Текст книги "Быть в команде"

Турнир прошёл почти спокойно, если не считать последней игры со сборной Чехословакии. Зрителей и игроков «заводили» какие-то люди – нам припомнили ввод танков в Прагу в 1968 году (о спасении Праги теми же танками в 1945 году никто не вспомнил). Игра началась жёстко. При поддержке рефери игроки соперника нам устроили гладиаторский бой. Только после того, как Валера Васильев, абсолютно «по-спортивному», технично (даже судьи не заметили) убрал самого петушистого, да так, что его пришлось унести на носилках со льда, игра сразу вошла в спортивное русло. Сборной СССР, как победителю турнира, организаторы вручили традиционный хрустальный приз – Кубок газеты «Руде Право» и пообещали, что такого безобразия на льду больше не повторится. Но всё равно политика и спорт всегда идут рядом.

Дворец спорта в Лужниках после чемпионата мира 1979 года встречал команды участников игр на приз газеты «Известия» празднично. Наша раздевалка рядом со сборной Швеции, с коллегами которой у нас установлен хороший бартерный контакт. Дефицит в шнурках, тейпе, дисках для точки коньков и многом другом всегда покрывался советским шампанским, к которому шведы были неравнодушны.

Тренеры продолжали экспериментировать с составом команды. К братьям Голиковым поставили Сашу Мальцева, Сергея Макарова – перевели в звено Виктора Жлуктова, в четвёртом звене играли Юрий Лебедев, Владимир Лаврентьев, Сергей Капустин. Темп игры, азарт, общий настрой задавало первое михайловское звено. Капитан Борис Михайлов, в трудные для команды моменты, личным примером, кидаясь на «амбразуры» соперников, увлекал за собой всех, кто сомневался или не был уверен в себе. Без гола с игры не уходили. Остальные тянулись за первыми, стараясь показать свою индивидуальность.

Если об игре Валеры Харламова уже ходили легенды, то Хелмут Балдерис, только начинал откладывать в свою «копилку» такие потрясающие элементы технического мастерства, что соперник, порой терялся, не зная, что делать в своей зоне. Сергей Капустин за свою стартовую скорость был прозван «мотор». Он мог убежать от любого соперника, а его кистевой бросок в створ ворот был не только точен, но и мощен настолько, что многие вратари в командах соперников не успевал реагировать. Юрий Лебедев по кличке «хилый» мог столько держать, владеть, управлять шайбой, сколько хотел, даже если на его «хилые» плечи наваливались один, два и больше соперников, успевал из-под них отдать ювелирный пас своему партнёру.

На игры в Лужники мы ездили из Новогорска. Ночью ударил сильный декабрьский мороз. Весь транспорт заскользил, как на «не точеных коньках». Нам предстояла игра со сборной Канады. Выехали, как обычно, но въехать в куркинскую гору наш Мерседес-Бенц не смог ни с первой, ни со второй попытки. Всей командой под общий гогот и улюлюканье, втянули автобус наверх, сделав замечание всеми любимому шофёру Николаю Малёшину; «Не умеешь рулить, не садись». Никакой его вины в том ЧП, конечно, не было.

Как и «положено», после финального матча огромного гжельского «Снеговика» вручили капитану сборной СССР Борису Михайлову. Все лучшие амплуа – наши: нападающий, защитник, вратарь. И ведь всё было справедливо.

До Олимпийских игр оставался месяц. Ещё пару лёгких игр с любым соперником и мы готовы к Олимпиаде. Так нам не только казалось, мы были в этом уверены.

Настал февраль 1980 года. Укомплектовавшись и экипировавшись в олимпийскую форму, сборная СССР вылетела в США. В «отходящий поезд» успели вскочить из нижегородских только Саша Скворцов. Впервые в составе команды появился Володя Крутов, воспитанник школы ЦСКА, которого все считали преемником и последователем Валеры Харламова.

