Текст книги "Крах атамана"

– Он и сам не знал. Хоть влез напоследок да хоть пару своих, надежных, сумел к Тараеву взять. Говорю же, Яшка помог навинтить! Да… Хорошо хоть силушкой я пока не обижен! Хотя… Ежели б портной на ночь ставни закрыл, – вряд ли бы я раму вынес!

– Слышь, Константин… Надо заткнуть рты говорливым твоим людишкам. Тем, что попались. Лукьянову и поручи. Навались с гневом, мол, виноват ты, так-растак, исправляй дело. Тому, кто продался уголовному розыску, – смерть! Ты же так своих настрополил? Иль уже по-другому думаешь?

– Мое слово – кремень! И без Тимки человек при арестной команде есть надежный. Пусть покрутится! Как Калача и его свору, всех этих говорунов заделает и – точка! А Лукьянов на подстраховке будет. Ему поручу, чтоб протолкнул на конвой моего человечка… Вот только бы этих говнюков побыстрее от сыскарей в тюрьму взялись бы забирать… Ну а дорожка в острог для них последней и станет…

Ситуация с арестованными ленковцами оказалась ещё более благоприятной, чем предполагали Бизин и Ленков. Из арестного помещения Читинской городской милиции семерку арестованных, обвиняемых в убийстве и ограблении Гомбоева и Лосицкого, следователи потребовали направить для дальнейшего дознания в 5-й уездный участок, по территориальной принадлежности.

Поэтому Лукьянов, зная обстановку в участках, не сомневался, что снова конвой будет сборный. И переговорил, между делом, с помначем гормилиции Арказановым. Дескать, народец придется к нему конвоировать отчаянный, надо и надежный конвой, с опытом. Вон, в январе, у этого, как его, Кривоноса, что ли, и муха не улетела…

«Телефонограмма № 97 22/III-22 г.

Правительственному инспектору Нармилиции Забайкальской области

Прошу о назначении и командировании конвоя в составе 8-ми милиционеров для сопровождения арестованных из Угрозыска в 5-й участок Читинской уездной милиции, препровожденных начальником Читинской уездной милиции для производства дознания по делу убийства и ограбления гр. Лосицкого на 913 версте и бурята Гомбоева Даши на Витимском тракте. Начугрозыска Фоменко.

Телефонограмма № 6

От правительственного инспектора народной милиции Забайкальской области – начальнику отделения Уголовного розыска

На Вашу телефонограмму за № 67 от 22/III-22 г. сообщаю, что просимого конвоя для сопровождения в 5-й участок Читинской уездной милиции арестованных в моем распоряжении не имеется, т. к. все милиционеры заняты постовой службой при Уездной и областной милиции. Антонов.

МВД

Читинское отделение Срочно

уголовного розыска Начальнику Читинской городской

24 марта 1922 г. Народной милиции

№ 165

г. Чита

Р А П О Р Т

Представляя при сем копии телефонограмм за №№ 97 и 6, прошу о назначении конвоя в составе 8-ми милиционеров для сопровождения арестованных из Угрозыска в 5-й участок Читинской уездной милиции, т. к. во вверенном мне отделении свободных агентов для конвоя не имеется. Одновременно с сим арестованные перечислены содержанием за Вами.

Приложение: упомянутое.

Начальник отделения Угрозыска – Фоменко.

Телефонограмма № 407 24 марта 1922 года СРОЧНО

Начальникам 2-го и 3-го участков

Завтра 25 марта к 9-ти часам утра приказываю Вам выслать в Управление четыре человека вооруженных винтовками милиционеров для сопровождения арестованных в 5-й участок уездной милиции. За начальника гормилиции – Арказанов.

С П И С О К

сборного конвоя из милиционеров 2-го и 3-го участков гормилиции, определенных для сопровождения арестованных в 5-й участок Чит. уездной милиции 25 сего марта 1922 г.

1. Кривонос Трофим Захарович – надзиратель 3-го участка гормилиции

2. Кочелаев Иван Васильевич – милиционер 3-го участка гормилиции

3. Тютюнов Рафаил Павлович – милиционер 3-го участка гормилиции

4. Мальцев Коронат Евтеевич – милиционер 3-го участка гормилиции

5. Муратов Лука Митрофанович – милиционер 2-го участка гормилиции

6. Муратов Михаил Митрофанович – милиционер 2-го участка гормилиции

7. Голунов Андрей Алексеевич – милиционер 2-го участка гормилиции

8. Сергеев Иван Христофорович – милиционер 2-го участка гормилиции

Старшим сборного определен тов. Кривонос Т.З.

