Текст книги "Российский конституционализм"

Колыбелью конституционного государства Ф. Ф. Кокошкин называл Англию, политическое развитие которой было весьма своеобразно и во многих отношениях резко отличалось от общего хода политической эволюции в континентальной Европе. В Европе идея государственного единства выросла на почве абсолютной монархии, в Англии главным проводником ее явилось народное представительство. Другое наиболее характерное явление ранней политической истории Англии, кладущее резкое различие между нею и континентальной Европой, он видел в развитии всесословного местного самоуправления в провинциях (графствах). Это самоуправление было первоначально организовано самими королями как наиболее удобное технически средство для проведения на местах королевской политики, но оно быстро приобрело широкую самостоятельность и позднее послужило фундаментом для народного представительства.

Исходным пунктом развития в Англии законодательного собрания – парламента – Ф. Ф. Кокошкин считал одну из провозглашенных Великой Хартией основных вольностей английских граждан – неприкосновенность частной собственности. Дело в том, что парламент первоначально не имел законодательной власти. Он ограничивал власть короля лишь в деле установления налогов. Только в XV в. прочно установилась законодательная власть парламента.

Подчеркивая, что конституционное государство возникло и сложилось в Англии в результате многовекового политического развития, Ф. Ф. Кокошкин отмечал, что в конце XVIII в. и в течение первых трех четвертей XIX в. конституционные учреждения распространились в Западной Европе и Америке, где они окончательно сформировались после более или менее продолжительной борьбы со старым порядком, а впоследствии проникли в Восточную Европу и в государства Азии.

Распространение конституционных учреждений в Европе совершалось путем рецепции основных начал английского государственного строя, но вместе с тем под сильным влиянием теории – политической философии XVII–XVIII вв. Францию Ф. Ф. Кокошкин называл лабораторией, где «с лихорадочной поспешностью делались опыты выработки форм конституционного государства»[242]242
  Кокошкин Ф. Указ. соч. С. 269–282.


[Закрыть].

«Наконец, на наших глазах развивается и приобретает международное значение русское движение 1905–1906 гг…Русское освободительное движение, имевшее своим результатом провозглашение конституционного принципа в России, уступая по значению и силе общеевропейским движениям XIX в., тем не менее имело отголоски и за пределами нашего общества»[243]243
  Там же. С. 282.


[Закрыть].

Ф. Ф. Кокошкин считал, что идея конституционного государства практически осуществилась в двух основных формах: конституционной монархии и конституционной республики, отличительными признаками которых являются наследственность правительственной власти в монархии и выборность ее – в республике.

На практике конституционные движения всегда, в большей или меньшей мере, были связаны с движениями демократическими. Он считал это вполне понятным, ибо создание конституционного государства есть продукт процесса рационализации власти, который идет рука об руку с процессом ее демократизации[244]244
  См.: Кокошкин Ф. Указ. соч. С. 284.


[Закрыть].

«Конституционный строй, – писал он, – необходимо предполагает известную степень сознательности населения в отношении его к государству, и сам, в свою очередь, способствует дальнейшему развитию этой сознательности. Но раз пробудившееся политическое самосознание народа не может быть искусственно задержано в своих первоначальных формах или замкнуто лишь в верхних слоях населения. Признание конституционных начал влечет за собой, как логическое последствие, и признание начал демократических»[245]245
  Там же. С. 285.


[Закрыть].

Именно поэтому движение, приведшее к установлению в Европе конституционных учреждений, считал он, с самого начала было движением демократическим[246]246
  Там же.


[Закрыть].

Н. Кареев в своей монографии «Происхождение современного народно-правового государства» называл три основных признака конституционного государства:

1) народное представительство;

2) всеобщее равенство и народовластие;

3) гарантированные государством личные права.

