Текст книги "Император"

– Ну, если есть уверенность в компетенции Белецкого, то я не возражаю, что ты возглавишь операцию. Пулемётную позицию нужно оборудовать как можно быстрее. Я чувствую, что вот-вот террористы оставят свои позиции и побегут в сторону леса. Всё, поручик, я высылаю к фонтану джигитов, ты тоже двигай туда. Давай, поручик, время пошло, шевели булками.

Закончив говорить с поручиком Силиным, я тут же приказал стоявшему напротив меня командиру ингушей:

– Рустам, бери троих самых метких джигитов и срочно следуйте к нашей пулемётной позиции. Знаешь, где она расположена?

– Так точно, под каменной бабой с рыбьим хвостом.

– Правильно, только это не баба, а русалка, а летом вокруг неё вода. У русских это называется фонтаном. В Петрограде же нет водопадов, которые встречаются у вас в горах, вот и приходится создавать такие вещи. Ну, это ладно, просто к слову пришлось. Так вот у фонтана вас встретит поручик Силин, поступаешь в его распоряжение. Ваша задача – в выбранном им месте занять оборону и не дать возможности бандитам сбежать в лес. Постарайтесь их всех не убивать, нужно хотя бы парочку оставить для допроса. Лучше, конечно, командиров, ну это уж как получится. Всё, Рустам, действуй, поручик уже, наверное, ждёт вас у фонтана.

Рустам, как это было принято в «дикой» дивизии при получении приказа, когда ты не в седле, притопнул ногой, развернулся и чуть ли не строевым шагом отошёл от стола, сидя за которым я только что закончил телефонный разговор с Силиным. Правда, через два строевых шага Рустам превратился в стремительного горного барса. При этом он что-то выкрикивал, отдавая приказания. Я в это не вслушивался, вся поднявшаяся суета проходила мимо моего рассудка. В голове шла напряжённая работа – я перебирал все свои слова в разговоре с поручиком Силиным. Мне казалось, что я пропустил что-то важное. Когда джигиты, которых собрал Рустам, собрались в прихожей и начали проверять оружие перед выходом, меня озарило. Чёрт возьми, джигиты, впрочем, как и поручик, не знают, где находится калитка. В голове тут же созрел ответ, как решить эту коллизию. В прихожей, как обычно, сидел привратник Сидор, его обязанностью было принимать у гостей шляпы, трости, верхнюю одежду и другие вещи, могущие мешать аудиенции с императором. Вот я недолго думая решил использовать в деле противостояния бандитам этого сугубо мирного человека. Глянув на забившегося в угол привратника, я приказал:

– Сидор, пойдёшь с джигитами. После того как они встретятся у фонтана с поручиком Силиным, проводишь всех к калитке у часовни. Если поручику нужно будет чем-то помочь, поможешь. Понятно задание?

Привратник подскочил со своей табуретки и, не особо соблюдая дворцовый этикет, произнёс так же, как раньше:

– Не сумлевайся, Михал Лексеевич, провожу до самой калитки. Я вот сам ружжо взял, да стар стал гонять басурман.

Говоря всё это, Сидор пристраивал у себя на плече устрашающего вида берданку. На мой непросвещённый взгляд, это оружие вполне могли использовать ещё в Крымской войне, а глядишь, и в отражении нашествия Наполеона. Ситуация была комичная, я внутренне захохотал, ну а внешне серьёзным голосом сказал:

– Вот видишь, Рустам, даже ветеран давних войн готов сразиться с неприятелем. Так что гордые ингуши просто обязаны надрать задницу бандитам, посмевшим напасть на дворец императора. Давайте, ребята, действуйте, жду вас с победой.

