Текст книги "Орбита жизни. Судьба и подвиг Юрия Гагарина"

Вдруг совсем рядом, в проулке между домами, раздался хлопок выстрела, и воздух с шипением распорола белая ракета.

Юрий вздрогнул от неожиданности. Улыбнулся: «Ребята балуются!» И действительно, за угол стремительно промчались две щуплые мальчишеские фигурки.

А ракета, прочертив в мглистом небе параболический след, вспыхнула в высоте и, потрескивая и разбрызгивая искры, ярко загорелась мертвенно белым, магниевым светом, озарив все вокруг. Стены, крыши домов, мостовая осветились холодным серебристо-зеленым сиянием. Тени быстро поползли вниз, расширились, и снова все стало серо синим: ракета, словно рассыпавшись в воздухе, погасла.

Но Юрий по-прежнему стоял, подняв лицо вверх, где за пеленой облаков скорее угадывались, чем были видны далекие вечные звезды.

«Неужели верно, что к ним можно долететь? – Юрий впервые, вот так наяву, задумался об этом и улыбнулся: – Нереальная фантазия. Вот ведь была ракета и нет ракеты… А может, все таки долетят?»

И назавтра и в последующие дни Юрий снова приходил в читальню. И чем больше читал он Циолковского, тем интереснее ему становилось.

«При больших высотах придется употреблять плотно закрытую кабинку с источниками кислорода и поглотителями человеческих выделений, – писал Циолковский. – Поднятия постепенно зайдут за пределы тропосферы и достигнут… безвоздушного пространства.

Отсутствие там сопротивления воздуха и центробежная сила при скорости движения около 7–8 километров в секунду придадут ракетному аэроплану устойчивое положение вне атмосферы и вне Земли. Прибор делается спутником Земли, маленькой Луной, и устойчивость его такая же, как и какого-нибудь планетного спутника…»

Теперь Юрий выписывал и то, что прямо не относилось к теме его доклада. Он был захвачен множеством новых интересных мыслей великого ученого и хотел непременно все понять, а возможно, и запомнить.

«При кажущемся отсутствии тяжести человек может принять любое направление. Верх будет казаться там, где голова, а низ там, где ноги. Но эта иллюзия со временем пропадает…

Отсутствие тяжести не может повредить человеку…

…Для работ в пустоте и вообще для выхода в эфирное пространство нужны особые непроницаемые для газов одежды, вроде водолазных, с запасом кислорода и поглотителя человеческих выделений».

Рука его устала сжимать карандаш, а он все писал и писал: очень интересно будет рассказать об этом на кружке! Ведь о многом ребята наверняка никогда еще не слышали! Статью ученого Юрий читал как увлекательный приключенческий роман и боялся пропустить что-нибудь самое интересное.

«Скажем еще несколько слов о плане работ, которому должно следовать, чтобы создать небесный корабль».

«А, кажется, начинается самое важное!» – подумал Юрий и вновь схватил карандаш, о котором совсем было забыл зачитавшись.

Юрий полностью переписал основные конструктивные принципы реактивного аппарата. И стал читать дальше.

«Только путем многочисленных и опасных опытов можно выработать систему межпланетного корабля. Все существующие до сих пор проекты только схемы или фантазии».

Юрий дочитал статью до конца и задумался… То, что написано в самом конце работы, показывало сложность всей проблемы. Напрасно он думал, что большую ракету создать просто. Даже великий ученый говорит о тех неимоверных трудностях, которые ждут строителей «небесных кораблей»… «Ну, ничего, мы еще отольем отличный металл и для двигателей, и для рулей, и для корпуса ракет, – думает Юрий. – Надо непременно связать доклад с учебой, со специальностью», – твердо решил он.

Доклад на физико-техническом кружке всем понравился. Но для Юрия этот доклад имел особенный, одному ему понятный смысл: его все неотвязнее и все сильнее преследовала мысль о том, что пора начинать готовиться к службе неба – авиации. Встречая летчика, Юрий теперь улыбался и думал: «Подожди, дай срок, я тоже надену летную форму».

