Текст книги "Удачи с дорогой, лейтенант… Пыльная история"

Глава 7. Верное средство

Срок служебной командировки прапорщика взвода связи, веселого, крепкого, общительного парня с короткой аккуратной прической и почти полным отсутствием бровей, подошел почти к середине – его триста пятьдесят дней на «точке» подтверждались двумя пухленькими настенными, использованными в разном объеме отрывными календарями, прибитыми к стене блиндажа над левой кроватью, которые автоматически переводили их пользователя в ранг «обстрелянных и тертых», но нисколько не мешали лейтенанту выстраивать вертикаль власти во вверенном ему подразделении. Общий бравый вид дополняла тогда еще мало распространенная в пограничных войсках зелено-белая тельняшка под «песчанкой», китель полевой формы, обычно носимый на выпуск, был заправлен в брюки, стянутые офицерским ремнем, а широкую грудь наискось пересекал кожаный ремень плечевой портупеи. На ногах красовались не привычно-обычные «ботинки юфтевые, прыжковые», а похожая обувь из экипировки местной армии, очень узкая в щиколотке и с широким клапаном, закрывающим высокую шнуровку.

– Товарищ лейтенант! Начальник звуковещательной станции и по совместительству «министр пропаганды» здешней провинции, из служебной командировки прибыл, – по возвращению «домой», в офицерский блиндаж взвода связи, четко и без тени улыбки представился прапорщик своему непосредственному командиру.

– Это как так и почему?

– Ну, я же служу на звуковещательной станции, «говорилке» – магнитофон такой на колесах, довольно мощный, кстати. Во время различных мероприятий, митингов кручу народную музыку, пропагандистские речи, агитацию разную, новости, в общем, поднимаю местным крестьянам настроение. Вместо привычного для них «опиума» несу культуру в массы, так сказать. Конечно не от себя, а по программе политотдела и рекомендациям разведки, у них в этом плане опыт большой, союзного масштаба. Вот и получается, что министр пропаганды, если не я, то кто?

– Да, верно. А что за служебная командировка?

– Вечером доложу, – помрачнел прапорщик. – Замбой второй заставы прибыл?

– Да, вчера, вместе летели.

– Один?

Застигнутый врасплох неожиданным вопросом, лейтенант пожал плечами, уклоняясь от прямого ответа.

– Понял, не дурак! – подмигнул прапорщик, внимательно приглядываясь к начавшему позорно краснеть, отворачивающемуся командиру и довольно потирая руки, добавил. – Сегодня ужинаем дома, угощаю!

По укоренившейся с юности привычке лейтенант, как известная птица, отличающийся «умом и сообразительностью»2121
  Птица Говорун – «Тайна третьей планеты» К. Булычев.


[Закрыть], привык смотреть на людей со стороны, замечая про себя их привычки, отличительные черты во внешности, поведении, отношении к жизни и тут же давать им запоминающиеся, броские клички, оставляя их только для себя, для личного пользования и не забывая в дальнейшем, не без гордости, убеждаться в правоте своего первого суждения. Роберт, Хоттабыч и Кожаный Затылок были только началом, а судя по количеству офицеров, прапорщиков и солдат на «точке», работы предстояло много. После разговора с подчиненным он сразу понял, что тот не Диктор и не Агитатор, да и до Министра ему далековато, а вот общий бравый вид, усиленный офицерским ремнем с портупеей, сразу напомнил, вызвал из памяти одного киношного «героя», маящегося под белым солнцем пустыни2222
  «Белое солнце пустыни» – режиссер В. Мотыль.


[Закрыть] без гранат той системы. Это интуитивное воспоминание и позволило довольно точно определить настоящее, только что придуманное для служебного использования имя, переведя его обладателя из прапорщиков в офицеры и поставив наравне с собой.

Время до ужина прошло быстро – рутинная работа, это проверить, то устранить. Солдаты были заняты по распорядку – дежурство во взводе и на узле, чистка оружия, подготовка к нарядам, а он, так получилось, был полностью свободен – начштаба ставил офицеров на ночные проверки постов раз в два-три дня, поэтому в эту ночь луна ему не светила. Надеясь на шаткую возможность выспаться, уже несколько утомленный жиденькой мятой картошкой на воде и «хеком серебристым», названным так, видимо, в честь консервной банки, в которой он подавался, лейтенант с нетерпением ждал вечера и обещанного прапорщиком ужина.

После контрольной проверки смены на узле связи он твердым, уверенным шагом, не поворачивая головы и не принюхиваясь, дабы не портить аппетит, миновал помещение столовой и направился в известном направлении, к столу в офицерском блиндаже, который, как оказалось, уже ломился от яств.

Картину маслом в неподражаемо-реалистичном исполнении: печень трески, сардинелла какая-то, шпроты, военный «наркотик», или сало по-домашнему, и немудреный салат из свежих овощей, завершала дымящаяся паром кастрюля с вареной картошкой, а трехлитровая банка с клубничным морсом и бутылка коричневого стекла с этикеткой лимонада дополняли этот радующий взгляд натюрморт, пусть и без привычных цветов, серебряных чаш и фруктов. Суровую правдоподобность увиденного несколько портило отсутствие неизменного спутника сало-консервного стола, а вернее спутницы, в запотевшей прозрачной стеклянной бутылке, как правило, с бело-красной этикеткой или вообще без оной. Лейтенант в этом плане был не очень подкован, особо не употреблял, или по молодости, или просто душа не лежала, он пока еще не решил, опыта не хватало.

– Начнем-с? – потирая руки и чему-то откровенно радуясь, спросил Подпоручик.

Привстав с табуретки, он потянулся к бутылке лимонада и в половину оборота, легко, без усилий, одними пальцами снял крепко сидящую на вид, стандартную пробку. В уставные, алюминиевые, очень вместительные кружки, осторожно, через палец, налил всего по три «булька» жидкости цвета темного янтаря, чем вызвал внутреннее удивление сотрапезника, потому что количество разлитого явно не соответствовало стандартной порции напитка с заявленным на этикетке содержимым.

– По первой? – улыбнулся прапорщик.

– Коньяк? – принюхался лейтенант.

– Точно, три звездочки, самое то, давай за удачу, – само собой определилось направление нехитрого пиршества.

Произнеся тост, хозяин стола помрачнел, задумался, рассеянно ткнулся своей кружкой в кружку собеседника и быстро выпил, но закусывать не стал, а только усиленно задышал носом. Лейтенант задержал дыхание, зажмурил глаза, последовал его примеру и на несколько мгновений замер, прислушиваясь к непривычным ощущениям, а потом, с опаской приоткрыв один глаз, с удивлением понял, что контрабандный коньяк был хорош, то ли сам по себе, то ли сказалось полное отсутствие опыта потребления аналогичных напитков. Темно-янтарная жидкость ужом ввинтилась в горло, быстро растеклась по желудку, согрела изнутри и в полном соответствии со своим предназначением создала предпосылки для мужского разговора.

– Ты вроде что-то про операцию хотел рассказать?

– Да, хотел… – прапорщик отвернулся в сторону, кашлянул в кулак, видимо, собираясь с мыслями, и, поудобнее устраиваясь, заерзал на табуретке.

Лейтенант, почувствовав его нервозность, терпеливо ждал, смотря в стол и рассеяно ковыряя вилкой вездесущие рыбные консервы.

– В общем, кишлак недалеко отсюда… был… Разведка донесла о караване с оружием, транзитной наркотой, все как всегда. Сначала хотели без крови и бряцанья оружием, поэтому просто и быстро, без всяких военных хитростей, окружили, поставили заградительные посты, «блоки», ну ты знаешь, в училище, наверное, по тактике проходили, – поднял Подпоручик вопросительный взгляд на собеседника, а тот, вспомнив тоненькую книжечку для служебного пользования в простом картонном переплете училищной типографии, вкратце описывающей опыт проведения некоторых операций на этой войне, утвердительно кивнул.

– Проводили операцию местные подразделения, из наших, только я на их «говорилке» и разведчик с переводчиком из отряда, – продолжил прапорщик. – Как говорили англичане в одной из войн, «на все ваши вопросы мы дадим простой ответ – у нас есть пулемет „Максим“, а у вас его нет2323
  Джо́зеф Хилэ́р Пьер Рене́ Бе́ллок – писатель и историк англо-французского происхождения (с 1902 года подданный Великобритании). Один из самых плодовитых английских писателей начала XX века.


[Закрыть]», как-то так. В этой операции пулеметом была батарея РСЗО соседней мангруппы, они в зоне досягаемости стояли. Местный комиссар дал мне кассету, я поставил, всего полчаса привычных национальных мотивов, как в сказке про крыс, а потом через микрофон он долго что-то говорил, уговаривал выдать караван, не сопротивляться, наверное, но как оказалось, все впустую, молчали, молчали, а потом из ручного гранатомета ударили…

Поджав губы, он отвернулся к стене, глаза заблестели, а голос дрогнул.

– Я как раз за дувал отошел по одной надобности, физиологической, просто музыку их не перевариваю, – грустно улыбнулся Подпоручик. – Когда выглянул из-за кучи… песка, песка… – опередил он двинувшегося было с вопросом лейтенанта, уже начинавшего чувствовать некие изменения в окружающем мире, – то вместо моего передвижного пункта звуковой трансляции – столб пыли и черного дыма, бензобак рванул, покрышки горят адским пламенем. Мой помощник, стажер из ополчения, сгорел заживо… внутри, я его больше и не увидел, а комиссар… – прокашлялся он. – Комиссару повезло больше, помог ему… помог уйти быстро…

Тост произносить не стал, а просто, перевернув бутылку вертикально, щедро наполнил обе кружки вскипевшим от услышанного и происходящего коньяком. Лейтенант машинально и теперь более уверенно выпил следом, не почувствовав ни вкуса, ни запаха, и только через несколько секунд душу обожгло понимание того, что сделал прапорщик, заставив его содрогнуться и по-другому посмотреть на подчиненного.

– Пехота сразу в кишлак рванула, и я тоже пошел, со злости. Немного отстал, пока вокруг машины бегал, хотел им помочь, вытащить, но куда там, бесполезно! – сокрушенно махнул рукой рассказчик. – Чуть не задохнулся, но не от дыма, от запаха… Раньше и представить не мог, какой он страшный, масляный, попробовал дышать ртом, еще хуже – сразу вырвало. Попытался до комиссара добраться, вытащить хоть его из люка, при этом волосы чуть не спалил, а от бровей, сам видишь, почти ничего не осталось, а когда понял, что не получается помочь, решил вопрос по-другому, взял грех на душу…

Прапорщик ударил кулаком по столу, вскочил, нервно прошелся по блиндажу, вернулся на место и после минутной паузы продолжил:

– Все уже вперед ушли, ну и я за ними, по правому флангу. В один двор заскочил, смотрю, труп «духа» валяется, подумал, что здесь уже чисто, и когда повернулся уходить, дверь в доме резко распахнулась, как от пинка, а я на нервах весь, видел на улице, что их гвардия впереди идет, подумал, здесь пропустили кого-то, да и огонь все еще перед глазами, руки и пальцы скрученные, черные, чадящие… Запах в горле першит… В лицо я старался не смотреть, да и не было его, лица-то, маска жуткая… – замялся он, переживая все заново. – Ну и с разворота, присел на одно колено и очередь дал по дверям. Смотрю, а это свои, чееерт! Подскочил к ним, да поздно, обоих наповал, – затрясшейся рукой, стуча горлышком бутылки по краям кружек, налил еще по одной. – Они ящик оружейный выносили, и как потом оказалось, наркота там была. Старшего группы зачистки позвал, объяснил ситуацию, соврал, конечно, сказал, что он их убил, а я его, вот так вот… А он и поверил, да и кто там разбираться будет, во время боя. Когда увидели, что в ящике, обрадовались, мне даже грамоту наградную дали, отметили, так сказать, героя интернационального фронта!

Выпил один и, громко стукнув кружкой по столу, закончил безмолвный тост, а потом достал из нагрудного кармана смятый листок в клеточку и протянул лейтенанту. Несколько предложений, написанных непривычной вязью справа налево, под ними – число, дата, подпись обратного направления, пара крестиков, а в самом низу – синяя, еле различимая печать с каким-то служебным, личным номером с гербом республики на заднем фоне.

– Переводчик потом прочитал – от всего крестьянского народа здешней провинции объявляется благодарность такому-то за обнаружение и изъятие наркотических средств, бла, бла, бла. Двадцать кило, представляешь? Еще сказал, что это товар Бека нашего, но старые традиции и клановость никто не отменял, официально он за новую власть, прямых доказательств обратному нет, поэтому его не трогают, да и за ним другие люди стоят, не местные, еще серьезнее.

Аккуратно сложив бумажку, Подпоручик положил ее в нагрудный карман распахнутой на груди «песчанки». Третий, совместный тост выпили молча и стоя, лейтенант уже знал об этой традиции – за погибших, а после него, видя состояние подчиненного, он попробовал, пусть и ненадолго, сменить направление беседы и, особо не рассуждая, перевел ее на себя, рассказав о своем первом, о прошедшей ночи.

– Знаю, знаю, – закивал головой прапорщик. – Слухом «точка» полнится, и сколько их еще будет, но не дай Бог, конечно, к этому не привыкнешь…

Коньяк уже давно и потихоньку, уверенно и неотвратимо расширял сферу своего влияния – начал от желудка, невзирая на обилие закуски на столе почти пустого, успешно его захватил и победным маршем по кровеносным сосудам устремился наверх, к ничем не защищенному мозгу, не встречая на своем пути никакого сопротивления. Двоим молодым парням в одинаковой полевой военной форме скоро стало жарко и жалко, потому что обильный пот являлся следствием как общего климата страны пребывания, так и естественным последствием приема алкоголя, да и реакция на такие комплексы, как страх смерти и чувство собственной важности, называемая еще жалостью к себе, определялась, собственно, тем же самым.

Сначала, тяжело вздыхая, кивая головами и соглашаясь друг с другом, погоревали о комиссаре с помощником, и офицер, на секунду прикрыв глаза, попробовал представить образы, описанные прапорщиком, но сразу же отбросил эту затею, незаметно, потихоньку поплевав за плечо и постучав по деревянной табуретке костяшками пальцев. Затем пожалели гвардейцев, случайно убиенных, а потом и, наконец, стало жалко себя, родимого, выполняющего свой военный, интернациональный, человеческий… – устал загибать пальцы лейтенант, объясняя свое присутствие здесь, за этим столом. А кто кроме женщины поможет в такой ситуации? Выслушает, погладит по голове, даст возможность поплакать в жилетку, ну или что там у них на груди, поэтому незаметно, но обязательно, как всегда и в любой мужской компании, разговор перешел на них, на женщин, стало быть…

Лейтенант под влиянием момента и спиртного, весь в своих размышлениях и переживаниях, как навеянных услышанным извне, так и происходящих в его глубоком внутреннем мире, не вдаваясь в подробности, место произошедшего и лица, рассказал свою печаль – про случайную встречу с красивой девушкой, где-то, когда-то, про немолодого, сурового мужа и про его юную, прекрасную жену, которая, собственно, ей и была… Подпоручик, не давая сбить себя с толку, слушал внимательно, сочувственно кивал и подливал из бутылки, а когда «лимонад» с деревянным человечком на этикетке приказал долго жить, вскрыл трехлитровую банку с морсом и осторожно налил в уже привыкшие к сюрпризам алюминиевые кружки розоватую жидкость. Водка, как продолжение разговора, была кстати, и лейтенант спокойно и без нервов воспринял происходящее как само собой разумеющееся, вспомнив старую истину, что «не все является тем, чем кажется».

– Так, понятно, значит, кареглазую ты уже знаешь, – запросто вернул его к реальности собеседник.

– Чтоооо?

Прапорщик, как Геша Козодоев из фильма2424
  «Бриллиантовая рука» – режиссер Л. Гайдай, актер А. Миронов.


[Закрыть], дернул головой, поправляя и так безупречную прическу, взмахнул рукой, отбросив ее далеко в сторону для определения текущего времени, но из-за обшей усталости так и не сделав этого, неожиданно громко и властно скомандовал:

– «Строго на север, порядка пятидесяти метров», – и добавил доверительно и уже потише. – Тебе надо успокоиться, расслабиться, я знаю, что делать, пошли…

С грохотом роняя табуретки, они встали, опрокинули на «посошок» и, оглядев ломящийся в основном от рыбных закусок стол, почему-то занюхали выпитое рукавами пропахших потом «песчанок», а потом, морщась от недавно пережитого и с некоторой потерей равновесия, Подпоручик аккуратно закрыл початую банку, нагнулся, стукнулся головой об стол и достал из-под него еще одну бутылку такого же «лимонада». Потирая лоб и запихивая ее во внутренний карман распахнутого кителя, он внимательно уточнил общее состояние и настроение командира:

– Ты как? Стоять можешь? Вижу. А идти? Понял. Стой! Р-раз, два! Только сильно не топай.

Ночной воздух немного освежил и помог прийти в себя, хоть и ненадолго. Дежурный по взводу, который стоял в начале лестницы перед спуском в блиндаж, шумно принюхался, сокрушенно вздохнул и, поправив автомат на плече, привычно зашагал по периметру небольшой утоптанной площадки перед подразделением. Оружие они не взяли, но прапорщик шел уверенно, и это вселяло надежду на удачное продолжение банкета без всяких выстрелов и прочего такого, машинально отметил про себя лейтенант и прибавил шагу, догоняя вырвавшегося вперед подчиненного.

– К-куда мы? Зачем? – догнал он наконец Подпоручика, качаясь, уцепился за его плечо и, нащупав спасительный погон, который не дал упасть, сразу успокоился, так и не получив ответа.

– Т-тихо. Всему свое время. Йеппп…

Они шли, держась друг за друга, падали, поднимались и опять шли, не только по отлично видимой в лунном свете тропинке, но и с треском продираясь сквозь густой кустарник. Как понял лейтенант, нестройное и дерганное, но компактное движение происходило в направлении шестого или пятого постов, которое из-за слабого знания местности, ночного времени и некоторых других причин определялось с трудом. Хаотично растущая лещина вперемежку с орешником, окружающая жилую зону, внезапно закончилась, уступив место аккуратным, стройным рядам молодых кипарисов с уже знакомой романтической тропинкой немного левее оси их движения.

– Стоп, там же ваша «запретка»! – вскинув непослушную голову, до этого бессильно свисавшую на грудь, прошептал лейтенант на ухо недавнему сотрапезнику.

– Ага, «запретка», но не для всех, ты в обойме.

– К-какой обойме? Товарищ прапорщик, п-а-а-прашу выясняться точнее…

Повернув правее и оставив аллею в тылу движения, они вышли на небольшое открытое пространство, плотно окруженное кипарисами и густыми, кажущимися непроходимыми зарослями орешника. Затуманенному взору лейтенанта окруженная четкими, резкими в ярком лунном свете тенями, искажающими и так запутанно воспринимаемую действительность, предстала земляная, в человеческий рост насыпь, окруженная забором из инженерных кольев, с натянутой между ними «колючкой». На одной из опор висел знак радиационной опасности, резко выделяющийся своим желтоватым, отличным от лунных бликов окружающих предметов свечением. Прапорщик уверенно толкнул металлическую рамку калитки под знаком, и где-то что-то далеко и еле слышно запищало и сразу смолкло. Почти касаясь плечами осыпающихся стенок, они прошли узкий проход, который вывел их в небольшое, размером с половину баскетбольной площадки свободное пространство, окруженное высокими отвалами земли, прямо в середине которого темнел овал люка, с откинутой крышкой и ступеньками, ведущими вниз, в сгущающуюся темноту. Прапорщик освободил свой погон от ладони лейтенанта, взял его под локоть и подтолкнул вперед.

– Спускайся, только осторожно, – подождал, пока тот, неуверенно покачиваясь, развернулся спиной вперед, нащупывая ногами ступеньки и держась руками за лестницу, скрылся в проеме, а потом намного быстрее и увереннее спустился за ним и аккуратно, стараясь не шуметь, закрыл люк.

Мрак кромешный заполнил все окружающее пространство и внутри и снаружи лейтенанта, заставив его широко раскрыть ничего не видящие глаза и немного занервничать, насколько это позволяло общее боевое состояние организма, усиленное парами алкоголя, которые принялись за него уже всерьез. Подпоручик, держа за плечо, направляя и подталкивая, развернул его почти на одном месте и упер носом в плотно закрытую дверь, обитую на ощупь солдатским одеялом, вплотную протиснулся рядом, постучал по наличнику и, не дожидаясь реакции на стук, резко распахнул ее, видимо, стремясь добиться какого-то театрального эффекта. Лейтенант, с поражающей самого себя реакцией, тут же наклонил голову, зажмурился от внезапного яркого света, и на желтом фоне просвечивающих век тут же запрыгали зеленые зайчики, вызвав некоторое помутнение сознания, потерю ориентации в пространстве, головокружение и неотвратимо подступающую тошноту, но он храбро и твердо, широко раскинув руки, схватился за полотно двери и косяк, шагнул вперед, собрался с силами и осторожно, одним могучим усилием воли поднял затуманенный взгляд.

На него, почти в упор, смотрели большие зеленые прекрасные глаза в ореоле длинных пушистых ресниц, как никогда раньше близкие и до… гррм… знакомые. Немного отклонив голову назад, чтобы охватить прекрасное видение целиком, он успел отметить и рыжие волосы, собранные на затылке в длинный хвостик, и непослушный локон, который выбился из прически и закрыл правое, просвечивающее на свету розоватое ушко, стройную фигуру и даже руку на бедре в той же вызывающей позе. В блиндаже было жарко и душно, и видимо, поэтому та девушка из «Союзпечати» была не совсем одета, а вернее совсем не одета, голая, стало быть…

В результате оценки ситуации и, как следствие, вывода о невозможности существования увиденного, лейтенант отшатнулся и, ощущая спиной крепкий тыл в виде дверного косяка, медленно осел на пол. Перед погружением в спасительную темноту он услышал звук хлесткой пощечины, но боли не почувствовал и, решив выяснить данное недоразумение после, отключился окончательно тут же, но в ускользающем сознании мелькнула не по годам мудрая мысль, что самое верное средство забыть одну девушку – это повстречать другую.