Текст книги "Не оставляй меня, любимый!"

– В зеркалах, – сказала она. – Ищи меня в зеркалах.

И отвернулась, но я не отступал:

– Как тебя зовут?

Она, не оборачиваясь, ответила, но я расслышал лишь «… ина».

Проснувшись, я отправился в душ, размышляя о давешнем сне. Я компьютерщик, и человеческое сознание воспринимаю через призму компьютерной архитектуры. Мне кажется, что, когда мы спим, мозг производит некую «дефрагментацию диска», вычищает баги, систематизирует информацию – и мы видим сны. Потому во сне можно увидеть, например, решение задачи, над которой бился весь день. Это не мистика – мы замечаем куда больше, чем осознаем.

…ина. Может, у нее на груди был бейджик, часть которого я увидел? Марина, Карина, Ирина, Дарина или даже Инна… сейчас глянем. Вымывшись и заварив себе кофе, я поспешил к списку вчерашних журналистов – и был разочарован. Девушек с этими именами набралось тридцать человек. Стог сена уменьшился, но оставался стогом. Я решил вечером еще посмотреть список и погуглить фамилии – авось и найду свою Золушку. Пока же меня ждали другие дела: наступил второй день симпозиума, и мне опять предстояло давать интервью.

Я заказал такси и вышел из дому. На площадке, закрывая двери, я подумал – а при чем тут зеркала? Может, слово «зеркало» было в названии ее новостного ресурса, и я тоже прочитал его на бейджике? Или это вообще не имеет значения?

Как же я тогда был далек от истины…

Глава 2
На вернисаже как-то раз…

Откровенно говоря, я, несмотря на всю нелепость этого с точки зрения здравого смысла, надеялся, что моя Снежная королева все-таки посетит мою вторую конференцию. Смысла в этом, по рассуждению, не имелось никакого – по сути, на этом выступлении я повторял все то, что уже было сказано ранее. Честно говоря, я порядком устал от этих мероприятий. До недавнего времени я, как и большинство моих коллег по цеху, являлся совершенно непубличной особой. Наше время сформировало целую касту экстравертивных интровертов: в Сети мы общительны, легко сходимся с людьми и столь же легко идем на конфликты. В реальной жизни…

А в реальной жизни современные люди бывают редко. Мы ныряем в нее, чтобы добраться из дома в офис или наоборот, погружаемся ненадолго, посещая магазины, какие-то мероприятия вроде концерта любимой группы и места наподобие Митино или Горбушки. Но даже там мы не теряем связь со своим миром, невидимо сосуществующим бок о бок с реальностью.

В наших руках всегда планшет или смартфон, а если позволяет обстановка – мы разворачиваем ноутбук. Наше тело может сидеть за столиком кафе, на лавочке в парке или на скамейке метро, а душа находится в Сети.

В реальном мире мы как пришельцы, как исследовательская экспедиция. Мы можем улавливать его красоты, замечать то, что достойно внимания, запечатлевать это – но лишь для того, чтобы унести с собой в свой мир, выложив в бложик и получив за это кучу лайков от таких же, как мы.

В большом мире нам часто не хватает кислорода. Люди испытывают что-то вроде агорафобии, но не потому, что боятся открытых пространств. Просто подсознательно мы чувствуем себя дискомфортно вне привычной для нас реальной виртуальности и спешим вновь окунуться в нее.

Тем более странно, что я начал замечать у себя пробуждающийся интерес к этому миру. Перед конференцией я вышел попарить… да, я вейпер, можете смело меня презирать! Зато я не травлюсь сам и не причиняю вреда окружающим. Так вот я вышел из павильона на улицу, стал сбоку от дверей, чтобы не мешать проходу, завел примус и, выпустив дым к еще светлому, но уже смутно-закатному небу, внезапно залюбовался аллейкой, ведущей от павильона к выходу.

Меня поразило увиденное; я и забыл, как может быть прекрасна золотая патина солнечного света в листве. Каким ласковым бывает ветерок, еще летний, но уже немного пахнущий осенью. Это был вечер позднего лета, но казалось, что утро и лето только начинается. Словно впереди еще так много хорошего. Словно впереди вся жизнь.

