Текст книги "Украинская революция. 1917–1918"

Во встрече, состоявшейся 23 апреля, также приняли участие генерал Грёнер, военные представители Германии и Австрии. Результатом ее, согласно Мумму, стало «соглашение относительно целей, но не методов». В тот же день Грёнер получил от Людендорфа уведомление, развязывающее ему руки в решении украинской проблемы. «Русские (!), – писал генерал Людендорф, – все еще хотят ощущать кнут. Поэтому действуйте, будьте твердыми и уверенными в том, что всегда сможете рассчитывать на мою поддержку».

Австро-германские переговоры в Киеве продолжились и следующий день (24 апреля). Именно в это время в план устранения Рады внесли последние коррективы. Было достигнуто полное согласие по следующим пунктам:

1. Сотрудничество с Радой больше невозможно.

2. Не следует пытаться создавать в Украине «генерал-губернаторство».

3. В приемлемый срок следует создать украинское правительство, но такое правительство, которое будет подчиняться приказам германского и австрийского командования. Ему придется гарантировать собственное невмешательство в необходимые военные и экономические мероприятия центральных держав.

Новому украинскому правительству навязывались следующие дополнительные ограничения:

1. Пока немецкие и австрийские войска остаются в стране, исключалось формирование какой-либо украинской армии. Оккупационные державы определяли численность полицейских сил Украины.

2. Все преступления, совершавшиеся в отношении размещенного в стране военного персонала центральных держав, подлежали разбирательству только в немецких и австро-венгерских судах.

3. Украинскую государственную администрацию следовало очистить от всех «аморальных элементов». Подлежали роспуску земельные комитеты и подобные им органы.

4. Поскольку Украина не вводила законы о военном производстве, следовало руководствоваться законами, существующими в Германии и Австро-Венгрии.

5. Все ограничения на торговлю продовольствием и сырьем, введенные правительством Рады, объявляются недействительными. Разрешается свободная торговля под совместным германо-австро-украинским надзором. Отменяются также ограничения на украинский экспорт и железнодорожный контроль. Пограничный контроль осуществляется совместно.

6. Аграрная проблема решается на основе принципа частной собственности. Крестьянам следует вносить плату за землю, оказавшуюся в их собственности. Пока не установлены в законодательном порядке ограничения на размеры поместий, сохраняются крупные частные хозяйства.

7. Аналогичным образом решаются финансовые и монетарные проблемы. Предусматривались другие условия и ограничения для военных и экономических соглашений, намеченных на ближайшее будущее.

По каким критериям германское руководство отобрало генерала Скоропадского на пост главы правительства? По чьей инициативе состоялась их встреча с будущим главой правительства и какую именно роль сыграли в свержении Рады немцы и сам Скоропадский? К сожалению, на эти главные вопросы найти исчерпывающие ответы невозможно. Имеются существенные пробелы в германских и австрийских документах. Еще больше разочаровывают украинские источники. Пока не доступны исследователям личные документы гетмана, из печати вышли только тщательно отредактированные «отрывки» его мемуаров. Они охватывают период с марта 1917 по апрель 1918 года.

Было бы наивно утверждать, что весной 1918 года Скоропадский случайно оказался в Киеве и что немцы, в отсутствие других подходящих кандидатур, решили воспользоваться этим амбициозным бывшим царским генералом (к тому же украинского происхождения). Воспользоваться им в качестве подставного лица для прикрытия собственного курса на усиление контроля над Украиной, создавая при этом видимость ее существования как независимого государства. Генерала Скоропадского хорошо знали здесь еще задолго до немецкой оккупации.

