Текст книги "Последние битвы Императорского флота"

Олег Геннадьевич Гончаренко
Последние битвы Императорского флота

© Гончаренко О.Г., 2017

© ООО «Издательство «Вече», 2017

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Сайт издательства www.veche.ru

От автора

На моем столе лежит стершаяся от времени бронзовая медаль, чей аверс венчает длиннобородый Нептун и кит, возлежащие над надписью «Навигацкая школа 1701 – Морской корпус 1901» античное божество, властитель морей, а реверс – два профиля – основоположника русского флота – императора всероссийского Петра Первого и его потомка, императора Николая Второго, в чье царствование окончил свое существование Российский Императорский флот.

Наша книга о последних сражениях флота империи, о залпах орудий и взрывах торпед, прозвучавших на российских морях и эхом отозвавшихся на реках и озерах в пору его агонии в неравной борьбе с большевиками.

Двести лет кадры флота ковались в этом знаменитом учебном заведении.

Наследие Великого Петра – Навигацкая школа и Морской кадетский корпус – между прочими своими воспитанниками дали России поистине великие имена флотоводцев, создававших на водах, в сражениях и открытиях историю нашей страны.

Учащиеся Морского корпуса середины 1910-х годов едва подозревали, что их гардемаринские выпуски окажутся последними, а большинство из них станут защитниками погибающей Империи, вместе со своими офицерами поднимутся на пути большевизма в последней своей битве.

Те из них, кому посчастливится выжить, принесут свои знания и опыт в иные земли, обогатят чужие культуры, помогут другим государствам восстановить доселе слабо развитые отрасли науки и производства, проведя весь оставшийся век вне России.

Сколько талантливых мореходов, инженеров, артиллеристов, гидрографов, врачей и исследователей потеряла Россия в лице тех, кто покинул ее после многих славных и трагических лет, проиграв войну «интернационалу» в начале 1920-х годов!

О себе русские моряки, эти морские апостолы, чьи судьбы перечеркнула сначала Великая, а затем и Гражданская война, кто пришел на чужбину и еще долго нес там свет русской мысли, могли сказать словами Писания: «…мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но мы живы; нас наказывают, но мы не умираем; нас огорчают, но мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем» (II Кор. 6: 8–10).

Их последним битвам, с германским флотом и большевиками, врагами внешними и внутренними, и посвящается наш рассказ.

Глава первая. Морские апостолы

Держи, что имеешь!

Апок. 3: 11

Молодость и флот. Люди, чьи юные годы совпали с Великой войной, те, кто шагнул из учебных классов на палубы флотов Российской империи, на северо-западе, севере, юге и дальнем востоке, готовились нести службу так, как задолго до них несли ее прежние поколения.

Русская военно-морская учебная машина, на протяжении двух столетий исправно готовившая специалистов для флота, не изменила своим традициям и после начала войны… Остались прежними учебные планы, не ослабла дисциплина, и неизменной осталась цель – выпустить достойных офицеров.

Перенесемся же, читатель на много десятилетий назад, и посмотрим на жизнь гардемарин того поколения…

…Ранней выдалась первая военная зима в Петрограде 1914 года. В ноябре снег густо покрыл тротуары и мосты, укутал городские пригороды, закружил по Николаевской набережной на Васильевском острове, пряча в белой пелене темный массив здания Морского корпуса. Приближался корпусной праздник, отмечаемый 6 ноября; в этот день ежегодно устраивались тожественный парад и обед, а в конец дня в мирное время завершал великолепный и стремительный бал. Теперь, в дни войны, о бале не могло быть и речи – все помыслы русских людей были устремлены на театры военных действий, к далеким судам российского флота, ведущим борьбу с германцами.