Нью-Йорк встретил сборную СССР статуей Свободы и стройными небоскрёбами. Разместили в одной из шикарнейших гостиниц – «Уолдорф Астория», на 27 этаже. Наши войска уже больше месяца в Афганистане. Обстановка вокруг нас заметно накаляется. Службы безопасности США максимально бдительны. Три двухметровых ФБРовца с нами с утра до вечера, на весь период пребывания в США. На этаже, где разместилась команда, они посменно дежурили 24 часа в сутки перед лифтом, сидя на одном стуле, ноги на другом, так что все входящие и исходящие – под неусыпным контролем.

Нас всех предупредили, что выходить на Бродвей после 18.00 можно, но нежелательно, так как могут подойти негры и попросить деньги, которые должны у вас лежать в наружном кармане, если полезете во внутренний, могут убить. Желание побродить вечером по Бродвею сразу отпало.

Уходящий в небо, абсолютно круглый спортивный комплекс Медисон-Сквер-Гарден напоминал резервуар для нефти, без окон, с плоской крышей. Многоэтажность сооружения заставляла нас плутать, пока мы не выяснили, что хоккей – на третьем этаже, а баскетбол – на шестом. В каждом из этих залов от 10 до 15 тысяч зрителей. Грузовой лифт, который мог сразу поднять две хоккейные команды, напоминал грузовой подъёмник на стройплощадке. Находясь в центре Нью-Йорка, среди небоскрёбов, комплекс Медисон-Сквер-Гарден, совсем не смотрелся громадиной, но если вы подходили к входу и смотрели на его верх, шапка с головы падала.

Раннее утро. С «папой Толей» спешим на арену. Папой Толей называли талантливейшего администратора сборной команды, а если официально, то Анатолий Владимирович Сеглин. Наличие железного занавеса, нехватки всего и во всём в эти годы, для Папы Толи не было преградой, а слово «дефицит» для него просто отсутствовало и в СССР, и за рубежом.

Человек широкой натуры, из английского зная только «мейби ес и мейби ноу», он великолепно понимал всех, и его понимали все народы мира. В бытность хоккейным судьёй на чемпионате мира, он имел неосторожность, сидя в будке, из которой фиксируют забитый или не забитый гол, заснуть. К несчастью, соперник забивает сомнительный гол. Команды рванули апеллировать к судье в будке, который ничего не зажег. А что мог зажечь сладко спящий судья?

Наши отнеслись к этому моменту с пониманием, зная, что Папа Толя предшествующий вечер и всю ночь угощал всех судей планеты с русским хлебосольством, а наутро принеприятнейшая новость: внеочередное дежурство за воротами. Ну какой организм выдержит такую нагрузку? Из судейства пришлось уйти. Он стал великолепным администратором сборной команды СССР. Его жизнь была посвящена двум необходимостям: достать и обеспечить.

С Папой Толей сборная команда СССР никогда не испытывала нехватку в хоккейном оборудовании, хотя частенько, по возвращении из-за рубежа слышали зычный папин голос: «Опять сборную грабят!». Это означало, что где-то что-то с воза упало. Но не пропало, так как укладывалось штабелями в запасники хоккейных кладовок, куда приходили с просьбами не только хоккеисты, но и высшие партийные чины государства. Все всегда были довольны.

В это раннее утро у арены, мы встречались с помощником посла в США, с которым Папа Толя дружески расцеловался, передавая и забирая какие-то посылки.

К игре с олимпийской сборной США было всё готово. Лёгкое возбуждение игроков в раздевалке от встречи с Нью-Йорком, от олимпийской экипировки, гостиницы «Астория», но не от команды соперника. Игра началась активно. Все звенья, смяв слабого соперника в первом периоде, третий доигрывали вполсилы. На табло 10:3 в нашу пользу.

Торжественный совместный ужин в ресторане поражал изобилием, от лобстеров до восточных яств.

Игроки сборной олимпийской команды США с удовольствием брали автографы у наших мастеров. Тостов, пожеланий обеим командам не было конца. Нас чествовали, как будущих олимпийских чемпионов. Мы не возражали и не сомневались, считая, что в данное время для нас соперником был только ветер. Тем более, что все усиленно убеждали нас, что сборная США состоит из студентов (она играла в этом составе почти два сезона, провела больше полусотни матчей, встречалась с командами НХЛ).

