Текст книги "Калимба. Запертые. Эксперимент вышел из-под контроля"

Но Татьяну это не убедило. Она повернулась к Роме.

– Бери ее.

Рома толкнул Катю в спину и повел за Татьяной.

Татьяна открыла дверь в спальню Жертв, Рома втолкнул Катю. Татьяна закрыла за ней дверь и заблокировала ножкой стула.

– Пока тут посидит.

Таня и Рома вернулись в гостиную.

– Куда вы Катюшу дели? – с тревогой спросил Сергей Аркадьевич, но ему никто не ответил.

– Тань, ты перегибаешь.

– Ее никто не трогает, посидит, подумает. Может, вспомнит.

Татьяна подошла к Платону, схватила его за грудки:

– Откуда знаешь про Катю и Профессора?

– Она сама рассказывала, когда мы встречались! Он ей вместо отца был, она же сирота.

– Что еще?

– Больше ничего, клянусь! Знаю, что они скайпились раз в месяц, все! Про семью редко говорила.

Татьяна отпустила Платона.

– Если мы начнем друг другу глотки рвать и подозревать друг друга, никогда отсюда не выберемся. Катя не сделала ничего плохого. Она в такой же жопе, как и все мы, – Андрей казался уверенным в своих словах. Сергей Аркадьевич подъехал ближе.

– Я с Андреем согласен.

– И я, – тихо произнес Нурлан.

Татьяна вопросительно посмотрела на Рому:

– Ну?

Рома скрестил руки на груди:

– Стул гну. Не знаю. Ничего уже не знаю.

Рома пнул стул.

– А я ей не доверяю, – заявила Татьяна. – Никому из вас не доверяю. Поняли?

– Пойдемте со мной, кое-что покажу, – спокойно сказал Андрей.

XII

35 часов с начала эксперимента

Все, кроме Кати и Платона, собрались в кладовой.

Андрей перешагнул через клочья обоев на полу и подошел к потайной двери:

– Это старый проход. Видимо, закрыли за ненадобностью.

Рома посмотрел в замочную скважину:

– Ничего не видно.

– Возможно, это путь наверх, – обнадежил Андрей.

Рома дернул дверь, но развернуться в узком пространстве мешал стеллаж. Втроем они его отодвинули.

– Ржавые, сука… – Рома осмотрел дверные петли. – Подцепить – не вариант.

– Выбить можно, – сказал Андрей, – нужен рычаг. А у нас ничего подходящего нет.

– Есть, – Нурлан достал из кармана ключ для сборки мебели. – В спальне нашел, – объяснил он Роме, не взглянув на Татьяну.

Синдром отмены давал о себе знать. Тахикардия, потливость, тревожность – десять из десяти.

– Не ври, с собой принес. Убить меня хотел, сволочь? Я тебя за яйца держу, помнишь? – прошипела Татьяна.

– Таня, блин! – начал заводиться Андрей. – Это ключ для сборки мебели! Этим не убьешь, даже если очень захочешь. Успокойся!

– Обыщите его! Может, у него нож! – не унималась Татьяна.

Рома не выдержал и вытолкал ее в коридор. Татьяна на секунду пришла в себя, посмотрела на свои трясущиеся руки. Плохо дело.

– Слушайте, – заговорил Сергей Аркадьевич, – что будет с Катериной? Мы же не оставим ее одну?

Повисла пауза.

– Не оставим, – ответил Андрей. – Я с ней поговорю.

– Лучше я, – Татьяна вернулась в кладовку и пыталась показать, что с ней все в порядке.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Успокойся, ничего я ей не сделаю. Она на стрессе сейчас. Лучше, если с ней женщина поговорит. Ломайте дверь.

Не дожидаясь ответа, вышла.

Татьяна вошла в спальню. Девчонка была сильно напугана. Татьяна села рядом, изобразила улыбку:

– Значит, родителей у тебя нет?

Катя кивнула.

– Тебя никто не обидит, обещаю. В обиду не дам. Но вот что я тебе скажу. У меня там остался племянник, ждет меня. Если ты врешь, если ты заодно с Профессором, знай – я до вас доберусь. Поняла меня?

Катя кивнула. Татьяна смягчилась:

– Молодец. Можешь выйти.

Катя поднялась и вышла из комнаты. Татьяна посидела в тишине, но собраться с мыслями не удалось.

