Текст книги "Русское сопротивление. Война с антихристом"

У истоков освоения самого благодатного штата США – Калифорнии стояли русские люди. Именно они создали здесь главные поселения. На высоком берегу Тихого океана до сих пор сохраняются остатки построенного русскими форта Росс – одного из центров русской колонизации Америки. Из Сан-Франциско мы добрались сюда за несколько часов по узким, извилистым горным дорогам вдоль океана. Еще стоят церковь, отдельные постройки, на кладбище осталось несколько деревянных крестов. Возле дома с большим подклетом установлены пушки. Сейчас здесь музей. Устраиваем пикник на берегу океана, внизу плещутся сотни тюленей. Просторы здесь российские, и вообще эта земля могла бы быть русской.

О русских в этой части Калифорнии напоминает многое. Например, название реки – Русская (Russian River), в окрестностях много виноградников и винодельческих ферм, основу их заложили русские виноделы. Пару дней ездили по этой несостоявшейся русской земле, на разных фермах дегустируем виноградные вина, время от времени останавливаясь, чтобы немного поспать. Хорошо, что здесь нет наших гаишников! Полиция на американских дорогах встречается редко. Что мне безусловно понравилось в США, это дороги, они могут служить примером и для Западной Европы. В Америке я практически не встречал разбитых дорог, даже в глубинке, исключение – отдельные места штатов Техас и Флорида…

Перед отъездом из Калифорнии мы на некоторое время остановились в монастыре Паисия Величковского, именуемом Платина. Хотя монастырь православный, большинство его монахов американцы, но его настоятель отец Герман – русский… Монастырь стоит в гористом лесу. В нем два отделения – женское и мужское. В 6 часов утра подъем, монах ходит от кельи к келье, бьет колотушкой по доске. Вставать не хочется, но надо на службу. Нас разместили в отдельной келье со всеми удобствами. В церкви внизу иконы русских святых и Царской семьи. Русских святых здесь очень почитают, особенно Серафима Саровского и Иоанна Кронштадтского. Монахи порицают Америку. Считают, что наступает конец света. В американской культуре сейчас сконцентрировалось все самое худшее, враждебное христианству. Самые ужасные пороки стали нормой. «Сатана живет в Америке», – в сердцах говорит один из монахов, знавший еще Серафима (Роуза), некоторое время жившего в этом монастыре. Серафим (Роуз) – самый известный американский монах, не любил США и считал их преддверием ада. В молодости он прошел через многие искушения, свойственные тому времени, – богема, битники, рок-н-ролл, наркотики, буддизм, – пришел к православной вере как единственно истинной. Свою жизнь и труды посвятил возрождению духовно-нравственных ценностей Православия, наиболее полного развития достигшего в Святой Руси. Уже в зрелом возрасте он изучил русский язык, преклонялся перед русской духовной культурой («Чувствую себя скорее русским, чем американцем»).

«Православие, – учил Серафим Роуз, – единственная истинная Церковь Христа, единственное чистое христианское учение. Это налагает на верующих обязательство рассказывать о Церкви прямодушно, не лукавя, с любовью, прежде всего – с любовью к Божьей истине». Перед отъездом монахи подарили мне книгу отца Серафима «Православие – религия будущего».

Множество встреч с русскими эмигрантами. Большинство не понимают современной русской жизни, пытаются учить меня на американский лад. Смешно и грустно. Утомляют застолья – водочка, селедочка, одесская колбаса и черный хлеб. Все это покупается в местном «русском» магазине. В каждой местности, где живут русские, есть такие магазинчики, и держат их, как правило, евреи – стойкие хранители традиций советской выпивки и закуски.

Встреча с профессором статистики В. В. Швырковым, который в 1977 году был направлен Госпланом в командировку в Финляндию, оттуда бежал на пароме в Швецию, а потом – в США (Сан-Хосе).

