Текст книги "Босиком по осколкам войны… Cтихи"

Босиком по осколкам войны…
Cтихи
Олег Дыбцин

© Олег Дыбцин, 2018

ISBN 978-5-4485-7174-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

от Афгана до Сирии

Он до сих пор устало смотрит в ночь,

Проснувшись от неведомых пожаров.

Душа его опять куда – то прочь,

Летит под плачь ровесницы гитары.

Туда, где днем в тени за пятьдесят,

Где горы снег обнял и перевалы,

Туда, где по весне цветет гранат —

Оттенком не привычно ярко – алым.

Он снова там на выжженной земле,

Обьят ее колючими ветрами…

И шепчут ему струны в тишине:

«Салам, Бача, споем вновь с пацанами.»

И по привычке, словно» на двоих»,

Он курит, половину, чтоб оставить,

А в окна лезет ярко – красный блик,

Рассветом вскипятив больную память.

Ах, сколько лет прошло, а он все «ТАМ»,

Синдром войны навряд ли чем излечишь.

Он до сих пор, «ушедшим» пацанам,

На» ВЫВОД ВОЙСК» в церквях всем ставит свечи.

И не понять его со стороны,

Но он то знает, он то точно знает,

Что от войны и снова до войны —

Солдат Отчизны бывших не бывает!

Михалыч

Шептались за спиной его соседи,

Когда он пьяный шел к себе домой:

«Сдурел, Михалыч, крыша что ли едет?

Уж третий месяц пьет, как заводной!

«А он рукой махал мол – «Всем здорова!»,

Включив в себе режим автопилот.

Он с виду только был мужик суровый,

Похож на тех, кто гвозди в узел гнет.

Я с ним не раз, на лавочке под кленом,

Из горлышка коньяк украдкой пил…

Он был в стихи Есенина влюбленный

И до безумства неба ширь любил.

Полковник авиации в отставке,

Прошедший череду тяжелых войн,

Мне говорил: «Давай, Олега для затравки,

За гул винтов «по маленькой» с тобой?!»

А дальше я читал свои стихи,

А он сидел хмельной и молча слушал.

Я видел, как сжимались кулаки,

От строк войны ему ломая душу.

Он никогда ни чем, не козырял,

И был открыт собой для всех, как небо.

Детей ему с женой Господь не дал

И для него семья осталась – небыль.

«Забыл совсем, Олега, вот, бери»

Он мне тянул две плитки шоколада.

«Жене своей с дочуркой подари,

Отставить разговорчики, так надо!

«И тихо плыл в улыбке душой,

Благодаря полковника по детски.

«Давай, пехота, по чуть-чуть еще —

За синь небес и мир, как в старой песне!»

Шептались у подьезда вновь соседи,

Глаза стыдливо опуская в пол.

««Сгорел», Михалыч… слышь, Олега в среду…

На небо свое чудное ушел…»

Вновь память упрямо…

 
Вновь память упрямо,
Под ночь, как ни странно
К былому листает страницы назад,
К провинции старой
Под склон Гарибгара,
Туда, где стоял наш Афганский рембат.
 
 
Там возле Кабула —
Дорога, под дулом,
Ведущая с запада и на восток,
По ней опаленной,
Не раз шел в колонне
Я с легких отплюнув горячий песок.
 
 
Открытые фланги —
Опасность Саланга
Забравшая сотни мальчишеских душ,
У всех, кто в походе
Вновь нервы на взводе,
Оскалился льдами седой Гиндукуш.
 
 
Почти что два года
Чужая погода,
Нам мачехой злой и коварной была,
Но песни мы пели
О том, как шумели
В родных городах листвой тополя.
 
 
Нас девушки ждали,
О свадьбе мечтали,
Помадный в конверт поцелуй положив
И дЕвичий почерк
Грел в стылые ночи —
«Молюсь за тебя, ты останешься ЖИВ!»
 