ИЗ ПРОТОКОЛОВ:

«1922 г. марта 26 дня нар. след. 4-го уч. Вост. – Заб. в присутствии начальника 5-го участка Чит. гор. милиции и помощника нач-ка того же участка произвел осмотр местности и трупов семи задержанных и убитых при попытке к бегству конвоем милиционеров 3-го и 2-го участков Чит. гор. милиции под командой надзирателя 3-го участка Кривоноса, при осмотре оказалось:

трупы лежат в радиусе 10 саженей один от другого на расстоянии от 3 до 6 сажень в разные стороны дороги, ведущей из поселка Чита-I в с. Кенон. Трупы лежат на земле, входящей в состав 5-го уч. Чит. уездной милиции…»

«1922 г. марта 26 дня народный следователь 4-го участка Восточного Забайкалья допрашивал нижепоименованного свидетеля с соблюдением 443 ст. Устава Угол. Судопроизводства, который на предложенные вопросы объяснил:

КРИВОНОС Трофим Захарович, гр. Приморской обл., Никольск-Уссурийского уезда, Сысоевской волости, д. Варфоломеевка, 25 лет, надзиратель 3-го уч. Чит. гор. милиции, не судился, посторонний.

По получении письменного распоряжения от начальника Чит. гор. милиции, которое приложено к делу, я с конвоем, состоящим из 7 человек, а именно: милиционеры 3-го участка Чит. гор. милиции Кочелаев, Тютюнов и Мальцев Коронат и милиционеры 2-го участка Чит. гор. милиции Муратов Лука, Муратов Михаил, Голунов и Сергеев, явился к арестному помещению, где мне и дали 7 человек, фамилии не помню, они значились в сопроводительной бумаге. Я принял их и повел по Уссурийской улице по направлению на п. Кенон. Выйдя из города, я направился с ними по дороге, которая пролегает около авиационного парка и линии ж. дороги. С правой стороны дорога открыта, а с левой невдалеке имеются разные постройки, в которых проживают какие-то бойцы. Пройдя от черты города саженей 100, арестанты бросились бежать в разные стороны. Конвой кричал: “Стой”. Я, видя, что они не останавливаются на крик “стой”, скомандовал: “Стреляй!” По открытии огня сопровождаемые все были подстреляны, и когда я подошел для их осмотра, то они были уже мертвы. О происшествии мною было доложено нач-ку 5-го участка Чит. гор. милиции лично самим. После доклада вернулся на место происшествия и ожидал прибытия судебных властей.

С моих слов записано верно, мною прочитано и подписано

Кривонос».

Народному следователю 5-го участка

Прошу выслать в суд подробную справку о судимостях убитых 25-го марта с. г. преступниках: Жежко Захар Алексеевич, Жеребцов Михаил Артамонович, Долгарев Михаил Семенович, Хобсов Абдул, Жулевич Кондратий Давыдович, Матюшенко Игнатий Иванович и Михайлов Григорий Иванович, дознание каковых лиц направлено Вам 28-го марта с. г. № 890 Наччитгормилиции.

Председатель Народно-Политического Суда Забайкальской области СОРОЧИНСКИЙ».

3

– Садись, Константин, выпьем по рюмочке за упокой души новопредставившихся рабов Божьих, – пододвинул к атаману тарелочку с солеными рыжиками покхекивающий Бизин.

– Што-то в последнее время, Андреич, забирать меня эта штука совершенно перестала, – угрюмо кивнул на бутылку Ленков.

– Невры это расшалилися, Костя, – подал голос распаренный от выпитой хани Филя Цупко, верным хвостом таскавшийся повсюду за атаманом.

– Лекарь выискался, твою мать!

Ленков схватил граненый стаканчик, опрокинул его в глотку. Шумно выдохнул, не закусывая, подпер лохматую голову левой рукою.

– Одно мне душу бередит: добраться бы до всей этой своры мильтоновской!.. Своими бы руками передушил, как кутят!..

