Текст книги "Письма из прошлого"

Глава 4
Дмитрий

Дмитрий медленно открыл глаза, но это ему мало что дало – вокруг все было неестественно белым, будто в густом тумане. Он видел, что мимо снуют какие-то тени, похожие на человеческие фигуры, но, как ни напрягал глаза, уловить четких очертаний не мог. Сознание постоянно куда-то уплывало. Память никак не возвращалась, и Дима не мог понять, где он, что происходит с ним сейчас и что было до того, как он попал в этот странный белый туман. Голова раскалывалась от острой боли, словно в нее вонзили нож. Тело тоже болело, но не настолько сильно, глаза слезились, из-за чего сфокусировать взгляд было очень сложно. Дмитрий попытался пошевелить рукой, подняться, сесть, сделать хоть что-нибудь, но тело не слушалось, мозг не воспринимал команд. «Парализован…» – мелькнула мысль.

Дима попытался сосредоточиться на тенях, снующих вокруг него, но единственное, что ему удалось, – это не потерять их из виду. Ценой невероятных усилий он немного повернул голову, тут же ощутил резкую боль в висках и снова потерял сознание.

В следующий раз, когда Дмитрий очнулся, в голове его сложилась уже вполне осознанная мысль: «Я умер». Он снова попытался найти глазами белые тени, но на этот раз окружавший его мир изменился. Дмитрий видел, что его окружают голубые стены, которые куда-то плывут, как если бы его везли на машине или на лодке. Фигуры вокруг тоже изменились – теперь они не были белыми, а их очертания, ставшие чуть более четкими, совершенно явно светились странным темно-красным цветом. Перед глазами постоянно мелькали тусклые огоньки, сменявшие друг друга в одном стройном ритме. Но сколько Дима ни пытался сконцентрироваться, он не мог понять, где он. Он не помнил, что произошло с ним, но откуда-то совершенно точно знал, что случилось что-то ужасное, что могло повлечь за собой его смерть. Вспомнить бы только, что именно… Но это оказалось невозможно. В сознании мелькали какие-то образы, обрывки фраз, имена… Дима чувствовал, что все это ему знакомо, но как, почему? Ничего конкретного – он будто потерял всякую способность разумно мыслить.

С огромным трудом Дмитрий разлепил пересохшие губы и спросил: «Где я?» Во всяком случае, он думал, что сделал это. Движение вокруг на секунду прекратилось, тени замерли и повернулись к нему. Дима не видел глаз, но чувствовал, что на него смотрят. Он попытался сконцентрироваться и сказать что-то еще, но это оказалось ему не по силам. Сознание вновь его покинуло.

На этот раз забвение длилось недолго. Когда Дмитрий открыл глаза, то увидел уже привычную картину – движущиеся стены и тени, но появилось и нечто новое. Дима вдруг понял, что тени разговаривают. Поначалу он не мог разобрать ничего и слышал лишь невнятное перешептывание, будто говорили очень тихо и на каком-то незнакомом языке, но потом его слух начал улавливать некоторые отдельные слова. Дима прикрыл глаза, чтобы мелькающие огни не отвлекали его, и стал прислушиваться. Он слышал и даже различал слова, но спустя мгновение забывал их, как забываешь сон, когда просыпаешься. Среди всего прочего только слово «реанимация» осталось в его голове, потому что тени повторяли его чаще других и с какой-то особой интонацией.

«Ре-а-ни-ма-ция», – сумел воспроизвести про себя Дмитрий. Но он не понимал, что это значит.

«Реанимация, реанимация, реанимация…» – повторяли тени, и Дима начинал злиться на них. Почему они не могут сказать что-то еще? Почему не остановятся, не объяснят ему, кто он, где и что происходит? Он имеет право знать! Мозг послал сигнал телу, что надо сесть, но тело снова не послушалось, отозвавшись резкой болью в области затылка. Дима обессиленно выдохнул и почувствовал, что легкие словно обожгло огнем.

Неожиданно окружающий мир снова поменялся – все вокруг вдруг стало тускло-желтым, откуда-то справа пробился свет, бывший почему-то еще и теплым.

