Текст книги "Мировой заговор против России"

Так что у каждого образца оружия тех лет своя собственная история, и каждую надо рассматривать отдельно. Все знают про противотанковые ружья – ПТР. Еще в 1939 году, когда зам. наркома обороны по вооружению был генерал Кулик Г.И., на вооружение было принято 12,7 мм пятизарядное ружье конструктора Рукавишникова, победившее на конкурсной основе другие образцы. Их успели изготовить несколько тысяч штук. Это ружье обслуживалось расчетом из четырех человек и стояло на лафете с мотоциклетными колесами, имело сошки для стрельбы, но из-за большого веса самого ружья было неудобно. При этом его эффективность при стрельбе по бронированной технике была крайне низкой по сравнению с сорокапяткой. И имело достаточно высокий процент отказа при стрельбе.

В 1940 году ПТР Рукавишникова сняли с производства. С началом войны пришлось спешно ставить задачу конструкторам-оружейникам на разработку нового ПТР для борьбы с немецкими танками, которые не имели особо толстой брони.

Всего за месяц были разработаны пятизарядное ПТРС (Симонова) и однозарядное ПТРД (Дегтярева), имеющие перед ПТР Рукавишникова ряд существенных преимуществ. Они были намного дешевле в производстве и легче по весу, вполне переносимы двумя бойцами. А в ходе проведенных испытаний на полигоне проявилось еще одно важное преимущество – малый процент отказов новых образцов по сравнению с ПТР Рукавишникова.

После окончания проведенных сравнительных испытаний и доклада об их результатах Сталину ПТР Рукавишникова было окончательно забраковано, а пехоту стали спешно вооружать достаточно дешевыми и простыми ружьями Симонова и Дегтярева. Но эти ружья могли бы и не понадобиться армии, если бы в боях лета 41-го не «потеряли» в боях и при отступлениях сорокапятки. Приняты ПТР были на вооружение ОТиЗ «от нищеты» и использовались массово в первые годы войны. С насыщением армии нормальными средствами борьбы с бронетехникой немцев количество ПТР в войсках уменьшилось.

Таких передовых идей у Тухачевского было много. Но на истребители рации не заказывали. Вот и летали весь 41-й на «ишаках», «чайках» и даже МиГах с сурдопереводом «сталинские соколы». А ведь вопрос об установке раций на самолеты Сталин ставил еще в 31-м году. Для гражданской авиации будущий командующий АДД Голованов рации просто закупил в США. Для армии, наверное, стеснялись закупать рации у буржуинов «жертвы репрессий» Рычаговы и Смушкевичи. Но нам все эти годы втирали о диком отставании в вооружении РККА от немцев по вине «великих конников» Ворошилова К.Е. – наркома обороны, и С.М. Буденного, подразумевая при этом И.В. Сталина. А на самом деле просто у немцев не было такого количества «пятой колонны» в промышленности, науке и в армии, принимающих на вооружение хлам.

При внимательном рассмотрении истории советского оружия можно заметить одну закономерность. Очень много было репрессировано конструкторов и инженеров, занимавшихся по-настоящему нужными разработками для страны и армии. Этих людей просто затирали или выживали с работы.

Почитайте еще раз протокол допроса «великого физика Ландау». Он и его компания в середине 1930-х годов сорвали несколько важных разработок в их институте в Харькове: «Вся наша вредительская деятельность была направлена на то, чтобы подорвать, свести на нет огромное практическое, прикладное значение теоретических работ, проводимых в институте. Прикрывалось это, как я уже говорил, борьбой за «чистую» науку. Научные сотрудники, отстаивавшие необходимость заниматься не только абстрактной теорией, но и практическими проблемами, всяческими путями выживались нами из института. В этих целях талантливых советских научных работников, разрабатывающих актуальные для хозяйства и обороны темы, мы травили, как якобы бездарных, неработоспособных работников, создавая им таким образом невозможную обстановку для работы…

