Текст книги "Калимба. Запертые. Эксперимент вышел из-под контроля"

– Все нормально? – спросила она.

– Да, – неловко ответил Андрей и ушел.

– Что это с ним? – спросила Катя.

– Он меня вспомнил.

– Вспомнил?

– Я тоже его вспомнила. Все думала, что за лицо знакомое?.. Помнишь, я рассказывала, что наркоманы девушку убили? Это его жена.

– Ужас какой…

Татьяна потянулась к крекеру на столе:

– Ты знаешь, что Рома и Андрей – братья?

– Рома же про детдом говорил…

– Его усыновили родители Андрея. Да, видать, не помогло. На роду ему написано барыгой быть.

Татьяна понизила голос:

– А еще Андрея подозревали в сговоре с этими наркоманами. Как будто это он жену заставил с ними переспать, за дозу. На допрос вызывали, но отец его отмазал. Может, сплетни, а может… Кто его знает. Доверять никому нельзя.

Татьяна откинулась на спинку стула, забросила в рот крекер.

Из динамиков зазвучала мелодия. Кате нравилась эта музыка, сразу становилось спокойно. Раздался мягкий голос Мещерского:

– Доброй ночи! Подумайте о прожитом дне и вспомните, какие эмоции вы испытывали. О чем думали в самый сильный момент дня? До завтра!

XVIII

32 часа с начала эксперимента

В спальне Преступников Платон, Рома и Нурлан укладывались спать. Роме спать не хотелось.

– Платох, ты на что бабки потратишь?

– Не пропадут, не переживай.

– А ты? – он повернулся к Нурлану.

– Дочери отправлю. Ей поступать на следующий год.

– А, понятно… А себе что?

– А у меня все есть.

– Теперь меня спросите, на что я деньги потрачу!

Все молчали. Платон снял часы и тайком спрятал под подушку.

– Ну, спросите, едрены пассатижи!

И, не дождавшись отклика, заявил:

– Я детдом построю.

– На детдом не хватит.

– На маленький хватит, человек на пятьдесят. Ну, может, на тридцать.

– А чего не церковь? – ухмыльнулся Платон.

– Я же некрещеный, – серьезно ответил Рома. – В деревне дом построю. Парням компы поставлю, столярку нормальную.

– Таких денег надолго не хватит.

– Ё-мое! На сколько надо хватит, не твоя забота.

– Идея хорошая, – поддержал Нурлан.

– Спасибо, мужик. Бабло сегодня есть – завтра нет. Если себе оставлю – все солью. Проем, пробухаю. А так хоть на доброе дело пойдут.

– Филантроп, куда деваться… – язвительно процедил Платон, заворачиваясь в одеяло.

– Эй! – тут же отреагировал Рома. – Давай вот без этих словечек твоих. Это что, вообще, значит? – спросил он у Нурлана, но тот, похоже, уже спал.

– Ну и хер с вами, спите, – без злобы сказал Рома и закрыл глаза.

В спальне Жертв Катя расчесывала волосы, Андрей надевал пижаму, Татьяна мазала поясницу разогревающей мазью.

– Туалетная бумага на исходе! – доложил из ванной Сергей Аркадьевич.

– Я принесу, – Андрей двинулся к выходу.

Проходя мимо гостиной, он заметил Наташу. Она что-то искала среди диванных подушек.

– Шайзе! – выругалась Наташа.

Наконец она нашла то, что искала, – свою фляжку, – и сделала глоток.

– Присоединишься?

– Не пью. Я же из «бывших», забыла?

Наташа равнодушно пожала плечами и снова глотнула.

– Скука какая! Я раньше четырех утра не ложусь, а тут из развлечений – только долбаные Фиксики по телевизору.

Наташа развалилась на диване, спрятав фляжку в подушках.

– А ты книжку почитай. Вот, например… – Андрей достал с полки томик Сэлинджера. – Читала?

Он протянул Наташе книгу.

– Про что?

– Про девушку, которой стала противна она сама. И все люди ей кажутся гадкими и мелкими. А как жить правильно, она не знает.

– На меня намекаешь? – улыбнулась Наташа. Сделала еще один глоток из фляжки. Она постепенно пьянела и уже не стеснялась камер.

– Да нет. Просто книга об этом… – Андрей поставил книгу на место.

– Как думаешь, эксперимент сработает?