 
Не легкая служба,
Но выдержать нужно —
Мы наших дедов подвести не могли.
На вечно в альбомы
О дальних кардонах
В Афганских панамах нам фото легли.
 

А мне к утру приснилась снова Мать

А мне к утру приснилась снова Мать,

В глазах слеза от этого виденья.

В ушах вопрос звенит и память вспять,

Пошла обвалом в крупные каменья.

«Ну, что ж ты, сын, вновь взялся за свое,

Мои мольбы тебя не остудили?

Вот и опять на сердце вороньем,

Моем тревоги черные вскружили.

Ты весь в Отца – характером упрям,

Уж если, что решил – не двинешь с места.

Зачем ты, сын, пустив все по ветрам,

Шагнул опять, так слепо в неизвестность?

Четвертый месяц я не слышу голос твой,

Худые мысли с чувством моим в споре…

Зачем ты, сын, играешь вновь с судьбой?

Мне потерять тебя – большое будет горе!

Не мучь меня, сынок, живи, как все,

Я за тебя бояться, так устала…

Твоя дочь, «Папа», вновь вчера во сне,

Губами пересохшими шептала…

Уйди от этих войн – молю тебя…!!!

Довольно, хватит трупов для Отчизны…!!!

Из века в век марш траурный трубят,

Архангелы войны живым при жизни…»

И рубануло стоном под кадык,

Слеза пошла мне горло обжигая,

Сорвался из груди в надрыве крик:

«Я к вам вернусь, клянусь, я обещаю..!!!»

Юность

 
Мы живем не смотря ни на что,
Беспощадна ночами память,
Плачет юность, а знает ли кто,
Как вставала она под знамя?!
 
 
Когда рвалась она на куски,
В штыковую шла полным ростом…
В третьем тосте запив сухпайки
Свечи жгла за ребят на погосте.
 
 
Как сжимала она в ладонь
РГД ближе к сердцу, на всякий…
И, как МАМА, под звон колокольнь
Уставала в молитве плакать…
 
 
Опаленная юность войной
На плечах все весит бушлатом…
Снова вспыхнул далекий тот бой…
Старшина вновь в эфир вышел матом.
 
 
И заплакала юность опять,
Как девчонка в висок уткнулась,
Тихо шепчет: «Устань воевать.
Я к тебе не за тем вернулась…»
 
 
Оглянулся, а не чего взять,
Пелена, да по легким порох…
Седина снова МАТЕРИ в прядь…
На войне мне отметить сорок…
 

ЕЩЕ ВЧЕРА…

Брату моему по крови и духу посвящаю.

Еще вчера Афганский солнцепек

Броню калил, коснись – ладонь в ожоге,

Еще вчера в колонне на восток

Он уходил по пепельной дороге.

Еще вчера казалось этот груз

Солдатской доли юной будет вечен,

Но время шло и вот уже Союз

Его встречал сиренью в майский вечер.

Уже неделя, месяц, позади

Он потихоньку в шаг идет с «гражданкой»,

А по ночам свинцовые дожди

Во сне секут броню на его танке…

И он, как мог, держал себя в руках

Теперь иные здесь ему заботы,

Его обратно в штат взял Автопарк,

Где он до армии водителем работал.

И после смены, вечером одним,

Он ждал автобус свой на остановке.

Сограждан уж на ней, полно-полным —

Знать «барбухайка» встала от поломки.

А рядом проезжал старющий ВАЗ,

Откуда в нем к движенью были силы?!

Рывок, толчок, мгновенье и – ЕБ@КС!

Его глушитель газами пробило.

И что-то щелкнуло у парня в мозжечке,

«Подствольник!» – мысль сорвалась, как цунами.

«Ложись!» – уже он крикнул на земле

И голову свою прикрыл руками.

Секунды три проходит – тишина,

Он встал, смущенно грязь смахнув с ветровки

И тут услышал, как народ сполна,

Над ним смеялся весь на остановке…

Еще вчера Афганский солнцепек

Броню калил, коснись – ладонь в ожоге,

Еще вчера в колонне на восток

Он уходил по пепельной дороге.

