Текст книги "В лабиринтах темного мира. Похождения полковника Северцева. Том 2"

Северцев

Я шел и про себя ругал ту ситуацию, в которую попал с первым предложением банка провести расследование по исчезновениям в гостинице «Lissabon». Нужно было сразу отказаться и предоставить это дело кому-нибудь другому. А что, если бы за дело взялся другой, то это что-то бы изменило? Изменило, но только в частностях, а так бы мне пришлось быть статистом, исполняющим приказы правителей: выйти на демонстрацию и кричать: «смерть врагам народа!», иначе меня самого запишут во враги народа и ликвидируют, а всю мою семью будут гнобить как членов семьи изменника родина – ЧСИР. Все мы это уже проходили и всё к этому движется, так пусть это остановится раз и навсегда, но под моим руководством. А Вульф непрост, так заворачивает дела, что без него ничего не делается, хотя он как бы ни при чем. Делать мне нечего, придется соглашаться с предложением. Как оно всё получится, я не знаю, но то, что меня ждет кромешный ад, в этом я не сомневаюсь. Что бы я или другой человек ни делал, все мы стремимся вниз, в преисподнюю, потому что правильного говорят, что благими намерения устлана дорога в ад. Поэтому не будем терзать себя думами и догадками, а просто утром проснёмся и будем делать то, что будет под рукой. Не будем искать приключений на одно место, на котором человек сидит.

– Папуля, что я тебе сейчас расскажу, – заговорщицки зашептала мне дочь, встретив прихожей. – Мама сейчас пирожки делает с яйцом и луком, нам на кухне делать нечего, чтобы не мешать ей, а мы пойдем ко мне в комнату, и я тебе такое расскажу…

Заинтригованный я пошел за дочерью.

– Так вот, – говорит мне дочь, – мои какие-то знакомые привезли меня на дачу, дачей оказался большой терем из тёмного дерева с высоким крыльцом и высокой крышей, прямо как в сказках описывается, только тёмное всё, внутри тоже было всё обставлено старинной тёмной мебелью и застелено тоже тёмными коврами. Я осталась ночевать там, а знакомые уехали. Разбудил меня какой-то шум. Я встала, пошла по длинному застеленному ковром коридору и навстречу мне выскочила незнакомая женщина с обезьяним лицом в жёлтой куртке и вязанной белой шапке. Она громко поприветствовала меня и затянула в кухню. Я спросила, кто они? Она уклончиво ответила, что они приезжают сюда на праздники, а сегодня как раз праздник, показала мне из окна на зеленую лужайку перед домом, на которой несколько незнакомых мне людей разжигали костер и тащили большой чан. Потом эта неприятная женщина налила мне в старинную глиняную чашку какой-то жидкости и сказала, – выпей этот очень полезный чай и отдохни, а чашку мне пустую принеси. Я дошла до комнаты с этим чаем, несколько раз понюхала его и решила не пить, вылила его на ковер и принесла пустую чашку этой женщине. Она сказала, чтобы я шла теперь отдохнуть. Я вернулась в комнату, забаррикадировала дверь, а сама вылезла в окно и побежала от этого дома без оглядки. Не знаю что, но что-то меня сильно напугало. Я бежала достаточно долго, пошел снег, и я прибежала к другому дому, который оказался церковью. В светлой и даже серебристой церкви были люди, от которых я узнала, что бежала несколько дней подряд из дома, в котором меня хотели сварить и съесть. Узнав об этом, я заторопилась из церкви на остановку транспорта, откуда ходили троллейбусы до нашего дома. В троллейбус меня долго не впускали, я пыталась зайти, а меня все время выпихивали. Когда троллейбус уже набрал скорость, я из последних сил подтянулась и оказалась в салоне троллейбуса… и на этом я проснулась. Что бы всё это значило?

