Текст книги "СССР, Россия и мировой порядок. 70 лет служения Отечеству"

Наиболее сложный процесс в дипломатии – ведение переговоров, особенно многосторонних, участие в работе международных организаций – ООН, специализированных учреждений, МАГАТЭ и др. Послы, руководители делегаций должны решать, причем нередко на ходу, как отреагировать на то или иное выступление или предложение, как проголосовать, поскольку не всегда можно запросить и своевременно получить инструкции из столицы (имеющиеся могут устареть в связи с изменившейся обстановкой). А высказанная позиция, в том числе и голосование, связывает дипломата с представляемым им государством (хотя иногда послы подчеркивают в беседах, что высказывают свою личную точку зрения, что полезно, но тоже надо уметь делать).

Одна из главных задач дипломатов – уметь защищать свою страну, ее права и интересы. Но в то же время им нужно трезво оценивать позицию своего правительства и в случае необходимости вносить в нее коррективы. Это их долг, особенно долг послов, дипломатов старшего звена. Они служат государству, являются государственными деятелями, и судьба их страны не должна быть им безразлична.

Вносить предложения об изменении позиции страны, которая обычно утверждается правительством и другими высшими органами власти, не всегда легко в силу многих причин. Одна из них: не все люди, облеченные властью, способны воспринимать новые предложения, занимают порой твердолобую позицию, вследствие чего дипломат, внесший предложение, вызывает у них раздражение. Тем не менее этот аспект дипломатической работы исключительно важен, ведь без изменений в политике наступит застой, вредный для страны. Но для того, чтобы вносить такие предложения, необходимо обладать широким кругозором, глубокими знаниями и определенными качествами, одно из которых – зрелость.

Еще один аспект: послы, старшее звено дипломатов пользуются самыми секретными документами, имеют контакты с высшим звеном власти в государстве, поэтому они должны быть безукоризненными, пользоваться полным доверием. Если вокруг посла складывается компрометирующая его ситуация, он должен уйти со своего поста. Так было и в СССР, и в других странах. Например, один наш посол вынужден был оставить свой пост в связи с тем, что стал публиковаться в антисоветских изданиях, что могло быть использовано против него.

Людей, привлекаемых на дипломатическую службу, необходимо тщательно готовить, учить. Мне приходилось учить дипломатии не только в наших учебных заведениях, но и за рубежом, например в Зальцбурге (Австрия), где в одном из учебных заведений из молодых политиков готовили дипломатов. Кстати, самый большой интерес у слушателей (это было уже в нашей стране) вызвала одна из моих лекций под названием “Как стать послом?”.

Еще один штрих из жизни дипломатов. Как-то одна из радиостанций попросила меня рассказать в день дипломатического работника (10 февраля) о дипломатии. Я начал говорить об организации дипломатической службы, ее задачах, однако моим слушателям было интересно другое: как и что пьют дипломаты! С учетом того, что у нас многие недостаточно знакомы с реальной жизнью дипломатов, к тому же всегда есть любители позлословить на тему того, что все дипломаты пьяницы, я удовлетворил просьбу радиостанции. Дипломатическая работа сопровождается протокольными и иными мероприятиями, на которых подают различные спиртные напитки. Но дипломаты не пьют, а искусно делают вид, что пьют, либо заранее принимают соответствующие меры.

Я знаю ряд случаев, когда дипломаты, особенно молодые, не умевшие пить, оказывались, скажем так, в “неподходящем” состоянии и их увольняли. Я как-то сказал ректору МГИМО, что было бы полезно студентов последнего курса учить культуре пития, на что он мне ответил: “Они изучают это факультативно!”

Но вернемся в 1945 г. Работа в МИД РСФСР была для меня исключительно полезной. Оперативной работы было немного, поэтому я имел возможность достаточно времени уделять аналитической работе и учебе.

Я работал с разными международными документами и материалами, в том числе связанными со Второй мировой войной, созданием ООН и послевоенного мирового правопорядка. Для профессионального роста сотрудников отдела большое значение имело участие в референтских совещаниях, которые проводились регулярно. На них обсуждались актуальные международные проблемы. Совещания обычно проводил заместитель заведующего отделом А. С. Шубников, а мы активно участвовали в обсуждениях, к которым надо было тщательно готовиться. На совещаниях часто обсуждались спорные вопросы для того, чтобы его участники научились аргументированно защищать свою точку зрения. Имитировались двусторонние и многосторонние дипломатические переговоры, заседания международных комитетов. Таким образом нас учили постигать премудрости дипломатии.