Как обманчивы порой бывают чувства! Если верить книгам, человек всегда что-то ощущает перед тем, как случается какое-то потрясение в его жизни. Мне предстояла целая череда таких потрясений, но в тот вечер меня не обуревали никакие мрачные тени, даже наоборот. Я чувствовал себя как именинник накануне дня рождения.

Сейчас мне все это кажется не просто странным, а дивно несправедливым. Но увы – на путях судеб не встречаются ни регулировщики, ни светофоры, ни дорожные знаки.

* * *

На довольно поздней конференции моей беглянки, само собой, не было. Несмотря на это, я то и дело внимательно осматривал зал – а вдруг подойдет? Не подошла. Попрощавшись с Артемом Викторовичем, я неспешно отправился к выходу. Странно, но я чувствовал себя каким-то вымотанным, словно вагоны разгружал, а не сидел в удобном кресле, рассуждая на интересные мне темы.

Перед самым выходом, как раз там, где не так давно на меня налетали журналисты, на меня… налетели журналисты. Какая-то экзальтированная молодящаяся дамочка, очередная жертва солярия и визажиста, стала буквально виться вокруг меня, задавая какие-то нелепые вопросы.

Как я уже сказал, я чувствовал странную усталость. У меня даже болела голова, вернее, не то чтобы болела – скажем, обещала разболеться в ближайшее время. В висках давило. К тому же у дамы был весьма агрессивный парфюм, а у меня слишком чувствительный нос. А может, дело и не в носе как таковом. Я просто не люблю экспрессивных, навязчивых людей. А в этой особе меня раздражало все – и явно искусственный загар оттенка пережаренной куры-гриль, и вышеупомянутый парфюм, и яркая помада, и нарисованные брови.

Знаете, в возрасте как таковом нет ничего плохого, раздражает несоответствие. Школьницы, искусственно добавляющие себе лет кричащим макияжем, и бальзаковские женщины, строящие из себя нимфеток, в равной степени неприятны. Тем не менее таких особей много, слишком много. Меня удивляет: неужели это действительно кому-то нравится, даже им самим? Ладно еще девочка-вчера-из-за-парты, но взрослая дама…

Но больше бесило даже не это, а вопросы. Совершенно неуместные, на мой взгляд. На такие выставки люди ходят зачем? Для того чтобы профессионально развиваться. Но на эту тему вообще не прозвучало ни одного вопроса. Зато назойливая дива расспрашивала меня: где я живу, где бывал за границей (а нигде, кроме Болгарии, я пока не бывал; не случилась, как выражались в старину, оказия; желание было, конечно, но одному ехать в другую страну, по-моему, скучно, а в Интернете я и дома могу посидеть…), какая у меня машина (опять-таки, никакой пока не обзавелся) и так далее.

– Я вижу, в одежде вы отдаете предпочтение простому, демократичному стилю, как Стивен Джобс, – щебетала, если это можно так назвать, назойливая барышня. – Вероятно, именно он вас вдохновляет…

– На что? – спросил я, остановившись. Нет, определенно в моем характере много ослиного – я уткнулся в закрытую дверь и думал, как же эту дверь обойти.

– Как это «на что»? – удивилась она. – На создание ваших мегапроектов.

Я хотел было сказать ей, что на создание мегапроектов меня раньше вдохновляло голодное урчание собственного желудка, но не успел, потому что внезапно случилось нечто неожиданное и очень необычное.

Сергей Аникеев.

30 августа 23:15

Я должен, я просто обязан сохранить это для потомков!

Короче, сегодня после конфы на меня набросилась дамочка из журнала «Предприимчивый эгоистъ». Я уж расслабился, думал зарулить в мак, заточить пару бургеров с колой – так-то я фастфудом не увлекаюсь, но после этой двухдневки у меня появились такие безумные желания.

Блин, ну вот, спрашивается, зачем я два дня распинался перед публикой? Трудно было, что ли, как нормальные люди, взять аккредитацию и выспросить у меня все, что душе угодно, вплоть до размеров ключа от храма Соломона? Между прочим, темы вопросов на конфе никто не ограничивал. Да, видать, для предприимчивых эгоистов закон не писан, если писан, то не читан, если читан, то не понят, если понят, то не так, если так, то либо не предприимчивый, либо не эгоист.

