Текст книги "Испытание страхом"

Олег Рой
Испытание страхом

© Резепкин О., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

По освещенному лишь аварийными лампами коридору бежали андроиды. Скафандры биозащиты скрывали их тела и лица, но лишь андроиды способны так синхронизировать свои движения, чтобы носилки не испытывали ни малейших колебаний, способных повредить тому, кого переносят.

На носилках лежало тело в капсулирующей оболочке. О том, что этот человек жив, свидетельствовали только приборы, которые контролировали жизнь тела и отчасти поддерживали ее. Судя по показаниям, от смерти человека отделяла лишь тонкая грань.

Коридор был длинным, но даже самый длинный путь заканчивается; открылись двери, и андроиды со своим грузом оказались в хорошо освещенном помещении медлаба. Здесь их уже ждали двое людей в скафандрах биозащиты. Безмолвные слуги осторожно закрепили носилки на операционном столе. Стол немедленно ожил – одни манипуляторы споро вскрыли оболочку с телом, другие столь же уверенно принялись подсоединять пациента к системам жизнеобеспечения стола. Люди тем временем склонились над телом.

– Ничего себе, – сказал один из них. Маска биозащиты искажала голос, так что даже не понятно было, женщина говорит или мужчина. – Капитально же ей прилетело.

– Она не знала, с чем имеет дело. – Второй голос определенно принадлежал женщине, даже маска не могла это скрыть. – Черт, все произошло слишком быстро…

– Забей, – посоветовал первый. – Ты ни в чем не виновата. Потери неминуемы, разве он тебе не говорил?

Женщина склонила голову. Первый же тем временем осматривал пациента, если кусок плоти, лежащий на столе, можно было так назвать…

– Сухая гангрена, – констатировал человек. – На первый взгляд. А если присмотреться…

Он одним движением расстегнул застежку краги и сбросил перчатку прямо на пол. Под перчаткой оказалась женская ладонь – красивые, тонкие пальцы, казалось, были созданы для хирургии – длинные и сильные, несмотря на кажущуюся хрупкость. Женщина приподняла руку пациентки, вернее, попыталась это сделать – кусок руки с мизинцем с хрустом отломился.

– М-да, – сказала она. – Кажется, с руками у нас о-очень большие проблемы. Надо ноги посмотреть. Что это вообще такое?

– Криогенный удар, – тихо ответила другая женщина. – Затронуты только конечности.

– В данном случае это не важно, – заметила первая. – Единственный выход – полная ампутация. Иначе вскоре все это начнет гнить, потом заражение крови и кирдык…

Она задумчиво подперла кулаком подбородок маски:

– Может, проще ее добить?

Вторая женщина вскинула голову:

– Ты не понимаешь, что говоришь! Они все для нас ценны! Каждый из них! Если мы можем ее спасти…

– Мы? – в голосе первой женщины послышалась издевка. – Не мы, а я. Да, я могу ее спасти – отчекрыжив ее прелестные ручки и ножки. В конце концов, у нас есть запасные, а я всегда мечтала увидеть… не важно.

Она осторожно придвинула к столу манипулятор, на котором был закреплен лазерный резак:

– Я понимаю – она из твоих. Понимаю, как ты к ним относишься. Особенно к этим деклассированным из седьмой. С учетом того…

– Замолчи! – вскрикнула вторая женщина. В ее вскрике было что-то птичье, так кричат раненые чайки. – Что ты знаешь? Не тебе меня судить!

Первая женщина пожала плечами, попутно проводя пальцем по почерневшей руке девушки на операционном столе. Манипулятор с резаком повторял ее движения:

– Будь это кто-то из моих, ты бы и не почесалась. Но мне пофиг на все это, я делаю свою работу. Я спасу тебе твою игрушку, но ты уверена…

– Уверена! – поспешила ее заверить вторая. – Давай, быстрее, у нее не только руки-ноги проморожены…

– Вот в чем я точно не нуждаюсь, так это в твоих советах, – ответила первая. – Лучше принеси выпить, толку куда больше…

Вторая хотела было что-то возразить, но кивнула, отошла от стола и поспешно вышла из помещения.

