Текст книги "Михаил II: Великий князь. Государь. Император"

Глава 18

Лесоторговца я решил пока не допрашивать – его совсем развезло, он даже ходить не мог. Разлёгся в коридоре, как шпала в халате, и отравлял воздух своими миазмами. Если прямо сказать, противно было говорить с этой воняющей кучей дерьма в халате. Хотя я и понимал, что может быть, зря это делаю. Вполне вероятно, что у этого финна самоконтроль сейчас ослаблен и без особых усилий из него можно выжать всю информацию, которой он обладает. Но не лежала у меня сейчас душа смотреть на пьяную, слюнявую физиономию. Поэтому я начал с финна, которого задерживали Кротов и Савелий. Вроде бы тот был уже морально сломлен и боялся санитара. Вот этот его страх я и хотел использовать – поставить Кротова позади финна и так проводить допрос. Но перед этим мне захотелось ошеломить финна, а именно своей грубостью и злостью. Пусть думает, что это Кротов добрый полицейский, а его начальник вообще садист.

Взяв стоявший у письменного стола стек, я попробовал стегнуть себя по бедру – было довольно чувствительно. После этого открыл дверь кабинета и приказал Кротову ввести задержанного Тилерсена. Когда Кротов втолкнул финна в кабинет и закрыл дверь за собой, я подскочил к задержанному агенту и хлестанул стеком по его связанным сзади рукам. Он даже ойкнул от неожиданности и боли. А я прямо в его ухо начал орать:

– Ну что, попался, сука! Я из тебя все жилы выну за нападение на санитарный поезд. Говори, гад, сколько егерей 27-го Прусского Королевского батальона уже в России? И смотри, сволочь, не вздумай врать, я это сразу пойму. Майор Байер уже здесь или ещё в Кёнигсберге?

Конечно, я поступил некрасиво и жестоко, но зато действенно. Моим поступком и тем, что мне известны сверхсекретные сведения, я его потряс до основания, и он поплыл. Заикаясь, с ужасным акцентом, промямлил:

– Точно не знаю, я всего лишь курьер – привёз господину Какинену деньги.

– Ты только ему привёз или ещё были получатели?

– Ещё я передал саквояж с деньгами господину Ларни.

– Где проживает этот Ларни? Адрес говори, адрес!

– На хуторе «Лосиный остров», это в пятнадцати верстах от Выборга.

– Там тоже егеря квартируют?

– Так точно!

– И сколько же там бойцов?

– Я привёз деньги на содержание ста пятидесяти человек. Ну и сто тысяч рублей для господина Ларни.

– А в Петрограде ты кому деньги передавал? Быстро говори, гнида!

Финн несколько замялся, а потом, решившись, произнёс:

– Господам: Пашинскому, Брызгалину и Сытину. Каждый получил от меня по тридцать тысяч рублей.

– Адреса говори всех этих сволочей!

– Я не знаю! Деньги передавал в ресторане «Медведь».

– А как же ты с ними договаривался о встрече? Кто тебя курировал в Петрограде?

– Полковник Матюхинен. Именно он выдавал мне деньги с поручениями развести их по нужным адресам.

– Он что, полковник вашего егерского движения?

– Нет, он действующий полковник Русской армии. Начальник какой-то службы Петроградского гарнизона и одновременно истинный финский патриот.

– Германский шпион он, а не финский патриот! Присягу нарушил, а всё туда же – в патриоты лезет, мать твою. Вот Маннергейм патриот – присягу царю дал, и сейчас, командуя дивизией, дерётся с австрийцами, даже не помышляя об отделении Финляндского княжества от России. Ну да ладно, разберёмся мы с финским патриотизмом – адрес говори, где этот полковник живёт. Или скажешь, что этого тоже не знаешь. Этим ты меня очень огорчишь – не знаю даже, смогу ли удержать своего бойца от серьёзного разговора с тобой. Он ненавидит таких, как ты, и просто мечтает содрать кожу с живого врага императора.

Задержанный курьер, глянув на невозмутимо стоявшего санитара Кротова, опять заикаясь, назвал петроградский адрес. Я доброжелательно кивнул и уже тоном заботливого дядюшки сказал:

– Ну что, пока поверю тебе! Пойдём к столу, там оформим протокол допроса, и можешь сегодня отдыхать. Если все перечисленные тобой адреса не окажутся пустышкой, то считай, что ты прошёл самый жуткий этап своей жизни. Будешь жить долго и счастливо и, глядишь, своих внуков будешь воспитывать!