Я, признаться, натурально очешуел. Ну не готов я к такому вниманию прессы! Я вообще в этом смысла не вижу, особенно во всей этой тошнотворной глянцевой мишуре. Но мамзель вцепилась в меня, как клещ в загривок, и черти его знают, чем бы все закончилось, если бы вдруг на горизонте, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты, не возникла моя Снежная королева.

И моментально кинулась в бой.

– Ух ты, кого я вижу. – Этот голос я узнал бы даже будучи пьяным и при смерти; откуда появилась моя Снежная королева – бог весть, но, кстати, фраза предназначалась не мне, а возникшей у меня на пути помехе в лице назойливой дамочки и ее ассистента. – Ксюшенька, опять опоздала на прессуху, болезная?

– Да что мне там делать? – ответила Ксюшенька. – Сидеть и слушать эту нудню про какие-то протоколы, типа в ментуру замели?

– Ну да, ну да, с ментурой ты у нас знакома не понаслышке, – съязвила Снежная королева.

– Это потому, Логинова, что я – журналист, в отличие от тебя, – парировала Ксюшенька.

Нет, все-таки не подвела меня моментальная память: среди получивших аккредитацию на конференцию присутствовала Карина Логинова, так что теперь я знал имя моей Снежной королевы.

– Эх, сказала бы я, какая из тебя журналистка, – по-кошачьи фыркнула Снежная королева. – А тебе, кстати, не вредно бы было послушать про соцсети, глядишь – и не разлетались бы твои голые фоточки по всему рунету.

– Много ты понимаешь в рекламных ходах! – ответила Ксюшенька.

– М-да, если кроме голой ж… хм, если кроме обнаженной натуры тебе нечем привлечь зрителя, сочувствую. – Металлические нотки в голосе Карины звучали сильней, чем тогда, когда мы с ней общались первый раз. – К тому же натура твоя того…

– Так, Логинова, ты не зарывайся! – Видно было, что слова Карины зацепили Ксюшеньку. – Выискалась тут, журналиська с интернет-портала «Тринадцать». Милая, тринадцать – это число ваших подписчиков, включая редколлегию!

– Ксюшенька, лучше уж быть топовым автором в чертовой дюжине, чем считаться акулой пера за умение вовремя сложить губки сердечком, – продолжала Карина с оттенком усталой иронии в голосе.

Ее сентенция Ксюшеньку явно задела.

– Ну, Логинова, теперь тебе… – И Ксюшенька, окончательно перейдя с русского на матерный, принялась объяснять моей Карине, что, если она надеется на то, чтобы устроиться куда-нибудь в серьезное издание, пусть бросит это бессмысленное занятие. Уж она-то постарается…

– Постараешься, конечно, – продолжала ёрничать Снежная королева. – Уж ты-то постараешься, по самые гланды, так сказать.

– Вот что, Ксения, – начал было я, чтобы прекратить конфликт. Я честно полагал, что Ксюша – это сокращение от имени Ксения. Оказывается, я ошибся. Ну что же, век живи – век учись.

– Я – Оксана! – возопила журналистка.

И тогда я сказал ей максимально холодным тоном:

– Ксения, простите, не знаю вашего отчества. Кажется, вы хотели взять у меня интервью? Так вот, отвечу на один не заданный вами, но важный для меня вопрос: в людях меня больше всего раздражает плебейство. Наглое хамство, агрессивность и горлопанистость, не говоря о нетактичности. И все эти качества, достойные базарной марамойки, вы сполна успели мне продемонстрировать. И еще. Для образованного человека гламурное издание вроде вашего мало чем отличается от бульварной газетенки. По сути, вы – усовершенствованная модель завалинки для сплетен. Вы прививаете людям вообще и в частности женщинам очень плохой вкус. Кроме того, как я убедился, ваш журналистский уровень соответствует уровню вашего издания – он никакой, ниже плинтуса. Интервью у меня, например, вы взять не сумели. Какая вы после этого журналистка?