В совокупности эти признаки характеризуют и само содержание, основные черты конституционного государства. Главное, по его мнению, в том, что члены этого государства по отношению к нему имеют не только обязанности, но и права; являются не только подданными, но и гражданами. Государство действительно подчиняется праву, если это подчинение обеспечено известными гарантиями. Совокупность таких гарантий и образует то, что называется конституцией[247]247
  См.: Кареев Н. Происхождение современного народно-правового государства. С. 14.


[Закрыть].

Н. И. Лазаревский указывал, что борьба против абсолютной монархии, которая возникала повсюду при достижении населением известного культурного уровня, повсеместно приводила к конституционному строю.

«Повсюду было создано народное представительство по той же самой схеме, с тем же самым (в своей основе) кругом дел; повсюду теми же самыми принципами определяется ограничение власти монарха, его отношение к парламенту; кое-какие различия в отдельных странах хотя и наблюдаются, но они или касаются частностей сравнительно второстепенного значения, или же могут быть подведены под какие-либо две или три типичные разновидности конституционного строя. Словом, конституционный строй, встречающийся в государствах разной культуры, разного исторического прошлого, с разным общественным строем, – в основе своей является чем-то весьма устойчивым и постоянным»[248]248
  Лазаревский Н. И. Русское государственное право. СПб., 1913 Т. 1. С. 83.


[Закрыть].

Факт перехода к конституции нигде, кроме Англии, не был исторически закономерной эволюцией существующих учреждений, этот переход был всюду переворотом революционным, ломавшим основы существовавшего строя.

Н. И. Лазаревский считает, что в основе конституционного строя лежат три идеи: разделение властей, народный суверенитет и народное представительство. «Каждая из этих идей явилась основанием для критики старого режима абсолютной монархии и для предъявления к государственному строю определенных требований, которые в совокупности и привели к конституционному государству. В этом мировое значение этих идей и их заслуга перед человечеством. Мировой характер этих трех идей обусловливается также и тем, что убеждение в их правильности разделялось всем культурным человечеством и не ограничивалось пределами какого-либо государства или континента»[249]249
  Там же. С. 88.


[Закрыть].

Однако, признавая конституционную форму правления наиболее совершенной из государственных форм культурного мира, Н. И. Лазаревский считал, что нельзя закрывать глаза на то, что идеи, на которых исторически покоится эта форма государственного устройства, не являются абсолютными истинами.

Это были более или менее удачные теоретические формулы, подысканные для выражения или обоснования известных практических или нравственных запросов. В идеях разделения властей, народного суверенитета и народного представительства много жизненной правды, но много и случайного, лишь приблизительно верного. К этим идеям надо относиться как к историческим явлениям, как к формулам, выработанным под влиянием случайных условий той или другой эпохи, но которые кристаллизовавшись, во многом определили собою дальнейшее развитие государственных учреждений[250]250
  См.: Лазаревский Н. И. Указ. соч. С. 88.


[Закрыть].

С. А. Корф утверждал, что в своем историческом развитии государство достигло в течение XIX столетия своеобразной формы, ныне общераспространенной среди культурных народов, именуемой конституционным государством. Из факта общераспространенности данного вида вытекают два следствия: с одной стороны, доказательство жизненности процесса обоснования этого вида, потребности в нем, с другой – важное значение определения его существа и признаков для научного исследования государственности.

Общераспространенность факта возникновения конституционной формы государственного строя ясно свидетельствует, что она не есть какое-либо местное или случайное явление, а является особой стадией развития государств, достигающих известной ступени культуры. Под влиянием растущего народного образования и национального самосознания наступает момент, когда народ проявляет стремление в той или другой форме участвовать в осуществлении функций государственной власти, чаще всего в законодательстве.

С. А. Корф считал внутренним социальным стимулом этого фактора бывшую неудовлетворенность личного статуса гражданина в государстве или, другими словами, необеспеченность его личных прав от посягательств со стороны всемогущей государственной власти.