Когда люди Рустама и Сидор вышли, в прихожей сразу же стало тихо и безлюдно. На страже у двери остался только один джигит, четверо других занимали позиции в комнатах первого этажа по периметру дворца. Так что на самом деле охрана оставалась серьёзная. В горах такое количество джигитов могло остановить полк, а тут всего лишь не допустить в здание каких-то там бандитов. Так что вполне можно было особо не волноваться, идти в свой кабинет и заняться достойным императора делом – подготовкой к завтрашней, так сказать, инаугурации. Я взглянул на Каца, на его обеспокоенное лицо и понял, что этот парень мне в этом деле не помощник – его голова занята анализом звуков перестрелки, и больше он ни о чем думать не в состоянии. Я прислушался к своим ощущениям и пришёл к выводу, что я тоже сейчас ничего умного придумать не смогу. В голове только крутилась мысль: «Вот бы сюда снайперское ружьё и прибор ночного видения. Я бы этим гадам показал – перещёлкал бы эту сволоту со второго этажа, к чёртовой бабушке». А когда в голове возникла идея установить на крыше большую рогатку и гранатами забрасывать закрепившихся у ворот бандитов, я понял, что срочно нужно идти в кабинет допивать оставшийся коньяк. А то такого на завтра запланирую, что весь Петроград будет надрываться от хохота. Уж лучше предстать перед сенаторами и народом слегка поддатым, чем смешным. Ещё раз посмотрев на своего друга, убедился, что мой вывод о снятии напряжения правилен, я предложил:

– Ну что, господин Джонсон, пойдём наверх и продолжим нашу беседу. У телефона и Ваха подежурит.

А джигиту, стоявшему у окна с карабином, приказал:

– Ваха, отвечаешь на все телефонные вызовы. Если поступит важная информация, пошлёшь за мной кого-нибудь из поварих. Они все сейчас собрались в столовой.

После этого приказа кивнул Кацу и быстрым шагом направился к лестнице. В кабинет вошёл первым и, пока Кац добирался, подготовил нужный антураж – достал недопитую бутылку, новые рюмки и поставил всё это на стол возле дивана. Это я сделал стремительно, а мой собутыльник что-то не спешил. «Сам император готовит стол, а сволочь Кац что-то не торопится», – с иронией подумал я и сделал так, как поступал в своём времени: налил рюмку и опрокинул её в себя. При этом злорадно подумал: «Тормози, тормози, дилетант, интересно, куда побежишь, когда коньяк кончится, а организм будет требовать продолжения банкета. Это тебе не двадцать первый век, тут, мать твою, Первая мировая война и сухой закон в стране», Хотя я и ждал появления Каца, но мой друг возник в тот самый момент, когда я, можно сказать, скрысятничал – выпил в одиночку рюмку коньяка. За это и был наказан – коньяк пошёл не в то горло, я поперхнулся и начал покашливать. Тут же раздался ехидный комментарий Каца:

– Если щекочет в горле… потереби и поцарапай своё ухо. Когда стимулируются ушные нервы, в горле рефлексивно возникает мышечный спазм. Он облегчит неприятную щекотку. А вообще-то, если позвал, то жрать в одну харю неприлично даже царю.

Сделав вид, что не расслышал, что сказал мой друг, я воскликнул:

– Ты что там щебечешь себе под нос? Цени, парень, пока ты ползёшь как улитка, император тебе уже стол накрыл.

На мою попытку увести разговор в другое русло Кац невозмутимо продолжил свои наставления таким же ехидным голосом:

– Если тебе плохо слышно, что бормочет собеседник, к нему нужно повернуться правым ухом. Правое ухо лучше улавливает быстрые речевые ритмы. А если хочется расслышать, что за мелодия играет тихо-тихо, повернись к источнику звука левым ухом. Оно лучше правого различает музыкальные тона.

Меня издевательская лекция специалиста по ухо и горлу достала, и я таким же менторским тоном заявил:

– А каким ухом лучше слушать перестрелку, чтобы понять, кто побеждает? Вот скажи мне, ушной специалист, из какого оружия сейчас бьют очередями?

– Если очередями, то, значит, из пулемёта. В это время ещё же нет автоматов.

