Текст книги "Сколько жизней у Чайки"

Мастер, заметив ее состояние, завернул недоеденные бутерброды в салфетку, положил их в сумку девушки и сказал:

– Пойдем-ка, я отвезу тебя домой. На сегодня достаточно.

И она благодарна ему была за эти простые слова.

О, волшебная магия театра! Эта девочка сделала то, на что способен не каждый человек, не каждый смертный. Юная актриса сотворила чудо, и теперь я знал, что останусь с ней навсегда. На тот срок, который отведен ей свыше. Я не знал, что будет с ней дальше. Есть две даты, между которыми ставится черта. Длинная или короткая – не важно. Главное – какой она будет. И, что суждено было прочертить юной актрисе, зависело только от нее. Ради этого люди и приходят в этот мир. Знал только ту дату – вторую, но сейчас это не имело никакого значения. А для нее начиналось самое трудное и интересное. Она забралась слишком высоко, но теперь, чтобы покорить новую вершину, нужно было долго спускаться и идти вниз. Таков закон! Так устроена жизнь. А новая вершина – новая жизнь. Интересно, сколько еще этих вершин у нее будет? И будет ли? Но, сегодня она забралась слишком высоко, сотворив чудо…

Жизнь третья

Аня перешла на последний курс. Теперь, когда студенты освоили профессию актера, их учили искусству кино. Они ходили на съемки, участвовали в массовых сценах, а кому повезло, играли эпизодические роли. Но однажды девушка узнала, что Мастер готовится снимать новое кино и ищет актрису на главную роль. Это будет ее роль! – сразу же решила она.

Когда она пришла на кинопробы, ей дали короткий текст и через две минуты прозвучала команда «мотор». Камера тихо застрекотала, и девушка начала зачитывать реплики. Молодой человек, играющий роль ее друга, был спокоен и уверен в себе – его уже утвердили. Мгновение, и все закончилось. Снято! – услышала она безжалостный возглас Мастера и вопросительно на него посмотрела.

– Ну, как? – робко спросила девушка.

– Проявим – посмотрим, – спокойно ответил тот, и по его взгляду невозможно было понять, доволен ли он. Она ушла со съемочной площадки, направившись к двери, вдруг увидела знакомые лица. У входа сидели три актрисы, которых она знала очень хорошо. Их знала вся страна. Это были великие имена.

– Следующая! – скомандовал Мастер, и одна из них встала. Аня поравнялась с ней, та весело улыбнулась и прошептала:

– Ну что, наигралась, девочка? – и подмигнула. А эта улыбка сверкнула, словно сошла с большого киноэкрана. Аня, ничего не ответив, удалилась. Да и что она могла сказать звезде? Что она дочь полка, как ее называли, студентка театрального института, которая за малый возраст была взята на поруки творческим коллективом. К этому времени она успела сняться лишь в нескольких эпизодах. Иногда даже без слов. Одно дело добиваться маленьких побед на курсе, но совсем другое – входить в блистательный мир кино, – поняла она.

На следующее утро она разыскала Мастера и снова задала ему вопрос: – Вы проявили? Посмотрели? Ну как? – и сердце ее замерло. Он улыбнулся и весело ответил:

– Посмотрел. Хорошо. Молодец.

– Да? – прошептала она.

– Но…

– Почему всегда бывает это «но», почему нельзя без него? – подумала она.

– Понимаешь, – продолжал Мастер, – Машенька, она другая. Она не такая, как ты.

– Значит, я сыграю ее, какой бы она не была, – уверенно ответила девушка.

– Ах, сыграешь? – засмеялся Мастер.

– Конечно! – упрямо повторила Аня.

– Ты видела, какие актрисы пробуются на роль? Звезды меркнут перед ними.

– На мою роль? – невинно повторила она. Мастер уже хохотал.

– Твою?

– Я опоздала? Вы уже остановили свой выбор на ком-то?

Мастер вздохнул.

– Их приходило уже десятки. Пока не знаю, что и сказать. Взрослые, умудренные опытом девушки, взрослые глаза, руки, движения, взрослая походка. Не знаю. Машенька другая, – и задумался. – Признаюсь, я пока не нашел ее, – пробормотал он. Потом перевел взгляд на Аню, словно только что ее увидел.