Рассказывал нам, как по прибытии в Швецию пошел в американское посольство и попросил политического убежища. Там его спрашивают: «А вы не коммунист? Коммунистов мы выдаем». Швырков им вопросом на вопрос: «А почему вы евреев не выдаете? Они все коммунисты». Сотрудник посольства со смехом: «А это другая статья, им можно». Швырков жаловался на еврейское засилье в университете, где он работает. На лучшие и самые выгодные места ставят «своих» или породненных с ними, часто откровенно бездарных и малокомпетентных. Вследствие этого уровень подготовки студентов очень невысок.

Швырков и большинство других русских эмигрантов, как один, жалуются на американскую узость кругозора, нелюбознательность и просто ограниченность, делающих многих американцев неинтересными собеседниками, зацикленными на темах: спорт, машины, шоппинг и голливудщина. Я это подтверждаю. Большинство американцев считают, что политикой должны интересоваться политики, историей – историки, литературой – литературоведы, искусством – искусствоведы. Машины в США водят все, но задайте большинству американцев самый простой вопрос об устройстве машины – и получите ответ: «Не знаю, я не механик». Такая ограниченность закладывается с детства.

Один русский эмигрант рассказывал мне, что был удивлен, что долгое время не мог найти работу, хотя имел высшую квалификацию физика и химика – имел два диплома. «Как же так, я ведь все умею?!». Но в Америке это никому не нужно. Нужно только, чтобы ты умел выполнять 1–2 несложных операции и сумел стать маленьким винтиком в хорошо отлаженном механизме. Среди русских эмигрантов бытует такая шутка-совет: при устройстве на работу «не тычьте в нос своими квалификациями».

Американский профессор делится с русским коллегой своими впечатлениями об ученом из России, работающем у него в лаборатории: «Я им очень доволен, вот только он думает слишком много».

Ассистентка этого американского профессора, имеющая высшее образование, спрашивала моего знакомого русского: «Мне надо вычислить площадь круга, формулу я помню, но в формуле нужен радиус, а мне известен только диаметр, что мне делать?»

У меня было немало встреч с русскими учеными, работавшими в США по контракту. Все они как один удивлялись, как при довольно низком уровне образования, получаемого в США, им удается удерживать позиции в науке, и прежде всего, в области высоких технологий. Они считают, что это результат «перетечки мозгов» из других стран, где студентов учат думать, иметь широкий кругозор и разносторонние знания. Все прорывы в современных знаниях совершаются в пограничных областях разных наук, и именно здесь определяющее значение имеют приезжие ученые, в том числе из России. Мне приходилось бывать в так называемой Силиконовой долине – месте сосредоточения важнейших исследовательских центров США. Здесь у меня были знакомые из России. Они помогали мне в изучении деятельности розенкрейцеров, штаб-квартира которых находится в этих местах[123]123
  Об этом подробнее я расскажу в следующей главе.


[Закрыть]. Мозговой центр Америки состоит преимущественно из иностранцев или лиц, эмигрировавших в США. Кого я только здесь не видел – японцы, китайцы, корейцы, поляки, сербы, немцы, французы…

Насмешки этого «ученого интернационала» над коренными американцами были одной из главных тем при наших встречах. Средний американский ученый мыслит стандартно и не способен самостоятельно генерировать новые идеи. Роль этих генераторов выполняют ученые из других стран. И их это очень раздражает, тем более, что плоды новых открытий присваивают «коренные американцы». Например, американским ученым-программистам не хватает способности к комбинаторному мышлению. Эту способность они покупают у приезжих. Они изучают новые программы, на которых американцы зарабатывают огромные деньги, а приезжим программистам платят гроши по сравнению со стоимостью нового продукта.

Справедливости ради следует отметить, что многие исследовательские центры США технически оснащены великолепно. За счет этой оснастки даже посредственные специалисты могут достигать удовлетворительных итогов. Мой знакомый русский ученый рассказывал, как он обратился к своему американскому шефу с просьбой позволить ему изменить методику получения одного редкого материала, так как прежняя методика была очень примитивной и неэффективной. Но шеф ответил: «Не надо ничего придумывать, менять методику. Просто вместо одной емкости возьмите сто, вот и все». Такой количественный метод решения научных вопросов просто поразил моего знакомого.

