Текст книги "Найти себя. Лучшая фантастика – 2023"

«Оэсками» скраперы называли орбитальные снаряды ОС-2М, их использовали штурмовики для зачистки поверхности небольших планет, спутников и астероидов. Главной отличительной особенностью ОС-2М было активное оперение, четыре треугольных стабилизатора с миниатюрными реактивными движителями по краям. Они срабатывали после выстрела и закручивали снаряд, удерживая его от уклонения при заходе на цель.

Совсем иное дело «зэшка», ракета Z-CH производства Восточноазиатского союза. Трехметровая труба, начиненная компонентами, образующими после разрушения корпуса боевой части ракеты коллоидную систему вещества, заполняющую в любой среде объем сферы диаметром в пятнадцать-семнадцать метров. Находящийся в хвостовой части детонатор подрывал это фиолетово-лиловое облако, и следовал взрыв, уничтожавший все живое и разрушающий все неживое. «Зэшки» обычно использовались против живой силы и техники противника на поверхности планетоидов и выпускались с борта орбитальных платформ так называемыми пакетами, по тринадцать штук разом, накрывая большие площади.

И «оэска», и «зэшка» были желанной добычей для любого скрапера, стоили они пусть и немного, но были легки в подъеме, разряжении и транспортировке.

– Нечего думать, расширяться надо, – сказал Брем и взялся за отбойник. План его был прост – не мучиться с атрибуцией, а попросту достать находку. Для этого требовалось увеличить яму, чем он и занялся, включив погромче музыку в наушниках.

Следующие полчаса прошли у Брема под знаком тяжелого физического труда. Он дважды «закипал» и останавливался, чтобы включить кондиционер, а еще ужасно хотелось пить, но в его скафандре обе трубки питьевой системы были отрезаны и наглухо заварены предыдущим владельцем, неким Торрешем, скрапером от бога, но двинутым на всю голову выходцем из Гран-Рио. Торреш помимо прочего считал, что мочепринимающая система и питьевая система скафандра связаны между собой напрямую, и обезопасил себя от «уринотерапии», как он это называл.

Этот тощий «цветняк» окончательно сошел с ума на третий день после прибытия Брема на базу группы Базиля. Он стал видеть стэлменов, проходящих сквозь стены, демонов Оорта, жрущих камни, и Леди-в-разбитом-скафандре, предлагавшую ему заняться любовью в шлюзовой камере.

По приказу Базиля Торреша вырубили, упаковали в криоконтейнер и отправили с попутным беспилотником на Ганимед, в госпиталь Окси-сити, а его скафандр, не старый еще планетник «Квант», достался Брему.

– А ведь пить не придется, пока «глушняк» не закончится, – сказал Брем. – Проклятье, как же я не люблю уколы…

* * *

Отколов приличный кусок льда, претендующий на то, чтобы зваться красивым словом «глыба», Брем отложил вибробур и начал очищать раскоп. Он здорово устал и работал теперь как хумас – не очень быстро, но основательно. Мерные, четкие движения: нагнулся, взял осколок льда, выкинул из ямы и снова – нагнулся, взял, выкинул. И опять.

И так множество раз.

Дыхание постепенно становилось все тяжелее и тяжелее, сердце гулко застучало в ушах, лоб щипало от пота. Нужно было останавливаться, включать кондиционер, отдыхать, но яма почти очистилась, и Брем уже видел серый бок «зэшки», просвечивающий через мутноватый лед. Судя по размерам, ничем иным, кроме «зэшки», находка Брема быть не могла, и он не останавливался, продолжая выкидывать лед, – и сдерживал довольную улыбку, улыбку победителя, сорвавшего в казино пусть не самый главный, но джекпот.

Музыка в наушниках умолкла, закончился трек-лист.

– Нужно было поставить на реверс, – прохрипел Брем, выпрямился и оперся рукой на зазубренный край раскопа. Он углубился в ледяное тело Первой ступени почти на два метра и скрылся в яме с головой. Пора было начинать скалывать лед вокруг ракеты, освобождая ее из многолетнего плена.

