Текст книги "Мужская работа. Защитникам Родины посвящается"

Глава 2

Наперекор ожиданиям многих, скорого боя не предвиделось. Битый месяц отряд слонялся от села к селу. Время от времени Салман пропадал на несколько дней или же встречался с какими-то людьми в их присутствии. Через неделю снова меняли насиженные места и всё повторялось снова, пока однажды их командир, вернувшись после очередной своей отлучки, не заявил:

– Завтра идём в бой, хватит нам без дела бродить! Дождёмся одного приезжего репортёра, и выступим!

Следующим утром, когда один из родственников Цагараева подвёз ожидаемого незнакомца, весь отряд уже был на месте засады – опушке леса, примыкавшего своим уступом к дороге. Дорога эта вела к месту дислокации подразделения, окопавшегося в восемнадцати километрах отсюда. По ней часто сновал воинский транспорт, причём без надлежащего охранения и абсолютного отсутствия инженерной разведки. Район считался благополучным, до сих пор нападений на воинские колонны здесь не случалось и армейцы вели себя беспечно.

– Хороший ракурс! – хмыкнул довольный репортёр, осматривая прилегающую местность.

Несмотря на все его старания, он совсем не был похож на того, за кого себя стремился выдать. В нём не замечалось той суеты, которая присуща журналистской братии, бросалась в глаза небрежность, допускаемая к камере, и вместе с тем цепкость во взгляде и скупость в словах. Впрочем, данное обстоятельство нисколько не тревожило чеченцев, с первого взгляда рспознавших в нём украинца, чьи земляки давно уже не были редкостью среди защитников Ичкерии. Поэтому никто не удивился, когда Дмитро потребовал автомат.

– Зачем он тебе? – рассмеялся Салман, однако же выполняя просьбу прибывшего – Ведь видеокамера – главное оружие репортёра!

– Нехай под рукой будет! Я когда кацапов вижу, рука сама к оружию тянется!

– А успеешь сразу два дела делать: и стрелять, и снимать? – спросил Далаев Нуради, тоже отчего-то веселясь – Или, как Шварц, с одной руки палить будешь?

– Что я, дурак, в рост подниматься и оптикой перед русскими блестеть? Сначала вас, героически пуляющих, сниму, потом сам развлекусь. А когда всё закончится, тогда и трупы с разбитой техникой!

– Ну ты жук! – хохоча, сказал Нуради, вспомнив высказывание русской соседки, которую он же впоследствии продал перекупщикам из Турции.

– А я и есть Жук! – ответил Дмитро, довольно улыбаясь – Фамилия у меня такая, так что в самый цвет попал!

– Отснимешь нас, а потом кассету куда? – не отставал молодой чеченец – К себе в Украину отвезёшь?

– Что там в Украину! – ухмыльнулся Жук – Бери выше! Я на Штаты работаю, и Европа тоже заинтересована, между прочим!

– Ну хватит трепаться! – прикрикнул Салман, видя, что разговор затягивается – Расходитесь и выбирайте себе позиции для засады!

Они прождали половину дня, прежде чем из-за поворота дороги показалась БМП с пятью солдатами на борту. За ней тащились два открытых ЗИЛа, в кузовах которых никого не наблюдалось. Как только БМП поравнялась с воткнутой на обочине меткой, Цагараев резко взмахнул рукой, и подрывник прокрутил рычаг пульта. Импульс побежал по проводам и через секунду под самым днищем бронированной машины прогремел взрыв. Тут же к неподвижным уже целям устремились выпущенные из гранатомётов заряды и вскоре от колонны остались три груды металлолома с лежащими вокруг неподвижными телами солдат, густо поливаемых свинцовым дождём.

– Хватит, прекратите стрелять! – закричал Салман, стараясь перекрыть грохот автоматов и пулемётов.

Ему не сразу, но всё же удалось добиться выполнения команды и вывести своих людей из укрытия к недавним целям. Они шли, всё ещё дивясь той лёгкости, с которой досталась им победа. Казалось, что после такого шквального огня никто не может уцелеть, и чеченцы шагали в полный рост, хохоча и переговариваясь друг с другом, когда откуда-то из изрешечённого корпуса просевшей на разбитое днище БМП, раздалась очередь. Сразу же вскрикнул и осел на землю раненный в плечо Дугаев, и следом поспешили упасть в траву и другие, шагавшие с ним новоявленные партизаны. Опять поднялась стрельба, за стрёкотом автоматов забухали пулемёты, и Цагараеву стоило большого труда прекратить ведение огня во второй раз. Его люди долго вслушивались в тишину, но ответных выстрелов больше не раздавалось и они, не торопясь, осторожно приблизились к дороге.