Приказав Кротову развязать задержанному руки, я направился к письменному столу, где и начал оформлять протокол допроса. Одновременно финн на другом конце стола писал свои признательные показания. Когда всё закончил и вложил написанные листки в найденную на письменном столе лесоторговца кожаную папку, то любезно предложил Фредди (именно так звали финна) попить воды. Моё предложение было с радостью принято. Дождавшись, когда Фредди утолит свою жажду, я приказал Кротову вынести в коридор стул и заводить в кабинет следующего задержанного. Фредди я сам довёл до двери кабинета. Руки не связывал. Пообещал, что больше никто пальцем до него не дотронется, а когда допросы закончатся, его хорошо накормят.

Следующий задержанный оказался твёрдым орешком. Как я его ни прессовал, ни пугал, ни шантажировал, он не проронил ни слова. Стоял всё на своём, что он законопослушный подданный императора и просто приехал в гости к своему дальнему родственнику. Уже когда мой прессинг достиг наивысшей точки, он разразился целой речью, что попирают права не православных граждан Финляндского княжества. После этого финн вообще замолчал. Не проронил ни слова даже после обработки его звероподобным санитаром Кротовым. Приказав выкинуть эту сволочь в коридор и привести следующего задержанного, я углубился в собственные ощущения. В душе было какое-то беспокойство, и я пытался разобраться, чем это вызвано. Стоял недалеко от входной двери и в задумчивости постукивал стеком себя по ноге. Это была ошибка. Я уже настолько принизил задержанных, что считал их своей законной добычей. А вот третий финн так не считал. Он, когда зашёл, не стал ждать, когда я огрею стеком по его завязанным за спиной рукам, а, оттолкнув Кротова, бросился к ближайшему окну и рыбкой нырнул в закрытые стеклянные створки. Естественно, он не выпрыгнул из окна, что было физически невозможно, но гадостей наделать сумел. Во-первых, своей головой разбил стёкла, а в октябре сидеть в комнате с открытым окном было не очень комфортно. Во-вторых, забрызгал всё своей кровью. Ну и самое главное, финн лишил меня информации, так как умер прямо в оконном проёме. Кусок стекла полоснул его по шее, перерезав сонную артерию. Одним словом, финн легко отделался. Я бы из него всё равно выдавил всю информацию, которой он обладал. Пусть он, как предыдущий финн, на сегодняшнем допросе ничего бы и не сказал, но сегодня вечером или завтра я бы занялся с ним серьёзно, и он выложил бы всё, что ему известно. Как рассказывал Михалыч, отслуживший срочную службу в Афгане, любой и даже очень упёртый моджахед всё рассказывал после применения к нему специфического метода допроса – телефона или обработки яиц моджахеда. Я хотя и не курил, любил посидеть рядом с прапорщиком, дымящим как паровоз, когда он предавался воспоминаниям о своей боевой молодости. Так что знал в деталях меры воздействия, чтобы разговорить самого упрямого и волевого противника.

Сожаление о том, что потенциальный источник нужной информации ушёл, удручало меня недолго. Появился новый источник порадовавшей меня информации. Прапорщик Хватов буквально ворвался в кабинет. Он был возбуждён и с порога чуть ли не крича начал докладывать:

– Государь, у нас всё получилось! Ни один егерь не ушёл! Сожгли всю эту сволоту напрочь! У нас потерь нет, а финнов покрошили дай боже!

После этого эмоционального всплеска прапорщик уже более спокойным тоном начал детально излагать ход операции. Как Угрюмов снял часового, как грамотно бойцы спецгруппы и привлечённые санитары устроили огненный ад финским предателям. Егеря даже визжали, когда выпрыгивали из объятых пламенем казарм. А те были построены из хорошей высушенной древесины, да ещё покрыты снаружи масляной краской. Бараки как будто специально были построены для сожжения. Узкие проходы между зданиями оказались не путями спасения для погорельцев, а своеобразными мехами, по которым поступал воздух для гигантского костра. Прапорщик немного посокрушался, что не удалось взять ни одного пленного. Но это зависело не от бойцов спецгруппы. Вооружённые карабинами бойцы имели задание стрелять по выпрыгивающим из окон егерям не на поражение, а только для того, чтобы их обездвижить. Стреляли по ногам, чтобы после того, как пожар закончится, взять пленных. Но, к сожалению, никто из раненых егерей не выжил. Слишком высокая температура была возле горящих деревянных бараков. Да к тому же горящая краска стен распространяла такой смрад, что даже сейчас дышать вблизи пожарища невозможно.