По его мнению, огромную роль при этом сыграли теория народного суверенитета, представляемого источником государственной власти, и учение так называемого естественного права, полагавшее, что человек родился с известным комплексом «естественных» неотчуждаемых прав, которые являются священными и неприкосновенными для государства, обязанного их признавать и не нарушать.

Он считал, что основные положения этих учений наиболее блестяще были сформулированы в Декларации прав человека и гражданина. Направлены они были на установление известных ограничений государственной власти, на создание таких рамок, за которые последняя не может выходить. Запретную для государственной власти область создавал комплекс прав гражданина, называемый обычно гражданскими свободами. Объем этого комплекса определяется в различных государствах различным образом, обнимая собой разнообразные права: личной свободы и неприкосновенности, на свободу передвижения, на жилище, на тайну корреспонденции, на свободу слова и др.

Участие народа в той или иной мере в законодательстве свидетельствует о том, что мы имеем дело с конституционным государством. Участие народа (или народного представительства) в законодательстве является отличительным признаком этого государства. Такое участие С. А. Корф называл также конституционным принципом, который является единственным характерным принципом такого рода государственности.

С. А. Корф обращал внимание на то, что в литературе выделяется еще и другой основной признак определения понятия конституционного государства, – разделение властей. Однако этот признак нельзя считать основным, поскольку, с одной стороны, само разделение властей неопределенное и категоричное понятие, которое колеблется в зависимости от условий места и времени, а с другой стороны, в этой области важно не столько разделение, сколько ограничение властей, установление законом отдельных компетенций, сфер деятельности и объема власти.

Рядом с конституционным принципом могут существовать и другие институты и гарантии гражданской свободы или индивидуальных прав, но все они носят характер дополнительных гарантий, не обусловливающих существо конституционализма. Он подчеркивал, что в первичных исторических стадиях своего развития последний существовал и без них. Они появились позднее, когда оказывалось недостаточно одного участия народа в законодательстве.

С. А. Корф указывал, что совокупность новых, дополнительных гарантий форм участия народа в осуществлении государственных функций составила позднее комплекс правовых институтов, именуемый правовым государством, который считался идеалом государственности лишь со второй половины XIX в.

Всякое правовое государство является одновременно конституционным, однако не всякое конституционное государство является правовым, поскольку, переходя от старого режима к режиму правовому, государство может переживать временный период, когда голый конституционализм оказывается, сам по себе, недостаточным, когда конституция может казаться современникам «клочком бумаги», не имеющим реального значения, т. е. не обеспечивающим гражданам необходимых им личных свобод. Он полагал, что только с течением времени образуются и нарастают новые правовые гарантии, формируются новые институты, благодаря которым утверждается существование правового государства. Подобную переходную эпоху переживала, например, и Россия, вошедшая в семью конституционных государств вследствие Манифеста 17 октября 1905 г., но не ставшая ео ipso правовым государством[251]251
  См.: Корф С. А. Русское государственное право. Ч. 1. М., 1915 С. 49–53.


[Закрыть].

«Итак, конституционным государством, – писал С. А. Корф, – мы называем то, в котором существует парламент (народное представительство, участвующее в осуществлении законодательной власти), а правовым государством – то, в котором правом обеспечены гражданские свободы и участие народа (в различных формах) в осуществлении функций государственной власти; исторически бывают переходные стадии (первичная, при падении старого режима), когда существует уже парламент, но не утвердились еще правовые гарантии, необходимые индивидууму»[252]252
  Там же. С. 53.


[Закрыть].

От понятия «конституционное государство» следует отличать термин «конституция», удачно переведенный на русский язык словами «основные законы». «Как показывает русский перевод, – писал С. А. Корф, – конституция является тем основным законом, коим определяется юридическая организация данного государства, пределы деятельности его органов, права и обязанности граждан, формы их участия в осуществлении функций государственной власти и т. д.; конституция определяет, следовательно, как осуществляется государственная власть; этим определяется и политическая цель существования конституций, назначением коих должно быть определение компетенции или установление правовых ограничений отдельных органов государства»[253]253
  Корф С. А. Русское государственное право. С. 53.