Ибрагим подошёл к остаткам БМП первым. Сказать, что в ней зияли дыры, значило бы не сказать ничего. Её корпус словно весь состоял из распахнутых окон, метрах в десяти валялась перевёрнутая башня. Со стороны двигателя занимался огонь и обгоревший труп механика издавал сладковатый, тошнотворный запах, что заставляло ускорить шаг. Он быстро обошёл два залитых потемневшей кровью трупа и, удерживая наготове пулемёт, подступил с другой стороны машины. Там тоже лежало двое. Лицо и грудь первого представляли сплошное месиво, второй лежал лицом вниз, головой в сторону леса. Правая рука бойца так и осталась на прикладе автомата. Разглядывая его, Сулейманов заметил сгущающуюся струйку крови из-под левой руки. Штанина в районе голени также пропиталась кровью, но она не засохла полностью, продолжая алеть у края пятна. Он склонился над телом, перевернул его и обнаружил, что солдат ещё жив. Чеченец снял с него каску и осторожно подложил под обритую голову, затем отцепил от пояса флягу и брызнул на лицо воду. Ибрагим брызгал до тех пор, пока солдат не пришёл в сознание и не открыл глаза.

– Что ты там копаешься! – услышал он крик Салмана, раздавшийся по ту сторону БМП.

– Тут живой! – привстав с корточек, сообщил Сулейманов и снова опустился, поднося флягу к пересохшим губам бойца.

Но через несколько секунд его оттянули в сторону, окружив полулежавшего солдата плотным кольцом. Подойдя, Цагараев с размаха пнул по залитой кровью ноге и, когда воздух огласился воплем, сразу же из нескольких глоток вырвался оглушительный хохот.

– Эй, Салман, я ещё одного нашёл! – донёсся со стороны переполненный ликования голос Далаева.

В ту же минуту часть глазевших на раненного бойца чеченцев бросилась к разбитым ЗИЛам и возвратилась, волоча абсолютно невредимого солдата. Его втолкнули в круг из живых тел, заставив сесть рядом со своим товарищем. Цагараев дал знак, и из-за сомкнутых спин с камерой в руках пробился украинский нацист.

– Снимай! – коротко бросил командир.

Он дождался, когда оператор изготовится, и только тогда приступил к наглядному допросу.

– Звание, фамилия, номер полка? – спросил он сурово второго бойца, стараясь придерживаться официального тона.

Солдат отвечал, испуганно глядя на вопрошающего и бледнея лицом с каждым произносимым словом. Его била мелкая дрожь и оттого речь его вышла прерывистой.

– Повтори! – потребовал Салман, нависая над допрашиваемым так, чтобы оставаться в ракурсе направленной на него камеры.

Солдат повторил с прежним заиканием, и Цагараев едва заметно усмехнулся.

– Что ты делаешь в Чечне? – продолжил он допрос после выдержанной паузы.

– Я солдат, мне что прикажут, то и делаю … – чуть не хныча, промямлил парнишка и, не находя больше слов, замолчал.

– Сколько мирных жителей убил? Признавайся! Ты сейчас по нам стрелял?

– Я никого не убивал! – воскликнул пленный и совсем уже блеющим голосом продолжил – Я и сейчас ни разу не выстрелил, у меня все патроны на месте. Да вы сами мой автомат посмотрите – у него ствол до сих пор в смазке!…

– Не скули, урод! – зло оборвал его раненный солдат, с трудом разворачиваясь всем телом к сослуживцу.

Внимание чеченцев разом переключилось на него, и раздосадованный таким оборотом Цагараев с издёвкой протянул:

– Что, смелый, да?

Он снова с размаха ударил по раненой ноге, но боец стиснул зубы и вырвался лишь глухой стон.

– А ты сам стрелял?! – сорвался на визг Салман.

– Да.

– Ты нашего Алихана ранил?

– Не знаю. – искренне признался солдат и добавил – Надеюсь.

– Надеешься?! – в крике переспросил чеченец и в голосе его явственно проступили истеричные нотки – Посмотрим, каким ты героем через минуту будешь!

Он повернулся к одному из своих людей и, проведя ладонью у горла, кивнул в сторону другого солдата. Бородач, к которому обратился командир, тут же достал из ножен внушительных размеров клинок, но с дальнейшими действиями замешкался. Его мигом опередил Далаев Нуради. Он одним прыжком подскочил со спины к впавшей в оцепенение жертве, потянул на себя взмокший от липкого пота подбородок и, довольно ухмыляясь, погрузил лезвие ножа в хрустящую плоть. Рядом продолжала работать камера, многочисленные соратники по борьбе с интересом глазели на бьющую из-под покрасневшего лезвия кровь, и только некоторые украдкой отводили взгляд.