Татьяна зашла в ванную. Лед в ванне начал таять, оставляя темные пятна на пледе. Включила воду, зашумела струя. Так намного лучше. Вода всегда ее успокаивала.

Татьяна посмотрела в зеркало и увидела за своей спиной, как ткань, покрывающая мертвое тело, плавится по краям. Татьяна медленно обернулась и, борясь с ужасом, сдернула плед. Лицо Наташи, ее тело, руки и ноги покрылись нарывами и плавились, словно ее топили в кислоте. Кожа сползала с костей, плоть растекалась в ванне. Татьяна почувствовала, что теряет сознание. Она закричала и, перебирая руками, попятилась назад, пока не уперлась в стену.

Андрей распахнул дверь ванной. Татьяна, сидя на полу, кричала, закрывая лицо руками. Андрей встряхнул ее за плечи:

– Что случилось?!

Татьяна, не отнимая рук от лица, показала рукой на ванну. Андрей осторожно снял с лица Наташи плед. С телом все было так же, как раньше.

Татьяна пришла в себя, ей стало очень стыдно.

XIII

37 часов с начала эксперимента

Из кладовки вынесли всю мебель. Рома и Андрей возились с дверью. Верхний штырек им уже удалось выбить из петли, оставался нижний.

Андрей сидел на корточках и держал ключ для сборки мебели под нижней петлей, Рома бил по нему ножкой стула.

– Ровнее держи!

Андрей поправил ключ, Рома ударил, но промазал и попал брату по пальцам. Андрей скорчился от боли.

– Сорян, я случайно, – сухо извинился Рома и присмотрелся к петле. – Вроде пошла, стервятина!

Андрей вырвал у Ромы ножку стула:

– Все у тебя случайно.

– Чего ты? Аж покраснел! Я же извинился.

– Да потому что сначала херню делаешь, а потом извиняешься, когда уже поздно.

Рома ощутил резкий укол вины. Рядом с братом он всегда ощущал себя глупее и слабее, хотя это было не так.

Роме было одиннадцать, когда его привели в новую семью и познакомили со сводным братом. Воротник рубашки этого мальчика был белее снега, комната увешана почетными грамотами, а полки ломились от книг. Рома сразу понял, что здесь он всегда будет на вторых ролях.

С Андреем они совсем не ладили, чем без конца расстраивали мать. Андрей всегда и во всем получал от родителей поддержку. Даже самое незначительное его достижение воспринималось как нечто, о чем стоит говорить за ужином и чем можно похвастать перед соседями.

Рома ни в чем не преуспевал. Его навыки выживания в детском доме, то, как он мастерски умел прятать вещи, попадать ножичком в дерево с пяти метров и сливать бензин с легковушек, были совершенно бесполезны в этой благополучной семье.

Первое время он, правда, старался. Прилежно учился, вел себя хорошо, пытался соответствовать стандартам семьи, которая его приютила. Но на фоне Андрея всегда проигрывал. Отец с матерью любили Рому, тут их упрекнуть не в чем. Но они так и не нашли способ выражать эту любовь, не сравнивая его с родным сыном.

Когда мальчишки выросли и покинули родительский дом, их отношения не изменились: Андрей был все так же высокомерен по отношению к недалекому брату, а Рома считал Андрея скучным и заносчивым говнюком.

Унылая офисная работа с девяти до шести никогда не была для Ромы привлекательной целью. Он стремился к независимости, хорошо ладил с людьми и умел выживать. Поэтому легко обрел популярность среди барыг и мошенников.

Рома чувствовал себя свободным и счастливым, живя вне системы. Но все же завидовал брату. Красивый мальчик с белым воротничком уверенно шел по намеченному пути.

Поэтому, когда Андрей и Лиза после очередной журналистской премии появились у него на пороге и попросили продать им травки, у Ромы появился шанс. Возможность показать родителям и всему миру, кем был их золотой мальчик на самом деле.

С марихуаны Рома пересадил Андрея и Лизу сначала на кокаин, затем на амфетамин. Как профессиональный сомелье, знакомил их с новыми наркотиками, бережно сопровождая в мир удовольствий.

Рома был не так глуп, как могло показаться на первый взгляд, и свой товар никогда не пробовал. Поэтому он трезво и с удовольствием наблюдал, как зависимость Андрея и Лизы крепчает, а идеальная жизнь катится в бездну. И однажды он познакомил их с героином.

