Текст книги "Политика Российской Империи на Среднем Востоке во второй половине XIX в."

К 1900 г. благодаря активизации предпринимателей центральной России и поддержке их усилий отечественным дипломатическим и финансовым аппаратом, империи удалось прочно закрепить за собой тканевый потребительский рынок в северной и частично центральной части Ирана, включая Тегеран, Кашан, Керман и Иезд. Ситцы, бархат, кисея, парусина, и прочие ткани, производимые на фабриках Саввы и Захара Морозовых, Викулы Морозова, Щербаковых, Данилова, Баранова, Третьяковых, Рабинека, Коншина, Фанфилова, стали обычным товаром на иранских базарах[152]152
  Там же. Ф. 194. Оп. 3. Д. 368. Л. 23–27.


[Закрыть]. А любопытное изделие Морозовской мануфактуры, получившее в Иране название «Чабыр Шаф», стало самым популярным на всей территории страны. Это хлопчатобумажная черная ткань, идущая на изготовление женской чадры. При этом она ни видом, ни цветом не уступала традиционным иездским шелковым чадрам, но стоила в два раза дешевле[153]153
  Там же. Ф. 194. Оп. 3. Д. 371. Л. 5об.


[Закрыть].

Развитие одного из видов торговли колониальным товаром открыло доступ на внутренние рынки Ирана и прочей продукции из России, особенно после запрета на Закавказский транзит. Наиболее успешную динамику ввоза на иранские рынки показал сахар. В 1887 г. в Иран прибыл представитель Черкасских сахарных заводов Шмелев, целью поездки которого была организация складов для продукции вышеназванных заводов в Гиляне[154]154
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1092. Л. 264.


[Закрыть]. При стоимости в 7,5 кран за батман русский сахар оказался не только конкурентным, но и единственно доступным товаром для туземных потребителей. Попытки иностранцев ввезти марсельский сахар через Багдад – Керманшах и Хамадан не оправдались, поскольку все издержки (таможенные сборы, транспортные расходы и пр.) привели к увеличению стоимости товара в 4 раза превышающей цену российского сахара[155]155
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1001. Л. 145об.


[Закрыть]. Ввоз сахара-рафинада и сахарного песка из России только через порты Лангерут и Энзели достиг к 1893 г. 524,4 тыс. пудов[156]156
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1092. Л. 226об.


[Закрыть]. Появление сахарной продукции в Хорасане вызвало очередную волну измышлений со стороны английского дипломатического корпуса. В слухах, которые активно распространялись на базаре в Мешхеде, утверждалось, что русский сахар очищается костями павших животных, к тому же «не чистых» с точки зрения религии: свиней, собак и т. п.[157]157
  Там же. Ф. 194. Он. 3. Д. 363. Л. 14об.


[Закрыть]. Однако сломить тяготение местного рынка к продукции из России британцам не удалось. В дальнейшем отечественные производители попытались расширить регион сбыта сахара. В 1902 г. для ознакомления с условиями сбыта в портах Персидского залива, Бушир посетил Г. А. Сумиевич – представитель «Всероссийского общества сахарозаводчиков»[158]158
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 1322. Л. 13.


[Закрыть].

Закрепление на иранских рынках основных товаров «колониального ассортимента» – сахара, мануфактуры и нефтепродукции, позволило к концу XIX в. прочим российским промышленникам предложить иранцам свои товары. В частности, калязинский купец и фабрикант А. Д. Погрузов, торгующий кустарными промыслами (золотые кружева и шитье, вышивка вологодских, калязинских, елецких, мценских мастеров), вошел с предложением к российской миссии в Тегеране, дать ему возможность торговать в Персидском заливе. Предложение Погрузова показательно, поскольку до этого он уже имел представительства в Антверпене, Париже, Константинополе, Ливерпуле, Нью-Йорке и Лондоне[159]159
  Там же. Ф. 194. Оп. 3. Д. 466. Л. 9.


[Закрыть]. Оно свидетельствовало, что в иранских потребителях в новых условиях были заинтересованы промышленники, традиционно ориентированные на европейские рынки. Затем, с аналогичным предложением к послу К. Э. Аргиропуло обратился одесский предприниматель Александр Паппе, который надеялся организовать в Бушире торговлю канительного золота московских фабрик[160]160
  Там же. Л. 22.