– Смотри! Хорошо смотри, собака! – надрываясь, исходил в крике главарь, обеими руками вцепившись в голову раненного бойца, и развернув её лицом к происходящему действу – Смотри, это и тебя ожидает!

Нуради уже закончил и брошенное тело зарезанного, перестав биться в конвульсиях, лежало в луже собственной крови.

Тогда Салман рывком приподнял раненного с земли и насильно усадил его перед собой на колени. Тот мычал от боли, но Цагараев, продолжая давить на плечи, вынуждал его оставаться в таком положении. Насытившись причиняемой пареньку болью, он, раздельно чеканя слова, произнёс:

– Ну что, жить хочешь? Ты попроси, а я подумаю! Или слова от страха позабыл? Говори: «Я, грязная русская свинья…» Говори!

Салман встряхнул бойца и всем показалось, что голова его вот-вот сорвётся с тонкой шеи.

– Говори! – требовал чеченец, подставив нож к горлу солдата.

– Я человек. Русский! – прохрипел тот и толпу сразу же всколыхнули злобные выкрики.

Цагараев выпрямился, натужно рассмеялся и громко объявил:

– Что от него ещё ждать! Он же ранен, ему боль испугаться мешает!

Солдат с самого начала расправы не надеялся на великодушие своих мучителей. Догадываясь о следующем шаге чеченцев, он обвёл их коротким взглядом. Юноша ни в кого отдельно не всматривался и сейчас все они для него были на одно лицо, но Сулейманову почудилось, что глаза русского направлены именно в его сторону. Ибрагим опустил голову и не поднимал её долго. Он не смотрел, как с двумя добровольцами Салман перерезал горло обнаруженному им раненному, как они выпускали из рук обмякшее окровавленное тело. Откуда-то доносились ликующие крики стоявших рядом людей, но доносились словно издалека. На душе было муторно, а к горлу подкатил такой ком, что невозможно стало дышать. Ибрагим всё же поднял голову и бросил взгляд на лежавшие рядом тела. Перед глазами всплыло юношеское лицо с припухлыми губами и чуть выступающими скулами. Прямо в упор, не мигая, смотрели голубые глаза.

Цагараев ещё попозировал перед продолжающим снимать Жуком на фоне остатков колонны и трупов солдат. Напоследок он произнёс перед камерой короткую речь, декламируя лозунги, уже неоднократно произносимые им ранее, и наконец отдал команду на выдвижение обратно в лес. Прошло уже достаточно времени и приходилось опасаться других колонн – на этот раз не только с одной БМП и двумя грузовиками, набитыми продуктами и прочим хозяйственных скарбом.

Глава 3

После успешного нападения на колонну общий настрой добровольцев явно изменился. Большинство их долго ещё ходили в приподнятом настроении и радовались, как дети. Их значимость в собственных глазах существенно возросла, они теперь не просто бродили по району, периодически отсиживаясь в том или ином селе – они участвовали в настоящем бою, и теперь на их счету было целых восемь солдатских трупов! Но прошло время, праздничная эйфория прошла, и отрядовцы вновь подступили к своему командиру, в нетерпении спрашивая: когда же снова в бой? Теперь атака какой-то тыловой колонны их не устраивала, они горели желанием участвовать в настоящем, масштабном деле, в котором будет возможность пролить не литры, а целое море русской крови. Они жаждали боя, о котором долго бы вспоминали во всей Чечне и далеко за её пределами. Цагараеву по душе были такие вопросы, но он только загадочно улыбался и говорил:

– Успеете ещё. Скоро никто из нохчей без дела не останется!

Через неделю Салман действительно собрал всех и, придав своему лицу как можно больше серьёзности, объявил:

– Завтрашним утром покидаем село. В горах намечается крупная акция, наша задача – перекрыть ущелье и продержаться до полудня. Если всё получится в горах, то обороняться уже придётся самим русским.

– А если не получится? – озвучил вопрос Далаев Нуради, вертевшийся на языках у всех.

Цагараев снисходительно хлопнул его по плечу и решительным, не допускающим никаких возражений тоном, заявил:

– Должно получиться! Если же нет – отойдём по приказу, как подобает боевому подразделению армии Ичкерии!