– Не знаю. Но, по-моему, сегодня было сильно. Дико, но сильно. По большому счету, Тане понадобился всего день, чтобы задуматься о прощении Нурлана. После двадцати лет ненависти.

Они помолчали. Андрей не знал, о чем еще поговорить, и пошел к выходу. Наташа его остановила.

– Погоди. Я… мне… Короче, мне стыдно. Стыдно перед дедом, понял? Но я не знаю, как ему сказать. Не умею я. Он думает, что я мразь. Может, так и есть, раз я даже извиниться нормально не могу.

Наташа не привыкла говорить о своих чувствах, и все, что она сказала, казалось ей глупым. Андрей оценил ее откровенность.

– Быть мразью – значит, не думать о других. А ты думаешь о нем. По крайней мере, задумалась. Значит, рано или поздно извинишься. Когда будешь готова.

Наташа была благодарна ему за эти слова, но сказать об этом вслух не решилась.

– Ладно, я пошел, – Андрей подумал, что сейчас ей надо остаться одной. – У меня тут рейд за туалетной бумагой.

Наташа грустно улыбнулась и сделала еще один глоток.

XIX

32 часа 20 минут с начала эксперимента

Мещерский заканчивал ужин. Аккуратно собрал со стола крошки от сэндвича, несколько раз протер столешницу влажными салфетками, тщательно почистил зубы нитью. Поднял глаза на мониторы – Наташа пила из фляжки.

– Хулиганка…

Андрей зашел в кладовую, достал с полки упаковку туалетной бумаги и уже собирался выходить, как вспомнил про полоску света под стеллажом.

Он уважал правила, но любопытство победило. Поставил упаковку бумаги на стеллаж так, чтобы закрыть обзор камере наблюдения. Выключил свет и опустился на пол. В дальнем углу мерцал свет. Андрей раздвинул продукты, провел рукой по стене, оклеенной обоями. Под пальцем почувствовал провал. С силой провел ногтем по плотной бумаге, прорвал дыру – старинная замочная скважина засветилась. Андрей попытался заглянуть внутрь, но ничего не увидел. На большее он не был готов, поэтому, прикрыв дыру коробками с печеньем, взял туалетную бумагу и вышел.

Мещерский умывался перед зеркалом. Его лицо осунулось, морщины стали резче, вокруг глаз появились темные круги. Невыносимо хотелось спать, но надо продержаться еще хотя бы пару часов.

Профессор вернулся в комнату для наблюдения и замер. То, что он увидел на мониторе, не укладывалось в голове. Он отсутствовал всего несколько минут. Как такое могло случиться?! Профессор схватил телефон и выбежал из кабинета, опрокинув стул.

Трясущимися руками набирал шестизначный код на замке, но пальцы промахивались. Наконец замок открылся.

За спиной грохнуло, зазвенело стекло. Сквозь разбитое окно в холл влетел камень. Сквозняк поднял шторы под потолок. С улицы послышались звуки одиночных выстрелов. У Мещерского закружилась голова… Он рванул на улицу.

– Кто здесь? Вы на частной территории! – закричал он в темноту.

Мещерский увидел на земле связку разрывающихся петард. Профессор ругнулся, подумав о деревенских мальчишках, повернулся к двери, чтобы вернуться в здание. Последнее, что он увидел, – тяжелые охотничьи ботинки…

XX

33 часа с начала эксперимента

Андрей возвращался в спальню Жертв мимо гостиной. Наташа спала на диване. Андрей улыбнулся:

– А говорила, что раньше четырех не засыпаешь.

Андрей подошел, взял плед, наклонился к Наташе, чтобы накрыть.

– Наташа!

Он видел такое раньше: невидящие глаза, вздутые вены и синеватую кожу. Так бывало, когда Лиза перебарщивала с веществами. Волосы закрывали рот, Андрей убрал прядь и охнул – изо рта на подушку стекала белая пена. Наташа была мертва, в этом не было никаких сомнений. Андрей попятился и упал, споткнувшись о журнальный столик.

Часть 3

Дневник сновидений. Запись #21

На протяжении всего сна было слышно, как что-то шелестит. Кажется, это был какой-то серый песок, который сыпался отовсюду.

За дверью меня ждал какой-то человек. Его лица не было видно, но он заставил меня испытать страх.