Саратовский аэроклуб

…Четвертый курс был трудным. Все чаще от книг и лекций учащиеся переходили к практическим делам. Техникум послал Гагарина сперва в Москву на завод имени Войкова, а потом в Ленинград на завод «Вулкан» проходить практику в литейных цехах.

Ленинград очень понравился Юре и его товарищам Петрунину и Балашову. И хотя погода в конце февраля и начале марта большей частью была мглистой и сырой, они все же успели за время практики неплохо осмотреть город. Город Ильича, с просторными проспектами, величавой Невой, многочисленными памятниками, поразил Юрия своей осанкой, спокойным величием и неповторимой красотой. В Ленинграде Юрий почувствовал себя взрослым, самостоятельным человеком. Практика на заводе «Вулкан» дала ему возможность по-настоящему ощутить свои силы.

А когда вернулись в Саратов, узнали важную новость.

Прибежал в общежитие Виктор Порохня и кричит:

– Ребя, в аэроклуб принимают четверокурсников!

В тот же день Юрий Гагарин, Виктор Порохня, Петр Семейкин, Иван Логвинов и Михаил Чекунов подали заявления в аэроклуб.

Было очень удобно: аэроклуб совсем близко от техникума и от общежития. Сколько раз потом бегал он сюда из общежития с улицы Мичурина, где за литой металлической оградой было голубое крыльцо с зеленой вывеской, где перед домом шелестел листвой маленький садик со скамейками под ясенями!.. Где так хорошо было готовиться к зачетам!.. И вот уже мелькнули розовые стены, полыхнули закатным золотом широкие окна, в которые смотрится расположенный напротив пединститут, заслонили угловые дома его общежитие, от которого прямехонько бежит дорога на Волгу. Направо вниз, потом налево, и вот он – аэроклуб. Этот старый особняк со стрельчатой башенкой и ветвистыми деревьями за каменной оградой, дом по Рабочей улице под номером 22, быстро стал ему родным. С пыльной, горячей улицы легко взбегал он на второй этаж, и сразу охватывало его привычное сдержанное волнение. Такое же, как позже и на аэродроме.

…Всю жизнь Гагарин брал на свои плечи двойную нагрузку. На последнем, самом трудном курсе техникума он подал заявление на отделение пилотов. Это было 26 октября 1954 г. 13 человек приказом № 82 были зачислены в Саратовский аэроклуб. Четвертым в этом списке стояло имя Юрия Гагарина.

И вот они в аэроклубе. Оказывается, путь в небо гораздо менее романтичен, чем это им думалось. Долгие беседы и теоретические занятия, учебники и инструкции, задачи и изучение материальной части…

Самый сложный раздел аэродинамики – характеристики силовых установок. Этот раздел большинству ребят, и особенно девчатам, давался с неимоверным трудом. Юрий же усвоил его за несколько часов. И преподаватель Петр Владимирович Соколов был очень доволен, когда Гагарин бойко, без запинки, рассказывал о мощности и ресурсе двигателей, о системах моторов.

Между тем зима 1955 г. для Юрия была прежде всего «дипломной». Тема Гагарину досталась большая и сложная: «Разработка литейного цеха крупносерийного производства на 9 тысяч тонн литья в год». Причем мало было написать проект и вычертить чертежи. Предстояло также разработать и описать технологию изготовления деталей и методику производственного обучения в ремесленном училище по изготовлению этих деталей.

Хотя теперь большую часть дня Юрий проводил в библиотеке, вечером он все же отправлялся в аэроклуб. Юрий к этому привык еще раньше – в ремесленном. Он уже давно жил и учился «в две тяги», а иногда и в три четыре: спорт и общественная работа всегда занимали немалую долю его времени…

Работа над дипломом постепенно входила в свое русло. Он уже прочитал всю необходимую литературу и сделал расчеты. Оставалось лишь выполнить чертежи. Но как раз в этот момент началась подготовка к полетам в аэроклубе…

Прежде чем курсанта допускали к полетам, он должен был прыгнуть с парашютом. Свободного времени было мало, а тут два раза подряд они впустую приезжали на аэродром!

