Текст книги "Серебряный монах"

Глава 13

Клиника профессора Бурденко.

Капитан Добрый День находит в хозвзводе солдата-истопника и передает ему записку. Солдат уходит в увольнение и передает записку старушке с корзинкой.

Старушка идет по улице, а затем, оглянувшись по сторонам, заходит в один из домов. В квартире ее ждет сотрудник НКВД в фуражке с синим верхом. Он читает записку, фотографирует ее и кивком головы говорит старушке, что она может идти.

Старушка идет на небольшой рынок, подходит к будке холодного сапожника и просит подколотить ему подошву. Расплачивается с ним запиской и уходит.

Кабинет Лаврентия Берии. Докладывает помощник:

– По срочному сообщению агента «Роза», лейтенант Метелкин под конвоем сотрудников СМЕРШ уведен в неизвестном направлении. Поиски привели на аэродром, где базировался личный самолет начальника Главного управления контрразведки Абакумова. Маршрут полета самолета не известен.

– Как не известен? – стукнул кулаком по столу Берия. – Куда смотрит служба ВНОС (воздушное наблюдения, оповещение, связь)?

– Погода туманная, товарищ нарком, ВНОС не смог определить маршрут полета самолета, – сказал помощник.

– А как англичане определяют направления полетов самолетов и заранее знают о прилетах немецких самолетов? – ехидно осведомился Берия.

– У англичан есть радиолокаторы, товарищ нарком, – доложил помощник.

– Всё-то ты знаешь, во всем осведомлён, – снял очки Берия, – а ты случайно не являешься немецко-английским шпионом?

– Что вы, товарищ нарком, – бросился на колени помощник, – да я вам верой и правдой столько лет служу. Какой же я шпион? Я сам везде шпионов высматриваю как сотрудник органов внутренних дел…

– Ладно, пошутил я, – сказал нарком, – иди и скажи начальнику третьего отдела, чтобы организовали поиск Метёлкина и забудь об этом деле. Понял?

– Так точно, товарищ нарком, – уже спокойным голосом сказал помощник, четко щелкнул каблуками и вышел из кабинета.

– Артист, – подумал о нем Берия, – такой продаст с потрохами, как только жареный петух на колокольне закричит. А кто не продаст? А что сказал Сталин Абакумову? Вдруг он в этом деле назначен старшим оперативным начальником. Сунься и что-то не так – голову оторвут. Сунься с выяснением вопроса – тоже самое. Одна надежда на доверенного человека, что с двумя снайперами должен захватить Метелкина и переправить его на спецобъект. Как это говорят японцы? Торопиза надо нету. Будешь гнать лошадей – загонишь. С Метелкиным ничего не случится, его пуля не берет, а вот кто-то рядом с ним голову сломит так это совершенно точно.

Приемная Сталина.

Звонок телефона. Трубку берет бессменный секретарь Поскребышев, говорит:

– Слушаюсь товарищ Сталин.

Встает и входит в кабинет.

– Группа снайперов во главе с полковником НКВД находится в прифронтовой зоне в готовности обеспечить действия группы СМЕРШ с лейтенантом Метелкиным. Лейтенант с группой сопровождения СМЕРШ прибыл на лесную конспиративную квартиру и готовится к применению серебряного оружия. В клинической больнице института генерала Бурденко проводятся анализы физического материала лейтенанта Метелкина. Персональный врач-исследователь выехал для наблюдения за лейтенантом.

– Что это за физический материал? – поинтересовался Сталин.

– Кровь, моча, кал, пот и сперма, – доложил Поскребышев.

– Дрочили ему, что ли? – удивился Сталин.

– Врач-исследователь приняла сперму в себя и одновременно взяла анализ пота, – сказал Поскребышев.

– Все тридцать три удовольствия, – усмехнулся вождь мирового пролетариата, – смотрите за ним в оба, головой отвечаете, – и махнул рукой в знак окончания доклада.

Лесной домик. Лейтенант Метелкин спит на топчане. На столе горит коптилка, сделанная из гильзы снаряда 45-миллиметровой противотанковой пушки. Чадил бензин, разбавленный раствором поваренной соли. Метелкину снится мать, напевающая колыбельную:

 
Спи, моя радость, усни.
В доме погасли огни,
Дверь ни одна не скрипит,
Мышка за печкою спит.
Птички уснули в саду,
Рыбки заснули в пруду.
Глазки скорее сомкни,
Спи, моя радость, усни.
 