– Пять минут перекур, – сказал Брем, сел на дно ямы и включил кондиционер. Тихо зашипели клапаны на плечах, стравливая излишек давления и водяного пара, – над головой Брема возникло, но тут же рассеялось легкое облачко.

– А ведь три-четыре такие «зэшки»… – пробормотал Брем, но не стал вслух продолжать мысль, чтобы не спугнуть удачу, девку, по мнению скраперов, капризную и вздорную, но в то же время щедрую и слабую на… на все.

Как обычно, Брем рассуждал вслух, разглядывая то темное тело ракеты во льду, то налившийся густой синевой край Нептуна, уползающий за зубчатую стену ледяных утесов:

– Первым делом нужно отрубить голову наведения. Хорошо бы, чтоб лючок доступа к потрохам оказался с этой стороны, – работы меньше. Потом снимаем блок самоподрыва… Что там еще? Второй взрыватель – это если ранняя модель, с шестью винтами крепления головки. Ну и все, можно отвинчивать верхнюю часть и вызывать «жука». Хотя «глушняк» же… Значит, просто ставим маячок и идем дальше…

Брем все же не выдержал – улыбнулся, а потом даже рассмеялся в голос. Он представил, как возвращается на базу, как после душа выходит в общий зал и как парни начинают шутить, хлопать его по плечам, беззлобно подкалывать, а кое-кто типа Спенсера или того мутного типа из Австралии, Брем все время забывал его имя, бросит и пару завистливых взглядов. Но ничего, это нормально. Пока ты новичок, на тебя смотрят сверху вниз. Но стоит тебе как-то проявить себя, отметиться удачной находкой или помочь товарищу в трудный момент – и все, ты уже свой, ты в стае. И тебе уже кто-то завидует, а завистник – Брем знал это наверняка – всегда смотрит снизу вверх.

– Закончили отдых, пора заняться делом! – скомандовал Брем, легко поднялся, выпрямился, прикинул, откуда лучше начать – по всему выходило, что справа от корпуса ракеты, – и взялся за вибробур.

– И куплю после вахты в Окси-сити у мамаши Дженнифер самую красивую шлюху. Не хумаситу, а человеческую. Ту, рыжую, в кружевном белье, – пробормотал Брем и вонзил жало вибробура в лед.

То ли он не рассчитал угол, то ли так сложилась система трещин, но вместо небольшого куска вся ледяная стена, скрывавшая в своих недрах «зэшку», вдруг покрылась сеткой разломов, странно выпятила из себя ледяной «живот» и вдруг рассыпалась на куски, едва не сбив Брема с ног и завалив его чуть ли не по пояс.

– Мать твою, сука, что ты делаешь?! – заорал Брем неизвестно кому, с трудом сохранив равновесие. Чтобы не упасть, он вынужден был согнуться и уперся левой рукой в лед, продолжая правой сжимать работающий вибробур.

Когда Брем отключил его и выпрямился, он увидел перед собой образовавшуюся в результате обвала в ледяной стене нишу, а в ней – матово светящийся серый бок ракеты Z-CH с темными углублениями по всему корпусу…

Только вот это была никакая не «зэшка». И вообще не ракета.

– Что за на хрен, чувак? – пробормотал Брем, высвободил ноги и подошел ближе. – Ты что еще такое?

Он некоторое время, включив налобник, рассматривал странную находку, отметив, что она примерно вдвое толще «зэшки» и, судя по всему, настолько же длиннее. Конечно, в Первой корпоративной использовалось множество всякого оружия и техники, но то, что нашел Брем, не походило ни на что из того, о чем он знал.

– Вот так подарочек… Это не протонная торпеда, – шептал Брем, изучая поверхность «подарочка». – Она черная и толще. Не «Лепесток», у него грани и гравитационные «уши». Не орбитальный снаряд, он меньше. Не «Магнус», он красный и тоже не такой толстый. Может, «Фернир»?

Ракету класса «космос – космос» «Фернир» с термоядерным зарядом журналисты пафосно именовали «убийцей астероидов», хотя на самом деле ей было не под силу уничтожить даже крупную комету.