Так мы поступили с научным работником института Рябининым, который успешно вел многообещающую работу по применению жидкого метана как горючего для авиационного двигателя. Таким же образом из института был выжит инженер Стрельников, разработавший конструкцию рентгеновской трубки, мощность которой примерно в 10 раз превышала существующие в СССР. Эта трубка могла быть использована в промышленности для устранения дефектов в металлах и рентгеновского исследования структур… Мое вредительство заключалось в том, что, являясь руководителем теоретического отдела института, я из этого отдела изгнал всякую возможность содействия актуальным техническим, а следовательно, и оборонным темам…

В своих работах по вопросам, могущим иметь техническое приложение, я всегда вытравлял ту основу, за которую можно было бы ухватиться для технической реализации. Так я поступил при разработке вопроса о свойствах ионного и электронного газа в плазме – проблема, практическое направление которой могло бы содействовать развитию техники ультракоротких волн, имеющих оборонное значение… …в результате вредительской деятельности работа лаборатории атомного ядра была совершенно оторвана от разрешения каких-либо задач, имеющих практическое, прикладное значение. Возможности разрешения ряда технических проблем огромного значения не реализовывались: например, темы, связанные с высокими напряжениями, с измерительной аппаратурой. Лаборатория, расходуя миллионные средства, работала без какой-либо ориентации на технические и оборонного характера выводы.

Лаборатория низких температур, руководимая Шубниковым, имела все возможности для разработки очень важной для промышленности и обороны страны проблемы рационального использования газов коксовых печей (выделение гелия) путем применения глубокого охлаждения газовой смеси. Шубников, прикрываясь нашим излюбленным флагом борьбы за «чистую науку», не допускал работы лаборатории в этом направлении. Лаборатория ионных преобразований была доведена участниками нашей группы до окончательного развала, а способные научные сотрудники Желеховский, Помазанов и др. уволены из института. До такого же состояния была доведена и лаборатория фотоэффекта. Это – то, что успела провести наша антисоветская группа в 1935–36 годах. Вскоре после этого я и Корец переехали в Москву».

Как только Сталин объявил в декабре 1925 г. на XIV съезде ВКП(б) о реформе промышленности («индустриализацию») и сельского хозяйства («коллективизацию»), заявив, что «мы должны приложить все силы к тому, чтобы сделать нашу страну страной самостоятельной, независимой, базирующейся на внутреннем рынке…», должны «превратить нашу страну из аграрной в индустриальную, способную производить своими силами необходимое оборудование…», то практически вся партийно-чиновничья «элита», пришедшая к власти после гражданской войны и тем более «соратники-соплеменники» Бронштейна-Троцкого, отнеслась к этому не просто без восторга, но и в большинстве своем враждебно. С одной стороны, чиновники вообще больше любят «стабильность» (прежде всего своего положения), а не всякие там реформы. С другой – вся эта братия-«троцкисты» не для того насаждались в органах власти в России, чтобы допустить какие-то там мифические реформы. Троцкий, имевший мощную поддержку в партии в лице своих соплеменников из бывшей еврейской коммунистической партии и из чисто националистической сионистской «Бунды», влившихся в полном составе, чохом, в ряды ВКП(б), вполне обоснованно рассчитывал на власть в СССР после смерти Ленина, но в итоге потерял все, да еще и был отправлен к своим хозяевам на запад. Но его «гвардия» вся осталась на своих местах. «Хитрый Сталин», не развенчивая Ленина, объявил 25 тысячный «ленинский набор» в партию, который стал его опорой в противостоянии с людьми Троцкого.

Чтобы сорвать планы Сталина на реформы в стране, «оппозиционеры» шли на все что угодно. Реформа в сельском хозяйстве дискредитировалась организованным голодом на селе.

А это должно было ударить и по промышленности. В промышленности же шли даже на примитивное засыпание песка в механизмы. Все эти процессы над «промпартиями» и по «шахтинским делам» всего лишь попытка Сталина защитить страну от откровенного саботажа.