– Чево ты, паря, так жилы рвешь, расстраиваисси почем зря! – успокаивающе откликнулся Цупко. – Силов у нас хватат, а ежели и понесли потери, так новых хлопцев навербуем сколь нада!..

– Чего-то собаки разбрехались… – Бизин сделал вид, что прислушивается, пристально глянул на Цупко, повел головою в сторону двери. – Ты, Филя, поди-ка, постой на всякий случай у калитки, послушай округу.

Тот понимающе кивнул, шумно сопя, вылез из-за стола, кинув напоследок в раззявленный рот щепоть кислой капусты. Нацепил у дверной притолоки лохматый треух и, запахивая овчинный полушубок, скрылся за ворвавшимся в двери клубом морозного пара.

– Послушай, мил-друг, старого человека…

Бизин положил сухую ладонь поверх Костиного кулака, сжавшего стаканчик

– Понятно, что сыск не дремлет. А чего ты хотел? Но в руках себя держи! Али запамятовал наш план насчет Маньчжурки?

– Да не, помню, – устало отозвался Ленков.

– Стало быть, надо и нам поспешать. Хотя, должен тебе, Костя, сказать, особенных причин для беспокойства не вижу. Наоборот, самый разворот для дела обозреваю. И людишек надо твоих взбодрить.

– Хе, взбодрить! – Ленков оторвал голову от подпорки. – В цирк-шапито или в электроиллюзион всем гамузом ввалиться?

– «Всем гамузом»! – осторожно передразнил Бизин. – Самый широкий размах налетов объяви! Чтобы сыскари забегали взад-вперед! Чтобы весь город затрясся!

– Вдарить с размахом, конешно, можно, – оживился Костя. – Но фараоны наших еще больше нашелкают.

– Всех не перещелкают! Да и что они тебе, Костя? Мясо… Для тебя-то что главное? А?

– Што? – эхом отозвался Костя, загипнотизированно глядя в глаза Бизину.

– Э-э! – сокрушенно покачал головой старец. – С чем уйдем за кордон, Костя!

– Ну, про это я помню! – самодовольно осклабился атаман. – Не все ещё, Андреич, я из этой Дэвээрии вытряс! И не всем своим обидчикам кишки распустил!..

– О, опять-таки, мил-друг, распаляешься! – укоризненно заметил Бизин. – И впрямь тебя ханька не берет. Нет, выпить рюмашку, покалякать со стариком… Кричишь, стучишь… А может, Костя, тебе буржуйского снадобья для поправки дать? Порошочек беленький… – он прикрыл глаза. – Вдохнешь крупицу – сладко! Закачает на мягких волнах, успокоит…

– Это ты небось про кокаин? – презрительно спросил Ленков. – Дурь-отрава!

– Э, не скажи… В грязной морфинилке или курильне опийной у китайцев – там это дурь-отрава! А ежели культурно, в тихой домашней обстановке…

– Не, это не по мне! – поднялся Костя. – Лучше с бабой, на перине пуховой…

– А кто ж тебя, Костя, неволит! – перестроившись, захихикал старец. – Дело, известно, молодое! Гарцуй! Только головы не теряй. Наши задумки помни… И попиковскую Шурку, уж послушай старика, обходи!..

– Ладно, Андреич. Двинем-ка мы с Филей. Спасибочки за угощенье.

– Это тебе спасибо, мил-друг, что старика не забываешь…

Когда Ленков, подхватив протрезвевшего на холоде Цупко, ушел, старец еще долго сидел за столом, машинально передвигая с места на место граненые стопки и тарелочки с остатками снеди. Мысли далеко унесли. В прошлое. То прошлое, где были они двое – красавица Сашенька и он, еще полный стати и силы. Водилась у них от пресыщения такая любовная игра – осторожно вдыхали по очереди тонкие белые ниточки кокаинового порошка с полированной столешницы, а потом… Где теперь те любовные утехи, где теперь Сашенька, где теперь все?..

– Эй, старая! – крикнул Бизин просидевшей все это время в дальней комнатке жене. – Чего ты там в темень забилась? Давай-ка, прибери тут…

Советы своего «мозга» – покряхтывающего божьего одуванчика Алексея Андреевича – Костя начал претворять в жизнь немедленно, со всей накопившейся у него злостью. Уличные ограбления, налёты на квартиры и лавки посыпались как из рога изобилия.