Павло Скоропадский (1873—1945) происходил из старинной украинской казачьей семьи. Это была одна из богатейших семей в Украине, чьи земельные поместья находились в основном в Полтавской области. Скоропадский мало чем отличался от отпрысков других аристократических семей царской России. Его блестящей военной карьере мог позавидовать любой русский. Он служил адъютантом Николая II, а в начале Февральской революции командовал армейским корпусом в звании генерал-лейтенанта. К осени 1917 года он уже стал наиболее уважаемым и хорошо известным украинским генералом, приобрел авторитет, сравниться с которым никто бы не посмел. Он сделал себе имя как инициатор создания украинского корпуса на Юго-Западном фронте России и как один из лидеров украинского вольного казачества. Эта военная организация стихийно возникла в то время сразу в нескольких частях страны. Скоропадский активно действовал на бурной украинской политической сцене весь 1917 год, скрываясь в январе и феврале 1918 года в период кратковременного большевистского правления в Украине. Он вновь объявился в Киеве в обстановке революционного подъема после вторжения немцев. Хотя в начальный период немецкой оккупации он не играл активной роли в политической жизни страны, однако и не был просто наблюдателем. Как полагают, он считал возможным союз с немцами даже до переговоров в Брест-Литовске. (Такое впечатление произвел Скоропадский на своего старого друга и коллегу генерала Кантакузена.) В конце 1917 года некоторые из сторонников генерала в Украине считали необходимым принятие им гетманской власти. Сам он рассматривал такую возможность всерьез лишь в начале марта 1918 года.

Австрийцы первыми установили контакты со Скоропадским. Это произошло где-то в начале апреля 1918 года. 8 апреля военный представитель Австро-Венгрии в Украине майор Фляйшман сообщал в Баден, что генерал Скоропадский готовит для него меморандум по украинской проблеме. Фляйшман считал, что генерал пользовался значительной поддержкой в стране и что его можно привлечь на сторону Австрии. По некоторым соображениям, этот контакт не нашел продолжения, так как вскоре после переворота влиятельный австрийский источник дал очень ясно понять, что вначале с группой Скоропадского вели переговоры только немцы.

Первый официальный контакт между генералом Скоропадским и немцами имел место 11 или 12 апреля 1918 года. Судя по его мемуарам, встреча состоялась по просьбе майора Хассе. 13 и 15 апреля к тому присоединился майор Ярош. (Хассе возглавлял германскую военную разведку в Киеве, Ярош, владевший русским языком, был одним из помощников генерала Тренера.) Немецкие официальные источники не упоминают об этих предварительных встречах. Пока они происходили, Грёнер и Мумм продолжали сетовать на отсутствие подходящих деятелей для руководства правительством. Либо помощники генерала Хассе и Ярош пошли на контакт со Скоропадским по собственной инициативе, не поставив в известность вышестоящие инстанции, либо Грёнер до завершения разработки будущего гетмана и его сторонников не хотел сообщать об этих встречах, поскольку не знал, подойдет ли кандидатура того на пост главы правительства. Очевидно, таким образом, что немцы взяли на себя инициативу установления официального контакта с гетманом только после того, как некоторые из его сторонников неофициально встречались с послом Муммом и представителями немецкого военного командования в Киеве, чтобы убедиться, смогут ли обе стороны объединить силы в борьбе против Рады. В специальном докладе канцлеру Хертлингу от 29 апреля 1918 года Мумм действительно упоминает о пробных шарах, запущенных неофициально определенными представителями гетманской организации Лиги землевладельцев, не сообщая, однако, подробности.

Вполне можно согласиться с теми, кто знал Скоропадского лично, что его роль в этом деле была важной. Однако трудно принять тезис самого генерала (поддержанный некоторыми немецкими исследователями того периода), что немцы играли незначительную роль в свержении Рады, что он действовал по своей инициативе и просто «поставил их (украинцев) перед совершившимся фактом». Вначале то, что происходило, можно назвать подготовкой генерала Скоропадского и немцев к свержению Рады независимо друг от друга. Логично, если не неизбежно, что две стороны рано или поздно должны были сойтись и согласиться на тесное сотрудничество. Несомненно, Скоропадский так же стремился заручиться немецкой поддержкой собственных планов, как немцы – сотрудничеством гетмана. Австрийские источники подтверждают этот тезис. В специальном докладе об обстановке в Украине вслед за переворотом австрийский посол в Киеве граф Форгаш сообщал о «жажде власти» генерала Скоропадского, что совпало с поисками немцами подходящего преемника. Он лишь выражал сожаление быстрым и полным подчинением Скоропадского немцами. Естественно, взаимопониманию Скоропадского и немцев во многом способствовала идеологическая близость. Хотя обе стороны вначале относились друг к другу сдержанно, их союз оказался прочным, поскольку просуществовал весь оставшийся период оккупации.