– Но «Фернир» здоровенный, – Брем вздохнул. – Он больше этой штуки. И не с таким странным покрытием… Покрытие… Как будто шкура ганимедского «кита»… Ладно, попробуем посмотреть, что у тебя наверху…

Он поднял вибробур, примерился, как ему ловчее будет освободить ото льда верхнюю часть «этой штуки», как называл теперь про себя Брем находку, и в тот момент, когда жало вибробура вошло в лед, случилось сразу несколько событий, которые раз и навсегда изменили жизнь парня с Нижнего яруса Большого Нью-Йорка Николая Бремова по кличке Брем, разделив ее на «до» и «после».

Приличный пласт льда, скрывающий верхнюю часть «этой штуки», отвалился, со стен ямы посыпались куски льда. Брем отгреб их ногой и увидел срезанную под конус головную часть находки, украшенную непонятными выступами. Конус расширялся, уходя вниз, и было понятно, что он – лишь самая вершинка чего-то очень большого.

Чего-то совсем большого. Даже огромного.

Это не походило ни на один известный Брему боеприпас. Но и на космический объект – боевой корабль или гражданское судно – не походило тоже. Шершавое серое покрытие, выступы…

Брем присел, вглядываясь в находку. Ему показалось, что между бугорками видны буквы и цифры маркировки. Он нагнулся и начал расчищать ледяное крошево, чтобы прочесть надпись. Внезапно колпачки на выступах с легкими хлопками отлетели в стороны, по глазам Брема полоснули рубиновые вспышки сканеров, и головной конус «этой штуки» прямо у него под ногами прорезали вертикальные линии. Еще миг – и треугольные пластины разлетелись в стороны, отбросив Брема к стенке ямы, а наружу выметнулись, вздымая тучи бордовой снежной пыли, черные гибкие металлические усы.

Они словно бы росли из недр «этой штуки», как побеги бамбука растут из земли, только не со скоростью тридцать сантиметров в сутки, а со скоростью поезда на электромагнитной подушке. Усы мгновенно унеслись вверх, но не остановились на этом, а все росли и росли, чуть поблескивая чешуйчатой поверхностью и уносясь куда-то в зеленоватую мглу. Прошло не меньше минуты, прежде чем рост усов прекратился. Они вдруг замерли, едва заметно вибрируя.

И Брем, лежа в яме у их подножия, наполовину засыпанный снегом и ледяными осколками, узнал наконец «эту штуку»…

Дыхание перехватило, сердце дало сбой, а потом забилось мелко и часто. В ногах образовалась противная слабость, руки сделались влажными. Он словно бы вернулся в семилетний возраст, когда компания Желтого Пита, грозы всех малолеток на их ярусе, подловила его у блока утилизаторов, и сам Пит, высокий парнишка с обезображенным вирусом Нанду лицом, испещренным желтыми пятнами, наклонился над Бремом и, нарочито противно сюсюкая, спросил:

– Ой, а кто это тут у нас такой пухленький, такой хорошенький, с целыми пальчиками, с розовыми ушками? И с целыми бубенчиками, надо полагать?

У Пита, да и у половины его «феллов», после прокатившейся десять лет назад эпидемии вируса Нанду и с пальцами, и с ушами, и с прочим все обстояло куда как хуже – у детей болезнь в первую очередь поражала удаленные части тела. Пальцы на руках и на ногах, уши, носы и половые органы покрывались гноящимися зловонными язвами, и чтобы избежать сепсиса, их приходилось ампутировать.

Брем родился уже после того, как эпидемию удалось обуздать, и с детства привык, что ребята на пару-тройку лет старше обглоданы болезнью. Он всегда старался держаться от них подальше – вирус помимо прочего поражал нервную систему, и выжившие на всю жизнь сделались людьми неуравновешенными, вспыльчивыми и злобными.

О банде Желтого Пита ходили самые жуткие и мерзкие слухи – якобы они мстили тем, кого не затронула изуродовавшая их болезнь, вылавливая малолеток по одному, и отрезали им пальцы, уши, носы, а то и причиндалы. Ну и отбирали деньги, хорошую одежду, а главное – выковыривали чипы у тех, кому посчастливилось попасть под государственную программу информатизации.