– М-да… Заешь что? В седьмом павильоне снимается фильм. Там нужна девушка на эпизод. Подойди к режиссеру. Скорее всего, ты ему подойдешь. Ну все, ступай, готовься – скоро выпускные экзамены.

– А можно прочитать сценарий? – настойчиво спросила она.

– Сценарий? – недоуменно спросил он. – Почитай. Подойди в группу, попроси экземпляр. Скажи, что я разрешил.

– А потом снова можно прийти на пробы?

– Молодец. Так и надо. Мозоль глаза противным режиссерам, чтобы они тебя заметили. Рано или поздно ты своего добьешься. К сожалению, ролей меньше, чем актрис.

– Так можно?

– Что? – удивился он.

– Прийти к вам еще раз.

Он улыбнулся и снисходительно произнес:

– Можно, – и удалился.

Она вернулась в общежитие и все рассказала подругам.

– Как ты не понимаешь, он возьмет на роль кого-то из знаменитостей, – сказала одна из них. – Только тогда у фильма будет успех. Их знают, их любят. А мы… Что мы…

– Когда-то их тоже не знали! – возразила Аня. – Он непременно должен взять меня.

– Смешная ты, Анька!

– Нет, не смешная! Он возьмет меня, и я стану великой актрисой.

– Ты хочешь славы?

– А кто ее не хочет? – засмеялась вторая подруга.

– Хочу! – сверкнула глазами Аня. – Иначе так и буду играть в эпизодах всю свою жизнь. Славы! Хочу, чтобы меня знала вся страна!

А девушки уже громко хохотали и остановиться не могли, на что Аня очень обиделась. Она почему-то была уверена, что должна бороться за эту роль.

Прошло несколько месяцев. Аня успешно сдала экзамены, закончив институт. Теперь она была дипломированной актрисой, только без ролей. Иногда ее снимали в эпизодах, но ее мечта – Машенька так и была неосуществима. Она не раз подходила к Мастеру с просьбой о повторной кинопробе, но тот, ссылаясь на занятость, все откладывал, и она уже потеряла всякую надежду.

Наступило лето, девушке исполнилось 19 лет. Уже 19! Старая и никому не нужная, – однажды вспомнила она. А на экранах кинотеатров загорались все новые звезды. Однажды она подошла к ассистенту режиссера. Это был молодой человек, который раньше учился в их институте. Она хорошо его знала. Звали его Павел.

– Он все еще не нашел актрису на Машеньку?

– Нет, – коротко ответил тот.

– В стране мало хороших актрис?

– Все не то!

– Чего же ему не хватает?

– Машеньки.

– А, какая она? Что он о ней говорит? И почему он не хочет взять меня?

– Тебя? – улыбнулся Павел. – Машенька – это образ советской женщины. Хрупкой, нежной, но одновременно сильной. Она способна помочь мужчине, который рядом, способна учиться, работать, выполнять любые тяжелые обязанности. А еще она умеет любить! Неся тяжелый груз, она со всем справится, будет даже сильнее друга, при этом останется легкой, изящной, как перышко. Иногда кажется, дунет ветерок, и она улетит. А эта… Понимаешь? Ни в одной актрисе он этого не нашел. Одни слишком взрослые, другие женственные, сексуальные, настоящие красавицы, но слишком мало в них силы. Это уникальный дар нести тяжелую ношу на хрупких плечах… Так он о ней говорил.

– Это моя роль, – прошептала девушка, а Павел улыбнулся.

– Как мне уговорить его сделать пробы еще?

Павел развел руками:

– Ты знаешь Мастера. В делах профессии он неумолим, поэтому снимает отличные фильмы. Не обижайся на него.

– И все-таки я попробую еще.

– Пробуй. Конечно, пробуй.

Вечером она в отчаянии написала письмо маме:

«Единственная, дорогая моя матушка, добрая ты моя душенька, ты вот пишешь: «Машенька» будет твоя». Мамочка, что-то очень мне тяжело. Некому сказать больше, а сердце рвётся. Боюсь я, что ничего не выйдет у меня. И, может быть, и не потому, что я совсем без таланта, а потому, что сложная огромная жизнь давит меня, душит, нет сил. Неужели, ну неужели уплывёт, уйдёт, бросит меня и моя Машенька? Господи, господи, ой как тяжело. Я очень плохой, плохой я человек. Ну, пусть всё, всё будет отнято из моей жизни, но чтоб я стала горячей и хорошей Машенькой. Мамочка, Машенька для меня – это жизнь».