«Это окно», – догадался Дима. Ему внезапно стало совершенно ясно, что он находится в помещении, а желтое и белое вокруг – это цвет стен и потолка.

«Значит, я не умер», – рассудил Дмитрий и попытался повернуть голову в сторону света. Как ни странно, ему это удалось. В ту же секунду он вдруг ощутил холодное прикосновение к левой руке, к тыльной стороне кисти. Он чувствует свои руки! Значит, не парализован! Пошевелить рукой не вышло, но эта неудача уже не так отчаянно пугала его, поскольку Дима больше не ощущал себя неподвижной колодой. По всему телу начало медленно растекаться тепло, и Дмитрий будто снова обрел плоть, почувствовав каждую конечность, каждую клетку, каждый нерв. Однако вместе с этим пришла и боль, резкая, ноющая боль во всем теле. Отголоски этой боли он ощущал и раньше, но и предположить не мог, насколько она сильна и всеобъемлюща. Он глубоко вздохнул, от чего легкие снова загорелись, и издал протяжный стон.

На этот раз снующие вокруг тени совершенно точно услышали его. Они столпились перед Дмитрием и начали живо что-то обсуждать. Речь их все еще казалась невнятной, слова мешались и путались, но в общей неразберихе Дима отчетливо разобрал слово «сон».

«Сон? Неужели это все сон? Но я ведь чувствую тело… Это не может быть сном, они ошибаются!..» – в отчаянии подумал Дима. Сам-то он был уверен, что все происходящее вокруг – реальность, какой бы странной она ни была.

Вдруг одна из теней двинулась вперед и приблизилась к нему. Расплывчатый контур резко стал четким, и Дмитрий увидел перед собой лицо женщины. Бледное лицо с бесцветными глазами. Женщина смотрела на него внимательно, с явной озабоченностью и интересом. Дима замер, ожидая, что будет дальше.

– …спать, – сказала женщина и слегка улыбнулась.

– Что? – попытался спросить Дима, не сумевший разобрать начала фразы. Он хотел попросить ее повторить сказанное, хотел задать много вопросов, но из горла вырвался только хриплый вздох.

Прямо перед его глазами блеснула тонкая медицинская игла, и Дмитрий снова отключился.

* * *

– Дима, Дима! Ты слышишь меня? Ты что-нибудь чувствуешь? Ну, ответь же! Я же вижу, что ты пришел в сознание! Дай мне знак, просто моргни, если слышишь и понимаешь меня, – женский голос был до такой степени настойчив, что вывел Дмитрия из состояния забытья.

«Опять Надюха что-то от меня хочет… Не дает нормально поспать, – подумал Дима, не открывая глаза. – Блин, как же мне плохо!.. Похоже, перебрал вчера… Башка раскалывается, и все тело ноет… Что со мной? Наверное, заболел…»

– Надь… – простонал он, даже не пытаясь разлепить тяжелые веки. – Не приставай, мне так хреново… Лучше дай мне…

И замолк на полуслове, потому что до него вдруг дошло, что он обрел память. Дима вспомнил, кто он, вспомнил, что работает заместителем главного врача психиатрической клиники, вспомнил, что у него есть жена и ребенок, вспомнил многое из того, что происходило с ним до настоящего момента. Отголоски недавних странных видений все еще были живы в голове, но теперь он понимал, что это был всего лишь бред. Вероятно, от высокой температуры.

Он заставил себя открыть глаза и осмотреться. И это ему удалось, хоть и не без труда – перед глазами стояла пелена, а очертания предметов расплывались. Но даже несмотря на это, Дмитрий понял, что проснулся не дома, а в незнакомой комнате с желто-серыми стенами и большим окном с серыми занавесками в цветочек. И что женщина, сидящая на стуле у его кровати, которая вскинулась, увидев, что он открыл глаза, и наклонилась к нему – не Надя. А Полина. Дмитрий четко произнес ее имя, и она обрадовалась.

– Слава богу! – проговорила Полина. – Ты действительно пришел в себя.