На Хитром острове налетчики вытрясли китайцев-бакалейщиков. Предварительно спустив хозяев в подполье, забрали всю выручку, нагребли в мешки самых дорогих товаров, перевернув лавку вверх дном. Лица нападавших, вооруженных револьверами и обрезом, были закрыты черными масками. Общего ущерба нанесли рублей на 400 золотом.

Днем раньше в центре, на улице Софийской, группа бандитов, пользуясь тем, что хозяин вышел во двор закрыть ставни, ворвалась в квартиру. Владельца – торговца Налбанзянца – ударили железным ломиком ещё у дверей, собрали всё ценное и скрылись. И хотя милиция, вызванная соседями, приехала довольно быстро, след убийц-налетчиков взять не удалось.

Спустя пару дней точно таким же способом была ограблена квартира Лапшаковых. Правда, на этот раз обошлось без жертв, но добра налетчики унесли больше, чем на 200 рублей серебром.

Случилось громкое происшествие и за городом. В трёх верстах от Атамановки в сторону речки Кручины трое вооруженных револьверами бандитов в масках из черных тряпиц остановили крестьянский обоз. За считанные минуты, грозя оружием, связали тридцать проезжих сельчан и отобрали все деньги, ценный товар, меховую одежду. На паре гнедых, которые наиболее приглянулись, грабители беспрепятственно скрылись.

На Большом Острове, у Ингоды, налётчики ограбили несколько фанз китайцев-огородников. По приметам, в фанзе Чан-Ло явно побывала сама бандитская головка – главаря налётчиков подручные несколько раз окликали Костей, описывали потерпевшие и маленького «солдатика». Преступники похитили у китайского огородника 100 рублей серебром, часы, шубы, белье.

Не прошло и суток, как грянуло новое громкое дело. На Ингодинской улице бандиты совершили вооруженное нападение на китайскую бакалейную лавку в доме Климовских. Оба торговца – китайские подданные Со-Ту-Шен и Ван-Тун-Юн – были убиты и сброшены в подпол. По свидетельству подсобных рабочих, нападавшие захватили более 100 рублей золотом выручки, нагрузили на легкие конные санки и увезли товаров на сумму в 400–500 рублей серебром. Описание преступников снова подходило под приметы бандитской головки. Причем в обоих последних случаях с китайцами свидетели описывали не только высокого «военного» и низкорослого «солдатика». Опять всплыло знакомое по приметам с убийства путевого обходчика Лосицкого описание английского френча на овчинной подкладке – неизменной одежки одного из ближайших подручных атамана бандитов Яшки Верхоленцева.

4

Тюремный «телеграф» работает четко. До обитателей Читинской тюрьмы доходили известия о новых кровавых похождениях ленковской шайки.

Узнавал почерк тех, кому он не так давно столь рьяно выправлял надежные документы, и арестант Василий Попиков. На допросы его практически не вызывали. Об истинной причине этого он не догадывался. А она заключалась в том, что сотрудники уголовного розыска во главе со своим начальником были с утра до ночи, и среди ночи, как правило, тоже замотаны расследованием всё новых и новых грабежей и налётов. Попиков же полагал, что сыскари молчат неспроста. Затянувшаяся пауза его страшила.

С другой стороны, будучи человеком самолюбивым и эгоистичным, Попиков никак не мог смириться с арестом, случившимся в результате прямого предательства ленковского подручного. Но более всего душу его терзало другое – Шурочкина измена, подлое вероломство жеребца-атамана, которому он так доверчиво предоставил кров и стол.

Все это напрочь выбило Василия Попикова из колеи. Душа металась и не находила себе места. Душа требовала мщения. Поэтому известия о безнаказанных похождениях Ленкова и его громил Попиков воспринимал крайне болезненно.

Он, стало быть, томится в неволе, кормит вшей на тюремных нарах, а его главный обидчик фармазонит как ни в чем не бывало, загребает богатую добычу, пьёт-гуляет!

Попикову отчетливо представилось, как, нагло ухмыляясь, атаман Костя появляется в его доме, лапает Шурочку, дарит ей, довольно хихикающей, какую-нибудь золотую цацку, отобранную у очередной жертвы. Ух!..