На следующий день, погрузившись в автобус, едем в Лейк-Плэсид. Ехали шесть часов. В салоне музыка сменялась шуточными американскими видеофильмами, своих мы тогда ещё не имели. Да и первый иностранный, большой телевизор «Тошиба», купленный Сашей Скворцовым, в Новогорске смотрели всей командой с большим восхищением, нажимая кнопки под экраном. Но однажды вдруг «ящик», как говорят, вырубился, экран погас, никак не могли включить. Все искренне огорчились за Сашу, не зная, что один из игроков, стоя за спинами всех, выключил его при помощи пульта. Пульты только начинали входить в наш обиход. Смеялись до слёз.

Через шесть часов наш автобус подрулил к шатрам среди снежного поля. В шатрах проходила аккредитация – выдача олимпийского паспорта, дающая право быть участником Олимпийских игр. С ней ты ощущаешь себя хозяином земли. На Олимпийских играх без аккредитации, которую не может заменить ни один документ, ты – никто и ничто.

Каждый, одев на шею, олимпийский паспорт, сел в автобус и всей командой поехали на арену. Хоккейный стадион с двумя сообщающими катками расположен на пригорке. Внизу, как на ладони конькобежный стадион. Старты конькобежцев смотрели, когда были свободны. Всех поражал своей мощью белокурый Эрик Хайден. Это был будущий пятикратный олимпийский чемпион с длинными вьющимися волосами, высокого роста, привлекавший всех болельщиц Олимпиады.

Лейк-Плэсид нельзя назвать городом. Одна улица с отелями и маленькими магазинчиками на берегу большого озера. Всё остальное – домишки дачного образца.

Командная раздевалка большая, квадратная. Каждый занял для себя удобное место. Вратари – ближе к выходу. Валера Харламов рядом с Сашей Мальцевым и Валерой Васильевым, они дружили. Борис Михайлов рядом с Володей Петровым, Хелмут Балдерис с Витей Жлуктовым, Сергей Бабинов с Володей Лутченко, а молодым Серёже Макарову и Володе Крутову – оставшиеся места.

Количество жилых мест в Олимпийской деревне было ограничено. Руководство нашей команды разместилось рядом с ареной. Папа Толя остался досервировывать раздевалку, а мы поехали в Олимпийскую деревню, о которой были наслышаны ещё в Нью-Йорке. Ехали минут пятнадцать. Вдоль всей дороги стояли пикеты с транспарантами, призывающими бойкотировать Олимпиаду. Новенькая, только что построенная колония-тюрьма для малолетних преступников, должна была быть нашим домом на время Олимпийских игр.

Тщательный досмотр личных вещей, при входе в Олимпийскую деревню, выглядел как проход арестантов в зону строгого режима. Перед турникетами снимали с себя всё, что могло звенеть – от заколки в волосах у женщин до ремня на поясе у мужчин. Личные вещи, от косметичек до зубной щётки, всё из сумок вываливалось на стол. Всё должно быть увидено и потрогано. Терроризм Олимпиады 1972 г. в Мюнхене не должен повториться. После проверки входим в Олимпийскую деревню – это впервые нами увиденная колония-тюрьма.

Больших размеров котлован по периметру возвышающихся небольших гор окружён высоким двойным забором с колючей проволокой. За забором снаружи автоматчики. Вышек нет, но они и не нужны: с вершин холмов вся олимпийская деревня видна как на ладони. С двойственным чувством, глядя из котлована на охрану с автоматическим оружием, ребята ощущали себя наполовину заключёнными, наполовину олимпийцами. В котловане здания тюрьм абсолютно круглые. Для каждой делегации – своя, окрашенная в определённый цвет. Наша «тюрьма» была голубого цвета.

Металлическая ёмкость, двухэтажная, с одним входом. Внутри, по периметру первого и второго этажа, камеры. Вход на второй этаж от центра по металлической лестнице на решётчатый металлический балкон и по кругу – в любую келью. Дверь в камеру, как и положено в тюрьме, металлическая с окошечком, открывалась с грохотом. Все объявления и предупреждения тренеров открывать и закрывать их тихо, были бесполезны и невыполнимы.