Что будет со страной, в которой нет единых ГОСТов на тот же металлопрокат? В общем-то, ничего особенного. Вот только трубы того же отопления и водопровода вместо желаемых 20 лет полежат в земле лет пять. И ЖКХ будет усердно закапывать металл в землю (миллионы рублей), а вся тяжелая промышленность вместо выпуска новой продукции будет тратиться на все те же некачественные трубы. А страна вместо развития будет тупо топтаться на месте.

Спросите у тех, кто сегодня работает в нашем ЖКХ, в чем разница между советскими трубами (60-х гг.) и теми, что выпускают для наших коммуникаций сегодня. А в начале 90-х эти ГОСТы и похерили «реформаторы» от ЕБН. Такая же история происходила и в начале 30-х. Что будет, если положить «холодный» асфальт, да еще в лужу или снег? Тоже ничего особенного. Просто «народные» деньги зароются в эту лужу. «Фирма» на следующий год снова получит заказ на «ремонт дорог» от городских властей, и все будут довольны. Только страна будет тупо топтаться на месте, проматывая деньги на прокорм дармоедов. Но стоит только нынешнему руководителю страны не только провозгласить, но и на деле осуществлять «Развитие России», то он уже не столкнется с тем саботажем, что устраивался против сталинского плана развития СССР. Сегодняшнего просто убьют.

Сталину верили и доверяли. Промышленность была не в руках ворья-олигархов, мечтающих о рабочих на своих предприятиях, чтобы, как китайцы, работали, за баланду.

Сталина не обвиняли в неких миллиардах в зарубежных банках. Поэтому он мог рассчитывать на поддержку народа в стране, а не на «рейтинг».

Но противники планов Сталина на одной промышленности не останавливались. Подобную деятельность они проводили в «оборонке» и армии, заказывая для РККА сомнительные образцы вооружений. Или не заказывали те, что были нужны армии, а потом срывали принятие на вооружение некоторых образцов, которыми потом брали Берлин.

А потом нам усердно вдалбливали в голову, что это «красные конники» Ворошилов и Буденный за кавалерию ратовали, а гениальные Тухачевские ими преследовались за передовые идеи.

Минометное КБ Шавырина было закрыто именно при руководстве Тухачевских. Уже после устранения этих стратегов из РККА, целый год (!) не могли изготовить для войсковых испытаний целых пять пусковых машин БМ-13 («Катюша»).

Впрочем, это потом объяснялось тем, что военные просто «не оценили по достоинству некоторые виды вооружений». Немцы «оценили» реактивные установки и использовали их уже при штурме «Брестской крепости», разведка наша об этих установках перед войной доложила, а наши великие полководцы «не смогли оценить вовремя». А красноармейцы своими жизнями расплачивались за недальновидность своих командиров. Но когда с этих стратегов начинали спрашивать за их просчеты, то тут же начиналась истерика, – «невинно репрессировали жертв сталинского произвола».

Великий Королев работал над ракетами для страны и его поддерживал Тухачевский. Но после ареста Тухачевского сразу же посадили и Королева (и всех тех, кого поддерживал «великий стратег»). Хотя в этой истории был и фактор простой конкуренции – выживание одних, чтобы занять их место.

Доносы на Королева писали подельники и товарищи Тухачевского, а не НКВД.

Говоря о «подельниках», я имею в виду тех, кто пошел по «делу ракетчиков». И «товарищами» Тухачевского они были в том смысле, что Тухачевский по неким «легендам» активно курировал этот институт.

Но как пишет в своих работах биограф Г.Э. Лангемака А.В. Глушко, разобравшийся в том, кто и как начал писать первые доносы на сослуживцев и в каких целях:

«Доносы на Королева написали Костиков, Тихонравов и С.С. Смирнов. У меня есть эти доносы. Потом, когда его посадили, был акт техэкспертизы, подписанный тем же Костиковым и еще несколькими товарищами. Но ни Глушко, ни Лангемак, ни Клейменов этого не делали. Более того, как я уже писал ранее, нужно иметь эти доносы на руках, чтобы обвинять людей в этом, а доносы и показания на следствии – это разные вещи. Более того, давайте будем помнить, что и Королев тоже оговорил их всех, причем в более сильной степени, чем они его. Но это считается нормальным, хотя и в этом нет ничего хорошего. И давайте еще будем помнить о том, что Глушко не считал Королева виновным в этом, а Королев Глушко, и никто из них потом второму никаких претензий не предъявлял. Королев даже Тихонравову простил его донос, на котором (он потом ездил в НКВД) он переправлял дату, делая ее на год позже».