Эйфория прапорщика была понятна, да и у меня от такого итога операции вылетели из головы последние неудачи. Такая мелочь по сравнению с тем, что удалось сделать, такими небольшими силами. Всё наше копошение с Кацем меркло перед тем свершением, которое удалось сделать этой ночью. Можно сказать, сегодня была уничтожена та сила, благодаря которой и стала возможной Октябрьская революция 1917 года. Конечно, не полностью уничтожена, но ослаблена весьма сильно. А если удастся накрыть егерей на хуторе «Лосиный остров» и взять координатора всего финского националистического подполья полковника Матюхинена, то можно будет перевести дух. У германского Генштаба уже не хватит ресурсов и времени, чтобы создать боеспособное подразделение, которое смогло бы развалить Российскую империю изнутри. Недовольных российской политикой много, а способных к решительным и грамотным действиям единицы. Профессиональные революционеры, конечно, есть, и они могут совершить даже крупный экс, но грамотно спланировать операцию по захвату власти это вряд ли. К тому же если подобная операция будет гениально задумана, то где найдутся те силы, которые её смогут осуществить. Не революционные же матросы или дезертиры, у которых дисциплина, в общем-то, на нуле.

Мысль о полковнике Русской армии, который, по-видимому, является стержнем всей операции немецкого Генштаба, резанула по сердцу. Я понял причину тревоги, которая накатила на меня после допроса Фредди. Именно тогда подспудно возникла мысль, что этот полковник узнает, что великий князь остался жив, а направленное для его устранения подразделение егерей уничтожено. И он не просто остался жив и зализывает раны, а с небольшим количеством бойцов направился в имение «Липки», арестовывать его хозяина. Враг узнает всю эту секретную информацию именно от меня. Ведь это я поручил начальнику санитарного поезда как можно быстрее связаться со штабом Петроградского гарнизона, доложить о происшествии и потребовать немедленной помощи великому князю, который направился в гнездо финских сепаратистов в имение «Липки». Полковник Матюхинен как раз служил в штабе Петроградского гарнизона и вполне мог узнать о таком ЧП с санитарным поедом. Кто знает, какую должность он там занимает, а судя по званию полковник – далеко не последнюю. Вполне может быть, что рапорт начальника санитарного поезда в первую очередь сообщили именно ему. В этой ситуации меня успокаивало только одно – быстро сообщить о происшествии начальник санитарного поезда не сможет. По крайней мере подробно. Телефонная связь на железнодорожной ветке, где было совершено нападение на санитарный поезд, отсутствовала. Первоначально я чуть не обматерил обходчика, который сказал, что телефонной связи с Петроградом на ближайших станциях нет. А сейчас я даже был благодарен властям, что они не удосужились протянуть телефонные провода вдоль этой малозначимой железной дороги. Это ведь не магистральный путь на Псков, а далее на Могилёв – конечный пункт санитарного поезда. Изменение прямого маршрута произошло по просьбе начальника санитарного поезда. На станции недалеко от Тосно требовалось прицепить к эшелону вагон с медицинским оборудованием и лекарствами. Этот вагон очень ждали в госпиталях Западного фронта. Дело было благое, а пятнадцатичасовая задержка моего появления в ставке ничего не решала. Вот санитарный поезд по этой причине и начал свой путь по одноколейной железнодорожной ветке. Может быть, по этой причине Матюхинен и решил напасть на санитарный поезд на железнодорожном перегоне, где поезда ходили редко, охраны никакой, да и вызвать подмогу было невозможно.