…Как известно, хвост нужен павлину для того, чтобы нарезать понты перед самочками. По той же причине в брачный период многие животные приобретают яркую, небезопасную и демаскирующую окраску. Мужчине так же свойственно завоевывать женщину, как павлину – крутить хвостом перед павлинихой, а соловью выводить трели, и тоже ведь ради привлечения фертильных соловушек. Люди, конечно, не животные, но в некотором отношении ведут себя совершенно похоже.

Присутствие Карины вдохновляло меня. Я чувствовал себя эдаким Джеймсом Бондом, только вместо золотого пистолета у меня значился на вооружении интеллект. Пожалуй, интеллект – это мое самое главное богатство. По крайней мере, в ту минуту я в своем интеллектуальном превосходстве был уверен. Впрочем, интеллектуально превосходить Ксюшеньку получалось так же легко, как побеждать в армрестлинге младенца.

Ксюша-Оксана побледнела, поджала нижнюю губу…

– Ишь ты, какой важный! – заявила она. – Тоже мне, мулионер нашелся, нищеброд в драном свитере! Глянь на себя, быдло, ни кожи, ни рожи, ни одежи! Быстро хапнул – живо растеряешь!

По понятным причинам полностью спич Ксюшеньки я привести здесь не могу. Меня приличные люди, надеюсь, читают.

И тогда я забил последний гвоздь в ее гроб.

– И вот еще что, уважаемая, – сказал я. – Если у вас появится искушение имитировать мое интервью, можете смело ждать повестку в суд. Я прекрасно знаю, чего можно ожидать от таких, как вы, потому предупреждаю сразу – для вашего же блага.

Услышав подобное, Ксюша поспешила ретироваться, а я обернулся к своей Карине. Ее восхищенный взгляд вознаградил меня за все нервотрепки прошедших суток. Честно сказать, я готов был хоть каждый день участвовать в этих выматывающих конференциях ради подобного взгляда.

* * *

– Спасибо за ваше своевременное вмешательство, – поблагодарил я Карину.

– Ну что вы, не за что, – ответила она, смущаясь. – Не люблю таких, как Ксюша. Из-за них всю прессу воспринимают как агрессивных и невоспитанных людей. А всему виной – горстка вот таких вот недобросовестных журналистов!

Я покивал и спросил:

– Не желаете ли посидеть где-нибудь, выпить чашечку кофе?

Она тяжело вздохнула и отрицательно покачала головой:

– Желаю… но не могу. Время позднее уже.

Мое сердце… замерло. Мне пришла страшная мысль – а вдруг у нее есть кто-то? Вообще, и как я раньше не подумал! У столь красивой девочки просто не может не быть молодого человека. Вот проклятье.

– Я снимаю комнату, – продолжала тем временем Карина, – и моя хозяйка категорически против того, чтобы я приходила поздно. К сожалению, снять квартиру мне с моими доходами не по карману, вот и приходится… хорошо, в остальном моя квартирная хозяйка добрая и понимающая, во всем, кроме поздних гулянок. Сама она спать сразу после программы «Время» ложится.

Я откровенно расстроился и даже не сумел этого скрыть:

– Очень жаль… не каждый день встречаешь девушку такую красивую – и столь отважную одновременно.

Похоже, я ее совсем засмущал. Она отвернулась и стала рыться в сумочке:

– Представьте себе, я расстроена этим не меньше вашего. Я-то всего лишь журналистка…

– Сногсшибательно красивая, – заметил я вскользь.

Она отмахнулась:

– Скажете еще. А вот вы – человек известный. Буквально наш, российский Джобс.

– Да какой из меня Джобс, мне б до Цукерберга дотянуться. – Теперь пришла моя очередь отмахиваться.

Тем временем Карина достала из сумочки квадратный кусочек картона, оказавшийся ее визиткой, и протянула мне:

– Вот что, если вам действительно захочется со мной встретиться, позвоните. Я буду рада вас услышать.