Вместе с тем жизнь Морского корпуса продолжается, как прежде. Кадеты и гардемарины посещают лекции, определенные учебным планом практические занятия, спешат на учения. Девиационный кабинет полон учащихся, где будущие штурманы гоняются за таинственными магнитными силами, пытаясь определить девиацию учебных компасов. Потрескивает разрядами радиотелеграфная рубка, наполняя эфир сложными шифрограммами. В артиллерийском классе прибор Длусского помогает постигать на практике орудийные стрельбы. В минном классе учащиеся заняты сложными механизмами мин, кропотливо трудятся над моделированием минных заграждений. И вдруг, совсем неожиданно, вечером 3 ноября 1914 года старшая гардемаринская рота получает приказ построиться в Столовом зале, перед статуей Петра Великого – основателя славной Навигацкой школы, прародителем современного Морского корпуса. Построение там – всегда предвестник архиважных событий. Заметно взволнован ротный командир капитан 1-го ранга Александр Евгеньевич Завалишин. Обычно тусклое освещение зала неожиданно сменяется ярким светом тяжелых люстр. Из Картинной галереи в зал направляются двое. По мере их приближения рота замирает. Впереди шествует затянутый в строгий мундир морской министр адмирал Иван Константинович Григорович, сам выпускник Корпуса 1875 года. Это про него восторженный современник говорил, что сей «необыкновенно умный, прекрасно знающий свое дело, рыцарски благородный и честный человек… был замечательным знатоком людей и не боялся выдвигать на командные посты талантливых и заслуживающих того офицеров»[1]1
  Бубнов А.Д. В Царской Ставке. Нью-Йорк, 1955. С. 60.


[Закрыть]. За ним, поспешая, печатает шаг директор Морского корпуса контр-адмирал Виктор Андреевич Карцов. Морской министр не спеша подошел к строю гардемарин. Поздоровавшись с ними, морской министр выдержал небольшую паузу и, оглянувшись на контр-адмирала Карцова, произнес:

– От директора Корпуса мне стало достоверно известно о ваших успехах в изучении наук и практической подготовке. Я произвожу вас в корабельные гардемарины и буду иметь честь доложить об этом государю императору. Поздравляю вас, господа, с производством, а о дальнейшей своей судьбе вы узнаете от директора Корпуса, который будет оповещен о решении государя.

В ответ незамедлительно прогремело раскатистое троекратное «ура». Только что произведенные гардемарины были уволены в отпуск до утра с приказанием срочно закончить офицерскую экипировку.

Последующие два дня пролетели незаметно. В Корпусе строились разные предположения: например, о возможном приезде государя, однако более точных сведений не имел почти никто. Наутро, в день праздника, когда старшая кадетская рота ушла на литургию в корпусную церковь, в Столовом зале начали свое построение кадетский и гардемаринский батальоны. С возвращением старших кадет строй ненадолго пришел в движение, а затем вновь принял свои строгие и торжественные формы. Прибывшие гости заполняли хоры. Некогда блестящую форму мирного времени почти повсеместно заменил защитный походный цвет. Командующий парадом полковник по адмиралтейству Николай Алтухов внимательно всматривается в широко раскрытые двери корпусного музея. В зале на мгновение повисает тишина, резко прерываемая командой «Встреча слева!». По шеренгам несется взлет приема «на караул» и происходит одновременный поворот голов в направлении торжественно и величественно входящего в зал императора. В отсвете серебра и меди оркестровых труб, вороненой стали штыков, по блестящему паркету, строго чеканя шаг, полковник Алтухов направляется к государю для отдания рапорта. Приняв рапорт командующего парадом, государь проследовал к середине фронта и, поздоровавшись, поздравил Корпус с праздником. Вслед за тем он перешел к построенным на правом фланге корабельным гардемаринам и поздравил их с производством в мичмана. По залу пронеслось протяжное «ура» новопроизведенных, остановленное взмахом руки директора Корпуса, контр-адмирала Карцова. Воцарившееся молчание прервал спокойный и негромкий голос царя, повернувшегося к строю:

– А вам я назначаю шефом Морского корпуса наследника цесаревича.

Первые аккорды национального гимна потонули в криках «ура», заполнивших зал. Невольные слезы набежали на глаза многих участников торжественной встречи в ответ на эту царскую милость, на простоту и доступность венценосного потомка основателя Корпуса, с которой обратился он к учащимся и офицерам Морского корпуса… Грянул церемониальный марш, и перед государем в последний раз прошли кадетский и гардемаринский батальоны, ибо стремительно развивающиеся события мировой истории уже готовили России ее терновый венец.