Атмосфера в политическом отделе была деловая, но очень доброжелательная. Его руководители подталкивали сотрудников к расширению кругозора, учебе, в том числе и в Дипломатической школе МИД СССР, советовали разговаривать на работе только на английском языке для более успешного его изучения. Нас приучали к четкости исполнения заданий, поощряли инициативу, подчеркивали, что дипломатия может быть успешной только тогда, когда при ее осуществлении проявляется твердость в сочетании с необходимой гибкостью. Отдел был своего рода инкубатором, где выращивались кадры, особенно из числа молодых сотрудников, только что пришедших в министерство. Подобная атмосфера в отделе – яркий пример, как надо организовывать работу в МИД, да и в других государственных учреждениях. Этот подход полезно использовать и сегодня в работе властных структур России.

В 1946 г. после 1-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН стало ясно, что добиться включения РСФСР в число членов ООН нереально. В марте 1946 г. США и другие западные страны развязали холодную войну против СССР. Международная обстановка изменилась. В этих условиях вопрос о приеме РСФСР в ООН отпал сам собой. Однако российский МИД, а также министерства других союзных республик продолжали существовать и выполнять свои функции. Кстати, российский министр иностранных дел и министры других союзных республик периодически включались в состав делегаций СССР на сессии Генеральной Ассамблеи ООН и участвовали в их работе. Но, поскольку Россия не вступила в ООН, начался процесс сокращения численности аппарата российского МИД и перевода его сотрудников в МИД СССР или в дипломатические и консульские учреждения СССР за рубежом.

В апреле 1947 г. меня, как имевшего юридическое образование, перевели в договорной отдел Договорно-правового управления МИД СССР (ДПУ МИД СССР). В его задачи входил широкий круг вопросов, связанных с заключением и исполнением договоров Советского Союза. Переговоры о заключении важнейших политических договоров вели обычно делегации, но последней стадией – процедурой подписания – занимался договорный отдел. Поскольку подписание договоров происходило в Кремле с участием руководителей государства, возникало немало протокольных, порой сложных вопросов. Отдел обеспечивал также выполнение Правительством СССР функций депозитария многосторонних договоров, их ратификацию, вел учет и систематизацию как двусторонних, так и многосторонних договоров, ежегодно издавал сборники договоров, заключенных Советским Союзом.

Особенно важным был контроль за исполнением договоров. Договорной отдел контролировал прежде всего сроки исполнения обязательств СССР, указанные в договорах, а также сроки, в течение которых участники договора могли предпринять те или иные действия, к примеру ратификацию и др. (подобного контроля в других правительственных структурах СССР не было).

Исполнение политических договоров СССР контролировали МИД с заинтересованными ведомствами и его отделы в рамках МИД, а договорной отдел выступал от имени ДПУ. Контроль за исполнением других, не политических договоров осуществляли соответствующие ведомства при участии МИД (в случае необходимости). Договорный отдел также иногда принимал в этом участие.

Работая в договорном отделе МИД СССР, я занимался рядом проблем, связанных с договорами и, в частности, мирными договорами с Болгарией, Венгрией, Италией, Румынией и Финляндией. Они были подписаны 10 февраля 1947 г., а ратифицированы 15 сентября 1947 г. (мне пришлось участвовать в торжественной процедуре сдачи ратификационных грамот, проходившей в Москве). В этих договорах определялось послевоенное устройство Восточной Европы. Мирные договоры обязывали указанные страны проводить демократические преобразования, искоренять фашизм, выполнять целый ряд других обязательств, которые оказывали позитивное воздействие на внутреннюю и внешнюю политику этих государств. Также в договорах устанавливались конкретные сроки выполнения некоторых обязательств союзниками (например, вывод советских войск из Болгарии, Венгрии, Румынии и Финляндии, раздел военно-морского флота Италии и передачу СССР его части).