Стараясь не выдать своего воодушевления, я взял ее визитку, удивившись, мимоходом, отсутствию на ней привычного мне QR. Странно, никогда не любил тяжелые, пряные запахи, но от этого кусочка картона пахло чем-то таким, восточным, даже чуть горьковатым, как полынный мед. И этот запах мне нравился.

– Обязательно позвоню, – заверил ее я. – Вы еще сомневаетесь?

– Вы про меня завтра и думать забудете, – улыбнулась она. – Может, хоть визитка напомнит.

Знала бы она, что я думаю о ней последние несколько дней подряд! Но об этом я решил ей не говорить. Я ведь тоже не вчера родился и знаю, зачем павлину нужен хвост. Загадочность и скрытность привлекают нас не меньше, чем любой другой афродизиак.

* * *

Сергей Аникеев.

31 августа 00:45

Мне не спится и тянет пофилософствовать.

Думайте что хотите, но в том, что в старые времена именовалось «ухаживанием», а ныне, в соответствии с модой, переименовано английским словом «флирт», есть нечто от бойцовского поединка. И от карточной игры, но не простой, а с «интересом». Казалось бы, любовь – такое мирное чувство, но вокруг него постоянно разворачиваются военные конфликты. Я сейчас не о Троянской войне;)

Не зря говорят: я ее завоевал, я его завоевала. Но если завоевал – значит, был бой, а против кого? Почему добиться любви можно только так, путем сражений, тактических ходов и стремительных операций?

Возвращаясь к павлинам, хвост, распушаемый при ухаживаниях, потом сворачивается в трубочку до лучших времен. Вы замечали, сколько влюбленные врут друг другу? И вроде бы врут из лучших побуждений, а потом эта ложь всплывает на поверхность, отравляя жизнь им и окружающим.

[IMG: картинка-мем «Не надо так»]

Но если мы всегда будем говорить о себе правду, не останемся ли мы навсегда одинокими?

Вы можете сказать, что мне-то точно не о чем беспокоиться. Что такие, как я, попадают в категорию «завидный жених» безо всякого вранья. Но загвоздка в том, что я не всегда был «завидным», еще не так давно я считался самым обычным, проще только простой карандаш. Таких, как я, тысячи. Что же изменилось? Неужели вся завидность имеет только денежное исчисление?

Честно говоря, меня это пугает. Сейчас, когда я лежу в кровати с ноутом, я вспоминаю первую встречу со Снежной королевой… с Кариной.

Она смотрела на меня так, словно я пустое место. Словно назойливое насекомое, от которого не терпится избавиться. И как переменился ее взгляд в нашу крайнюю встречу! Взгляд порой может сказать намного больше, чем слова. Она смотрела на меня, как кошка на сметану.

Что же изменилось? Неужели только то, что она узнала, кто я? Вернее, сколько у меня денег, поскольку вряд ли ее впечатляет тот титанический объем работы, что я проделал, чтобы создать «Мы».

Тогда что такое я? Приложение к своему банковскому счету? Я интересен только потому, что меня можно раскрутить на бабло, или все-таки нет?

Сейчас мне уже начинает казаться смешным мое позерство с этой Ксюшей. Надо было просто послать ее коротко и по делу. Вместо этого – распушил хвост, павлин, сразу видно, неопытный в общении человек. Осел, одним словом.

Но вот что я вам скажу: если вы думаете, что после всего сказанного я сдам назад – перечитайте мою предыдущую фразу! Можете считать меня ослом, но я должен понять ее, понять, что же движет ею, есть ли у нее какой-то иной интерес, кроме меркантильного, а может, я вообще ошибаюсь в ее отношении.

Меня смущают в ней некоторые моменты. Она ведет себя совсем не так, как ведут себя алчные охотницы на папиков. Определенно не так. Хотя и тут я могу заблуждаться. Сам я перешел в категорию папиков без году неделя, и то формально, а фактически – я все тот же Серёга Аникеев, перекати-поле, айтишник-фрилансер, которому повезло.

А потому опыта общения с акулами у меня пока нет, не приобрел. Но я сторонник набивания шишек самостоятельно. Не лучший, конечно, подход, но когда на грабли наступаешь, подготовившись, хоть какой-то шанс увернуться еще есть.