Опытный и знающий враг засел в штабе Петроградского гарнизона. Он представлял реальную опасность не только для меня, но и для наших с Кацем планов. Его необходимо устранить любым путём и как можно быстрее. Я в уме произвёл расчёты, как быстро до Матюхинена дойдёт информация, что засада егерей провалилась, и у великого князя имеются пленные, которые при допросе могут вывести на него. В этих расчётах я отмёл телефонную связь, но вот телеграф допускал. При этом представлял, какой телетайп мог направить Павел Николаевич начальнику Петроградского гарнизона, сам диктовал слова: «Генералу Коболову срочно направить в имение Липки казаков для ликвидации крупной банды германских диверсантов – великий князь Михаил Александрович». Допустим, телетайпную ленту с этим сообщением читал и Матюхинен. Но там же не сказано, что великий князь подбирается к главным немецким агентам. И полковник, в общем-то, должен чувствовать себя в безопасности. И даже больше того, исходя из этого сообщения, он может надеяться, что великого князя всё-таки ликвидируют. Ведь Матюхинен знает, какое количество егерей сосредоточено в Липках, и почему бы ему не предполагать, что две полные роты хорошо обученных бойцов не раздавят нескольких телохранителей великого князя. Наверняка, когда Матюхинен планировал нападение на санитарный поезд, он выяснил, сколько людей сопровождает великого князя, и то, что у санитаров поезда нет ни одной даже захудалой берданки. Если исходить из этой логики, то Матюхинен дёргаться не будет, и можно в спокойном темпе заканчивать здесь все дела и двигать в Петроград, арестовывать и эту сволочь. Но гладко и идеально бывает только в мечтах, в реальности всё происходит по наихудшему варианту. Полковник, узнав о срыве операции, тормозит посылку помощи великому князю, а сам мчится на хутор «Лосиный остров», поднимать по тревоге находящихся там егерей. Когда я, пользуясь хорошими отношениями, установившимися с генералом Кобаловым, соберу боеспособные части Петроградского гарнизона, чтобы раздавить затаившихся недалеко от Выборга финских егерей, то получу в конечном итоге кровавую баню. Раздавить готовую к бою, хорошо обученную роту это тебе не фунт изюма скушать. Бой будет происходить в лесистой местности, хорошо знакомой финским егерям. А с нашей стороны будут действовать казаки – только они ещё более-менее боеспособны. Да и этих королей степей в Петербургском гарнизоне совсем немного. Хорошо, если мне пару сотен казаков выделят. И как такими силами ликвидировать хорошо умеющих воевать в лесистой местности егерей? Да никак их не уничтожишь – единственный вариант сохранить лицо, это организовать на дорогах, ведущих в Петроград, заслоны и не дать вооружённым людям просочиться в столицу. Но на самом деле это будет как расписаться в своём полном бессилии. Как страусу, спрятать голову в песок, чтобы не видеть и не слышать надвигающуюся гибель. Ведь егеря и тот же самый Матюхинен никуда не испарятся, а, обойдя все эти заслоны, окажутся в Петрограде и продолжат осуществлять своё чёрное дело – развал Российской империи.

Эх, какой же я всё-таки дилетант, не способный действовать предусмотрительно. Какой бес попутал меня дать приказ слить весь бензин для поджога казарм егерей. Вон, даже прапорщик удивлялся – зачем тратить столько драгоценного топлива для поджога деревянных бараков. Перестраховщик, блин, долбаный! Всё боялся, что казармы сразу не займутся и часть егерей успеет выскочить из горящих зданий. А теперь из-за этого, имея автомобиль, я не могу выехать в Петербург, чтобы арестовать полковника Матюхинена. Вот же чёрт, темп теряется, темп!

Я взглянул на стоящего рядом с прапорщиком водителя спецгруппы и с надеждой спросил:

– Максим, а может быть, у тебя в заначке осталось хоть немного топлива? Нам кровь из носа нужно рано утром быть в Петрограде!

– Никак нет, государь, бензин по вашему приказу весь слили. В бензобаке осталось топлива, чтобы проехать не больше пяти вёрст.

Для активных действий оставалось последнее средство – телефон. Теперь только Кац мог помочь выбраться из всего этого дерьма. Во-первых, конечно, на «роллс-ройсе» отправить сюда несколько бачков с бензином (о канистрах в этом времени я не слышал). Во-вторых, задержать полковника Матюхинена. А вот это мой друг вряд ли сможет осуществить, ведь у него нет в подчинении спецгруппы. Это очередная наша с ним недоработка. Можно, конечно, обратиться к официальным властям, но в столице сейчас такой бардак, что, даже имея связи Каца в министерстве внутренних дел, это займёт столько времени, что Матюхинен спокойно успеет добраться до Выборга, вернуться с егерями и штурмом взять это министерство вместе с чиновниками, с которыми согласовывается его арест. Остаётся рекомендовать Кацу действовать неофициальным путём – обратиться за помощью к уголовникам. Он уже несколько раз пользовался услугами Семёна – одного из авторитетов преступного Петербурга. Вот пускай и в этот раз тот посодействует в похищении полковника. Денег, конечно, этот Семён берёт много, но дело устранения Матюхинена того стоит. Тем более после обнаружения сейфа лесоторговца в трате денег на оперативные нужды, нет ограничений – можно не экономить. Одним словом, срочно нужно связываться с Кацем, наплевав, что сейчас половина шестого утра и своими звонками я разбужу кучу людей. Ведь если его нет ни в Смольном, ни в моём особняке, то придётся посылать людей в его квартиру или даже в Гатчину.