– Погоды нет, ребята, и сегодня не будет, – говорил им Мартьянов, инструктор, который отвечал за летную подготовку. – Можете, конечно, подождать, но у меня такое впечатление, что сегодня надежды на погоду мало. Видите, ветерок. При таком ветре вам еще прыгать рано. Вам надо начинать при нормальных условиях.

Для приличия будущие летчики еще некоторое время сидели, ждали, хотя в душе многие были рады, что трудного и опасного испытания на этот раз не будет. Вяло перебрасывались шутками, а когда инструктор снова приходил, вскакивали с мест, но Мартьянов сообщал, что вылет окончательно отменен.

Оба раза Юрий уезжал с аэродрома злой и недовольный. «Прыгать – так бы уж сразу! А чего резину тянуть! И так трудно с дипломом, а тут еще эти пустые поездки!»

Только на третий раз аэродром встретил их хорошей погодой: утро было безоблачное и спокойное. В тот день вместе с ними на аэродром приехали девчата из другого техникума. Они и раньше, вероятно, уже встречались, но Юрий их не запомнил. А сейчас приметил. Да и трудно было не приметить. Бледные, перепуганные, с сонными лицами, они внушали чувство жалости. «Словно совы в зимнем лесу нахохлились», – подумал Юрий, глядя, как девушки неумело тащат ранцы с парашютами. «Неужели и у меня такой же вид?» – подумал он и пристроился к остальным курсантам, вставшим в шеренгу, чтобы выслушать последние советы инструктора.

– Ну как, страшно? – спросил Юрий крайнюю в строю русоволосую девушку с загорелым лицом.

– Конечно, страшно! – откровенно призналась она. – А ты что такой спокойный: прыгал, наверное, уже раз десять, на мастера спорта жмешь?..

– Да что ты, я тоже первый раз.

– Равняясь! Смирно!

Юрий вытянулся.

– Первый тренировочный прыжок с высоты 800 метров, – говорил инструктор, – вы выполняете для того, чтобы лучше усвоить то, что изучали на теоретических занятиях и чтобы получить право летать. Я понимаю ваше состояние. Сам волновался, когда первый раз прыгал. А потом привык. Так и вы привыкнете. Но раз собрались летать, надо научиться и прыгать. Ясно? В воздухе все может случиться, и тогда будет поздно овладевать парашютом. И сегодня мы проверим ваши волевые качества, посмотрим, на что вы годитесь. Взять парашюты!

Юрий поднял ранец и тут же почувствовал, что у него совершенно вылетело из головы, как затягивать карабины. Он попытался их застегнуть, но почему-то замки не закрывались. Он долго приноравливался, пока, наконец, ему не удалось их защелкнуть. Девушка со светлыми волосами и карими глазами смотрела на него, надеясь приладить лямки и карабины так же, как сделает это он, а когда увидела, что и у него это плохо получается, разочарованно сказала:

– Я и правда думала, что ты уже прыгал, а ты сам толком не умеешь… – Она улыбнулась и добавила: – Смотри, по-моему, я верно надела? Маленький, запасный – вперед, а основной – сзади.

Валентин, Борис, Зоя и Юрий Гагарины

– Верно! – живо отозвался Гагарин, и ему стало неловко за свои опасения и страхи. «Девчата боятся больше меня, а делают все как надо!»

Инструктор тщательно проверил заправку парашютов.

– К самолету! – скомандовал он, и все двинулись на летное поле.

Маленький ПО-2, пофыркивая прогретым мотором, стоял неподалеку. Мартьянов быстро поднялся на крыло и сел в кабину.

Самолет побежал по полосе, и вскоре над полем раскрылся кремовый купол парашюта инструктора.

Когда машина подрулила, наступила очередь курсантов.

– Гагарин!

– Я, – бойко ответил Юрий, и внутри у него словно что-то оторвалось.

– К самолету!

Все было впервые – и полет и предстоящий прыжок. Сперва Юрия оглушил рев мотора и свист ветра. Потом он стал думать о том, как ему, должно быть, будет трудно оторваться от самолета. «А вдруг не раскроется парашют или закружится голова?.. Одно мокрое место останется!» – думал Юрий, пока машина набирала высоту. Временами ее встряхивало в воздушных потоках, и Юрий инстинктивно хватался за высокий борт кабины.