Позже Рома осознал, что заигрался. Ему бы остановиться раньше, не допустить падения брата на дно, мог ведь спасти Лизу от передозировки… Но не стал этого делать. Потому что впервые в жизни чувствовал, что он лучше Андрея. Ему было приятно, что брат полностью от него зависит.

Удар Андрея по ржавой петле вывел Рому из размышлений.

– Я по поводу Лизы хотел сказать. Я давно должен был…

Андрей замер.

– Я очень жалею о том, что сделал.

Рома замолчал. Перед глазами всплыл образ Наташи. Но не той танцующей и открытой девушки, а той, что лежит в холодной ванной одна. Сердце Ромы сжалось, …и он наконец понял, к чему завел этот разговор.

– Помню, как ты Лизу хоронить не хотел. Тогда не понял, а сейчас понимаю.

Андрей не прерывал Рому. Это означало, что он готов слушать. Рома грустно улыбнулся:

– Я видел, что Наташка на тебя глаз положила, не слепой. Но не в этом дело. Просто она тут самая настоящая была. А теперь ее нет, – к горлу подступил ком, но Рома сдержался. – Хочу, чтобы ты знал. Я бы хотел все исправить. Вот и все, что я хотел сказать.

Андрей ударил по петле, штырек выскочил и со звоном упал на пол.

– В том, что с Лизой случилось, мы оба виноваты. Закроем тему. Сейчас главное – отсюда выбраться.

Они сняли с петель дверь и увидели в пустом проеме коридор, освещаемый тусклой мерцающей лампой. Рома присвистнул.

XIV

38 часов с начала эксперимента

Лязгнул люк. Мещерский встрепенулся.

– Руки развяжу, сможешь поссать, – проскрипел голос похитителя.

Профессор услышал, как перед ним опустилось металлическое ведро.

– Спасибо, не хочу, – коротко произнес Мещерский.

Это взбесило Охотника. Он не привык уговаривать. Разговоры никогда не были его сильной стороной.

– Ссы сейчас! Или будешь под себя ходить!

Путы на руках Профессора ослабли. Он размял затекшие кисти и в эту же секунду ощутил у горла холодное лезвие.

– Повязку не трогать.

Профессор кивнул, приподнялся и, как сумел, помочился. Промахнулся.

– Правее бери!

Охотник с силой усадил пленника на стул, начал связывать руки. Мещерский напряженно думал. Нужно установить контакт. Воспользоваться моментом. Вернуть контроль.

– Я навредил кому-то из ваших близких? – спокойно спросил Мещерский.

Охотник закончил с руками, взял ведро и пошел к лестнице. Профессор заговорил громче:

– Ради кого вы это делаете? Жена, может быть, брат? Сын?

Профессор услышал, как упавшее ведро ударилось о лестницу. Для первой гипотезы этого было вполне достаточно.

Лязгнул люк.

– Значит, сын, – произнес Мещерский.

Его чувства и мозг работали на полную катушку. Профессор понимал, что у него есть время подумать: похититель, судя по всему, не собирался его убивать. По крайней мере, пока.

XV

Полгода до начала эксперимента

Мещерский никогда не испытывал мук совести. Цель оправдывает средства. А поскольку его цели всегда были исключительно благородными, на некоторые методы можно было закрыть глаза.

Профессор любил сложных пациентов. Он умел препарировать их психику, давить на болевые точки, чтобы в конечном счете облегчить им жизнь. Ради победы над больным разумом можно пожертвовать чувствами пациента.

Мещерский работал за столом в своем домашнем офисе, разложив медицинские карты и судебные протоколы своих самых сложных пациентов. Многие из них совершали преступления под влиянием своего ментального расстройства, и ему не раз приходилось это доказывать.

Он принялся разглядывать фотографии маленькой девочки с сильными ожогами на лице. Ей было лет двенадцать, но в глазах читалась боль, которой хватило бы на пятерых взрослых. Эта малышка не была похожа ни на одного из его пациентов. Он думал о ней чаще, чем полагается лечащему врачу, и это его пугало.

Профессор снял очки, устало потер переносицу и взглянул за окно: над лесом теплился рассвет. Он опять просидел за работой всю ночь.

Мещерский завел музыкальную шкатулку. Что ж, теперь можно заняться завтраком.