[Закрыть]. В 1900 г. на рынки арабских провинций Ирана стали поставляться товары «Саратовского костомольно-клеевого общества»[161]161
  Там же. Л. 35.


[Закрыть]. Заинтересованность в расширении торговли российских предпринимателей, позволила в 1901 г. открыть в бассейне Персидского залива специальную комиссионерскую контору, защищать интересы которой взял на себя обязательство Северьян Яковлевич Косых[162]162
  Там же. Ф. 194. Оп. 3. Д. 474. Л. 2.


[Закрыть].

Предпринимательская инициатива, подкрепленная государственной поддержкой, не замедлила сказаться на росте товарообменных операций. Так, в 1901/02 финансовому году общий товарооборот шахского государства с иностранными державами достиг 449,2 млн кран, из которых ввоз в Иран составил сумму 298,6 млн кран, а вывоз 150,6 млн кран[163]163
  РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 3. Д. 8. Л. 1.


[Закрыть]. Из этого количества Российская империя ввозила товаров на 113,7 млн кран, и вывозила на 88,4 млн кран[164]164
  Там же. Ф. 7590. Оп. 2. Д. 156. Л. 8.


[Закрыть], то есть российская сторона удовлетворяла 38 % емкости внутреннего рынка Ирана, и потребляла 58,7 % всего иранского вывоза. К 1903 г. ввоз российских товаров в Иран достиг 27,4 млн руб. (493,2 млн кран), а вывоз – 26,5 млн руб. (477 млн кран)[165]165
  Там же. Ф. 413. Оп. 2. Д. 575. Л. 2об.


[Закрыть]. Наиболее доходными статьями для российского ввоза являлись керосин – 1 489 000 пудов, нефтепродукты – 1 690 000 пудов, железные и скобяные изделия – 63 000 пудов, а для вывоза – традиционные иранские товары – рис (3 182 000 пудов) и сухофрукты (2 195 000 пудов)[166]166
  Там же. Л. боб, 8, Юоб, 11.


[Закрыть].

Обратной стороной укрепления взаимовыгодного сотрудничества в торговой сфере стало сокращение приграничного незаконного торга. На ликвидацию контрабандной торговли Российской империи потребовалось не одно десятилетие, причем не столько путем организации погранично-таможенной стражи, сколько благодаря созданию приемлемых условий торговли, заинтересовавших туземных коммерсантов. Несмотря на различные капитуляции в торговых отношениях, сбывать свою продукцию в Россию стало выгодно иранскому купечеству. Тенденция, зародившаяся в конце XIX в. стала особенно заметна в предвоенные годы. Устойчивый и возраставший спрос на основные статьи иранского вывоза способствовал возрастанию стоимости товаров в среднем в 2,5 раза за последние 5 предвоенных лет[167]167
  Там же. Ф. 413. Оп. 2. Д. 575. Л. Юоб, 11об.


[Закрыть]. Иранские коммерсанты к 1914 г. стали стремиться вести свои торговые операции цивилизованными методами. И хотя контрабандная торговля полностью не прекращалась никогда, ее доля по свидетельству внешнеторгового ведомства РСФСР, не превышала 4–5 % от общего товарообмена между двумя странами[168]168
  Там же. Ф. 413. Оп. 2. Д. 791. Л. 23.


[Закрыть].

Таким образом, можно констатировать, что только к последней четверти XIX в. российские власти осознали необходимость выработки четкой экономической программы, которая бы сочетала предпринимательскую инициативу и трезвый государственный расчет. Благодаря разумной протекции непосредственным производителям центральной России удалось не только восстановить свое влияние на северо-иранских потребительских рынках, но и приступить к закладке основ взаимоотношений с соседними регионами. Иран превратился не только в объект собственной экономической экспансии Российской империи, но и в плацдарм для ее расширения.

Глава II. Выход России из внешнеполитического кризиса на Среднем Востоке в последней трети XIX в.

§ 1. Политические маневры русской и британской дипломатии в Иране в 50-70-е гг. XIX в.