В шесть утра, когда биатлонисты и горнолыжники, жившие на втором этаже, уезжали на свои полигоны, пронизывающий металлический звон отражался эхом вперемежку с цоканьем шагов по балкону. Вся делегация просыпалась, провожая доблестных олимпийцев на ратные подвиги. Хоккей не оставался в долгу, когда вечерняя игра заканчивалась в 23 часа. К постелям мы добирались где-то после часа ночи, а засыпали и того позже. Но в утренней металлической побудке ты не мог не участвовать, кляпы в ушах не спасали.

Внутри камеры размонтированный туалет, прикрытый декоративным шкафчиком, оконная щель и двухъярусная постель. Если один свешивал ноги с постели, то они упирались в противоположную стену. Сосед по камере уже пройти к своему лежаку не мог. Ходили бочком, по одному.

Массажная в холле была отгорожена ширмами. Наша кушетка стояла рядом с массажной кушеткой для саночников. Массажистом с ними работала молоденькая девушка Вера. Её сильно декольтированная рабочая маечка настолько привлекала моих пациентов, что ко мне на массаж образовывалась очередь, когда она работала по соседству.

Володя Петров и Борис Михайлов в массажную не ходили, и на процедуру приглашали к себе в келью. Если Михайлова приходилось массировать внизу, согнувшись в три погибели, то Петрова – на втором этаже, стоя ногами на краю михайловской постели, упираясь спиной в противоположную стену. Я убеждал обоих в нулевом КПД такой процедуры. После двух таких убогих сеансов переубедил, стали и они ходить в массажную.

Единственным местом отдыха была столовая, она же и клуб. Ели и слушали, не раздеваясь, было прохладно, да и раздевалок не было. В нашей подгруппе только финны и канадцы могли оказать нам сопротивление. Команды Японии, Польши и Нидерландов были проходными. Первая игра – 16:0, вторая – 17:4, с Канадой – 6:4 и финнами – 4:2, не только подтвердили высочайший класс школы российского хоккея, его техническое мастерство, но и вселило спокойствие в наших игроков к началу финальных битв. Мы были уверены в отличном результате.

В другой подгруппе котировались сборные Швеции и Чехословакии, и наше руководство не обратило внимание, а может не приняло близко к сердцу, что чехи проиграли американской сборной 3:7 а со шведами «студенты» США сыграли 2:2, войдя в четвёрку сильнейших. Чехи не попали в четвертьфинал.

Потенциал нашей команды ценился настолько высоко, что грипп с соплями у Владика Третьяка и Виктора Тихонова особо никого не волновал. Виктору Тихонову предлагали не ехать на первый полуфинальный матч с американцами, все были уверены в победе и не предполагали других вариантов. У всех в памяти был тот матч в «Мэдисоне».

Матч начали активно, в быстром темпе, особенно американская команда. Отсутствие высокой техники игры у молодой команды США компенсировалось количеством движения в единицу времени. Володя Крутов забивает первую шайбу и мы повели в счёте. Усердие, темп и аккуратность за секунду до окончания первого периода, приносит нашему сопернику успех. Счёт 1:1 считался нами казусной случайностью. В перерыве в раздевалке тихий разговор игроков: «Такой темп игры они не выдержат, подсядут, и мы их "тёпленькими" возьмём».

Второй период соперник начинает в том же темпе. У нас на воротах замена. Вместо приболевшего Владика Третьяка в ворота поставили Володю Мышкина. Можно предположить, что и в данной замене была определённая степень риска но Александр Мальцев выводит нашу команду вперёд, вселяя во всех спокойствие и уверенность.

Наши надежды на то, что американская команда устанет, не оправдались. В третьем периоде они ещё больше взвинтили темп на фоне нашего спокойствия. Мы не были готовы к этому периоду в том морально-психологическом качестве, которое требовалось от нас в это мгновение игры. И мы сразу пропустили гол, подравнявший шансы несдающейся лягушки тонущей в крынке с молоком, и нашими, волками, у которых все виноваты оттого, что они хотят кушать. На табло счёт 2:2.