Земля все дальше и дальше… Вот уже горизонт накренился и ушел куда то вниз. «Заходит, сейчас прыгать», – подумал Юрий.

– Готов, Гагарин? – услышал он знакомый веселый голос.

– Готов! – твердо ответил Юрий и медленно поднялся.

– Давай, давай! Девчата смотрят, неудобно! Да гляди, сапоги не потеряй! (Мартьянов знал, что Юрию достались сапоги номера на два больше его ноги).

Юрий грустно улыбнулся этой шутке и, стиснув зубы, крепко держась за край кабины, полез на крыло.

– Пошел!!! – резко крикнул инструктор, и Юрий, отпустив ладонь, прыгнул вниз.

Рука судорожно дернула кольцо. Но хлопка не последовало. Юрий забыл, сколько секунд должно длиться свободное падение. Ему казалось, что уже прошла целая вечность. Рука шарит в поисках кольца запасного парашюта и не находит его… Юрий кувырком летит вниз. Земля… Небо… Земля… Небо… И вдруг чувствует, как с перкалевым шелестом и свистом, рванувшись из ранца, вытягивается и с хлопком раскрывается парашют. Вздох облегчения вырывается из груди.

«Все! – думает Гагарин. – Теперь уж все: сесть я как-нибудь сяду. Приземлиться – это проще простого. Главное – ноги вместе!» Да, теперь самое опасное, кажется, уже позади…

Юрий, чуть покачиваясь, медленно плыл над рассветной землей. Сиренево-вороненая, еще ночная Волга уже начала золотиться и посверкивать бликами, в утренних лучах зарозовел город, вспыхнула бледным изумрудом зелень, полная влажной весенней свежести. И только черные, вспаханные поля все еще казались спящими.

Им овладела бурная, ранее незнакомая радость полета. Он был готов петь, смеяться, хохотать… Но он лишь молча смотрел вокруг широко раскрытыми голубыми глазами.

Всходило желтое, отливающее червонным золотом солнце. Оно было странно ярким и ослепительно чистым. Его лучи, ластясь к поверхности земли, озаряли предметы с одной стороны, и светотени были такими контрастными, что казалось, видна была каждая травинка, каждый кустик и столбик…

«Вот так красота! – подумал Юрий и взглянул вниз: – Земля!»

Через секунду резкий толчок встряхнул его. Он инстинктивно поджал колени и потянул стропы. Парашют развернуло, и Гагарин упал на траву. Все. Купол еще немного протащил его по земле и сник. Юрий оправился от падения, осмотрелся и чуть подрагивающими руками стал расстегивать карабин…

Инструктор был доволен приземлением. Он уже почувствовал, что из Гагарина может получиться летчик. И чтобы еще тверже убедиться в этом, Мартьянов решил тут же снова «вывезти» Юрия, вновь испытать его в воздухе.

На всю жизнь остался в памяти Юрия этот полет на ЯК-18.

…Мартьянов закладывал глубокие виражи, клал машину «на крыло», вводил в пике, поднимал ее свечой вверх и снова бросал к земле. Юрий чувствовал себя маленьким и беспомощным, словно горошина, которую катают в коробке. Но когда плечо его касалось борта кабины, он как бы вновь обретал силы. Порою внутри все словно отрывалось, а затем тяжесть сменялась облегчением.

Никогда еще он не испытывал ничего подобного. Юрия сильно болтало, но едва самолет вырывался на горизонталь, Гагарин начинал восторженно и пристально всматриваться в окружающее пространство, зорко разглядывать землю, следить за приборами. Юрий был ни жив ни мертв, но он никогда не признался бы в этом ни инструктору и никому другому. Гагарин ясно понял, Дмитрий Павлович испытывает его: выдержит парень этот калейдоскоп фигур высшего пилотажа – будет летать, попросит пощады – не видать ему неба.