Вторая половина XIX в. ознаменовалась обострением русско-английского соперничества за влияние на государства Среднего Востока. Прежде всего, британская дипломатия попыталась на почве взаимной антироссийской неприязни и боязни «оживить» естественное соперничество сопредельных с Россией государств: Османской империи, Ирана и азиатских ханств. С 50-х гг. XIX в. британские власти стали прилагать усилия для сближения позиций восточных государств и укрепления политических связей правительства Османской империи с иранскими и азиатскими структурами. Английские консулы в турецких городах не без успеха пытались установить доверительные отношения с представителями шахского дипломатического корпуса. Консул империи А. Озеров в г. Смирна, отмечая возросшую активность британских дипломатов, в личном письме Льву Григорьевичу Сенявину писал в апреле 1852 г.: «Влечение островитян к Ирану выказывается и здесь. Персидский дипломат-торговец является довольно часто с подобострастными «селямами» к С. Стратфорду»[169]169
  АВПРИ. Ф. 161/4. Оп. 729/2. Д. 133. Л. 24.


[Закрыть]. В газете «Uimpatrial», издаваемой в Смирне на деньги английского консульства, весной 1852 г. вышел ряд статей с употреблением «всевозможного красноречия» о выгоде для Ирана сближения с Османской империей. Озеров считал, что главная цель маневров британской дипломатии – урегулирование турецко-иранских пограничных споров, что повысит влияние «Foreign office» на внутрииранские дела. Российский консул был убежден, что после удовлетворительного разрешения для англичан египетского вопроса, Каннинг непременно «примется за турецко-персидский вопрос» (Ч. Стратфорд-Каннинг исполнял обязанности Посла Великобритании в Стамбуле с 1841. – О. Н.)[170]170
  Там же. Л. 24об.


[Закрыть].

Аналогичные шаги стали предприниматься в отношении азиатских ханств, граничивших с иранскими провинциями. В апреле 1850 г. брат известного консула Томсона, также поступивший на дипломатическую службу, совершил очередную поездку по северным провинциям Ирана, включая Астрабад. Как доносил консул Черняев послу Долгорукому, английский агент делал картографическую съемку острова Ашур-Аде, включая планы построек, а затем попытался на туркменской лодке попасть и на сам остров[171]171
  Там же. Ф. 194. Оп. 1.Д. 319. Л. 11


[Закрыть]. Не обошли вниманием и организованные на Гязском берегу склады торговой компании, где Томсон «сев в кустах снимал вид находящихся там амбаров»[172]172
  Там же. Л. 11 об.


[Закрыть].

Целью всех этих поездок была дестабилизация ситуации в провинции и сопредельных территориях и попытка организовать антирусские вступления. По мнению британской дипломатии, сложности в акватории юго-восточного Каспия не позволят Петербургу приступить к планомерным шагам по налаживанию отношений с соседними регионами – Закаспийским краем и Гератом. В начале 1851 г. не без участия англичан, начались новые клеветнические нападки на форпосты России в Астрабаде – склады Московского торгового дома и ашурадинское крейсерство. Возможно, ради того, чтобы показать, что защита России ничего не стоит, а скорее всего, чтобы подавить прорусскую ориентацию иранцев и туркменских племён, в январе 1851 г. на склады Московской торговой компании в Астрабаде было совершено военное нападение[173]173
  Там же. Л. 206.


[Закрыть]. Участие в налете приняли как иранцы, так и некоторые подкупленные туркменские старшины. Командующий русской эскадрой военных судов в Астрабадском заливе в рапорте послу Долгорукому от 16 апреля 1851 г. доносил, что новый наместник Астрабада принц Мехди-Кули мирза является инициатором таких антирусских выступлений. По его наущению были захвачены и посажены под арест люди, которые пытались вести дела с коммерсантами из России. Несмотря на наличие сопроводительных документов и билетов крейсерства, разрешавших вести торговлю, киржимы старшины Кадьтр Магомед Ниязова, были арестованы в Мазандеране. Попали под арест все купцы, сопровождавшие груз, а товар на 600 червонцев был конфискован[174]174
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 168. Л. 228об.


[Закрыть]. Кроме того, принц подговаривал ряд туркменских старшин организовать нападение на морскую станцию. Тех старшин, которые участвовали в набегах на русские поселения, Мехди-Кули мирза наградил халатами и разными подарками. Но самое неприятное проявилось в том, что принц выдал на расправу англофильско настроенной толпе ранее задержанных туркмен прорусской ориентации[175]175
  Там же. Л. 228.


[Закрыть].

После начала военных действий англо-французского корпуса на Черном море, в марте 1854 г. Астрабад стал объектом особого внимания. Сюда прибыл доверенный человек английского поверенного в делах в Тегеране – Мохаммед бек. Поводом для приезда, как это не раз случалось прежде, стала «закупка лошадей» для нужд английской миссии. Первым делом Мохаммед бек встретился с местным губернатором Мохаммед Вали ханом и главными чиновниками Астрабада. Попытка русского консула прояснить цель приезда Мохаммед бека и тему его бесед ни к чему не привела. Мохаммед Вали заявил, что вообще не видел данного человека[176]176
  Там же. Ф. 194. Он. 1. Д. 500. ЛЛ. 80.


[Закрыть]. Затем Мохаммед бек дважды отправлялся вглубь туркменских степей.

Несмотря на то, что английский порученец стремился сохранить свои действия в степи в тайне, его заметили верные Российской империи туркмены и донесли о его пребывании начальнику астрабадской морской станции[177]177
  Там же. Л. 79.


[Закрыть]. Спустя всего 4 дня после отмеченных событий, был совершен налет на береговые поселения и склады русской компании между Атреком и Гязью. Капитан-лейтенант Большов, посланный на корабле для пресечения грабежа, был немало удивлен, что в налете приняли участие не только атрекские туркмены (постоянные участники пограничных инцидентов), но и отряд из 50 человек степных туркмен[178]178
  Там же. Л. 77–78.


[Закрыть].

Летом 1854 г. туркменские старшины Кадыр хан и Нияз Дурды, близкие к крейсерству доносили, что в глубине степей действует английский агент, который старается вооружить туркменских ополченцев против русского экспедиционного отряда[179]179
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 500. Л. 75.


[Закрыть]. По наведенным консульством справкам выяснилось, что означенный агент есть ни кто иной, как небезызвестный служащий английской миссии Мохаммед бек. За время пребывания среди туркменских племён Мохаммед бек сумел заручиться поддержкой Ага-хана, одного их видных старшин, который заверил его в неизменной дружбе с Великобританией. Из иных источников командующему Астрабадской станцией капитан-лейтенанту Свинкину стало известно, что руководство деятельностью Мохаммед бека осуществляется непосредственно английским консулом в Астрабаде[180]180
  Русско-туркменские отношения в XVIII–XIX в. Ашхабад, 1963. С. 437.


[Закрыть]. Когда факт союза англичан и Ага-хана стал известен иомудскому старшине Кадыр хану, тот пообещал изловить Мохаммед бека и прислать в Россию[181]181
  АВПРИ. Ф. 194. Оп. 1. Д. 500. Л. 93об.


[Закрыть].

Особое внимание британцами было уделено Кашгарии. Включенная в 1760 г. в состав Синь-Цзянской провинции Китая, Кашгария давала цинской империи серьезный повод для беспокойства своим стремлением избавиться от иноземного господства. Очередное восстание местных мусульман против китайской администрации завершилось 1868 г. образованием независимого государства. Во главе государства встал Якуб-бек, провозгласивший себя эмиром и принявший почетный титул «аталык гази». Поскольку Кашгария на юге и юго-западе примыкала к Кашмиру и Афганистану, а на северо-западе к русским владениям в Туркестане, она представляла существенный интерес и для России, и для Великобритании. В декабре 1868 г. в Кашгарию прибыл английский разведчик Шоу, через два года за ним последовал Д. Форсайт. Англо-индийские власти были заинтересованы в установлении через Кашгарию связей с Восточным Туркестаном, Бухарой и Кульджей. Англо-индийские власти надеялись возродить нефритовые промыслы Хотана, и наладить сбыт манчестерских тканей на рынках Яркенда и Кашгара. В свою очередь отсюда было возможно наладить вывоз «татарской» шерсти, пользующейся старинной славой. С начала 70-х гг. XIX в. сюда стали поступать оружие и пребывать офицеры из состава индийской армии: строевые командиры, военные инженеры, телеграфисты, полицейские инструкторы и др.[182]182
  Штейнберг Е. Л. История британской агрессии на Среднем Востоке. (От французской буржуазной революции до Второй мировой войны). М.: Воениздат, 1951. С. 117–118.


[Закрыть].