Рейхсканцелярия. Кабинет Гитлера. Докладывает рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер:

– Мой фюрер, на фронт прибыл подготовленный советскими медиками неуязвимый боец для противоборства с нашим серебряным стрелком.

– Что-то они быстро реагируют на все наши нововведения, – задумчиво сказал Гитлер, – уж не докладывает ли им кто результаты наших исследований, а, Генрих?

– Еще как докладывают, мой фюрер, – сказал Гиммлер, – по этому каналу мы передаем все фантастические проекты, вводя противника в заблуждения, дезорганизуя его и направляя на маловажные объекты, где их уже ждут наши сотрудники.

– Отлично, Генрих, держите Сталина в постоянном возбуждении, – приказал Гитлер, – чем больше он уничтожит у себя талантливых людей, тем эффективнее будут наши действия на фронте.

– Хайль Гитлер, – вскинул руку в нацистском приветствии Гиммлер и вышел из кабинета.

Глава 14

Западный фронт для советских войск и Восточный фронт для немецких войск.

Штаб немецкой армии. Командующий армией, тыча карандашом в карту, спрашивает начальника штаба:

– Почему не взят населенный пункт Сосновка? Что мы будем докладывать в Генеральный штаб? Взять немедленно.

Штаб советской армии. Командующий армией, тыча карандашом в карту, спрашивает начальника штаба:

– Почему не взят населенный пункт Сосновка? Что мы будем докладывать в Генеральный штаб? Взять немедленно.

В направлении маленькой деревни Сосновка, которая для хода войны не имела никакого значения, но для генеральных штабов была важным географическим названием, с двух сторон шли по стрелковому полку, чтобы водрузить знамя маленькой победы на уцелевшей баньке в стороне от деревни на берегу у небольшого ручья.

В центре деревеньки встретились и сцепились два разведывательных дозора. Каждый из командиров хотел отличиться для Железного креста и для Красной звезды, поэтому не выполнили свою главную задачу – доложить наверх о встреченном противнике.

– Да и что это за противник, – думал каждый из офицеров, – мотоциклист с офицером. Сейчас возьмем языка, а штабные выяснят, что и к чему.

Попытка взять языка сходу не получилась. Советский автоматчик от пояса рассек своего командира в обнимку с немецким офицером, но и сам был застрелен пулеметчиком, успевшим снять пулемет с турели на коляске. Советский лейтенант из последних сил выстрелил в пулеметчика и застрелил его.

Что дернуло командиров разведвзводов поехать в головном дозоре в маленькую деревушку, чудом уцелевшую посредине войны, история нам не расскажет. Просто удаль молодецкая и желание показать солдатам свою лихость.

Фельдфебели и старшины были людьми степенными, сразу доложили по команде о встреченном противнике и заняли позиции для обеспечения развертывания в боевую линию подходящих подразделений.

Немецкий и советский полковники одновременно приняли решение о встречном бое, где победителем оказывается самый быстрый и настырный и чьи солдаты более подготовлены как в военном отношении, так и в моральном плане и готовы без жалости убивать противника.

Бой начался с перестрелок с дальних дистанций полковой артиллерией, а это по девять орудий с той и с другой стороны.

Под прикрытием редкого артиллерийского огня стрелковые подразделения цепями стали подбираться другу к другу, проверяя, легко ли вынимаются кинжалы из ножен и близко ли к руке находится малая саперная лопатка.

Пулеметчики как оглашенные стреляли по всем сторонам, не давая пехотинцам поднять голову и вступая в стрелковую дуэль друг с другой. Визжащий звук немецкого «машингевер», словно крик сварливой бабы, остужался степенным басом «дегтярева», как мужика, который стоит у плиты и жарит блины на огромной сковороде своего пулемета.

Солдаты с той и с другой стороны, не дожидаясь команды стали окапываться, зарываться в землю, которая могла спрятать их от смерти или схоронить их после смерти.

Офицеры осипшими голосами передавали команду о подготовке к атаке, но никто так и не поднялся в штыковой бой: русским не хотелось погибать за усатого Сталина, а немцам за полуусого Гитлера.

И тут с немецкой стороны появился офицер в эсэсовской форме без фуражки и с пистолетом в руке, который спокойно шел к советской цепи.

– Давай, Исай Иванович, – полковник подтолкнул лейтенанта Метелкина и тот встал, достал из желтой кожаной кобуры посеребренный наган и пошел навстречу своему противнику.

Стрелять на расстояние больше пятидесяти метров не было никакого смысла. Не кино, однако, где пистолетами подбивают танки или сбивают самолеты, а так же стреляют на дальность от километра и выше.

Лейтенант Метелкин шел вперед, а в голове почему-то крутились слова песенки, которые он слышал когда-то в детстве, и была эта песенка на том языке, на котором он не говорил, но почему-то понимал:

 
Schlaf, Kindlein, schlaf!
Dein Vater hut» die Schaf,
die Mutter schuttelt’s Baumelein,
da fallt herab ein Traumelein.
Schlaf, Kindlein, schlaf!
 

Такая же метаморфоза происходила и с эсесовским лейтенантом, который слушал колыбельную на русском языке. Он слышал ее в самом раннем детстве, хотя никогда не говорил на этом языке, но почему-то его понимал:

 
Спи, моя радость, усни.
В доме погасли огни,
Дверь ни одна не скрипит,
Мышка за печкою спит.
Птички уснули в саду,
Рыбки заснули в пруду.
Глазки скорее сомкни,
Спи, моя радость, усни.
 

Два лейтенанта шли навстречу другу и не стреляли. Прекратили стрелять и солдаты с обеих сторон. Все заворожено смотрели, как приближаются друг к другу два дуэлянта, два поединщика, от исхода схватки которых будет зависеть исход сегодняшнего боя.

Глава 15

Два офицера сошлись на линии разделения противников и шагнули по шагу вперед, встав спина к спине. Вскинув руки с пистолетами, они стали на выбор расстреливать командиров: лейтенант Метелкин немецких, унтерштурмфюрер фон Безен – советских.

Обе стороны раскрыли рот от изумления и не знали что делать.

Вскочивший на ноги полковник с криком, – Метелкин, твою мать! – пал от серебряной пули эсесовского «Вальтера».

Командир противостоящей роты, капитан с Железным крестом первой степени, вскочил с криком, – Fur Heimat! Fur Hitler! (За родину! За Гитлера!), – и был сражен пулей из посеребренного нагана.

Солдаты противоборствующих сторон не имели команды, а оставшиеся офицеры не знали что делать.

Полковник из ведомства Берии зашипел на снайперов-сержантов Улусова и Копейкина:

– Стреляйте прямо в голову, мать вашу, чего застыли как вкопанные.

– Нельзя, однако, стрелять в них, – задумчиво сказал Улусов, оторвавшись от прицела, – они дети Одина и сюда пришли, чтобы уменьшить зло войны.

– Какого Одина? – оторопел полковник. – Что за херню ты несешь, косоглазый? Ты у себя белку в глаз стрелял, вот и стреляй фашистов в глаз, а не то пойдешь прямиком отсюда в трибунал.

– Они не фашисты, они дети Одина, – упрямо повторял Улусов. – Посмотри, они оба сделаны из ясеня и их выстругивал один бог, а другой вдувал в них жизнь. Вот они, стоят спина к спине и останавливают войну.

– Ты что болтаешь? – зарычал полковник. – Копейкин, стреляй в гадов, только нашего не задень.

– Да как я его не задену, – сказал младший сержант Копейкин, – пуля из винтовки броню пробивает, а человека насквозь прошьет. Если я в немца попаду, то и нашему не уберечься.

– Сволочи, – ругался полковник, – где этот особист, когда нужно, не найдешь, а как опасности нет, так глаза мозолит.

– Он сзади нас, в метрах двухстах кусты, он оттуда нас прикрывает, – сказал Улусов. – Нельзя их брать, они сами уйдут, как только люди прекратят стрелять. Видишь, он стреляет только по тем, кто стрелять приказывает, а солдат без приказа стрелять не будет.

– А-а-а, суки, – закричал полковник, – по фашисту, залпом, огонь!

Как бы услышав его, солдаты с той и с другой стороны открыли бешеный огонь по стоявшим посредине офицерам в разных униформах.

Одна из серебряных пуль досталась и полковнику, и он упал в маленький окопчик, так и не поняв, чего же им все-таки нужно было.

Сзади к снайперам подполз московский оружейник Бовин.

– Ты куда? – схватил его рукой Копейкин.

– У нашего патроны заканчиваются, – сказал специалист и пополз в сторону Метелкина.

– У тебя как с патронами? – спросил по-немецки фон Безен у Метелкина.

– Уже заканчиваются, – ответил тот по-русски.

– Не волнуйся, – ответил фон Безен, – у меня есть еще один «Вальтер», возьмешь его. Не знаешь, что это за мужик ползет к нам?

Метелкин повернул в сторону своих и сказал:

– Это нужный человек, специалист по оружию, несет мне патроны. А ты не знаешь, почему я понимаю тебя?

– Сам удивляюсь, – сказал фон Безен, – но мне кажется, что русский язык я впитал с молоком моей матери. Мне сегодня даже снилось, что она пела мне колыбельную по-русски.

– Надо же, – удивился Метелкин, – а мне сегодня снилось, что мама моя пела мне колыбельную по-немецки и я понимал её.

– А как твоя фамилия? – спросил фон Безен.

– Фамилия простая – Метелкин, – ответил лейтенант.

– Метелкин? – переспросил фон Безен. – Так мы получается с тобой однофамильцы. Besen это метла, веник, помело. И Метелкин это тоже Besen.

– Исай Иванович, я патроны принес, – сказал Бовин. – Вы там держитесь, а я пополз назад.

Но далеко уползти Бовину не удалось. Одна из шальных пуль, прилетевшая неизвестно с какой стороны, убила его на полпути к советским окопам.

Внезапно всеобщее внимание привлек монах Савандорж, который появился как бы ниоткуда. Он нес руках медный котелок и стукал по нему металлической палочкой, отчего котелок издавал неприятный дребезжащий звук.

Откуда-то поднялся ветер, который понес вдоль воюющих сторон мусор и клочки сена, а на небе появились черные тучи и ударила молния. Затем молнии стали ударять в пустые дома деревушки, поджигая их как свечки, а ветер раздувал пожарища, освещая всех багровыми всполохами в наступившей темноте.

Ветер стих так же внезапно, как и начался. Тучи разошлись и на небе появилось яркое солнце, которое весело светило, вызывая жаворонков покувыркаться в вышине и огласить округу задорными трелями.

Солдаты лежали в своих окопчиках и не было никакой стрельбы. На какое-то время наступил мир. Санитары подбирали убитых, подъехали полевые кухни и стали раздавать обед.

– Эй, немчура, – кричали советские солдаты, – идите к нам, у нас есть гороховый суп. От такого в землянке здоровый дух, – и весело гоготали.

– Данке, камрады, – кричали немцы, – нам больше нравится суп из бычьих хвостов. От него люди становятся здоровее и злее на работу.

Но один человек не радовался это тишине. Это был капитан из особого отдела.

– Куда подевались эти чудики? – думал капитан. – И куда делся монах с медным котелком?

Глава 16

Исчезновение Метелкина и фон Безена с поля всполошило обе стороны. И не с кого было спросить – оба полковника из НКВД и СМЕРШ погибли. Вечная память героям. Но остался жив капитан из Особого отдела, которого и доставили перед светлые очи генерального комиссара госбезопасности Лаврентия Берии и начальника главного управления СМЕРШ генерал-полковника Абакумова.

– И как ты это допустил? – кричал Берия на капитана и топал мягкими кавказскими сапогами. – Да я тебя в лагерную пыль сотру.

– Я не виноват, – плакал капитан, прекрасно понимая, что его бывшие сослуживцы будут выламывать ему руки и бить чем попало по голове, чтобы выбить признание в том, в чем сознался бы даже Господь Бог, если бы попал в руки палачей из НКВД. – Мне полковник приказал спрятаться в кустах и прикрывать их. А тут откуда ни возьмись монгол в халате появился и начал в котелок медный палкой железной стучать. И так стучал, что на небе все потемнело, а в голове мысли стали путаться. А потом все исчезли. Да я бы всех их арестовал, да только они неизвестно куда пропали.

– Что, нравится арестовывать? – спросил Берия. – Арестовальщиков много, а защитников родины мало. Пойдешь взводом командовать в пехоте, а там посмотрим, – и он махнул рукой.

Капитан выскочил из кабинета, считая, что еще легко отделался. А от пехоты он ускользнет по причине слабости желудка перед боями.

– Что скажешь, Виктор Семенович? – спросил Берия, прохаживаясь широкими и нервными шагами по своему кабинету. – Чего Хозяину говорить будем? С тебя первый спрос будет.

– Да нет, Лаврентий Павлович, с тебя первый спрос будет, – рассмеялся Абакумов, – ты же у нас генеральный комиссар по безопасности. Так что давай, расскажи, что твои ребята нарыли на родине погибших в том бою героев.

– Ты и это знаешь? – хитро прищурился Берия.

– Земля слухами полнится, – сказал Абакумов, – Поскребышев (секретарь Сталина) звонил мне, говорил, чтобы к двенадцати был в приемной.