– Да, глубина твоих познаний просто поражает! Ты же вместе со мной был на полигоне, где пристреливали ружьё-пулемёт Фёдорова. Неужели не запомнил специфического звука стрельбы этого проавтомата? Наверное, у тебя уши из жопы растут. Интересно, а из чего у тебя мозги растут? Что означает стрельба из ружей-пулемётов?

– Я тебе что – военный? Откуда мне это знать?

– Ты больше чем военный – ты мой серый кардинал! И должен задницей чувствовать, что творится во внешнем мире. А то научные теории ты знаешь, а в практической жизни ни бе ни ме ни кукареку. Учись, студент: присутствие на поле боя ружей-пулемётов означает, что в дело вступила спецгруппа. Только у бойцов спецгруппы могут быть на вооружении ружья-пулемёты.

Оседлав конёк вооружений, в котором хоть что-то понимал, в отличие от профана Каца, я с удовольствием под шустовский коньяк начал мазать гражданской штафирке основы тактики. До стратегии не дошёл, первая рюмка коньяка была выпита, и Кац, получив алкогольную накачку, воспрянул. Перебив меня, он начал восславлять мирный созидательный труд. И что наша задача и заключается в открытии шлюзов, чтобы народ занялся созиданием, а не накачкой мускулов для завоевания других стран. Что знания из будущего не должны быть пущены на милитаризацию страны, прежде всего их нужно внедрять в мирную жизнь. Одним словом, после первой рюмки у нас, как обычно, с Кацем разгорелся спор о том, как жить дальше. Но несмотря на жаркую дискуссию, я продолжал прислушиваться к звукам выстрелов. Любой нормальный человек вряд ли бы мог полностью углубиться даже в очень важный и принципиальный спор, если во дворе его дома идёт бой.

Когда начал интенсивно работать пулемёт «максим», я резко оборвал разошедшегося Каца на полуслове, заявив:

– Всё, вроде бы ловушка захлопнулась. Заканчиваем бухать, Кац, пора делом заниматься.

– Каким ещё делом? Что, император будет лично поднимать солдат в атаку? Мы здесь должны сидеть и ждать доклада поручика Силина.

– Вот ты какой? Настоящий, мать твою, министр двора. А я вот император и сам знаю, что делать. Если ты, как большой начальник, даже в горящем деле будешь ожидать доклада подчиненного, то хрен доберёшься до сути чрезвычайного происшествия. Самому нужно действовать, а не ждать, что кто-то решит проблему. Если всё получилось так, как я планировал, то напавшие на дворец заговорщики (назвать их бандитами слишком мелко для такой диверсионной операции) при отступлении попали в огневой мешок. Выжившие сейчас находятся в трансе, и самое время их трясти. Вполне вероятно, что в нападении принимали участие финские егеря, а они ребята крепкие и упёртые, если не допросить их в первые минуты после пленения, то, когда шок пройдёт, многие из них замкнутся. Практически нет таких следователей среди жандармов, которые смогли бы разговорить идейного финского националиста, тем более быстро, пока есть шанс выйти на людей, отдающих им приказы. А я уже допрашивал финских егерей и знаю, как с ними обращаться. Самое главное, понял, что разговорить этих отобранных немецкими специалистами финнов можно только после того, как они получили сильный эмоциональный шок. Когда думают, что сам Всевышний помогает русскому императору. Так что, Кац, нужно ковать железо, пока оно горячо. Если хотим придавить подполье, то нужно взять за жабры координирующий центр. Глядишь, удастся допросить такого пленного, который даст ниточку, по которой можно будет добраться до германского резидента. Эх, допросить бы генерала Конзеровского, он-то точно знает германского резидента, но этот гад хитрый и наверняка уже свалил и находится на полпути к окну в шведской границе. Хотя по телефону я и дал команду его найти и арестовать, но это маловероятно. Так что будем работать с тем материалом, который добудет спецгруппа и команда поручика Силина.

Закончив свой монолог, я встал, взял свою пустую рюмку со стола и уже отработанным движением отправил её в камин. Как бы говоря своему другу, что разговоры закончились – пора действовать. В этот раз Кац не возмутился моим поступком. Правильно, а что возмущаться, если в камине уже валяются осколки от первой рюмки. И для прислуги нет разницы, убирать осколки от одной или двух рюмок. К тому же сервиз, по крайней мере в наборе рюмок, уже нарушен.