Еще там был пистолет. Из его дула поднималась тонкая струйка дыма, а на полу растекалась большая лужа крови. В нее погрузилась чья-то маленькая ручка. Кажется, это был ребенок… Мне захотелось проснуться…

I

3 месяца 12 дней до начала эксперимента

В битком забитой студентами университетской аудитории Мещерский читал лекцию о психологии серийных убийц. Он любил эту тему за противоречивость, широкий выбор характерных персонажей. Профессор вывел на экран проектора очередной слайд и внимательно посмотрел на студентов.

– Джек-потрошитель. В представлении не нуждается. Известны пять его канонических жертв – все проститутки.

Мещерский вывел на экран слайд с изображением Анри Ландю.

– А это – брачный аферист, Синяя Борода. Он убивал своих жен во время медового месяца. Полиция приписывает ему 300 убийств, но доказаны были только 11.

На экране появилась черно-белая фотография бритого наголо мужчины.

– Немецкий маньяк Бруно Лудке. В его серии восемьдесят пять жертв. Бруно признали слабоумным, и он избежал расстрела. Включите свет, пожалуйста.

Мещерский сошел с кафедры и пошел между рядами.

– Потрошитель, судя по всему, был хирургом. Уважаемая профессия! Синяя Борода был набожным, работал дьяконом в церкви. А слабоумного Бруно все считали добрым человеком. Откуда же в обычных людях берется такая жестокость?

Все понимали, что это риторический вопрос, и продолжали слушать.

– Когда мы говорим о серийных убийцах, причина их жестокости кроется в стремлении преступника разрешить убийством собственные внутренние противоречия. Преступник бессознательно пребывает в психологической зависимости от жертвы. Он боится, что его отвергнут или унизят, пытается подавить тяжкие травмирующие воспоминания из детства, доказать самому себе, что имеет право на существование. Но как же преступник выбирает жертву? Кто скажет, что такое виктимность?

– Это склонность становиться жертвой, – ответил студент из первого ряда. – То, как выглядит и ведет себя жертва, может стать причиной преступления. Например, наивность и доверчивость, вызывающий макияж или наряд, легкий флирт…

– Ага, «сама виновата» – слышали, знаем, – выкрикнула студентка из соседнего ряда. – Мужланские отговорки для насильников. Может, короткие юбки запретить?

По аудитории прокатился смех.

– Вы оба правы, – поспешил примирить студентов Мещерский и вернулся на кафедру. – Человек может иметь предрасположенность становиться жертвой, а может стать ею случайно. Разумеется, общество не должно обвинять жертву, ее виктимность не снимает ответственности с преступника. Но мы должны научиться понимать поведение жертвы: это подскажет нам, почему преступник ее выбрал.

II

33 часа 40 минут с начала эксперимента

Страх парализовал Профессора, сердце бешено стучало, голова раскалывалась от боли. Мещерский попытался открыть глаза, но ощутил тугую повязку. Вдохнул и по тяжелому, сырому воздуху понял, что находится под землей. Да, Мещерский сидел в старом подвале на стуле со связанными руками и ногами, примотанными к ножкам стула.

Раздался металлический лязг. По спине Мещерского пробежал холод.

– Кто здесь? Что вам нужно? Меня будут искать!

Подошел Охотник, приподнял рукав, с первой попытки воткнул в вену Профессора иглу и набрал в шприц немного крови. Мещерский дернулся.

– Что вы делаете?!

Закончив, мужчина опустил рукав рубашки Профессора и застегнул пуговицу. На ткани мгновенно проступило кровавое пятно.

– Сколько времени я здесь?

Охотник молчал.

– Пожалуйста, ответьте!

Лязгнула тяжелая крышка люка. Мещерский остался один.

III

33 часа 5 минут с начала эксперимента

В помещении эксперимента горел приглушенный свет, тихо звучала успокаивающая мелодия.

Татьяна открыла глаза. Снова ночной кошмар. Каждую ночь, все эти двадцать лет.

Катя и Сергей Аркадьевич спали, кровать Андрея пустовала. Татьяна встала, прошла в ванную, стараясь не шуметь. Ее била мелкая дрожь. Обычно Таня принимала по одной таблетке в день, но здесь уровень ее тревоги зашкаливал. Поэтому она утроила дозу, игнорируя побочку.

Татьяна зашла в кабинку, высыпала в ладошку горстку таблеток. Ее спокойствие, настроение и продуктивность зависели от сертралина[1]1
  Антидепрессант.