Вечная память тебе, офицер!

 
Он свой самолет положил на крыло,
«Горит правый борт, до своих не добраться»
И горло сдавили – обида и злость, Секунда…
И срочная катапультация…
 
 
И уже на земле, под градом свинца,
Последний дал бой он, один против кодлы.
Дотронулись пальцы, на гранате кольца,
 «За пацанов!» крикнул он «вам уроды!»
 
 
И взрыв прогремел, пошатнулась земля…
В безмолвье шагнул он… он успел подорваться,
А небо по сыну от боли скуля,
Снегами в России лишь смогло разрыдаться.
 
 
Вечная память тебе, Офицер!
Мужеству, что не имеет предела!
Честь и Отвага – вот твой пример,
Дано это тем, кто характером смелый!
 
 
Скорбим по тебе, Филипов Роман,
С сердец наших слезы будут долго срываться…
Молча, ребята, поминальных сто грамм,
За Героя России, за погибшего Братца!
 

Ставропольский десант

 
Вот и тронул опять, окаем горизонта закат,
Зазвенела распухшая вена не к добру у виска.
В онемевшую руку словно врос навсегда автомат
И неделю не сходит мозоль от спускового крючка.
 
 
Первый снег лег вчера на землю пушистым ковром
И завыли ветра, обжигая уставших солдат.
Замком взвода в бреду все шептал окровавленным ртом:
«Я в кольце. Поддержите. Вызываю огонь в свой квадрат…»
 
 
Тихо слушали горы и небо, что шептал лейтенант,
И смотрели в лицо его серое, и пытались понять —
Как же мог в семером, против сотни, Ставропольский десант
Больше суток высотку в круговой обороне держать?!
 
 
В чем же дух этих войнов – не сдаться,
ни шагу назад,
И приказ боевой выполнять ценой собственной жизни?
И пытались они заглянуть лейтенанту в глаза,
И  прочесть по слогам обожженные взрывом мысли…
 
 
Тихо падает снег и скрепит под ногами упруго.
Тишина. Словно не было здесь никаких канонад.
Будут помнить те горы, в бою прикрывал, как друг друга
Больше суток не сдавший позиций, Ставропольский десант.
 
 
Их на волю и прочность всех проверила, там высота,
Не в учебники бой тот не лег, не вошел в киноленты.
Пулевые ранения затянут потихоньку года,
И вот лишь лейтенант, встанет к ордену, с ними посмертно…
 

ПОМНИ, РОДИНА!

 
Вновь отхаркал с ущелья свинцом,
Гулким эхом прострел автомата.
Утыкаясь в песок лицом,
К перевалу проходят ребята.
 
 
Боль и кровь на Афганских горах,
Затяжной бой за лживую правду,
Со слезами песок в глазах
Смерть призревшие взять в награду.
 
 
Ну, а, где-то идут дожди,
Вечер в Нижнем, а может в Рязани.
Знай же, Родина, помни и жди
Сыновей своих в Афганистане.
 
 
Тех, кто долг выполняя свой
Был в последний путь оцинкован,
Возвращался к земле Родной,
К Матерям седым к юным вдовам!
 
 
Кто без вести пропал в горах
Или казни в плену был предан,
Помни, Родина о сыновьях,
Кто тебя не продал, не предал!
 
 
Помни, как о своих живых,
И калеченых той войною.
Знай и помни твои Сыны
Не остались в долгу пред тобою!
 

На Чеченской выжженой земле

 
На Чеченской выжженной земле,
Где война прошла без всяких правил,
У подхода ночью к Ханкале
Я себя на век душой оставил.
 
 
Сука память… нервом под ребро
Боль и стон… в свои раненье ноги…
На х@я мне это «серебро»?
Я оставил там от части многих..
 
 
На х@я мне память, как жетон?
Я живу, а сердце не остынет…
В голове опять чугунный звон…
Пофамильно в Стелле взвод мой выбит…
 
 
Я ору, я плачу – «Ну зачем?!!!
Лучше б сдох тогда я на растяжке!!!»
Чем попасть в ужасно долгий плен,
Памяти своей, больной и тяжкой…
 
 
Не залечит, не сотрет с мозгов —
Время мне на век слова и лица…
Я «ровняюсь» вновь на пацанов,
Третий тост… опять душа слезится.
 

В переходе

 
В подземном переходе, где не раз,
Я подавал бездомным и убогим.
Тайком за них в душе перекрестясь,
Я узнавал в лицо не всех, но многих.
 
 
И с краю где – то, к выходу почти,
Сидел в коляске молодой мужчина.
Накрывши пледом стареньким культИ,
Он под гитару пел хиты из «Сплина».
 
 
Недели две наверное назад,
Он появился в этом переходе.
Кто ты такой безногий музыкант,
Не маргинал по внешости же вроде…
 
 
И как – то раз, с работы торопясь,
Домой бежал я вновь через «подземку»,
Тут в душу мне знакомая мелодия впилась,
С его гитары… и поплыли стенки…
 
 
И рухнул на пол свод и свет погас
В моих глазах от тихого припева.
Как будто «жахнул» рядышком фугас,
Осколками пронзив грудину слева.
 
 
Я обернулся в пол – плеча назад,
Как истукан на месте одном замер
И прочитал в его слепых глазах:
«Салам, Бача! Споем же с пацанами…»
 

Письмо из дома

 
Я вспоминаю, как прижмешь было порой
К груди письмо не частое из дома,
И  тихнет сразу ветер за горой,
И рвется память в край где все знакомо.
 
 
Гляжу в смешной рисунок детский я —
Мать от сестренки весточку вложила.
Кому – то это так, одна мазня,
А для меня – от Ангелочка сила!
 
 
И где-то там сжимается внутри
Вдруг сразу сердце в мощную пружину,
Шепчу я сам себе: «Слезу сотри!
Ведь ты солдат, ты воин, ты мужчина!»
 
 
Как одиночный выстрел: «На броню!»
Звучит приказ и завелись моторы.
Ну, вот и первый снег накрыл Чечню
И тяжелее задышали горы.
 
 
И учащенно пульс стучит в виски.
Во взгляде ротного искрой блеснула злоба.
«Все… Понеслась… Ну, с Богом, мужики!
Загоним «носорогов» вновь в утробу!»
 
 
Взгляну на Мамин почерк еще раз,
Рисунку улыбнусь – он самый лучший.
Отцовский вспомню из письма наказ,
В «нагрудный» «Ф-ку» положив» на всякий случай».
 

Ну, почему опять?

 
Как больно понимать и видеть мне-
Когда друзья опять… опять уходят,
Под чистым небом здесь, не на войне…
И тело дрожью вновь и вновь колотит…
 
 
Молитву отпевания наизусть
Я изучил на век уже с годами,
И снова в кулаках ужасный хруст
И запах ладана вновь высечен слезами.
 
 
Война берет обратно все свое —
Ответ за чьи то жизни неизбежен…
Рукою бы погладить вновь цевье
И захлебнуться кровью бы своей же.
 
 
 «На забери, возьми, возьми меня» —
В затылок снова лупит суицид…
Ну почему сейчас в сиянии дня
Гвоздями снова гроб один забит.
 
 
«На, забери меня, возьми, возьми,
Махни своей косой» – я в хмеле плачу.
Не раз с тобой я видел эти дни
И пил с тобой не раз я за удачу…
 
 
Бери старуха, коль пришел мой срок,
Бери, я ни о чем не сожалею,
Давай без боли, тихо  и в висок,
Дай к пацанам уйти мне на аллею…
 

Наверное, Бать каждому свое

Отцу моему к Дню Памяти посвящаю.