Одновременно в Константинополе началась усиленная обработка дипломатических представителей азиатских ханств. По сообщению Игнатьева, под предлогом «культурного» общения участились встречи азиатов с англичанами и младотурками. «Представители этих государств в Константинополе часто собираются у бывшего министра народного образования Ахмед Вефика эффенди, – писал Игнатьев, который, под предлогом подготовки словаря турецко-персидских диалектов, занимается всем, что относится к Средней Азии. А так как известно, что политические взгляды Ахмед Вефика проникнуты симпатией к Англии, то можно легко разгадать, в каком смысле обсуждаются интересы Средней Азии на этих собраниях. Установлены сношения с Вамбери[183]183
  Арминий Вамбери (1831–1913) – венгерский путешественник и востоковед, был тесно связан с английскими консервативными кругами и британской разведкой. Был убежден, что овладев Туркестаном, Россия будет не в состоянии «устоять против соблазна продвинуться дальше, в Афганистан или Северную Индию».


[Закрыть] и различными английскими путешественниками… и пытаются убедить мусульман в том, что Великобритания истинная защитница исламизма и что в этом отношении между интересами англичан и интересами Турции существует глубокая солидарность»[184]184
  РГВИА Ф. ВУА. Д. 6853. Л. 84.


[Закрыть].

Серьезные усилия британская дипломатия приложила к развитию коммерческого успеха, достигнутого в североиранских провинциях к концу 40-х гг. XIX в. Чтобы окончательно дискредитировать Российскую империю и полностью подорвать доверие к ее коммерческим инициативам и торгово-производственным возможностям, на Тавризский рынок было выброшено большое количество фальшивых российских полуимпериалов (1 полуимпериал = 8 туманам). Нельзя сказать, что изготовление поддельных денег никогда не встречалось в северном Иране. Отнюдь, просто раньше подделки было легко вычислить. Так, еще в 1833 г. хойские жители Калбалай Мохаммед и Усеин Хасан занялись распространением фальшивых монет. Иранских граждан арестовали и сослали в Сибирь[185]185
  АВПРИ. Ф. 194. Оп. 1. Д. 80. Л. 7.


[Закрыть].

Простота, с какой выявили фальшивомонетчиков, объяснялась несовершенством технологического процесса, который использовали местные «умельцы». Ведь в этот период в Иране несовершенным было изготовление и настоящих денег на государственных монетных дворах. Вот как описывал производство в Бальфруше российский историк и путешественник Мельгунов. «Бальфрушский монетный двор имеет довольно оригинальный вид и войдя в него нечаянно, трудно даже и понять с первого взгляда, чтобы здесь чеканилась государственная монета. Так на первом плане около ворот, большею частью открытых, встретится разведенный на земле огонь с жаровнею, перед которой сидит «уста» – «мастер»; около него стоит корова, вокруг бегают куры. Мастер этот накаливает в жаровне серебряную или золотую проволоку и в тоже время кормит соседей своих чуреком или ячменем. Впереди на открытой площадке двора другой «уста» держит в одной руке кальян, из которого тянет дым, другой он набивает штемпель на рубленые кружки, и отбрасывает в груду древесных опилок…». В итоге «между сотнями персидских монет и трудно найти даже одну круглую, на которой вышли бы надлежащим образом все буквы»[186]186
  Мелькунов Г. Указ. соч. С. 144–145.


[Закрыть]. При таком уровне местной технологии отличить монеты, изготовленные кустарным способом, от произведенных на станках Петербургского монетного двора не составляло труда.

Новые фальшивые деньги на вид были почти неотличимы от настоящих. Только при распиливании такого фальшивого полуимпериала оказывалось, что внутри не сплошное золото, а пластина серебристого металла, лишь покрытая тонким слоем золота[187]187
  АВПРИ. Ф. 194.Оп. 1.Д. 517. Л. 45.


[Закрыть]. В обиходе подделки можно было отличить «по звуку при падении их на что-либо твердое». При этом консулами было замечено, что они поступают в Решт и Тавриз из Тегерана, где многие коммерсанты были связаны и индийскими компаньонами. Консул Ханыков был уверен, исходя из качества работы, что эти монеты «есть произведение английского мастерства»[188]188
  Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 336. Л. 5об.


[Закрыть]. Аналогичное мошенничество попытались организовать и в Тифлисе. Но, не имея мощной производственной базы, фальшивые полуимпериалы получились «гораздо грубейшей подделки»[189]189
  Там же. Л. 2.


[Закрыть].

Чтобы перекрыть поступление фальшивых монет на внутренний рынок империи, Астраханские власти были вынуждены отдать распоряжение всем консулам в северных провинциях Ирана никакой монеты кроме русской не принимать. Это была вынужденная и не популярная мера, которая вызвала недовольство коммерсантов, ведущих свои операции на местном рынке с российскими товарами. Обычно консулы империи всегда принимали участие в обмене валюты, зачастую искусственно поддерживая высокий курс рубля (1 туман = 10 руб.)[190]190
  Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 335. Л. 1-1об.


