Текст книги "Последняя тайна Распутина"

В компетенцию сыскной полиции входил розыск и дознание по уголовным преступлениям, самыми опасными из которых считались подлоги, грабежи и, конечно же, убийства. Царский сыск вел обширную оперативную работу. Его сотрудники часто отправлялись на наблюдение в одежде извозчиков, лакеев, бродяг. Розыскные учреждения имели штат осведомителей из числа дворников, швейцаров, трактирных половых, разносчиков, рабочих на предприятиях и в криминальной среде. В агентуру входили и хозяева квартир, сдававшихся в наем.

В раскрытии преступлений важную роль играли низшие полицейские чины, исполнявшие патрульную и постовую службу. Задача по поимке преступников существенно облегчилась после того, как в 1866 году во всех городах России утвердилось деление на полицейские участки. Их возглавили участковые приставы. При каждом участке имелись представительства сыскной полиции. Полицейские участки делились на околотки, во главе которых стояли околоточные надзиратели, им подчинялись городовые, несшие круглосуточное постовое дежурство. Такие же служаки, как уже известные нам Ефимов и Власюк.

Столичные полицейские составляли элиту огромного ведомства. Они находились на привилегированном положении и недаром ели свой хлеб. Подробные и точные показания Ефимова и Власюка характеризовали их как профессионалов, а это увеличивало шансы изобличения преступников и раскрытия преступления по горячим следам.

4.

Через час после визита Власюка и Колядича к приставу Рогову в спальне прокурора Петроградской судебной палаты Завадского раздался телефонный звонок[98]98
  События соответствуют мемуарам прокурора С. В. Завадского «На великом изломе (Дело об убийстве Распутина)». Архив русской революции. 1923. Т. VIII.


[Закрыть]. Аппарат стоял у изголовья кровати, и Завадский машинально поднял трубку, услышав голос своего коллеги фон Нандельштедта[99]99
  Ф. Ф. фон Нандельштедт (1873-?), русский юрист, прокурор Петроградского окружного суда, участник расследования обстоятельств убийства Распутина. После 1917 г. – столоначальник по делам страхования. В 1935 г. репрессирован.


[Закрыть], прокурора Петроградского окружного суда. Звонивший в общих чертах передал информацию от Власюка и сообщил, что накануне Распутин поздно ночью покинул свою квартиру и до сих пор не вернулся. В телефонном разговоре оба прокурора договорились о привлечении к предварительному дознанию следователя по особо важным делам Середы. Завадский поручил Нанделынтедту вместе с ним и начальником сыскного отделения срочно ехать в Юсуповский дворец, осмотреть следы возле здания и взять для анализа кровь, если ее удастся обнаружить. Для начала нужно было установить: кому принадлежала в действительности кровь – человеку или животному. С этого момента начинается уже прокурорское расследование события.

Не теряя времени, следователи отправились к месту преступления в сопровождении полиции и фотографа-криминалиста. Под наружной дверью, ведущей в кабинет князя, они обнаружили пятна крови. Взять для пробы снег, на котором остались красные пятна, не составляло труда. Как, впрочем, и провести фотосъемку во внутреннем дворе за невысокой оградой.

Во время следственных действий во двор неожиданно вышел сам Феликс Феликсович Юсупов и сообщил криминалистам, что кровь на снегу принадлежит его собаке, которую накануне убил великий князь Дмитрий Павлович, обороняясь от нападавшего животного. Впрочем, следователей это известие не смутило. Хотя, конечно, было странно, что следы вели под дверь: это могло означать либо то, что собаку убили в доме, а затем выволокли на улицу, либо наоборот – убили во дворе и затащили во дворец.

Но истину должны были установить не утверждения Юсупова, а точные данные химического анализа крови с помощью новейшего метода Уленгута, точная технология которого предполагала использование сыворотки кролика.

Метод дифференциации крови, разработанный доктором Паулем Уленгутом, был впервые применен в 1901 году немецкими криминалистами для раскрытия преступления маньяка-детоубийцы на острове Рюген. С августа 1904 года эта технология вошла в арсенал и русских следственных органов: прокуроры имели возможность точно выяснить принадлежность крови – животному или человеку. В последнем случае хозяина дворца могли ожидать серьезные неприятности.

Через несколько часов прокурор Петроградской судебной палаты сообщил министру юстиции Макарову о том, что приступил к предварительному следствию. Но глава ведомства был огорчен сноровкой подчиненного. Он предложил не спешить и ограничиться лишь дознанием, поступая по принципу: нет тела – нет дела. Макаров даже высказывал предположение, что, возможно, Распутин где-нибудь у цыганок. И если это окажется именно так, то надуманный прокурорский переполох повредит чести мундира.

Обратим внимание: нерешительность министру юстиции Макарову была не свойственна. Во время прогремевших на всю Россию Ленских расстрелов – акций подавления, проведенных царской администрацией на золотых приисках Сибири, – Макаров, будучи министром внутренних дел, отдавал жесткие приказы. Отметая в Государственной думе критику оппозиции, доносившуюся из зала, он тогда говорил: «Так было. И так будет!»

Сейчас же Макаров не торопился карать. Весьма осведомленный глава британской резидентуры в Петрограде Самюэль Хор утверждал, что утром 17 декабря министру юстиции позвонил неизвестный и сказал короткую фразу: «Распутин убит, труп ищите на островах»[100]100
  S. Hoare. Das vierte siegle. Das ende eines russischen kapitees. Meine mission in Russland 1916/17. Berlin-Leipzig, p. 156.


[Закрыть]. Интрига этой информации состоит в том, что такую фразу, если она не выдумана, англичанину могли сообщить либо участники убийства, либо сам министр Макаров, который по какой-то причине общался с резидентом МИ-6. Как мы увидим в дальнейшем, анонимный осведомитель точно знал, что Распутин именно убит и его тело находится между Петроградским и Крестовским островами.

Карьера министра Макарова была типичной для крупного царского администратора: Александр Александрович Макаров в 1898 году уже занимал пост председателя Киевского окружного суда. Спустя два года был переведен в Саратовскую судебную палату на должность прокурора. Затем с 7 апреля 1906 года чуть больше месяца был председателем Харьковской судебной палаты. Однако неожиданно 18 мая того же года Макарова ждал стремительный карьерный взлет: он становится товарищем министра внутренних дел и директором Департамента полиции. Тут же ему присваивается звание сенатора и государственного секретаря. В то время Макаров уже имел репутацию жесткого политика и врага революции, сторонника наведения порядка железной рукой и одновременно полицейского реформатора, признававшего «исключительную серьезность переживаемого момента» и призывавшего к пересмотру прежних розыскных мероприятий и к поиску новых, являющихся результатом практики криминальных органов[101]101
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 253. Д. 16. Л. 32–32 (об.).


[Закрыть].

В 1911–1912 годах он уже министр внутренних дел и шеф жандармов. Это по его повелению с 23 января 1912 года охранному отделению приказывалось установить постоянное наблюдение за Распутиным, завести на него ориентировку, составить словесный портрет, присвоить клички. К декабрю 1916 года Макаров вот уже полгода занимал пост министра юстиции и хорошо помнил поступки сибирского мужика, к которому не испытывал симпатий.

5.

Уже 17 декабря прокурор Завадский решается на допрос главных подозреваемых и свидетелей.

Но тот, кого прокурор собирался допрашивать, опередил ход событий и сам разыскал Завадского. Юсупов позвонил ему после полудня и предложил встречу. Завадский эту идею отклонил и тут же перезвонил министру юстиции. Макаров отреагировал мгновенно и приказал прибыть к нему в 17:00 вместе с прокурором суда Нандельштедтом.

Когда вечером оба прокурора явились на Итальянскую, 25, и уже ожидали в приемной министра, мимо них прошел князь Юсупов.

А вот как сам аристократ описывал встречу с министром:

«Я ему объяснил причину моего приезда и по его просьбе повторил опять с самого начала и со всеми подробностями заученную историю. Когда я в своем рассказе коснулся разговора Пуришкевича с городовым, Макаров меня остановил:

– Я Владимира Митрофановича хорошо знаю и знаю также, что он никогда не пьет. Если не ошибаюсь, он даже член Общества трезвости.

– Могу уверить вас, – ответил я, – что в этот раз Владимир Митрофанович изменил себе и своему Обществу, если он в таковом состоит членом, как вы говорите. Ему было трудно отказаться от вина, так как я справлял новоселье, и мы все уговорили его выпить с нами. А с непривычки несколько рюмок на него сильно подействовали.

Закончив мои объяснения, я спросил министра, обеспечены ли мои служащие от дальнейших допросов и каких-либо неприятностей, так как они все волнуются за свою судьбу ввиду моего отъезда сегодня вечером в Крым.

Он меня успокоил, сказав, что, по всей вероятности, полицейские власти ограничатся сделанным уже допросом. Со своей стороны, он обещал не допускать в нашем доме каких-либо обысков и не придавать значения городским слухам и сплетням.

Прощаясь со мной, министр на мой вопрос, могу ли я покинуть Петербург, ответил удовлетворительно. Провожая меня, он еще раз выразил сожаление, что из-за такого недоразумения у меня столько хлопот и неприятностей»[102]102
  Ф. Ф. Юсупов. Конец Распутина. М., 1990. С. 111–112.


[Закрыть].

Юсупов вспоминал, что Макаров не верил ни единому его слову, но между тем оказывал покровительство. И даже освободил от очевидной в таком случае подписки о невыезде.

А ожидавшим следователям Макаров объявил, едва появившись в дверях: «Все в порядке, князь Юсупов все объяснил, это была лишь собака. Спасибо, вы можете идти».

Да, это было похоже на правду – но только похоже, подтверждает проект всеподданнейший записки по III уголовному отделению: «Труп собаки, действительно, был найден на следующий день за дворцом со следами огнестрельной раны в сердце»[103]103
  ГАРФ. Ф. 124. Оп. 57. Д. 751. Л. 3.