– Что, одни будем ущелье удерживать? – уточнил один из ичкерийцев, стараясь придать своему голосу безразличие – И что это за ущелье такое?

Их главарь в ответ напустил на себя ещё больше важности и загадочности. Глядя куда-то в сторону от вопрошающего, он сквозь зубы процедил:

– Не одни будем. Ещё Солтаханов Хусаин со своими подойдёт. У него людей много, вместе с нами полторы сотни наберётся. А о месте операции и других подробностях – завтра узнаете, перед самым отъездом.

– А почему сегодня нельзя? – возмутился Нуради.

– Потому что нельзя! – перешёл в крик Цагараев – Всё утром! Так спокойнее будет.

Он ушёл, но его люди не торопились расходиться. Они, разбившись на мелкие группы, ещё час обсуждали предстоящее завтра событие и гадали о том, что было недосказано их командиром. Как-то быстро наступил вечер, ветер утих и землю окутал туман. Ещё через час упали сумерки, всякое движение прекратилось и вскоре село погрузилось в сон.

В заданном районе отряд собрался, как и планировалось, к девяти утра. Как обычно, все блок – посты миновали без происшествий и особых материальных затрат. Неожиданно сквозь свинцовую пелену облаков робко проглянуло солнце, но тут же скрылось и оттого небо над головой показалось ещё более хмурым, чем прежде. Высадившись из машин, люди шли по склону, сгибаясь под тяжестью боеприпасов, сминая высокую мокрую траву. Но, несмотря на крутость подъёма, устать они не успели, так как идти пришлось недолго. Через двести метров возвышенность плавно перешла в ровную площадку, в глубине которой ютилось село. За ним зеленел лес, который, словно узорчатым покрывалом, сплошным слоем окутывал нависающие горы. На краю площадки их уже ждали. Более сотни ичкерийцев уже расположились здесь, обживая удобные для ведения огня позиции. Навстречу Цагараеву вышел приземистый плотный мужчина с аккуратно подстриженной бородой. Они обменялись приветствиями и традиционно обнялись, после чего Солтаханов сразу же повёл Салмана к ближе всех приступающему к дороге выступу.

– Вот здесь и вправо, до самого конца площадки, места занимайте. Не возражаешь?

Цагараев осмотрелся. Внизу, в какой-то сотне метров петляла дорога. Отсюда просматривался довольно широкий её участок и предполагаемые цели открывались бы полностью на обширном, насколько позволял сгущающийся на глазах туман, пространстве. Но в затяжном бою этот плюс запросто мог обернуться в жирный минус, так как огневые средства военных также имели возможность сосредоточить массированный огонь на этом участке местности. «Нечего сказать, удружил! – подумал он с неприязнью – Сам успел выгодные позиции занять, а мне места для смертников оставил!» Но в данной ситуации спорить не приходилось, и лицо Салмана расплылось в добродушной улыбке:

– Как скажешь, Хусаин! Мы этих собак с любого места бить привыкли.

Солтаханов спрятал в усы довольную усмешку, мгновенно посерьёзнел и протянул руку в сторону разросшихся у поворота грунтовки кустов.

– Вон напротив них фугас. Правее, через каждые пятьдесят метров, ещё два заложены. План простой: как появятся русские – подрываем фугасы и бьём из всего, что имеем. Я видел, у тебя гранатомётов хватает, да и пулемётов тоже! Я со своего края дополнительно ещё двумя агээсами поддержу, ну остальными стволами тоже, разумеется!

Он бросил ещё пару фраз и заторопился прочь, в то время как Цагараев уже приступал к расстановке своих людей вдоль отведённого ему рубежа. На самом уступе он решил расположить два крупнокалиберных пулемёта и ещё десяток стрелков, в распоряжении которых имелось четыре противотанковых гранатомёта, позволяющих вести вполне эффективный огонь по бронетехнике.

– Время советую не тратить, прямо сейчас начинайте окапываться! – посоветовал он отобранным им «счастливчикам».