Мы даже не рассвирепели, решив слегка взвинтить темп, но из этого ничего не получилось. Пытаясь в суете перейти в зону соперника, мы нарвались на контратаку и «проглотили» третью шайбу, которая лишила нас олимпийского золота. Осознавая надвигающуюся катастрофу, наша команда ещё больше взвинтила темп, ворвалась в зону соперника, прессингуя ворота, но время игры закончилось. Пронзительная сирена оповещала на всю округу, что олимпийское золото по хоккею достаётся «студентам, хоккейным практикантам», а не самоуверенной техничной команде.

Вся Америка радовалась и рыдала, как дети. Поначалу мы не совсем осознавали, что произошло, слабо надеясь на финнов, с которыми американцы играли через день. Мы же на следующий день, не спав ночь, всю накопившуюся и сбереженную энергию выплеснули во время игры со шведской командой, обыграв её со счётом 9:2.

Америка ликовала, а мы с мизерной надеждой всей командой поехали смотреть финальный матч Финляндия – США. Только в первом периоде финны пытались оказать сопротивление. Мы, испытав на себе американский темп, напор, желание выиграть, понимали, что техничным, но морально слабым финнам этот матч не вытянуть. Финны проиграли хозяевам Олимпиады 2:4, окончательно похоронив нашу мечту о золоте.

Вечерний «банкет» внутри команды. Никто никуда не поехал. Все сильно переживали, обсуждая произошедшие события. Досада грызла душу. Серебро жгло грудь, как раскалённое железо. Никого не винили, считая, что проиграла вся команда вместе с тренером.

Наша серебряная медаль Олимпийских игр в Лейк-Плэсиде 1980 году никем не была признана и отмечена. От медали веяло горечью поражения. Большой и тяжёлый труд был зачёркнут единственной игрой, повтори которую сто раз, и все сто мы могли бы выиграть. Но это – спорт. Спорт олимпийского достоинства. Опыт – это количество сделанных ошибок. Понуро, без восхищений нас ждала Москва. На встречу в аэропорт приехали только жены с детьми и близкие родственники. Федерация хоккея СССР подводила итоги, вызвав на «ковёр» тренеров. Выступление сборной посчитали неудовлетворительным.

Ситуацию с тренерами решила реплика Брежнева: «Я знаю наши всё равно лучшие». Слова Генерального секретаря КПСС оказались самыми весомыми. Спортсменов не трогали. Сборная начала новый, следующий этап олимпийской подготовки.

Наш «ответ Чемберлену» (Кубок Канады-1981 г.)

Чтобы вас не смущали некоторые экономические реалии описываемого времени (начало 80-х годов), напоминаю – максимальная зарплата 250 рублей, тотальный дефицит от сферы быта до продуктов питания. Вечная проблема – обуть, одеть и прокормить.

Запад, наблюдая за нашими блистательными победами в спорте и в хоккее в том числе, говорил: «Они же профессионалы». Наш болельщик и обыватель, утвердительно поддакивал, не понимая толком значения этих слов.

Тренировались самозабвенно с утра до вечера. Каторжный повседневный труд, когда дети в спортивной гимнастике без детства, в женских видах спорта на выносливость (плавание, лыжи, марафон и т. д.) – женщины зачастую бездетные. Мой старый наставник, – в прошлом сам большой спортсмен – Сеглин Анатолий Владимирович, говорил: «Мы же все инвалиды спорта», имея в виду не только, или не столько физическую инвалидность, сколько моральную. А вот последняя всеми и всегда переносилась тяжелее.

Если вы настоящий болельщик, приходите на первенство мэрии, или Спорткомитета по хоккею среди ветеранов. Вы увидите там всех бывших великих хоккеистов, играющих с увлечённостью, вчерашних, а не сегодняшних звёзд великой игры.