[Закрыть].

Во время Крымской войны, британское консульство пыталось уронить и политический престиж России, с большой помпой празднуя военные успехи коалиции против российских войск. Так, после взятия Малахова Кургана англичане и турки попытались отметить это событие фейерверками и банкетом, на который позвали всех иранских чиновников, видных купеческих старшин и представителей духовенства[191]191
  Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 460. Л. 59


[Закрыть].

Отдельным направлением британской дипломатии следует признать укрепление связей с местным шиитским духовенством, особенно с той ее частью, которая пострадала в период правления Эмир Низама Феррахани (мирза Таги хан). Эмир Низам занявший пост первого министра при Наср эд-Дин шахе был активным противником вмешательства духовенства в государственные дела. На его позицию, как раз, во многом влияла связь шиитских лидеров с британской миссией в Иране. В частности позиция имам-джума (глава всех духовников Тегерана) мирзы Аболкасема, который неоднократно писал о своей преданности лорду Пальмерстону[192]192
  Новая история Ирана. Хрестоматия. С. 115.


[Закрыть]. Эмир Низам был прекрасно осведомлен об этих связях и видел в них угрозу для намеченной программы модернизации страны. Не случайно, что свое недовольство первый министр высказал именно английскому консулу Стивенсу Проводя исторические параллели, в беседе с англичанином мирза Таги хан заявил: «Османское правительство только тогда смогло возродить свое значение, когда покончило с господством мулл»[193]193
  Там же. С. 114.


[Закрыть].

Здесь следует отметить, что реформы, проводимые первым министром, в определенной степени устраивали российскую дипломатию, особенно те, которые подрывали влияние мулл на политическую жизнь страны. При Эмир Низаме была основана газета «Вагайе Эттифагие» (Хроника событий), в которой публиковались новости европейской культуры. В ней, в частности, публиковались статьи: «О совещательных ассамблеях европейских государств»; «Политическое положение Европы»; «План прорытия Суэцкого канала и его история»; «Строительство железных дорог»; «Исследование в области астрономии и колец планеты Сатурн»; «Фабрики Манчестера» и др. Большое внимание уделялось распространению медицинских книг, в особенности посвященных борьбе с оспой и холерой, периодические вспышки которой уносили десятки тысяч жизней[194]194
  Там же. С. 113.


[Закрыть]. Правительству в Петербурге импонировало, что для подготовки собственных специалистов первый министр избрал именно российские учебные заведения и мастерские. В частности, группа рабочих и мастеров поехали учиться в Москву и Петербург кондитерскому, хрустальному, плавильному, столярному и кузнечному делу, и только 2 человека из Кашана отправились в Стамбул на шелкопрядильные фабрики[195]195
  Там же. С. 114.


[Закрыть].

Установление доверительных отношений и помощь в формировании корпуса национальных специалистов значительно повышали авторитет империи в глазах иранской власти и, соответственно, в определенной степени дискредитировали британскую дипломатию. Поэтому трудно согласиться с утверждением Л. М. Кулагиной, что реформы Эмир Низама тормозились Российской миссией[196]196
  Кулагина Л. М. Попытки модернизации государственного управления Ирана во второй половине XIX века// Особенности модернизации на мусульманском востоке. Опыт Турции, Ирана, Афганистана, Пакистана. М., 1997. С. 95–113.


[Закрыть].

Напротив, реформы, начатые во времена Эмир Низама, были провалены в результате заговора, который созрел из союза английских дипломатов и связанного с ними шиитского духовенства. Такой точки зрения придерживался известный иранский исследователь Табари. Он считал, что заговор созрел «между английским посольством, матерью шаха Махди Улия, имам-джума Тегерана, племянником бывшего имам-джума Мир Мохаммед Мехди и претендентом на пост садр азама Ага ханом Нури, который пустил в ход клевету, будто бы Амире Кабир является ставленником русских»[197]197
  Цит. по: Новая история Ирана. Хрестоматия. С. 116.


[Закрыть]. Это подтверждает и вывод другого исследователя М. Рустема о том, что англичане воспользовались тем фактом, что сам Наср эд-Дин был крайне непоследователен, жаден до денег, властолюбив и крайне жесток[198]198
  Рустем М. Персия при Наср эд-Дин шахе (с 1882 но 1888). СПб., 1897. С. 73.