[Закрыть] многие годы. Она не раз пыталась от него отказаться, снижала дозировку до одной восьмой таблетки, но каждый раз срывалась. Принимать начала не ради себя, а ради своих подопечных в кризисном центре. Потому что была нужна им.

IV

13 лет до начала эксперимента

Последние пару недель Татьяна возглавляла протестное движение против Виталия Кирсанова, местного чиновника и детского омбудсмена. Его обвиняли в убийстве собственного сына и растлении воспитанников подшефного детского дома. Судебный процесс был громким и широко освещался в СМИ. Прошел слух, что благодаря статусу и связям Кирсанову могут дать всего восемь лет, и город накрыло волной возмущения.

Поэтому, когда к Татьяне обратилось местное издание за комментариями, она со свойственной ей прямотой обвинила в преступлениях не только Кирсанова, но и нескольких местных чиновников. Она была уверена, что в области действовала целая сеть влиятельных педофилов, и жаждала расправы. Директрисе кризисного центра инициатива подчиненной не понравилась.

– Таня, мать твою! – кричала начальница. – Это дело одного Кирсанова, одного! И его вина доказана. Теперь ты всю мэрию на уши поднимаешь? У меня сегодня с утра звонки из департамента, меня чихвостят в хвост и в гриву!

– Сядет он один, а остальные? Он не один детей трахал!

– Нельзя обвинять людей на основании догадок! Причем таких людей! Наш центр – дотационный. Нам мэрия помогает, если ты забыла!

– Понятно… – многозначительно протянула Татьяна.

– Что тебе понятно?!

Татьяну душил гнев. Она презирала эти подковерные игры и унизительное чинопочитание, поэтому намеревалась идти до конца.

– Таня, ты знаешь, тебя здесь очень ценят. Я закрывала глаза на многое. Но это – перебор. Ты всех нас подставляешь.

– Кирсанов сядет, и о нем забудут все через полгода. А остальные как? Так и будут развлекаться! Ты что, не понимаешь? Нужно орать, кричать, что-то делать! Сейчас, сегодня!

Начальница присмотрелась к Татьяне: челюсть непроизвольно двигалась, как на шарнирах, плечи подергивались.

– Ты что, опять на таблетках?

– При чем тут это?

– При том, что я тебя уже предупреждала…

Татьяна заходила по кабинету:

– Значит, пока нужно было людей на митинги собирать, по трое суток без сна в типографии торчать – никого мои таблетки не смущали. А теперь, значит, смущают. Знаешь, что? Иди ты на хер, Лена!

Начальница вздохнула. Как она устала от этих борцов за справедливость…

– Значит, так, Николаева. С этого дня ты в неоплачиваемом отпуске. И чтобы ни на митинги, ни на пресс-конференции не совалась, поняла меня? Придешь в себя – поговорим.

Татьяна злобно смотрела на директрису:

– Попользовались и выкинули, значит? А дети как же?

Начальница села за стол, уткнулась в папку с документами, демонстрируя, что разговор окончен. Татьяна скинула со стола стопку агитационных листовок и выпалила:

– Ну и целуй дальше жопы своей мэрии!

Татьяна вышла, хлопнув дверью. Со стены упала почетная грамота за вклад в развитие социальной сферы города с подписью мэра.

V

33 часа 10 минут с начала эксперимента

От удара в дверь Татьяна вздрогнула и уронила в унитаз весь запас сертралина. Таблетки таяли на глазах. В дверь заколотили.

– Таня, открой! – похоже, у Кати опять истерика.

Татьяна преодолела брезгливость, облизала с ладоней остатки растворившегося препарата и поспешила на крики.

– Я пытался ее разбудить… – горько объяснился Андрей перед всеми в гостиной.

Катя опустилась на колени перед Наташей и закрыла рот рукой. Золотая рыбка выпрыгнула из своего аквариума, сделала в воздухе сальто и нырнула обратно. Когда она вошла в воду, прозрачная жидкость всего на секунду окрасилась в серый грифельный цвет. Никто этого не заметил…

– Может, она просто в отключке? – Платон растерянно смотрел на остальных. – Или вообще разыгрывает нас!

Татьяна окинула Платона презрительным взглядом и обратилась к Андрею:

– Рассказывай.

– Мы поговорили… – растерянно вспоминал Андрей. – Когда шел обратно, она…

– Она не дышит?! – словно очнувшись, спросил Рома.