Она поднесла к его лицу руку с поднятыми указательным и средним пальцами – жест, который в одних культурах обозначает победу, а в других – знак дьявола.

– Посмотри, сколько пальцев?

– Два…

– Отлично! А ты помнишь, как тебя зовут? И какой сейчас год и месяц?

– Помню… Дмитрий Сергеевич Щеголев… Родился восьмого августа тысяча девятьсот семидесятого года…

– Все верно! – просияла Полина. – Господи, какое счастье, ты в порядке… Как ты себя чувствуешь? Голова сильно болит?

– Сильно… И не только голова… – простонал Дима.

Только сейчас он сумел оглядеть себя и увидел, что одна рука у него забинтована. Дмитрий осторожно поднес другую руку к голове и, ощупав ее, тоже обнаружил повязку.

– Тише, лежи спокойно, не шевелись. Я скажу, чтобы тебе сделали обезболивающий укол, – Полина хотела приподняться с места, однако Дима остановил ее.

– Что со мной случилось? – спросил он. – Почему я в больнице? Я ведь в больнице?

– Дима, давай не будем сейчас об этом говорить, ты еще слишком слаб, – отвечала Полина.

И Дмитрий не стал спорить – у него действительно не было сил говорить.

В палату вошла пожилая медсестра со шприцем в руках и склонилась над его кроватью. Дима вздохнул и закрыл глаза.

* * *

Когда он снова пришел в себя, в палате было темно, только пробивался через дверное стекло слабый свет ламп из коридора. Голова и тело все еще болели, но уже не так невыносимо. Оглядевшись в полумраке, Дима снова увидел Полину, она дремала, неудобно скрючившись на стуле, и он решил ее не тревожить, пусть отдохнет. Интересно, а почему с ним в больнице Полина, а не Надя? В том, что он находится именно в больнице, Дмитрий не сомневался, но еще не мог восстановить в памяти, из-за чего попал сюда. Он прикрыл глаза, не без труда поудобнее устроился на кровати и попытался привести мысли и воспоминания в порядок.

Итак, что он помнит последним? Где он был в тот момент – дома или на работе? Не дома точно… Но и не в клинике. Точно не в клинике, потому что он взял отпуск. Верно, он же взял отпуск! И сделал это потому, что они решили отвезти Кристинку на море. Да-да, все было именно так! Они собрались в отпуск, спланировали маршрут так, чтобы увидеть Волгу, и отправились к Черному морю на «Форде». Он, Дмитрий, еще специально как следует выспался, чтобы вести машину… Да-да, они выехали утром… Точнее уже днем, потому что долго собирались. Остановились пообедать в кафе, купили пирожков… А потом? Что было потом? Дмитрий не помнил. Кажется, было очень жарко, все время хотелось пить. Потом стемнело… А затем пошел дождь… Да, конечно, дождь! Еще была отвратительная видимость, его сильно клонило в сон, и он только в последнюю минуту заметил автомобиль, который чуть не врезался в них сзади… Ну да, именно так и было. Дима увидел идущий на обгон автомобиль, принял в сторону, а дальше… Дальше полный провал и темнота. Получается, они попали в аварию?

От подобного открытия Дмитрий чуть не подскочил, дернулся и тут же застонал от боли. Этот шум разбудил Полину, она вздрогнула, открыла глаза и испуганно посмотрела на него.

– Дима? Что? Тебе хуже?

– Полина… Я вспомнил… – прохрипел он. – Я ехал в отпуск… Мы ехали… Произошла авария, да? Так вот почему я в больнице…

И тут же с тревогой поглядел на свою добровольную сиделку:

– Полина, а почему здесь со мной ты, а не Надя? С ней все в порядке? А с Кристинкой? Они не пострадали?

Полина похлопала его по здоровой руке ободряющим и в то же время каким-то отвлекающим жестом.

– Успокойся, Дима, нет никаких причин для волнений. С ними все хорошо. Мы с тобой поговорим завтра. А сейчас ночь, надо спать…

С усилием Дмитрий повернул руку и сжал ее пальцы. Мысленно отметил, что это оказалось не так уж сложно и не так больно. В другой момент он наверняка порадовался бы тому, что к нему возвращается способность владеть своим телом, но сейчас его гораздо больше занимали другие вещи, которые представлялись куда более важными.