Нельзя говорить такие слова! Нельзя желать себе такого! Какая она еще глупая! Все имеет свои последствия! – ужаснулся я. Вы скажете – я суеверен? А кому еще быть суеверным, как не Ангелу – отвечу я и буду прав. После этого письма я уже не хотел, чтобы она играла эту роль. Есть вещи, которые говорить нельзя. Нельзя даже думать об этом…

Однажды, Аня в последний раз решилась подойти к Мастеру. Она пришла на Мосфильм и направилась в павильон, где уже стояли готовые декорации. С ужасом подумала, что опоздала и кинулась к Павлу.

– Он взял Ее?

– Нет, – коротко ответил тот. Сейчас ему было не до нее. А в павильоне была нервозная обстановка, Мастер что-то кому-то говорил на повышенных тонах. Потом упал в кресло и задумался. Аня набралась смелости и подошла.

– Можно попробовать еще раз? – спросила она.

– Нет. Мало пленки! – резко ответил тот. Потом кому-то крикнул. – Ждем еще десять минут! – и Аня отошла. Вдруг услышала голос Павла:

– Нужно поговорить.

Они отошли в сторону, тот какое-то время молчал…

– Я тебе раньше этого не говорил, но ты должна знать – Мастер никогда не делает повторные пробы. Ни для кого и никогда. В кино вообще такое бывает редко. Только если настаивает комиссия, министерство или если много претенденток.

– А претенденток много?

– Ни одной, – ответил тот. – Мастер вообще думает отложить съемки. Он не может найти Машеньку.

– Но, почему он не хочет попробовать меня?

– Я тебе уже сказал.

Он немного помолчал.

– Не хочу тебя расстраивать. Но… Тогда, после проб, он про тебя говорил, что ты…

– Что?

– Ты слишком юна.

– Но, мне уже 19!

– И тем не менее. Оставь его в покое, у тебя все впереди. Что ты привязалась к этой Машеньке, подожди немного…

– Это моя роль!

– Аня, это не твоя роль, боюсь, она ничья. Ему дали две недели – если он не найдет героиню, фильм отложат и тогда…

Вдруг издалека послышались раздраженные выкрики Мастера.

– Ну, ты посмотри на нее! Прима! Не явилась! Изволим задерживаться. Люди ждут, понимаешь, приехали актеры, вся группа на месте, а ее нет! Звездная болезнь. Вот, дьявол… Борщ варить таким примам! На кухню! Борщ!

– Что происходит? – спросила Аня.

– Пробы на четверых. Сцена в ресторане. Нужно отснять двух новых людей, заодно посмотреть актрису на Машеньку. А эта… не приехала.

– Все по местам! – вновь закричал Мастер.

– Так! Пойду. Не расстраивайся, удачи, – и Павел побежал к своему месту.

– На площадку! Заняли свои места, – слышались команды Мастера. – Начинаем!

– Кто прочитает за Машеньку? – спросил Павел.

– Кто угодно. Сам читай… Нет… Дай кому-нибудь из женщин. Дай Любочке – костюмеру.

– Ее нет.

– Как? И ее нет! Ну, знаете ли…

– Но, вы же сами послали ее гладить костюмы для завтрашней сцены.

– Я послал?… Да. Я послал. Есть кто-нибудь в этом чертовом доме из женщин? – уже рычал он. – Звездная болезнь! Ну, я ей покажу! Борщ!!!… Кто-нибудь!!!

– Я.

– Кто сказал я?… Иди сюда, – Мастер щурился в свете яркого прожектора и сначала ее не разглядел. – Опять ты?

– Да, – ответила Аня.

– Ну, знаешь…Хорошо. Не важно. Дайте ей текст.

И тут она поняла страшную вещь – у нее нет никаких шансов, Мастер давно махнул на нее рукой: «Слишком юна». И она равнодушно тихо прошептала:

– Не надо.

– Что не надо.

– Текст не надо.

– Почему?

– Я знаю его наизусть.