Слухи расползались по всему ярусу, и хотя Брем не знал и не встречал ни одного своего ровесника с отрезанным носом или ухом, он, как и его приятели по детскому блоку, верил в них и заранее страшился встречи с Желтым Питом.

И вот эта встреча произошла. Нет, Брему ничего не отрезали – слухи оказались просто вбросом, «информационной вонью», которую сами же «феллы» Пита и распространяли. Но отделали его крепко, отобрали куртку, отличную мембра-куртку с «климатом» и чип-системой, полученную от волонтеров гуманитарной службы «Тереза-мутер».

Ужас, пережитый Бремом в момент встречи с Желтым Питом, дикий, животный страх, доведший его практически до обморока, он запомнил на всю жизнь на каком-то физиологическом уровне. Ужас поселился в нем где-то глубоко внутри, в памяти или даже еще глубже, в каком-нибудь гипоталамусе, и жил там все эти годы, иногда, вот как сейчас, напоминая о себе.

Брем замер, стараясь не шевелиться. Губы сами собой беззвучно прошептали:

– Смерть-зонд…

Он резко вспотел, сердце еще громче застучало в ушах, мочеприемник просигнализировал о получении порции мочи. Голова кружилась, перед глазами все плыло. Дрожащими руками Брем нашарил пульт скафандра и надавил кнопку экстренной медицинской помощи.

Встроенный медкомплекс сделал все быстро и четко, вколов порцию транквилизатора. Укола Брем не почувствовал, просто пульс успокоился почти мгновенно, зрение прояснилось, исчезла дрожь в конечностях и перестало крутить живот.

Наверное, Брем слишком испугался, и медкомплекс ввел ему двойную дозу «лекарства против страха». Но вместо ужаса появилось ощущение какой-то вселенской несправедливости и усталость. Погибать в двадцать шесть лет на забытой всеми богами Первой террасе спутника Нептуна с нелепым именем Тритон было очень обидно. Брем в этот момент твердо знал – смерть подошла не просто близко, она стоит у него за плечом и ехидно улыбается безгубым ртом сквозь разбитый визор своего белого скафандра.

И отогнать ее уже не получится…

* * *

Смерть-зонды были оружием, запрещенным всеми конвенциями и международными соглашениями. Его антигуманность признали все крупные религиозные конфессии и даже большинство сект. Его осудили все международные общественные организации. И тем не менее, как это всегда и случалось в истории человечества, смерть-зонды сыграли в ней свою роковую роль.

Такое оружие мог изобрести только «чокнутый профессор» из старинного комикса, а применить в реальных боевых действиях – только дьявол во плоти. Увы, среди десятимиллиардного населения Солнечной системы нашлись и первые, и вторые. Впрочем, справедливости ради, Брем ни черта не знал про изобретателей смерть-зонда, это была тайна за семью печатями, которую надежно хранили службы безопасности «Аэрохолла», военной корпорации, объединившей в сороковые годы практически все крупные транснациональные компании, работавшие на ВПК. И где-то там, в недрах нашпигованных самым современным оборудованием лабораторий, в тиши кабинетов и «релакс-румов», родилась идея объединить морскую мину времен Первой мировой войны, термоядерный заряд эпохи войны холодной, технологии «дроп-стеллс», полевые сканеры, электромагнитный кокон, нанотрубки и космос. Так на свет появились смерть-зонды – тупое и невероятно разрушительное оружие, мощность которого в пятнадцать раз превосходила легендарную «Царь-бомбу», созданную в СССР в пятидесятые годы двадцатого века. Восемь с лишним сотен мегатонн адского пламени, упакованного в фотоноотражающий цилиндр, не берущийся ни одним видом радаров, сканеров, сонаров и прочих устройств, разработанных человеком.

Информация о смерть-зондах просочилась в сеть вскоре после их секретных испытаний в районе Лагранжа-4 орбиты Юпитера, там, где коротают свой век «ахейцы» Ахиллес, Гектор, Нестор, Агамемнон, Одиссей, Аякс, Диомед, Антилох, Менелай и прочие. Испытания были невероятно успешными – по их итогам астероид-ахеец Диомид едва не раскололся надвое, потеряв четверть своей массы.