– Ну что, милочка, – обратилась первая женщина к телу на операционном столе. – Придется попортить немного твою бархатную кожу, не возражаешь? Эх… а ведь только позавчера я делала тебе татуировку…

Сверкнул луч резака, и свешивающаяся со стола рука девушки упала на пол. Стука не было, лишь легкий шлепок, а потом на месте падения отсеченной руки поднялось небольшое облачко серой пыли.

– Одной рукой меньше, – заметила женщина, когда пыль улеглась. – Давай я теперь отрежу тебе ножку, не возражаешь?

На сей раз лазер работал немного дольше. Когда луч погас, женщина-хирург сказала:

– Ничего, невелика потеря. Я пришью тебе новые ножки, да такие, что все парни будут твои. Ты молодая, теломеры длинные, вырастим тебе все, что нужно…

Она занялась второй ногой, точнее, пока работал лазер, быстро проверила ампутационные поверхности ранее удаленных руки и ноги.

– Знаешь, милая, – обратилась она к находящейся без сознания пациентке, – бывает и хуже. Когда-то меня от одной мысли о протезах начинало тошнить, но уже тогда они у меня вызывали какой-то интерес. Я боялась этого, я думала, что в этом есть что-то извращенное, чудовищное, неестественное…

Она принялась рассматривать свежий срез, тампонировала едва заметное капиллярное кровотечение. Потом выпрямилась и сказала:

– Чушь, бред, чепуха! Sed et si potes fieri, magis utere[1]1
  Если можешь [стать свободным], воспользуйся лучшим (1-е Кор. 7:21, лат). Смысл цитаты заключается в том, что человек может и должен стремиться к лучшей судьбе. Эта цитата из Библии используется для опровержения постулата некоторых деноминаций о недопустимости для христианина пластических операций и т. д.


[Закрыть]! Человеческая плоть слабая, к тому же она излишне хрупкая, но мы можем сделать ее сильной, непобедимой, бессмертной!

– Мы? – спросил чей-то иронический голос. Женщина вздрогнула и обернулась. За ее спиной стоял высокий человек в костюме биозащиты, однако не могло быть сомнений, что это мужчина.

– Вы, босс, – склонив голову, ответила женщина. – Конечно, все лишь благодаря вам.

Мужчина кивнул и, подойдя к столу, приподнял еще не ампутированную руку:

– И что вы планируете с этим делать?

– Вырастим ей новые конечности, – ответила женщина. – Думаю, вторую модель и для рук, и для ног…

– Руки сделайте третьей, – сказал мужчина. – Она это заслужила. Редкое бесстрашие для пятнадцатилетней девочки.

– Сделаю, – пообещала женщина. – Вы же знаете…

– Знаю, – перебил ее мужчина. – Как и то, что тебе больше нравится ампутировать, а не выращивать. Тем более – лечить.

Несмотря на то, что лица женщины нельзя было разглядеть под шлемом костюма, вся ее поза выдавала смущение, если не обиду:

– Конечно, моя квалификация не идет ни в какое сравнение с вашей, – сказала она тихо, – но неужели я заставила вас сомневаться?..

– Ну что ты, – отрезал мужчина, – я сказал то, что сказал: резать ты любишь больше, чем лечить. Это не значит, что ты плохо лечишь. Но твой конек – анализ, а не синтез, и это хорошо.

Мужчина присел на край стола, ничуть не смущаясь тем, что на нем лежит тело:

– Апистия, ты совершенна. Мы об этом уже не раз говорили. Порой мне кажется, что ты сомневаешься в моих чувствах, но я люблю тебя не меньше, чем Надин. Я всех вас люблю одинаково. Тех, кто не предал меня. Тех, кто остался верен. Вы – мои жены-мироносицы; когда меня оплевали, вы вытирали плевки, вы снимали меня с креста, вы клали меня в гроб и вы присутствовали… что я говорю, ты сама знаешь. Как я могу не любить тебя? Твой характер – плод моих трудов. Ты такая потому, что я тебя такой создал. И, кстати, ты даже больше похожа на меня, чем Надин, которую ты считаешь своей конкуренткой. Последнее время я вижу в тебе некое напряжение, и я даже знаю его причины. Ты хотела, чтобы семерка была твоей, да?

Апистия, та женщина, что оперировала девушку, кивнула, по-прежнему со смущением.