– Она мертва, – тихо сказал Андрей.

Рома направился к выходу.

Кате вдруг стало очень холодно.

– Ей, наверное, нужен врач? Нужно позвать врача, – Катя пыталась растереть онемевшие пальцы.

Татьяна посмотрела ближайшую камеру наблюдения:

– Спустится к нам кто-нибудь или нет?!

Катя протянула руку с полотенцем ко рту Наташи, чтобы убрать пену.

– Не трогай! – одернул ее Нурлан.

– Отойди, девочка… – Татьяна отодвинула Катю, но на всякий случай проверила пульс Наташи.

Из коридора доносились удары в дверь.

– Суки, – кричал Рома, – открывайте! Нужна помощь, срочно!

Катя бормотала себе под нос:

– Нужно что-то делать… Что нам делать?..

– Нужно вызывать Профессора. Эксперимент закончился, – подытожил Андрей.

Татьяна дотронулась до склизкой пены на подушке.

– Похоже, передоз.

– Чтобы так передознуться, надо героин ложками жрать! – проорал Рома из коридора, продолжая тарабанить в дверь. – Профессор! Я тебе на хуй глотку вырву, слышишь меня!?

Платон терял самообладание – к такому жизнь его не готовила. Андрей заметил под диваном фляжку, осторожно поднял ее рукавом пижамы. Понюхал горлышко, поморщился.

– Мне надо наверх, – повторял Платон, как в бреду, – мне надо наверх!

Сергей Аркадьевич дрожал.

– Да что же это делается! – закричал он. – Почему не открывают дверь? Эй! – Старик смотрел в камеру. – Если вы нас не выпустите, я вам такое устрою! Проверками задушат вашу гнилую контору! Слышите?

– Они-то слышат, – спокойно заметил Нурлан, – камеры пишут. Но прошло уже минут пятнадцать. Значит, не хотят открывать.

Рома вернулся в гостиную.

– Ну что, суки, доигрались?! Кто?! Кто это сделал, мрази?!

Рома обвел взглядом присутствующих.

– Она только тебе дорогу перешла, старый козел! – Рома двинулся на старика.

– Да как ты смеешь! – старик дал креслом заднюю. – Я уважаемый… Я инвалид…!

– Тихо, на хуй! – крикнул Рома, схватив его за грудки. – Выворачивай карманы, паралитик!

Рома принялся обыскивать сопротивляющегося старика.

– Убери свои ручонки, нарколыга!

Андрей подошел к Роме сзади и попытался оттащить его от Сергея Аркадьевича. Рома с размаху ударил Андрея локтем в лицо, тот упал. Катя вскрикнула, Татьяна увела ее подальше от драки.

Рома бешено колотил Андрея по лицу. Бил он, а больно было ему.

Рома почувствовал, как его подняла сильная рука. Нурлан крепко взял Рому в захват, тот и дернуться не мог.

– Пусти меня! Откройте ебаную дверь!

VI

33 часа 45 минут с начала эксперимента

Профессор пытался освободиться. Дергал руками и ногами, но узлы на веревках держались крепко. С потолка на голову Мещерского сыпалась опилки. Наверху мерял шагами комнату Охотник. Часы Мещерского пикнули.

– Мне нужно принять лекарство! – крикнул Профессор. – Пожалуйста! Я ведь нужен вам живым!

Шаги наверху стихли. Крышка люка открылась.

– Во внутреннем кармане пиджака. Одну таблетку.

Охотник проверил карманы Профессора, вынул старую музыкальную шкатулку и таблетницу. Повернул ручку шкатулки – подвал заполнила приятная мелодия.

Мещерский молчал. Охотник сунул находку в свой карман.

Профессор почувствовал, как грубая мужская рука открыла ему рот и закинула таблетку. Профессор судорожно сглотнул. Лязгнуло железо.

– Постойте! Не уходите. Я вас обидел? Я постараюсь это исправить, если вы расскаже…

Тяжелый люк закрылся.

Профессор дотянулся плечом до повязки на глазах. Через несколько минут ему удалось освободить один глаз: тусклая лампочка под потолком, бочка с водой. Все.