Профессор шел в кухню по длинному коридору. Он жил в этом доме один, и в большинство комнат не заходил уже несколько месяцев.

За одной из дверей раздался гулкий удар. Хриплый женский голос приглушенно выругался:

– Выпусти меня, ублюдок! Открой дверь! Я тебе лицо обглодаю!

Профессор прошел мимо, не обращая внимания на угрозы. Контроль на его стороне.

В кухне Мещерский отправил на блютус-колонку концерт для виолончели с оркестром No.1 Шумана. Под звуки прекрасной музыки выложил со сковороды две порции яичницы с ветчиной, украсил помидорами черри. Поставил на поднос пластиковую креманку с дольками апельсина. Он был аккуратен и заботлив.

Мещерский достал из кармана ключ. Стук за дверью становился громче.

– Успокойся. Сделай два шага назад, – проговорил он громко и властно.

Стук усилился.

– Будешь делать как я скажу, и с вами ничего не случится! Я принес завтрак.

Стук мгновенно прекратился.

Профессор открыл навесной замок и занес поднос в комнату. Через минуту он вышел и запер за собой дверь. Кажется, все прошло без происшествий.

Мещерский обработал руки влажной салфеткой, завязал ее в узел и положил на поднос. Ему нравилось быть гостеприимным.

XVI

39 часов с начала эксперимента

Охотник, сидя за столом, шприцем набирал кровь из своей вены. Закончив, снял жгут, заткнул пробирку кусочком ваты и поставил образец в холодильник рядом с первой. Из кармана куртки вынул потрепанный блокнот. Пролистал несколько засаленных страниц. Каждая исписана женскими именами с адресами в разных городах. Часть имен вычеркнуты.

Сергеенко Галина, г. Калининград, улица Лермонтова. Напротив фамилии жирный черный крест, но сама фамилия не вычеркнута. Охотник провел пальцем по строчке, оставляя на рыхлой бумаге борозду от ногтя.

– Дура ты, Галя.

XVII

39 часов 10 минут с начала эксперимента

Участники эксперимента собрались у входа в открывшийся коридор.

– Я вас здесь подожду, – Сергею Аркадьевичу не хотелось новых приключений. – А как выберетесь, позовете подмогу.

– Лучше всем вместе идти, – голос Кати дрожал.

– Вместе?! – скривился Платон. – Пока кто-то из вас еще кого-то не грохнет в этих катакомбах?

Рома оттолкнул его в сторону:

– Так, оставайся, хуле.

Татьяна взялась за ручки кресла Сергея Аркадьевича:

– Не волнуйтесь, я вас повезу.

Все, кроме Платона, вышли в коридор. Старик перекрестился. Верующим он никогда не был, но был всецело готов принять помощь свыше.

Платон смотрел, как группа скрылась в темноте. Ему стало не по себе.

– Подождите!

Он торопливо включил фонарик в телефоне и поспешил за остальными.

После Второй мировой в этом здании располагался штаб советской военной части, в 1852 году – лечебница для душевнобольных. Круг замкнулся.

Старый кирпичный туннель уходил вдаль на десятки метров. В узком тесном проходе пахло сыростью.

Андрей уверенно шел вперед, остальные не отставали.

Тускло мерцали аварийные лампы. По обеим сторонам коридора располагались массивные проржавевшие двери с небольшими окошками, похожие на двери камеры заключения. Рома посветил через решетку: железная кровать, вмонтированный в стену стол и облезлая штукатурка.

– Как жутко. Не хочу туда идти, – прошептала Катя.

– Это просто заброшенные подвалы, – попытался успокоить то ли ее, то ли себя Андрей. – Держитесь вместе, не растягивайтесь.

Платон догнал остальных и пристроился за Катей. Нурлан отодвинул его от девушки – решил, что будет за ней присматривать.

– Защитник херов, – процедила Татьяна.

Ее трясло, сердце билось, словно камень в стиральной машине, мучила жажда. Срочно нужны таблетки.

Через несколько минут коридор уперся в решетку с большим амбарным замком. По другую сторону туннель поворачивал налево.

Из-за угла по ту сторону решетки показалась небольшая фигура. Мальчик лет пяти, одетый в серую пижаму, подошел к стальным прутьям и выпустил в сторону участников несколько мыльных пузырей грифельного цвета.