– Какие вы, в сущности, дети. – В голосе мужчины послышалась теплота. – Ты ведь считаешь, что лучше справилась бы с ними?

Апистия кивнула.

– О, да, у тебя бы они по струнке ходили! Но мне не надо, чтобы они ходили по струнке. Семерке не нужна железная дисциплина, в слабых, по сравнению с твоими, руках Надин они раскроются лучше.

– Я вижу, – Апистия фыркнула, ткнув пальцем в оставшуюся руку бесчувственной девушки. Запястье хрустнуло и повисло на сухожилии. – Вы не возражаете, если я закончу ампутацию?

– Валяй, – согласился мужчина, по-прежнему сидя на столе. Апистия стала настраивать лазер, мужчина продолжил: – Твой план только тогда совершенен, когда даже неожиданные события идут ему на пользу. А то, что произошло, неожиданным никак не назовешь. Не стану вдаваться в долгие объяснения, просто поверь мне, все идет по плану. И кстати, семерка – не фавориты, как ты могла бы подумать. У меня нет фаворитов – я знаю, что те, кто сегодня впереди, могут завтра оказаться сзади или вообще сойти с дистанции. У каждой цепочки есть шанс стать прима-цепью, у каждого куратора – доказать, что именно его обучение – самое эффективное. И наоборот – те, кто сегодня, сейчас лучшие, завтра могут оказаться в отбраковке. Успех – такое же искушение, как препятствие или неудача, но больше срезаются не на неудачах, а на успехе.

Апистия молчала, и мужчина продолжил:

– Надеюсь, ты меня поняла. Видишь ли, мне совсем не все равно, когда кто-то из моих любимых детей чувствует себя обиженным. Я создавал вас не для страданий. Оставьте страдания попам, мои дети созданы для того, чтобы торжествовать со мной. Я жду, что ты приободришься, ты нужна Проекту не меньше, чем Надин.

– Я… – Апистия отсекла руку, но, видимо, не совсем аккуратно, и сейчас с помощью небольшого тихо гудящего инструмента обрабатывала срез, тампонируя выступающую кровь. – Я сделаю все, как нужно. Не сомневайтесь. Для меня важно было услышать то, что вы сказали. У меня никого нет, кроме вас.

– У тебя есть сестры и братья, – возразил мужчина. – Вы, может быть, не в лучших отношениях, но они – твоя семья. Апистия, Апистия, против нас весь мир, а вы выясняете, кто из вас больший. Найдите повод сплотиться. Вскоре вам придется действовать совместно. Я говорил тебе об этом.

– Я не хочу в это верить, – Апистия резко дернула головой, отрицая сказанное. – Вы не можете нас оставить. Вы – наш бог, вы – душа и тело Проекта…

– И его мозги, – напомнил мужчина. – Потому вас трое: тело – это Барака, душа – Надин, а мозг – ты, моя девочка. Звучит немного иронично, но у нас с тобой особые отношения, ты же знаешь.

Женщина кивнула. Она выпрямилась и, подойдя, обняла мужчину. Тот похлопал ее по спине и отстранил:

– Я вижу, ты в порядке. Ладно, мне надо к нашим овцам. Я слышу, Надин уже на подходе.

Его фигура замерцала, словно была голограммой, хотя до того не возникло сомнений в материальности мужчины. Затем мерцание стало чистым светом, который погас как раз тогда, когда двери медлаба открылись и вошла вторая женщина. В руках у нее был поднос с виски, двумя стаканами и бутылкой содовой.

– Решила составить мне компанию? – усмехнулась Апистия, снимая маску. – Ставь сюда, рядом с ногами.

– А ты быстрая, – ответила Надин, ставя поднос на стол возле ампутационных срезов девушки. – Управилась уже…

– Чего там управляться, – пожала плечами Апистия, открывая бутылку. – Чик-чик, и ни ручек, ни ножек. Твоя работа сложнее.

– Мою работу за меня делают принтер и программы. – Надин сняла шлем биозащиты и положила его девушке на живот. – Как она?

– Что ей станется? – пожала плечами Апистия. – Лежит в искусственной коме, все, что нужно, я законсервировала. Только поверхность не прикрывала, чтобы ты могла взять образцы для генного конструирования.

Пока Апистия говорила, она успела наполнить бокалы виски. Эта марка виски была лучше, чем та, что Апистия потребляла раньше. Один бокал она протянула своей собеседнице.

– Надин, – сказала Апистия. – Между нами были трения, глупо это отрицать. Наверно, так и должно быть. Мы все немного ревнуем друг друга к… нему. Я иногда вела себя глупо, признаю это. Надин, милая, я хочу, чтобы ты знала – я… дорожу и восхищаюсь тобой. Ты – самое совершенное творение нашего отца. Потому именно тебе он доверил семерку. И я хочу, чтобы ты знала, что можешь рассчитывать на любую помощь с моей стороны.

– Я знаю, Апистия, – кивнула Надин. – Знаю и испытываю к тебе те же самые чувства. Ты всегда была для меня старшей сестрой, хоть я и помню то время, когда тебя не было в Проекте. Но когда ты появилась, словно яркая звезда взошла на тусклом небосводе. Я восхищалась тобой, твоей силой и решительностью, и восхищаюсь до сих пор. И я…

Надин опустила голову, формально потому, что добавляла содовую в виски. Но щеки ее заметно порозовели.

– Я хочу быть похожей на тебя в этом. А еще я помню то, что было между нами раньше. До того, как мы стали кураторами.

Глаза Апистии блеснули:

– Ты помнишь?

Смущенная Надин кивнула:

– И мне очень этого порой не хватает. Но сейчас тебе не до меня…

Апистия отставила стакан и подошла вплотную к Надин:

– Мне всегда до тебя, моя девочка. Я очень по тебе скучала…

Надин смущенно отвернулась:

– Давай выпьем… за нас. На брудершафт, как когда-то давно…

– Не так уж и давно. – Апистия взяла бокал, и они с Надин, скрестив руки, выпили.

– А ты с каждым годом все лучше, – заметила Апистия. – Не стареешь, не то, что я.

– Милая, мы же в Проекте, – сказала Надин, лукаво улыбаясь, – мы никогда не умрем. Но, мне кажется, ты что-то забыла.

– Не забыла, а отложила, – ответила Апистия. – Давай закончим с… твоей подопечной.

– Хорошо, – кивнула Надин. – Но неужели ты не хочешь меня поцеловать?

Апистия не ответила, она просто прижалась губами к губам Надин. Поцелуй был страстным, в нем было мало нежности, но много чувств.

– Женщина с тысячей лиц, – сказала она, отпуская Надин. – И я не знаю, какое из них мое.

– То, которое ты любишь больше всего, – ответила Надин. – Давай закончим побыстрее, чтобы у нас еще осталось немного времени. Приготовь консервационный гель, а я пока возьму материал для клонирования.

Часть I. Первая кровь

То, что пусто теперь…

Джинн

 
Кровь вытекает так же легко, как вода.
Сладкой победа не бывает почти никогда,
Как без шипов не бывает в природе роз,
Так не бывает победы без скорбных слез.
Некогда объяснять, просто поверь,
Каждый день удлиняет список твоих потерь
В жизни сражения часто нельзя избежать.
Но будь готов к тому, что придется что-то терять…
 

Мы победили. Стоя в пустом Зале Собраний, я думал, как, оказывается, горько звучит эта фраза: мы победили. Наверно, мой любимый рэпер прав – без потерь победы не бывает. Но одно дело, когда ты знаешь об этом в теории, и совсем другое – почувствовать это в реале.

Наверно, в эти минуты каждый из нас вспоминал, как это случилось. Гордиться нам было нечем – появление вражеских дронов привело нас в панику. Паника проявлялась по-разному – мы с Фредди тут же оттеснили девушек назад, а Призрак и Бракиэль, не сговариваясь, открыли огонь. У Бракиэля оказался небольшой лучемет, совсем крохотный. Призрак стрелял из своей «беретты». У нас с Фредди были такие же, но мы даже не догадались достать их.

Тень и Дария явно были напуганы, а вот Куинни сохранила хладнокровие. Когда Призрак первый раз попал, и по нам открыли ответный огонь, она что-то сделала, я так и не понял, что именно, и заряды противника нас не достигли.

В этот момент я немного пришел в себя и тоже достал «беретту». Фредди, которого Призрак снабдил отпечатанным на принтере оружием, выстрелил раньше меня, но не попал. Я тоже промахнулся. Призрак выругался:

– Che cazza, у нас патронов много, что ли? Закройте глаза и позвольте сверхсиле наводить оружие, кретины!

– Девочки, уходите, – сказал я, пытаясь сделать то, о чем говорил Призрак. – Мы вас прикроем…

– Вот еще, – возразила Дария, становясь у меня за плечом. – Мы уйдем, а вы тут погибать будете? И к тому же ты видишь, какие эти дроны прыткие, думаешь, мы далеко убежим?

К этому моменту я действительно это видел. Неудивительно, что я промахнулся, тут и мастер спорта по стрельбе не попал бы! Дроны, даже те, что двигались по земле (а также потолку и стенам), были невероятно быстрыми. Но когда я, как сказал Призрак, позволил сверхсиле вести себя, выстрелы стали точнее.

А затем между нами материализовался Цезарь, и все пошло веселее. Мы сгрудились вокруг мотоцикла, прикрытые его щитом. Дроны вились вокруг нас, то и дело стреляя, но без толку – защита мотоцикла нас прикрывала.

– Ну, я им сейчас покажу, – зло сказал Призрак, садясь в седло. – У меня тут такое есть…

Что именно у него есть, я знал – аппаратура подавления электронных систем. Вот только на наших противников она не подействовала. Призрак недоуменно уставился на меня, словно я был виноват в том, что его хитромудрые приборы не работают.

– Военная электроника, – сказал я, пожав плечами. – Экранированная.

Призрак сплюнул. Патроны к тому моменту закончились, и, хоть у нас только пара выстрелов пропала впустую, количество нападавших не только не уменьшилось, но, кажется, еще возросло.

– Этот cazatta экран садит батарею, – тихо сказал мне Призрак, с бессильной злобой глядя на кружащихся вокруг экрана дроидов. Я тоже следил за ними; видимо, где-то в глубине пещеры у них была док-станция – то и дело то один, то другой дроид, отстрелявшись, уматывал куда-то, а на смену ему появлялся новый.

– И что ты предлагаешь? – спросил я.

– Che cazza, я должен предлагать? – возмутился Призрак. – Кто у нас электронщик? Я пытался нащупать их механическую часть – neanche cazza, глушилка тоже не сработала, pacco di merde…

– Стоп, – сказал я. – Купер, ты здесь?

– Так точно, – моя фича материализовалась между мной и Призраком.

– Твои выводы о ситуации? – спросил я.

– Паршиво, – ответил Купер. – Атакующая группа управляется и поддерживается извне. В глубине тоннеля находится неопознанное устройство, хорошо экранированное от доступных мне средств наблюдения, на нем, вероятно, станция радиоэлектронного подавления, глушащая все системы, кроме своих.

– Все системы? – удивился я. – В смысле?

– Поправка, – ответил Купер. – Не все системы, а все интеллектуальные системы – управление, связь, техническая разведка, РЭБ…

– Стоп, – перебил его я. – Но ты же работаешь?

– Мой аватар лежит в глубоком нокауте, – ответил Купер. – Я сейчас существую полностью автономно, за счет твоих внутренних ресурсов.

Говорят, какой-то ученый нашел ответ задачи, над которой бился, сидя в ванной. Это так его воодушевило, что он, как был, голым, выскочил и помчался на улицу с криками «У меня получилось» или типа того. Честное слово, я его понимаю…

– То есть ты можешь имитировать работу электронных устройств, даже если они вырубились? – уточнил я.

– Раньше не мог, – ответил Купер, – но когда ты пересадил себе новый аватар для меня, мои возможности многократно выросли. Так что теперь я могу игнорировать любые помехи извне, и не только это…

– Так, – сказал я. – Ты в контакте с Цезарем?

– Мы всегда в контакте, – ответил Купер. – Это называется цепочка. Сейчас, правда, в нашей цепи не хватает одного элемента, но…

– Можешь… – я не знал, как сформулировать задачу, а экран между нами и дронами стал заметно тускнеть, времени у нас оставалось критически мало, – эмулировать работу бортового оборудования Цезаря, которое…

– Я понял, – похоже, моя фича переняла у меня свойство перебивать. – Цезарь выполнит все под моим управлением. Попроси Призрака сесть в седло. И вот что еще, я думаю, стоит сделать кое-что еще, одну минутку…

Черная Королева

Очень странно, но с тех пор, как я стала задумываться о магии моего народа, эта самая магия, словно… не знаю, как будто поселилась во мне. Например, мне на ум постоянно приходят старинные песни, большинство из которых для меня звучит совершенно незнакомо. Что это – генетическая память? Откуда эти незнакомые мотивы и странные слова?