– Полина, не обманывай меня! Если бы все было в порядке, Надюшка обязательно пришла бы навестить меня. И сейчас сидела бы на твоем месте. Надя, а не ты!.. Так что не надо мне врать, скажи, что с ней?

– Ну, хорошо… – Полина потянулась, разминая мышцы, затекшие от долгого сидения в неудобной позе. – Я не хотела тебе говорить, пока ты еще слаб, но раз уж ты так настаиваешь… Надя тоже пострадала, но несильно. Ее состояние легче твоего, всего лишь пара несложных переломов – нижнее правое ребро и голеностоп. Неприятно, конечно, но тревожиться не о чем. И, как ты понимаешь, навещать тебя она пока не может.

– А Кристинка? – волнуясь, выдохнул Дмитрий.

Полина отвернулась:

– Ей еще больше повезло. Отделалась царапинами.

Дмитрий некоторое время молчал, пытаясь осмыслить услышанное.

– Надя здесь, в этой же больнице? Кстати, где мы вообще?

– В Саратовской области. Вы попали в аварию около… – Полина упомянула название какого-то городка, которое Дмитрию ни о чем не говорило. – И Надя не в этой больнице, в другой. У нее, как я уже сказала, нет ничего страшного, так что ее доставили в ближайшую больницу. А тебя пришлось везти в областную. Твое состояние не в пример тяжелее, ты столько времени был в коме…

– Ну да, Саратовская область… – Дмитрий осторожно дотронулся до лба. – Мы же собирались заночевать в Саратове, в гостинице… Подожди, а где же тогда Кристинка? – запоздало обеспокоился он. – С Надей?

– За дочку не волнуйся, – Полина снова прикоснулась к его руке. – Ей дали позвонить, она сама с кем-то связалась, и за ней приехала то ли ваша знакомая, то ли родственница, такая пожилая женщина…

– Надина мама, наверное… – предположил Дмитрий, ощущая, что говорить ему становится все тяжелее. – Она в деревне живет…

– Очень может быть. Дима, ты устал. Тебе нужно поспать.

– Нет, подожди… – Он чувствовал, что должен выяснить еще одну, очень важную, вещь. – Эта авария… Что конкретно произошло? Кто в ней виноват? Я? Я ничего, вообще ничего не помню…

– И не надо, и не думай сейчас об этом, – твердо проговорила Полина. Но Дмитрий не мог так просто успокоиться. Он машинально попытался покачать головой и тут же застонал от боли.

– Полина, пожалуйста… – сдавленно попросил он. – Скажи… Я должен знать.

Полина долго смотрела на него, словно обдумывая что-то. Потом встала со стула и прошлась по небольшой палате.

– Дело в том, – проговорила она после затянувшейся паузы, – что у ДТП был свидетель. Следом за тобой ехала еще одна машина, ее водитель все видел, дал показания и подтвердил твою полную невиновность. Так что не наговаривай на себя. Ты ни в чем не виноват, запомни! Ты всего лишь не справился с управлением, поскольку шел сильный дождь, а дорога на этом участке просто ужасная.

– Да, дорога там была та еще… – с этим Дима не мог не согласиться. – И дождь лил сплошной стеной…

– Ну, вот видишь… – Полина остановилась, подошла к стулу, сняла висевшую на его спинке сумку, вытащила какие-то таблетки и протянула две из них Дмитрию на раскрытой ладони. – На вот, выпей.

– Что это? – машинально спросил он.

– Феназепам. Тебе нужно поспать, ты устал. – Она подала ему стакан воды и приподняла его голову, чтобы ему легче было принять таблетки.