Мы вышли из кабинета под аккомпанемент ожесточённой перестрелки, а когда дошли до прихожей, за окном раздавались только отдельные выстрелы. Пока я расспрашивал дежурившего в прихожей джигита, как обстоят дела на вверенной ему территории и не было ли телефонных звонков, звуки выстрелов вообще прекратились. И мой расспрос джигита вылился в приказ:

– Ваха, иди разведай, что там творится возле ворот. Сильно не рискуй. Если сопротивление бандитов сломлено, найди поручика Силина и передай ему, что император ждёт доклада. И если есть пленные, пускай гонят их в каретный сарай. Император лично будет допрашивать пленных бандитов.

Джигит изобразил нечто похожее на отдание чести, произнёс, как это было принято в «дикой» дивизии:

– Да, командыр!

Потом повернулся, чтобы выйти из прихожей, и в этот момент дверь сначала дёрнули, а когда она не открылась, начали по ней дубасить, и явно не голой рукой. Ваха, как истинный ночной привратник, сначала глянул в смотровое окошко, а затем, что-то бурча себе под нос, отодвинул засов и распахнул дверь.

В дверном проёме стоял Максим. Первый раз я видел своего адъютанта в таком виде. Он по жизни был чистюля и очень аккуратный человек. А тут передо мной стоял офицер с какими-то бешеными глазами, с ободранной щекой, на его сапогах и шинели бугрились комья грязи, а в правой руке был револьвер. Его рукояткой он и колотил по двери. Ну что тут скажешь – сразу видно, что человек только что вышел из боя. Что же это был за бой, если офицер, участвовавший во множестве боёв и поднимавший людей в атаки в ходе Ковельской операции, сейчас так возбуждён. Хоть я и был удивлён видом Максима, но внешне это никак не показал. Наоборот, улыбнулся адъютанту и добродушно произнёс:

– Вовремя вы подъехали, и ударили в тыл противника тоже своевременно. Сейчас остаётся только зачистить территорию, и можно забыть об этом инциденте. Как прошла операция в Петрограде? Надеюсь, там-то всё обошлось без стрельбы?

Максим, вложив револьвер в кобуру, стал докладывать о действиях спецгруппы в Петрограде. За стоявшим в проеме двери Максимом я увидел и довольную физиономию Первухина. Когда его увидел, на душе потеплело и стало как-то спокойнее. А ещё я увидел топчущегося Ваху. Он никак не мог выйти, не растолкав Максима и Первухина, чтобы идти выполнять моё распоряжение. Приказ отдал сам царь, а расталкивать нужно офицеров, про которых он знал, что это ближайшие нукеры императора. Неразрешимая задача для простого всадника. Поняв, что помочь джигиту сможет только император, я, не дослушав доклада Максима, сказал:

– Максим, ты что докладываешь стоя на пороге? Проходи в прихожую, там и расскажешь нам с господином Джонсоном, как прошла операция по нейтрализации Кексгольмского полка. И пускай Первухин проходит, нечего прятаться за твою спину.

А стоящему в готовности бежать выполнять полученное ранее распоряжение джигиту я приказал:

– Ваха, распоряжение, отданное ранее, я отменяю. Сейчас просто охраняй снаружи входную дверь во дворец. Вот выслушаю офицеров, и скажу, что тебе делать дальше. Порядок знаешь, пропускать только тех, кого знаешь. Если во дворец попытается попасть незнакомец, пусть даже офицер – огонь на поражение.