Сейчас я слышала очень грустную песню, не удивлюсь, если заупокойную. В ней пелось о дальней дороге, ведущей в призрачный край. О том, что каждый отправляется в этот путь в одиночку, хотя провести его приходят многие. О том, что путь между стен тумана ведет к далеким звездам, забытой отчизне нашего рода…

Я, наверно, совсем не умею скорбеть. Нет, не так – моя скорбь не отражается внешне, она в глубине души. Где-то там, где колодец невыплаканных слез, в котором эхом отдаются сдержанные крики, стоны и плач. Снаружи я кажусь такой же, как раньше, но я уже другая…

Я привыкла прятать эмоции – детские радости и восторги, удивление, недоумение и даже страх. Особенно страх. Наверно, со стороны я кажусь бесстрашной, но внутри меня живет такой страх, что… не знаю, с чем даже и сравнить. И конечно, я испугалась, так же как и другие девочки, но постаралась это не проявить. Быстрее меня сориентировались только Призрак и Бракиэль – никто еще толком ничего не сообразил, а эти двое уже палили по приближающимся дронам. Еще через минуту открыли огонь Джинн и Фредди, те постарались оттеснить девочек, включая меня, но со мной это не получилось. Дело в том, что дроны открыли ответный огонь, и я, чисто интуитивно, выставила тот же щит, что и когда-то в Африке. Девочки удивленно ахнули. Однако если в Африке, наверно, от испуга, я не чувствовала ничего, то здесь каждое попадание в щит отдавалось в моем теле, словно в меня тыкали палкой.

Девочки сориентировались быстро. Ума не приложу, как они узнали, но неожиданно я почувствовала прилив сил, какой, должно быть, чувствовала Тень, когда мы помогали ей в подземелье. Выстрелы тем временем стихли – у ребят закончились патроны.

А потом появился Цезарь, и Призрак с Бракиэлем буквально затащили меня под развернутый купол. К тому моменту я себя чувствовала так, словно пару часов поток тащил меня по камням горной речки. Я присела, опираясь на Цезаря, ко мне тут же подоспели Тень и Дария, но чем они могли помочь? Увы, Льдинки с нами не было, и я боялась даже думать о том, что с ней – ее фича, равно как и фича Олги, не ощущалась нашими, и значить это могло, конечно, что угодно, но, скорее всего, значило только одно…

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем перед нами появились наши фичи. Эсмеральда держала на руках Талисмана, рядом с ней стояла моя фича, мрачная, как всегда.

– Каждая из вас думает о том, как выбраться из этого положения, – глухо сказала моя фича. – Мы посоветовались и решили вот что. Сейчас Купер с Цезарем вырубят электронику этих аппаратов. У них системы экранированы, к тому же имеются резервные системы управления, так что вырубится не все, но…

– …они будут дезориентированы, – перебила ее Эсмеральда. – Дальше вам нужно будет выложиться.

– Как? – спросила Тень.

– Джинн и Призрак вырубят электронику атакующих, после чего Фредди с Бракиэлем пойдут в контратаку. В глубине пещеры стоит какая-то шняга, которая всем этим заправляет. Попробуем взять ее тепленькой.

– А нам что делать? – снова спросила Тень.

– Ты накроешь Фредди с Бракиэлем невидимостью, – сказал Талисман. – Будет тяжело, но постарайся сделать так, чтобы невидимость держалась на них всех, и чем дольше – тем лучше.

Тень кивнула.

– Ты, – велела моя фича, – опять поднимешь щит. Знаю, что тяжело, знаю, что боишься. Но надо. Перед началом боя мы сольемся с вами – это придаст вам сил, но лучше этим не злоупотреблять – ваша нервная система к такому еще не готова.

– А я? – спросила Дария.