[Закрыть].

Ставя вопрос о том, какова форма современного ему государственного строя России, С. А. Корф отмечал, что в литературе одни утверждают, что Россия является конституционным государством, другие же возражают, указывая на факты политической жизни страны, которые противоречат идеалам конституционализма.

Он считал Россию конституционным государством, так как она имеет парламент, а началом русской конституции он называл 23 апреля 1906 г., когда была издана конституция русского государства, именуемая основными законами Российской империи.

Для признания конституционной формы государственного строя необходимо наличие парламента. Однако этот орган функционирует периодически, вследствие чего во всех конституционных государствах существуют периоды, когда парламент не заседает и прочие государственные органы действуют без него; иногда даже предусматривается суррогат законодательной власти в так называемом чрезвычайно-указном праве, предназначенный заменять собой в исключительных случаях обычный порядок законодательства.

С. А. Корф полагал, что для признания существования конституционной формы государственного строя необходимо, следовательно, не присутствие функционирующих законодательных палат, а лишь установление той важной правовой нормы, что закон издается исключительно в единении главы государства с парламентом, что в осуществлении законодательной власти парламент должен принимать обязательное участие.

В. М. Гессен считал конституционным государство, в котором народ или народное представительство принимают решающее участие в осуществлении законодательной и учредительной власти. Наличием представительных учреждений, облеченных законодательной властью, конституционное государство отличается, во-первых, от абсолютной монархии, в которой все органы верховного управления, за исключением монарха, имеют совещательный, а не законодательный характер, и, во-вторых, от сословной монархии, в которой не народное представительство, а представительство отдельных сословий или чинов участвует в осуществлении законодательной власти[254]254
  См.: Гессен В. М. Основы конституционного права. 2-е изд. Пг., 1918. С. 31.


[Закрыть].

Единственный существенный признак – необходимый и достаточный – конституционного государства В. М. Гессен видел в участии народа или народного представительства в осуществлении государственной власти. «Во всех, без исключения, конституциях, – писал он, – мы встречались с одинаковой, по существу, формулировкой конституционного принципа: закон издается не иначе, как с согласия народа, или народного представительства, – а в конституционных монархиях не иначе, как коллективно («в единении») монархом и народным представительством.

Из конституционного принципа логически выводится совокупность других принципов, дополняющих характеристику конституционного государства»[255]255
  Там же. С. 31–32.


[Закрыть].

В. М. Гессен считал, что необходимым следствием так называемого конституционного начала является дифференциация обособления законодательной и представительной власти, а наиболее последовательное и стройное начало обособления властей осуществляется республиканским строем.

Конституционное государство характеризуется господством законодательной власти. Это господство является следствием ее «представительного» характера.

Говоря о подзаконности правительственной власти как о необходимом условии правового характера отношений между властью и гражданином, В. М. Гессен указывал, что в конституционном государстве это отношение является правоотношением, т. е. отношением правового субъекта к правовому субъекту, а не властеотношением, т. е. не отношением субъекта к объекту.

В абсолютном государстве индивид – объект власти; в государстве конституционном – субъект права. Там он – подданный; здесь – гражданин; как гражданин, он является правовым субъектом, субъектом публичных обязанностей и прав. Именно поэтому учение о субъективных публичных правах возникает на почве конституционного строя.

С вопросом о субъективных публичных правах В. М. Гессен связывает вопрос о системе правовых гарантий, создаваемых конституционным строем. Среди этих гарантий в качестве наиболее важной он выделял административную юстицию – своеобразную и обособленную организацию судебной власти, призванную к защите субъективных публичных прав путем отмены незаконных распоряжений административной власти[256]256
  См.: Гессен В. М. Основы конституционного права. С. 33–66.


[Закрыть].