– Да, я устал… – согласился Дмитрий, закрывая глаза. Он и впрямь чувствовал себя совершенно измотанным. Но на душе было легко. К счастью, жена и дочка живы… Кристинка вообще в полном порядке. И Надя, даст Бог, скоро поправится… И в аварии он совершенно не виноват…

– Полина… – пробормотал он. – Спасибо тебе за… За все…

В голове мелькнула мысль: надо бы спросить у Полины, откуда она все это узнала. Что он попал в аварию, что был свидетель, что Надю увезли в другую больницу, а Кристинку забрала теща… Но задать эти вопросы Дима уже не успел, поскольку почти сразу уснул.

Глава 5
Полина

– Идите, идите, прилягте, я за ним присмотрю. – После того как Полина ей заплатила, молодая медсестра с румяным деревенским лицом и выбившейся из-под шапочки прядью тусклых русых волос была сама любезность.

– Спасибо, Аня, – кивнула Полина. – Пожалуй, я воспользуюсь твоим предложением, а то и впрямь уже с ног валюсь. Но обещай, что разбудишь меня, как только он проснется. – Она протянула девушке еще одну купюру.

– Конечно, не сомневайтесь! – заверила Аня, ловко пряча купюру в карман халата, которому не мешало бы быть и посвежее. У себя в клинике Полина ни за что бы такого не допустила. Но здесь она не дома, и чистота униформы младшего персонала – не ее забота.

Пристроившись на жесткой кушетке, Полина с наслаждением закрыла глаза, воспаленные и даже опухшие от вынужденного длительного бодрствования. Однако сон упорно не шел к ней, видимо, сказывалась накопившаяся усталость. Вроде бы ничего не мешало: в коридоре тишина, горят только редкие тусклые лампы, свет которых еле-еле пробивается через матовое стекло – а вот поди ж ты, не уснуть никак, и все… Сколько она ни ворочалась, сколько ни пыталась принять более или менее удобную позу, тело упорно не желало расслабляться, а мозг – отключаться от тревожных мыслей. Ее мучали сомнения. Получится ли у нее то, что она задумала, не случится ли так, что все усилия окажутся напрасными? Все ли она учла, все ли предусмотрела? Как и когда лучше открыть Дмитрию правду? Как сказать об этом, какие слова подобрать? Это будет очень непростой задачей, можно не сомневаться, что новости станут страшным ударом для него… Ему, да не только ему, им обоим, понадобится много времени и много мужества: Диме – чтобы прийти в себя от потрясения, а ей – чтобы поддержать его. Полина и сама была совершенно выбита из колеи, ей и в голову прийти не могло, что события повернутся таким вот жутким образом… Но раз случилось именно так, как случилось, то ей остается воспринять это как знак свыше. Значит, она делает все именно так, как надо. Значит, все идет своим чередом, и надо действовать дальше. И если раньше – иногда, в минуту слабости – она нет-нет да задавалась вопросом, правильно ли поступает, следуя своему плану в отношении Димы, то теперь в ее душе не было и тени сомнений на этот счет. Пусть долгим, пусть тернистым путем – но она движется навстречу своему счастью. А это счастье она заслужила, как никто. В этом Полина была твердо убеждена.

Как-то раз в институте, на лекции по психологии, им рассказывали о теории так называемого жизненного сценария, который формируется, как ни странно это звучит, на основе самой любимой в детстве сказки. Один западный ученый, крупнейший специалист в области психоанализа, утверждал, что каждый человек подсознательно строит всю свою жизнь по определенной схеме, и схема эта чаще всего во многом перекликается с тем или иным сказочным сюжетом. То есть девочки, которым нравится история о Золушке (а таких большинство), став взрослыми, продолжают мечтать о том, что если они будут послушными и прилежными, то однажды к ним явится фея, которая взмахнет волшебной палочкой и подарит счастье, богатство и прекрасного принца – все разом и в одном флаконе. А те, кто, будучи маленьким, любил сказки о каких-нибудь ловкачах и хитрецах, вроде Кота в сапогах, те привыкли сами добиваться своей цели, но не столько трудом, сколько умом и изобретательностью. Полинина подруга Наташка была в восторге от этой теории. Сама же Полина, слушая лектора, скептически усмехалась. Как многие молодые люди, она в те годы была склонна к нигилизму, старалась ничего не принимать на веру, сомневалась во всем и норовила найти во всем вновь услышанном или прочитанном слабые места и противоречия. Однако, поразмыслив, она пришла к выводу, что в отношении ее теория жизненного сценария работает на все сто. В своих литературных пристрастиях она была оригинальна, любимой сказкой считала мало кому знакомую «Марью Моревну». И ей, Полине, как и главному герою сказки Ивану Царевичу, с которым она себя отождествляла (идентифицировала, как это называется в психологии), тоже вечно приходилось пробиваться через тернии и преодолевать кучу препятствий на пути даже к самым простым вещам.