Выпущенные в тот года молодые морские офицеры стали последними носителями абсолютных ценностей российского императорского флота, утверждая верность Андреевскому флагу, чей статут в империи все годы ее существования определял его особое место в иерархии воинских регалий. Под его сенью прослужил России императорский флот без малого 214 лет.

Согласно статье 1290 Морского устава сей «военный флаг носят все корабли Императорского военного флота, состоящие под командой морского офицера». Там, где нет командующего морского офицера, будь то мичман или адмирал, Андреевский флаг поднят быть не мог. Это святое полотнище, ибо, в отличие от знамени или штандарта, он не принадлежит отдельному кораблю, части или соединению. Он един, как символ креста, на котором был распят Спаситель, и его нельзя уничтожить. В бою его охраняют как зеницу ока, гибнут за него, прячут на груди от врага, ибо гибель знамени или флага – позор и гибель допустившего этого полка или части. В ходе боя Андреевский флаг развевался на гафелях и на стеньгах военных кораблей, и под ним русские моряки одерживали многочисленные победы, терпели поражения и даже гибли, но только под поднятым флагом. Если враг сбивал флаг или он сгорал в накале боя, тогда вместо него поднимали другой или прибивали оставшийся гвоздями к мачтам. Морская история знает много примеров, когда корабль, потеряв способность защищаться, погибал в неравном бою с неприятелем, но в момент гибели, отвечая огнем до последней секунды, военный корабль был обязан уходить под воду с гордо развевающимся на ветру Андреевским флагом, ибо это полотнище – есть символ и подтверждение тому, что Россия жива и непобедима. И на смену ушедшим в бессмертие приходили другие русские моряки, и Россия строила новые корабли.

Ему, этому живому символу российской государственности, отдавались особые почести. Ему полагался «салют наций» при встрече с иностранными военные кораблями. Ему в море салютовали суда торгового флота, спуская свои флаги, с берегов вслед ему несся крепостной салют. Случалось, что и он был приспущен до половины, но только тогда, когда на судне перевозился умерший или погибший в знак преклонения перед высшим таинством смерти. Прибывавшие на военный корабль офицеры, матросы и штатские люди, вступая с трапа на шканцы, снимали головной убор, и лишь император имел высшее право не снимать головной убор, отдавая при этом честь Андреевскому флагу, который, развеваясь, словно бы осенял своим благословением венценосца. Всю историю императорского флота Андреевский флаг принадлежал только ему, и пользоваться его изображением возбранялось другим военным и гражданским организациям. Он не мог быть поднят ни на демонстрациях, ни на съездах, ни на сценах, ни на каких-либо торжествах, его нельзя было нести по улицам. На кораблях военного флота его поднимал сигнальщик в 8 часов утра, и он же спускал его с заходом солнца. Медленно перебирая фалы, сигнальщик опускал флотскую святыню по команде «накройсь», свертывал и связывал его, а затем относил на мостик, где убирал в гнездо сигнального ящика…

Это уважение к Андреевскому флагу и многие другие флотские традиции понесли с собой на фронт, на боевые корабли, молодые выпускники Морского корпуса 1914 года. Многим из них суждено было не только стать участниками событий Первой мировой войны, сразу получившей название Великой войны, но и продолжить борьбу с большевиками на фронтах Гражданской войны. Ибо виделась эта борьба многим из них делом правым и святым, а главное, – прямым продолжением своих обязательств, взятых при выпуске из Морского корпуса – служению величия России и борьба с ее врагами.

…В тот день, 6 ноября 1914 года, государь император лично поздравил всех произведенных в мичманы корабельных гардемарин, подойдя и пожав руку каждому. И было в этом что-то мистически-торжественное, похожее на посвящение морских офицеров в особое служение России и государю. Современник описываемых событий вспоминал: «Нам не твердили о том, что мы должны любить Царя и Отечество, нам не внедряли искусственно гордость военной славой, нам не говорили о чести мундира. Все это мы, незаметно для самих себя, впитывали каждый день из того незаметного, что составляло сущность корпусного воспитания… А знамя? Какие чувства будило оно в юных сердцах, когда, под торжественные звуки “Встречи”, над строем колыхалось его ветхое полотнище?..»[2]2
  Месняев Г.М. За гранью прошлых лет. Буэнос-Айрес, 1957. С. 133.