– Знаешь? – он был очень удивлен. – На площадку! – потом, обернувшись к своему помощнику, рявкнул, – начинайте.

И снова волшебная команда – «мотор». В последний раз она слышит ее на этой площадке. Ей доверили почитать текст. Чужой текст. О Машеньке можно забыть навсегда!

И застрекотал мотор кинокамеры. Она не волновалась. Волноваться было незачем. Слишком юна! И спокойно легко вела диалог. Обо всем забыла и играла. Просто играла. Минута, другая. Сцена была длинная, но Мастер не останавливал. Наконец, команда помощника:

– Снято! В проявочную. На сегодня все?

– Стоп, – задумчиво произнес Мастер и замолчал. Все тоже замерли, глядя на него. Он нахмурил брови, о чем-то сосредоточенно размышляя. Потом встал, прошелся по площадке между столиками ресторана, вдруг сделал несколько па чечетки, плеснул воды из графина в стакан, осушив его почти до дна, крякнул и вылил остатки себе на голову. Таким она его еще не видела. В глазах его сиял бешеный восторг, невероятная радость, словно он делал открытие. Наконец, Мастер оглядел собравшихся.

– Где Любочка?

– В костюмерной.

– Где Любка, черт возьми?!

– Вы же ее послали…

– Срочно сюда, – а она уже бежала с утюгом в руках.

– Сейчас же надень на нее платье, – рявкнул Мастер.

– На кого? – удивилась Любочка.

– На нее! – и ткнул пальцем в Аню.

– Чье?

– Как, чье? Машеньки!

– Но размер… Оно больше…

– К черту размер. Даю две минуты.

– Пленки осталось только на завтра. Как будем снимать другой эпизод? – спросил оператор.

– К черту пленку! – горячился Мастер, – к черту эпизод! Снимаем!

Через минуту Аня была на сцене. Платье на ней болталось, как на вешалке, и некоторые в группе засмеялись.

– Молчать! – гневно воскликнул Мастер, – потом скомандовал:

– Готовы? Мотор, дьявол всех побери!

И закрутилась кинолента. Снова знакомая сцена, которую она мысленно проходила уже не один раз. Снова она читает чужие слова. Чужие? Свои! Потому что уже давно стала Машенькой, и теперь та принадлежала только ей! А голова шла кругом. И прожектора. Ослепительное сияние прожекторов, в которых она растворилась, словно нырнула в пылающую бездну. И дверь! Волшебная дверь. Она снова была где-то рядом…

– Послушай! – сквозь шум и смех слышится голос Мастера, – где ты была раньше, черт возьми! Где ты пряталась?

– Черт возьми, я училась на вашем курсе! – невинно отозвалась девушка.

– Что же ты молчала?

– Я не молчала. Я сотню раз к вам подходила.

– Значит, плохо подходила! Подходила она, понимаешь! Вот скромница, дитя полка! Все! Опека закончена! Будешь играть! Подходила она, понимаешь…

И, обернувшись, на весь павильон крикнул: – Поздравляю, товарищи, мы нашли героиню на главную роль, пробы окончены. На сегодня все!

– А я…

– Что еще? – весело закричал он.

– Я не слишком юна для этой роли? – с восторгом хулиганила девушка.

– Поговори мне еще! – уже хохотал Мастер.

– А мы? А как же наш показ? – волновались два актера, с которыми она играла сцену.

– Проявим – посмотрим, – невозмутимо подняв брови, отвечал Мастер. Он каждый день говорил кому-то эти слова.

О том, что началась война, Аня узнала на съемочной площадке. У нее забрали текст, сказав, что сценарий будет переписан. Теперь действие будет заканчиваться на полях сражений. А немецкая военная машина уже катила все дальше на восток, сминая безжалостными гусеницами все на своем пути. Два колосса, две мировые державы столкнулись в непримиримом бою, а весь мир трусливо замер в ожидании развязки. Помощи ждать было не от кого. Европа, даже часть Африки были оккупированы. Конечно, находились так называемые союзники, которые поставляли тушенку на фронты… обеим сторонам. Платить за нее приходилось золотом. Всегда найдутся те, кто даже на пламене войны погреют руки. Но, дело не в них – впереди были четыре года беспощадного кровопролития. Зачем я об этом говорю? Война, политика – какое это имеет отношение к судьбе актрисы? Война вошла в каждый дом, в каждую семью, и никто не мог оставаться в стороне – все работали на победу. Поэтому, так важны были не только танки, пушки и самолеты, которые круглосуточно выпускали далекие уральские заводы, но и фильмы, которые привозились на передовые и показывались в короткое время передышки бойцам. Съемочная группа была эвакуирована в Алма-Ату, где и продолжила работу. Теперь они тоже были на передовой.

