вечеру будет как новая, – донеслось из глубины салона.

– Там в пещере все равно темно, – сказал Чернецкий в ответ на мой немой вопрос. – А уронить машину боком в трещину я сумею при минимальной подсветке. Алик поможет, у него такая люстра… Верно, Алька?

Я оглянулся. Рядом стоял Акопов, командир подъемного крана.

– Алька-то поможет, – буркнул тот. – Свечку подержать дело нехитрое. А кто поможет Альке, когда с него спустят шкуру?

– Да ладно тебе, – сказал Чернецкий.

Видно было, что ему лень разглагольствовать и кого-то в чем-то убеждать. Нечего рефлексировать, надо расхлебывать кашу, которую мы тут заварили.

Акопов переминался с пятки на носок. Он тоже КВС, тоже мастер своего дела, но подъемный кран – это большущий вертолет, и его манипулятор выдвигается только на двадцать пять метров.

А у нас узкая трещина, и под ней глубокая пещера.

А в пещере, будто в сказке, сундук. В сундуке утка, в утке яйцо, в яйце игла и на конце иглы смерть Кощеева. Расскажешь – не поверят.

Скользнуть в трещину боком конвертоплану раз плюнуть.

Сможет ли он выскочить обратно, вот вопрос.

Теоретический ответ мы уже имеем. Но, к сожалению, время героев-одиночек прошло. Один человек способен все угробить – и мы знаем, как это бывает, даже имя человека известно. А чтобы разгрести дерьмо, нужны согласованные усилия многих героев. Помимо технической поддержки, Чернецкому надо хотя бы двух-трех стрелков, готовых стоять насмерть, отвлекая противника на себя. И код от люка спускаемого аппарата.

Дело за малым: кто возьмет на себя ответственность. Кто способен поставить на карту не жизнь, но честь ради призрачного шанса на выигрыш. Для этого мало иметь голову вождя, думать, как вождь. Надо быть вождем.

Вся надежда на то, что империя в нашем лице не отступает и не сдается. Не бросает ни своих, ни чужих. Мы так воспитаны. Говоря совсем по чести, империя как государственная система может думать много чего. Неспроста на орбите болтается «Кутузов», который, если чихнет, нас сдует вместе с вирусом. У империи полно всяких «планов Б», запасных вариантов и так далее.

Но конкретно мы, рядовые граждане империи на ее переднем крае – упремся рогом. И эту нашу способность империя тоже имеет в виду. Здесь, далеко от дома, под чужим солнцем, решается вопрос поинтереснее жизни и смерти: мы вообще русские или кто.

Как нарочно, туземцы за последние годы видали разных землян – и всех нерусских послали. Это политика дальнего прицела, трезвый холодный расчет, никто не спорит. «Разделять и властвовать» можно не только сверху; Тунгус показал, как это делается снизу, крепко взяв Россию за жабры. Но в основе такого решения, насколько я знаю вождя и его детей-советников, искренность: нам они верят, а другим нет. Между прочим, если здешняя братия кому не верит, это повод крепко задуматься.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации