Текст книги "Удачи с дорогой, лейтенант… Пыльная история"

Удачи с дорогой, лейтенант…
Пыльная история
Олег Морозов

© Олег Морозов, 2016

ISBN 978-5-4483-1437-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. С чистого листа

Лейтенант прищурился от яркого дневного света, на мгновение задержался перед трапом самолета и решительно шагнул навстречу очередному пеклу нового назначения. Весна уже заканчивалась, и раскаленный, дрожащий воздух стоял как стена, упругий и горячий, и только горы вокруг аэродрома видом своих заснеженных вершин приносили некоторое облегчение.

Девять месяцев назад он окончил военное училище связи и получил назначение в южный округ, который гигантским коричнево-желтым пятном растекся по границе федерации. После быстро пролетевшего, совершенно не запомнившегося последнего отпуска юности прибыл в его штаб, где волнуясь и краснея, не только от жары, но и от переполнявших «чувств-с», в соответствии с уставом представился начальнику связи. В короткой личной беседе с ним, полковником по званию, не подумав спросил, как попасть в демократическую республику за речкой, в которой ограниченный контингент таких же, как и он, молодых и горячих, реализовывал на практике понятие интернационального долга, до тошноты привитое ему хромым замполитом училища, считавшего, что страны могут быть разные, а вот обязанности у военных одинаковые, и результат их выполнения определялся не только размером поощрения от командования, но и ущербом, полученным от «дружественного» населения, и часто получалось так, что одно являлось следствием другого. Сам «инженер человеческих душ11
  Инженер человеческих душ – заместитель командира по политической части.


[Закрыть]» отделался более или менее легко – ногу не ампутировали, и радуясь, что жизнь налаживается, он еще и следующее звание получил раньше срока, а вот как получится у курсантов, его уже не интересовало, пусть думают сами. Лейтенант не подумал, и дальнейшие события только подтвердили это.

Полковник оказался быстрым и смышленым не по годам, потому что не успел новоиспеченный офицер выйти из кабинета, держа перед глазами образ указки, указывающей на какую-то южно-южную точку на карте, как он уже запускал механизм перевода, отдавая необходимые распоряжения в белую трубку телефона без номеронабирателя и слушая «квакающие» слова подтверждения оттуда. Закончив разговор, устало подошел к сейфу, по привычке оглянулся и, набрав несложный шифр, плеснул коньяк в дежурный стакан на столе, перекрестился и стоя выпил. Немного постоял у окна и проводил взглядом уже вышедшего из штаба лейтенанта, который, пребывая в неведении относительно того, что через девять месяцев пройдет здесь же, только в обратном направлении, за новым назначением, бодро вышагивал к железнодорожному вокзалу. А потом начальник связи округа тяжело сел в кресло и, довольно прислушиваясь к расширяющемуся внутри себя теплу, задумался о правильности выбранного им пути в контексте принимаемых кадровых решений. Он понимал, что угрызения совести его не оправдывают, но само их наличие успокаивало, вселяло надежду на возможное прощение в возможно существующем где-то там, за чертой.

На следующий день после посещения штаба округа лейтенант сел в купе обшарпанного вагона такой же железной дороги и с металлическим стуком и скрежетом, медленно и осторожно выдвинулся к своему первому месту службы. Сосед по купе, тучный мужчина в мокрой от пота рубашке с короткими рукавами и с толстым портфелем под мышкой, отдуваясь и обмахиваясь газетой, участливо спросил—заметил: «Как вы только здесь служите? Не понимаю…» Лейтенант тоже не понимал, потому что быстро прошедший за оформлением документов день в этом непривычном для него раскаленном климате он еще не успел прочувствовать из-за исправной работы штабных кондиционеров, а жара внешнего мира, из-за короткого с ней знакомства, не успела надоесть и воспринималась как некое приключение. Это просто «тяготы и лишения», как говорили и к чему готовили их в военном училище, и он, молодой здоровый парень, был готов к ним и верил, что все это пройдет, и зной и служба, вопрос был только во времени и в отношении к нему.

Особенность нового назначения, о котором лейтенант узнал по телефону от офицера кадрового отдела округа через девять насыщенных и жарких месяцев службы, скрывалась за простой и безобидной формулировкой – «служебная командировка», а срок звучал как приговор – два года, и это означало сменить кого-то там, кто или уже сделал то, зачем послали, и поэтому предоставил такую же возможность другому, «томящемуся» следующим в очереди, или выбыл по другим, не зависящим от него обстоятельствам раньше срока.

Новое место службы по климату и географическому расположению мало чем отличалось от предыдущего – снова южная республика, но другая, восточнее, такие же горы и полупустыни под тем же самым беспощадным и белым солнцем. Основным и решающим отличием было одно: пограничный отряд относился к категории «воюющих» и выполнял служебные задачи по охране государственной границы не только на своей, но и на сопредельной территории, на которой самая настоящая, но неизвестная в федерации война подходила к логическому концу – заканчивалась с непонятным и, как потом оказалось, невнятным результатом. Должность начальника связи мотоманевренной группы пограничных войск, почти аналога общевойскового батальона, была «большой и громкой» для молодого, не прослужившего и года офицера, если не знать про тире, за которым следовало некоторое пояснение. «В общем, командир взвода связи ММГ – тоже неплохо», – рассудил про себя лейтенант и после такого быстрого карьерного «роста», еще неопытный в кадровых вопросах, даже почувствовал уверенность в себе, ошибочно принимая рутинную ротацию офицерского состава за возросшее к нему доверие начальства и напрочь забыв опрометчивый вопрос, заданный когда-то давным-давно начальнику связи округа.

Государственная граница, или «линейка», с соответствующим обрамлением и содержанием, находилась сразу за территорией части, прямо посередине неширокой, мелковатой, но все равно бурлящей реки. По сравнению с первым местом службы все здесь было и одинаковое и разное: такие же контрольно-пропускной пункт, стадион и плац, вот только деревьев побольше и пограничные сторожевые вышки стояли прямо на территории части. Несколько смущали минометы, развернутые около столовой, и силуэты солдат с биноклями на наблюдательном посту, тут же, на крыше. В отличие от остальных военных, на первый взгляд хаотично перемещающихся по территории части в своих кепи, панамах, пыльных высоких ботинках на шнуровке и в новом непривычном обмундировании песочного цвета, лейтенант, в своей общевойсковой форме с ярким зеленым кантом и такого же цвета фуражке, четко знал цель своего прибытия и нашел ее сразу, ибо все дорожки из серого, потрескавшегося на жаре асфальта вели к ней, без вариантов.

В штабе, у начальника кадрового отдела, слова для встречи нашлись быстро: «Прибыл? Располагайся, переодевайся, становись на довольствие и завтра на „точку“, литера „ТТ“, „Та сТорона“, по-простому. Да, и детали уточни у своего командира, второй этаж, направо, налево».

– Служебный паспорт есть? – начальник связи отряда с надеждой на быстрое расставание, умоляюще посмотрел на зеленого во всем офицера.

– Так точно! Вчера получил в штабе округа.

– Молодец! А то сменщик твой каждый день звонит, переживает, не приболел, здоров ли, – улыбнулся капитан. – Иди на склад, переодевайся, я позвоню и утром в опергруппу22
  Опергруппа – оперативная группа штаба, орган управления и разведки подразделениями на сопредельной территории.


[Закрыть], они все скажут, в общем, с вещами на вылет.

Глава 2. Точно в цель

Как всегда, на вещевом складе пришлось поспорить с прапорщиком из-за размера обмундирования, а высокие ботинки со шнуровкой он вообще не дал, заменил их тяжелыми солдатскими сапогами, объяснив свой враждебный поступок отсутствием размера и недовольно пробурчав в сторону: «Зеленый еще». Решив не заострять внимание на новой форме «дедовщины», выраженной в разделении всех на категории «воевал» и «ботинки не положены», лейтенант, пожав плечами, с кипой новой формы, чемоданом и незаконно полученными сапогами пошел искать приют на ночь.

В служебной гостинице отряда свободных мест не нашлось, потому что прикомандированные вертолетчики, все как один в новом трехцветном камуфляже и с неуставными ножами у пояса, как газ заняли весь предоставленный объем – пришла на память офицеру ассоциация из школьного курса физики. Каптерщик «приежки» посоветовал гражданскую гостиницу прямо напротив КПП – недорого, рядом, нормально. Лейтенант благодарно кивнул и пошел устраиваться, а когда разместился в небольшом пустом двухместном номере, решил обновить «мыльно-рыльные» принадлежности в военторге, запастись газетами, журналами и зайти в книжный магазин рядом с частью – привычный и непременный атрибут всех пограничных городков.

Первое знакомство с внешним, гражданским миром ограничилось примыкающей к воинской части улицей однотипных южных многоквартирных домов с открытыми лестничными пролетами подъездов и обнесенными штакетником пыльными газонами с желтым, сгоревшим на солнце подобием травы. Высаженные вдоль дороги неизменные тополя, дающие спасительную тень, и арыки с мутной прохладной водой дополняли эту обычную для южных населенных пунктов действительность. Уходить далеко утомленный жарой лейтенант не стал, здраво рассудив, что ничего особо нового и интересного он здесь не увидит, но свернув направо, неожиданно наткнулся на крикливый восточный базар, заполненный людьми в ярких национальных одеждах, и из любопытства походив там немного, почти сразу сбежал, унося на языке вкус нескольких принятых на пробу сладких и пахучих сушеных персиков, навязчиво предложенных многочисленными торговцами в цветастых халатах, а в руках – бумажный кулек с ними как некоторый символ согласия с законами гостеприимства, полученный «безвозмездно, то есть дадом» (с).

Покинув оплот местных обычаев и традиций, лейтенант машинально свернул направо, быстро шагая, дошел до ближайшего перекрестка и, озираясь в поисках основной цели своей прогулки – киоска «Союзпечать», привлеченный некоторой суетой около расположенного через дорогу промтоварного магазина, заметил его не сразу. Внимание офицера отвлекла группа стоящих особняком женщин, одетых в черную, полностью скрывающую фигуру одежду с узкой прорезью для глаз, которые со свертками и баулами в руках и на земле, под ногами, оживленно жестикулировали и громко разговаривали, нисколько не смущаясь повышенного внимания к себе проходящих мимо местных красавиц в традиционных цветастых нарядах, оставляющих открытыми всегда улыбающиеся, привлекательные лица. Вспомнив краткий инструктаж в штабе округа по основным правилам общения с местным населением, он решил, что лучше не задерживаться на них взглядом, поэтому недоуменно пожал плечами, не осуждая, но и не понимая увиденное, и переключил внимание на более близкие и понятные ему вещи, а именно на военный бортовой грузовик, который приткнулся к обочине недалеко от них, и белый, обычный и всегда узнаваемый газетный киоск тут же, рядом. В тени машины, на касках, лежащих прямо на асфальте, сидели два белобрысых солдата в выцветших от солнца «песчанках», армейских нагрудниках, под завязку заполненных боеприпасами и автоматами со свисающими ремнями, которые плоско лежали на их коленях. Увидев подходящего лейтенанта, рядовые переглянулись, но вставать не стали, а один из них, скользнув насмешливым взглядом в его сторону, тягуче и длинно сплюнул в пыль увядшего газона, на что офицер, не совсем понимая ситуацию и немного завидуя их залихватскому виду и, судя по всему, имеющемуся определенному боевому опыту, делать замечание не стал и, пройдя мимо, подошел к витрине киоска.

В необычной для воюющего отряда форме лейтенант привлекал к себе повышенное внимание, как иностранец в гавайской рубашке с «мыльницей» фотоаппарата на главной площади страны. Взгляды местных мужчин скользили по нему с улыбкой, показным равнодушием, а то и с неприкрытой злобой, а вот девушки, все как одна, неизменно прыскали в ладошку и, прикрыв лицо краем головного платка, не столько скрывая, сколько подчеркивая интерес к молодому офицеру, сразу ускоряли шаг, не лишая себя возможности окинуть его напоследок любопытным взглядом. Разностороннее отношение окружающих осталось им незамеченным, потому что к одним относился равнодушно, а другие в данный момент интересовали его меньше, чем газеты и журналы в витрине киоска, названия которых, загибая пальцы на свободной руке, он самозабвенно шептал.

Из некоторого подобия транса, вызванного погружением в созерцание кусочка информационного мира, недоступного на месте последнего прохождения службы по довольно неприятным и опасным причинам, его вывели любопытные глаза, с интересом наблюдающие за ним между печатной продукцией с внешней, противоположной стороны стеклянной витрины. Они были очень красивые и карие, а маааленькая родинка слева на нижнем веке, совсем рядом с уголком глаза, заставила его застыть в изумлении, и хотя мужественный и оценивающий взгляд еще находился во власти испещренных типографскими значками газетных листов и цветных обложек журналов, посвященных в основном науке и технике, сознание сразу запаниковало и сдалось на милость неизвестной победительнице, одетой в черную, полностью скрывающую фигуру одежду с узкой прорезью для глаз, которая дополнительно подчеркивала и волнующе выделяла это чудо природы.

«Эти глаза напротив – калейдоскоп огней. Эти глаза напротив ярче и все теплей. Эти глаза напротив чайного цвета. Эти глаза напротив – что это, что это?»33
  «Э́ти глаза́ напро́тив» – песня 1970 года композитора Давида Тухманова на слова Татьяны Сашко. Первый исполнитель – Валерий Ободзинский.


[Закрыть] После некоторого замешательства, выраженного посредством приоткрытого рта и дальнейшей трезвой оценки ситуации, понимая безвыходность и невозможность, лейтенант, шепча под нос оправдательное «пусть», впадая в несвойственное по долгу службы офицеру чувственное настроение, подкрепленное отрицательно окрашенной эмоцией, почему-то так обреченно и отрешенно махнул рукой, что недавний подарок, завернутый в небрежно скрученный бумажный кулек, горохом застучал по стеклу и веером рассыпался на пыльном асфальте у его ног. Последующий быстрый наклон, с целью устранения возникшего затруднения, к подавленному эмоциональному состоянию добавил и чисто физическую боль, возникшую в результате соприкосновения разгоряченного разными мыслями потного лба, прикрытого, но не защищенного форменной зеленой фуражкой, с бортиком киоска, ограничивающего витрину снизу. Сидя на корточках, медленно краснея, морщась от неприятных ощущений и потирая ушибленное место, он поднял головной убор, машинально похлопывая им по коленке и не обращая внимания на приглушенный, но имеющий место быть солдатский хохот за спиной, обреченно махнул рукой второй раз и решительно встал, в глубине души надеясь, что обладательница карих глаз будет более скрытна в оценке его неловкого поступка. Но когда он поднял свой печальный взгляд, заполненный той самой отрицательно окрашенной эмоцией, то откачнулся в изумлении и, сделав шаг назад, чуть не упал, нелепо балансируя на краешке дорожного бордюра, потому что далекие и карие глаза за стеклом превратились в близкие и почему-то зеленые.

Ничего не понимая, обиженно поджав губы и печально вздохнув, лейтенант зажмурился и тряхнул головой, пытаясь освободиться от наваждения, внушенного, как он знал из своего книжного опыта, какой-то злой силой с целью его соблазна, суть которого была ему пока не понятна. Офицер внутренне собрался и решительно, но медленно и осторожно, готовый в любой момент закрыть его снова, приоткрыл правый, дергающийся от волнения глаз. Видение не исчезло, а когда он шагнул вперед и, пытаясь рассмотреть его поближе, плотнее приник к стеклу, расплющив на нем нос, то превратилось в веселую рыжеволосую девушку в черной футболке и потертых синих джинсах, волею судьбы и графика работы киоскера оказавшуюся прямо на линии огня внезапно возникших чувств. Она смотрела на него гордо и вызывающе, а потом вдруг положила левую руку на талию, качнула бедрами, показала язык и расхохоталась над тем, как он в ответ, оставаясь прижатым носом к стеклу, немного присел задирая его и выставляя себя в смешном, но несколько глуповатом и неподобающем виде. Лейтенант быстро опомнился, смутился и, надев фуражку, не отводя взгляда от зеленых насмешливых глаз, скользя своими хромовыми, высокими и жаркими офицерскими сапогами на рассыпанных остатках сухофруктов, сделал несколько быстрых приставных шагов в сторону и нетерпеливо вытянул шею, надеясь увидеть ту, которая так поразила его ранее. Но, к сожалению, сделать это самостоятельно он не смог, потому что обладательница карих глаз, высокая и тонкая девушка в черной, полностью скрывающей фигуру одежде, видимо со своей недавней покупкой, подростковым велосипедом, уже подходила к группе женщин у промтоварного магазина.

Внезапный порыв ветра поднял пыль на улице, превратился в маленький смерчик, который, крутясь и играя листьями, подпрыгнул к ней, рассыпался желто-зеленой горсткой и умер, всколыхнув напоследок край длинной одежды, который зацепился в колесных спицах ее покупки. Освобождаясь, она присела, и лейтенант, уже не надеясь на это, все-таки получил возможность снова убедиться в ее невозможной и недоступной для себя красоте, отреагировав на это немного неподходящим для текущей ситуации образом: глупо улыбаясь, приложил руку в воинском приветствии к пыльной фуражке и почему-то застыл в неглубоком поклоне. Кареглазка, как показалось офицеру, не очень искушенному в умении определять эмоции человека только по одним глазам, скользнула по нему насмешливым взглядом, быстро освободила одежду и затерялась среди одинаковых темных фигур, которые сразу возобновили свой привычный крикливый разговор всех со всеми, прерванный до этого по какой-то неведомой ему причине.

Солдаты, склонив головы, смотрели себе под ноги, поэтому лиц он не видел и только по дергающимся плечам понял их состояние – они смеялись уже молча, и он знал, над кем. Шепча про себя неизменное «ну и пусть», созвучное с отрицательной эмоцией из той песни, и не думая о последствиях военной молвы, лейтенант повернулся, четким, почти строевым шагом прошел мимо киоска и в каком-то ребяческом запале опять вскинул руку в воинском приветствии, отдавая честь рыжеволосой девушке, той, за стеклом, которая обхватила руками пачку журналов и, прижав их к груди, задумчиво блестела ему вслед своими отличными от других глазами.

Краснея и кляня себя за неподобающее поведение, думая о многом и жалея об одной, зло пиная по дороге ни в чем не виноватые листья, лейтенант быстрым шагом направился к гостинице, но перейдя дорогу, не удержался, остановился и печально посмотрел назад. Женщины крикливой группой уже усаживались в кузове машины, а солдаты, стоя к ним спиной рядом с откидным бортом, терпеливо ожидали окончания посадки, привычно разглядывая пыль у себя под ботинками, и только одинокая фигурка с велосипедом, невольно заставив сильнее забиться чье-то сердце и попутно ожидая своей очереди, как ему показалось и на что он в душе надеялся, печально смотрела в его сторону.

Поужинал офицер в кафе при гостинице – плов, который остался от обеда, традиционная аджика и такой же, но зеленый чай, после которого, остыв так же, как и он, решил вернуться к киоску за так и не купленными газетами и журналами, который, к сожалению, вызванному не только невозможностью утолить информационный голод, но и другой более жизненной причиной, оказался заперт на обычный амбарный замок. Обескуражено посмотрев по сторонам, он увидел вдали бодро вышагивающую стройную, высокую девушку в потертых джинсах и черной футболке, с длинным хвостиком рыжих волос, раскачивающихся в такт спортивной, пружинистой походке. Рядом шел офицер в белой, выгоревшей «песчанке», с армейским рюкзаком через плечо, оживленно размахивая руками, то ли обвинял ее в чем-то, то ли сам извинялся за что-то.

«Ну и пусть… Не мое дело», – печально вздыхая, подумал лейтенант, который, как потом оказалось, сделал неправильный вывод и тогда еще не знал об этом.

Глава 3. Превосходство в силе

Ночь в гостинице прошла спокойно, только где-то вдалеке громыхнуло пару раз, и с потолка посыпалась штукатурка. Ничего не понимая, лейтенант сел в постели и, лихорадочно сдернув с вездесущей прикроватной тумбочки электронные часы, подаренные родителями на выпуск, нажал на кнопку сбоку, и спросонья вглядываясь в маленькие красные светящиеся цифры, убедился, что на службу еще очень рано, поэтому в полудреме относительно спокойно повернулся на бок, натянул на голову простыню, заменяющую одеяло, и попытался заснуть, тут же забыв причину пробуждения. Но только он успел провалиться по назначению, как проснулся опять, разбуженный топотом ботинок по асфальту за окном, выкриками команд и шумом двигателей грузовиков. Его должность и штатное место службы там, за речкой, не подразумевали участие в оперативной работе отряда, да и вносить сумятицу в стройные ряды бегущих куда-то солдат и офицеров ему просто не хотелось, поэтому он, ударившись головой о подушку, незамедлительно провалился туда, откуда только что поднялся.

Насчет «томления духа»44
  Книга Экклезиаста 1:14: «Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все – суета и томление духа!»


[Закрыть] лейтенант, стремящийся всегда читать первоисточники, пусть и в переводе, был не уверен, но внешне штаб в восемь часов утра выглядел как «суета сует», или в другом варианте – как «погоня за ветром», потому что бегали все, кто с бумагами, кто с оружием, а кто и просто так. У одного из пробегающих мимо военных он уточнил, где находится опергруппа, поднялся на последний этаж, постучался, поправил новую, непривычную, но теперь такую же, как у всех, форму и, соблюдая положенные формальности, мирно вошел. Подполковник, который, склонясь над столом у окна, что-то на нем разглядывал, нетерпеливо оглянулся через плечо и сурово спросил: «Откуда, с какой „точки“? Почему не знаю?» Лейтенант четко представился по форме, кратко изложив содержание.

– Вот, посмотри, – кивнув в ответ, отошел в сторону офицер.

На столе, подстелив под себя газету, с названием, подтверждающим правдивость происходящего, лежала разорвавшаяся гильза от реактивного снаряда. Растопыренные, перекрученные щупальца этого железного кальмара навевали известные мысли о «сне разума и рождаемых им чудовищах»55
  Испанская пословица, фабула известного одноименного офорта Франсиско Гойи из цикла «Капричос».


[Закрыть], а резкий запах сгоревшего пороха, похожий на серный, дополнял отвратительную картину. Лейтенант внутренне содрогнулся, представив себя в этих железных объятиях, и тут же завел руку за спину и скрестил пальцы, отгоняя видение, потому что плюнуть три раза через плечо или постучать по дереву не позволяла обстановка в целом и внимательный, оценивающий взгляд подполковника в частности.

– Сегодня ночью был нанесен ракетный удар по нашей территории – два реактивных снаряда разорвались на автозаправке, на въезде в город, видел ее, наверное. Чудом не попали в цистерны с бензином. Разрушения минимальны, но они есть, людям там теперь и «сходить» некуда, и мы это так не оставим, сам понимаешь. Ты как, готов? Не, не, только вот без этого, без пионерии, не детские игры, – осадил он вскинувшего было в неуставном приветствии руку лейтенанта. – Вижу и так, готов. Хорошо, сейчас как раз машина на «взлетку»66
  «Взлетка» – военно-полевой аэродром (жарг.).


[Закрыть], там уже сидит десантно-штурмовая группа соседнего отряда, наша на другой операции. Два «борта»77
  «Борт» – военно-транспортный вертолет.


[Закрыть] скинут их сразу за «линейкой», потом на твою «точку», возьмут две ваши заставы и высадят в тыл «духам» – зажмем противника в клещи, «операция возмездия», так сказать. Понятное дело, ты остаешься. Вопросы есть? Вопросов нет, «наши цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи»! Раньше так говорили… М-да, откуда ты все знаешь-то? – подмигнул довольный подполковник и широким жестом приглашения направил его, куда следует.

На военно-полевом аэродроме таможенник, старший лейтенант с синяком под глазом, вещи не проверял, молча сунул таможенную декларацию на пересечение границы, забрал заполненную и махнул рукой в сторону двух пятнистых транспортных «бортов», рядом с которыми разогревалась пара других, многоцелевых, ударных – хищных и «горбатых», а вдалеке, на краю взлетно-посадочной полосы, самолет соседнего отряда, сбросивший ДШГ, уже выруливал на взлет.

В стороне от вращающихся винтов, прямо на траве сидел пограничный десант – молодые ребята в заношенных «песчанках», касках с линялым камуфляжем, с горбами рюкзаков на спинах и в армейских нагрудниках, «лифчиках», плотно забитых автоматными магазинами. Боевая, камуфляжная раскраска на лицах и мрачные сосредоточенные взгляды под ноги ничего хорошего их возможному противнику не обещали, так же как ручные пулеметы и автоматы с подствольными гранатометами, огневую мощь которых подкрепляло и стоящее позади тяжелое вооружение – минометы и автоматические гранатометы. Два офицера в выцветших комбинезонах и без звездочек на погонах, проверяя экипировку, ходили между рядами и, хлопая по плечам подчиненных, выбивали из них пыль и неуверенность, заколачивая сплоченность и боевой дух подразделения, а закончив тактильное общение, сразу перешли к акустическому и визуальному, дав команду на построение. Группа, бряцая оружием, быстро построилась, а двое рядовых развернули на руках карту, с помощью которой старший офицер шомполом от автомата пояснил их маршрут, зону высадки и привычной скороговоркой довел боевой приказ.

– Задача ясна? Вопросы есть? Находим и давим. Понеслось! – обернулся он к «бортам» и закрутил над головой рукой. – К вертолетам! По местам!

Свист винтов усилился, «горбатые» приподняли хвосты и сорвались с места, а группа, быстро и слаженно разобрав тяжелое вооружение, ящики с боеприпасами и продовольствием, двумя организованными потоками затекла в подбрюшья транспортных вертолетов и с веселым служебным шумом и гамом расселась по скамейкам вдоль бортов, где нашлось место и для лейтенанта, у самой кабины пилотов. Техник каждой «вертушки» стоял под хвостовым винтом, обозначая своим присутствием границу опасной зоны.

«Взлетка» за иллюминатором качнулась, встала перед глазами стеной, ушла вниз и влево, уступив место шахматной доске городка на границе, а затем и блестящему на солнце извилистому руслу реки с многочисленными илистыми отмелями, которая быстро осталась позади, заставив пилотов резко снизить высоту. Через несколько минут ровного полета над щербатым одеялом приграничной полупустыни «борт» развернулся против ветра и приземлился прямо в эпицентре поднятого им пылевого урагана местного значения. Техник открыл задние створки, и ДШГ потекла вспять, готовая немедленно выполнить боевой приказ по восстановлению контроля над территорией и уничтожению виновных, препятствующих этому, а новоиспеченный «песчаный воин», только-только начинающий понимать, во что ввязался, проводил солдат тревожным взглядом, шепча им вслед слова с пожеланием удачи. Салон быстро опустел, и с ним остались двое, сидящие по этому же борту в конце салона – старший лейтенант приветливо кивнул и махнул рукой, а рядовой, чем-то неуловимым отличающийся от остальных, в такой же амуниции, как у всех, но без оружия, молча и сосредоточенно продолжал разглядывать у себя под ногами заклепки на днище, осторожно проверяя их пыльным ботинком на прочность.

Прошло всего минут двадцать полета, и лейтенант, сидя вполоборота на скамейке, забыв обо всем и с интересом смотря вниз, набрал массу новых ярких впечатлений, потому что так низко над землей он еще не летал, ну если не считать тот карусельный самолетик на ярмарке, в детстве, с отцом. Дух захватывало от скорости, которая особенно сильно ощущалась при полете на такой высоте. «Борты» шли четкой цепочкой, один за другим, как привязанные огибая пологие холмы и высокие минареты, умело прячась в складках местности и плавно закладывая стремительные виражи так низко над деревьями редких зеленых зон, что он невольно поджимал ноги, боясь задеть их верхушки. Не успев начаться, моментально заканчивались маленькие кишлаки приграничной зоны, с кроватями и тюфяками на плоских крышах домов, открывая только взгляду с небес свои тайны, скрытые на земле за высокими глинобитными заборами.

Техник застыл у открытого иллюминатора и водил пулеметом, сопровождая только видимые ему наземные цели. Сквозь шум мотора и свист ветра, гуляющего по салону, выстрелов лейтенант не услышал – просто плечи стрелка затряслись и резко запахло порохом. Прекратив огонь, тот привстал, что-то высматривая поверх разгоряченного ствола, а затем оглянулся на офицера и, подмигнув ему, довольно показал поднятый вверх большой палец. Особой радости от действий пулеметчика офицер не почувствовал, вежливо кивнул в ответ и молча отвернулся, успев заметить следы страшного ожога на руке стрелявшего, потому что эта война, с не совсем понятной целью, еще не коснулась его напрямую, он никого и ничто на ней не потерял, мстить пока было некому, да и не за что, это только через несколько минут все перевернулось и изменилось – земля опять встала стеной перед глазами, и борт пружинисто сел, закончив еще один период его жизни и без вариантов подталкивая к следующему – с красными сочными лужицами, подернутыми пленкой, и следами тяжелых капель в пыли.

– Конечная! – прокричал техник, наклоняясь к самому уху лейтенанта. – «Борт» дальше не летит, просьба всем, в этот раз еще живым, покинуть салон!

А в распахнутую настежь корму уже вваливался местный, внештатный, наскоро собранный из двух застав мотоманевренной группы пограничный десант – молодые, расторопные ребята с автоматами и пулеметами наперевес, с рюкзаками и спальными мешками за плечами.

Немолодой, седоватый капитан без оружия и в новой, такой же, как у лейтенанта форме неожиданно обнял его, похлопал по плечам и, пожимая руку, что-то радостно прокричал на ухо, передавая несколько скрепленных вместе листов бумаги, а потом помог спуститься по короткой лесенке наружу и, чему-то откровенно радуясь, прощально помахал рукой. Новоиспеченный начальник связи «точки», прикрыв лицо от пыли сгибом локтя, несколько потерянно потоптался на месте, но заметив вдалеке группу офицеров, пригнулся от сильных потоков воздуха, бьющих от винтов, и огибая солдат, грузящих привычные темно-зеленые ящики с боеприпасами и продовольствием, хлопая чемоданом по ногам, резво побежал, как он надеялся, в нужном направлении. Вспомнив про попутчиков оглянулся по сторонам, но не заметил их среди улетающего подразделения и тут же отвлекся, внутренне готовясь к процедуре представления следующему в его послужном списке начальнику, который по долгу службы должен оказать некоторое влияние на жизнь и судьбу своего подчиненного.