В кино все по-другому. Когда ты выходишь на сцену, можешь раствориться в роли, если тебе это дано, и на короткий срок проживаешь чью-то жизнь, но на съемочной площадке эти «пару часов» превращаются в эпизоды, затем остановка, снова команда «мотор», дубль, еще один, и так до следующего дня. Роль разбивается на множество осколков, которые нужно собрать, склеить, не утрачивая нить. Это был бесконечно длинный спектакль, который приходилось играть на едином дыхании. Но, где взять столько воздуха, чтобы не задохнуться? Не важно! И теперь месяцы съемок превратились для актрисы в один непрекращающийся спектакль. Аня купалась в роли, отдавая себя целиком. Уходила с площадки, продолжая играть, снова возвращалась. Менялись декорации, реквизит, костюмы, и только Машенька всегда была – юная хрупкая девушка, которая на своих плечах несла тяжелый груз с нежной улыбкой на губах и веселыми искорками в черных глазах. У этой героини глаза были черными. А по ночам…

Аня находилась на вершине, куда вновь забралась, не взирая ни на что. Но, иногда ее поведение удивляло людей, с которыми она работала. Однажды ночью помощник режиссера – женщина в возрасте весьма строгих правил – встретила девушку в коридоре гостиницы и обомлела: Аня была босая, на плечах – простыня, а в зубах она держала розу.

– Что с тобой? Куда ты? – перепугалась та.

– На свидание, – улыбнулась девушка.

– Какое-такое свидание в три часа ночи?

– А когда же еще ходить на свидание, если не ночью? Завтра съемки!

– С кем?!

– С мужчиной, конечно же.

– Девочка, кто он? – строго спросила она.

– Меня ждет Сервантес.

– Кто?… И почему босая? – уже кричала она вслед.

– Ах! В Кастилии сейчас такая жара! – слышалось из конца коридора.

– Понятно, – прошептала женщина, проводив ее изумленным взглядом. Но девушке было все нипочем.

Дверь. Волшебная дверь. Рядом с ней она давно не была, но всегда помнила о ней, и не понимала, почему та от нее скрывается. И вот однажды, после долгого съемочного дня, который дался так нелегко – множество дублей, постоянные остановки, режиссер нервничал, повторял снова и снова, наконец, добился результата, – произошло чудо. В этот день Аня очень устала, но с пятого, с десятого раза у нее все получилось, и ощущение полета, забытого, потерянного, того волшебного мига, который испытала когда-то давно на спектакле, повторился вновь. Сегодня она играла, искренне отдавая всю себя. Снова любила – и свою героиню, и зрителей, которые будут смотреть кино, и партнеров. Любила режиссера и автора, написавшего эту историю. Она была на вершине блаженства. За этот миг можно отдать все – и она отдала.

На сегодня все! – послышалась команда режиссера. Съемочная группа начала собираться в гостиницу, а она все не могла прийти в себя. Сердце бешено колотилось, хотелось одного – играть! Играть еще!!! И вдруг актриса замерла, почувствовав, что время для нее остановилось вновь, а перед глазами возникло облако. Она, не думая, вошла в него, и ее окутал белоснежный туман. Перед ней дверь. Заветная дверь. Она подошла ближе, приоткрыла. Сразу же увидела знакомого привратника.

– Можно? – робко спросила актриса.

– Снова вы, милое создание?

– Вы меня помните?

– Конечно! Разве можно забыть такие глаза? – ответил тот. – Вы не были у нас так давно. Прошло почти два года.

– Я… была занята.

– Понимаю, – улыбнулся тот.

– Я училась, я снималась…

– Понимаю, – повторил привратник, а его глаза засветились лукавыми огоньками.