Генерал Скоропадский и немцы 28 апреля 1919 года заключили соглашение вслед за австро-германской конференцией. Окончательно дело решилось на специальной встрече Тренера со Скоропадским, на которой будущего гетмана заверили в «благожелательном нейтралитете» немцев. Ему было сказано также, что, хотя он мог опереться на германскую поддержку лишь после овладения властью собственными силами, немцы не потерпят каких-либо беспорядков. Фактически это означало, что при необходимости немцы были готовы вмешаться на стороне Скоропадского.

Присутствие немецких войск в Киеве и других крупных городах Украины явилось, бесспорно, наиболее важным фактором обеспечения успеха перевороту Скоропадского, хотя генералу тоже необходимо было предпринять для этого собственные усилия. Операцию следовало провести быстро и эффективно, чтобы произвести впечатление на немцев и пользоваться, таким образом, их постоянной поддержкой. Хотя Мумм и Грёнер решили, что захват власти будет осуществлен как «чисто украинское политическое предприятие», их закулисную деятельность не всегда предполагалось вести так же осторожно, как требует обычно дипломатическая практика.

На самом деле немцы предпринимали приготовления с целью свержения Рады задолго до переворота. Уже в марте аресты украинских граждан, различные репрессивные и карательные акции в связи с реквизициями продовольствия во многом способствовали ослаблению позиций Рады. Приказ Эйхгорна от б апреля о принудительной обработке земли нанес ей еще больше вреда. Через несколько дней после переговоров немцев с генералом Скоропадским последовали другие действия, направленные на дискредитацию Рады. Для обеспечения эффективной и быстрой смены власти в Украине в середине апреля был усилен немецкий гарнизон в Киеве. Против этой меры тщетно протестовал премьер-министр правительства Рады Голубович.

Дело Доброго дало немцам повод для принятия мер с целью осуществления планировавшейся смены правительства в Киеве. 24 апреля исчез при таинственных обстоятельствах состоятельный украинский банкир еврейского происхождения Абрам Добрый. Он был откровенным критиком Рады и ее политики и состоял тем не менее в то время членом ее комиссии, ведущей экономические переговоры с немцами. Даже если к этому странному делу были причастны определенные украинские политики, все равно оно оставалось исключительно внутренним делом Украины. Однако немцы усмотрели в нем прямой вызов своим позициям в этом регионе. Они потребовали освобождения Доброго и распорядились, чтобы все дела, связанные с общественными беспорядками и уголовными преступлениями, рассматривали немецкие трибуналы. Как выяснилось позже, Доброго арестовали по прямому указанию украинского министра внутренних дел Мыхайло Ткаченко и выслали в Харьков. Эта акция совершалась министром кабинета Рады по собственной инициативе с целью сорвать заговор против Рады, в котором банкир, как полагали, играл ведущую роль при поддержке немцев. То, что Добрый был тесно связан с немцами, отрицать невозможно. Однако его роль в борьбе против Рады не была столь значительной, как утверждают многие украинские источники. Вскоре Доброго выпустили целым и невредимым, но затем немцы предали суду несколько представителей Рады, включая смещенного премьера Голубовича, за причастность к делу Доброго.

Наконец, 25 апреля генерал-фельдмаршал Эйхгорн обнародовал приказ о юрисдикции германских военных судов в Украине. Грёнер был готов идти еще дальше: объявить в Киеве военное положение. Однако по совету Мумма он отложил столь радикальную меру, согласившись с тем, что она могла произвести неблагоприятное впечатление как в Германии, так и в нейтральных странах. На следующий день (26 апреля) настала очередь разоружения «Голубой дивизии», сформированной из военнопленных украинцев, оказавшихся в Германии. Поэтому наивно или по крайней мере цинично утверждать, как это делали генерал Скоропадский и посол Мумм, будто рейд немецких войск 28 апреля к зданию Рады и арест нескольких ее министров не имели «прямой связи» с неизбежным переворотом. Такая «самовольная» акция группы немецких солдат в отношении «дружественного правительства, гостями которого они являлись», к тому же предпринятая без ведома Мумма и Тренера, нанесла непоправимый ущерб престижу Рады и подорвала ее волю к сопротивлению. Рейд стал реакцией немцев на похищение Доброго; неясно, однако, кто отдавал приказ на осуществление столь унизительного вторжения в здание Рады. Эйхгорн посчитал необходимым извиниться перед Радой. Этот поступок никак не отразился на планах свержения Рады. Вероятно, Эйхгорн сделал подобный шаг для маскировки запланированного переворота, а также для исключения подозрений в прямом немецком вмешательстве во внутренние дела Украины.

Естественно, вслед за этими странными событиями задача генерала Скоропадского оказалась легче, чем предполагалось раньше. Съезд Лиги землевладельцев собрался, как намечалось, 29 апреля в местном цирке, и очень кстати. Около 6500 делегатов, представляющих крупных землевладельцев восьми украинских областей, не нуждались в напоминаниях к овациям, когда на подиуме им представили генерала Скоропадского. По предложению председателя съезда Мыхайлы М. Вороновича, который до революции служил царским губернатором в Бессарабии, собрание присвоило генералу Скоропадскому титул гетмана с диктаторскими полномочиями для «спасения страны от хаоса и беззакония». Эти цели он подтвердил в торжественном «манифесте» к украинскому народу, опубликованном в тот же день. Страна между тем оставалась спокойной и приняла политическую перемену скорее сдержанно, чем с одобрением. Только в Киеве вечером 29 апреля имели место несколько уличных столкновений, в ходе которых погибли три офицера гетмана. В целом же операция прошла фактически бескровно. Таким образом, немцам не составляло труда оставаться «нейтральными», хотя сам гетман позднее признавал, что они были готовы вмешаться в случае преобладания сил Рады.

Мало украинцев не разобрались в том, какая реальная сила стояла за переворотом, но это не имело значения, поскольку немцы уже утратили в стране какую-либо поддержку, которая, впрочем, никогда не была значительной. Крестьянские выступления разрастались в размахе и интенсивности. Вскоре целые районы оказались во власти независимых партизанских отрядов, полных решимости не допускать на свою территорию немцев, австрийцев, а также полицейские отряды гетмана. Карательные экспедиции и другие насильственные меры вели лишь к усилению народного партизанского движения. В конечном счете даже крупные украинские города с сильными немецкими и австрийскими гарнизонами перестали быть зонами безопасности и спокойствия. Любопытно, что большевики всегда претендовали на роль организаторов крестьянских выступлений против немцев и в течение ряда лет произвели впечатляющий объем литературы по этому вопросу. Остается фактом, однако, что в то время у них не было партийных организаций в деревнях, а многие выступления происходили спонтанно, неорганизованно и в отсутствие координации между партизанскими операциями. К организации сил, выступавших против гетмана, были причастны некоторые сторонники и представители Рады. Часть партизанских командиров постепенно перешла на сторону большевиков, однако большинство отрядов состояло попросту из анархистов.

Слухи о неминуемой смене правительства в Украине циркулировали в Германии задолго до переворота. Достоверность этим слухам придали различные меры, предпринятые Эйхгорном в последние дни существования Рады. В результате некоторые депутаты рейхстага решили поинтересоваться этим вопросом. В специальном письме вице-канцлеру Фридриху фон Пайеру депутат от социалистов Филипп Шейдеман недвусмысленно предупредил правительство Германии, что упразднение Рады может привести к власти людей, не пользующихся поддержкой в Украине. Он также серьезно опасался того, не играет ли такая политика на руку большевикам. Через два дня кайзер, чрезвычайно встревоженный арестом нескольких министров Рады, телеграфировал в ставку и Верховному главнокомандующему на Востоке о необходимости немедленного освобождения украинских лидеров.

Смена правительства вызвала бурную реакцию рейхстага. Генерал-фельдмаршал Эйхгорн стал главной мишенью нападок, но, поскольку все, что происходило в Украине в это время, было «результатом тщательнейших консультаций между канцлером, МИД и ставкой», дебаты в рейхстаге по украинскому кризису не имели практической ценности.