[Закрыть] Нельзя с уверенностью утверждать, что все молодые морские офицеры, выпускники Корпуса, были монархистами по убеждению.

Дух торжества, царящий на церемонии производства, лишь только подчеркивал ту неразрывную духовную связь, что существовала между государем и его подданными, стоявшими на разных ступенях огромной иерархической лестницы императорской России.

Это вызывало ненависть не только внешних врагов государства, но и прохладное отношение либерального придворного круга. По убеждению большинства офицеров, существовавший в России строй давал не столько материальные и сословные блага и преимущества, коих, в сущности, особенно и не существовало в стране в начале ХХ века, но являлся оплотом благородства, чести, славы и достоинства, всего того, что делает жизнь содержательной, насыщенной поэзией и духовной красотой. Всякий иной строй казался им прозаическим и духовно обедненным, лишенным высоких принципов. И потому многие так и не смогли понять в феврале 1917 года, как можно оставаться настоящим офицером в республиканской армии и служить не государю и Отечеству, а президентам, избирателям, депутатам, ценящим прежде всего шелест кредитных билетов в банках и бренность славы, выраженную плеском аплодисментов с парламентских скамей. Эти убеждения привели многих выпускников Морского корпуса на тропу Гражданской войны, ставшими новыми Апостолами, несущими свет Христова учения в надвигавшийся на Россию мрак III Интернационала.

Чуть более полугода спустя описанных выше событий, 30 июля 1915 года, государь принял участие еще в одном выпуске корабельных гардемаринов в офицеры. На день рождения наследника цесаревича он пожелал лично произвести в мичманы гардемарин в Царском Селе. С утра Царскосельский вокзал заполнили белые морские фуражки. По прибытии на вокзал корабельные гардемарины и корпусное начальство, разместившись в экипажах и линейках, направились к дворцу. Прибыв на место, приглашенные прошли по аллеям и быстро выстроились по старшинству развернутым фронтом на площадке перед Александровским дворцом, в ожидании прибытия государя и его свиты с литургии, проходившей в Феодоровском «царском» соборе.

Отчетливо прозвучали слова команды – приближался император. Он шествовал с наследником цесаревичем, сопровождаемый дежурным флигель-адъютантом и морским министром, адмиралом Иваном Константиновичем Григоровичем. Чуть поодаль за ними двигалась свита. Начиная с правофлангового, старшего по выпуску, государь неторопливо обходил фронт, но более продолжительно задержался лишь возле первого и последнего по выпуску, а также гардемарин, имевших медали или фамилии которых были знакомы ему лично.

Наследник безмолвно сопровождал державного отца, внимательно всматриваясь в его движения и вслушиваясь в возникавший разговор. Временами государь бросал поощрительные взгляды в сторону сына, улыбаясь, подбадривал его. За государем несли обыкновенную корзину с мичманскими погонами и приказами о производстве.

Их передавал гардемаринам дежурный флаг-офицер морского министра. Обратившись ко всему выпуску, император сказал короткую, но запомнившуюся всем речь:

– Выпуская вас сегодня во флот офицерами, напоминаю вам, да вы и сами это знаете, что выходите на службу в исключительно серьезное время, переживаемое нашей дорогой Родиной… Верьте, как бы ни были тяжелы времена, которые переживает наша Родина, она все-таки остается могучей, нераздельной, великой, как мы привыкли любить ее с детства. Веруйте в Бога и в тяжелые минуты прибегайте к Нему с молитвой перед боем и трудным походом. Относитесь с уважением к вашему начальству, будьте хорошими товарищами между собой, к какому бы роду службы вы не принадлежали, и относитесь отечески строго к подчиненным вам командам, служа им во всем примером… Призываю на вас благословение Божие, поздравляю с производством в мичманы.

…Завершив обход, государь и наследник удалились. Еще несколько секунд стоял молчаливо застывший фронт произведенных мичманов, а затем словно электрический ток пронзил всех, и молодых людей охватило ликование и радость. Смеясь и поздравляя друг друга, участники государева выпуска, ставшим, как оказалось, последним, вбежали в просторный вестибюль дворца, и дворцовые лакеи, заранее предупрежденные, помогли им переменить гардемаринские погоны на мичманские.