Они, профессионалы мирового хоккея, за свои заслуги перед Родиной, давно должны были поливать газон на своих садово-огородных, а не гонять шайбу, чтобы подработать к зарплате или пенсии, на которую не только жену, но и себя прокормить трудно.

1980 год. После февральской зимней Олимпиады в Лейк-Плэсиде, начиналась летняя, августовская Олимпиада в Москве, впервые в СССР. В июле народ схоронил Владимира Высоцкого. Наши войска плотно увязли в «национально-освободительной» войне в Афганистане. Мировая спортивная общественность «стояла на шпагате», с трудом следя за решениями политиков: решат или запретят спортсменам ехать в СССР? Наша страна тщательно готовилась к своей первой Олимпиаде, «выметая» из Москвы и Подмосковья весь «мусор».

Наша сборная команда по хоккею на летний сбор была «выметена» на спортивную базу в Стайки под Минском. Там хотели обеспечить команду нужным спортинвентарём, домашним питанием и уютным размещением, но не получилось. Кроме лесов и полей с тропинками, за горизонт уходящими, всё остальное оставляло желать лучшего. Команда понимала – не до нас, страна жила летними Олимпийскими играми.

Сбора не получилось в том качестве, который планировался. Из тренировочной нагрузки – только кроссы и зал штанги, где тренерский состав корректировал между количеством килограммов на штанге с количеством подходов к ней. Из восстановления – баня и массаж в четыре руки были недостаточными для эффективности тренировочного процесса в начале сезона. Нагрузка чередовалась с посиделками у телевизора. Летние Олимпийские игры в Москве подходили к концу.

Возвращение в Москву из лесного плена было радостным и курьёзным. Тренеры со сбора уехали на день раньше, оставив команду под присмотром «политрука» Володи Ясенева. «Наш человек» говорили про него ребята. Лёгкий кросс с утра, вечером – поезд в Москву, день свободен. К назначенному вечернему времени, народ с вещами из номеров потянулся к автобусу. После пятого поголовного просчёта, выясняем – одного нет. Тщательный осмотр определил, что нет Серёжи Старикова. Всем коллективом идём искать. Кругом лес, вроде бы и идти некуда. Каждый кустик, каждая травинка тщательно прощупывается нами. Бесполезно, человек пропал. Вся обслуга базы в шоке. Пора ехать. Поезда ходят по расписанию. Подходим к автобусу, садимся. На заднем сидении сильно уставший Валера Васильев, на поиски не ходил. Спрашивает: «Ребята чего потеряли?» «Не чего, а кого, Серёжу Старикова». «Так он здесь, между сидений, отдыхает». Автобус с обеда стоял на базе и Серёжа, чтобы его не забыли, заранее погрузился в автобус и тихо спал.

Москва после Олимпиады выглядела нарядной как невеста на свадьбе, с обновлёнными дорогами, работающими светофорами, закрытыми колодцами. В октябре нас ждали соревнования на приз газеты «Руде Право» и в декабре на приз газеты «Известия», которые мы прошли «сквозняком», как хоккеисты говорят: «В одну калитку».

Новогодним подарком для сборной были соревнования в Голландии, которые выглядели как большое хоккейное шоу. Наше участие в этих шоу послужило популяризации хоккея в Европе. Холодные, без стен, хоккейные коробки снаружи окружены ледовыми беговыми дорожками. Скоростной бег на коньках в Голландии спорт номер один, им занимается вся страна, хоккей же в полном запущении. Ровную, как блюдце, страну каналов и тюльпанов, мы на автобусе изъездили вдоль и поперёк, стартуя из одной и той же гостиницы «Пеликан», расположенной, как нам казалось, на перекрёстке всех автомагистралей Голландии.

Новогодняя ночь в Европе – не семейный праздник. Весь народ Голландии в гостиницах с семьями или с друзьями.

Гостеприимный хозяин отеля и вся обслуга в ночь с 31-го декабря на 1-е января покидали гостиницу, оставляя в наше полное распоряжение барную стойку и кухонные холодильники. Самый молодой из команды Андрюша Хомутов исполнял роль бармена. К вечеру следующего дня хозяин оценил Андрюшины старания, где-то на 600 долларов США. (Суточных на каждого за всю поездку полагалось по 150 долларов). Скинулись, но хозяин простил нам «наш семейный праздник».