– Я не знала, как сюда вернуться, – призналась девушка. – Почему? – прошептала она.

– Все очень просто, – он по-отечески на нее смотрел. – Путь сюда найти нелегко. Не каждому это дано. Этот мир скрыт за завесой для многих. Все зависит от человека, от состояния его души. Если она свободна, открыта – нет преград, если занята суетой, бренными делами – канал закрывается и глаза слепнут. Этот мир нестабилен, в любой момент он может раствориться и исчезнуть без следа. Все зависит от состояния души, – повторил он.

– Канал?… Душа?… – не понимала актриса.

Вдруг он спросил:

– Вы были счастливы сегодня?

– Я играла! – с восторгом прошептала девушка.

– Поэтому вы здесь.

– Ну, хватит уже, синьор! – вдруг услышала она. – Перед ней стоял человек в старинном камзоле, а на шее у него было белоснежное жабо. Она сразу же его узнала, а тот продолжал:

– Позвольте мне быть вашим кавалером! – и приподнял локоть. – Она с восторгом схватила его под руку, а привратник засмеялся.

– А кавалеру, простите, сколько лет?

– Всего 468! – закатив глаза, подсчитал тот, – вдруг вспыхнул. – Но-но, амиго, не забывайтесь, в этой стране нет возраста.

– Простите, дон Мигель, я пошутил, – засмеялся привратник.

– За некоторые шутки вызывают на дуэль!

– Почтенный Мигель, вы все время забываете – в этой стране дуэли запрещены, – спокойно возразил он.

– И напрасно, – проворчал человек с небольшой бородкой и длинными усами.

– Вы будете моей музой, дамой моего разбитого сердца! – шептал он страстно. – Почему я раньше вас не встречал?!

– А вы знаете, сколько лет нашей красавице? – перебил его с улыбкой привратник.

– Я думаю… Думаю не больше ста! – воскликнул дон Мигель, будучи уверенным, что сказал комплимент.

– Двадцать один! – засмеялась девушка.

– Боже мой! Простите меня, синьора. Это потрясающе, как в столь юном возрасте вы сумели найти сюда дорогу? – поразился горячий испанец, теперь он, забыв обо всем, страстно восторженными глазами смотрел на девушку. – Вы впервые у нас в гостях?

– Да!

– Пойдемте же! Смелее! Я покажу вам все! Это судьба! Судьба! – и увлек ее за собой. Так впервые она переступила заветный порог.

– Не вежливо говорить о возрасте женщине, – бросил он через плечо привратнику, а тот уже хохотал, провожая их взглядом: – Старый ловелас! Опять за свое!

Эти двое уходили все дальше, а перед глазами разворачивалась удивительная картина. Под ногами был серый песок, который плотной стеклянной массой стелился на многие километры, превращая всю поверхность в гигантских размеров плато.

– Это наша сцена, – махнул рукой дон Мигель. – Иногда мне напоминает родную Кастилию, ее бесконечные поля, луга…

Неподалеку виднелись небольшие каменные холмы, где на склонах были выбиты удобные кресла.

– Зрительный зал! – продолжал экскурсию он. А над головами нависал черный небосвод, где ярко мерцали звезды.

– Крыша нашего маленького театра, – поднял голову он. – Все это наш зрительный зал! Сегодня мы играем спектакль на темной стороне Луны. Мы полюбили это славное местечко и часто приходим сюда. Здесь спокойно, тихо, никто не мешает. Вам нравится?

– Но здесь темно, где люстра, где софиты? – воскликнула девушка.

– Зачем софиты, когда так ярко светятся ваши глаза, – галантно произнес он, потом добавил:

– Люстра будет, непременно будет, только немного позже, – ответил он, здороваясь на ходу с каким-то человеком. А вокруг уже начали собираться люди. Десятки, сотни, тысячи людей занимали места на склонах амфитеатра. И ей показалось, что она знает всех.

– Кто они?

– Великие актеры, поэты, писатели, художники, музыканты, все лицедеи собрались здесь!

– А кто тот привратник у дверей? Я его не знаю.

– О! Это замечательный человек. Вы не можете его знать. Он всегда скрывается в темноте зрительного зала. Это его величество Зритель!

– Зритель?

– Да! Талантливый читатель! Гениальный зритель!