Некоторые из русских ученых, работавших по контракту США, также рассказывали мне, что частые аварии и катастрофы, случающиеся в космической и высокотехнологичных военных отраслях объясняются тем, что в этой сфере из-за ее повышенной секретности работают преимущественно «коренные американцы», которые часто не умеют совместить и правильно использовать результаты самых выдающихся открытий, сделанных их иностранными коллегами. Всех русских ученых американцы считают потенциальными шпионами, впрочем, во многих случаях это относится и к другим иностранцам. «Катастрофы с массовой гибелью людей, случающиеся на особых объектах и полигонах, засекречиваются, «высокоточное» оружие чаще всего идет мимо цели, гибнут мирные жители».

…Принимая американское гражданство, каждый русский человек должен официально совершить предательство, отказ от своей Родины. Согласно порядку вступления в американское гражданство каждый эмигрант обязан дать клятву: «Я целиком и полностью отрекаюсь от верности и обязательств по отношению к стране, независимому государству, гражданином которого являлся до сих пор». Я могу понять и простить тех, кто уехал из страны, оккупированной еврейскими большевиками, в составе первой и частично второй волны русской эмиграции, но всегда с холодом в душе отношусь к тем, кто принял чужое гражданство третьей волны. Как шутила моя приятельница В. Лукашевич: «Вся наша эмиграция делится на три части: резаных (во время революции), недорезанных (сотрудничавших с Гитлером) и обрезанных (евреев, совершивших обрезание крайней плоти)».

Во время моих поездок по США «резаных» сохранилось очень мало, все они были глубокие старики, уже выросли их дети и внуки. Это часть эмиграции относилась ко мне исключительно хорошо.

Неплохо ко мне относилась и значительная часть из числа эмигрантов второй волны, уехавших из СССР не по шкурным, а по идейным соображениям. Но среди эмигрантов второй волны у меня было больше всего настоящих врагов, которые ненавидели меня за осуждение власовской армии, за то, что их переход на сторону немцев я называл предательством.

Настоящее отвращение я испытывал по отношению к большинству эмигрантов третьей волны. Эти «обрезанные», если не физически, то душевно, видели в США потребительский рай, не задумываясь, каким ужасным способом за счет ограбления других народов он создан. Больше всего, конечно, возмущало то, что подавляющее число эмигрантов третьей волны копят в себе обиду на Россию и русских.

Большинство «обрезанных» устраивались в Нью-Йорке, который американские правые называют Jew-York, потому что большинство его населения составляют евреи из разных стран мира. Около полумиллиона евреев, приехавших из России, выбрали себе целый район – Брайтон-Бич. Я был в этом месте несколько раз. Там есть кафе «Арбат» и множество других заведений с русскими названиями. Английской речи там не слышно, все говорят на русском. По «статусу преследуемых» многие евреи из СССР получили квартиры и пособия, на которые живут до сих пор. Многие из них не удосужились выучить английский язык, все их дела в отношениях с властью ведут специальные адвокаты. Отражая представления многих «обрезанных» о прекрасном, отовсюду несутся звуки одесской блатной лирики, хрипят Токарев и Шуфутинский. У моря гуляют тысячи стариков, вид у них далеко не счастливый в этом потребительском раю. С некоторыми из эмигрантов на Брайтон-Бич я разговаривал. Спрашивал: «Ну, как вам здесь, нравится?» Большинство из тех, с кем я разговаривал, отвечали, что чувствуют себя здесь чужими. А один бывший таксист из Харькова даже заплакал: «Зря я сюда приехал».

Нью-Йорк поразил меня каким-то каменным бездушием. Огромные небоскребы подавляют пространство. Ощущаешь себя в каменном мешке.

Один из русских эмигрантов пригласил меня попить чайку в «Русскую чайную». Оказалось, что это помпезное заведение с икрой, блинами и всякими украшениями «под Фаберже».