Пацификанты на всех континентах Олд Мамми подняли страшный шум, к ним присоединились экоспейсеры, не обошлось, как водится, без политиков, феминисток и защитников прав животных. Ассамблея Солнечной системы покряхтела-покряхтела, да и внесла смерть-зонды в список оружия, полностью запрещенного к применению, хранению и конечно же к производству.

Нетрудно догадаться, что автоматизированные фабрики «Аэрохолла» тут же в обстановке строжайшей секретности начали клепать смерть-зонды в больших количествах – оружейные короли Олд Мамми почуяли запах больших денег, а безносая заточила свою косу в ожидании большой жатвы.

Так оно и вышло.

Когда в острой фазе Первой корпоративной войны «Элементик индастриал» перешел в наступление, громя боевые корабли противоборствующей корпорации «Спейс пацифик Инк», глава «спейсов» Томас Март тайно встретился с главным контрабандистом Земли, известным под позывным «Старина Фриц». Обстоятельств сделки не сумели вызнать даже дотошные пранкеры и информшпионы, в старину называвшиеся журналистами, но после войны стало известно, что Март заказал у Старины Фрица три тысячи смерть-зондов и получил как минимум две с половиной.

Основные базы «Спейс пацифик Инк» располагалась в окрестностях Сатурна, окольцованная планета и ее многочисленные спутники были вотчиной Марта и фактически его собственностью. Дабы обезопасить себя от атак превосходящих сил флота «Элементик индастриал», по приказу Марта дальние орбиты двенадцати крупнейших спутников были густо засеяны смерть-зондами, естественно, с четкой привязкой каждого аппарата к координатной пространственной сетке. Правда, все это работало до момента боевой активации смерть-зондов, после которой они становились невидимыми не только для врагов, но и для своих. Обнаружить смерть-зонд в пространстве можно было только визуально, на коротком расстоянии, что, учитывая скорости и размеры объекта, могло спасти только те корабли, что находились в состоянии маневрирования.

Изготовившийся к атаке на базы «Спейс пацифик Инк» флот «Элементик индастриал» благодаря самоотверженным действиям разведки все же получил уведомление об установке смерть-зондов. По сути, это означало конец войны и в общем-то патовую ситуацию – вся Сатурнианская провинция оставалась за Мартом, а значит, со временем «Спейс пацифик Инк» имел возможность восстановить свой потенциал и снова угрожать «Элементик индастриал» и претендовать на лидерство в Солсисе.

Решение об атаке объектов на спутниках Сатурна принял адмирал Чарльз Спенсер Корги, командующий флотом «Элементик индастриал» на «Выселках». Сохранилась его короткая речь, сказанная на капитанском мостике флагмана корпоративной эскадры, орбитального ракетоносца «Мидуэй II»:

– Джентльмены, нас хотят одурачить. Они думают, что какие-то усатые кастрюли с термоядом остановят меня в одном шаге от победы. Приказ по флоту: атака объектов противника согласно предварительному плану. Выполнять!

Эскадры рейдеров, десантных транспортников, ракетоносцев, орбитальных штурмовиков и многочисленные корабли поддержки пришли в движение и устремились к базам «Спейс пацифик Инк» на спутниках Сатурна. Спустя тридцать семь секунд после приказа адмирала Корги глава «спейсов» Томас Март лично приказал активировать смерть-зонды.

Дальше случилось то, что вошло в историю под названием «Сатурнианская катастрофа». Бортовые компьютеры смерть-зондов, просканировав пространство, обнаружили и разобрали цели. Невидимые цилиндры раскинули во все стороны пятнадцатикилометровые гибкие усы антенн-взрывателей и перекрыли пространство на путях вероятного следования противника.

Ждать пришлось недолго…

«Сатурнианская катастрофа» подробно описана и разобрана во множестве источников. «Элементик индастриал» потерял в ней три четверти боевого флота, включая все крупные корабли. Где-то на подходе к Титану сгорел в плазме термоядерного взрыва и адмирал Корги вместе со всем экипажем флагманского ракетоносца «Мидуэй II».