«Нужно взять себя в руки и найти способ выбраться. Нужно перестать быть жертвой… Нужно вернуть себе контроль над ситуацией…»

VII

33 часа 50 минут с начала эксперимента

Платон в панике бился во все двери в поисках выхода наверх. Одну из дверей выбил плечом и ввалился в подсобку уборщика, запнулся за ведро и рухнул на пол, схватился за правое запястье, застонал.

В гостиной Нурлан все еще держал обезумевшего Рому крепкой хваткой.

– Как бы я ее убил, если я спал, пустая твоя башка! – Сергей Аркадьевич срывался на крик.

– Больше некому! – зарычал Рома.

– Заткнись! – крикнула Татьяна. – Заткнитесь все! Дайте подумать.

В гостиную вернулся Платон, с повязкой из чьего-то шарфа на руке.

– Дверь надо ломать. Они уже почти час молчат. И браслеты не сработали, когда он на меня набросился, – Андрей холодно взглянул на Рому и вытер кровь под носом.

– Если бы это сделал кто-то из нас, – размышляла вслух Татьяна, – тут бы уже была полиция. Значит, это сами эксперты.

– Нет! Этого не может быть! – крикнула Катя. – Профессор бы не допустил! С ними что-то случилось! Поэтому они молчат.

Рома, похоже, успокоился:

– Да хорош! Отпусти, Нурлан!

– Не смей! – завизжал Сергей Аркадьевич, для верности погрозил кулаком Нурлану.

– Пусти, я все, спокоен.

Нурлан глянул на Андрея, тот кивнул, Нурлан отпустил хват.

Рома подошел к телу Наташи, опустился на колени и заплакал:

– Кто-то убил ее. Понимаешь?

Татьяна посмотрела на камеру наблюдения:

– Наверху есть записи с камер. Возьми себя в руки и шуруй вместе с этим выбивать сраную дверь!

Нурлан уже шел к выходу, Рома двинулся за ним.

Татьяна побледнела, судорога согнула ее пополам. В кухне ее вырвало в раковину. Платон брезгливо скривился.

Катя налила Татьяне стакан воды. Та выпила залпом.

– Все нормально, душно стало.

Андрей смотрел на мертвое тело Наташи. Вспомнил их последний разговор. Нужно проверить свою догадку.

VIII

34 часа с начала эксперимента

Ветер раскачивал сгнившие ставни старого дома на окраине заброшенной деревни.

Охотник жил здесь уже второй месяц, и за это время не встретил ни одной живой души. Идеальное место, чтобы затаиться…

В доме каким-то чудом осталось электричество, в единственной комнате сохранилась кое-какая мебель, печка и холодильник. Нашлась и посуда.

На печке закипал чайник, в почерневшей кастрюле варились макароны. Охотник заварил чай, открыл банку тушенки, достал из холодильника хлеб в пакете. В дверце между пивными бутылками стояла пробирка с кровью Мещерского, закрытая комком ваты.

Жуя макароны с тушенкой, Охотник разглядывал газетные вырезки и фотографии, приколотые к стене канцелярскими булавками. Он собирал эту коллекцию весь последний год. Интервью Профессора, новости об открытии частной клиники, заметки о его помощи Следственному комитету, фотографии со студентами на защите дипломов. Здесь была вся его жизнь. Жизнь успешного эгоиста, привыкшего добиваться цели.

Закончив с ужином, положил порцию макарон в алюминиевую миску и открыл люк в подвал. Пришло время покормить пленника. Охотник сразу заметил, что повязка на глазах спущена. Подошел к Мещерскому сзади.

– Не оборачивайся, – Мещерский впервые услышал его низкий хриплый голос, – а то хуже будет…

Затянул повязку потуже, сел напротив, зачерпнул ложкой макароны.

Сквозь ткань Профессор видел только силуэт.

– Мы ведь с вами встречались раньше. Верно? – осторожно спросил Мещерский. – Я лечил вас или обследовал?

Ложка ткнулась в рот Профессора. От неожиданности тот дернулся, и макароны посыпались на пол.

– Макароны по-флотски.

Охотник терпеливо набрал вторую ложку и сунул Мещерскому. Профессор начал жевать.

– Я могу вам помочь.

Новая порция заставила Профессора замолчать. Охотник внимательно рассматривал его лицо.

– Мессию из себя строишь, – прохрипел он, соскребая макароны со дна миски, – людей лечишь… Только херня это все. Ты такой же, как я…

Не дав Мещерскому ответить, он затолкал в рот последнюю ложку.