Свет от фонарика Сергея Аркадьевича прошелся по решетке, где всего секунду назад стоял мальчик. Темная неизвестность.

Платон дернул замок на решетке. Справа от нее располагалось небольшое помещение с запертой дверью и таким же окошком, как в камерах.

Рома снял кофту, обмотал руку, растолкал всех и подошел к окну.

– А ну, животы втянули…

Рома нервничал, но старался этого не показывать. Ударил по стеклу, разбил, дотянулся до пыльного пульта на столе и стал наугад нажимать на все кнопки подряд.

Зажегся свет, двери в камеры и помещение охраны автоматически открылись.

Андрей осмотрел замок на решетке:

– Нужно найти ключ.

Братья вошли в комнату охраны. Андрей осмотрел выдвижные ящики стола, взломал ключницу на стене – десятки одинаковых ключей от камер. Ни один из них не подходил к замку на решетке.

Рома осмотрел шкафы: журналы учета на немецком, пустые пыльные бутылки, выцветшие планы здания. Нужного ключа не было.

– Блядский корень! – Рома швырнул пыльные журналы на пол.

Пока Андрей и Рома искали ключ, остальные маялись в коридоре. Ждать было невыносимо.

– Это что, тюрьма? – старик вдохнул из ингалятора.

– Или психбольница, – Нурлан заглянул в одну из камер. – Похоже на палаты для буйных.

Татьяну тошнило. Она облокотилась о стену и сползла вниз. Голова кружилась, внутренности вибрировали. Платон заметил ее состояние. Меньше всего ему нравилось кого-то спасать, каждый за себя. Но если он видел для себя выгоду, с готовностью протягивал руку страждущему.

Платон достал из кармана бутылку воды, протянул Татьяне. Она никак не могла сфокусировать взгляд. Платон поднес бутылку к губам, Татьяна сделала несколько жадных глотков.

– Никогда в подвале с трупом не застревала что ли?

Татьяна глянула зло:

– Засунь шуточки свои себе в жопу!

Поиски ключа потерпели фиаско.

– Нет тут ни хрена! – Рома швырнул в стену старый деревянный ящик. Маленький огонек надежды угасал.

Андрей смотрел в стену, куда только что прилетел ящик. Провел по поверхности рукой, постучал. Звук звонкий. Андрей подошел к другой стене и постучал. Глухой звук.

– Надо попытаться разбить, – Андрей показал на стену, за которой располагался туннель.

– А чем ломать-то? – спросил Рома. – У нас ни говна, ни ложки…

– В спальнях мебель икеевская. В ножках могут быть длинные саморезы, ими можно расковырять стену. Она, похоже, из дерева.

– Молодец, Андрюша, – заявил Сергей Аркадьевич. – Котелок у тебя хорошо варит.

XVIII

13 лет и 3 месяца до начала эксперимента

Андрей нуждался в признании. Ему требовалось подтверждение того, что он действительно чего-то стоит.

Должность корреспондента в местной газете он получил благодаря связям отца. Андрей мечтал делать громкие расследования, но это ему редактор не доверял. Поэтому он второй год строчил заметки о строительстве новой дамбы или открытии поликлиники.

Однажды все изменилось. Утром Артур, заместитель главного редактора, вызвал к себе. Артур еще никогда не говорил с ним один на один, это интриговало.

– Мне нравится, как ты работаешь. Не подводишь, не бухаешь, пишешь неплохо. Короче, потенциал есть.

Андрей улыбнулся. Похвала действовала безотказно.

– Спасибо, я стараюсь.

– Возьмешься за расследование?

– Конечно! – Андрей был готов выпрыгнуть из штанов.

– Звездный час твой. Надо последить за Виталием Кирсановым.

– За детским омбудсменом? В какую сторону копать? Коррупция, бордели, наркотики?

– Кто у нас репортер? Сам разберешься. Три недели на разработку, и статью мне на стол. Ни с кем не обсуждай. Если что – пишешь про фестиваль меда.

Андрей почувствовал подвох:

– Заказуха? Я тебя правильно понял?

Артур рассердился:

– Тебе статья громкая нужна? Вот тебе возможность. Пассажир этот явно не без греха. Не хочешь, не берись.

– Я возьмусь. Но, если пойму, что на него ничего нет, – врать не буду.

– Вот и молодец.