– Ну, ты и нарассказывала, – рассмеялся я, – а отец твой всё это время думал, что это реальные события. Что можно сказать? Это сон-предупреждение. Не доверяй новым знакомым и не езди ни с кем на дачи и на пикники. Обойдешься и без приключений. Тебе сопутствует удача, раз ты вырвалась из терема и успела спрыгнуть с идущего под откос поезда. Церковь это к удаче и радости, а поездка, причем удачная, сулит избавление от всех невзгод. Так что, все у тебя хорошо и будет еще лучше. Пошли маме помогать.

На кухню мы пришли к шапочному разбору, не в смысле, что все съедено, а в том, что всё уже почти готово. Румяные жареные пирожки высились горкой на широком блюде, еще четыре пирожка дожаривалось в сковороде, шкворча раскаленным маслом.

Я достал их холодильника пакет молока и разлил по стаканам. Вся семья в сборе, и мы с аппетитом налегли на горячие пирожки.

Пирожки, да особенно с яйцом и луком, вещь опасная. Не заметишь, как скушаешь штук пять-шесть и откинешься в блаженном настроении. Все, что ты хотел сказать серьёзного, как-то улетучивается и все серьёзное становится несерьёзным. То есть серьёзным оно остается, но не таким, чтобы делать из него трагедию.

– Ну, что, – скала я благодушно, – начинаем семейный совет.

Дочь моя ужасно любит семейные советы. Еще с детства, у нее всегда глазенки загорались, и она становилась не по возрасту серьёзной, так как по-взрослому участвовала в решении семейных вопросов.

– Телевизор сегодня смотрели? – спросил я.

– Нет, – сказали мои женщины, – а что там случилось?

– В двух словах не расскажу, лучше посмотрите сами, – и я включил маленький кухонный телевизор. Специально поставил женщинам, чтобы не бегали из кухни смотреть, как без них идут интересные передачи.

По новостям дикторы наперебой передавали судьбоносные указы президента, и я видел, как удивленно вытягивались жены и дочери.

– Ничего себе, – сказала дочь, – а совет будет на какую тему?

– Вы только сильно не волнуйтесь, – сказал я, – но моя кандидатура будет выдвинута на выборы президента страны.

Вероятно, во всех трагедиях и комедиях без безмолвной сцены не обойтись. И мы не обошлись. Первой нарушила молчание жена.

– А это нам нужно? – спросила она.

– А мне стало страшно, – сказала дочь.

– Всё правильно, – поддержал я их, – не приведи Бог кому-то оказаться в нашем положении. Сейчас вокруг нас закрутится всякая шушера, которая будет выискивать грязь у каждого из нас и всё, что не должно выплескиваться за пределы нашей квартиры, будет полоскаться на телеэкранах всего мира. Завтра без моего разрешения никуда не выходить, сначала я решу все вопросы по вашей безопасности.

Билбордтаун

Из утреннего поезда Билбордтаун-Борда, того, что прибыл из города Борда, в потоке пассажиров сошёл лилипут, или гномик, если хотите, с беленьким козликом. Пассажиры с некоторым интересом оглядывались на них, но, торопясь по своим делам, пропускали это мимо своего сознания, мало ли чудиков есть на нашем свете. Вот, например, придумали свиней одомашнивать, делать из них комнатных животных наподобие кошечек или собачек. И ведь свиньи не подкачали. Стали вести культурный образ жизни, не свинячат, помои не едят, им культурную пищу подавай от всяких там кутюр, к хозяевам очень привязаны, легко поддаются дрессировке, легко моются и расчесываются, копыта чистые, только вот когда срут, то срут помногу и вони производят немеряно. Хотя, чем кормить будешь, такая вонь и будет. Дерьмом будешь кормить, то запах дерьма и будет вокруг.

Вокзал встретил новоприбывших равнодушно. У нас и не такое видали. Вокзал – это государство в государстве. Всё в нем есть. Берите любой вокзал.

Огромный вокзал – это как супердержава. С огромным столитровым самоваром, который либо никелировался, либо надраивался до зеркального блеска и отражал в себе всю проходящую мимо жизнь.

Вокзал поменьше – это как перворазрядная держава. Всё есть, но самовар поменьше и заварка пожиже. А остальное всё то же.

Вокзал еще поменьше – это как страны третьего мира. У них чайник на плите или простой кипятильник, но иерархия всё та же, хотя всё более выпукло и не так замаскировано, как в супердержавных и перворазрядных вокзалах.

И на маленьких полустанках, где присутствуют всего лишь три-четыре фигуры, но всё с той же строгой иерархией.

Для знакомства с новоприбывшими чудиками поспешил Колян, старорежимный бомж, бомжевавший при всех генсеках, а потом и при президентах. Прямо как Талейран или Микоян, пережившие всех, начиная с последнего императора. Но дорогу Коляну заступил представитель закона. Не тот, что в законе, дравшийся за свой титул и сидевший за это в лагере, а тот, который был просто назначен, вооружён и пытающийся получить авторитет при помощи Закона.

– Ты куда с козлом прёшься? – грозно сказал страж закона. – Не видишь, что здесь люди ходят? А ну-ка, давай сюда свой аусвайс.

Лилипут полез в карман и достал два орленых паспорта тёмно-красного цвета.

Страж закона открыл их и стал читать примерно так же, как первоклассник читает свои первые ма-ма-мы-ла-ра-му:

– Гра-ж-да-ни-н Гно-мов Ка-ли-гу-ла, дата выдачи, кем выдан, всё на месте. Прописан в гостинице «Билбордтаунная» города Билбордтауна. Так, второй гражданин Козлов Адольф, прописан там же. Фотографии похожи. Фотография как фотография, козёл с рогами. У нас таких много, только не все в своем обличье хотят на паспорт фотографироваться. Извините, граждане, – сказал страж порядка, возвращая паспорта и вытирая пот со лба, – можете следовать дальше.

Уходя к выходу, Адольф Козлов всё-таки не удержался и проблеял:

– А за козла ты ещё ответишь.

В этот же день в книге учета происшествий вокзального отделения полимилиции на транспорте была сделана витиеватая запись о том, что постовой младший сержант Сидоров снят с дежурства и направлен в поликлинику МВД на обследование в сопровождении заместителя начальника отделения и четырех постовых свободной смены.

В психиатрическом кабинете поликлиники МВД состоялся задушевный разговор старенького врача с козлиной бородкой и здоровенным младшим сержантом Сидоровым.

– Успокойтесь, молодой человек. Всё в порядке, здоровьем вас Бог не обделил, и я с вами полностью согласен, что все, кто шатается по вокзалам, повсеместно козлы и гномы, – задушевно говорил врач, – но всё-таки, вы не почувствовали никаких болей в голове или в глазах, когда рассматривали паспорт гражданина Козлова Адольфа? А вы перед этим не пили ничего такого из рук благодарных предпринимателей или ваших знакомых? Такое бывает, когда начинаются галлюцинации.

– Да ничего я не пил, – начал ерепениться Сидоров, – я вам не вру. Паспорта у них всё честь по чести, я сам в пограничниках служил и паспортов этих навидался, особенно у иностранцев, вот там козлы так козлы. А это нашенские, чистопородные. Козёл этот ещё проблеял, что я ему за козла еще отвечу. Ну какой же заграничный козёл так скажет?

Подмигнув сопровождавшему офицеру, врач елейным голоском сказал:

– Товарищ Сидоров, вы хотите послужить мировой науке и рассказать нам всё снова, но только с присоединенными к вам датчиками, чтобы зафиксировать каждый электромагнитный импульс в вашем теле? Вы просто феномен, обнаруженный вашим доблестным командиром.

– Конечно, – сказал довольный Сидоров, – для науки послужить можно, только как это скажется на моей выслуге и зарплате?

– Не волнуйтесь, Сидоров, – ласково сказал капитан, заместитель начальника его отделения, – мы тебе ещё премию выпишем за вклад в науку, да и доктора тебя не забудут.

Довольного Сидорова переодели в больничный халат и четыре здоровенных санитара увели его к скорой психиатрической помощи, только-только подъехавшей к черному входу в поликлинику.