В советский период понятие «конституционное государство» фактически не использовалось. Однако в постсоветский период оно снова получило широкое применение.

По мнению Р. А. Ромашова, в отличие от нелегитимной власти, опирающейся на принуждение и насилие, власть в конституционном государстве не может быть навязана людям извне, так как приведение в жизнь принципа народовластия показывает, что именно народу (а не партии, классу или вождю) принадлежит вся полнота государственной власти[257]257
  См.: Ромашов Р. А. Конституционное государство (история, современность, перспективы развития). Красноярск, 1997. С. 69.


[Закрыть].

В. А. Четвернин рассматривает конституционное государство, которое он называет демократическим, как правовое государство современности.

Он подчеркивает, что современная общая теория государства ориентируется на более развитую институциональную форму современной государственности, которая обозначается понятием «демократическое конституционное государство». Термин «конституционное» применяется здесь отнюдь не к любому государству, в котором есть письменная конституция (основной закон). Конституционность государства означает не просто так или иначе узаконенную организацию государственной власти, а ограничение государственной власти правом для создания оптимальных условий функционирования саморегулирующегося гражданского общества.

В. А. Четвернин отмечал, что с точки зрения либерального конституционализма XIX в. конституция должна устанавливать пределы государственной власти таким образом, чтобы эта власть вообще не могла вмешиваться в сферу гражданского общества. Однако в XX в. оказалось, что по мере усложнения общественных отношений процесс саморегулирования оборачивается все большей ценой, которую обществу приходится платить за каждую ступень социально-экономического развития, и государство, вмешиваясь в общественную сферу на основе социального прогнозирования, способно уменьшить эту «плату», стимулируя своими средствами включение механизмов самоурегулирования раньше, чем это произошло бы при естественном ходе событий. Правда, при этом существует опасность чрезмерного государственного вмешательства, которое грозит еще большими потерями, чем естественное самоурегулирование. Поэтому с точки зрения современного конституционализма конституция должна устанавливать пределы конституционного вмешательства в сферу общественного самоуправления с таким расчетом, чтобы это вмешательство не могло повредить институтам и механизмам саморегулирования.

Такое ограничение власти, по его мнению, достигается в процессе непрерывного толкования (конституционным и обычным судом) конституционных принципов, и прежде всего прав человека в контексте потребностей современного постиндустриального общества.

В. А. Четвернин считает, что конкретно это ограничение выражается в таких принципиальных положениях, как недопустимость удовлетворения социально-экономических прав (притязаний) в ущерб политической, экономической и духовной свободе и вообще недопустимость удовлетворения любых позитивных прав в ущерб негативным, а также недопустимость государственного регулирования экономики в ущерб рыночному, подмены судебной процедуры арбитражной, упрощающей разбирательство, или парламентского утверждения государственного бюджета правительственным перераспределением национального дохода, политизации профессионального бюрократического аппарата ит. д.

В результате такого ограничения государственной власти правом современное конституционное государство функционирует как «социальное правовое государство», деятельность которого можно сравнивать с динамическим равновесием маятника. Относительно бюрократизированное, оно постоянно стремится к усилению своего социально-инвестиционного начала (именно последнее дает основу для самовоспроизводства бюрократии). Но как только такое государство в своем внутриполитическом движении проходит некоторую точку равновесия (оптимального регулирования), которую безошибочно фиксирует механизмы саморегулирования, начинается активизация его правового начала, сдерживающего интервенционистскую тенденцию тем сильнее, чем дальше заходит государственное регулирование. Наконец, правовое начало побеждает социально-интервенционалистское и начинается движение в обратную сторону. Колебания внутриполитического «маятника» обеспечиваются не только развитостью правовых механизмов, но и особой «дуалистической» социальной инфраструктурой «социального правового государства» и порожденными этой инфраструктурой институтами и механизмами демократии, которые позволяют достаточно быстро, когда этого требуют интересы саморегулирования, заменять социально-политические силы, стоящие у власти, оппозицией[258]258
  См.: Четвернин В. А. Демократическое конституционное государство: введение в теорию. М., 1993. С. 3—11.