Перед тем как звонить, я провёл инструктаж с прапорщиком, как ему сейчас организовать охрану периметра имения – следовало подумать и о собственной безопасности. Кто его знает, может быть, полковник Матюхинен настолько предусмотрителен, что, узнав о том, что великий князь направился в Липки, послал туда свою спецгруппу, чтобы наверняка прихлопнуть эту раздражающую его хозяев фигуру. Перед тем как разослать людей на охрану периметра, я приказал Хватову провести через полчаса общее построение бойцов спецгруппы и санитаров, перед которыми выступит великий князь. Из своего опыта армейской службы я знал, как поднимает дух и самооценку выступление, не взводного, конечно, а командира соединения перед принимавшими участие в операции бойцами. А если ещё за эту операцию тебе объявляется благодарность самим комбатом, то ты этим очень горд и в следующей операции будешь делать всё, чтобы батя был доволен своим бойцом. Вот и я хотел, чтобы ребята стремились, чтобы великий князь был доволен их службой и, кроме благодарности, хотел поощрить каждого материально. Благо теперь средства для этого были. В сейфе, кроме бумажных ассигнаций, я обнаружил и несколько мешочков с золотыми червонцами. Содержимое одного из мешочков я и хотел раздать ребятам. Чем не медаль золотой империал? В мешочке было сто золотых червонцев, так что каждому принявшему участие в операции полагалось больше чем по одной медали. Хи-хи, ха-ха, но за один золотой червонец можно было купить хорошую лошадь. И золотые червонцы, в отличие от бумажных денег, не были подвержены обесцениванию.

Оставшись один в кабинете, я первым делом достал из сейфа мешочек с золотыми червонцами и лишь потом занялся телефоном. Начинать свои звонки решил с места, где меньше всего мог потревожить спящих людей. И конечно, это был Смольный институт благородных девиц. Подражая разговорному стилю главного героя старого фильма о революции 1917 года, я, сняв трубку и покрутив специальную ручку, гаркнул в микрофон:

– Барышня, Смольный, пожалуйста!

Сквозь страшные помехи, иногда переходящие в жуткий визг, я услышал:

– Соединяю.

А когда мой слуховой аппарат был в извращённой форме изнасилован помехами, царившими в телефонных линиях того времени, раздался человеческий голос:

– Смольный на проводе, мать твою!

Ну, кто ещё в этом времени мог так выражаться, разбуженный в 5-30 – конечно, мой друг. Вот это везение – с первой попытки вышел на Каца. Чтобы идентифицировать себя, ведь по голосу, искажённому помехами, было невозможно определить, кто есть кто, я прокричал прямо в микрофон:

– Имей свою, дешевле обойдётся!

Услышав в ответ изумлённый возглас Каца:

– Михась, это ты, что ли? Ты же должен быть в вагоне где-нибудь в районе Пскова!

Я ответил:

– Кому должен, всем прощаю! А если серьёзно, то хватит базарить! Я от тебя в тридцати вёрстах нахожусь. Почему – объясню потом при личной встрече. Карандаш и лист бумаги от тебя далеко?

– Да нет, лежат на столе, где телефон стоит.

– Тогда бери карандаш и записывай, что тебе в обязательном порядке нужно сделать. Во-первых, требуется срочно найти Григория, нашего водителя.

– А что его искать, он в соседней комнате дрыхнет. Намаялся бедолага – вчера, после того как тебя проводил, мы с ним до глубокой ночи по Питеру мотались, а сегодня в семь утра нужно в Шушары ехать. Туда подрядчики приезжают, которые будут заниматься оборудованием нашей базы. Так что ты сработал вместо будильника, всё равно через полчаса нужно было вставать.

– Подрядчиков сегодня побоку. Более важным и срочным делом придётся заняться. А в Шушары на пролётке отправь своего нового помощника – Ипполита. Жалованья ему положили много – вот пускай и утрясает все вопросы с подрядчиками.

– Так там главные вопросы будут денежные. Все требуют аванса, а Ипполит это не решит.

– Пусть обещает, что аванс будет выделен. Деньги я сегодня привезу. И не спрашивай, где взял – всё равно же по телефону отвечу, что из тумбочки. Как приеду, всё расскажу. Единственное могу сказать, что это напрямую завязано с теми делами, которые должен сделать ты. И не просто сделать, а очень быстро, с любыми затратами и жертвами.