– Случай интересный, батенька, – сказал задумчиво врач, – вот вроде бы нормальный человек с виду, а чуть копни его, и нате вам заболевание в самом чистом виде. Их ведь сразу не отличишь от всех нас. Да и, по правде сказать, все люди шизофреники, только болезнь эта проявляется у всех по-разному. Один вроде бы гений записной, а на нём клейма ставить некуда – наш пациент. Другой – дурак дураком, дурка по нему плачет, а он стопроцентно здоровый и на нем всё и держится. Возьмите вот поэтов наших, такое напишут, хоть святых выноси. Вот мне тут написал один наш пациент:

 
Завяжите мне руки рубашкой
И заклейте мне пластырем рот,
Виртуально я буду с рюмашкой
И скажу удивительный тост
 
 
Про Сократа, Геракла, Сизифа,
Что в палате со мною лежат,
Про врачиху – ужасная фифа,
На меня не поднимет свой взгляд.
 
 
Я нормальный во всех отношениях,
Я танцую, пою и пишу,
Даже в белых своих облачениях
Я совсем ни о чем не прошу.
 
 
Знаю, просто никто не поверит,
Что я ночью летаю во сне,
Что я взглядом открою все двери
И на улице выпадет снег.
 

– И что интересно, – два раза сбегал от нас, и именно во время снегопада. Стоит, снежинки ловит и улыбается как дурак. Санитары его под руки и в палату, а он доволен как паровоз. А вот как он открыл двери, этот вопрос нами никак не прояснён. Может вы, товарищи полиционеры, проясните этот вопрос?

Капитан опасливо посмотрел на доктора и стал пятиться к двери, выталкивая в коридор своих подчиненных. Правильно говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься. Бывает момент, когда служителей закона не отличишь от преступников, а психиатров от пациентов. Как будто все местами поменялись.

– Вот, поди ж ты, – сказал капитан своим полиционерам, – не пил, наркотиками не баловался, а крыша поехала, а всё потому что что уж сильно реально представил окружающих граждан теми, как он к ним относился. Вы поняли меня? Если к каждому гражданину относиться как к гражданину, а не как к козлу, который цокает копытам и везде гадит, то уж никак не свихнётесь и в паспорте не увидите козлиную морду. Поняли?

– Так точно, – гаркнули четыре полиционера, испугав людей, задумчиво шагавших мимо поликлиники.

Дурка

Все психиатрические клиники в Билбордии называют дурками. Или по имени своих основателей. Если говорят про Пащенко, например, то все понимают, что речь идет о февраликах. Вот вы меня спросите, а кто такие февралики? Февралики это те, у которых в мозгах кое-чего не хватает, как в феврале – несколько лет по двадцать восемь дней, а в один год двадцать девять и в феврале всегда не хватает нескольких дней, чтобы стать нормальным месяцем.

В приёмном отделении дурки было столпотворение. Скорая не успевала доставлять пациентов с галлюцинациями, а врачи не успевали всех оформлять.

Все пациенты, как сговорившись, говорили о гномиках и говорящих козлах.

Бомж Колян видел, как постовой полиционер проверял документы у гномика и козла, потом козырнул им и ушел, а козёл сказал полиционеру, что за козла тот ответит.

Водители такси, пятнадцать человек: к одному из них на стоянке у вокзала подошли гномик и козёл. Козёл сказал, что им нужно в центр и дал пятьдесят долларов. Гномик в машине постоянно ел фисташки и мусорил на пол, а козёл курил трубку с таким табаком, от которого глаза слезились. И еще насрал в салоне. А какашки не простые, прямо-таки золотые и в средине изумруд. Когда водитель стал убирать мусор из салона, он заметил их особенности и стал лихорадочно прятать по карманам. Но это заметили и другие водители, которые решили поживиться за счет приятеля. Завязалась нешуточная драка, каждый старался выхватить у другого какашки и затолкать их в рот. В результате массовой копрофагии все пациенты испачканы в испражнениях козла и многие его съели. Всем назначены промывание желудка и анализ съеденного копроса.