Представители германского командования, наиболее замешанные в перевороте с целью смены правительства в Украине, не скрывали своего удовлетворения в связи с упразднением Рады. Даже генерал Гофман, который далеко не всегда совещался с Людендорфом по поводу германских планов и политики на Востоке и который больше сочувствовал усилиям украинцев воссоздать свое государство, чем какой-либо из немецких представителей, приветствовал захват Скоропадским власти в Украине и назвал смену правительства «полезной». Представители германского МИД, как в Берлине, так и в Киеве, восприняли смену власти скорее с облегчением, чем с энтузиазмом. Наступил конец обескураживающему политическому кризису в Украине, и можно было обратиться к наиболее острым практическим проблемам, таким как сбор продовольствия и его срочная отправка в центральные державы или восстановление закона и порядка в стране. Оказалось, однако, что смена власти в Киеве еще более затруднила для немцев достижение этих основных целей их кампании в этом регионе.

Условия, на которых Скоропадский согласился взять власть в Украине, по существу, были теми же, что и те, на которых он должен был править страной после успешного государственного переворота. Страна должна была сохранять независимость от России, поддерживать тесные экономические и политические связи с центральными державами на основе договора в Брест-Литовске и других соглашений. Согласно прежнему решению Германии и Австрии, исключалось формирование какой-либо украинской армии, пока в стране остаются войска центральных держав. Хотя теперь гетману разрешалось формировать войска, эту «уступку» вряд ли можно воспринимать всерьез, поскольку германское командование сохранило за собой право определять ее численность, а он так и не смог создать свои собственные боеспособные силы.

Гетману пришлось также согласиться на проведение новых выборов после завершения умиротворения страны. Это тоже требовало одобрения германского Верховного командования. Все преступления, совершенные против немецкого персонала в стране, по-прежнему должны были находиться в ведении германских военных судов. По тому же образцу в Украине сохранялись в силе германские законы о военном производстве (Kriegsleistungsgesetze). Следовало уволить с государственной службы все «нежелательные» элементы, служившие бывшей Раде, а также распустить все так называемые «земельные комиссии». (Комиссии представляли собой местные организации, ответственные за проведение аграрных реформ, которые проводила Рада.) Другие обязательства и ограничения, навязанные новым украинским властям, были экономического и финансового свойства.

Свержение Рады привело к усилению германского контроля над Украиной, а также возрастанию роли германского командования в стране. Верховное командование всегда имело вес в украинских делах, но после переворота влияние военных в восточных делах стало решающим. Это отмечал генерал Трёнер, когда писал: «Смена власти (в Украине) должна была произойти под полным контролем Верховного командования. Пока все развивалось по намеченному плану. В МИД в Берлине можно наблюдать обычную тревогу и беспомощность, поскольку канцлер (Хертлинг) на самом деле дряхлый старик. Это, однако, нас не беспокоит, поскольку мы ощущаем твердую поддержку Верховного армейского командования».

Посол Мумм без труда принял усиление позиций военных в Киеве как должное. Фактически он был весьма удовлетворен отношениями, сложившимися между ним, фельдмаршалом Эйхгорном и генералом Тренером, которые он характеризовал как «очень хорошие». На самом деле Мумм допускал развитие событий в Украине именно в этом направлении, он полагал, что во многих случаях политические соображения должны уступать место требованиям военного характера. Он не возражал против этого, мотивируя свою позицию тем, что ему всегда представлялась возможность обсудить текущие проблемы и выразить свое мнение о них. Он указывал также на тщетность всякой критики восточной политики Германии в рейхстаге, поскольку, как он выражался, власть в Украине сейчас целиком находится в руках военных. Такова была ситуация, и следовало «извлекать из нее максимум возможного». Положение ухудшилось бы, если бы командование германскими войсками в Украине доверили Лерснеру или Макензену вместо таких людей, как Грёнер и «славный Эйхгорн».

Австро-венгерские представители в Киеве, участвовавшие не слишком активно в подготовке свержения Рады, просто одобрили немецкий план и получали информацию обо всех событиях. Следовательно, переворот был главным образом германо-украинским предприятием. Окружение гетмана ясно показало, что предпочитает, как прежде, иметь дело с более сильной оккупирующей державой, а не с ее партнерами. 4 мая Мумм, например, докладывал, что новый украинский премьер-министр Федор Лизогуб готов тесно сотрудничать с немцами, но что «украинцы не хотят ничего слышать об Австро-Венгрии». Австрийцы ответили холодным и сдержанным отношением к новому украинскому режиму. Немцы откровенно выражали удовлетворение тем, что смена власти в Киеве произошла без прямого участия союзников. Они обращали мало внимания на их недовольство.