Когда Максим и Первухин вошли, я опять поменял свои намерения – решил выслушать доклад Максима в своём кабинете. В прихожей даже думать не хотелось. А информация, которой располагает Максим, наверняка требовала анализа. К тому же появился Первухин, а значит, самовар чая обеспечен. Раньше требовать чай было как-то не с руки, не привык я к такому барству. А вот сказать об этом Димычу было по-нашему, по-генеральски. Я всё ещё себя ощущал не царём, а генерал-лейтенантом – командиром корпуса. А ощущения того, что я есть обычный работник НИИ мозга, почти совсем пропали. Влезть ещё в шкуру просвещённого и деятельного русского монарха, и миссия, можно сказать, выполнена. Эта мысль возникла в голове, пока Максим с Первухиным входили в прихожую. А когда они вошли, я вполне естественно, как будто забочусь об офицерах, заявил:

– Ну что, господа, здесь как-то неудобно, даже присесть вам некуда. Пойдём в кабинет, там, Максим, и доложишь подробно о выезде в Петроград и о недавнем бое. А ты, Дима, сообразишь чаю на всех.

После этих слов повернулся, приглашающе кивнул Кацу и направился в свой кабинет.

Глава 10

В кабинете было всё привычно, поэтому доклад Максима перерос в беседу, как в старое доброе время в кабине «Форда». И Максим не напрягался, пытаясь сжато доложить о действиях спецгруппы и себя лично, да и я помогал ему, задавая уточняющие вопросы. И не только я, Кац тоже принял участие – задав несколько вопросов. А ещё одним плюсом был то, что Первухин, кроме того что устроил для нас чайную церемонию, осуществлял и важную адъютантскую функцию – он должен был брать телефонную трубку. Императору это делать не полагалось. Не только государственная, но и частная жизнь императора и членов его семьи была сильно регламентирована. Меня это сильно раздражало – чихнуть без соблюдения определённого ритуала было нельзя. Из длительной беседы с бароном Штакельбергом, обер-церемониймейстером двора, я понял, в какой омут ныряю. Раньше у меня было представление, что если я царь, то что хочу, то и ворочу, а после беседы с обер-церемониймейстером двора я впал в жуткую депрессию. Даже каторжники были более свободны в своих поступках, чем помазанник Божий. Тогда я и понял, почему в истории, которую изучал в двадцать первом веке, брат Николая Второго не стал принимать на себя обязанности монарха. Умный был Михаил Александрович, вот и постарался избежать такой судьбы. Отказался от короны, сославшись на формальные причины – поддержку Думы и прочую ерунду. А я вот, идиот, влезаю в этот кошмар. А всё потому, что знаю, в какую клоаку провалится моя родина, если останется без царя. Тут же политиканы начнут драться за власть, а закончится всё большой кровью и жутким обнищанием населения России. Предстоящие завтра, вернее, уже сегодня (часы только что пробили двенадцать часов) церемонии вызывали у меня мороз по коже. Я ждал и боялся предстоящей коронации. Только жизнь в образе великого князя начала налаживаться, появились мечты и перспективы интересной жизни, как бац – Николай Второй отрекается. И вновь замаячила ссылка в Пермь и пролетарий, пускающий тебе пулю в затылок из занюханного нагана. А в Пермь категорически не хотелось, уж лучше мучиться царём, чем гнить в выгребной яме. Так как я страшился предстоящей церемонии, то, можно сказать, наслаждался настоящим моментом. Опять нападение, снова я должен действовать не как самодержец, а как обычный офицер, защищая не только свою жизнь, но и судьбу страны. Вот я и вёл себя как командир корпуса, штаб которого подвергся нападению рейдовой группы неприятеля.