 
Вот и закончилась война,
О ней в учебниках ни слова,
А ночью будут пацана
От пуль тревожить раны снова.
 
 
И захлебнется он от слез
И горло криком ему сдавит…
Горит расстрелянный блок-пост —
Терзает вновь кошмаром память.
 
 
И снова Мама не уснет
От боли сына до рассвета.
Невольно с ним переживет
Она прорыв под Улус-Кертом.
 
 
Беспомощно сожмет Отец
До хруста в гневе кулаки…
И в сердце попадет свинец
И плоть порвут его штыки.
 
 
И вспомнит он, как с заявлением,
Пришел к дверям военкомата.
«Хочу стать в строй подразделения,
За сына я, простым солдатом.
 
 
Они совсем ведь пацаны,
Зачем ломать им жизнь и судьбы?!
Ну, где же ваши псы войны???!!!»
Сорвавшись в крик дрожали губы…
 
 
Ах, Батя, каждому свое
Дано нам в жизненном маршруте:
Кому то – долг в руках цевье,
Кому то – парта в институте.
 

Первое Июля

 
Ливнем дождь упал в ладони,
Забурлил воды поток.
Даже  если б знал – не вспомнил,
Знал бы – позабыть б не смог.
 
 
Нервом дернулась гитара,
В пальцы врезалась струна.
Не хмельной я, не с угара,
В память вновь пришла она-
 
 
Подлая и страшная
в  алый цвет окрашена,
сединой в головушку
вскипятила кровушку,
доктором не лечена,
с криком, в стоне вечная…
Сука… командиры алчные…
Цинк…
Медаль невзрачная…
памяти обугленной
ВОЙНА.
 
 
Сжала горло, стоном режет,
Спицей колит вновь в глаза…
Горизонт  в атаке держит
И не хочет угасать…
 
 
Вновь к числу из года встречи,
Рад живым, а в сердце лед.
Время боль увы не лечит —
Все, как раз наоборот.
 
 
Покурили… Обнялись..
Молча «третий» …Прослезились…
Пусть бурлит дождями жизнь…
МИР за МИР – что б люди жили!!!!
 
 
Чтобы первый день июля
С памяти исчез, как дата,
Что б никто не знал, как пули —
Бьют врага и косят БРАТА!!!
 

БОЛЬ

 
«Суп ты будешь еще?»
И запахло  борщем,
Чесноком сквозонуло из сетки,
Хлеба черного горб,
Повкусней было чтоб,
 «Есть компот молодые ранетки.
 
 
Есть с капустой пирог
И шашлык не восторг,
Чай с мелиссой еще не остывший…
Ну, чего ты опять,
Начал пальцы ломать?
С ними ты до сих пор, ты не бывший.
 
 
Ну, взгляни мне в глаза,
Хватит душу терзать,
Отпусти это все белой стужей…
Я же рядом с тобой,
Ну, держись, ты же мой,
Ты  в строю, ты здоров, не контужен…
 
 
Ну, ложись, отдохни,
Выплюнь тяжкие дни…»
Как ребенок к груди, к ней прижался.
Заблестели глаза,
Побежала слеза…
На растяжке бл@дь вновь подорвался.
 
 
 Оглушенным орал —
«Саня, духи в централ
Подошли, отсеки ты их там пулеметом!»
Ротный взял отволок
И сказал: «С нами Бог,
В штыковую мы будем их хлопать!»
 
 
Заблестели глаза,
Побежала слеза —
Я же знаю, мужчины не плачут.
Что ж ты нежность моя,
Я готов за тебя
Есть борщи, пить компот за удачу.
 

Тишина

 
Мозг взорвала тишина,
Откудахталась война,
Сука, телка ли?
Огнестрелом вновь по мне
На яву, а не во сне
Пули щелкали.
 