Русского здесь ничего нет. Китайская пестрота. Чайная была открыта русскими эмигрантами еще в 1920-е годы, ее посещали хорошо знакомые мне по литературе Борис Бразоль, обсуждавший здесь с соратниками перевод американского издания «Сионских протоколов», а также легендарный борец с еврейским засильем граф Череп-Спиридович. Позднее, после Второй мировой войны, «Русская чайная» перешла в руки американцев, превративших ее в обыкновенный ресторан для состоятельных людей – политиков, кинозвезд, модных журналистов. Скромный ужин в этом заведении обошелся пригласившему меня более чем в 300 долларов.

Нью-Йорк я посещал каждый раз, когда приезжал в Америку. В отличие от некоторых американских городов, таких как Сан-Франциско и Бостон, Нью-Йорк мне решительно не понравился. Но здесь у меня было много интересных встреч.

Во время моего первого посещения Нью-Йорка мы остановились на квартире замечательного русского журналиста Михаила Ильича Туряницы (1912–2001), после Второй мировой войны выступившего в числе инициаторов создания Карпато-русского общества, члены которого протестовали против «украинизации» карпатских русин. С января 1959 до начала 90-х годов он был главным редактором патриотического журнала «Свободное слово Карпатской Руси» (позднее просто «Свободное слово Руси»).

На его небольшой кухне за чаем мы вели долгие разговоры о судьбе русских. По своему духу Туряница был продолжателем дела славянофилов, всем сердцем болел за Россию. Несколько раз его пытались подчинить себе американские службы, предлагая ему за деньги помещать в своем журнале публикации, отражающие интересы американского правительства. Он отказался. Его стали преследовать, но позднее, поняв, что им не удастся его сломить, отстали от него.

Туряница был хорошо знаком с известным русским историком и публицистом Андреем Ивановичем Диким (наст. фамилия Занкевич, 1893–1977), автором исследований «Евреи в России и СССР» (1967) и «Русско-еврейский диалог». Туряница рассказывал, как в «свободной» Америке они в условиях строгой конспирации издавали эти книги, а потом распространяли их среди знакомых.

Вместе с Диким Туряница организовывал массовые протесты против американского закона о порабощенных нациях, призывавшего к расчленению России. В Нью-Йорке создали общество, объединившее около 1000 человек, состоящее из «не русских по крови людей, но русских по чувствам, памяти, традициям и культуре». Естественно, против этого антирусского закона выступили и сами русские люди, среди которых были И. Сикорский, А. Толстой. Русских особенно возмущало, что группа американских евреев на деньги американского правительства сколотила Комитет по освобождению народов России, который Туряница называл «Комитетом по борьбе с русским народом». Туряница рассказывал, что многие выступили против этого закона, но почему-то промолчала Русская зарубежная церковь. Большую помощь Турянице в борьбе против антирусского закона американского правительства оказал его товарищ Евгений Арцюк, выступавший под псевдонимом Александр Уайт. Еще в 1950 году он предупреждал русский народ о тайной войне, которую против него ведут США и их западноевропейские сателлиты.

Квартира Туряницы в Нью-Йорке была местом сбора русских патриотов. Приходили даже простые люди из Закарпатской Руси. Помню, как они рассказывали о том, как их после прихода Советской Армии заставляли получать паспорта с указанием национальности «украинец», хотя они – русины, «руснаки» – считали себя русскими. Туряница дружил с известным писателем Русского зарубежья Георгием Гребенщиковым, который недалеко от Нью-Йорка в штате Коннектикут создал усадьбу Чураевка, ставшую для русских патриотов островком России. После смерти Гребенщикова Туряница с товарищами пытался купить Чураевку, но они не смогли собрать деньги, пропали и русские коллекции Гребенщикова.

Прощаясь со мной, Туряница подарил мне несколько редких книг, изданных русинами незадолго до их переименования в «украинцев», а также полный комплект (с 1959 года) выпускаемого им журнала «Свободное слово Руси».