– Гениальный? Разве такие бывают?

– Конечно! Лишь немногие способны смотреть спектакль, отдавая всего себя. Это большой талант! Обычно все хотят что-то получить, отобрать, а этот… Поэтому его ладони стерты аплодисментами, а глаза слепы от прочитанных страниц. Прозрел он только здесь. Но теперь он снова видит нас. Это благодарный зритель и читатель. В то же время он непримирим, прочитав миллионы страниц, способен отличить истинное, подлинное искусство, от плевел, которыми усеяно все вокруг. Поэтому он с нами. Наш замечательный дон зритель!…

– Программку возьмите, – воскликнул какой-то человек. В руках он держал пухлую стопку.

– Дружище, что сегодня дают? – спросил дон Мигель, доставая тугой кошелек.

– Оставьте эти дурные привычки, дон Мигель, – засмеялся тот, протягивая программку. – Вы же знаете, деньги здесь не ходят.

– Простите, никак не привыкну, – ответил испанец.

– Что играют? А вы не знаете? – засмеялся человек, переводя взгляд на девушку.

– Не может быть? – воскликнул дон Мигель, заглянув в программку. Но его уже оттеснили в сторону, а рядом появилось множество людей. Какая-то женщина начала накладывать на лицо актрисы грим. Другая – подбирать ей наряд. Дон Мигель хотел было вмешаться, но ему строго сказали:

– Посторонним покинуть гримерку!

– Это я посторонний? – возмутился тот.

– В зал. Идите в зал. Скоро займут все места!

– Ах, места! – и он кинулся в первый ряд амфитеатра. А юная актриса ничего не понимала.

– Что вы делаете? Зачем все это?

– Молчите, не мешайте!… Все! Зовите режиссера! Кто с ней работает?

Появился какой-то человек. Ее изумлению не было предела. Она знала его. Знала давно. Это был Мастер. Ее любимый Мастер. Он тоже находился здесь!

Тот задумался, оценивающе на нее глядя, и строго проворчал:

– Роль помните?

– Какую?

– Ну, знаете ли. Вы что же, не читали программку?

– Нет.

– Оглянитесь.

И тут перед ней появились знакомые декорации: Заросшее озеро, сад, небольшой театр среди деревьев, а над головой летала Чайка. Снова она. Птица еще была жива – ее не настиг тот злосчастный выстрел.

– Но… Я не знаю. Я давно не играла, – испугалась девушка.

– Ничего, вы актриса, вы здесь, значит, сумеете все, – невозмутимо ответил тот. Поправил воротничок на ее платье и проворчал: – Не годится! Накиньте на нее простыню!… Вот так!… Снимайте обувь, – приказал он.

– Зачем? – не поняла она.

– И розу. Приколите к ее груди розу. Нет. Возьмите ее зубами. Отлично! Так и появитесь на сцене. Когда начнете сцену, швырните ее в зрительный зал… Все. Хорошо. Играйте, актриса! – воскликнул он.

– Но,… с кем? Кто будут моими партнерами? Мне нужна репетиция!

– Думаю, с такими партнерами вам репетиция не нужна, – засмеялся Мастер и исчез.

Когда перед ней появились эти два великих человека, она обомлела. На заре века во МХАТ-е именно они играли по этой пьесе первый спектакль.

– Начинаем! – послышалось издалека, – господин Станиславский, господин Мейерхольд, займите свои места, актриса готова, она ждет вас.

Те почтенно отошли, устроившись на скамейке в саду, а девушка робко направилась на сцену. Она, затаив дыхание, оцепенела, а спектакль начался. Скоро ее выход, скоро ей играть. Нет! Она не сможет, она ничего не помнит, она не сумеет с этими великими быть на одной сцене. И тут суфлер, неожиданно появившись из крошечной будки, прошептал:

– Люди, львы, орлы и куропатки…

– …рогатые олени, гуси, пауки, – внезапно продолжила она, встрепенувшись. – Молчаливые рыбы, обитавшие в воде…

Голос ее вибрировал, становился все тверже, увереннее, она словно ожила, очнулась от глубокого сна.

– …морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, – все говорила она, чувствуя, как по спине пробежала дрожь.