 
Понимаю это явь
Кисть руки своей поправь,
Все – приехали!!!
Затянул ее жгутом
Мысли снова не о том —
Не потеха ли?!
 
 
Молю, Господи, спаси,
Разум в души донеси —
Им прип@зднутым.
Я готов здесь погибать,
Лечь на смертную кровать
С гнева свистнутым.
 
 
Дай им шанс прошу тебя,
Обними их всех любя,
Бля, не выживут!
Потуши во мне ты злость,
Что б страдать им не пришлось
С моих нервов тут!
 

Я помню, Брат и ты конечно помнишь…

Я помню день тот, хоть и был еще мальцом,

Когда мой Брат вернулся из Афгана —

Обветренное, взрослое лицо

И, как в него от счастья плачет Мама.

И, как он сам, за праздничным столом,

На третьем тосте слез не мог сдержать,

Как на груди его, блестящим полотном,

медали начали дрожать.

И, как потом, закрыв на кухне двери,

Он пил с Отцом в беседе до рассвета,

А кот пытался облизать, поверить —

В его загар коричневого цвета.

Брат для меня стал больше чем герой

С наколкой на плече» За честь Рембата!»…

И засыпал я до утра было порой

С игрушечным под боком автоматом.

Какой – то непонятной силы дух,

Был для меня от Брата, как примером.

«Будь справедлив и даже, если вдруг…

Их больше трех, то бей за правду первым!»

С тех пор прошло довольно много лет,

Я долг отдал стране в пик заварухи.

И вот… С Отцом и Братом я рассвет

Встречал в слезах на той же самой кухне.

Дай отдохнуть

 
Ненадо званий и наград
Не надо в мир звенящей славы
Устал, измучился солдат
В боях за честь твою держава.
 
 
Легла не ровно на ладонь —
Ему судьба в такую долю.
Не тронь его сейчас, не тронь,
Дай отдохнуть, он очень болен.
 
 
Измаила его войной —
Ты многоликая Отчизна.
Дай насладиться тишиной
Ему хоть раз, ты в этой жизни.
 
 
Дай отдохнуть, ведь он готов
Костьми лечь снова по приказу,
Отдать за многих свою кровь,
Блеснуть на стелах скорбно фразой.
 
 
Дай отдохнуть, ведь он устал,
Столетья войн помяли латы.
Он никогда не предавал
Тебя Великой и Распятой.
 
 
Он сыном был тебе всегда,
В бинтах, в грязи, слепой, калекой…
Слеза молящих – не вода,
Дай отдохнуть, будь человеком!
 

Братан

 
В суете бытия, закрутились совсем,
Уж, как месяц с тобой не общались.
Так, давай же, Братан на зло будням всем,
Стол накроем без причин иль печали!
 
 
Ах, Братан, мой Братан, сколь же ты мне помог,
Не измерить мещанскими мерами.
Ты тянул когда падал я в ямы дорог
Расшибая в кровь душу с коленями.
 
 
Я к тебе закачусь словно грома удар,
С минералкой в огромных масштабах.
Мы на кухне с тобой заведем растабар
О политике, жизни и бабах.
 
 
Много было всего, что уж тут говорить,
Всем хватило и даже с остатком.
Ты ведь сам же учил: «Нам душою б не сгнить,
А споткнувшись остаться не шатким!
 
 
«Что ж закурим, вдыхнем едкий дым не спеша,
Пусть гитара звенит нам в пол-уха.
Во сто крат мне родней, твоя стала душа
За поддержку спасибо, Братуха!
 
 
Так играй же, Братан и слезы не стыдись,
Про семейное счастье и братство,
Я один у тебя и ты мне на всю жизнь
Остаешься фамильным богатством!
 

Как и живущих поздравляю вас!

Ну вот и повод новый в феврале,

Из года в год к одной и той же дате.

Накрыто все, как надо на столе

И Батя мой с утра уже поддатый.

А я листаю дембельский альбом

И снова импульс в мозг нейронным током,

Мальчишеские лица вижу в нем —

Все те же с кем служил в краю далеком.