Взрывы и гравитационные воронки, возникшие в местах срабатывания смерть-зондов, разметали обломки кораблей, уцелевшие единицы флота, трупы и всевозможный космический мусор, некогда бывший самым могучим соединением боевых кораблей в Солсисе, на многие миллионы километров. Среди прочего там оказались и не сработавшие по каким-то причинам смерть-зонды.

Силы притяжения Сатурна, его спутников и других планет растащили все это на огромное расстояние, и даже в поясе Койпера спустя несколько лет то и дело люди сталкивались или с мертвой глыбой орбитального штурмовика, или с крупным обломком искореженного десантного бота, набитого мертвецами в силовой броне, а то и с взведенным смерть-зондом, раскинувшим свои губительный усы.

Главное управление безопасности Солсиса ввело строжайший учет всех выявленных смерть-зондов, районы их дрейфа были объявлены запретными зонами, а за каждый вновь обнаруженный объект полагалось вознаграждение. Правда, стоимость смерть-зонда на черном рынке перекрывала эту сумму в сотни, а то и в тысячи раз, так что в первые годы после окончания войны самые отчаянные скраперы целенаправленно охотились за «черными одуванчиками», как прозвали смерть-зонды за сходство с этим цветком. Другие прозвища смерть-зондов были куда более зловещими – «снежинки дьявола», «колючки смерти», «адские ежики» и так далее…

* * *

Брем посмотрел на гибкие усы, уходящие вверх из ямы и исчезающие в зеленоватых облаках где-то на высоте пары сотен метров, сглотнул, выпрямился и очень осторожно, стараясь не делать резких движений, полез наверх. Транквилизатор действовал, но первая волна эйфории прошла, и теперь Брем соображал четко, ясно и дышал носом. Он двигался медленно, как зверь ленивец.

Много лет назад Брем был в зоопарке на Кони-Айленде и видел это странное, нелепое и страшноватое в своей обреченной замедленности существо. Существо, всю свою жизнь притворяющееся умирающим и сделавшее это своей главной защитой. Теперь вот таким же образом защищаться пришлось Брему.

Умирать очень не хотелось. Брем знал, что смерть-зонд срабатывает, реагируя и на движение, и на прикосновение, и на гравитационное, и на электромагнитное, и на тепловое излучения, а также, конечно же, на радиацию.

Весь вопрос в том, насколько тонко откалиброваны настройки взрывателей у конкретно этого смерть-зонда и вообще в каком состоянии находятся его электронные мозги. На Тритон смерть-зонд попал неактивированным, значит, он изначально был бракованным и не откликнулся на команду, пришедшую из штаб-квартиры «Спейс пацифик Инк» полтора десятка лет назад.

После «Сатурнианской катастрофы» гравитационные возмущения зашвырнули темно-серый цилиндр смерть-зонда за пределы орбиты «Плясуна», как именовали Сатурн стэлмены, и через какое-то время он оказался в зоне притяжения Тритона, врезался в него и ушел в рыхлый метановый лед, где мог бы упокоиться навеки, если бы…

Если бы не «счастливая» звезда скрапера по имени Брем.

– Ты же, сука, еще и активировался… – прошептал «счастливчик», выбираясь из ямы.

Впрочем, с калибровкой все разъяснилось само собой, иначе сейчас ни Брема, ни Первой террасы не существовало бы в природе. Видимо, этот смерть-зонд был настроен на крупный объект, например десантный транспортник или орбитальный монитор. На букашку в скафандре он не обратил никакого внимания.

Слава, слава демонам Оорта, будь они трижды прокляты!

Оказавшись наверху, Брем сел на край «рамы». Очень хотелось закурить, несмотря на скафандр и то, что он бросил три года назад.