Эта рейдовая группа действовала вполне профессионально, и бойцы там были хороши. Хоть и попали в клещи, когда в бой вступила спецгруппа, но сражались вполне достойно. Не похожи они были на солдат тылового Кексгольмского полка и дезертиров, нанятых противниками императора. И если бы не опытные бойцы поручика Силина, прошедшие огонь и воду, враг бы точно ворвался во дворец. Слава богу, что я отказался от охраны дворца в Гатчине лейб-гвардейцами, которых мне хотел навязать барон Штакельберг. Обер-церемониймейстера двора я смог убедить, что лейб-гвардейцев сейчас не очень много и их нужно использовать исключительно в церемониальных целях. Для создания антуража мужественности и силы русского солдата они были хороши – здоровяки, хорошо маршировали и часами могли стоять по стойке смирно, а вот до хороших бойцов не дотягивали. Хорошо обученные солдаты противника в течение нескольких минут смяли бы в ночном бою даже намного превосходящих их по численности лейб-гвардейцев. А вот против провоевавших больше года разведчиков, как раз привыкших действовать ночью, небольшими группами против превосходящего их противника, вражеское диверсионное подразделение оказалось бессильным. О хорошей подготовке и неплохих воинских качествах солдат противника мне рассказывал как поручик Силин, так и Максим. Не знаю, как уж мой адъютант может судить о качестве солдат противника, а вот фронтовик, не раз участвовавший в боях, к тому же командир команды разведчиков, на сто процентов способен определить боеспособность вражеского подразделения. Я доверял его оценке, и сейчас, слушая Максима, всё больше убеждался, что напавшие на дворец не могут быть нарушившими присягу солдатами, дезертировавшими из Кексгольмского полка. Слишком просто генерал Попов взял под контроль казармы и штаб полка. А по словам Максима, принявшего участие в этой операции, он был удивлён захламлённостью казарм и расхлябанностью нижних чинов Кексгольмского полка. Такое впечатление, что офицеры полка даже не заходят в казармы, пустили всё на самотёк и заняты только своими личными делами. Разложение в полку полное, а его командира нужно отстранять от должности и отдавать под суд. И не только его, а практически всех офицеров Кексгольмского полка.

Выслушав Максима, я понял, что для собственного спокойствия всё-таки нужно допросить пленных, даже несмотря на то, что придётся пожертвовать сном. Что же, буду завтра на коронации как варёная креветка. А если всё же наплюю на всё и лягу отдыхать перед завтрашним судьбоносным событием, то всё равно не смогу заснуть. Буду всю ночь мучиться, размышляя, кто же стоит за чередой попыток устранить императора. Вариантов было два – или это опять мутит германский Генштаб, или это внутренняя оппозиция, не желающая, чтобы Михаил Александрович стал новым императором. Это тоже возможно – нашлись же силы в моей старой реальности скинуть царя и ввергнуть страну в революционную смуту. Одна германская агентура сделать бы этого не смогла, какие-то силы из верхних эшелонов власти этому весьма сильно способствовали. Понять, кто стоит за этим нападением на дворец императора, можно было только допросив пленных. Если это всё те же финские егеря, то за ними стоит Германия и след ведёт в их Генеральный штаб. По выучке нападавших можно сделать именно такой вывод. А если всё-таки напали не финские егеря, то дело ещё больше запутывается. Значит, кроме немцев, каким-то могущественным силам самодержавие и порядок в России активно не нравятся. И эти силы настолько могущественны, что в воюющей стране смогли в обход существующей власти сформировать и обучить целое воинское подразделение. Если это выяснится, то нашу с Кацем концепцию придётся срочно менять. Какая тут, к черту, стратегия постепенной смены элиты в стране – придётся поступать так, как сделали большевики после своей победы. Только это будет называться не красный, а царский террор. А по-другому этого паука, изничтожающего страну, не победить.

Все эти мысли не помешали мне задавать вопросы Максиму и отвечать на высказывания Каца. Мысль о внутреннем враге родилась не на пустом месте. Возникла она после беседы с Николаем Вторым. В последнее время он был убеждён, что кругом враги и измена. Николай Второй был страшно обижен, как на генералов ставки и командующих фронтов, практически единогласно высказавшихся за его отречение, так и на деятелей Думы. На мой вопрос:

– Как же так, Ники, если монархия падёт, этих генералов и политиков народ просто-напросто растерзает. Да среди них нет ни одного человека, который способен безропотно, как ты, нести такую ношу, как Россия. Тем более в такое время, как сейчас, когда война и разного рода экстремисты повылазили из своих щелей. Да ты святой, Ники, и потомки будут молиться на твой образ. За те муки, которые ты испытал, неся терновый венец верховной власти. Я не смогу так терпимо относиться к подданным, как ты. Может быть, передумаешь, брат, и отменишь своё отречение?