Уважаемый А.В. Глушко не считает «доносом» в чистом виде оговор на следствии. В принципе, можно согласиться с тем, что оговор под пытками – это не донос. Но почитайте воспоминания генерала Горбатова. Он показывает, как подследственные, которых пальцем не трогали, диктовали следователям чушь про тоннели в Турцию или Японию, которые они рыли, про работу на разведки марсиан и гондурасов, чем больше людей оговоришь, тем быстрее в НКВД поймут, что «обвинения абсурдны», и либо всех выпустят, либо тюрьмы захлебнутся от количества посаженных, и всех выпустят.

Одного такого умника Горбатов пристыдил, и тот через несколько дней повесился, осознав, что творит. А вот те, у кого совесть не просыпалась, выйдя на свободу, чаще всего начинали больше всех орать, что они свои показания на случайных людей давали «под пытками кровавой гэбни». В конце концов, ведь не станешь же потом рассказывать и хвастать тем, что оговаривал невинных людей просто так. Проще врать, что тебя «пытали, зажимая гениталии дверным косяком». Почитайте «шансон» от Солженицыных – там в подробностях показано, как «пытали» таких узников… Смакуются такие подробности, как следователи-женщины «раздевали догола подследственных и давили им каблучками мужские достоинства»… Представили себе такую картину воочию? Интересно, женщины-следователи прокуратур приходили на работу в изящных туфельках на шпильках или это были туфли «прощай, молодость»?..

А.В. Глушко: «Я написал про тех, про кого точно знаю, что они были жестоко избиты, а не по собственной воле давали эти показания. Что касается остальных, было разное. Только более умные люди, попавшие туда, старались довести все до полного абсурда и, называя имена своих «соучастников», пользовались зарубежной классической литературой, которую следователи НКВД точно не читали и не знали. Что же касается моей уверенности, то она основана на 20-летнем изучении этого периода истории и многолетней работе с документами архива ФСБ РФ»…

Уважаемый А.В. Глушко считает тех, кто оговаривал сослуживцев, запутывая следствие умными людьми – его право. Однако итогом этих доносов стало отставание СССР от мирового ракетостроения. А ведь на тот момент разработки королевских ракет не уступали зарубежным аналогам. Королев долбил кайлом золото на Колыме, а на его планер в 1939 году уже ставили ЖРД и в феврале 1940-го испытывали в полете. После этого стали разрабатывать первый истребитель-перехватчик «БИ-1», который поднялся в воздух в мае 1942 года.

Сегодня мы знаем, какой пробивной силой обладал С.П. Королев. И именно этот человек был устранен от работ над ракетами. Потом его перевели в шарашку к Туполеву, бывшему руководителю дипломного проекта студента Королева. А через несколько лет он уже в звании подполковника собирал остатки немецких ФАУ в поверженной Германии.

Но самое интересное в истории с С.П. Королевым в том, что арестован он был по доносу своих же сослуживцев летом 1937 года.

(Примечание: Как выяснил А.В. Глушко: «На самом деле арестован Королев был летом 1938 г. Это выгодно некоторым нечистоплотным историкам переставить дату ареста на год раньше, когда все еще были на свободе. А это ЛОЖЬ!»)