Синяя стена Нептуна очистила половину неба, и там, на глубоком бархатном фоне, словно крохотные бриллианты, льдисто поблескивали звезды. Брему показалось, что он слышит тихий звон, как будто где-то очень далеко разбилось огромное перекаленное стекло и его осколки скачут по мраморным ступеням, словно поток воды. Однажды в детстве Брем видел такое в торговом центре «Стоксон & Джексон», когда лопнул пятиметровый голографический экран. Это было красиво и очень грустно – только что на этом экране красивые девушки пели и танцевали, и вдруг все это с печальным звоном посыпалось на ступени.

Потом его мысли вернулись к деньгам. Конечно, смерть-зонд, даже активированный – а может быть, как раз именно что активированный! – это не просто большой куш, хапок, джекпот и прочее, это просто… просто гора денег. Хватит на… да на все и навсегда хватит – жить где хочется, пить что хочется, трахать всех, кого хочется, как хочется и сколько хочется раз.

Правда, есть три но.

Первое но очень простое – для начала нужно выжить. В любой момент, просто вот совсем в любой, в каждую милли-, нано-, микро– и какие они там еще бывают секунду смерть-зонд мог взорваться. А это… да, пожалуй, что одной Первой террасой Тритон бы не отделался, а запросто потерял бы свою ледяную шкурку. От Брема же в случае взрыва не останется даже молекул.

Второе но – как его, смерть-зонд то есть, продать? Нет, кому – это Брем знал четко: на Ганимеде, в Окси-сити, в Западной Сфере, на минус шестом уровне, есть офис некоего Сванга Напураджа. Он сам берет всякую милитарскую мелочовку, но связан – Брему об этом рассказывал Дон Мигель, да и другие, – с серьезными людьми. Через Сванга вполне можно пристроить смерть-зонд.

Ну и третье но – что делать с Базилем и его ребятами? Брем был ярусником и знал – в любом, хоть в каком вопросе нельзя давать заднюю и проявлять слабину. Слабина – это распахнутая дверь: заходи кто хочешь, бери что хочешь, делай что хочешь. «Вэлкам, бразас, я сдался!» И когда Брем… Нет, не так – если Брем доберется до базы и скажет: «Я нашел смерть-зонд», то придется делиться. Потому что Белый Эгг сядет рядом, хлопнет по плечу и, нехорошо улыбаясь, заведет длинный разговор со всякими аллегориями и прочими мемами и цитатами про то, что одна мышь готовилась к зиме и нашла грузовик, полный зерна, но не смогла сдвинуть его с места, чтобы докатить до норы, да так и замерзла с голода на хрен.

А конопатый О’Нилл предложит создать закрытое акционерное общество по продаже смерть-зонда и выпустить акции, которые будут распределены между всеми «нашими парнями». И начнутся крики, и ругань, и споры, и даже дойдет до драки.

И когда все проорутся, встанет Базиль, усмехнется и негромко, нет, не скажет, а объявит: смерть-зонд продаем тому-то и тому-то, там-то и там-то; он, Базиль, попробует договориться на столько-то миллионов фантиков, хотя и не обещает, и все получат равные доли, а вот этот сукин счастливчик сын Брем – две доли, потому что так же справедливо, разве нет? И все опять заорут, на этот раз радостно, и начнут тормошить Брема, и кто-то достанет флягу, а кто-то запустит смок-машину, и по отсеку базы поплывет горьковатый дымок «шишиги»…

– Ни хрена подобного! – вслух сказал Брем, громко и раздраженно – он настолько ярко представил, как все будет, что реально психанул и едва не пнул со злости торчащий из ледяного крошева ус смерть-зонда. – Две доли… справедливо… А болт без резьбы не хотите?! Да пошли вы!

От обиды Брем даже забыл, что нужно бояться. Боевые транквилизаторы, входящие в медкомплект скафандра, притупляли естественное чувство страха, но не гасили инстинкт самосохранения, однако сейчас Брему было наплевать на все. Термоядерный взрыв? Да пожалуйста, как визор обсморкать! Только это будет его, бремовский, личный термоядерный взрыв, его собственные восемь сотен мегатонн. Все восемь сотен, а не две доли «по справедливости».

Брем не знал, что такое жадность. На Нижних ярусах, где прошло его детство, такое понятие просто отсутствовало. Жадность можно понять и осудить только тогда, когда люди знают, что такое щедрость, а на Нижних ярусах о щедрости никто никогда не слыхал. Поэтому любая дележка воспринималась просто как грабеж, а словечко «справедливость» было чем-то вроде ругательства.