Не менее важный характер имела для меня встреча в Нью-Йорке с выдающимся русским православным историком и богословом епископом Митрофаном (Зноско-Боровским). Совсем молодым он поступил на 1-й курс Богословского института в Париже, находившегося под контролем масонской организации ИМКА. Эта организация, рассказывал мне владыка Митрофан, предоставляла студентам большие возможности для обучения и проживания. Оплачивала отдых в любой стране. Однако отец владыки, военный священник, настоял на том, чтобы сын покинул это масонское заведение, ибо «нельзя впитывать знания из испорченных источников». Дальнейшее образование будущий епископ Митрофан продолжил в Варшаве и Белграде.

Владыка Митрофан стал одним из духовных вождей антимасонского направления в Русской зарубежной церкви в 60—80-е годы. Он принял активное участие в разгроме так называемого движения «православных масонов». Летом 1976 он подверг основательной критике членов клуба «православных масонов», объединивших вокруг себя около 5000 человек. Масоны уже праздновали победу над Православной церковью. Но владыка Митрофан и его соратники сумели убедить большинство русских «не совершать грех, а прийти и покаяться». После проведения антимасонской кампании подавляюще число русских отказались от участия в масонских ложах.

Беседовать с епископом Митрофаном приходилось нелегко – он плохо слышал, но рассказчиком был великолепным. В 86–87 лет он сохранил ясность ума, память о далеких событиях и тонкое остроумие. Владыка разделял мою позицию о старце Григории Распутине и даже разрешил на следующее издание книги поставить его благословение. Много рассказывал о жизни Русской зарубежной церкви. Очень печалился, что не все члены ее Синода стремятся к соединению с Матерью-Церковью в России. Сам он как член Синода был последовательным сторонником этого соединения. Нежелание же ряда иерархов Русской зарубежной церкви объединяться объяснял внешними влияниями на них. Финансирование некоторых церковных организаций из «мутных источников, корни которых нетрудно вычислить», он считал «ошибкой иерархии». На мой вопрос, сохранились ли сегодня православные масоны, он ответил: «Да, они есть, только «работают» в глубокой тайне и по-прежнему вредят, распуская разные слухи, кстати, они главные враги воссоединения с Матерью-Церковью». Отец первоиерарха Русской зарубежной церкви митрополита Виталия был масоном, при его похоронах был совершен масонский ритуал погребения, свидетелями которого были некоторые близкие епископу Митрофану люди. Владыка подарил мне большую коробку ценных книг, преимущественно дореволюционных, среди которых были редчайшие издания трудов богослова Лютостанского, которые он мне рекомендовал по возможности издать в России, что я и сделал в 2005 году.

В первый свой приезд в Нью-Йорк я также познакомился с 76-летним писателем Григорием Петровичем Климовым (наст. фамилия Калмыков), бывшим советским офицером, перешедшим на службу в ЦРУ. Климов жил один в маленькой скромной квартирке. Он рассказал нам, как в течение ряда лет работал в проекте американского правительства по организации психологической войны против СССР. Это был так называемый Гарвардский проект. По мнению Климова, вся психологическая война против СССР строилась на использовании комплекса педерастии Ленина, сумевшего собрать вокруг себя людей садистских наклонностей, преимущественно – педерастов и лесбиянок. Климов считал, что именно среди евреев больше всего извращенцев. Главное противоречие между евреями и остальными народами в том, что именно среди евреев чаще всего встретишь «голубых», к которым большинство людей относятся с предубеждением. Как человек, по сути дела неверующий, Климов видел причину антисемитизма в деформированной физиологии евреев, а не в расистской идеологии Талмуда. Климов был явно зациклен на этом пункте. Даже психику своих трех жен он при мне анализировал с позиции их склонности к гомосексуализму и вынес свой диагноз – лесбиянство. Климов был знаком с директором ФБР Э. Гувером, которого считал типичным педерастом и масоном. Само масонство Климов рассматривал как одну из форм организации гомосексуалистов.