Те, видимо, нисколько не догадывались, какое счастье им привалило на самом деле, и совет своего командира дружно проигнорировали. Чеченцев вообще весьма трудно укорить в какой-либо любви к процессу сооружения укреплений, в том числе земляных. Как правило, делать такую работу за них приходилось русским рабам или пленным, что фактически означало одно и то же. Но сейчас таковых поблизости не было, да в ближайшее время и не предвиделось. Подумав, за лопаты взялись только двое – Сулейманов Ибрагим и ещё один бородач, участвовавший уже в боях под Шали прошедшей весной. Ибрагим никогда не чурался труда и именно по этой причине Салман взвалил на него обязанности пулемётчика. Позировать с таким оружием перед объективом нравилось всем, но постоянно таскаться с этой ношей согласился бы не каждый. Нрав у Сулейманова был покладистый, и Цагараев об этом знал. И вот теперь он, отнюдь не богатырского сложения, стал неразлучен с «доверенным» ему тяжеловесом. Оба мужчины молча копали землю, не обращая внимания на насмешки своих товарищей, пока не вырыли вполне пригодные для стрельбы лёжа окопы. Ибрагим замаскировал бруствер срезанным дёрном, так, как его учили в срочную ещё при Союзе, установил пулемёт, и лишь тогда безмятежно развалился на траве. Миновал час, за ним второй, и цагараевцы успели изрядно продрогнуть, но русских всё не было.

Они появились ближе к полудню, причём появились оттуда, откуда их никто не ждал – со стороны гор. Сначала слева и чуть выше раздался приглушённый шум двигателей, затем из сгустков тумана показались боевые машины. Рота внутренних войск меняла дислокацию и, следуя на равнину, о приготовленной здесь засаде ровным счётом ничего не знала. Но, совершая марш, войсковики ни на минуту не забывали, что совершают его на фактически вражеской территории, а потому были настороже, чего никак нельзя было сказать о чеченцах. К этому времени тем давно наскучило ожидание и, не обнаруживая русских со стороны равнины, они восприняли приближающуюся с гор колонну как обещанное подкрепление. Едва заслышав шум моторов, ичкеры вскочили со своих мест и с восторженными криками сбились в отдельные группы. Стоя в полный рост, они всё ещё ошарашено глазели на выплывающую из тумана технику, когда башенные стволы уже разворачивались в их сторону. Ещё через мгновение, всего лишь отчасти открывшаяся их взору колонна, словно наткнувшись на невидимую преграду, остановилась, и с бортов боевых машин, образовывая ломаную цепь, посыпались бойцы. И только тут чеченцы, продолжая стоять в полный рост, словно очнувшись ото сна, открыли беспорядочную пальбу. В ответ сразу же заговорило русское оружие. Разрывы подняли комья земли, посылая в плоть воющие осколки, а летящий от дороги свинец заставил противника залечь и ползти, ползти прочь от убийственного огня.

– Взрывай фугасы, взрывай! – кричал вжавшийся в землю Цагараев, поднеся «Моторолу» к самому рту.

Внизу, под склоном, громыхнуло три взрыва, но когда Салман поднял голову, то увидел, что особого вреда они не принесли. Первый вздыбился как раз между головной и последующей машинами, оставив осколки в телах двух бойцов, другие вообще обозначились на пустых, так и не занятых военными местах. От цепи солдат донеслись команды, и русские пошли в атаку, с каждой минутой сокращая расстояние до устроившего засаду врага. Кто-то ещё пытался огрызаться редкими очередями, кто-то лежал, боясь поднять голову под прикрывающим бойцов огнём БМП, но всё больше и больше становилось тех, кому уже никогда не суждено было встать с земли. Когда атакующая цепь сократила расстояние вдвое, повстанцы побежали. Они бежали, как и подобает джигитам, с визгом и криками, неслись, словно неукротимая волна, неслись прочь, оставив в панике своих раненных товарищей. И в первых рядах, словно на крыльях, неслись оба их боевых командира. Оставалось всего несколько огневых точек, но и они под сосредоточенным огнём русских смолкали одна за другой.

Ибрагим лежал в вырытом им углублении, посылая короткие очереди в приближавшихся солдат. Рядом, в пятнадцати метрах, в своём окопе навсегда затих бородач. Вокруг стоял сплошной грохот от разрывов, над головой выли осколки, а разбитый бруствер всё чаще принимал на себя смертоносный свинец. Сулейманов видел, как к селу и дальше в горы бежали остатки обоих отрядов. Он не знал, оказывает ли ещё кто-нибудь сопротивление военным, или же ему последнему суждено умереть тут, на этом изрытом снарядами уступе. Но, несмотря на это, он снова и снова заставлял себя приподниматься и прижимать к плечу приклад пулемёта, всем телом ощущая его толчки при выпускаемых очередях. Он стрелял, пока сверху, по навесной траектории, не шлёпнулся рядом осколочный выстрел, выпущенный из подствольника подобравшимся с фланга пареньком. Коротко блеснул разрыв, и мгновенно обожгла резкая боль. В глазах помутилось и Ибрагим, теряя сознание, выпустил из рук оружие.