Через несколько дней, окончательно себя разбередив, Попиков затребовал свидания с «самым главным начальником угрозыска».

Дмитрий Иванович не сразу сумел выкроить время и даже поначалу пожалел, что встретился с Попиковым, потому как с порога тот развез громкую демагогию, ударился в перечисление своих былых заслуг в качестве агента информационного отдела Госполитохраны.

– Знаете, Попиков, – перебил оратора Фоменко, – эти бесценные сведения о своем героическом пути у вас ещё будет возможность изложить на суде. А пока же хотелось бы узнать, для чего вы добивались со мной встречи? Речь вроде бы шла о важной информации по шайке Ленкова, так?

Замолчавший Попиков нехотя кивнул.

– Вот и давайте говорить по существу. В вашем нынешнем положении, Попиков, это настолько важно, что, думаю, объяснять не надо. Или я ошибаюсь?

– Да нет, тут вы, конешно, правы, – скривился Попиков. – Ваша взяла, а наша не пляшет…

– Ничего удивительного в этом нет. Сколь веревочке не виться… Или до сих верите, Попиков, в победу так называемой анархистской армии Ленкова? Полноте, вы же неглупый человек! Все вот думаю – что же это вас, человека умного, рассудительного, свело с темной и тупой уголовной братией? Или за деньги продались?..

– А чего же ещё с паршивой овцы?! И не продавался я никому! Своего рода коммерция…

– На чем коммерция, Попиков! На крови людской?

– Ох, начальник! Не рви душу! Не надо этих политбесед со мной проводить, поздно!..

– А при чем тут политбеседы, если мы с вами, Попиков, о простой уголовщине говорим? Это никакая не коммерция, а одно соучастие получается с бандитами!

Попиков, свесив голову на грудь, со стоном качнулся на табуретке.

– Ненавижу! Всех! И вы – со своей моралью… Благородные! И Костя этот… Вор! Ох, вор! Всё-о украл!

Попиков внезапно уткнулся лицом в грязные ладони и зарыдал-застонал по-звериному.

– О-о-о, всё украл!!!

Фоменко подождал с минуту, потом поднялся и направился к двери, полагая, что в таком состоянии собеседник из Попикова никакой, время потрачено напрасно.

– Погоди, начальник! – окликнул его всхлипывающий Попиков. – Погоди… Я этой твари фасонистой… Военный! Кобель вонючий! Сведения у меня на ленковское отребье и вправду имеются.

Попиков успокоился, размазав остатки слез по давно немытому лицу с многодневной щетиной, которая росла у него каким-то клочками.

– Перед тем как вы меня захомутали, слышал промеж гавриков такой разговор… Неплохо, мол, потрясти больничную кассу. Особенно скуластый пацан усердствовал, Бориской его кличут, не по годам свирепого!

– Почему больницу? Какую?

– Точного адреса не намечали… Но судили-рядили так: дело выгодное и безопасное, а шуму наделает. Это ж понятно – чем больше в народе паника, тем легше другие дела обделывать…

– Что ещё знаешь? – Фоменко вернулся к столу, опустился на намертво прикрепленную к полу табуретку.

– Ещё… Про пару их хаз понаслышан. Одна на первой Чите, у некой Нюрки. Там оне часто гужуют, дербанку устраивают и гулянки. А другая берлога – на Большом Острове, по Сухотинской улице. Там тетка одна шинок держит, Дарья Храмовских, она же Щелканова… У этой шинкарки, слышал, Ленков и его окружение бывают часто, а то и ночуют после крепкой выпивки…

Больше ничего конкретного и заслуживающего внимания Попиков сообщить не смог.

Информация по бандитским квартирам и притонам, которой располагал уголовный розыск, в отношении первочитинской «хазы» совпадала – речь явно шла о квартире Анны Тайнишек. Сведения о шинкарке на Большом Острове, связанной с ленковцами, требовали проверки.

Упоминания Попикова о бандитских намерениях в отношении некой «больничной кассы» неожиданно подтвердились самым невероятным образом.