– Нет, Миша, моё решение выверенное и твёрдое. России нужен более жёсткий правитель. И я верю, что ты им сможешь стать и вырвешь щупальца у масонской гидры. Да, Миша, по информации, которой я обладаю, именно масоны мутят воду в империи. Они заняли многие ключевые посты, как в армии, так и в политике, и ведут страну к распаду. Я справиться с этой гидрой не могу, остаётся уповать на тебя.

Воспоминание о беседе с Николаем Вторым давало наводку на ту неведомую силу, которая тоже может быть причастна к нападению на дворец императора. Вот масоны способны незаметно для властей сформировать боеспособное подразделение. Если верить сведениям, которые изложены в папке Бунда, то, например, командующий Северо-Западным фронтом генерал Рузкий – активный масон. А именно в Пскове в зоне ответственности этого фронта Николая Второго вынудили подписать отречение. Да что там Рузкий, в материалах Бунда про начальника штаба русской армии генерала Алексеева написано, что он тоже имеет отношение к масонской ложе. А начальник штаба имел большое влияние на главнокомандующего Николая Второго и тоже выступал за отречение императора. Получается, что это масоны способствовали отречению Николая Второго. Так, может быть, они вообще против монархии в России? И сегодняшнее нападение – дело рук их ставленников?

Понять, кто стоит за сегодняшним нападением, жизненно важно и стоит бессонной ночи. Ведь если это германская операция, то вряд ли немецкий резидент способен мобилизовать хоть какие-то значимые силы, чтобы помешать завтрашним мероприятиям по коронации нового императора. Всё-таки боевые операции приходится проводить в столице враждебного государства, и нелегально заброшенные и обученные боевики понесли весьма значительные потери. А вот если это операция масонов, то завтра можно ожидать чего угодно – вплоть до мятежа лейб-гвардейцев. Надеяться можно только на подразделения, прибывшие со мной из Луцка. Так что устал не устал, в любом случае требуется лично допросить пленных. И молить Бога, чтобы они всё-таки были.

Я так себя настроил, что про себя начал читать молитву. И только прошептал «ежеси на небеси», в дверь заглянул Первухин, кроме роли денщика в данный момент выполняющий и обязанности адъютанта. Он доложил:

– Михаил Александрович, явился с докладом поручик Силин. Приглашать его в кабинет, или сказать, что у вас совещание?

Про себя я подумал: есть же Бог на свете; а вслух сказал:

– Приглашай! Поручику тоже полезно поучаствовать в нашем совещании.

Вошедший Силин начал свой доклад с конца, как бы отчитываясь в выполнении моего приказа об организации огневого мешка для пытающихся скрыться в лесу бандитов. Он, несколько шепелявя, этот дефект речи раньше почему-то себя не проявлял, заявил:

– Ваше величество, вы были правы, когда приказали установить пулемёт у кромки леса, где заканчивается забор усадьбы. Только успели установить пулемёт, как противник начал покидать позиции возле ворот и побежал в сторону леса. Они оставили только группу прикрытия, чтобы сдерживать бронеавтомобили. Огонь мы открыли совершенно неожиданно для противника и практически в упор. Положили всех пытающихся прорваться в лес.

Меня слова поручика вынудили воскликнуть:

– Что, пленных нет?

– Из толпы, которая побежала в лес, только раненые. Но зато из группы, оставшейся прикрывать отход, удалось взять в плен семерых, включая пулемётчика. Нейтрализация вражеской группы прикрытия произведена совместно с солдатами мехгруппы.

– Куда поместили пленных?

– Раненых перенесли в барак, в котором раньше содержались пациенты дислоцированного здесь госпиталя, а здоровые находятся сейчас под охраной в каретном сарае.