Простил снятый с высокого пьедестала автомобиль-ретро, на котором команда катала каких-то заезжих девчонок по широкому холлу. Простил мутные воды бассейна, в который сбросили во всей одежде самого говорливого Николая Дроздецкого. Николай возмущался: «Одежда – чёрт с ней, доллары жалко». Каждый из ребят предлагал услуги по просушке «зелени». В команде Николая считали большим специалистом – экспертом по денежным знакам. Рассказывая о ленинградских шулерах, он с великим искусством демонстрировал фокусы с деньгами, да так, что ребята не могли проследить, куда исчезали и откуда появлялись денежные знаки. Игровые автоматы отелей, где останавливалась сборная команда, частенько звенели денежными монетами, не выдерживая азарта Николая. Он всегда и везде увлечённо играл.

Однажды, возвращаясь с севера Голландии, наш автобус «дал дуба» – основательно заглох, среди равнин и ветродуя. Мороз под минус 30, в автобусе через час – минус 20. Все в кроссовках и курточках. Тогда банкеты не предполагались, отыграл, и пицца с водой – в автобусе.

Начались «охотничьи рассказы». Вспомнили Голландию 1979 г., когда игра в баскетбол закончилась тем, что меня с площадки братья Голиковы унесли с разорванным ахиллом в машину скорой помощи, а Виктор Тихонов, пока несли, приговаривал: «Не своим делом не занимайся». Клинику, в которой меня оперировали, навестили сердобольные бабушки из русской общины военнопленных, оставшихся в Голландии после войны. Узнав обо мне по телевизору, приехали помочь деньгами, костылями, каталкой, добрым словом. На четвёртый день после операции, я ушёл своим ходом из клиники, боясь, что никаких суточных не хватит оплатить моё «курортное» пребывание в госпитале.

В гипсе, без костылей доковыляв до номера, узнаю новость, что Вячеслава Фетисова три дня назад госпитализировали с приступом радикулита. Приступ был настолько сильный, что санитарам пришлось привязать Славу к носилкам и по узким лестницам гостиницы, прокувыркав, как космонавта на испытательной центрифуге, с большим трудом спустить «тело» к машине скорой помощи.

Рано утром команда уехала на игру, оставив меня одного. Поскучав, решил навестить Славу, я-то ходячий, а он – лежачий. В гостинице служащий помог мне к гипсу прикрутить пятку, сделанную из рукоятки клюшки, показал направление, и я потихоньку пошёл. Через час ходьбы, как всегда «вовремя» пошёл дождь. Возвращаться обратно глупо, т. к. по моим предположениям за следующим углом должен быть госпиталь. Гипс катастрофически намокал. Дошёл, нашёл, посидели, попили чайку, время для обоих пролетело незаметно, пора обратно. Медсестра принесла целлофановый пакет, помогла одеть на гипс. Попрощавшись, тронулся обратно.

К ночи с игры приехали наши, поинтересовались, как дела. Рассказал, что навестил Славу, что у него всё в порядке, ему полегче. Никто не поверил, что я своим ходом побывал у Славы, особенно наш врач Сапроненков Борис Михайлович. Самолётом возвращались в Москву, Слава Фетисов – на носилках, я – в гипсе. Стоимость нашего лечения оценивалась в четыре тысячи гульденов, это две тысячи долларов (по тысяче за каждого). Всё вспоминалось, как трагикомедия, хотя произошедшее не помешало нам через десять дней здоровенькими улететь в Нью-Йорк на три игры со сборной НХЛ за «Кубок Вызова».

