Текст книги "Квази-мо. Фантазии богославской жизни"

Глава 30

Каждое утро я смотрелся в зеркало и не находил никаких изменений. По историческим описаниям, люди, подписавшие договор кровью с темными силами, чем-то расплачиваются за благоволение к себе. Каждое желание отражается то ли морщиной, то ли ещё чем-то.

Я мог бы предположить, что расплата будет заключаться в том, что у меня нет и не будет семьи, а, значит, не будет потомства и продолжения рода. Что-то я сомневаюсь в этом. Создать семью легко. Жениться – не напасть, как бы за женою не пропасть. А, может, пословица звучит несколько по-иному, но суть остается одна. Хочешь жениться – женись. Не хочешь жениться – подженивайся. Можно на ночь, можно на две. Хочешь одну в постель затащить – затаскивай. С силами всё в порядке, размер кровати позволяет – бери сразу двух. Это не многожёнство, это любвеобильность.

Сейчас времена свободные, сошлись, пожили, понравилось, живут дальше. Не понравилось – разошлись как в море паровозы. У меня с женским вопросом всё в порядке. Мне нужна красивая и верная жена, чтобы была сообщником во всех делах. Даже по вопросу красоты я не буду привередничать. Каждый человек красив по-своему.

Как правило, красота и ум имеют обратно пропорциональную зависимость, а народная мудрость гласит – с лица воду не пить. Просто у меня пока не созрело желание остепеняться и быть примерным семьянином, выходя к обеду в стеганой курточке, расшитой золотыми шнурами на манер гусарского ментика. Так лучше я пощеголяю в настоящем ментике и погусарю на свободе, прежде чем сменить гул битвы на уютный вечерний романс при свете торшера у мягкого кресла.

Можно было бы заняться описанием моих похождений и прелестей встречавшихся мне женщин, но будет ли это порядочным с моей стороны? Говорю прямо – нет.

Мне всегда претит быть в компаниях, где основным лейтмотивом всех рассказов является трёп о том, кто и сколько выпил, кто, кого и где трахнул и как она была в постели.

Конечно, есть любители таких историй и на рассказанную историю они выставляют две своих, совершенно не понимая того, что компрометируют себя и своих партнеров. А кое-кто всё это наматывает на ус, а потом шантажирует людей, заставляя их делать то, что делать они не хотят. И если им сказать, кто их подставил по полной программе, то сколько разбитых шандалами и бутылками из-под шампанского голов будет обрабатываться врачами из травмпунктов – это даже учёту не подлежит.

Что сделаешь, когда интеллект так называемого света опускается на уровень плинтуса? Собственно говоря, интеллект света никогда не поднимался выше. Пушкин погиб в этом свете. Лермонтов называл его «завистливым и душным». Практически все люди, составляющие гордость Богославии и всего мира, старались обходиться без светских мероприятий. Я – тем более. Сейчас же ушлый читателей посмеётся над моими последними словами и вспомнит анекдот о том, как один человек лежит утром в постели и меланхолически говорит:

– Ленин умер. Сталин умер. И мне что-то нездоровится…

Нет, я манией величия не страдаю, но всё равно хочется оставить какой-то след на земле, пусть даже вот этими дневниковыми записями, которые я излагаю в произвольной форме по мере совершения того или иного события.

– Алексей Алексеевич, – Васильевна подошла неслышно и даже напугала меня, сбив с мыслительного процесса о своей будущности и о смысле жизни вообще.

– Слушаю вас, Васильевна, – сказал я с улыбкой, потому что сердиться на эту женщину совершенно нельзя. Её как бы и не видно и не слышно, но в доме всегда чистота и кормит меня так, как ни в каком ресторане не подают. Она да Василий мои самые доверенные люди.