Стоял пасмурный вечер. Андрей припарковался на холме, откуда открывался вид на коттеджный поселок. Дом Кирсанова хорошо просматривался. Уже неделю Андрей таскался за ним буквально по пятам, ничего подозрительного не заметил и почти отчаялся.

Андрей устроился поудобнее и направил длиннофокусный объектив фотоаппарата на дом Кирсанова. Во дворе играли дети, в доме горел свет.

Зазвонил телефон, Андрей включил громкую связь.

– Как дела, Шерлок? – спросил приятный женский голос.

– Никак. Лизка, я так соскучился! Ты знала, что на Суворова открылся зал для сквоша?

– Твой Мистер Икс туда ходит?

– Ага, трижды в неделю. Зожник, блин. Может, сходим в субботу, попробуем?

– Давай! Только кроссы надо купить новые, а то мои Элвис пожевал…

Элвис – французский бульдог Лизы. Вот бы сейчас обнять их обоих и завалиться смотреть сериал, а не вот это все.

В окне второго этажа мелькнула яркая вспышка, послышался хлопок.

Андрей приподнялся на сиденье. На первом этаже началась суета.

– Перезвоню!

Он открыл дверь машины, понесся к дому Кирсанова, перемахнул через забор соседнего недостроенного дома и вбежал на второй этаж по бетонным закладным для лестницы. Только бы не опоздать!

Андрей взглянул в объектив и ахнул. В кабинете испачканный в крови Кирсанов держал на руках мертвого мальчика. Андрей включил режим серийной съемки. Кирсанов положил тело ребенка в большую картонную коробку, вынес улицу и положил в багажник джипа. Все делал четко и без суеты.

Из дома доносились крики и плач женщины. Нужно бежать к машине.

Андрей ехал за Кирсановым по лесной дороге, держась на приличном расстоянии с выключенными фарами. Машина чиновника свернула в глубь леса. Андрей проехал мимо и, как только машина Кирсанова скрылась, вернулся.

Дальше Андрей добирался пешком. В горле жгло, пальцы онемели от холода, начался дождь. Но Андрей не обращал на это внимания. Все, о чем он думал, – сделать как можно больше снимков.

Наконец он увидел припаркованную машину Кирсанова. Подходить ближе было опасно. Он присел и, на свой страх и риск, подполз ближе.

Андрей выкрутил экспозицию на полную и поднял фотоаппарат. В объективе увидел Кирсанова с лопатой. Руки Андрея тряслись, но он старался удержать фокус. Есть!

Рано утром грязный и промокший до нитки Андрей положил перед Артуром папку только что напечатанных снимков.

По дороге домой он думал, что следует вызвать полицию, но передумал – у него задание. И доказательства. Кирсанов получит свое.

Артур открыл папку:

– Садись за статью, у тебя есть час. Я распоряжусь, чтобы освободили первую полосу. Ты понимаешь, что это значит? Завтра твоя жизнь изменится.

Андрей был счастлив.

XIX

40 часов с начала эксперимента

Андрей и Рома скручивали ножки с кроватей. Толстые саморезы, как они и предполагали, находились внутри. Нурлан загибал острые концы саморезов об пол, чтобы было удобнее ковырять стену. Платон без интереса наблюдал за остальными: его рука все еще болела, для работы он был бесполезен.

– Короче, часов за пять-шесть мы ее расковыряем, – бодро планировал Рома.

– Повезло, что не кирпич, – добавил Андрей.

Платону было тошно в этой компании, и он вышел из спальни.

Катя ела бутерброд в кухне. Винтажные часы на стене показывали 5:20 утра, но спать не хотелось.

Татьяна намочила полотенце холодной водой и приложила ко лбу. Лихорадка усиливалась.

Явился Платон. Татьяна бросила на него презрительный взгляд и уселась в кресло в ТВ-зоне, положив мокрое полотенце на голову.

Платон шагнул к Кате. Она попыталась уйти.

– Подожди. Я извиниться хотел. Я запаниковал, ясно? Не хотел тебе навредить.

Он сделал еще один шаг, напугав Катю до чертиков.

– Я закричу!

Платон сделал шаг назад. Катя осмелилась заглянуть Платону в глаза:

– Как я вообще могла тебе верить? У тебя же на лице написано, что ты эгоист, обманщик и трус!

– Я просто хотел выбраться!

Кате стало противно. Перед ней стоял жалкий мужчина, которого она когда-то любила и уважала.