А главное – не наступать на одни и те же грабли дважды. Но, повторяю, я не успокоюсь дотоле, пока не разгадаю тайну Снежной королевы. В конце концов, не укусит же она меня, правильно?

Мне много не надо, наверно, как и всем. Как в песне поется, все мы хотим любви, чистой, большой любви. А когда тебя по-настоящему любят, надо быть последним шакалом, чтобы не сделать все возможное для того, кто любит тебя.

Сергей Аникеев.

31 августа 02:04

ЗЫ, я вот о чем подумал. Мы все ищем свою любовь, но мечтаем обрести того, кто нас полюбит. Как будто это одно и то же. Так, может, проблема в том, что мы ищем совсем не то, что нам нужно? Некорректно поставленная задача ведет к фатальной ошибке, вот только написанную нами самими программу отладить на порядок сложнее. Равно как и остановить.

Ой, как-то меня и правда в какие-то философские дебри повело. Надо спать. Недаром говорят: утро вечера мудренее. Сам замечал, что по ночам часто депрессуха накатывает, а утром проснешься, и все вроде ничотак.

Посчитать, что ли, овечек?: D

Глава 3
Евангелие от Матфея

Что значит быть программистом?

Это когда ты делаешь что-то такое эпическое, что голова идет кругом от собственной крутизны, а для всех окружающих ты просто сгорбленная фигурка перед монитором.

Можно, конечно, позаламывать руки, причитая: ах, как нас не ценят! Но зачем? Когда человек делает свое дело, и делает его хорошо, оценка окружающих для него имеет весьма второстепенное значение. Не скрою, мне приятно, когда меня сравнивают с Джобсом или Цукербергом. Приятно читать статьи о себе, особенно если статьи написаны грамотно. Но работаю я вовсе не для этого, не это приносит мне наибольшее удовлетворение.

Вы спросите – а что тогда? Пожалуй, мой ответ вас удивит. У меня есть собственный интерфейс для контроля «Мы». Выглядит он непрезентабельно – куча таблиц, графиков и диаграмм плюс командная строка. Но когда я разворачиваю его на экране и вижу движение этих графиков, изменения цифр, я чувствую себя счастливым. Цифры – это обращения пользователей, их посты, комментарии, лайки, загрузки. Диаграммы – это статистика всего этого, распределение потоков, нагрузка. Неискушенный не поймет красоты, отражаемой этой невзрачной инфографикой; я же вижу, как огромное количество обращений занимает ограниченные ресурсы, без задержек и потерь, как колоссальные массивы информации – фото, видео в том числе – за доли секунд обрабатываются системой.

Эти доли секунд, отображающиеся у меня на экране, для вас, конечных потребителей, не видны. Но вы знаете, что в моей системе вы не будете ждать, пока что-то подгрузится, и не начнете ругаться оттого, что что-то потерялось по дороге; в моей системе вы не подхватите вирус или шпионскую программу, у вас не уведут личные данные и не взломают вашу переписку.

Объективно говоря, «Мы» – лучшая в мире соцсеть. Это знаю я, это уже знают и другие специалисты, но пока об этом не говорят во всеуслышанье – такие правила игры.

* * *

Последний день лета выдался теплым и солнечным. Проснулся я довольно поздно, потому что поздно лег. С тех пор как сеть «Мы» стала активно продвигаться за океаном, нагрузка на серверах стала более-менее равномерная в любое время суток… но поздно. За то время, пока моя сеточка ходила в коротких штанишках, я привык не спать по ночам и ложиться под утро, чтобы проснуться где-то после обеда. Как ни странно, нагрузка минимальна как раз в утренние часы, с шести и где-то до обеденного перерыва – конечно, пока ты работаешь только с Россией.

Во всяком случае, если вдруг происходит что-то неожиданное, например ДДоС-атака (иногда такое случается, хотя я ни с кем не конфликтую; наверно, мою сетку дидосят из принципа, ну, или чтобы мне жизнь малиной не казалась), у меня срабатывает тревожная кнопка и начинает звонить телефон.