– А ты, – ответила ее фича, – будь готова выдернуть обоих сюда. И учти – у них окажется груз, может, довольно тяжелый, а у тебя, кроме меня, никакой помощи нет.

– И цепочка у нас разорвана, – грустно заметил Талисман, – я в отчаянии, ищу Арвен и не нахожу…

Фредди

Усевшись в седло Цезаря, Призрак разрядил свою «беретту» и протянул мне обойму.

– Тут три патрона, – сказал он. – Возьми, на всякий случай.

– Оставь себе, – ответил я, понимая, почему он оставил именно три патрона. – У Бракиэля есть его лучемет, а у меня вот это, – и я показал ледяной сталагмит, отломленный мной, когда закончились патроны.

– Cazzarolla, с дубиной на дронов! – Призрак уставился на меня, словно видел впервые. – Perfecto stronzo, a te che, cogloni da acciaio[2]2
  Примерный перевод с итальянского жаргона: «Сумасшедший, у тебя что, стальные нервы?»


[Закрыть]?

– Neanche cazza, – общаясь с Призраком, быстро научишься плохому. – Мне так же страшно, как и тебе. Ничего, справимся.

– Кто тебе сказал, что мне страшно? – распетушился Призрак, но его осадил Джинн:

– У нас все готово. Ребята, вы как?

Я посмотрел на Призрака. Того окутало пламя, но от этого пламени не веяло жаром. А сам я словно оделся в странную черную броню – моя фича слилась со мной. Вот черт! Я почувствовал ноги, а ведь я не знал этого ощущения с раннего детства. Более того, мне не нужно было больше силой воли их переставлять. Это на секунду выбило меня из колеи, но лишь на секунду, не больше:

– Готов. Бракиэль?

Он кивнул. На нас он не смотрел. Фичу его я тоже не видел. Интересно, как она все-таки выглядит? Ни я, ни Призрак с Джинном ее так и не видели, а девочки если и видели, то хранили молчание. Равно как и моя собственная фича, но Молчаливый Гигант был не особо общительным, даже со мной.

Тем временем к нам подошли девочки. Наверно, мне должно было стать страшно, но… я чувствовал странное возбуждение. Мне не терпелось опробовать ноги, наконец-то ставшие моими в полной мере.

– Три-четыре, – сказал Джинн, и через мгновение в пещере сделалось ощутимо светлее, а затем словно световая волна от ядерного взрыва, ускоряясь, понеслась от Цезаря во все стороны, и там, где она проходила, летающие и прыгающие дроны либо валились на землю, либо зависали на месте, либо начинали хаотично метаться. Зрелище было то еще… я крепче сжал сталагмит в правой руке и приготовился.

– Вперед, – скомандовал Джинн, когда экран вокруг Цезаря погас. И мы рванули.

Бегал я впервые в своей жизни, и у меня просто дух захватило – это было круто! Еще в монастыре я на компьютере гонял в симулятор американского футбола; здесь на базе нашел почти такой же и в свободное время немного поразминался на нем. А сейчас это происходило вживую.

Не все дроны были выведены из строя. Какие-то из них, несмотря на то, что Тень накрыла нас невидимостью, фиксировали наше передвижение и бросались на нас, другие просто попадались на пути. Пару летучек я сбил сталагмитом, одного ползающего робота поднял телекинезом и швырнул в другого – тот стоял на месте, но палил поперек коридора. Второго такого же застрелил Бракиэль, который вообще довольно метко отстреливал ползающую, прыгающую и летучую пакость, окружающую нас со всех сторон. Один раз он сострелил дрона, запрыгнувшего мне на спину, другой раз – я отшвырнул у него из-под ног подозрительный шар, тут же выпустивший пару лезвий (одним из которых он впился в ледяную стенку, да так и завис). Наконец, впереди показалась наша цель…

Бракиэль

Не люблю бегать. Умею, но не люблю. Обычно. Но не в данной ситуации.

Если честно, я был чертовски напуган, но мой страх шел от разума, а не от чувств. В отличие от ребят, я знал, с чем мы имеем дело. Нам противостояло нечто, что в израильской армии называется «легион» – разнородная боевая группа беспилотных аппаратов. Двести пятьдесят беспилотников с автоматическим оружием – спаренным штурмовым автоматом и импульсным лазером. Сто пятьдесят наземных дроидов с двумя такими стволами и ракетницей. Сто пятьдесят «хагавов» – прыгающих дроидов с бронебойным жалом, способным пропороть бронежилет третьего класса, и одноразовым гранатометом, и до тысячи «катящихся ужасов» с парой выдвижных лезвий и зарядом взрывчатки, способным разнести танк вроде семерки – седьмой «Меркавы», я имею в виду.