Ответы на вопросы, которые меня мучили, находились так близко, что я не дал Силину закончить свой доклад, заявив:

– Ваше подразделение справилось с задачей хорошо. Выношу, поручик, вам благодарность. Сейчас проводите меня к пленным, хочу задать им несколько вопросов.

И, повернувшись к своему адъютанту, приказал:

– Максим, найди унтер-офицера Угрюмова и вместе с ним идите в каретный сарай. Сам знаешь, для чего он нужен – будем допрашивать захваченных бандитов. Нужно брать их за жабры, пока они не отошли от боя.

И, обращаясь к Кацу, спросил:

– Господин Джонсон, вы как, не желаете присутствовать на допросе бандитов? Может быть, у вас тоже имеются к ним вопросы? Вообще-то вам лучше остаться в кабинете рядом с телефоном. Вдруг из Петрограда поступит важная информация от генерала Попова или барона Штакельберга.

Конечно, я несколько лукавил, говоря, что может поступить информация из Петрограда. По-любому на неё должен был реагировать император, а не Джонсон, с ним бы, допустим, барон Штакельберг даже говорить не стал. А сообщить мне, что из Петрограда звонили, сможет и Первухин, который останется дежурить у телефона. Просто своим вопросом я давал Кацу возможность выбрать – окунаться ли ему в реальную борьбу с её кровью, криками и соплями, или оставаться чистым и порядочным теоретиком. Мой друг, как обычно, ответил нестандартно и не так, как я думал. Глянув на меня, он чуть-чуть, чтобы это видел только я, скривил губы в улыбке и ответил:

– Ваше величество, вы же сами поручили мне подготовку к завтрашним мероприятиям. А в связи со стрельбой и возникшей неопределённостью я ещё даже в КНП не звонил. А подготовка вашей встречи с народом лежит именно на КНП. На ЧК КНП лежит обеспечение безопасности на Дворцовой площади и размещение стрелков на крышах домов вдоль следования кортежа вашего величества. Сегодняшнее нападение показало, как это важно. Не проконтролировал я и проведение работ по установке громкоговорителей на Дворцовой площади. Да много чего мною не выполнено из-за возникшей чрезвычайной ситуации. Так лучше я делом займусь, пока вы будете допрашивать задержанных бандитов.

Про себя я аплодировал Кацу за его техничный отказ от моего предложения, а на публику сказал другое:

– Правильно, господин Джонсон. Главное, чтобы завтра всё прошло гладко, без всяких срывов. А сегодняшнее нападение бандитов – это предупреждение нам всем, чтобы не расслаблялись.

Пришедшая ранее мысль, что к нападению могут быть причастны масоны, жгла мозг и требовала обязательного обсуждения этого вопроса с Кацем. Естественно, это нужно было делать наедине, и, чтобы освободить кабинет от Максима и Силина, я заявил:

– Всё, Максим, иди, ищи Угрюмова, а вы, господин поручик, подготовьте место, где будем допрашивать задержанных бандитов. Там в каретном сарае есть небольшое отгороженное помещение с печкой. Зимой там греются кучера. Вот там и будем проводить допросы. Стол и скамейки там есть. Пускай ваши люди затопят печку и немного приберутся, чтобы нам там было комфортнее. Я сейчас переговорю с господином Джонсоном и тоже пойду в каретный сарай. Без меня допрос не начинайте. Кстати, Максим, захвати из приёмной бумагу и письменные принадлежности. Будешь вести протоколы допросов. Понял, капитан? Всё, время пошло, давай действуй. И не забудь предупредить водителей, чтобы подготовили автомобили к завтрашнему выезду в десять ноль-ноль. Коль пошли такие дела с засадами и нападениями, в Зимний дворец поеду на автомобиле в сопровождении моторизованной спецгруппы. К чёрту кареты, тем более они все с дырами от пуль. А недавно покрашенная бронезащита автомобилей смотрится сейчас вполне нормально. Хорошо, что в Луцке закрасили царапины и следы ржавчины на бронелистах. Капитан Пригожин как знал, что автомобили будут сопровождать императора на коронацию.