В МИД была создана специальная комиссия для контроля за выполнением мирных договоров, которую возглавил А. Я. Вышинский. В состав комиссии входило несколько заведующих территориальными отделами МИД, от ДПУ – И. С. Перетерский, заместитель заведующего управлением, который собственно и вел работу комиссии. С ним работали я и еще два сотрудника ДПУ. Надо было изучать все аспекты внутренней и внешней политики указанных стран, их отношения с другими державами, а также толкования мирных договоров. Все это было исключительно полезно для приобретения опыта дипломатической работы с использованием при этом механизма правового регулирования.

В июне 1947 г. я с отличием закончил Высшую Дипломатическую школу МИД и вскоре получил первый дипломатический ранг – “атташе”. На моих погонах (а тогда форма была повседневная и парадная) красовались две звездочки, как у лейтенанта (фото 4).

Круг вопросов, которыми я занимался в ДПУ МИД СССР, постепенно расширялся. Я все больше убеждался, что послевоенное международное право играет важную роль в развитии нормальных отношений между государствами, способствует предотвращению вооруженных конфликтов и отвечает нашим интересам. Именно оно определяет тот мировой порядок, который был создан после Второй мировой войны. Я все больше осознавал, что СССР должен использовать его более эффективно.

В 1948 г. в моей семье появилась дочь. Появилась и жилищная проблема.

Фото 4. Олег Николаевич Хлестов

Своей квартиры у нас не было, мы с женой жили либо в небольшой комнате у ее матери, либо “на броне” (жилплощади сотрудников МИД, уехавших в загранкомандировку), либо на съемной квартире. Жить в таких условиях, тем более с ребенком, было очень трудно. Как-то я рассказал о своих жилищных проблемах старому знакомому, сотруднику ЦК ВЛКСМ. Он предложил мне перейти работать в ЦК ВЛКСМ, заверив, что там мне дадут квартиру. Но когда в МИД узнали о моем желании перейти в ЦК ВЛКСМ, управление кадров МИД категорически этому воспрепятствовало. Мне предложили поехать работать в Болгарию в наше консульство в Бургасе. Мы с женой согласились. Так наша семья оказалась в Болгарии.

Глава 2
Культурные связи – важный рычаг дипломатии. Болгарский период

Когда я приехал в Софию, сотрудники посольства, знавшие меня по работе в Москве, рекомендовали послу оставить меня работать в посольстве. Посол так и сделал, предварительно согласовав этот вопрос с Москвой. Я был назначен на должность культурного атташе, а затем уполномоченного Всесоюзного общества СССР по культурным связям с заграницей (ВОКС). Посол, учитывая мой опыт работы в комсомоле и возраст, поручил мне также заниматься ДСМ (Демократическим союзом молодежи) – организацией болгарской компартии, аналогичной нашему комсомолу, а также молодежными объединениями других партий, существовавших тогда в Болгарии.

Нашим послом в Болгарии тогда был М. Ф. Бодров. Ранее он работал советником-посланником в посольстве СССР в Чехословакии, а затем был переведен в Болгарию. Это был исключительно умный человек, который всегда прислушивался к мнению дипломатов, работавших с ним, моментально определяя, что заслуживает внимания. Он поддерживал разумные предложения сотрудников, всячески поощрял их инициативу.

Поскольку я занимался болгаро-советскими культурными отношениями, хотел бы изложить ряд своих соображений о роли таких отношений во внешней политике государств. Как показала практика, многие общественные деятели, деятели науки и культуры, журналисты порой имеют об этом весьма смутное представление.

Культурные отношения, культурные связи – это важный инструмент внешней политики государства. Развитие культурных связей между государствами, их общественностью – важный рычаг внешней политики и дипломатии. Их расширение и упрочение ведет к укреплению дружеских отношений между народами на политическом и ином уровнях. Эти связи используются также для упрочения позиций государств, особенно влиятельных в других странах. Примеров множество: влияние Франции, ее культуры на страны Европы, в том числе и Россию, в XVIII–XIX веках, использование Великобританией культурных связей для упрочения ее позиций в колониях, Россией – в балканских государствах. Сейчас США повсеместно используют кинопродукцию Голливуда как “таран” для внедрения американского образа жизни в других странах.