– …словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли…»

Она играла. Она снова играла любимую роль, а миллионы глаз устремили на нее свои взоры, и голос ее звучал все тверже. Это было счастье. Уже забыла обо всем, слилась с героиней, с ролью, а карие глаза вновь пристально мерцали в темноте. Эти карие глаза…

Вдруг сад, где находилась ее маленькая сцена, озарился невероятным сиянием, а над головой появилась огненная комета. Люстра будет! – вспомнила она слова дона Мигеля, а огненный шлейф осветил поверхность планеты, где в этот миг шел спектакль. Душа ее затрепетала, зрелище было невероятным. Мигель не обманул. Она разыскала его в первых рядах амфитеатра и ловко бросила розу. Он тут же ее поймал и упал на одно колено, а она продолжала играть. К ней подходили персонажи – эти великие актеры старых времен забытых. Они были рядом, жили с ней на этом озере, ходили по одним дорожкам и называли ее Ниной. Потому что теперь она была Ниной Заречной, слившись с героиней, играя любимую роль. И чайка, эта удивительная птица снова носилась в небесах, кричала, помахивая ей крылом. Первый акт подходил к концу, а в небе начало происходить невероятное явление – миллионы метеоритов начали сыпаться с небес, освещая все пространство вокруг. Это был космический салют, а она все играла, чувствуя, что спектакль не закончится никогда…

Но вот последние слова сказаны, и тишина… Удивительная тишина повисла над поверхностью луны. Актриса ничего не понимала. Зрителям не понравилось? Оглянулась на партнеров, но те молча стояли рядом и ждали. А тишина стелилась на многие километры, и девушка слышала только стук своего сердца. Вот несколько робких аплодисментов, но снова пауза и тишина, которая до боли давила на барабанные перепонки.

И вдруг невероятные овации разорвали тишину в клочья, аплодисменты слышались со всех сторон. Они мощными аккордами заглушали все вокруг, неслись на недосягаемую высоту, в космос, к звездам, мчались в бесконечности вселенной, чтобы там, в самом конце Млечного пути разбудить спящие галактики и рассказать им о спектакле, который шел на темной стороне Луны. Планете, которая в этот миг сияла ярче любого солнца…

Она ненавидела аплодисменты! – как только это поняла, сразу же все исчезло. Снова призрачный туман. Актриса растворяется в белоснежной дымке. Знакомая дверь едва приоткрыта. На пороге двое – дон Мигель и привратник, они что-то кричат, машут ей руками, но девушка их едва слышит, наконец, разбирает отдельные слова:

– Возвращайтесь! Мы будем ждать вас! Синьора! Вы непременно снова найдете сюда дорогу. Вы должны играть спектакль дальше. Мы будем вас ждать! – и антракт. Длинный антракт – в театре без него не бывает.

– Пойдем быстрее, автобус ждет, все уже собрались, – слышит она, оглядывается, но перед глазами лишь декорации фильма и больше ничего.

Снова съемки – сцена за сценой, за дублем дубль. Мастер нервничает, волнуется – скоро премьера. Актриса от усталости падает с ног. Но по ночам, когда восторг переполняет душу, а желание играть не дает уснуть, сжимает в зубах алую розу, накидывает на себя простыню, сбрасывает надоевшую обувь и… устремляется на темную сторону Луны, где ее всегда ждут. И знает – пока она играет – она живет. И дверь. Заветная дверь. Она открыта опять. На пороге привратник – гениальный зритель и великий Сервантес, который в нее влюблен. А огромная комета длинным огненным шлейфом освещает путь.

Чудо продолжалось до конца съемок. Она играла! Снова и снова выходила на подмостки, где ей были рады, где Наполеон, и Шекспир и Чехов были ее собеседниками и партнерами. Такое случалось не всегда, но, в дни редкого откровения, когда душа была открыта и свободна, девушка снова открывала заветную дверь, переступая порог. Все дело в душе, – вспоминала она слова привратника. Когда ты творишь – поневоле покидаешь этот мир и уносишься на далекую-далекую планету, где другой воздух, растут сказочные растения, другое небо и солнце, и где идет придуманный неведомым, но гениальным драматургом, спектакль. А если ты талантлив и бескорыстен, если научился любить – дорогу туда ты найдешь всегда, непременно найдешь – это закон искусства.