IX

34 часа 10 минут с начала эксперимента

По всему помещению эксперимента разносились гулкие удары. Нурлан и Рома массивным обеденным столом били в стальную дверь.

– …Раз, два, три! – командовал Рома.

После очередного удара столешница треснула пополам, а дверь так и осталась закрытой. Рома со злостью отшвырнул покореженный стол.

– Не выйдет, – вздохнул Нурлан. – Дверь слишком тяжелая.

– Сука! Может, кроватью попробовать?

– Полотно стальное, – заметил Андрей. – Ничем эту дверь не протаранить.

Рома раздраженно глянул на Андрея.

– Да ты оптимист, сука! Другие предложения будут?

Андрей промолчал. Он знал, что нужно делать, но пока решил не распространяться. Не стоит давать ложную надежду – вдруг он ошибается?

Под презрительным взглядом Ромы Андрей вышел.

В кладовке Андрей скинул с полок продукты, отодвинул стеллаж и сорвал со стены обои над потайной дверью.

Как Рома и полагал, цифровой замок не поддался. Разочарованные участники вернулись в гостиную.

Рома подошел к Наташе, бережно коснулся ее плеча. Тело начало коченеть.

– Надо ее в холод убрать.

– За несколько часов ничего с ней не случится, – отрезала Татьяна. – Выберемся отсюда и вызовем полицию. Им важно, чтобы место преступления осталось нетронутым.

– За несколько часов, серьезно? Хуй там плавал! Давайте, помогите мне. Отнесем ее в ванную. Менты все на записи увидят: и кто убил, и кто перенес.

Рома взял Наташу за руки, Нурлан – за ноги.

Татьяна заслонила собой от Нурлана тело Наташи.

– Отошел! Без тебя справимся. Чего смотришь? Ты где был в момент убийства, молчаливый наш? Когда полиция камеры посмотрит, что они там увидят, а? Может, еще один подвиг?

Рука Татьяны держала пульт от его браслета.

– Хватит, пожалуйста, не ругайтесь! – взмолилась Катя.

– Я не педофил! И не убийца!

– Смотрите на него! – не дала ему закончить Татьяна. – Обиделся! Может, еще заплачешь? Что, слово обидное? Педофил! Педофил!

Татьяна помахала пультом:

– Тебя защищать больше некому. Тебя заперли, ой, не с тем человеком!

Нурлан отпустил тело и вышел.

– Он со мной был, – устало заметил Рома. – Мы вместе спать ложились.

– А что он делал, когда ты уснул?

Татьяну трясло, но она старалась не подавать виду. Вытерла испарину, взялась за ноги Наташи.

Платон ходил по гостиной взад-вперед:

– Я попал… Мне конец… Всем конец…

– Почему конец? – не понял Сергей Аркадьевич. – У нас еда есть, вода. На первое время хватит. Я почетный работник судебной системы, меня хватятся.

– Не хватятся, никто не знает, где мы. Еды надолго не хватит. Сколько мы протянем на одной воде? Недели три? Ингалятор твой тоже с неба упадет?

– Черт! – выругался старик.

– Проснулся, Стивен Хокинг?

Платон посмотрел на Катю, она отвела взгляд. Платон любил чужие секреты, и сейчас знание одного из них может спасти ему жизнь.

X

1 день до начала эксперимента

Мещерский владел квартирой в центре Калининграда, но в последнее время там не появлялся. Жить и работать ему больше нравилось за городом, подальше от суеты.

Пару лет назад Мещерский арендовал дом в элитном поселке на берегу Балтийского моря. Он принимал здесь частных клиентов и много времени проводил на свежем воздухе.

Стоял прохладный и солнечный день, море просматривалось до горизонта. Катя сидела под пледом в кресле из ротанга и наблюдала за чайками. Она протянула руку к столику, сервированному на двоих, выбрала из вазы с фруктами крупный апельсин.

Профессор сидел напротив. Во взгляде Кати не было привычной кротости. Напротив, она смотрела на Мещерского с вызовом.

Катя съела дольку апельсина. Мещерский вздохнул:

– Ты должна это сделать.

– Какой ты душный. Сказала, не хочу.

Она отправила в рот еще одну дольку и прищурилась от удовольствия.

– Мы это обсуждали, – настаивал Мещерский. Терпение было на исходе, но он умел добиваться своего.

– Нет.

– Я могу тебя заставить, но я хочу, чтобы ты отправилась туда добровольно.