– Алексей Алексеевич, – сказала Васильевна, – вы уж меня извините, что беспокою вас, когда вы что-то пишете, да вот я подумала, что вам бы не помешало и секретаря иметь, чтобы мысли ваши никуда не пропадали. Чтобы вы говорили, а кто-то записывал за вами. Так и пишется быстрее и мысли не пропадают. Резуме (не вздумайте переправлять это слово и уродовать её говор своими буквами «ю») вот одной девушки. Сама учительница богославского языка, знает скоропись, и языки иностранные изучает. Она племянница моя троюродная. Родственница дальняя, да родственников-то у меня по пальцам одной руки можно пересчитать, так что она как бы близкая мне, а я уж за неё поручусь.

– Спасибо, Васильевна, – сказал я с улыбкой, – я обязательно посмотрю резюме и скажу вам, что и как.

– Молодец женщина, – подумал я, глядя ей вслед, – попала в самую точку. Я давно уже подумывал нанять на работу секретаря. Сколько раз было, что перед тем как уснуть, вдруг приходила какая-то умная мысль или стихи вдруг рождались так явственно, что думаешь, вот встану утром и запишу. И ведь утром даже не можешь вспомнить, о чём ты думал. Все тома умных мыслей древних, средних и нынешних веков составлялись не авторами этих мыслей, а их секретарями. Тот же сборник афоризмов господина Черномырдина Виктора Степановича составлялся не им, а его биографом.

Я посмотрел на листок резюме. Маленькая фотография симпатичной девушки. Двадцать семь лет. Институт закончила позже меня. Факультет богославского языка. Знает стенографию. Пишет стихи. Занимается литературным творчеством. Это вообще-то положительно, но ведь и я занимаюсь литературным творчеством и пишу стихи. Если возьму её к себе секретарем, то у меня будет конкурент. Обязательно окажется, что она пишет лучше меня, и стихи у неё складнее и вообще. Никогда она не будет моим секретарем. Извините, Васильевна, но я возьму в секретари мужчину. Да, именно так. Потому что секретарь-женщина мне может понравиться. А когда женщина нравится, то мужчина распускает хвост как павлин и становится глупым как фазан. Вот тут-то из него и делают дичь в жареном виде на золоченом блюде. Фиг вам.

Глава 31

После суток раздумий я сказал Васильевне, чтобы она пригласила свою протеже для собеседования.

Встреча с девушкой прошла ровно. Можно даже сказать – спокойно. Зовут её Татьяна.

 
В любом романе есть Татьяна
И для неё есть добрый гений,
Печальный демон без изъяна
С известным именем Евгений.
 

Ну, я, положим, не Евгений. И я не добрый. И я не демон, вообще-то. Но почему меня потянуло на лирику? Это всё Пушкин. Его при виде женской юбки всегда тянуло на лирику.

 
Тону я в складках вашей юбки,
Насквозь вас вижу, как Рентген,
Мне снятся ночью ваши губки
И к холодцу ядрёный хрен.
 

Шутка. Это, конечно, не Пушкин. Это снова я. Но мне понравилась скромность девушки и естественность её поведения, словно она уже сто раз была здесь. А, может, действительно была, помогая своей тете по хозяйству. Но меня это не интересует. Грамотный и образованный человек. С ней мои тексты тоже приобретут грамотный вид, и никто не будет тыкать пальцем в несуразность в тексте, потому что, когда я пишу, то мало смотрю на всякие согласования, чтобы не потерять мысль и успеть её записать до того момента, как она испарится. И вообще, как один поэт может быть конкурентом другому поэту, если у них разный стиль и пишут они о разном? В поэтических делах трудно, знаете, подражать кому-то. Мне вот говорят, что я подражаю Есенину. Да не подражаю я никому. Я сам по себе пишу.