Полина выросла в семье чиновника, занимавшего не слишком высокий, но и далеко не самый низкий пост в городской администрации. То есть по тем, советским, временам условия ее детской жизни были вполне благополучными, но тот, кто счел бы, что маленькой Полинке все доставалось легко и просто, очень сильно ошибся. Ей, единственному ребенку в семье, где папа занимал ответственную должность, а мама не работала и все время посвящала правильному воспитанию дочери, с пеленок внушали, что ничего в этом мире не дается даром, все надо заработать. Любишь сладкое – получишь после обеда, но только в том случае, если поможешь накрыть на стол и съешь весь суп и второе. Хочешь посмотреть по телевизору мультик – изволь к тому времени, как он начнется, сделать все уроки. Идти гулять можно только после занятия музыкой. А заветный подарок найдется под елкой лишь в том случае, если весь год будешь хорошей девочкой.

От Полины всегда требовалось, чтобы она была самой лучшей. Чтобы только первое место на всех музыкальных конкурсах, чтобы учеба в английской спецшколе исключительно на пятерки, чтобы закончить десятый класс непременно с медалью, без единой четверки в аттестате. И маленькая Полинка все силы клала на то, чтобы не огорчить родителей, делала все, что ей говорили, просиживала долгие часы за учебниками и за фортепиано, повторяя себе под нос вслед за взрослыми: «Терпение и труд все перетрут», «Сделай раз по сто – и получится просто», «Вода камень точит», – и прочие многочисленные пословицы, поговорки и присказки на эту тему. Лишь к старшим классам она запоздало сообразила, что этак, пожалуй, вся жизнь пройдет за зубрежкой и пианино – в то время как все ее сверстники занимаются куда более интересными и приятными вещами, гуляют, собираются компаниями и влюбляются. После этого открытия Полина начала хитрить и каждый день выдумывала все новые и новые уловки. Прогуливала уроки в школе и занятия в музыкалке, сочиняла несуществующие факультативы и мероприятия, а сама втихаря бегала в кафе, на дискотеки и на свидания. Довольно долго это сходило ей с рук, поскольку, обманывая взрослых, умная Полина проявляла настоящие чудеса предусмотрительности и изобретательности. А когда обман все-таки вскрылся, дочь взбунтовалась и заявила родителям, что бросает музыкальную школу, поскольку ненавидит фортепиано, а также не собирается идти по их стопам и поступать на экономический факультет университета. Она сама себе выбрала профессию и будет врачом, и не каким-нибудь педиатром или терапевтом, а психиатром. Последние слова, впрочем, не были сказаны сгоряча, как могло бы показаться со стороны, напротив, они стали результатом непростого и вполне обдуманного решения. Полину давно интересовали тайны человеческой души, внутренний мир людей казался ей куда привлекательнее, чем мир сухих абстрактных цифр.

– Ты что, действительно собралась лечить психов? – ужасались взрослые. – Да ты сама спятила, не иначе!.. Зачем тебе это нужно?

– Затем, что мне это интересно! – упрямо отвечала Полина. – Это мое призвание, понимаете? Мой выбор. Мой – а не навязанный мне вами!

И действительно добилась своего, поступила с первой же попытки в медицинский институт. Видимо, очень уж сильно было в ней желание пойти наперекор родителям и доказать им, что она на многое способна.

Суматошная студенческая жизнь очень увлекла Полину. Лекции, семинары, вечеринки, гулянки, романы – все это вертелось вокруг нее веселым вихрем… Но только до тех пор, пока она не влюбилась в Дмитрия.