– Николай Петрович, – спросил практикант Петенька, долговязый студент-пятикурсник медицинского факультета местного медицинского университета, – а зачем они козлиные какашки ели?

– Знаете ли, коллега, – сказал старый врач, – копрофагией занимаются тогда, когда в организме чего-то не хватает. Возможно, что этим таксистам не хватало именно козлиного дерьма. Но мы посмотрим результаты анализов и подтвердим или опровергнем наши первоначальные предположения. Кстати, некоторые особо дорогие сорта кофе получают из зёрен, прошедших переработку в пищеварительной системе животных и птиц. Так, например, филиппинский кофе сорта «Копи Лувак», получаемый из экскрементов млекопитающего пальмовая цивета, приобретает свой особый вкус и аромат именно в виде дерьма этой циветы.

– Фу, какая гадость, – сказал Петенька и недовольно поморщился.

– Вот вам и гадость, Петенька, – сказал старый врач, довольный произведенным эффектом эрудиции, – а богачи выкладывают тысячи долларов, чтобы испить чашечку дерьма и чем они отличаются от наших пациентов? А вот я вам ещё скажу, что в Тибете есть далай-лама, обладающий божественным даром или происхождением своим от Будды, ну, одним словом, он является живым воплощением ихнего Бога на земле. Так вот дерьмо этого далай-ламы вообще ценится на вес золота. Считается, что оно лечит все болезни. И концентрированное дерьмо доступно только высшим сановникам, а людям пониже, как правило, достается седьмая вода на киселе и за большие деньги.

– И это помогало больным? – спросил белобрысый Петенька?

– Об этом история умалчивает, коллега. – сказал старый врач и продолжил запись доставленных больных.

Официант в пивной палатке на площади Маяковского. Гном заказал пива и фисташки, а козёл в это время стал поедать герань на одном из столиков заведения. Когда официант замахнулся на козла, чтобы отогнать его, козел ударил его копытом по лбу и обматерил десятиэтажным матом.

– Я, – говорит официант, – никогда раньше такого мата не слыхивал.

Понятно, травматический синдром, вызванный ударом твердого предмета по лбу. На лбу есть отметина, похожая на копыто.

Двенадцать человек, задержанных по причине драки и копрофагии. Все в один голос утверждают, что были у киоска мороженого, где гном купил десять порций шоколадного пломбира, а козёл насрал вокруг него золотыми какашками. Набежавшая толпа стала хватать какашки, запихивать их в рот и драться за обладание другими какашками. В числе дерущихся задержаны три полиционера, пришедшие для наведения порядка у киоска мороженого. Задержана и продавец киоска, утверждающая, что это её какашки и она никому не позволит воспользоваться ими.

– Какое-то массовое помешательство, – подумал доктор и сказал, – Петенька, каждому из пациентов ввести усиленную дозу галоперидольчика, пусть успокоятся, приведут мысли в порядок, а потом будем решать, что с ними делать. Честно говоря, я им совершенно не завидую.

Вульф

Мы лежали в постели с Катериной, и я был счастлив. Да, я был счастлив. Вы, кто-нибудь, сможете дать определение счастья? Не сможете, потому что это не подлежит определению. У каждого человека своё счастье. У каждого. У одного крупный бриллиант является признаком счастья, а для другого символом счастья является запах родного очага и ребёнок, повисший на шее у отца. Вот что такое счастье. Тот, кто тащится по бриллиантам, скажи мне, и я брошу огромнейший бриллиант в тонну весом на твою могилу. Пусть лежит в могиле и радуется величине сего камня.

Возбуждённый любовной песней и близостью с предметом моего обожания, голова которого лежала на моей руке, я читал ей стихи одного поэта, слышанные когда-то давно:

 
За светлячком шагал в тайге,
Путей-дорог не разбирая,
Луна за мной шла вдалеке,
Как будто ничего не зная.
 