По легенде, показанной в кино, Сергей Павлович почти сразу попадает на Колыму. Мама Королева долго и упорно добивается его освобождения, и в кинофильме показана сцена ее прихода к знаменитой летчице Гризодубовой, которая говорит, что теперь, когда в НКВД назначен Берия, вопрос об освобождении Сергея Павловича будет решен положительно. И действительно, именно назначение 25 ноября 1938 года главой НКВД Л.П. Берии помогает Королеву вернуться в Москву. Правда, осенью 1938 года Королев мистически не успевает попасть на последний корабль с Калымы до Магадана, который тонет вместе со всеми перевозимыми заключенными и вольными. Зиму живет чуть не в порту, долго болеет, но выздоравливает. И только к лету 1939 года он приезжает в Москву. Но его почему-то не освобождают, и он еще пару лет сидит в шарашке у А.Н. Туполева. Реально он от Туполева попадает в Казань к «ракетчикам», где находился и В.П. Глушко. И в 1944 году «ракетчики» полностью освобождаются и реабилитируются.

(Примечание: К сожалению, насчет Королева произошла одна путаница. Отсутствие доступного издания «Журналов посещения» кабинета Сталина с квалифицированными комментариями привело к тому, что во вполне хорошей книге Кремлева «Берия. Лучший менеджер 20 века» была допущена ошибка.

В книге указано, что еще 15 октября 1938 года в кабинете у Сталина в течение полутора часов находился Королев. Из-за того, что в «Журналах посещений» не всегда указывались инициалы посетителей, Кремлев сделал вывод, что этот Королев и есть будущий Главный конструктор. Однако в вышедшем только в августе 2008 года полном варианте «Журнала посещений» указано в пояснениях, что в кабинете у Сталина находился Королев Г.Н., один из руководителей авиационной промышленности. Затем этот Г.Н. Королев был у Сталина в кабинете 3 апреля 1939 г. с 18.00 до 18.35.

В апреле на Севере еще не открывают морское сообщение, и С.П. Королев действительно продолжал находиться на Калыме. Так что вся страшная история про то, как он шел пешком чуть не сто километров по тайге в мороз до порта, чтобы успеть на последний пароход, про оставленный кем-то хлеб у колодца, который спас его от голодной смерти, про утонувший пароход, на котором Королеву не хватило места, про болезнь, от которой Сергей Павлович чуть не умер, показанная в фильме, снятом по воспоминаниям самого Сергея Павловича, вполне правдива…)

Чтобы прикрыть свою мелкую подлость, нам рассказывали, как злой Сталин мешал развитию ракетной техники в СССР. Но ведь тогда получается, что по команде Сталина почему-то зарубались именно разработки наиболее стоящих образцов вооружений. Но если тиран-деспот и его приспешники пеклись о личной власти, то они просто обязаны были именно лучшее оружие продвигать в армию, а не гробить его разработчиков. А ослабление обороноспособности страны, уничтожение тех, кто мог предложить лучше для армии, было в интересах именно «оппозиции» – «чем хуже, тем лучше». Это азбука политвозни в любой стране.

И этот сценарий (по развалу государства) уже один раз сработал в 1914–1917 году. И осуществили его все те же пламенные революционеры и из ленинской гвардии в том числе, цену которым Сталин знал лучше других.

Если руководитель государства на самом деле печется о безопасности страны и своей, то он просто обязан заботиться о том, чтобы в армии внедрялись самые лучшие образцы оружия.

Получается, что Сталин до 37 года был кретином, а потом поумнел, и в армии всего за три года появились те самые танки и самолеты, что выиграли войну? Или именно происками оппозиции можно объяснить то, что в тюрьмах оказалось столько приличных конструкторов? Впрочем, именно поэтому Сталина и выставляют клиническим злодеем и недоучкой. Таким образом, легко объяснить всю нелогичность того, что приписывается ему.

Только к концу 30-х у Сталина появилась реальная власть в стране, когда он руками одних оппозиционеров придавил других. А вот те самые щепки в лице Королевых, что были при этом посажены и уничтожены, целиком на совести Лангемаков и пр. Мандельштамов, писавших доносы чуть ли не на случайных прохожих.