Студент пятого курса Дима Щеголев считался первым красавцем вуза и чуть ли не его легендой. Добрых две трети девчонок института тайком вздыхали по нему, не миновала участь сия и Полину. Но, в отличие от большинства своих сестер по несчастью, она, похоже, влюбилась всерьез. Ее привлекла не столько яркая внешность Дмитрия, сколько его неординарный ум и недоступность. В свои неполных двадцать два года Дима Щеголев был уже женат, растил дочку, и этот факт, конечно, был не только известен всему институту, но и постоянно горячо обсуждался. Будущие эскулапочки, как называли своих сокурсниц мальчишки, давно разобрали по косточкам внешность и личность Нади Щеголевой и пришли к единому, крайне категоричному мнению – чертовски везучая хитрожопая деревенщина заманила в койку классного парня, быстренько залетела и ухитрилась женить Диму на себе, приобретя в комплекте красивого мужа, отличную квартиру на Кировке, а также машину, дачу и все остальное, что там есть у его далеко не бедных родителей. Диме в этой истории сочувствовали, Надю осуждали, презирали и завидовали ей, и Полина испытывала по отношению к ней те же самые эмоции, даже несмотря на то, что никогда ее не видела. По ее мнению, Надя не стоила Диминого мизинца – в отличие от нее, Полины, яркой и незаурядной умницы.

– Послушай моего совета, забей ты на него! – уговаривала Наташа, миловидная толстушка, с которой они подружились на вступительных экзаменах и с тех пор были неразлучны, несмотря на значительное несходство в характерах и взглядах на жизнь. Наташка была именно такой, какой родители хотели бы видеть Полину, то есть положительной – живущей строго по раз и навсегда усвоенным правилам, что хорошо, а что плохо.

– И не подумаю! – фыркала Полина. – Вот увидишь, я добьюсь своего.

– Да чего ж ты добиваться собираешься? – взывала к ее разуму Наталья. – Того, что он переспит с тобой? Это да, это за ним не заржавеет. Он, говорят, половину девчонок в институте перетрахал, включая преподш. Но тебе ведь не это надо, ты ведь на серьезные отношения рассчитываешь… А серьезных отношений ты от него не получишь, я тебе гарантирую. Не такой он человек.

– С чего ты так уверена? – горячо возражала Полина. – Мне вот кажется, что все будет иначе. Вот увидишь, мы с Димой еще поженимся!..

– Так ты собираешься из семьи его увести? От ребенка? – ахала максималистка Наташка. – Полин, зря ты это задумала, ей-богу… Нет ничего хуже, чем пытаться строить свое счастье на чужом горе.

– Ой, да ладно тебе мораль читать… – отмахивалась Полина. – Ты иногда бываешь такая правильная, что аж противно. Такое чувство, что я не с живым человеком разговариваю, а какую-нибудь «Пионерскую зорьку» по радио слушаю.

После таких слов подруга обижалась и замолкала. Но ненадолго. Она всегда была очень терпеливой и отходчивой, ее старушка Наташка…

Чуть позже выяснилось, что Наталья права – все случилось именно так, как она и предсказывала. Полина не ограничилась простым кокетством с Димой, она пошла дальше остальных девчонок и не свела все, как они, к хихиканью, улыбочкам и хлопанью глазками. А подошла к нему на перемене и прямо сообщила, что ее родители уезжают на дачу на все праздники, так что девятого мая вечером она приглашает его к себе в гости – отметить День Победы. Дима усмехнулся, сказал: «Ну что ж, День Победы – это святое» и записал адрес. И ведь пришел! И принес с собой классический джентльменский набор: бутылку шампанского, коробку конфет и пачку презервативов. Конфеты были очень вкусными, московской фабрики «Красный Октябрь», а презервативы – импортными, черного цвета, Полина раньше никогда таких даже и не видела.