– Мне тоже звонил, – сказал Берия, – сейчас чайку попьем и пойдем. А ты хитрый, Виктор Семенович, армян в твоей родне не было?

– Армян в родне не было, – улыбнулся Абакумов, – это как сейчас говорят? Самый хитрый из армян Микоян и Баграмян.

И оба руководителя самых сильных спецслужб рассмеялись. Пока они были на коне и могли смеяться над всеми, но каждый знал, что наступит момент, когда они сцепятся в смертельной схватке.

В приемной они почти не ждали. Поскребышев сразу пригласил их в кабинет Сталина.

Хозяин стоял в хорошем настроении и после сытного завтрака, состоявшегося только что за пятнадцать минут до полудня, закуривал трубку. Как хорошо перекурить перед началом рабочего дня и на сытый желудок.

– Ну, докладывайте, что у вас там такое произошло, – сказал Сталин, – тут даже Щербаков обеспокоился в отношении происходящей чертовщины, которая мешает ему проводить партийно-политическую работу в частях действующей армии. Давай, Лаврентий, как самый опытный и докладывай.

Кашлянув в кулак и взглянув на Абакумова, Берия начал свой доклад:

– Товарищ Сталин, Гитлер, потерпев поражения на многих фронтах, бросил в бой нечистую силу. Наш человек, подготовленный в ведомстве товарища Абакумова, вышел на бой с человеком Гитлера и расстрелял серебряными пулями пять вражеских офицеров. Немецкий оборотень убил трех наших товарищей. Двух полковников и одного старшего лейтенанта, политрука роты. Внезапно появившийся на поле боя монгол в халате при помощи медного котелка и железного била он вызвал гром и молнии, а потом исчез вместе с нашим и немецким оборотнями. Специалисты говорят, что произошла реинкарнация этих людей в предметы вокруг и в животных. Мы провели проверку по местам жительства убитых и установили следующее. По месту прежнего жительства убитого полковника стали происходить странные вещи. Козел, находящийся в подсобном хозяйстве матери полковника, при звуке церковного колокола стал подниматься на две задние ноги и осенять себя крестным знамением при помощи правого копыта, а при появлении сотрудника НКВД пытался его забодать. В доме убитого политрука свинья стала хрюкать так, как будто поет «Интернационал» – Вставай проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов… Помимо парторга колхоза и сотрудника НКВД данный факт подтверждает и учитель пения средней школы. Так что инкарнация прошла в соответствии с объяснениями специалистов. Одним словом, козел – это нынешняя форма существования полковника НКВД, а свинья есть форма существования политрука…

– Лаврентий, – сказал сильно удивленный Сталин, – ты хоть понимаешь, что за околесицу ты несешь. Полковника козлом обозвал, а политрука свиньей. Да если кто это услышит… А вы, товарищ Абакумов, тоже пришли мне сказки рассказывать?

– К сожалению, товарищ Сталин, это не сказки, – сказал начальник СМЕРШа, – по данным зафронтовых разведчиков, явления инкарнации убитых в этом бою немецких офицеров отмечены и по месту их жительства. Личность командира немецкой стрелковой роты переместилась в его пятнадцатилетнего племянника, который очень точно описал действия его роты и то, что немецкий оборотень это лейтенант СС Йозеф фон Безен.

– Да хрен с ним, Безен-Мезен, – вспылил Сталин, – нам нужны секреты нового психологического оружия этого параноика Гитлера, а мне тут безен-мезен, тушонка-мошонка.

– Товарищ Сталин, – твердо сказал Абакумов, – фамилия Безен переводится на русский язык как веник или метла. И наш человек имеет фамилию Метелкин, то есть Безен. Получается, что мы точно вышли на главный объект создания психологического оружия Рейха. Мы предполагаем, что монах перенес нашего и немецкого объектов туда, где они черпают свои духовные силы и бессмертие. В Шамбалу на Тибете. Поэтому мы предлагаем послать туда экспедицию. Группу возглавит капитан Добрый День Екатерина Федоровна, работающая в ведомстве генерала Бурденко.

– Хорошо, товарищ Абакумов, действуйте, ищите этих Вениковых, – сказал Сталин, – а ты, Лаврентий, окажи ему полную помощь. Для сохранения всего дела в тайне присвоим ему шифр 100.

– Слушаемся, товарищ Сталин, – хором сказали два чекиста и, неловко повернувшись на каблуках, вышли из кабинета.