(Примечание: Если быть точными, это «клевета на честного и талантливого человека, пострадавшего по вине того же негодяя, на совести которого аресты всех четырех человек – Костикова, а не Лангемака, Клейменова и Глушко персонально» – А.В. Глушко…)

Когда Сталин понял, что доверять военным в принятии на вооружении танков и самолетов – значит, проиграть неизбежную войну, то он лично стал вникать во все технические тонкости и лично осматривал каждый новый танк или самолет, винтовку или автомат, которые предлагали конструкторы.

Самое поразительное, что в тяжелое лето 41-го принимаются на вооружение новые ПТРС и ПТРД, но ПТР Рукавишникова, принятые на вооружение еще в 1939-м и хранящиеся на складах, в армию не поставляют, т. к. они ненадежны при стрельбе и могут подвести в бою (2(!) отказа на 1000 выстрелов – это очень много). С таким же успехом можно было бы вооружать красноармейцев кремневыми ружьями времен Петра. Хотя пушки царской армии времен Первой мировой снимали в случае нужды с хранения и использовали в боях с немцами.

Ненадежные образцы оружия даже в условиях тяжелого отступления осени 1941 года в бой не бросали. Кстати, если бы генералы отправили эти ружья на фронт, они показали бы свою непригодность, об этом стало бы известно Сталину, то тут головы бы полетели. А так все спустили на тормозах. Сталин и сам не был заинтересован в раскрутке репрессий против генералов в условиях войны и поэтому просто махнул рукой на эти ружья. Но после войны, тому, кто эти ПТР и принимал на вооружение, в лице заместителя наркома по вооружению и начальника ГАУ (маршалу Кулику Г.И.) эти ружья припомнили.

При этом конструкторы оружия иной раз такие вещи рассказывают в своих мемуарах о подковерных страстях, кипевших вокруг принятия на вооружение того или иного образца, что начинаешь задаваться вопросом, насколько все боялись злого Сталина?

В 1970–71 гг. корреспонденты журнала «Техника – молодежи» взяли интервью у некоторых артиллерийских конструкторов времен войны. В газете «ДУЭЛЬ» за 2008 год, № 20–23, приводятся эти интервью. Очень интересны истории про личные взаимоотношения среди конструкторов-конкурентов, но еще более занимателен рассказ Н.М. Попова, служившего в Артиллерийском комитете ГАУ и курировавшего зенитные орудия, о том, как пытались протащить для легкого танка 37 мм автоматическую пушку конструктора Б.Г. Шпитального. Он разрабатывал для авиации известные пулеметы ШКАС, которые имели огромную скорострельность (до 2000 выстрелов в минуту), но были капризны и имели проблемы с задержками в стрельбе:

«Ужасную историю рассказал Попов о том, как Шпитальный пытался всучить армии свою зенитную пушку для танков. У нее был серьезный дефект: ее заклинивало после пяти выстрелов, но через некоторое время она снова могла сделать пять выстрелов и опять замолкала и т. д. (внутренние детали механизма автоматики элементарно остывали, и пушка снова могла стрелять – О.К.) Испытатель Кубинского танкодрома дал по этому орудию выразительное заключение: «Дерьмо!» Тем не менее на следующий день приехал генерал для приемки орудия. И тут выясняется, что испытывать пушку будет человек Шпитального – здоровенный красавец-мужчина. Забирается он в танк и начинает стрелять. Даст очередь в пять выстрелов, высовывается из танка, прикладывает руку к кепке и спрашивает генерала: «Разрешите продолжать, товарищ генерал?» Ничего не подозревающий генерал, недоумевая, разрешает: «Продолжайте!» Через пять выстрелов опять: «Разрешите продолжать?» – «Продолжайте!»… В результате эти бессмысленные переговоры замаскировали паузы в стрельбе, и введенный в заблуждение генерал приказал готовить документы к принятию пушки на вооружение.