Июльский вспомнил день. Повестку в срок.

Мать всю в слезах… Вокзалы..Перегоны…

Слова Отца: «Не подведи, сынок,

Служи по-чести, не срами погоны!»

И я служил, как наставлял Отец —

Был верен долгу, совести, присяге…

Я видел, как стучит в «броню» свинец

И представляют как живых к «Отваге».

Взгляну на фотоснимки еще раз,

Пусть будет пухом павшим всем земля.

Я так же, Братцы поздравляю вас

Сегодня с 23 февраля!

Тебе тридцать пять…

Кружится в белых снежинках продрогшая память.

Тушь потекла по щекам горячей слезой,

Часы на стене стрелку тянут глухими щелчками,

И ты все «плывешь» вдаль с декабрьской бирюзой.

Туда где бинты размотали погонные метры,

Где стоны и боль не мог заглушить промедол,

Туда где палатка армейская, стала вдруг лазаретом,

А сущность войны вся, как есть взошла на престол.

Туда, где рвалось твое сердце на мелкие части,

От прибывших вновь с боевых рубежей пацанов,

Туда где читала ты «Отче» у коек санчасти,

Меня повязки намокших от крови бинтов.

И это уже не пройдет, и тебя не оставит,

Тебе тридцать пять, и жизнь по-другому течет,

Но кружится, кружится тихо скулящая память —

Санбат тебя держит там красным крестом за плечо.

И ты до сих пор, говоришь там во сне с пацанами»

Родной, потерпи, умирать ведь еще не пора!!!»

И слышишь в ответ, из простреленных легких клочками

Доносится тихо: «Спасибо… спасибо… сестра…»

Плачет тихо закат…

Плачет тихо закат,

Лижет землю туман.

Одноликая рать

К нам идет басурман.

Воевода – отец,

Наступать дай приказ,

А иначе п@здец,

Русь отнимут у нас!

Дай мечом покрошить

Монголоидов плоть,

В рабстве нам не прожить,

Дай приказ их колоть!

За детей наших, жен,

Матерей и Отцов,

Будет враг побежден

В звоне колоколов.

За Великую Русь

Дай приказ наступать,

Будем смело в бою

Эту погань топтать!

Будем головы класть,

Раз уж так суждено.

Землю Нашу отнять

Никому не дано!

На щите, со щитом —

Кто то будет из нас,

Это станет потом,

А сейчас, дай приказ!

Дай порвать на куски

Узкоглазую рать!

Кровь ломает виски,

Дай приказ наступать!

Отрыдался закат

Алой кровью в туман,

Одноликая рать

К нам пришла басурман…

Попутчик

Двадцать третье февраля я в дороге

Отмечал под стук колес в купе чистом,

Он гордился, что сбивал «кирзой» ноги

Где – то в части под Московной штабистом.

Он за братство и армейскую дружбу

Пил по полной каждый раз наливая,

Все орал, что караульную службу

Изучил он, вот от сих и до края.

Бил себя в грудь и рычал мол он первый,

Что случись вдруг, хоть под танк, хоть в окопы

Из запаса и уже не в резервы,

Сам пойдет врага в бесстрашии «хлопать».

Я вставал под эти громкие тосты,

Пил за них, а что мне делать то было?

Оставался в не понятном спокойствии,

А в глазах зеленых боль тихо плыла…

Я кивал ему в ответ и лишь слушал,

Гордость пьяную с него не сбивая,

Как в кино уже врага он «утюжил»

Всех на подступе к себе подрывая.

Он махал в купе своими руками,

То в атаку шел, то полз по «зеленке».

Я же мыслями спешил домой к Маме,

К своему Отцу и младшей сестренке…

Прогудели мы с ним ночь до рассвета,

Отоспались, дым в башке прояснился.

Он увидел меня в форму одетым,

Где колодок боевых ряд искрился.