Затем молодые мичманы поднялись на второй этаж, в залитый летним солнцем Александровский зал, где для них был сервирован от имени императора завтрак.

По окончании церемонии молодые мичманы строем выходили через другой подъезд, где их ждали несколько фрейлин государыни с ее личным благословлением – иконками Св. Георгия Победоносца в серебряных окладах на лиловом шнуре и лично выведенными на оборотной стороне императрицей словами «Спаси и Сохрани!».

Разместившись по экипажам, морские офицеры отправились назад, на вокзал, а оттуда с первым поездом в Петроград. А еще через день поезда уносили молодых офицеров к местам их новой службы, на флоты многих морей и океанов, для участия в продолжавшейся Мировой войне.

Глава вторая. Накануне войны

Российский императорский флот накануне Великой войны состоял под особым монаршим покровительством. Свое отношение к флоту государь унаследовал от своего венценосного отца, справедливо считавшего армию и флот – единственными союзниками России.

Уроки поражения Цусимы, череда спровоцированных внутренними врагами бунтов на судах в 1905 году по-своему закалили его морально и вместе с тем заставили Генеральный Морской штаб пересмотреть концепцию оснащения и развития флота на многие годы вперед.

Свидетель тех лет вспоминал: «Сразу же после Цусимы все обрушилось на флот: пресса, общественное мнение, особенно либеральное, и даже, к сожалению, многие сухопутные военные. Немногие отдавали себе отчет в том, что значительная доля неудач войны ложилась на русскую общественность, принудившую государя, при посредстве “экспертов”, дать согласие на отправку разнокалиберного сборища ветхих кораблей против мощи современного японского флота. Некоторые русские круги даже искренне желали поражения Родины, дабы создать удобные условия для революции. Говорят, что они собирались послать или даже послали поздравление микадо по случаю его победы. Говорят также, что такая низость вызвало немалое удивление в странах Запада, ко всему привыкших»[3]3
  Федоровский В.М. Император Николай II и его Флот // Государь Император Николай II Александрович. Нью-Йорк, 1967. С. 80.


[Закрыть].

В российской прессе, писаниями беспринципных левых газетчиков, формировалась крайне нетерпимая атмосфера в отношении флота и морских офицеров. Попытки отдельных специалистов разумно и аргументировано противостоять писаниям либеральных дилетантов, с апломбом обсуждающих на страницах газет вопросы морской тактики, ничего в том не разбираясь, натыкались на их самое яростное противостояние.

Современник событий признавал: «…русские морские офицеры, возвратившись к себе на Родину, после мук и испытаний, были встречены градом насмешек и издевательств, особенно со стороны нашей левой общественности. В этот тяжелый период для флота многие молодые офицеры стремились уйти со службы… Кораблей почти не оставалось… Флот, детище Великого Петра, казалось, умирал…»[4]4
  Федоровский В.М. Указ. соч.


[Закрыть]

В травлю потерпевшего поражение флота включались впоследствии не только левые газетчики, но и отдельные русские литераторы, претендовавшие на роли властителей дум общества. Их участие не могло укрыться от глаз государя, тяжело переживавшего нападки либералов на флот.

Сам император, насколько позволял ему протокол, стремился в те дни и годы уделять больше времени и внимания подготовке будущих моряков и вопросам судостроения, часто бывал в Морском корпусе, захаживал на лекции к гардемаринам и задавал им вопросы, обнаруживавшие его неплохие познания в различных морских специальностях и дисциплинах.

Внешне внимание государя к флотской жизни выражалось и его частым посещением кораблей, куда он прибывал в морской форме, поездками на верфи, где он запросто беседовал не только с инженерами, но и обыкновенными рабочими в мастерских. Атмосфера террора, направленного против представителей власти «революционерами», немало тревожила лиц государевой свиты и охраны.

Даже во время Великой войны император продолжал объезды судостроительных верфей, посетив в марте 1915 года одну из них в городе Николаеве.