Игры с профессионалами НХЛ всегда были значимы для русского хоккея. Это всегда тест на физическую и моральную стойкость. Это борьба хоккейного бизнеса с нашим энтузиазмом за право лидерства систем от государственной до социальной. Впервые на столь серьёзные соревнования попало звено Ковина (Скворцов – Ковин – Варнаков) из Нижнего Новгорода. В трудный игровой момент Виктор Тихонов громко говорил им: «Бурлаки, вас зачем сюда брали? Давить и мять соперника!» Наши ребята были крепкими, но не отличались высоким ростом. А на фоне защитника НХЛ Ларри Робертсона, в котором под два метра роста, наши казались мелковатыми.

В третьей игре, когда Володя Мышкин в воротах творил чудеса, когда взведённые до бешенства профессионалы, гонялись за нашими, не зная, что предпринять, «любители» сборной СССР, как «Неуловимые мстители», в каждом периоде забивали по шайбе и не по одной. В один из моментов гигант Ларри Робертсон, всё же подловил Сашу Скворцова и припечатал к борту так, что Сашин шлем улетел за пределы площадки, а обмякшее тело тихо сползло на лёд. Волжане – крепкие ребята: нашатырь на височки, нашатырь под нос и снова на лёд. После этого эпизода, каждый раз, когда ребята «сачковали» на тренировке, мы с доктором подшучивали: «Робертсон не будет спрашивать, чем ты занимался в предсезонке».

Но это всё было в прошлом, а сейчас мы уже три часа сидим в «холодильнике» и воспоминания не «греют» Наконец приехал прицеп и отбуксировал нас в ночное кафе ближайшего населённого пункта. Замёрзшие до костей, как взъерошенные воробьи разместились по всему периметру кафе ногами к батареям. Под утро нас разбудили, пришёл отремонтированный автобус и отвёз нас в тёплый «Пеликан». С доктором Сапроненковым смеялись над тем, что команда весь оставшийся сезон прошла без кашля, ОРЗ, соплей, то ли от морозного воздуха Голландии, то ли от большого усердия «бармена» Андрюши Хомутова.

По окончании сбора в Голландии члены команды, полные сил и спортивного энтузиазма, разъехались по своим клубам. Тренеры сборной относительно твёрдо определили пары защитников: Валера Васильев – Сергей Бабинов, Вячеслав Фетисов – Алексей Касатонов, Зинэтула Билялетдинов – Василий Первухин. С комплектацией троек нападения у Виктора Тихонова и Владимира Юрзинова шёл активный творческий процесс. Звенья тусовались, пробовались, снова менялись. Виктор Жлуктов играл с крайними нападающими Володей Крутовым и Николаем Дроздецким, Александр Мальцев с Сергеем Макаровым и Хельмутом Балдарисом, Володя Петров с Витей Шалимовым и Сергеем Капустиным. Впереди нас ждал чемпионат мира в Швеции. После Олимпиады 1980 г. его ждали с большим интересом. В Стокгольм мы приехали без лидирующего звена. Последний из могикан Володя Петров играл в центре у Серёжи Макарова и Володи Крутова, Володя Голиков с Александром Мальцевым и Николаем Дроздецким, Сергей Шепелев с Витей Шалимовым и Сергеем Капустиным. Эти звенья частично сохранятся до сентябрьского Кубка Канады 1981 г.

Предварительные игры прошли в Стокгольме. Рядом со старенькой хоккейной ареной возвышались строительные леса «Глобена». Будущий хоккейный стадион на рисунке был похож на огромный глобус, строился на горе, он должен быть виден с любого края Стокгольма. Предполагалось, что он будет лучшим в Европе.

Первые три игры сыграли легко. С Голландией – 10:1, Финляндией – 7:1, Канадой – 8:2. С уверенностью завтрашних чемпионов переезжаем в Гётеборг – портовый городок на западном побережье Швеции. Стадион рядом с отелем. Ходили пешком всей командой на игры и тренировки. Утренняя пробежка вокруг отеля, больше негде, вокруг – дороги и заборы.

Каждый раз, когда команда выходила из отеля на своё очередное мероприятие, к центральному входу отеля подкатывал шикарнейший «Порше», цвета флага СССР. За рулём не менее притягательная женщина в маечке и кепи такого же цвета. Во всю грудь, а её было немало, надпись – СССР.