Тем не менее многие рассуждения Григория Петровича были очень здравы и точны. Он совершенно точно определил особые методы, которые американское правительство использовало в борьбе против русского народа. Эти методы психологической агрессии против России заключались в использовании в качестве вируса психологически ненормальных людей: садистов, истеричек, вырожденцев, дегенератов, сексуальных маньяков, извращенцев, всегда стремящихся переделать мир по своему подобию, истребляя здоровую, мешавшую воплощению их дьявольских замыслов часть общества. Люди-вирусы из различных групп (нигилисты, атеисты, анархисты, декаденты, террористы, диссиденты, авангардисты, секс-меньшинства и т. д.), которых Климов, сам не особо верующий, называл легионом сатаны, заражают общество, как раковая опухоль, парализуют здоровые силы, внося хаос в сознание, порождая социальную неустойчивость общества. Он справедливо утверждал, что дегенераты, садисты, вырожденцы, извращенцы – легион сатанинских сил – не только живут среди нас, но порой и управляют нами, насаждая оголтелый атеизм – причину духовного одичания народов и нарастания кровавых беспорядков. Мир, приспособленный, окультуренный тысячелетиями жизни нормальных людей, антихрист пытается переделать под своих легионеров.

То и дело выбегая из маленькой комнаты, в которой у нас велась беседа, Климов возвращался с очередной бумагой, хранившейся в его досье. Его он никому не показывал. Каждый раз это были все новые сведения о закулисной «голубой» жизни разных известных личностей, подтверждавших верность главных выводов Климова…

Разъезжая по разным районам Нью-Йорка, я понял, насколько разделена Америка расово и социально. Между отдельными ее частями существует непреодолимая пропасть, антагонизм взаимной ненависти. Общаясь с обитателями Бродвея, Уолл-стрит, 5-й авеню – коммерсантами финансистами, удачливыми актерами и музыкантами, я ощущал их желание дать тебе понять, что они особый слой общества, причастный к управлению миром. Вместе с тем чувствуется в них комплекс неполноценности, страх перед другими, которые явно сомневаются в их способностях и праве оказывать особое влияние на человечество. Этот «особый слой» не может понять, почему многие люди не разделяют ценности Америки.

Попадая в трущобы Гарлема, оказываешься совсем в другом мире, расово обостренном. Белые, как правило, здесь не смеют появляться. Ибо все обитатели Гарлема, чернокожие, ненавидят белых и проявляют в отношении к ним оголтелый расизм. У одного моего знакомого в Гарлеме заглохла машина. Пока он пытался найти техническую помощь, автомобиль «раскурочили», а его избили. Чернокожих в Нью-Йорке очень много, и живут они, естественно, не только в Гарлеме. Есть среди них немало преуспевающих людей, но почти все они сохраняют еще со времен рабства недоверие к белым, особенно к евреям.

Еще одна грань расизма в еврейском местечке Вильямсбурге. Для жителей этого района обитатели других – чужие. Здесь царит ортодоксальный талмудический дух, нет небоскребов, а стоят невысокие особняки. Мужчины ходят с длинными пейсами, в ермолках, шляпах, лапсердаках. Все надписи на еврейском языке. В семьях помногу детей. Казалось бы, что может быть лучше?! Но здесь воспитывают не просто детей, а иудеев, которым по «праву» Талмуда предстоит управлять миром. За этим процессом следит Талмудическая академия. Обитатели Вильямсбурга не любят и презирают своих соплеменников из Брайтон-Бич, считая их «испорченными евреями».

Особое расовое сообщество Нью-Йорка – выходцы из азиатских стран, прежде всего из Китая, Японии, Кореи. Трудолюбивые и молчаливые, они спокойно собирают силы, абсолютно уверенные в будущем господстве желтой расы. В одном из китайских ресторанчиков познакомился с гражданином Тайваня, который, не стесняясь, сказал мне в глаза: «Вы, белые, дряхлая раса, ослабленная порокам и междоусобицей. Черные переняли все пороки белых. Только мы, желтые, имеем здоровое будущее».