Вот, собственно, в последний день лета я и проснулся как раз от звонка. К счастью, это не было связано с какими-то проблемами в Сети, да и время уже близилось к обеденному перерыву, в который служащие многочисленных офисов, до обеда прилежно имитирующие невероятную занятость, расслабляются и выходят в Интернет по личным делам. Правда, как я уже сказал, последнее время нагрузка на сеть стала более-менее равномерной, ведь у «Мы» есть свои почитатели даже в Токио, Шанхае и Рангуне. Плюс к тому я нанял небольшую когорту операторов, тоже фрилансеров, так что сеть теперь была под надзором круглосуточно… что вовсе не означало, что я могу поехать куда-нибудь в Майями, чтобы там махать руками: – любая система без присмотра создателя довольно быстро сползает в хаос, вполне в соответствии со вторым законом термодинамики.

Одним глазом пробежав по графикам активности на моем компьютере и на автомате проконтролировав, на месте ли мои операторы, я залез в карман джинсов и извлек оттуда телефон. Пользуюсь я, кстати, «Самсунгом-семеркой», несмотря на его «пожароопасность» – во-первых, телефон надо покупать в авторизированных точках, а не в ларьке торгового центра; во-вторых, айфоны тоже горят, особенно склепанные в трущобах какого-то Сянгана, а в-третьих, терпеть не могу продукцию огрызка, да простит меня покойный Джобс, с которым меня постоянно сравнивают, уж не знаю почему.

Номер мне был не знаком, и я, почувствовав странное движение в области между соском и ключицей, поспешил свериться со вчерашней визиткой, благо она лежала у меня под рукой и даже пахла по-прежнему, ее духами (хоть и слабее, чем вчера).

Увы, номер принадлежал не ей. Черт, ну и кто это? Я снял трубку и сказал хриплым ото сна голосом:

– Ну аллё.

– Спал, что ли? – раздался жизнерадостный голос Матвея, в миру Сашки Матвеева, моего кореша. Друзей у меня немного. В школе я ни с кем особо не сходился, считался зубрилой и заучкой, а таких не любят; так что первые друзья у меня появились только в армии, куда я ушел, когда первый раз провалил экзамен в институт. Отслужил в ПВО, о чем ничуть не жалею: после дембеля без всякого труда поступил и учился тоже без напряжения.

Может, армия раскрыла мою коммуникабельность, может, в институте просто подобрались люди, более подходящие мне по характеру, трудно сказать, но с большинством одногруппников я общаюсь до сих пор. Соармейцев же разбросало по стране, и на связь они выходили спорадически; одним из немногих, кто вырисовывался у меня на горизонте с завидной регулярностью, был как раз Матвей.

Кстати, он единственный, кто ни на йоту не изменил свое отношение ко мне после того, как «Мы» начала свое триумфальное шествие. Поздравил только и пожелал семь футов под килем.

Остальные же… одни практически моментально поспешили у меня одолжиться – и немедленно растворились в неведомых восвоясях. Другие пытаются использовать меня как походный кошелек, постоянно вытягивая на какие-то не интересные мне мероприятия, от которых я открещиваюсь, ссылаясь на занятость; третьи вообще заявили, что знать меня не желают, внятно не объяснив мне причин подобного решения. Мне почему-то кажется, что здесь замешана банальная зависть, и дай бог, чтобы я ошибался в их адрес.

– Угу, спал, – ответил я, свободной рукой протирая глаза. – Я ж по ночам работаю.

– Сторожем устроился? – уточнил Матвей. – Или, не дай ктулху, ублажаешь после театра пожилых дам?

– Да пошел ты, – ответил я, добавив, конечно, конкретный адрес. – Народ по сетям по ночам шарится в основном, я ж говорил уже.

– Ага, говорил, – подтвердил Матвей. – Ты, это, приводи, себя в порядок, ежели у тебя других планов нет, можем часа через два пересечься, посидеть где-нибудь, пивка холодного попить.

– Нет у меня никаких планов, – ответил я. – А по поводу встретиться, что-то случилось или просто соскучился?

– Не дождутся они, чтобы у меня что-то случилось, – сказал Матвей. – Так, увидеться захотелось, да и время есть.