И Юрий не попросил пощады, хотя временами ему казалось, что самолет вот-вот потеряет управление и рухнет на землю. Он смотрел, как, прорезая облака, вибрируют концы крыльев, порой, казалось, слышал, как к рокоту двигателя примешивается скрежет ломающегося металла, но мотор уверенно ревел с новой силой, и самолет делал новую, еще более тяжелую для него, пассажира, фигуру…

Честно говоря, Юрий не мог дождаться того момента, когда будут выпущены шасси и машина наконец побежит по твердой посадочной полосе…

А когда этот момент наступил, он пожалел, что летал так мало: прошло всего несколько минут. Конечно, далеко не весь «набор» фигур пилотажа показал ему инструктор.

Но вот Мартьянов «прожег свечи» и выключил зажигание. Стало тихо, только винт еще по инерции некоторое время вращался.

Инструктор вылез на крыло. Подошел к Юрию.

– Жив?

Юрий утвердительно кивнул.

– Нравится летать?

– Готов летать хоть целые сутки, товарищ инструктор!

А Дмитрий Павлович пристально всматривался в побледневшее лицо курсанта. Его взгляд встретился с усталыми глазами Юрия, скользнул по щекам, которые медленно покрывались красными пятнами. Пот, влажно серебрясь, сочился из под шлема.

– Раз готов, тогда вылезай! Завтра еще слетаем. Приезжай пораньше!

Так для Юрия Гагарина началось тесное знакомство с небом.

* * *

И все же начало самостоятельных полетов Юрий пропустил: в это время в техникуме шли государственные экзамены. В аэроклубе волновались: как же так – комсорг отряда и вдруг не явился на полеты…

Тем временем Юрий отлично сдал экзамены, защитил диплом и получил квалификацию техника технолога литейного производства – мастера производственного обучения. В выписке из сводок успеваемости учащегося IV курса литейного отделения группы Л 42 Гагарина Юрия Алексеевича против 32 предметов стоят пятерки. Только против психологии – 4.

Теперь совесть его была чиста: главного он добился.

И Юрий снова появился на поле аэроклуба.

Его командир звена Сергей Иванович Сафронов, Герой Советского Союза, боевой пилот, знавший Чкалова, строго посмотрел на Юру, когда тот, щелкнув каблуками, доложил:

– Товарищ командир! Курсант Гагарин прибыл после сдачи экзаменов и получения диплома. Разрешите приступить к полетам.

– Как сдал-то, Гагарин? – грубовато небрежно спросил Сафронов.

– Диплом с отличием, товарищ командир! – Юрий протянул Сафронову темную книжечку диплома, где поверху красным было помечено: «С отличием».

– Поздравляю. Приступайте к полетам. И чтобы в дальнейшем было без пропусков.

Это последнее Сафронов добавил так, для острастки, по военной привычке. Если бы Юрий не отвернулся, а взглянул в глаза боевому летчику, то он увидел бы, как лучились эти глаза радостью. Но Юрий уже круто повернулся и, не оглядываясь, двинулся к руководителю полетов.

Гагарин не знал, что он – любимый ученик Сафронова. Не знал он и того, что командиру звена час назад заместителем начальника аэроклуба Виктором Николаевичем Фимушкиным была сделана легкая «пропесочка» за слабую дисциплину у некоторых слушателей.

Юрий пришел как раз в тот день, когда начали поговаривать о том, что курсанты поедут в лагерь, где полеты будут каждый день. Перед Гагариным снова встала проблема: куда идти – на завод или в авиацию? Юрий думал, скорее даже чувствовал, что выбор уже сделан. Он знал, что после окончания аэроклуба, если все будет нормально, он получит направление в авиационное училище. А это значит – служба в армии, в военной авиации.

Сама мысль о том, что он может получить высшее военное образование, ему правилась. Юрий любил порядок, уважал дисциплину, и служба в армии его не пугала.

– Ну, чего ты затянул: «Гражданка, гражданка!» Вот выучишься и будешь всю жизнь пилить по одной трассе на почтовом ЛИ-2, – иронически говорил он одному из товарищей. – А там скорость, быстрота, глазомер, натиск, атака! И главное – новые машины. Не машины, а игрушки. Другой класс! В общем, я решил, а ты как хочешь.

– Решил… Пока до этих машин дело дойдет, из тебя старшина три раза душу вынет. Курсант Гагарин, поторапливайтесь на физзарядку! Курсант Гагарин, заправьте коечку! Курсант Гагарин, три наряда вне очереди! Слушаюсь, товарищ старшина! И пошел на «губу».