Глава седьмая

1

Фельдшерице Земской больницы Екатерине Баранчуговой бросился в глаза неопрятный мужичок лет сорока, который появился в больничном коридоре, потом непонятным образом оказался возле кабинета заведывающего больницей, потом еще раз мелькнул, уже у перевязочной.

Поведение мужичка Екатерину насторожило и напугало. И о своих страхах и подозрениях она поспешила рассказать доктору Горянскому, человеку, на ее взгляд, смелому и решительному.

Доктор тут же позвонил в городской уголовный розыск, попал прямо на Фоменко и, объяснив причину, попросил срочно прислать сотрудника.

Вскоре в Земской больнице появились Михаил Баташев и Степан Ашихмин. Баранчугова незаметно указала им на подозрительного посетителя, который так и продолжал крутиться в больнице, шныряя по коридорам и закуткам.

Ашихмину облик неизвестного показался знакомым. Агенты проследили за шустрым мужичком, дождались, когда он, наконец, выйдет с больничного двора. Теперь уже Степан Ашихмин был уверен, что опознал неизвестного:

– Миша, это тот ещё субчик… Точно, он! Карнаухий это, Миша. За ним – краж!.. В тюрьме, поди, постоянную прописку имеет. Выйдет – снова сядет. И всё неймётся. Что за народ!..

Из больницы Карнаухий не спеша направился к центру города. У сада Жуковского сотрудники угрозыска его остановили, предъявили свои документы и препроводили задержанного в угро.

Здесь Андреев с пылу с жару попал в кабинет к Фоменко и под перекрестным допросом очень быстро раскололся, рассказав о готовящемся налёте на больницу.

Идея, по словам Карнаухого, витала в воздухе давно и принадлежала одному из приближенных Ленкова – Бориске Багрову. Его крайне привлекало содержимое сейфа заведывающего.

Но не предполагаемая изрядная денежная сумма интересовала Багрова, а хранившийся под замком запас морфия. Бориску периодически продолжали мучить сильные боли в животе, безусловно связанные с прежним тяжелым осколочным ранением. В госпитале ему кололи морфий. Оказалось, что он не только избавляет от боли, но и погружает в блаженный дурман, который Бориске понравился и которого ему уже не хватало.

Иногда Бориску начинало даже ломать, трясти, на стенку лезть хотелось – так не хватало морфийного укола. В таком состоянии Багров испытывал приступы дикой злобы, которую он вымещал на жертвах налётов.

Все чаще и чаще Бориска нырял к китайцам в морфинилки, спуская там всю долю доставшейся ему после очередного «дела» добычи. И, презирая риск, вновь рвался на богатый налёт, лишь бы потом снова забыться в наркотическом бреду.

Пытался Багров все чаще и чаще возникающую тягу к морфию залить водкой, благо, гулянки и ночные застолья ленковцев без спиртного не обходились – пей, не хочу! – но, выпив водки, Бориска, кроме тошноты и быстро возникающего желания проблеваться, а потом и разламывающейся от боли головы, – ничего более не испытывал.

Сейф заведывающего больницей представлялся Бориске огромным железным ящиком, доверху набитым ампулами с морфием, которого ему, Бориске, хватит на год, а может, и больше!..

Грабить Земскую больницу наметили впятером. Если не считать Багрова, на «дело» собиралось «старичье» ленковской шайки. Что самому Карнаухому – Прокопию Андрееву, что его корешу Григорию Верхозину, – обоим уже стукнуло по 38 лет. От бесконечных пьянок и тюремных отсидок оба выглядели куда старше. Не уступал им внешним видом и тридцатидвухлетний Антон Лисовенко, тоже не раз уже побывавший в арестантах. На два года был его младше четвертый из «старичья» – Алексей Архипов.

В своё время Архипов привлекался вместе с двумя матерыми бандитами, Задорожным и Верхоленцевым, по уголовному делу об убийстве трёх корейцев в Песчанке. В последнее время, окончательно опустившись в пьянстве, изредка промышлял мелкими кражонками, но чаще дневал и ночевал в каморке при Земской больнице, где числился истопником. Последнее послужило для закопёрщика намечаемого ограбления Бориски решающим в выборе места поживы.

Карнаухий невольно выболтал и другие подробности бандитского промысла. Косвенно подтвердились предположения угрозыска, что убийство двух китайцев, владельцев бакалейной лавки по Ингодинской улице, ограбление квартиры Лапшаковых, как и налет на лавку китайского бакалейщика Си-Гу-ля на Хитром острове – дело рук Ленкова и его подручных.