Катя понимала, что Мещерский хитрит, но не могла понять, где кроется подвох. Она вытерла о плед липкие пальцы и спросила:

– На сколько?

– На две недели.

– Долго.

– Так нужно.

Катя задумалась. Это было рискованно, но кто не рискует…

– Мы будем одни?

– Нет. Но мне нужно, чтобы ты никого не трогала. Особенно ее. Иначе наш договор отменяется.

Катя скривила рот. Выбросила на газон остатки апельсина и принялась за зефир. Мещерский терпеливо ждал.

– Если я соглашусь? – наконец спросила Катя.

– Я больше не буду вмешиваться в твои дела. Ты будешь свободна и сможешь делать всё что захочешь.

– Все-все?

– Все, – твердо произнес Мещерский.

Катя закинула руки за голову и откинулась в кресле.

– Мы договорились?

Катя ненавидела этого человека, но предложение было слишком красивым, чтобы отмахнуться. Они пожали руки.

XI

34 часа 20 минут с начала эксперимента

Нурлан мерил шагами спальню Преступников. Что бы он ни делал, как бы ни старался, он навсегда останется в глазах Татьяны педофилом и извращенцем.

Нурлан осознал, что пытается порвать свой браслет. Остановился, выдохнул, вдохнул, сел на кровать. Потом встал, опустился на колени, пошарил рукой под кроватью, нащупал ключик для сборки мебели.

Браслет светился тусклым красным огоньком. Нурлан с силой надавил ключом на стеклянную защиту, стекло треснуло. Аккуратно вытянул проводки, потянул на себя. Внутри щелкнуло, огонек погас.

Нурлан спрятал проводки под матрасом, а ключик убрал в карман.

Рома и Татьяна уложили труп в ванной и накрыли пледом. Хорошо бы обложить тело льдом для напитков. Рука Наташи выскользнула из-под пледа. Рома аккуратно вернул руку на место и отвел взгляд. Видеть ее такой было невыносимо.

Платон наблюдал за Катей. Это был единственный шанс отсюда выбраться.

– Нужно заставить их открыть дверь. И ты, тварь, мне в этом поможешь! – процедил он сквозь зубы.

Катя не успела ничего понять, как Платон схватил ее за горло, прижал к стене и начал душить:

– Профессор, открывай! Если не откроешь, я ее убью!

Сергей Аркадьевич отреагировал быстро, подкатился к Платону сзади, схватил его за рубашку и резко потянул на себя. Платон упал, и Кате удалось вырваться. Она побежала. Платон опрокинул инвалидное кресло и бросился догонять беглянку. Сергей Аркадьевич упал.

– Помогите! – закричала Катя.

Платон повалил ее на пол и душил, глядя в камеру. Почему Профессор не спасает Катю?

Катя беспомощно трепыхалась, ее лицо налилось кровью.

– Помогите, кто-нибудь, скорее! Убивают! – кричал Сергей Аркадьевич.

На крики сбежались остальные. Нурлан и Рома оттащили брыкающегося Платона от Кати. Андрей усадил в кресло Сергея Аркадьевича, Татьяна помогла Кате подняться.

– Ты охренел?! – встряхнул Рома обезумевшего Платона.

– Она знает Профессора! Он ее опекун!

Нурлан с силой усадил Платона в кресло.

– Может, они заодно! – не унимался Платон.

– В смысле, знает Профессора?! – спросил Рома. – Вы тут охуели, что ли все?

– Это правда? – спросила Татьяна.

– Да, – заплакала Катя, – но я… Честное слово, я не знаю, что тут происходит! Я здесь, как все! – лепетала она.

– Почему молчала? – напирала Татьяна.

– Виктор Анатольевич просил не говорить. Сказал, что так для меня лучше будет. А когда все началось, я вообще не подумала, что надо сказать!

– Посмотри на меня, – Татьяна схватила Катю за подбородок. – Спокойно, девочка, тебя никто не обидит. Я обещаю. Смотри на меня. Что тут творится?

Слезы катились градом по щекам Кати:

– Не знаю, честное слово! Он порядочный человек. Он никогда бы не дал в обиду ни меня, ни вас. Он помочь хотел! Что-то плохое случилось, я чувствую!

– Уверена, что тебе больше нечего сказать? – спросила еще раз Татьяна.

– Да, я все сказала.