– Не хочу говорить с тобой, никогда вообще. Видеть тебя не могу.

Катя ушла. Платон стоял, опустив голову. Сейчас ему очень нужен был кто-то, на кого можно опереться. Сердце Платона сжалось от жалости к себе. Обессиленный, он опустился в кресло.

Татьяна не смогла сдержать ликования:

– Кажется, наша Жертва отрастила яйца. Браво, Профессор!

Платон натянул надменную улыбку:

– Позлится немного и отойдет. Не злопамятная. Всегда всех прощает.

Татьяна убрала со лба полотенце и посерьезнела:

– Вот увидишь, она еще себя покажет. Доверять никому нельзя… – словно мантру, произнесла Татьяна.

– Хоть бы сработало, – сказал раскрасневшийся Рома. – Если дальше тупик, придется подкоп делать.

Он снял кофту, бросил на кровать, но промахнулся.

– Тут фундамент метров десять, мы год будем подкапывать, – засомневался Андрей.

– Значит, будем копать вверх. Какие проблемы? – отшутился Рома. Он был настроен выбраться любой ценой.

Сергей Аркадьевич поднял с пола Ромину кофту, из кармана выпало портмоне. Старик открыл кошелек и увидел фотографию, на которой позировали молодой Мещерский и неизвестный мужчина. Сергей Аркадьевич подъехал к Нурлану и показал ему снимок.

Рома взял в руки готовый инструмент и отрепетировал удар по стене, замахнувшись, как клюшкой для гольфа. Внезапно Нурлан скрутил его руки за спиной.

– Откуда у тебя это? – Сергей Аркадьевич показал фото.

Андрей хотел подойти к брату, но Сергей Аркадьевич преградил ему путь.

– Смотри, Андрюша, это же Профессор! У него его фотокарточка!

– Вы чего?! Какая, в жопу, карточка?! – не понимал Рома. – Это не мой бумажник. Я его нашел. Профессор, видимо, выронил. Я же не дебил под камерами воровать!

Андрей достал из портмоне водительское удостоверение:

– Тут права Мещерского и визитки.

Нурлан отпустил Рому.

Андрей, вглядевшись в фото, изменился в лице:

– Я знаю его, человека рядом с Профессором.

XX

40 часов 30 минут с начала эксперимента

Охотник грелся у печки. Глаза слипались, он широко зевнул. На часах было почти шесть. Он поставил на плиту чайник, надел телогрейку и вышел из дома. Нужно набрать питьевой воды из колодца и принести немного дров.

Мещерский услышал, как хлопнула входная дверь. Стянул плечом повязку. Попытался ослабить узел на запястьях, не вышло. Ощупал стул – торчащая шляпка гвоздя под сиденьем.

Мещерский ухватился за гвоздь и начал его расшатывать, миллиметр за миллиметром. Металл врезался под ногти.

Кажется, за этим занятием он провел целую вечность. Мещерский стер пальцы в кровь, и гвоздь наконец вышел. Профессор начал царапать острым концом гвоздя веревку, ему удалось сделать небольшой надрыв. Изо всех сил потянул руки в стороны и порвал веревку.

Прислушался: в доме ни звука. Мещерский выпил таблетку. Освободил ноги и направился к люку. Наверху хлопнула входная дверь. Профессор спрятался за лестницу, сжав гвоздь в кулаке. Если напасть со спины и воткнуть гвоздь в шею…

Однако, судя по звукам, похититель занимался своими делами.

Профессор восстановил дыхание и осмотрел помещение. Прогнившая доска в стене, примыкающая к земляному полу, отошла. Мещерский подошел, потянул на себя доску. Гнилое дерево легко поддалось.

XXI

41 час с начала эксперимента

Участники эксперимента собрались в гостиной. Андрей ходил по комнате, вглядываясь в фотографию человека рядом с Профессором.

– Это Виталий Кирсанов, – наконец произнес Андрей, – бывший чиновник. Тринадцать лет назад я делал про него расследование. Был большой скандал.

– Я, кажется, его тоже знаю, – отозвался Рома.

– Откуда?

Рома взял фотографию, внимательно посмотрел на мужчину:

– Да, это он. Меня, типа, менты опрашивали.

– «Типа»?

– Как свидетеля.

Татьяна взяла у Ромы снимок:

– И я его помню. Его арестовали, а я митинги собирала у суда и прокуратуры.