Весь вечер Полина из кожи вон лезла, стараясь во время сексуальных утех поразить Диму своей раскованностью и изобретательностью, а во время разговоров в перерывах между объятиями, – умом и эрудицией. Но все оказалось напрасно. Когда, провожая его около одиннадцати (Дима наотрез отказался остаться на ночь, спешил домой, к жене), Полина спросила о следующей встрече, он неопределенно ответил: «Я позвоню». И ей не нужно было сильно напрягаться, чтобы понять, что это значит. Конечно, он не позвонил. А встречаясь с ней в институте, здоровался исключительно по-приятельски, с таким отстраненно-дружеским видом, что со стороны никто бы ни за что ни о чем не догадался…

Полина готова была биться головой о стену от досады и бессилия. Спасибо Наташке, та не стала ее упрекать и капать на мозги, мол, я тебя предупреждала, а ты не слушала, теперь сама виновата. Нет, она ни словом об этом ни обмолвилась, а только старалась утешить и всячески поддержать подругу, уверяя, что жизнь не кончена, что все пройдет и забудется и что будет на ее улице еще праздник, да и не один… Легче, конечно, Полине от таких слов не становилось, но, по крайней мере, постепенно к ней вернулась способность здраво размышлять. Она поняла, что наделала ошибок, и устыдилась того, как глупо повела себя, поторопив события. Но теперь, похоже, уже ничего не исправишь…

Дома о ее переживаниях ничего не знали. Посвящать папу с мамой в свою личную жизнь Полина не собиралась, даже друзей лишний раз с ними не знакомила, разве что Наташку, от которой те были в восторге. С годами родители не только не изменили своей жизненной позиции, наоборот, она еще больше укрепились. Отец чуть ли не первым в городе начал заниматься бизнесом, его дела шли успешно, мама очень быстро вошла во вкус богатой жизни и, продолжая требовать от дочки «самого лучшего», теперь желала ей найти состоятельного супруга. Первое время, пока мысли были заняты завоеванием Димы, Полина пропускала все мамины монологи на брачную тему мимо ушей. Но сейчас иллюзии рухнули, а сердце было разбито. И когда мама с папой в очередной раз завели разговор о ее возможном замужестве, Полина подумала: а почему бы и нет? Почему бы ей и впрямь не выйти замуж – за кого-нибудь не самого противного и пузатого из родительских кандидатур? Она сможет жить отдельно от порядком надоевшей семьи, иметь собственный дом, в котором будет сама себе хозяйкой, собственные деньги, причем немалые, скорее всего, свою машину и многие другие возможности. К тому же приобретет статус замужней женщины и тем самым даст понять Диме, что на нем свет клином не сошелся. Воображение уже рисовало ей живописную картину, как она лихо подруливает к институту на новенькой голубой иномарке с открытым верхом, небрежно выходит из машины, и вся такая модная, с ног до головы в фирменных шмотках, поднимается, цокая каблуками туфелек за двести пятьдесят долларов, на высокое крыльцо института… И даже не замечает Диму, который, увидев ее, так и замер на месте. Лишь потом, опомнившись, Дима подбегает к ней, чуть запинаясь, сообщает, что нужно поговорить, отводит в сторону и признается, что все это время думал о ней, что любит ее и мечтает только о том, чтобы встретиться вновь. А она в ответ смеется и небрежно роняет, что уже поздно, она замужем, и поезд уже ушел. Хотя…

Но к сожалению, чем красивее мечта, тем меньше у нее шансов воплотиться в жизнь. То есть замуж-то Полина вышла, и, с точки зрения родителей, более чем удачно. Руслану было всего тридцать семь. Он был неглуп, интересен внешне, владел несколькими дорогими ресторанами, одним из лучших в городе казино и сетью залов игровых автоматов. К тому же его отец занимал пост руководителя облздрава, что оказалось крайне полезно для Полины. Благодаря новому родству перед ней открылись значительные профессиональные перспективы, ставшие неплохим дополнением к подаренной свекрами на свадьбу машине и пригородному коттеджу, в котором они поселились с Русланом. Вот только отношения с Димой после замужества все равно не восстановились. Он всего лишь небрежно поздравил ее со свадьбой, но и то лишь после того, как она сама сказала ему, что вышла замуж. А потом Дима окончил институт, ушел в интернатуру, и они перестали видеться.