[Закрыть]. Здесь важно обратить внимание на тот факт, что и до, и во время исполнения обязанностей Эмир Низамом, и после его смещения связи английских дипломатов и духовенства не прерывались. «Foreign office» намеренно шел на расширение таких связей в надеже использовать духовных лидеров в борьбе с русским влиянием в стране. Поэтому попавшие в опалу во времена мирзы Таги хана лидеры исламских общин переехали на территорию Месопотамии (в Кербелу, Неджеф и Казимию), где в этот момент был сформирован специальный центр помощи.

Английский посланник Макдональд требовал у Лондона средства для поддержки шиитских проповедников, обосновавшихся в Месопотамии. Среди беженцев значился и печально известный своим участием в гибели российского посла в Иране А. С. Грибоедова – бывший шейх уль-ислам Ирана – хаджа мирза Месих. Эти требования были услышаны, и с середины XIX в. для данных нужд был создан специальный фонд, так называемый «Вакф Ауда». В 1851 г., чтобы придать благовидный характер всем этим мероприятиям, среди мусульманского духовенства был распущен слух в соответствии с которым, покойный индийский раджа Ауда якобы передал свое имущество в вакф, доходы от которого должны были распределяться среди духовенства. Попечителями фонда выступали английские дипломаты – посол Великобритании в Тегеране и генеральный консул в Багдаде[199]199
  Очерки повой истории Ирана (XIX – начало XX в.). С. 47.


[Закрыть]. К помощи этого фонда прибегали всякий раз, когда следовало поддержать попавшего в опалу сторонника. В частности этими услугами воспользовался глава тегеранской общины после того как его за активные антироссийские выступления стал преследовать Эмир Низам. К началу XX в. через Багдадского консула денежные вливания шиитским (английским) представителям достигли очень большой суммы. По сведениям консула в Багдаде Н. С. Адамова «помощь» достигла 40 тыс. руб. золотом ежегодно[200]200
  АВПРИ. Ф. 151. Оп. 482. Д. 366. Л. 8.


[Закрыть].

Сохранить к окончанию Крымской войны свой авторитет и влияние на туземную администрацию и купечество северных провинций Ирана России удалось с огромным трудом, путем крайнего напряжения сил. Постоянное политическое давление со стороны англичан, неразбериха в окружении шаха, порождали чувство бессилия и неверия в положительные перспективы. В письме Е. П. Ковалевскому Н. Аничков писал: «Я чаю до того дошел, что совсем ни в чем не верю персиянам. Исключаю из этого правила только лично шаха, да и то верю, что он любит государя и Россию только больше чем все прочие государства…»[201]201
  Там же. Ф. 161/4. Оп. 729/2. Д. 57. Л. боб.


[Закрыть]. Крайнее нервное истощение стало сказываться на здоровье отечественных дипломатов. Так у консула Лаговского, которого перевели первым секретарем Миссии в Тегеран из Астрабадского консульства в декабре 1854 г. случился инсульт. Как он сам доносил в Петербург, случился с ним «припадок нервического паралича», в результате которого на 2 недели отнялась рука, нога и язык[202]202
  Там же. Л. 35.


[Закрыть]. Единственным спасением, по его мнению, была работа: «Одна только усиленная деятельность мешает мне впасть в совершенный маразм»[203]203
  Там же. 35об.


[Закрыть]. Именно это упорство отечественных дипломатов, несмотря на все затраты и потерю политических дивидендов, сохранило позиции империи в северных провинциях Ирана.

Следует отметить и тот факт, что на протяжении многих десятилетий консульская служба империи строилась на обязательных тесных контактах с представителями туземной администрации. Такой подход был заложен еще в XVIII в. в инструкциях вновь создаваемому в Иране консульскому аппарату. Особое внимание российской дипломатии традиционно уделялось установлению доверительных отношений с представителями шахской власти, что до некоторой степени компенсировало рост влияния английского консула на общественное мнение в провинции. В начале 50-х гг. XIX в. как раз такие отношения установились у российского представительства с каиммакамом Тавриза. Консульство нередко прибегало к его помощи, в том числе и для политических демонстраций. В частности, именно каиммакам отменил запланированные английским и турецким дипломатами фейерверки по поводу празднования военных успехов под Севастополем, попутно запретив являться на банкет всем своим подчиненным[204]204
  Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 460. Л. 59.