– Брось ты придумывать! Скажи – у самого губа до настоящего дела не доросла. Вольной жизни хочешь. Выпил, закусил, и «Пора в путь дорогу!.. Махну серебряным тебе крылом!» Ничего не получится – в гражданской авиации тоже строго. Не больно-то помахаешь крыльями.

Конечно, это был смешной спор. Товарищу нравилось одно, Юрию – другое, и спорить тут было нечего. Но Юрий вспоминал слова одного из первых русских пилотов: «…Чтобы знакомые окликали меня в облаках: Эй, Уточкин, рыжий пес!» – и был уверен, что так лихо можно летать только в истребительной авиации…

…Итак, лагерь. Именно там почувствовал Юрий, что это значит – «летная работа». Почти все инструкторы в прошлом были боевыми летчиками, и не удивительно, что весь уклад жизни в лагере весьма напоминал обстановку военного гарнизона. Твердый распорядок дня, ежедневные занятия, требовательность, четкость во всем, частые полеты…

Начальник аэроклуба Герой Советского Союза Григорий Кириллович Денисенко и его товарищи учили курсантов «чувству неба».

Месяцы классных занятий, долгая, упорная работа на тренажере не пропали даром. И все же в первый полет он услышал много замечаний от инструктора. То Юрий слишком резко нажимал на сектор газа, то излишне плавно поднимал хвост машины, то не совсем верно устанавливал угол набора. Да и на прямой, когда Юрий сам повел самолет, то и дело в наушниках раздавались слова:

– Скорость!

– Высота!

– Крен!

– Направление!

Юрий смотрел то на горизонт, то на приборы и явно не успевал следить за всем; как говорится, глаза разбегались. Словом, Юрию казалось, что все у него получалось совсем плохо.

– Разрешите получить замечания? – грустно и неуверенно спросил Гагарин у инструктора.

– Для первого раза летали нормально, – ответил Мартьянов.

А Юрию казалось, что весь полет состоял из одних ошибок…

Семьдесят четыре раза инструктор поднимал молодого пилота в воздух. Семьдесят четыре вывозных полета, каждый из которых наглядный урок.

Однажды, это было в июле, Мартьянов сказал Юре:

– Завтра полетишь сам.

Наутро после контрольных полетов инструктор не сел, как обычно, в заднюю кабину, а остался на поле. Он сказал:

– Сейчас, Гагарин, полетишь один. По кругу. Высота – пятьсот метров. Не зарывайся. Точно рассчитай посадку. Спокойно сбавляй газ. Будь внимательным. Не волнуйся. Ты же хорошо и взлетаешь и приземляешься. Постарайся этот свой полет провести как надо. К полету готов?

– Курсант Гагарин к самостоятельному полету по кругу готов!

– Выполняйте!

Юрий козырнул и твердо пошел к самолету. Не спеша поднялся на плоскость, сел в кабину. Попросил разрешение на взлет. Теперь нужно действовать строго по наставлению: авиация любит порядок! Сколько раз он повторял то, что написано в инструкциях! Может быть, поэтому он так уверенно чувствует себя сейчас? Осмотрев приборную доску, Юрий запустил мотор. Подождав немного, он начал выруливать на линию старта. Самолет не спеша покатился по травянистому полю и встал около стартера. Получив разрешение на взлет, Юрий дал газ. Увеличивая скорость, медленно поднял хвост машины, и вот уже самолет оторвался от земли и повис в воздухе. Ни на мгновение не теряя контроля над собой, Юрий смотрел прямо вперед, пальцы твердо, так твердо, что побелела кожа, сжимали рубчатую ручку управления.

Самолет набрал заданную высоту, и Юрий огляделся. Нет, не только привычные ориентиры искал он глазами! Он смотрел вниз, чтобы ощутить радость самостоятельного полета. Юрий дал ручку чуть от себя, и машина послушно клюнула, словно нырнула. Он тут же взял ручку на себя, и земля сразу же двинулась вниз, под крыло… Еле заметные движения, а как послушен ЯК! Юрий подвигал педалями, и вновь машина мгновенно выполнила его волю. Каждое движение было отработано еще на земле, и Юрий почувствовал, что самолет – продолжение его самого. Никого рядом нет, он один в безмерном океане! Чувство свободы было опьяняюще прекрасным.