Когда Фредди такой шар отшвырнул своим сталагмитом, как хоккеист шайбу, у меня даже ноги подкосились – а ну как рванет? Впрочем, «катящиеся ужасы» во множестве лежали у нас на пути или катались без видимой цели, не реагируя на наше передвижение. Беспилотники так же в основном либо попадали, либо зависли, лишь несколько носилось туда-сюда (я их по мере возможности отстреливал). Наземные дроиды в основном дезактивировались – пару уцелевших мы с Фредди сопроводили в геену каждый по-своему. Но наиболее опасными были хагавы. Один такой чуть не отправил Фредди к праотцам – первый раз он заехал жалом ему меж лопаток, комбинезон Проекта выдержал, но хагавы – штуки умные, и второй удар пришелся бы в шею – Фредди был без балаклавы. Но я отреагировал быстрее.

Когда я решаю какую-то важную задачу, то я не отвлекаюсь на посторонние мысли, но они где-то скапливаются в подсознании, а потом всплывают. Иногда чертовски поздно. Например, сейчас – может, я бы придумал какой-то более эффективный способ, если бы не отфильтровал одну мысль, показавшуюся мне неважной. Но когда я увидел его…

Больше всего он походил на помесь старинного «Хаммера» с увеличенным в разы крабом – горбатый черепахообразный корпус машины опирался на четыре лапы. Бортовая турель выпустила в нас очередь импульсов, но сильно забрала вправо, импульсы прошли довольно далеко.

– Это что еще за… – начал, было, Фредди, но я его перебил:

– Отвлеки его!

– Как? – уточнил тот.

– Швырни в него что-то, – посоветовал я. – Он хоть и косой, но вблизи может и не промахнуться, а мне никогда не хотелось закончить жизнь в качестве рыбы фиш, сечешь?

Он кивнул, а затем один из замерших у борта машины наземных дронов воспарил в воздух и врезался в то место, где у нормального «Хаммера» лобовое стекло. Я не стал наблюдать за развитием событий – оттолкнулся, прыгнул и кубарем покатился под пузо машины. Мимо толстых щупалец, к которым присоединялись для зарядки дроны – сейчас они безжизненно висели, лишь некоторые пытались отреагировать на мое передвижение прямо к конусообразному днищу в задней части.

Сверху послышался удар, чудовище покачнулось. Краем глаза я видел вспышки лазера, которыми машина отстреливалась от дронов, швыряемых в нее Фредди. Иногда она даже попадала – следовала вспышка, и обломки дрона валились на землю. Но я не сильно обращал на это внимание. Я знал, что делать.

Призрак

– Я думаю, надо было тупо отступать под прикрытием Цезаря, – сказал я, – а не мутить эту cazzatta, per bucca di culo!

– Чего уж там, – отмахнулся Джинн. – Как говорится, если бы я вчера был таким умным, как моя мамка сегодня…

– Cazzarolla, надо что-то делать, – я места себе не находил. Чихать мне на Бракиэля, но если с Фредди что-то случится… привязался я к этому увальню. Perfecto stronzo… И потом, хватит уже потерь. Я молчал, как рыба, но в глубине души был уверен – Олга и Льдинка погибли. Не знаю, как и почему, может, вот эти напали…

А все-таки поработали мы на славу! Пол пещеры был усеян лежащими без движения и слабо подрыгивающимися механизмами – дронами, роботами, еще какой-то caccare cazzatta… Молодчинка, Цезарь, что ни говори.

«Спасибо, босс», – ответил в голове Цезарь. Никак не привыкну, что он читает мои мысли.

«Я не читаю, – сообщил Цезарь. – Я… я думаю вместе с тобой. Участвую в процессе. Оп-па, смотри, что за figatta!»

И действительно – даже те машины, что еще не были выпилены нашим импульсом, внезапно замерли и повалились на пол. Всякое движение в пещере прекратилось.