Когда кого-то хотели надуть, всегда говорили о «справедливости».

– Я не из таких, – пробормотал Брем, водя пальцами по мутной ледяной линзе. – Меня вам не провести… Так, нужно успокоиться. Глюкоза… Одна инъекция. И питательная смесь. А потом нужно подумать, как спрятать эту штуку… Усы…

Брем в очередной раз посмотрел на уходящие вверх черные стволы усов. Он представил, как эти черные щупальца торчат из сизо-зеленого марева облаков и их видят с орбиты парни Базиля.

– Да ну, бред, – сказал Брем и обрадовался, что уже может мыслить нормально. В самом деле, кто разглядит тонкие усы с расстояния в несколько сотен километров?

– Значит, нужно просто уходить, – Брем повернулся к «раме». – Медленно и печально. По мусингам. Топ-топ. А потом думать. Крепко-крепко думать…

И едва только он это сказал, как память услужливо подсунула ему график прохождения их орбитального комплекса, «орбача», как его называли скраперы, вокруг Тритона. Четвертого числа он прошел над Меццорамией, пятого – над полюсом, шестого – над «Дынной коркой», седьмого – над югом Ксанады, восьмого, то есть завтра, пересечет Ацтлан, а девятого будет здесь, над Первой террасой.

Брем прикрыл глаза, представив «орбач», их базу и передвижной дом. Красный шар бытового отсека, увешанный ловушками цилиндр реактора, похожий на ромашку причальный модуль, из-за которого Базиль называл орбитальный комплекс «Звездорылом».

…И ползет этот самый «Звездорыл» на тридцати километрах, растопырив свои тентакли, по орбите, ковыляет себе во мгле и особо ни о чем не беспокоится. А два десятка парней у него на борту – тем более.

И тут снизу – усы: здравствуйте, товарищи скраперы. Это мы, смерть-зонд. Пожалте бриться.

Брем «отжмурил» глаза, криво усмехнулся. Это было уже даже не везение.

Это, сука, судьба. Рок и фатум.

Что делать, он сообразил сразу. Сообразил – и даже кивнул, словно это понимание ему только что озвучил некто невидимый и неслышимый. Ну а чего? Тридцать два энергопатрона. Вибробур в режим плазмогенератора. Если на каждый ус уйдет по три патрона, у него даже еще останется штук шесть, и можно будет скоротать ночку, ни в чем себе не отказывая.

– «Глушняк», так твою и этак… – пробормотал Брем, а руки словно бы сами собой уже открывали багажный отсек «рамы», и энергопатроны ложились на ледяное крошево – такие солидные, такие надежные, дающие то, чего так не хватает в здешних ледяных палестинах, – энергию, а значит, жизнь. – Ничего, парень, ничего. Усы откалиброваны на «толстяка», они не сработают. Это же просто антенны, нанотрубки и всякая графеновая тугоплавкая дрянь…

Краем глаза Брем заметил какое-то движение у того самого пупыря, до которого так и не дошел. Положив очередной, тридцатый по счету, энергопатрон в общий ряд, он выпрямился.

И вот тут ледяная молния страха пронзила его буквально насквозь. Брем обмер и даже перестал дышать, потому что увидел то, чего никак не могло быть.

У оранжевой ледяной стены, опершись плечом, стояла женщина в белоснежном скафандре «эпохи Шести экспедиций». То, что это женщина, Брем понял сразу по некой изящности и непринужденности позы, которую не мог скрыть даже скафандр. Приглядевшись, Брем судорожно сглотнул и часто задышал – у скафандра незнакомки был разбит визор, и острые осколки торчали сверху и снизу, словно зубы древнего чудовища.

– Уходи, – тихо сказал Брем и отвел глаза, стараясь, однако, не упускать Леди-в-разбитом-скафандре из виду. – Уходи, тварь. Ну, пожалуйста… Я и так твой. С потрохами. Но парней я тебе не отдам, поняла? Просто подожди.