Как это приятно – прибавлять высоту, а потом прибрать газ и снижаться! Войдя в круг и приближаясь к предпоследнему развороту, Юрий уже привычно двигает вниз рычаг выпуска шасси. Шипит воздух, машину слегка поводит в сторону: ноги шасси выходят из гнезд не строго одновременно, но вот уже они с глухим стуком встают в замок. На приборной доске горят зеленые лампочки. Скоро земля!

– Я – шестой! Прошу посадку.

В шлемофоне Юрий слышит:

– Шестой! Посадка «добро»!

Гагарин делает четвертый разворот. Теперь вниз!

Самолет идет над посадочной полосой. И вот уже машина коснулась земли у белой буквы «Т», быстро пробежала по полю, и Юрий начал притормаживать.

Не спеша он зарулил на стоянку и, поставив машину в ряд, выключил зажигание.

Напряженность и возбуждение еще владели всем его существом, когда он, придерживая парашют, спрыгнул на землю.

Парашют неуклюже висел за спиной и бил по ногам, а Юрий легким, веселым шагом шел к инструктору.

Странное, неповторимое ощущение, которое можно было бы сравнить с вдохновением, владело им. Пыльная трава покорно стелилась под сапоги, и Юрий не замечал желтых одуванчиков, низкорослых, но крепких, которые смотрели на него, как маленькие золотые звездочки. Он не чувствовал ничего. Лишь руки его еще ощущали нагретую рукоятку, а в ушах стоял глухой монотонный звон. И видел он перед собой лишь маленькую фигурку человека в кожаной куртке. Фигурка становилась все больше и рельефнее.

В трех шагах от Мартьянова Юрий остановился и четко доложил:

– Товарищ инструктор! Первый самостоятельный полет по заданной программе на высоте пятьсот метров выполнен!..

– Молодец, неплохо слетал. Только надо потверже держаться, а то ерзал ты, словно тебя муха кусала, – тихо и как то буднично сказал инструктор, так и не дослушав рапорта. И уже сердечнее добавил: – Поздравляю, Гагарин! Думаю, однако, если станешь работать как следует, сможешь… Да сними ты парашют!

И, неожиданно дружески обняв Юрия за плечи, Мартьянов повел его к руководителю полетов. Там их ждали друзья.

* * *

На следующий день, 3 июня 1955 г., областная газета «Заря молодежи» напечатала небольшую корреспонденцию «День на аэродроме». В ней, в частности, говорилось:

«В этот день программа разнообразна: одни будут отрабатывать взлеты, другие посадку, третьи пойдут в зону, где им предстоят различные фигуры пилотажа.

Сегодня учащийся индустриального техникума комсомолец Юрий Гагарин совершает первый самостоятельный полет. Юноша немного волнуется, но движения его четки и уверенны. Перед полетом он тщательно осматривает кабину, проверяет приборы и только после этого выводит свой ЯК-18 на линию исполнительного старта.

Гагарин поднимает правую руку, спрашивает разрешение на взлет.

– Взлет разрешаю, – передает по рации руководитель полетов К. М. Пучик.

В воздух одна за другой взмывают машины. Инструктор, наблюдая за полетами своих питомцев, не может удержаться от похвалы».

Достать этот номер газеты Юрию удалось только через несколько дней. Он случайно услышал от товарищей, что о нем написано в «Зорьке», и подумал: «Почему именно обо мне, что же я, лучше всех летал? Ведь и других ребят тоже хвалил Дмитрий Павлович!..»

И все-таки его взволновало то, что о нем было написано в газете. Уж очень хотелось послать этот номер домой, чтобы родные видели, что Юрий хорошо учится и с толком проводит время. Он знал, что матери будет очень приятно узнать о том, что про него кто-то сказал добрые слова.

В редакции симпатичная голубоглазая девушка быстро нашла ему нужный номер, так и не спросив, кто он и зачем ему газета понадобилась.