[Закрыть].

«Так в демократическом конституционном государстве, – пишет В. А. Четвернин, – осуществляется обратная связь между обществом и воздействующим на него государством: общество функционирует одновременно как управляемая государством и как саморегулирующаяся система, а государство – как управляющаяся система, которая в то же время находится в зависимости от саморегулирующегося общества и его потребностей»[259]259
  Там же. С. 11.


[Закрыть].

Демократическое конституционное государство является предметом специальной теории. В отличие от общей теории, теория демократического конституционного государства, по мнению В. А. Четвернина, рассматривает государственность лишь в ее институциональном аспекте и не занимается описанием и анализом всех реально существующих форм организации и функционирования публичной политической власти. В этом отношении она пользуется теоретическими конструкциями и выводами общей теории государства, например, применительно к таким явлениям, как этатизм, авторитаризм, тоталитаризм и т. д.

Теория демократического конституционного государства основывается на нормативном понятии государства – модели правового государства, соответствующей наиболее высокому уровню развитости права и государственности в эпоху постиндустриального общества.

Этот нормативизм не является результатом лишь умозрительных философско-правовых рассуждений. В достаточной мере нормативная теория отражает конституционно-правовую реальность, и прежде всего в странах континентальной европейской правовой семьи, западноевропейских демократиях. Вместе с тем она выполняет оценочно-критическую функцию по отношению к этой конституционно-правовой реальности.

В. А. Четвернин указывает, что в отношении России теория демократического конституционного государства будет релевантной (в смысле конституционного закрепления и практической реализации ее модели правовой государственности) лишь в той мере, в которой формирование гражданского общества в стране подготовит соответствующий уровень развитости права и государственности[260]260
  См.: Четвернин В. А. Указ. соч. С. 11–12,


[Закрыть].

Касаясь отношений современного демократического конституционного государства и гражданского общества, В. А. Четвернин указывает, что в этих отношениях происходит столкновение идеалов умеренного либерализма и умеренного этатизма. «Хотя государство и ограничивает сферу общественного саморегулирования, – пишет он, – тем не менее оно обретает механизмы саморегулироания и плюрализм интересов и в этом смысле является умеренно либеральным. С другой стороны, в его деятельности проявляются черты этатизма, поскольку оно «не доверяет» социально-экономическому саморегулированию и ради общего блага (что, однако, в действительности достигается отнюдь не всегда) вмешивается в общественную жизнь, в результате чего происходит огосударствление прежде автономных секторов сферы гражданского общества (социальная структура, экономика, культура и отношения, связанные с ухудшением окружающей среды)»[261]261
  Там же. С. 55.


[Закрыть].

В. А. Четвернин выделяет ряд задач демократического конституционного государства, учитывающих необходимость его ограниченного вмешательства в сферу гражданского общества.

Правовой задачей он считает установление и охрану порядка (правопорядка), разрешение в цивилизованных формах конфликтов социальных интересов и подчинение общественной власти законам. При осуществлении правовой задачи государство обязано исходить из того, что его суверенитет ограничен правами человека и устанавливаемый порядок может быть только конституционным.

Социально-экономической задачей он называет поддержание эффективности народного хозяйства и способствование формированию такой социальной структуры, которая исключала бы антагонистические противоречия между отдельными группами. Это достигается перераспределением национального дохода и государственного стимулирования экономического роста с целью создания условий, способствующих наибольшей экономической активности наибольшего числа людей.

Задачу содействия развитию культуры он видит в создании благоприятных условий для развития творческих способностей человека. Современное демократическое государство стремится быть реальным социальным государством и тратить на выполнение этой задачи часть государственного бюджета, сопоставимую с расходами на экономические программы. Эта задача включает и развитие культуры в самом широком смысле – от системы воспитания и образования до религии, науки и искусства.