Нужно заметить, что судостроение с 1906 до 1914 года являлось одной из тех отраслей промышленности России, которая пробивала себе дорогу и боролась за место под солнцем с невероятными усилиями. Стараниями левой прессы и либеральных кругов в правительстве России сложилось устойчивое мнение, что отечественный флот является дорогостоящей и бесполезной затеей, не стоящей государственного финансирования. Министерство финансов (например, при С.Ю. Витте), а позже и соответствующая Комиссия Государственной думы, составленная, как это часто бывает, из напыщенных дилетантов, озабоченных прежде всего вопросами своих карманов, всячески старались сорвать или урезать выделяемые кредиты на постройку судов и модернизацию флота.

И только личное вмешательство монарха часто спасало дело и устраняло чинимые «специалистами» препятствия. Для выстраивания системы взаимоотношений заказчика-государства и подрядчиков-судостроителей, с соизволения государя, Морской генеральный штаб взял на себя разработку и подготовку обоснования стратегических и тактических заданий, которым должен был удовлетворять каждый корабль, предусмотренный судостроительной программой, рассмотрение и оценку конкурсных проектов, предоставляемых судостроительными заводами.

После окончания Русско-японской войны развитие военно-морской техники в мире приняло невероятные темпы, и уцелевшие русские корабли стали быстро терять свое боевое значение. Из будущих военных столкновений они едва ли могли теперь выйти победителями, особенно после «позора Цусимы».

Для изучения опыта ведения войны на море в ходе Русско-японской войны были образованы комиссии по различным специальностям, а русское морское офицерство активно занималось самообразованием, посещая создаваемые ими же кружки по изучению исторических, этнокультурных и прочих материалов по различным флотским специальностям.

Война с Японией позволила в полной мере оценить изобретенное А.С. Поповым радио, а также выявить значение использования радиосвязи на флоте. Последователи Попова во главе с И.И. Ренгартеном продолжили работу по исследованию феномена радиосвязи, проводившуюся на базе минных офицерских классов, с целью создания серийных аппаратов отечественного производства и последующей поставкой технически усовершенствованных аппаратов на флот.

В 1911 году в Гребном порту Санкт-Петербурга на базе кронштадской радиомастерской Попова было основано «Радиотелеграфное депо» Морского ведомства. Морским офицерам, выразившим желание расширить свои образовательные познания, были открыты пути на курсы переподготовки.

Флотское начальство поощряло этот опыт, и особенно благоволило офицерам, вызывавшимся изучать иностранные языки, в том числе и довольно редкие.

Ежегодно Морской корпус и Морское инженерное училище имени императора Николая I выпускали корабельных гардемарин в учебные походы; суда Гардемаринского отряда проводили лето обычно на Балтике, где в качестве полноправных участников становились частью проводимых императорским флотом маневров, а с осени до начала марта бороздили моря и океаны за пределами России. Государство стремительно теряло остатки своего флота, и перед правительством все отчетливее рисовались грядущие задачи по воссозданию былой морской мощи, со времен Петра Великого наводившей ужас на врагов державы.

Государь благосклонно отнесся к воссозданию в апреле 1906 года Морского генерального штаба, где молодые офицеры использовали свой опыт войны и приложили свои знания в ходе создания военно-морской стратегии империи и организационной структуры заново создающегося флота.

Специалисты из Морского генерального штаба первым делом провели инспекцию военно-морского флота державы и пришли к неутешительным выводам. Оказалось, что побережья Черного моря, Балтики и водных подступов к столице были беззащитны в силу невозможности обороны этих участков имеющимися силами, не говоря уже о проведении успешных операций в открытом море. Особенно слабым оказалось состояние минного дела.

Трудность построения нового флота заключалась в том, что из-за незначительного количества металлургических заводов не хватало требуемой для постройки современных кораблей стали в необходимых количествах. Более того, и самих кораблестроительных заводов в России было в ту пору не так уж и много; во всяком случае, их количество не позволяло надеяться государственному заказчику на выдерживание подрядчиком приемлемых сроков постройки.

На заводах ощущалась нехватка опытных кадров – высокая профессиональная подготовка рабочих не была еще повсеместным явлением, а потому оплата труда более квалифицированных работников была высока и не всегда выгодна работодателям.

В политической жизни России в те времена некоторые депутаты Государственной думы стремились любой ценой обуздать «милитаристские планы» морского ведомства, стараясь с помощью принимаемых законов изыскать как можно больше возможностей сократить ежегодные бюджетные дотации на постройку судов.