– Да говори уже – не томи душу!

– Значит так – с Григорием едешь к твоему соседу Семёну. Берёшь с собой все имеющиеся деньги и подряжаешь его банду на одно грязное дельце. Нужно похитить, а если не получится, ликвидировать полковника Матюхинена. Записывай адрес, где он проживает. Нужно успеть застать его дома до того момента, как он отправится на службу. Эту операцию контролируй лично. Если Семёну и его людям будет мало привезённых тобой денег, то обещай, что скоро приедет великий князь, он и отдаст недостающую сумму. Можно даже золотыми червонцами.

– Откуда, Миш?..

– От верблюда! Я же тебе сказал, потом всё расскажу! Сейчас не нужно забивать себе голову всякой чушью. Ты лучше мою мысль улавливай, что нельзя допустить, чтобы с Матюхиненом произошёл сбой. Если у Семёна и его людей не получится нейтрализовать полковника, то тогда тебе лично придётся пристрелить этого Матюхинена. Ну, или Григорий это сделает – главное, чтобы полковник не ушёл живой. От этого сейчас вся история России зависит. Ликвидируем его, и событий в октябре не будет. Я вычислил, что этот полковник является главным координатором силовой составляющей того переворота. Уберём его, и если даже больше ничего не сможем сделать, то октябрь просто перерастёт в свисток с мордобитием городовых, воплями разных левых газет и отставками некоторых одиозных министров. Понял, Кац, сейчас только от тебя всё зависит! Я, к сожалению, никак не успеваю перехватить этого Матюхинена – надежда только на тебя.

– Во сколько этому полковнику нужно быть на службе? Да и вообще где он служит?

– Служит он в штабе генерала Кобалова. Я представления не имею, в каком отделе и каков график службы у этого полковника. Узнаешь сам – позвонив в штаб гарнизона. Можешь не конспирироваться и представиться тем, кто ты есть – секретарь великого князя Михаила Александровича. И кстати, Семёну тоже можешь сказать, что действуешь по поручению великого князя. И что если кто-нибудь из его людей засветится в ходе нападения на полковника русской армии, то великий князь его обязательно отмажет.

– Даже так? Неужели всё настолько серьёзно, что ты готов засветиться?

– Более чем! Поэтому и прошу тебя не экономить и действовать как можно быстрее!

– Понял, Михась, сейчас пойду будить Григория.

– И ещё, Кац, как только будет решён вопрос с полковником, ты сразу же отправляй «роллс-ройс» в имение «Липки». Запиши, как туда проехать.

Продиктовав местоположение имения, которое мне сообщил Максим, я продолжил:

– Пускай Григорий загрузит бензина литров тридцать и привезёт в имение. Наш «Боливар» почти сухой, поэтому я и не могу добраться до Питера, чтобы силами спецгруппы решить вопрос с Матюхиненом.

– Какой ещё «Боливар», ты там случаем не сбрендил?

– «Форд» я так называю. Бензин у него закончился, а тут, сам понимаешь, заправок днём с огнём не найдёшь.

– Так у вас в кузове целая бочка с бензином стояла! На таком количестве топлива можно до самого Могилёва добраться и не трястись в санитарном поезде.

– Да слава богу, что поехал на поезде и что эта бочка была! Ладно, Кац, приеду, всё расскажу. А сейчас давай делом займись. Часы-то тикают, и Матюхинен скоро проснётся. Всё, пока, до встречи!

Закончив беседу, я посмотрел на часы – было 5-40. Кац должен был успеть застать Матюхинена ещё в постели. От Смольного института доехать до Семёна – максимум десять минут. Трое приближённых Семёна, или, как он выражался, «шестёрок», жили с ним в одной большой квартире. На его сленге – малине. И, как правило, ночевал он там вместе со своей женщиной – шмарой на его жаргоне. Уговорить эту тёмную личность принять участие в любой незаконной авантюре было раз плюнуть – лишь бы был хороший навар (это опять выражение Семёна, или, как он себя называл, «Сэмэна»). И это уже было проверено несколькими делами, которые проворачивал Кац через этого «авторитета» (и опять это было выражение «Сэмэна»). Так что на обработку уголовного авторитета я закладывал двадцать минут. Ну и десять минут, чтобы добраться до квартиры Матюхинена. По этому хронометражу всё должно было получиться.