 
И вдруг я вышел на поляну,
На ней стоял красивый дом,
Он весь украшен вензелями,
Объят спокойным нежным сном
 
 
И лишь в одном окне светилась
Свеча на маленьком столе
И девушка в обличье милом
Уже сидела на метле.
 
 
В воздушном платье с капюшоном
Глядела трепетно в окно,
Шла на свидание с влюбленным
И дверь раскрылась, как в кино.
 
 
Она меня не испугалась,
За руку в дом к себе ввела,
И нежно в губы целовала:
В углу стоит твоя метла.
 
 
А мне метла, что конь для строя,
Но без седла и без стремян,
Скорей летим, ведь нас же двое,
Я от любви к тебе уж пьян.
 
 
Взлетели резко мы над лесом,
Нога к ноге, рука к руке,
И стал я сразу её Бесом,
Манеры сбросив вдалеке.
 
 
И что хотел, то я и делал,
Читал стихи, ласкал её,
Хмелел от вкуса ее тела,
Везде бросал ее белье.
 
 
Так прилетели мы на праздник,
Минут на пять лишь опоздав,
И дев там много, телом дразнят,
Себя любви большой отдав.
 
 
И что там было, не опишешь,
Какой-то в поле фестиваль,
Как будто лес устало дышит
Устами Тань, Ларис и Валь.
 
 
Мы ночью столько танцевали,
Что с места сдвинулась Луна,
И по росе мы все купались,
Чтобы прогнать остатки сна.
 
 
Домой вернулись мы с рассветом
И с маху бросились в постель,
Проснусь, узнаю с этикетом,
Как же зовут мадмуазель?
 

– Как мне хорошо, – шептала на ухо Катерина, – мне никто и никогда не читал стихи, и никто не предлагал заняться любовью так, чтобы это нарушало все нормы, которые внушает нам Государственная Дума и поддерживающие её во всём попы, якшающиеся с нечистой силой и мнящие себя праведниками во всех делах.

– Как я согласен с вашим Богом, – засмеялся я, – который речёт, что устами младенца глаголет истина. Я очень старый и по сравнению со мной ты действительно младенец.

– Да-да, – засмеялась Катерина, – скажи еще, что ты родился за четыре тысячи лет до того, как появился Христос и ты по возрасту совсем как граф Калиостро.

– Калиостро – это мелкий мошенник, который стал играть крупными картами, – сказал я Катерине. – многие так делают и срывают хорошие взятки.

– А как они это делают? – удивилась Катерина. – Ведь жулика сразу видно.

– Один умный человек сказал, если на клетке со слоном вы увидите надпись тигр, то не верьте глазам своим, – рассмеялся я. – Любой жулик стремится показать себя значимой фигурой. Возьми самое дрянное пиво. И на цвет погано и на вкус противно. Ну, куда такое пиво девать? Да очень просто. Увеличьте цену пива в десять раз, и оно сразу переходит в разряд элитных. Для самых богатых. Вот и сидит этот богатый человек и пьет самое дорогое пиво, морщится, противно, аж тошнит, но пьёт, марку держит. Так и жулики начинают показывать, что они элита, дворяне, кавалеры и прочее. А уж объегорить человека, который так и желает быть объегоренным, это уже не так сложно. Я Калиостро так и сказал: погоришь ты на этих фокусах, что в конце концов и произошло. Не было у него никакого бессмертия и помер он в тюрьме, из которой не мог сбежать при всей его ловкости.

– Ты разговаривал с Калиостро? – засмеялась Катерина.

– Конечно, нет, – ответил я, – а ты хочешь, чтобы я стал твоим Бесом и взял на настоящий шабаш?

– Меня на шабаш? – засмеялась моя женщина. – Мне нужно намазываться специальной мазью, и мы полетим на метле?

– Это ты своего Булгакова начиталась, – с улыбкой сказал я, – никакой мази не нужно, никаких микстур и волшебных напитков, никаких ступ и метелок. Только твое согласие.

– Я согласна! – торжественно сказала Катерина.

– Тогда поехали, – засмеялся я и крепко ее поцеловал.