Отношения с Татьяной мы оформили честь по чести. То есть по договору, где обговариваются обязанности работодателя и нанимаемого лица. Хороший расчёт залог долгой дружбы. Хочу сказать другим соискателям должностей и мест работы. Если вам говорят, поработайте, мол, а там посмотрим, то сразу разворачивайтесь и уходите. Порядочные люди так не говорят. Порядочные люди принимают на временную работу с испытательным сроком, во время которого определяется пригодность работника, а потом уже оформляются долгосрочные трудовые отношения.

Для неё самой в моем доме я выделил кабинет – небольшую комнату, которую она сама должна обставить так, как ей будет удобно. Прямо скажу, вкус у девушки есть. При неограниченном кредите никаких лишних трат и излишеств. Прямо скажу, человек дела. Совсем не как наши нынешние депутаты и правители, которых больше заботит позолота на самой дорогой в мире мебели, и совершенно не заботит то, сколько денег налогоплательщиков уйдёт на создание им комфорта и роскошества или замены обивки мягкой мебели под цвет глаз спикера. А сколько жучков прилипает к удовлетворению тщеславия тех, кто выскочил в политическую элиту в связке с огромным административным ресурсом?

Работы Татьяне я отвалил немеряно, благо черновиков и записных книжек у меня скопилось предостаточно и если не привести в порядок все записи, то они так и останутся золотыми нитями в куче ненужного хлама, который будет сожжён в преддверии нового года.

Со своим новым секретарем я не встречался по нескольку дней, потому что не было особой в этом необходимости. Я не менеджер по персоналу, чтобы проверять, на месте ли нанятые мною работники. Да и секретарь тоже не горела мозолить мне глаза своей особой.

Я по натуре человек любознательный, но не любопытный. Я стремлюсь пополнить свой образовательный запас, но не путем вызнавания того, что не является составляющей интеллекта человека. Мне хотелось разобраться в феномене трехсотлетия Преемничества в Богославии и представить, что ждёт нас в ближайшие пятьдесят лет. Нужно отправляться в гости к Майе и вести себя более осторожно, чтобы не попадать в различные неприятные истории, мешающие исследовательской работе.

Осторожные люди всегда достигают большего. Чего достиг Дон-Кихот, бросавшийся с копьём на ветряные мельницы? А ничего. Получил деревяшкой по хребту и отлеживался в сарае, пока боли в спине не прошли.

А возьмите составителя нашего гимна. То есть составителя всех наших гимнов. Писал детские стишки и гимны, и прожил долгую и счастливую жизнь в окружении детей и родственников. С этого человека нужно брать пример. И сын его младший тоже полная копия папаши. Снимает фильмы. Удачно и неудачно, но все же успешный режиссер и всегда на стороне тех, кто в большинстве. Типичный большевик. Вот и я там буду типичным большевиком, но сильно не усердствующим в восхвалении существующей власти. И буду стараться, чтобы по темечку палкой меня не били. Потому что в прошлый раз ко мне приложились не понарошку. Голова ещё три дня побаливала.

Глава 32

Наконец, настал день, когда я подготовился к визиту к Майе. Диктофон, цифровой фотоаппарат с большой картой памяти, зарядные устройства, авторучка, несколько блокнотиков, какое-то количество долларов и евро, уж с ними-то ничего не сделается.

С утра я собрал всех моих сотрудников – секретаря, домохозяйку, водителя, – и объявил, что я буду заниматься очень серьёзными делами в кабинете и прошу меня не беспокоить до тех пор, пока я сам не выйду из кабинета. Пусть пройдёт день, два, три, но, если я не вышел, значит – я работаю и нечего ко мне стучаться. Всем, кто будет звонить, говорите, что я в командировке и буду на следующей неделе.

– А как питаться будете, Алексей Алексеевич? – спросила домохозяйка.

– Нормально, Васильевна, святым духом питаться буду, – отшутился я.

Все стояли и смотрели на меня так, как смотрят на людей, которые то ли начинают чудить, то ли они сами по себе сошли с ума и ничего путного от них ждать не приходится.

Я закрыл дверь кабинета на ключ, открыл сундук, уселся поудобнее, и вдруг услышал стук в дверь.