Экологической задачей он считает задачу защиты, восстановления и формирования среды обитания человечества, регламентации разумного использования экосистем, предотвращение их разрушения в эпоху научно-технического прогресса.

В. А. Четвернин, касаясь современного демократического конституционного государства, указывает, что это то государство, в котором в результате демократических процессов либерализм «потеснен» социально-этатистским началом, но «наступление» последнего сдерживается конституционно-правовыми рамками.

Вместе с тем конституционное государство, в котором соблюдается конституционная законность, может быть полицейским государством, если, например, конституция предоставляет дискреционные полномочия правительству или, скажем «дарует» гражданам права по принципу «все, что не дозволено, запрещено».

Он отмечает, что российские либеральные конституционалисты в период буржуазно-демократических преобразований российского самодержавия доказывали, что Россия не имеет ничего общего с правовым государством, и противопоставляли «конституционному государству», в котором правительственная власть в установленных пределах может быть не связана законом, правовое конституционное государство, в котором правительственно-административным органам запрещено все, что прямо не дозволено законом. Это уже более высокий уровень конституционализма, понимание конституции в качестве совокупности формально-юридических гарантий свободы индивида в общественных отношениях[262]262
  См.: Четвернин В. А. Указ. соч. С. 55—75


[Закрыть]. «Причем, – пишет он, – если сторонники позитивистского типа правопонимания не объясняли, да и не были в состоянии объяснить природу связанности государства и его органов конституцией и основанными на ней законами, то сторонники естественно-правовой идеологии… прямо связывали понятие конституционного (правового) государства с безусловным требованием ограничения государственной власти неотъемлемыми, ненарушимыми и неприкосновенными правами личности и объясняли их абсолютный характер в отношениях гражданина с подзаконной правительственной властью»[263]263
  Там же. С. 75.


[Закрыть].

В контексте последовательного осмысления политико-правовым сознанием различных уровней ограничения публично-властного произвола правом, форм защиты и выражения свободы в конкретных социально-исторических условиях следует выделять прежде всего понятие государства законности, или конституционного государства законности. Он указывал, что это понятие не отрицает возможности широких дискреционных полномочий правительственно-административной власти и допускает установление законных полномочий по принципу «разрешено только то, что не запрещено конституцией (законом)», а потому этим понятием могут описываться и государство, соблюдающее режим господства права, и полицейское государство, бесцеремонно вмешивающееся в сферу гражданского общества. Совсем иной смысл имеет понятие конституционного правового государства, в котором «конституционность» означает установление границ возможного государственного вмешательства в свободную сферу гражданского общества, а допустимая возможность такого вмешательства регламентируется в соответствии с принципом «запрещено все, что прямо не дозволено правом»; причем связывающим государство правом признаются те или иные дозаконотворческие и внезаконотворческие принципы, требования и отношения как конкретные формы выражения объективной меры свободы.

В. А. Четвернин подчеркивает, что понятие «конституционное государство» допускает процедуры конституционного контроля (в частности, судебную процедуру) только за законностью правительственно-административных актов (акций), но не допускает возможности спора гражданина с законодателем, тем более судебного спора. Причем оно отнюдь не предполагает необходимости судебной процедуры, административной юстиции. Требованию законности не противоречит и административная процедура контроля за законностью – на предмет соблюдения компетенции и общих законодательных запретов[264]264
  См.: Четвернин В. А. Указ. соч. С. 75–76.


[Закрыть].

«Напротив, – пишет он, – понятие конституционного правового государства с необходимостью предполагает институт административной юстиции, поскольку гражданин вступает в административно-правовые отношения как субъект негативных публичных прав, одной из непременных гарантий которых служит общедоступная возможность возбуждения судебной процедуры рассмотрения административно-правового (государственно-правового) спора»[265]265
  Там же. С. 76.


[Закрыть].