Выйдя на улицу, Юрий прочитал заметку. Оказывается, там была и его фотография. Он и не заметил, как его сфотографировали! Впервые он увидел свою фамилию, напечатанную типографским шрифтом в газете, которую читают тысячи людей… А с фотографией это было особенно приятно!

После недолгого раздумья он пошел на почту и, бережно сложив листок, сунул его в конверт и послал газету в Гжатск.

Идя по улице, Юрий думал: «Наверное, это Дмитрий Павлович рассказал корреспонденту!» Теплое чувство прихлынуло к сердцу: «Я не подведу, товарищ Мартьянов! Мы еще неплохо полетаем!»

…Нельзя сказать, что все Юрию давалось просто. Особенно много труда пришлось ему потратить на отработку виражей. Левые получались хорошо – машина шла устойчиво, скорость была постоянной. Но на правых самолет зарывался, быстро росла скорость, увеличивался крен. Гагарин не смог добиться нужной чистоты выполнения этой фигуры. Больше того, он не понимал, почему возникают такие явления. Поделился с инструктором своими наблюдениями.

– Мне думается, это у вас от того, что поздно начинаете поддерживать крен и создавать угловое вращение. Ведь на правом вираже от прецессии винта возникает пикирующий момент, а поэтому и происходит зарывание самолета. Впрочем, давайте проверим это в воздухе.

Полет показал, что инструктор, как всегда, прав.

В летние лагерные дни летали много. И все же оставалось время для отдыха, для занятий спортом. Еще весной Юрий заметил, что все свободное время будущие пилоты гоняют футбольный мяч. Потом устают…

– Ребята! Есть игра погармоничнее, лучше развивает. Баскетбол. Давайте площадку оборудуем, команду создадим. В Дубках в совхозе, есть такая, а мы что, хуже них?

Все поддержали комсорга. Тем более, что у него – первый разряд по баскетболу. Юрий был и капитаном, и тренером, и руководителем сборной лагеря.

А полеты шли своим чередом. После полетов курсанты говорили о разном и подшучивали над ошибками друг друга. Инструкторы разбирали полеты и читали нотации. Что же, они были по-своему правы, когда требовали строго соблюдать все наставления. В авиации без этого нельзя. Юрий особенно ясно понял это, когда прочитал Антуана де Сент Экзюпери. У него есть строки, которые Гагарин выписал себе и постарался заучить:

«Плевать я хотел на пренебрежение к смерти. Если в основе его не лежит сознание ответственности, оно лишь признак нищеты духа или избытка юношеского пыла».

…Осень незаметно подкралась к аэродрому. Дни стали короче. Листва на тополях и березах пожухла. В воздухе по утрам стояла прохладная сизая дымка. Флаг над аркой совсем выгорел. В палатки то и дело врывался свежий ветер. Ночами назойливо барабанили по кровле тугие тяжелые капли дождя. Ребятам доставляло удовольствие провести ладонью по мокрому брезенту над головой какого-нибудь особенно сонного курсанта, и тогда струйка воды стекала вниз, прибавляя расторопности тем, кто не спешил подниматься на зарядку.

Трава на поле смешалась с пылью, одуванчики давно уже сбросили свои пушистые семена парашюты под ударами ветров, налетавших с полей. Вечерами по пятницам, готовясь к субботнему «увольнению» в город, Юрий обычно стирал красную выходную рубашку с молнией и отглаживал брюки. Стирать в озере да и купаться было холодновато.

Зато теперь Юрий все чаще и все охотнее «грелся» около машины. Ему нравилось вместе с техником Фоминым протирать ветошью теплые, пахнущие маслом и бензином части мотора, ремонтировать, грунтовать и подкрашивать машину, проверять шасси, электропроводку. Детальное знакомство с материальной частью помогало ему еще лучше представить себе, как работают в полете те или иные узлы и агрегаты машины, как они взаимодействуют, какие и где чаще всего бывают отказы. Юрий понимал, что все это важно не только потому, что скоро выпускные экзамены и зачеты, но и потому, что без этого нет летчика: летная работа – он это отлично понял – не терпит белоручек.