– Лады, – ответил я. – Встречаемся где?

– Да где обычно, на набережке, – предложил Матвей. – Посидим, потом пройдемся вдоль реки, потом опять посидим. Шашлычка поедим…

– Лады, – подтвердил я и дал отбой.

* * *

В августе солнце светит и греет совершенно не так, как в мае, но и не так, как, скажем, в сентябре. Свет весеннего солнца мягкий, бархатный; августовское солнце более яркое, блестящее, его свет резок. С наступлением осени он тускнеет.

Я шел по улице, глядя по сторонам и удивляясь тому, как много я раньше не замечал. Действительно, мы живем, по макушку погрузившись в дела, и у нас никогда не бывает достаточно свободного времени, чтобы просто полюбоваться миром, в котором мы живем. Хотя он, право слово, достоин того, чтобы им любовались.

Как все-таки хорошо никуда не спешить! А ведь мы почти утратили эту способность, мы спешим даже тогда, когда не надо. Мы живем суматошно и взбалмошно даже тогда, когда этого не требуется. Живем, словно убегаем, но от кого? От себя, что ли? А ведь так приятно никуда не спешить, не идти, словно торпеда к цели, а просто плыть по течению. Куда-то все равно отнесет. И может быть, в этом куда-то будет лучше, чем в нигде, в привычной, но совершенно некомфортной суете.

Я шел и думал о Карине, постепенно привыкая к ее имени. Странно, никогда не думал, что буду встречаться с девушкой по имени Карина. Как-то необычно… ну да ладно. Красивое имя, и даже очень ей идет. Стоп.

Я поймал себя на мысли, что смотрю на Карину как на свою девушку, хотя еще не факт, что у нас что-то получится. От моих ночных мыслей и следа не осталось: теперь я уже не думал, что стал Карине интересен только из-за своего социального статуса. В конце концов, симпатию к человеку имитировать невозможно, вот и посмотрим, буду ли я ей симпатичен или нет. Но, убей меня, Карина не производила впечатление меркантильной стервы от слова совсем никак. Уж чего-чего, а этого добра вокруг хватает с лишком, и даже я не избежал знакомства с этой категорией женского пола. Нет, определенно нет.

– Чет ты, брат, задумчивый, – прервал мои мысли голос Матвея. – Идешь, по сторонам пыришься, старых друзей не замечаешь.

Я схватил Матвея в охапку и обнял, похлопав по спине:

– Привет, братюня, как сам-то?

– Ничего, бодрячком. – Он тоже похлопал меня по спине. – Жив, здоров, сыт и доволен. А как жизнь у Билла Гейтса местного разлива?

Я скривился:

– И ты туда же… ну какой из меня Билл Гейтс?

– Не прибедняйся, брат, – улыбался Матвей. – Я тоже новости читаю. О твоей «Мы» много говорят, да еще таким тоном, типа: «Утерли мы нос этим заокеанским зазнайкам».

Он еще раз хлопнул меня по плечу:

– Идем уже, нас ждут шашлыки.

И мы пошли по давным-давно знакомой дорожке. Матвей жил в Мытищах, но Москву знал хорошо и после дембеля нашел меня потому, что, как он заявил, «на гражданке скучно». Сам он, дембельнувшись, устроился экспедитором и – видать, родился в штанах и рубашке – приподнялся, и теперь владел небольшим бизнесом по автозапчастям.

Мы говорили о его работе. Матвей посетовал на санкции, но тут же отмахнулся от этой проблемы, заявив, что теперь гоняет за запчастями в Китай и выходит даже дешевле. В общем, жить можно, только некоторые особо въедливые клиенты нервы треплют.

Я, в свою очередь, рассказал ему о «Мы». В принципе, он находился в курсе дел; пожалуй, Матвей единственный верил в эту затею с самого начала… ну, то есть как верил? Он единственный сказал мне, когда я озвучил эту идею: работай, брат, если долго мучиться, что-нибудь получится, кто ищет, тот всегда найдет, если шею не свернет. И подбадривал меня, когда у меня опускались руки: дескать, прорвемся, брат! Не в такие передряги попадали.