Дмитрий Иванович внимательно слушал Карнаухого-Андреева, глядя на него с нескрываемой жалостью. Сморщенный, щуплый мужичок, оставивший лучшие годы жизни и свое здоровье на тюремных нарах, шмыгая носом, повествование свое давно закончил, в ответах на вопросы розыскников явно выдохся.

– Вот что, Прокопий Афанасьевич…

Фоменко с интересом отметил, как встрепенулся от забытого уже им напрочь обращения по имени-отчеству Карнаухий.

– Человек ты уже в годах, пошлялся по тюрьмам порядочно, так? – решил найти у вора слабую струнку Дмитрий Иванович, кое-что о Карнаухом узнав из материалов арестантского дела, доставленного в угрозыск из спецчасти Читинской тюрьмы. – И сдается мне, Прокопий Афанасьевич, что обратно за решетку тебе сейчас абсолютно не хочется…

– Мне туда, гражданин начальник, никогда не хотелось. Не сам выбирал…

– А сейчас – выбери! Я тебе полного прощения пообещать не могу, но содействие зачтется обязательно… Говорят, ты недавно бабёнку завёл, приютила тебя, обогрела…

– А чо жа, али неспособный! – внезапно приосанился Карнаухий

– Отчего ж, самое время за ум взяться, жизнь наладить, хоть на старости лет.

– Э-эх-ма, попутал бес! Зарекался ить…Привычка, гражданин начальник, победила.

– А что тебе дороже, привычка или спокойная жизнь?

– Дык, ето и дураку ясно…

– Вот и давай-ка, Прокопий Афанасьевич, покумекаем вместе, как тебе из всей этой истории выкрутиться, вернуться к бабёнке под тёплый бок, а не на нары. Поможешь нам задержать всю эту братию?

– Боязно… У Коськи руки длинные! Хотя и загинаться в тюрьме желания не имеется.

– С твоей же помощью ленковские руки и укоротим! – рубанул ладонью по столу Фоменко. – Не дрейфь, Андреев!

– А чо мине все-таки будет-то?

– Самый малый срок. Дружков же законопатим надолго! Грехов за ними – уйма!

Карнаухий надолго задумался, низко опустив голову и перебирая узловатыми пальцами с желтыми, криво обкусанными ногтями. Потом поднял голову и отчаянно, словно собираясь в пляс, взмахнул рукой:

– А, ладноть! Где наша не пропадала! Только не оммани, слышь, начальник…

В ночь на 27 марта, как загодя и предупредил Андреев, пятерка ленковцев оказалась под стенами Земской больницы.

Приготовившихся высадить окно Гришку Верхозина и Антоху Лисовенко остановил грозный окрик:

– Стой! Руки вверх!

Упавший возле забора Бориска Багров, страшно матерясь, начал тут же садить из «маузера» на голоса. Агенты открыли ответный огонь. Как показалось бандитам, со всех сторон.

Трясущийся со страха Архипов тут же задрал руки, сдались и Верхозин с Лисовенко. Понятно, что державшийся чуть поодаль Прокопий Андреев оказался четвертым, кто сопротивления не оказал.

Бориска же бросился наутёк, суматошно паля из пистолета. Невозмутимый Степан Ашихмин поймал вспышки на мушку «нагана» и плавно нажал спуск. Коренастая фигурка словно подломилась, раздался истошный мальчишеский вопль:

– А-а-а! Суки! Не подходи! А-а-а!

Но «маузер» пусто клацнул.

В третьем часу ночи пятерку задержанных доставили в арестное помещение городской милиции.

Еще в больнице Багрова перевязали. Рана была неопасной – задеты мягкие ткани икры, кровь остановили довольно быстро.

Наутро бандитов перевели в тюрьму, поместив Багрова в лазарет.

Чего-то существенного первичные допросы ленковского «старичья» не дали. По всей видимости, к особо осведомлённым они и не относились.