Первый месяц вслед за переворотом 29 апреля стал периодом перемен и неопределенности для немцев и гетмана. Хотя немцы испытали большое облегчение в связи с тем, что нашли, наконец, подходящую замену Раде и, очевидно, с самого начала оказывали генералу Скоропадскому солидную поддержку, они все еще были настроены довольно пессимистично в отношении будущего. Они шли на первые сделки с гетманом довольно осмотрительно. Хотя большинство немцев полагали, что до поры до времени альтернативы поддержке новому режиму не предвидится, они неоднократно намекали на временный характер сотрудничества. Касаясь будущего генерала Скоропадского, командующий армейской группой Эйхгорн заявлял в одном из своих докладов следующее: «На данном этапе невозможно предвидеть продолжительность правления Скоропадского. Многое будет зависеть от него самого. Даже более решающим фактором станет способность нового правительства ответственно выполнять свои функции, а также вопрос о том, останется ли Скоропадский под немецким влиянием».

Немцы медлили с полным признанием правительства гетмана до 2 июня, хотя вскоре после переворота они дали ясно понять, что возвращение к власти украинских социал-революционеров (крупнейшей партии в Раде) исключено. Грёнер даже пошел дальше, сообщив делегации представителей социалистических партий о том, что новый режим уже «признан» Берлином.

Несмотря на сохранявшуюся неясность планов рейха в отношении Украины в начальном периоде гетманского правления, имелось согласие по следующим пунктам: 1. Рада, безусловно, вне власти, но следует добиваться участия в новом правительстве некоторых лидеров украинских социалистов (особенно социалистов-федералистов, вышедших из кабинета Голубовича за несколько дней до переворота). 2. Новое правительство формируется на национальной платформе, украинскому государству следует сохранять полную независимость от России, поддерживая тесные политические и экономические связи с центральными державами.

Вначале Мумм сообщал, что Грёнер тесно сотрудничает с ним в реализации этой программы. К примеру, они оба встречались со Скоропадским. Германские представители стремились убедить его в необходимости формирования национального украинского правительства, а также устранения со стороны кабинета любых пророссийских поползновений. Германское и австрийское внешнеполитические ведомства продолжали считать существование независимой Украины абсолютной необходимостью. Совершенно неожиданно, однако, командующий армейской группой Эйхгорн заявил 4 мая, что сохранение подобного сепаратистского государства не является ни возможным, ни желательным. Он предложил избавиться от иллюзии воспринимать Украину в качестве «дружественного государства». В последующем Эйхгорн призывал германский МИД использовать аналогичный подход к «украинской проблеме». Несколько удивленное и встревоженное руководство внешнеполитического ведомства поинтересовалось у Мумма, означал ли этот призыв, что Украину следовало считать скорее оккупированной территорией, чем «дружественным государством», поддерживающим мирные отношения с Германией. Однако Эйхгорн и Грёнер продолжали добиваться принятия их политики в отношении Украины, приводя следующие аргументы: «Крайне ошибочно полагать, как это делает имперский канцлер, что германские войска в Украине воспринимаются как союзники из дружественного государства. Эту иллюзию следует отбросить раз и навсегда. Немцев воспринимают здесь хуже, чем в любой враждебной стране. Практически нигде украинские власти не проявляют заинтересованности и желания сотрудничать в обеспечении продовольственных поставок и охране наших солдат от нападений… Нам хотелось бы посоветовать имперскому канцлеру, чтобы он послушал людей, которые посещали Украину в последние недели. Они поддержат мнение, что в чрезвычайной обстановке следует скорее применять чрезвычайные меры, чем тактику, блестяще разработанную за обитым зеленым бархатом столом в Берлине».