– Чего там ещё? – крикнул я.

– А нам здесь оставаться или можно куда-то уйти? – спросила секретарь.

– Чего хотите, то и делайте, – крикнул я и закрыл крышку сундука. – Идите хоть к чёрту, – подумал я и вдруг увидел, что я иду по многолюдной улице в большом городе. В моей руке кожаный портфель. В портфеле было что-то тяжёленькое. Я открыл и посмотрел. Точно бутылка водки. «Столичная». Бутылка марочного вермута. Палка полукопченой колбасы. Банка огурчиков и банка неочищенных томатов с ярлыками «Булгарплодимпекс». Кусок сыра. Четыре крупных марокканских апельсина и небольшая коробка шоколадных конфет «Птичье молоко» Бабаевской кондитерской фабрики. Такая небольшая коробочка, в которой конфеты лежат в два ряда одна к другой и этих конфет там намного больше, чем в огромной и раскрашенной коробке стоимостью раз в десять дороже этой коробочки. Люди платят деньги за полиграфию, а не за шоколад.

– Мужик, дай пятьдесят копеек, – какой-то небритый тип протягивал ко мне руку. В его глазах светилось крупными буквами: «Войди в положение, трубы горят, не дай сдохнуть представителю славной когорты мужского населения нашей Родины», – ты не бойся, я за небесплатно, я отработаю, – частил он, почувствовав в моем лице того, кто может помочь.

– Ну и как ты отработаешь? – спросил я из чистого любопытства, продолжая движение по улице, которая, судя по надписи на доме, называлась проспект Мира.

– А хочешь, я тебя рассмешу? – сказал мужичок. – Если ты рассмеёшься, то дашь мне полтинник, если нет, то на нет и суда нет.

– Ну, давай, рассмеши, – сказал я и сунул руку в карман, чтобы проверить, есть у меня деньги или нет. Какая-то мелочь в кармане была.

Мужичок оглянулся по сторонам и побежал к троллейбусной остановке. К остановке только что подошёл троллейбус номер четыре. Мужичонка схватился за свисающие сзади веревки и потянул «рога» троллейбуса на себя. Тут же он обратился к полненькому интеллигентному мужчине в плаще и при портфеле, возможно, с таким же продуктовым набором.

– Мужчина, подержите веревки, мне нужно кое-что исправить и обесточить троллейбус, – очень даже уверенно как заправский водитель троллейбуса попросил он.

Мужчина взялся за веревки и для удобства зажал портфель между ногами, чтобы руки были свободны.

А в это время водитель троллейбуса тщетно пытался сдвинуть с места свой корабль больших проспектов и что он ни делал, электромашина не реагировала. Выйдя из транспортного средства, он увидел, что «рога» не касаются контактных проводов, а зайдя за машину, увидел интеллигента, добросовестно выполнявшего просьбу подержать веревки.

– Ты что делаешь, мать-перемать, – закричал водитель и кинулся на интеллигента в драку. Тот отпустил веревки, «рога» коснулись проводов и троллейбус дёрнулся. Водителя как ветром сдуло, а мне и вроде бы смешно, и вроде бы не смешно. Я достал из кармана мелочь, отсчитал пятьдесят копеек и дал шутнику:

– Держи, заработал, – сказал я.

– А хочешь, я тебя со Сталиным познакомлю? – предложил мне мужичок.

Я молча покрутил у виска указательным пальцем и пошёл вперед, стараясь сообразить, где это я и в каком городе есть проспект Мира. По моим размышлениям выходило, что проспект Мира есть в каждом городе. И по проспекту гуляют как по миру. Так обычно называли все улицы и проспекты, носившие раньше имя Сталина.

– Не, мужик, я серьёзно, – забежал передо мной мой знакомец, – ты не жадный как все и мне тоже не жаль поделиться нашими достопримечательностями.