Андрей следил за участниками, изучая их реакции.

– Впервые его вижу, – сказал Платон и отдал снимок Нурлану.

Тот покачал головой и передал фото взволнованному Сергею Аркадьевичу. Старик затянулся ингалятором, силясь что-то вспомнить.

– Кирсанов, Кирсанов… – бормотал он. – Я вспомнил. Я выносил ему приговор. Срок был внушительный. Кажется, пожизненное, если память меня не подводит…

– Объяснит кто-нибудь, что он натворил? – не выдержал Платон.

– Он убил своего сына и насиловал детдомовских детей. Десятки детей, – заявил Андрей.

Из динамиков зазвучала мелодия. Тонкие струйки магнитного грифельного песка начали просачиваться сквозь сетку динамиков. Мелодия исказилась, потеряв гармонию, захрипела.

Катя держала в руках фотографию, опустив голову.

Татьяна с трудом поднялась на ноги. Она наблюдала за Катей, не сказавшей ни слова за все время.

– Ты чего молчишь?

Катя не ответила. Татьяна двинулась на Катю.

– Кто тебе этот Кирсанов? Почему мы здесь оказались? Отвечай!

Катя заплакала.

Андрей взял Татьяну за плечо.

Мелодия скрипела, звук падающего на пол магнитного песка усиливался. Татьяна схватила табуретку и бросила в динамик.

Музыка затихла.

Нурлан подошел к Кате и взял ее за руки:

– Ты его знаешь?

Катя подняла испуганный взгляд. Она с трудом выдавила из себя слова, давясь слезами:

– Вы мне не поверите. Я не знаю, почему вы здесь, не знаю!

– Не бойся, – попытался успокоить ее Нурлан. – Ты знаешь этого человека?

– Это мой отец, – прошептала она.

XXII

1 год до начала эксперимента

Катя лежала в палате городской больницы, куда ее привез Мещерский. Медсестра вводила в капельницу лекарство, Профессор сел рядом с кроватью. Поверх его элегантного костюма был накинут медицинский халат.

Катя застонала, медсестра поспешила успокоить Мещерского.

– С ней все будет в порядке, вы приехали вовремя.

Прошло несколько часов, когда Катя открыла глаза. Картинка плыла, ее тошнило.

– Где я? – проскрипела она. Звук словно засох в горле.

Профессор присел на краешек кровати:

– В больнице. Как ты себя чувствуешь?

– Что случилось?

– Ты выпила много таблеток.

Катя напрягла память, силясь восстановить цепь событий:

– Да, помню.

– Ты это сделала, потому что у него вчера был день рождения. Надо было тебе позвонить. Прости меня.

По щекам Кати текли слезы:

– Я так устала… Не могу больше. Не могу!

– Понимаю.

Он и правда понимал ее, и слова были излишни.

Мещерский отошел к окну, чтобы дать ей возможность прийти в себя, а затем попытался перевести тему:

– Повезло, что позвонила твоя подруга.

– Какая подруга?

– Агата. Она рассказала, что ты наглоталась таблеток, и вызвала «Скорую». Если бы не она…

– Не говорите про нее! – прервала его Катя.

Она часто дышала, как перед приступом. Чувствуя, что Профессор ее анализирует, Катя отвернулась и накрылась одеялом с головой, схватилась за красный браслет.

Мещерскому тяжело давались физические контакты, но он пересилил себя и коснулся ее плеча:

– Ты справишься, я обещаю. Я помогу.

XXIII

42 часа с начала эксперимента

Охотник подкинул в печку дрова и положил на старый диван телогрейку вместо подушки. Пришло время немного вздремнуть.

Мужчина высыпал в алюминиевую миску горсть таблеток, растолок рукояткой ножа и залил водой из чайника.

Спустился в подвал, взглянул на пленника. Профессор сидел на прежнем месте, опустив голову. Охотник не заметил, что веревки только накинуты на запястья и лодыжки, как не увидел и оторванных от стены досок.

Он подошел к Мещерскому, поднес миску с мутной жижей к его губам.

– Пей.

– Что это?

– Снотворное.

– Зачем?

– Затем! Ты поспишь, я посплю, всем хорошо. Пей.

Пререкаться дальше не имело смысла. Профессор послушно открыл рот и выпил. Закашлялся.