Генерал Гофман, уже покинувший Украину, продолжал следить за развитием событий в этой стране и выражал озабоченность тем, не собираются ли немцы окончательно расстаться со своими первоначальными планами. «Усилия Верховного командования и Эйхгорна, – записал генерал в своем дневнике 6 мая 1918 года, – незаметно для них влекут Украину в объятия Большой России. В данный момент это не имеет значения, но для будущего я счел бы полезным сохранение Украины в качестве независимой общности». На следующий день он дописал: «Доктор Рорбах, известный писатель, зашел вчера повидаться со мной по пути в Киев. Он разделяет мое беспокойство в отношении Украины…»

Между тем МИД продолжал решительно поддерживать идею независимой Украины. Гетмана и министров его кабинета предупредили, что они могли ожидать продолжения поддержки немцев, пока держат в руках знамя независимой Украины. Защита Муммом такой политики опиралась на следующие соображения: 1) его учет общественного мнения в Германии и позиций нейтральных и дружественных государств; 2) нежелание обращаться с новым украинским правительством как с марионеткой Германии, чтобы не подрывать его авторитет и престиж в стране; 3) заинтересованность в развитии хороших политических и экономических отношений с Украиной в будущем.

Вскоре Мумм привлек на свою сторону генерала Тренера, хотя последний сохранял пессимизм в отношении будущего развития событий. «На данном этапе невозможно предвидеть, во что превратится постепенно Украина. Пока же мы поддерживаем идею независимой Украины». Нет свидетельств того, что Эйхгорн не одобрял согласия своего основного помощника с позицией МИД. Сообщается, однако, что полковник Штольценберг настраивал австрийцев, а также немецких журналистов против нового украинского правительства. Однако его вскоре отозвали из Киева, чтобы не ставить в неловкое положение гетмана и его немецких сторонников.

В специальном указе (грамоте), выпущенном гетманом 29 апреля 1918 года (сразу же после свержения Рады) с одобрения немцев, он провозгласил себя «верховной властью» в стране. Гетман обязался править как диктатор при помощи назначенного им лично кабинета до созыва украинского парламента. Хотя украинским социалистам не нравилась идея правления военачальника в качестве главы государства, нельзя отрицать того, что традиция гетманского правления занимала особое место в сознании многих украинцев, особенно среди крестьян и части интеллигенции. Гетман – традиционный титул предводителей украинского казачества в XVII—XVIII веках. Видимо, этот термин происходит от немецкого слова Hauptman, означающего «начальник» или «командир». Возможно, это слово перешло в Украину в искаженной славянизированной форме через Польшу. Этот титул носили Богдан Хмельницкий и Иван Мазепа, наиболее яркие украинские лидеры времен казачества, а также предок генерала Скоропадского, Иван Скоропадский. Он известен в истории как казачий атаман, отказавшийся поддержать Мазепу в борьбе против Петра Великого.

Несмотря на звучный титул «гетмана всей Украины», Скоропадскому редко доводилось пользоваться свободой проведения собственной политики, все его кадровые назначения также подлежали одобрению немцами. В этом отношении его положение резко отличалось от положения Рады, которая образовалась и организовалась без всякого давления или влияния немцев.

Первым деятелем, на которого гетман возложил задачу формирования кабинета, был малоизвестный помещик и коннозаводчик Мыкола Устимович. Следуя указанию немцев, гетман порекомендовал ему войти в контакт с некоторыми украинскими социалистами, поскольку новому правительству следовало быть «украинским по характеру и иметь левую ориентацию». Неспособность Устимовича уговорить социалистов-федералистов участвовать в кабинете министров гетмана привела к его отставке 30 апреля, якобы по настоянию немцев. Хотя его преемник, профессор права Киевского университета Мыкола Василенко, также не преуспел в привлечении украинских социалистов к сотрудничеству с гетманом, кабинет сформировали без них. Немцы, уверенные в том, что социалисты-федералисты тем или иным образом вскоре окажутся в лагере гетмана, быстро признали новое правительство. 2 мая, лишь через несколько часов после определения окончательного состава кабинета, Мумм, обращаясь к гетману в ноте как к «господину генералу», официально признал новое правительство. Мумм заявил, что он, германский посол в Украине, готов установить официальные отношения с этим правительством! Представитель Германии назвал этот акт признанием де-факто нового киевского режима. (Признание правительства гетмана де-юре осуществилось месяцем позже.)