– Это какими нашими? – спросил я.

– Нашими, значит нижнемосковскими, – сказал он.

– А что есть ещё и верхнемосковские – снова спросил я.

– Не знаю, я не слыхал, – сказал мужичок, – но Сталин настоящий, он там давно живёт. У них во дворе и Ленин с Троцким тоже проживают.

– Это в мавзолее, что ли? – спросил я.

– В каком мавзолее? – удивился мужичок.

– Ну, который на Красной площади, – усмехнулся я.

– Ну, ты даешь, – как-то с подозрением сказал мужик, – на Красной площади отродясь никаких мавзолеев не было, да и не в наших традициях покойников не хоронить. Хотя, как сказать, мы здесь все покойники, хотя живём почему-то. Плохо, но живём. Так знакомить тебя со Сталиным или нет?

– Ну, пойдём, познакомишь, – сказал я. Просто не хотелось обижать мужичка, и интересно было посмотреть на двойника Сталина в странном городе Нижнемосковске.

Глава 33

Пройдя примерно с квартал, мы свернули в домовой проезд и очутились в просторном дворе. Не было никаких гаражей и ракушек инвалидов. Было всё чинно и пристойно. Зелень присутствовала в изобилии в виде невысоких деревьев и клумб с обязательными георгинами и анютиными глазками. В песочницах игрались дети. За столом сидели доминошники и изо всех сил лупили костяшками по столу. Оттуда доносились крепкие словца, перемежаемые безобидными словами типа «рыба» и «козёл», но признаков подготовки к драке не было.

– Вот, Иосиф Виссарионович, гостя вам привёл, – сказал мужичок, став сразу стройнее и показав строевую выправку.

– Вы от кого, товарищ? – спросил меня мужчина лет семидесяти, с усами и с кавказской внешностью, сидевший у будочки «Срочный ремонт обуви» с «лапой» между ног и надетой на неё женской туфелькой. Седые редкие волосы были зачесаны назад и левая рука, которой он придерживал «лапу» была явно больной.

Я ничего не ответил мужчине и показал пальцем наверх, оттуда, мол, но меня поразил тембр его голоса. Я неоднократно слышал записи выступлений Сталина, и у меня не было никаких сомнений в похожести его голоса.

– Доброго вам здоровьишка, Иосиф Виссарионович, – сказала проходившая за моей спиной старушка с сумкой-авоськой.

– Спасибо, Пелагея Никаноровна, – сказал старичок-сапожник и обратился ко мне, – я слушаю вас, излагайте свое дело.

– Да, у меня собственно нет никаких дел, – замялся я, – просто так вот зашёл посмотреть.

– Понятно, – протянул сапожник, – так сказать, наружный осмотр мест поселений и проверка режима содержания?

– Что, палач, не отлились тебе слезы депортированных народов и сосланных борцов за независимость? – почти прокричал старичок с длинными отвислыми усами.

– Замучили эти бандеровцы, – вздохнул сапожник, – нам здесь не дадут поговорить, пойдёмте ко мне. – Он снял и повесил в будку свой фартук, убрал маленькую табуреточку с мягким ременным сиденьем, закрыл дверку своей будки, навесил маленький замочек и повернулся ко мне. Передо мной стоял натуральный Сталин в полувоенном френче с отложным воротником, такого же цвета брюках с напуском и хромовых сапогах. Из кармана он достал кривую трубку, набил её табаком и прикурил. Сделав приглашающий жест рукой, он степенно двинулся в сторону дома.

– Если хотите кому-то испортить жизнь, то подселите к нему бандеровца, – сказал негромко человек, похожий на Сталина, совершенно не заботясь о том, слышит его собеседник или не слышит, зная, что каждое его слово будет услышано, – и скоро этот человек жизнь в аду будет считать жизнью в раю.

Внезапно все доминошники бросили костяшки на стол, встали по стойке смирно и повернулись в нашу сторону.