Культурные отношения между государствами многообразны, поэтому, приступая к такой работе в Болгарии, мне надо было понять, по каким направлениям действовать, на чем сконцентрировать свое внимание. Для этого нужно хорошо знать положение в стране, с которой развиваются культурные связи. Поскольку я занимался контролем за исполнением мирного договора с Болгарией 1947 г., то обладал определенными знаниями о положении в этой стране.

Народы СССР обладали высоким культурным уровнем развития, экономической мощью и иными возможностями для влияния на Болгарию. Но надо было определить, с какими группами населения в Болгарии надо работать и какие при этом методы лучше использовать.

Первой группой была молодежь, второй – интеллигенция. В Болгарии интеллигенция была активна и играла важную роль в общественной и политической жизни страны. Старшее поколение еще помнило добрые отношения между Болгарией и дореволюционной Россией. Но со средним и молодым поколениями работу надо было усиливать. Третья группа – крестьянство (Болгария была крестьянской страной), которое еще помнило о роли России в освобождении

Болгарии от турецкого ига. Однако нужно было воспитать у крестьян дружеские чувства и добрые отношения к СССР. Что касается малочисленного рабочего класса, то он относился к СССР в целом положительно. К тому же основную работу с этой группой населения вела болгарская компартия, выступавшая за развитие связей с Советским Союзом.

Формы, методы и способы осуществления культурных связей между государствами разнообразны и зависят от группы населения, с которой ведется работа. Из указанных групп болгарского населения основное внимание надо было уделять все-таки молодежи, так как это будущее страны. Ведь не секрет, что в политике надо учитывать прошлое и настоящее, но смотреть в будущее.

Методы, пути и способы работы с молодежью были разнообразными. В первую очередь – это использование системы образования: школ, вузов, других учебных заведений, а также молодежных организаций, в частности упомянутого ДСМ. Перечислять все методы, которые использовались, нецелесообразно, да и невозможно: их слишком много. В некоторые школьные и институтские программы включались положения, направленные на укрепление дружбы между народами Болгарии и СССР. Осуществлялось содействие преподаванию русского языка в Болгарии (разработка учебников и различных пособий для преподавания). Для чтения лекций в болгарских вузах приглашались советские профессора. Болгарскую молодежь направляли на учебу в СССР, причем не только за счет советской, но и болгарской стороны. Болгарское общество дружбы с СССР проводило при поддержке БОКС различные мероприятия с учетом интересов молодежи. Большую работу вел ДСМ, с руководством которого я поддерживал самые дружеские отношения. Встречались семьями, вместе ездили в горы кататься на лыжах. Кстати, из их числа впоследствии выросли крупные болгарские государственные деятели: Станко Тодоров стал премьер-министром, Лучезар Аврамов – членом Политбюро ЦК болгарской компартии, а Геро Грозев – заместителем министра иностранных дел.

Столь же тщательно разрабатывались методы и способы работы с интеллигенцией. Болгария – небольшая страна по сравнению с СССР – обладала меньшим научно-техническим и культурным потенциалом. Болгарская интеллигенция была заинтересована в развитии таких связей с СССР. Но это требовало исключительной деликатности, осторожного подхода с советской стороны, дабы не создать у болгарских научных и культурных кругов впечатление, что их рассматривают как второстепенных по уровню их мастерства. К тому же среди них были видные и ученые, и культурные деятели. Малейшие недостатки и недоработки могли иметь значительные негативные последствия. И напротив, проявленные знаки внимания ценились болгарами очень высоко. Например, один из болгарских композиторов – Панчо Владигеров – отмечал юбилей. И когда я как культурный атташе посольства огласил на торжественном собрании, устроенном в его честь, поздравительное послание советского композитора Арама Хачатуряна, то, по правде говоря, не ожидал такой восторженной реакции на поздравление.

Методы и способы работы с болгарской интеллигенцией были самые различные: обмен учеными, совместные научные исследования, взаимный обмен театральными и музыкальными коллективами, отдельными артистами, распространение советских кинофильмов. Я поддерживал тесные связи с болгарскими юристами, специалистами в области международного права. Их было немного, но среди них были высококвалифицированные специалисты, а такие как, например, А. Янков, стали учеными с мировым именем. Президент болгарской Академии наук Тодор Павлов как-то рассказал мне, что болгарские ученые предпочитают публиковать свои научные труды не на болгарском, а на других языках. Работы на болгарском языке могут прочитать лишь коллеги-болгары, а их, к сожалению, немного. Но ученые хотят, чтобы их работы были известны и в других странах. После этого наше посольство стало содействовать публикации научных работ болгарских ученых в СССР на русском языке.