– Я не решился на испытаниях сразу сказать, что орудие дефектное, – говорил Попов. – Но вечером, возвращаясь на электричке из Кубинки вместе с бригадой Шпитального, я спросил красавца-испытателя: «Зачем же вы так испытывали пушку и морочили голову генералу?» «А что? Здорово получилось? – простодушно откликнулся он. – Ведь никто ничего не заметил, правда?» – «А вы подумали о солдатах, которым пушка откажет в пылу боя?» – «Ну, что солдаты? Они как-нибудь выкрутятся, а мы зато заказ получим большой… А трюк с отдачей чести генералу – это мне сам Борис Гаврилович посоветовал!» Ну, я, как приехал домой, так сразу сел писать генералу докладную об обмане. Уж он меня костерил-костерил за то, что я сразу не сказал, но делать нечего – отозвал свое представление, и пушку забраковали».

Читаешь о подобных вещах и не можешь понять, а где же леденящий душу страх военной интеллигенции перед угрозой наказания от Сталина или Берии? Где же ГУЛАГ? «Ну, что солдаты? Они как-нибудь выкрутятся, а мы зато заказ получим большой… А трюк с отдачей чести генералу – это мне сам Борис Гаврилович (Шпитальный) посоветовал!» Знал представитель КБ Шпитального (как и сам Б.Г. Шпитальный), что в случае выявления задержек в боевых условиях их конструкторское бюро вывернут наизнанку. Подобные вещи фиксировались актами и комиссиями с последующим принятием оргвыводов. Знали ведь, что Сталин лично отслеживал подобное отношение к рядовым бойцам и мог запросто посадить или отдать под расстрел.

По словам конструктора артиллерийских систем Ф.Ф. Петрова (1902–1978), генерал-лейтенанта, Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинских и Ленинской премий, создателя рекордного количества артиллерийских систем, среди которых такие прославленные, как 152-мм гаубица-пушка образца 1937 года, 122-мм дивизионная гаубица образца 1938 года, 152-мм гаубица образца 1943 года, множество танковых и самоходных орудий, – начальника ГАУ генерала Яковлева посадили после войны и за «знаменитый зенитный 57-мм автомат, разработанный под руководством конструктора Грабина В.Г.:

«У него пружина накатника ломалась после 1200 выстрелов. Ничего страшного в этом нет. Надо просто менять пружину через каждую тысячу выстрелов. Но когда скандал вокруг этого орудия разгорелся, Сталин спросил: «А кто принимал такую пушку на вооружение?» А принимал начальник ГАУ Николай Дмитриевич Яковлев. Ну, вот и решили Яковлева в тюрьму посадить. Конечно, Василий Гаврилович Грабин не топил и не сажал Яковлева. Но он не встал и не сказал, что пружину надо менять через каждую тысячу выстрелов. Так и получилось: мог спасти, а не спас!»

Это как раз наглядный пример того, как «боялись» Сталина тогдашние товарищи-конструкторы. И как благородно вели себя подчас для устранения конкурентов в борьбе за деньги. Ничто человеческое им было не чуждо. И подличали, и гадили откровенно.

А то придумали сказочку о честнейших и всенепременно верноподданейших работниках и злобном тиране, что их всех гнобил. А когда Сталина не стало, у них у всех появилась свобода творчества, стали говорить в 1970 году: «Прощаясь с Грабиным у калитки, мы спросили, взялся ли бы он, если бы ему предложили, воссоздать его знаменитое КБ. Он ответил сразу – видно, не раз думал об этом: «Нет, не взялся бы. Все разрушено до основания, и Хозяина нет…»

Очень спешил Иосиф Виссарионович с принятием на вооружение в армию новой техники и оружия. Но еще более понятно, почему спешил с нападением на СССР Гитлер. Перенеси он срок нападения на 1942 год, и ему уже можно было бы не суетиться – опоздал бы навсегда. А теперь, для сравнения, попробуйте представить такие темпы перевооружения нынешней армии. И сколько генералов готовы защищать эту страну насмерть, как говорил великий полководец Г.К. Жуков.

Но прежде чем дойдем до генералов, стоит сначала попробовать подробнее разобраться с тем, какие задачи ставила перед собой антисталинская оппозиция.