[Закрыть]. Напротив, когда русские войска взяли Каре, именно каиммакам поддержал идею организации фейерверка, и довел приглашение консульства империи на прием до сведения всех чиновников.

Помимо демонстрации политической поддержки России, каиммакам оказывал и услуги в коммерческой деятельности империи в провинции. Такие отношения вызывали зависть со стороны англичан. Консул Эббот в 1855 г. неоднократно жаловался, что каиммакам занимается исключительно русскими делами и предупреждал, «что привязанность его к одной державе не принесет ему пользы». В это же время в Тегеране британский посланник хлопотал о смещении каиммакама и его замене. В качестве кандидата на этот пост предлагался бывший мостоуфи оль мемалек (управляющий финансами. – О. Н.), которого по совету русской Миссии сместил с должности первый министр[205]205
  Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 461. Л. 2.


[Закрыть].

Нельзя сказать, что доверительные отношения имперских и местных чинов играли на руку исключительно российской стороне. Безусловно, благодаря провинциальной администрации удавалось блокировать многие британские инициативы. Так, посла Великобритании Мюррея, приехавшего в Тавриз «на охоту», по настоянию русского консула не пустили в район оз. Урмия. Дело в том, что в конце 1856 – начале 1857 г. эта провинция была охвачена волнениями. Американские миссионеры, которые занимались проповеднической деятельностью в этом районе, донесли консулу Ханыкову в Тавриз, что волнения среди курдов было делом англичан. Из их сообщения следовало, что английский консул в Моссуле Рассам потратил на эти цели немалые деньги, специально присланные правительством Великобритании[206]206
  Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 462. Л. 20об.


[Закрыть]. Нагнетать обстановку в пограничных районах было не выгодно российской стороне, поэтому под благовидным предлогом (отсутствие лодок и должного сопровождения) Мюррею отказали в поездке. Провалом закончилась и попытка организовать «охоту» в Карадаге. Мехмендар (проводник и переводчик. – О. Н.) отказался ехать к туркменам, заявив, что «ему приказано от своего правительства проводить английскую миссию через персидские владения до границы, и что поэтому он не считает себя вправе сопровождать английскую миссию на охоту»[207]207
  Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 460. Л. 17.


[Закрыть].

С другой стороны, когда 2 января 1857 г. в Тавризе стали читать шахский фирман о начале военных действий против англичан и стали собираться ополченцы, Ханыков сумел ловко удержать местные власти от «ура-патриотического» порыва. Он убедил каиммакама, что не стоит в такое смутное время оставлять провинцию без армии. Сам Ханыков в донесении в миссию объяснял свои действия несколько иначе. Он был убежден, что «вряд ли из 100 человек, десять решились бы действительно идти на войну»[208]208
  Там же. Ф. 144. Оп. 488. Д. 462. Л. 1об.


[Закрыть], но такой порыв мог стать поводом в худшем случае для военного вмешательства англичан в дела Азербайджана, в лучшем – дать предлог для отрешения каиммакама от должности.

В свою очередь нельзя не признать, и наличие собственных заслуг, которые в значительной степени нивелировали антироссийские выступления британских дипломатов. Так, в Астрабадском заливе заложить основы фундамента доверия к целям Российской империи удалось с помощью широкой гуманитарной практики. Этому, в частности, способствовала деятельность военных врачей, которые с 1847 г. приняли на себя решение задачи медицинского обслуживания местных жителей. Первоначально лечили жителей прибрежных деревень, затем горожан из Астрабада.

Бесплатные услуги и высокий процент выздоравливающих пациентов легли в основу складывающейся атмосферы доверия между русскими и местными жителями. Командир военных судов справедливо полагал, что подобная благотворительная деятельность весьма полезна «для большего сближения с туземным народонаселением»[209]209
  Там же. Ф. 194. Оп. I. Д. 238. Л. 381–382.


[Закрыть]. В 1847 г. на поездки лекаря и комплектования походной аптеки из фондов дипломатической миссии императором было разрешено тратить до 150 золотых червонцев[210]210
  Там же. Ф. 194. Оп. 1. Д. 323. Л. 71.


[Закрыть]. Инициатива врачей астрабадской морской станции легла в основу отдельного направления российской внешней политики – гуманитарной и просветительской деятельности за рубежом.