Но, к счастью, российское общество того времени не состояло на все сто процентов из либералов, и государственниками тех лет, а усилиями иных мудрых державных мужей был организован сбор «народных» пожертвований на постройку военных кораблей, принимаемых из всех весей и уголков Российской империи.

Налицо была парадоксальная ситуация, когда в государстве, где практически отсутствовал военный флот, его создавали на пожертвования отдельных частных лиц при полном равнодушии членов Государственной думы, части правительства и большинства министров!

На народные в буквальном смысле деньги в течение двух лет со дня начала сбора пожертвований было построено 18 боевых миноносцев, носивших имена весей и областей, жертвовавших на военное судостроение более всех, – «Москвитянин», «Украина», «Донской Казак», «Казанец», «Финн» и многие другие. На оставшиеся от постройки миноносцев деньги были отстроены и спущены на воду несколько подводных лодок.

В начале октября 1906 года на Высочайшее имя был подготовлен доклад начальника Морского генерального штаба, капитана I-го ранга Л.А. Брусилова, дающий обзор основных задач для морских вооруженных сил, которые необходимо было решить в первую очередь. Они в основном сводились к упорядочению наличествующих сил и средств российского флота, созданию новых флотов на Балтийском и Черном море, для ведения оборонительной войны, в которых важная роль отводилась миноносцам.

В марте 1907 года Морской генеральный штаб подготовил доклад государю под названием «Стратегические основания для плана войны на море», в котором Балтийскому флоту отводилась роль обороны Финского залива, а также предлагалось «представлять собой свободную морскую силу для поддержания интересов империи во внешних водах». Черноморскому флоту основной задачей ставилось недопущение вероятного противника в Черное море. Оборона Финского залива в докладе возлагалась на минный флот, а свободной морской силой предполагалось сделать одну боевую эскадру, которая, как говорилось в тексте, «будет всегда правоспособна в случае надобности следовать туда, где ее присутствия потребуют политические обстоятельства».

Еще за восемь лет до начала войны с Германией по высочайшему повелению начальником Балтийского отдела миноносцев был назначен герой Русско-японской войны капитан 1-го ранга Николай Оттович фон Эссен. Великую войну в 1914 году он встретил уже в чине адмирала и командующего Балтийским флотом. Эссен создал собственную школу особо лихих морских офицеров, обожавших своего адмирала. Вместе с ним и под его руководством, находясь в непрерывном плавании, они так изучили все фарватеры в финляндских шхерах, что носились по ним полным ходом, без участия лоцманов, так как фон Эссен не разрешал брать оных в плавание, предоставляя командирам собственными силами познавать проходимость тех или иных участков на будущее. Столь же кипучая, боевая подготовка проходила и на Черноморском флоте.

До начала войны там последовательно командовали уважаемые флотом адмиралы Владимир Симонович Сарнавский, а также Андрей Августович Эбергард. Еще один командующий, Иван Федорович Бострем, успел много сделать для введения в строй в 1915 году новых линейных кораблей, эсминцев и подводных лодок для Черноморского флота, а в конце 1919 и в начале 1920 года для восстановления кораблей Черноморского флота ВСЮР.

В апреле 1907 года Морской генеральный штаб представил государю четыре варианта программы, одну из которых под названием Малой судостроительной программы его величество соизволил утвердить. Государственный совет, после внесения правок в предложенную программу, обнародовал документ под названием «Распределение ассигнований на судостроение», согласно которому для Балтийского флота предусматривалось строительство четырех линейных кораблей типа «Севастополь», трех подводных лодок и одной плавбазы для них. Для Черноморского флота, согласно утвержденной смете, намечалось строительство 14 миноносцев старого типа и три подводные лодки.

Летом 1909 года на Адмиралтейском и Балтийском заводах состоялась закладка четырех линейных кораблей типа «Севастополь», что положило начало воссозданию русского флота. В начале 1911 года был принят план строительства флота на Черном море, доселе считавшийся правительством «второстепенным». Этот план под названием «Об ассигновании средств на усиление Черноморского флота» предусматривал закладку трех линейных кораблей типа «Императрица Мария», девяти эскадренных миноносцев нового типа и шести подводных лодок типа «Барс».