Что касается развития культурных связей с крестьянами, то здесь работа велась главным образом через местные органы сельских местностей и через общество дружбы между Болгарией и СССР. Поскольку население восточной части Болгарии, особенно причерноморской, имело давние тесные связи с Советским Союзом, акцент делался на работу с населением юго-западной и западной частей Болгарии. Особенно уделялось внимание районам, прилегавшим к Югославии, с учетом обостренных отношений между Болгарией и Югославией (у СССР также были непростые отношения с этой страной). Имелась в виду полоса районов вдоль границы с Югославией, начиная от ее южной части и кончая северной частью у города Видино на границе с Румынией.

В работе использовались самые разные методы. Наиболее эффективным стало проведение месяцев болгаро-советской дружбы, во время которых проводился комплекс различных мероприятий: фестивали, конкурсы, выступления государственных и политических деятелей, артистов. Приезжали делегации и культурные деятели из СССР. Болгарские участники всех этих мероприятий работали с высочайшим энтузиазмом. Были и трогательные сцены, которые я помню и сейчас, спустя более полувека. В маленьком городе Петриг я шел по улице с несколькими болгарскими деятелями. Ко мне подошел мальчик лет 6–7, который спросил меня на болгарском языке: “Дядя, ты советский?”. Услышав утвердительный ответ, он сказал, что впервые видит советского человека, и попросил разрешения пожать мне руку.

В рамках месяцев болгаро-советской дружбы проходили многотысячные демонстрации и митинги. Я как культурный атташе посольства обычно участвовал в таких митингах и выступал на болгарском языке. Начав работать в Софии, я активно его изучал. У меня было два учителя: один шлифовал произношение, второй – письменность. Во время моих многочисленных встреч с болгарами я всегда стремился говорить с ними на их родном языке.

Моя жена также изучала болгарский язык. Дома я с женой, а также с болгаркой, помогавшей нам по хозяйству, говорил по-болгарски, поэтому через три-четыре месяца достаточно овладел этим языком и мог не только говорить, но и выступать на собраниях, конференциях и митингах.

Занимаясь текущими делами, я одновременно глубоко изучал историю Болгарии, ее отношения с другими странами, с дореволюционной Россией, ее политику в то время на Балканах. Уже тогда высвечивались проблемы и вопросы, которые актуальны и в наши дни. Так, например, во времена вхождения Болгарии в состав Оттоманской империи турецкие власти активно насаждали среди болгар ислам. К 1950 г. Болгарию населяло около 600–700 тысяч болгар-мусульман, которых именовали “помаками”. Все они были гражданами Болгарии, но Турция активно влияла на помаков, вела с ними соответствующую работу, используя религиозный фактор для укрепления своих позиций в этой стране. Так мне предоставилась возможность на практике увидеть, как религия используется во внешней политике государств.

В результате нашей плодотворной деятельности культурные связи между СССР и Болгарией успешно расширялись, способствуя укреплению советско-болгарской дружбы, сотрудничеству. Важно подчеркнуть, что это было взаимовыгодное сотрудничество, причем порой Болгария получала больше пользы от него, чем СССР.

Что касается моей работы, она была многогранной и разнообразной. Ее было очень много: я работал с утра до глубокого вечера. Моя жена также участвовала в культурных мероприятиях. Я привлекал к ним и других сотрудников посольства, которые оценивали такие мероприятия, что было полезно и для дела, и для них.

Постепенно мы с женой привыкли к такой жизни. Правда, прошла и острота первых впечатлений. Проблемы и вопросы, которыми я ранее занимался в Болгарии, отличались от тех, которыми я занимался в МИД – правовыми аспектами внешней политики СССР (всеми ее направлениями и по всем странам).

В 1951 г. я возвратился в Москву и опять стал работать в Договорно-правовом управлении МИД СССР, в этот раз в отделе публичного права.