Куда большие надежды Дмитрий Иванович Фоменко возлагал на допрос Бориса Багрова. Пока его не трогали. Но не потому, что он пребывал в лазарете. Андреев-Карнаухий еще в первый раз показал, что Багров у Ленкова на своеобразном положении – «аньдютанта», как выразился Прокопий, – постоянно при главаре. Стало быть, знает парень поболе любого в шайке о ее составе и совершенных преступлениях. Учитывая все это, Дмитрий Иванович прикидывал правильную тактику будущего разговора с Багровым. Пока на ум ничего дельного не приходило.

Тем временем решили проверить тот адресок на Большом Острове, о котором упоминал Попиков – шинкарки Дарьи Храмовских-Щелкановой. На Сухотинскую улицу четверо агентов уголовного розыска вместе с группой милиционеров 1-го городского участка нагрянули поздним вечером 29 марта.

Когда вошли в дом, то помимо хозяйки, чернявой бабы лет сорока, здесь обнаружились четверо мужчин явно бандитского обличья. Реакция у последних оказалась более скорой, чем у милиционеров. Загрохотали выстрелы.

Одним почти сразу же была разбита освещавшая помещение керосиновая лампа, другим – ранен в ногу агент угро Вальков. Быстрая и яростная перестрелка закончилась печально: никого из бандитов задержать не удалось, тогда как Валькову становилось все хуже и хуже от острой кровопотери – была перебита бедренная вена. (Через неполные сутки милиционер скончался в больнице.)

В смятении, после нескольких часов бесплодных поисков в прилегающей округе, милицейская группа вернулась в первый участок.

2

Однако вскоре события получили новый оборот. К дежурному – временно исполняющему должность надзирателя участка Ботову – в половине шестого утра явился один из местных жителей, Архип Карпов, больше известный в милиции по прозвищу «Архипка за мостом». Появление Карпова удивило Ботова.

– Как это ты, Архипка, к нам сподобился? – ехидно осведомился Ботов, зная Карпова как укрывателя преступников и краденого.

– Начальник, едрить, не до шуток! Тут такое дело…

Архипка был страшно перепуган и заявил, что около полуночи к нему в окно постучался неизвестный, назвавшийся бойцом из Даурии. Он просил пустить его переночевать, добавив, что дорогой его ранили, и он себя плохо чувствует.

– Я етого типа, едрить, пущать совершенно не хотел. Спужал он меня, едрить, опять же время нонче какое… Но Ляксандра, супруженица, стало быть, наша настояла, едрить. Вцепилась баба, што твой клещ! Вопщем, надоели мне энти уговоры, едрить, до печенок проняли, вот я и сделал, чево она просила – впустил энтого неизвестного человека. А он, начальник, стонет так жутко…

Карпова трясло.

– …Через ети стоны, едрить, я ишо больше спужался, хотел сразу же в милицию, к вам, бежать. Н-да! Но по ночи побоялся, едрить, мало ли чо, оставил все до утра, вот…

Ботов, взяв с собой милиционера Степанова, пошел с Карповым к нему домой на улицу Интендантскую.

В комнате на кровати лежал тот самый неизвестный. Был в сознании, но дышал тяжело, с хрипами. На вошедших с усилием скосил глаза.

– Кто вы такой? – нагнувшись, спросил Ботов.

– Дягтерев я, из Благовещенска приехал… Три дня тому назад… Удостоверение в кармане…

Удостоверение на имя Дягтерева сразу вызвало у милиционеров подозрение. Неряшливо оформленное, с расплывшимися, смазанными печатью и штампом. Больше ничего в карманах у раненого не было.

– Где вас ранили, когда?

– У речки… Вечером… Шел… Напали…

– Хозяин, – повернулся к Карпову Ботов, – организуй быстро подводу, надо везти его отсюда. И вы, хозяйка, тоже собирайтесь для допроса в участке…

Молодая рябая женщина охнула, с ненавистью глядя на милиционеров.

«ПРОТОКОЛ ОПРОСА

1922 г. Марта 30 дня, я, пом. н-ка 1-го уч. милиции гор. Читы Белобородов, согласно протокола Врид. надзирателя Ботова производил опрос в качестве свидетеля:

Граж. Заб. обл. В.-Удинского уезда Байхировской волости села Китой Александра Георгиевна КАРПОВА, 24 лет, грамотная, замужняя, под судом не состояла, проживающая на Б-Острове, Интендантская ул., соб. дом.