– Продолжайте, товарищи, продолжайте, – и мой спутник успокаивающе помахал им рукой. С каждым шагом мне все больше верилось, что передо мной Сталин и отношение всех этих людей к нему не наигранное, а искреннее.

Мы поднялись на третий этаж и вошли в просторную квартиру ещё сталинской постройки с толстыми стенами и высокими потолками.

В зале стоял огромный круглый стол, накрытый тяжёлой красной бархатной скатертью с крученой шёлковой бахромой. Хозяин квартиры достал из огромного красного дерева серванта бутылку вина и два хрустальных резных фужера. На бутылке было написано «Хванчкара». И никакой наигранности.

– А можно посмотреть ваши документы? – осмелился я задать вопрос.

Ни слова не говоря, хозяин достал из этого же шкафа листок и подал мне.

На листке было написано:

«ОРДЕР. Сим удостоверяется, что Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович, 21.12.1879 года рождения, определён на жительство по адресу: Новомосковск, проспект Мира, 51, корпус 2, кв. 17. Управляющий делами Люций Фер. Марта пятого числа одна тысяча девятьсот пятьдесят третьего года по общему летоисчислению». И подпись красными чернилами.

– Всё в порядке Иосиф Виссарионович, – сказал я, возвращая бумагу. – Может, мы добавим к вину вот это? – спросил я, доставая из портфеля всё его содержимое.

Посмотрев на стол, Сталин подошёл к телефону, набрал три цифры и, немного подождав, сказал:

– Лев Давидович, здравствуйте. У меня товарищ оттуда. Захватите Владимира Ильича с Надеждой Константиновной и заходите ко мне. Хорошо. Я жду. Нет, я не буду обижаться на ваши жалобы на меня. Хорошо.

Положив трубку, он повернулся ко мне и спокойным и ровным голосом сказал:

– Я пригласил к себе нескольких моих соседей, которых очень интересует всё, что происходит там. Надеюсь, вы не против?

Не слушая моего ответа, он снова повернулся к телефону и сделал несколько звонков.

Минут через пять пришла симпатичная женщина среднего возраста, которая накрыла стол белой скатертью, произвела сервировку и унесла продукты на кухню.

– Ну, что же, уважаемый товарищ или как вас звать-величать, – сказал Сталин сев в кресло и предложив мне место напротив себя, – как там дела?

– Трудно однозначно сказать, товарищ Сталин, – сказал честно я.

– Понятно, – сказал хозяин квартиры, – просрали всё. Кто хоть был последним партийным секретарем в партии?

– Горбачев Михаил Сергеевич, – сказал я, – он же был первым и последним Президентом СССР.

Сталин задумался и сидел минут пять.

– Знал я одного Горбачева, и тоже Михаила, и тоже Сергеевича, – сказа он. – Парнишка молодой, кажется, лет семнадцать ему в сороке восьмом году было. Орден я ему вручал как заслуженному комбайнеру. Трудового Красного Знамени орден. Он?

Я утвердительно кивнул головой.

– Надо же, как я тогда не разглядел в нем могильщика всего нашего дела? – сокрушенно сказал Сталин. – Надо было его тогда же расстрелять и СССР существовал бы вечно. Эх, немножко я не довёл до конца национальный вопрос. Всякий перегиб в сторону национального в ущерб интернациональному грозит распадом СССР. Так и произошло?

– Почти что так. Те, кто пришли под руку царя, а потом и под руку коммунистической партии большевиков с голыми яйцами, получили невиданное развитие. Они посчитали, что это за счет своих талантов и умений у них уровень жизни выше, чем в собственно Богославии, которая всё, что было можно, гнала на национальные окраины, часто не доедая и не развиваясь. Только не он поставил окончательную точку в СССР, а другой, его ровесник, строитель по профессии, ставший Первым Президентом Богославии, – рассказывал я.

В дверь кто-то позвонил.