[Закрыть].

Желая все выяснить окончательно, прокурор Петроградской судебной палаты Завадский все же нарушил пожелание министра юстиции «не спешить»: следователи Середа и Нандельштедт отдали найденную в снегу у Юсуповского дворца кровь на экспертизу. И не только эту! Они смогли снять с деревянных ступеней выхода из дворца несколько срезов с очевидными бурыми пятнами.

Позднее, 11 января 1917 года, удалось произвести и обыск в княжеском дворце, которому противился Юсупов. Вот что сообщает об этом прокурорское дело: «При осмотре указанного помещения ничего существенного для дела обнаружено не было. Однако следственною властью обращено внимание на имевшиеся на внутренней стороне упомянутой двери засохшие брызги, по-видимому, крови, в виде небольших, круглой формы, красно-бурых пятен, а также на свежую окраску простенков, между которыми помещается эта дверь. Для определения вещества означенных пятен последние были частью с двери соскоблены, частью же вырезаны вместе с деревом и приобщены к протоколу осмотра для химического анализа»[104]104
  ГАРФ. Ф. 124. Оп. 57. Д. 751. Л. 34–34 (об.).


[Закрыть].

Следователи оперативно получили и результаты. В прокурорском деле мы находим: «При обследовании места происшествия на ступеньках двери, ведущей из садика при доме № 92 в помещение молодого князя, а также на снегу по пути от этой двери к воротам на улицу были обнаружены следы. Лабораторными исследованиями последней установлено, что это кровь человека»[105]105
  ГАРФ. Ф. 124. Оп. 57. Д. 751. Л. 3.


[Закрыть].

Несколько часов спустя, когда была готова экспертиза, следователь Середа сообщил о ней прокурору, а Завадский позвонил министру Макарову.

«Тот выразил свое недоумение: „Как же можно узнать, что кровь именно человеческая, а не вообще какого-либо млекопитающего?“ – вспоминал Завадский. – А. А. Макаров не был ни следователем, ни товарищем прокурора, но прокурором суда состоял последовательно в Ревеле, в Нижнем Новгороде и Москве. Способ Уленгута, усовершенствованный Труфановым в Киеве, остался министру неизвестным, как открытый уже после его выбытия из рядов прокуратуры первой инстанции. Я рассказал вкратце про этот способ и неожиданно услышал в телефон вырвавшееся из глубины души восклицание министра:

– Вот неприятно, что такой способ открыт!»[106]106
  С. В. Завадский. На великом изломе. Архив русской революции. 1923. Т. VIII. С. 36.


[Закрыть]

Юсупов, как и министр, еще не зная о последних успехах криминалистики, предпринимал разнообразные уловки, чтобы все же убедить следствие, что капли крови, ведущие в дом, принадлежат убитой собаке.

И с учетом того, что кровь человеческая, показания еще одного соучастника выглядят зловеще: «Допрошенный в качестве свидетеля денщик отца князя Юсупова Иван Нефедов показал… Найдя при входе в садик дома № 92 убитую собаку, он по приказу князя Юсупова снес ее в сад при доме № 94, причем труп собаки он пронес через маленькую одностворчатую дверь, ведущую из садика д. 92 в столовую и кабинет князя, и через столовую в коридор, а затем в сад дома № 94. В столовой в это время никого не было, так как гости все тогда уже разошлись»[107]107
  ГАРФ. Ф. 124. Оп. 57. Д. 751. Л. 52 (об.).


[Закрыть].

Подобного рода заявление уже имело для следствия концептуальный характер: Нефедов фактически рисовал дальнейшую эвакуацию тела жертвы из садика во дворец и дальнейший путь в главный сад усадьбы за дворцом.

Теперь оставалось найти тело жертвы.

Глава 4
Следственные действия. Поиск тела

1.

Пока министр юстиции Макаров медлил, министр внутренних дел Протопопов приступил к дознанию, которое дублировало действия прокуроров.

Парадокс заключается в том, что следователь Завадский уже через несколько месяцев встретится с Протопоповым, когда министр уже в качестве подсудимого будет отвечать на его вопросы во время работы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства.

И вот о чем Завадский его спросил:

«Тогда утверждали, что вы в Царском Селе настаивали на том, что это вопиющее преступление и что нужно параллельно производству судебного расследования вести и внутреннее дознание по Министерству Внутренних Дел, помимо судебного расследования»[108]108
  Падение царского режима. Л., 1924. Т. I. С. 163.


[Закрыть].

Да, это было именно параллельное расследование. Если бы дело довели до суда, оно имело бы колоссальный политический резонанс. Поэтому монаршая чета хотела оставить в тайне некоторые его подробности и решила довериться преданному им министру внутренних дел, а не министру юстиции.

Полицейское расследование началось 17 декабря 1916 года, когда министр внутренних дел А. Д. Протопопов подписал приказ № 573: произвести следствие по делу «об исчезновении Григория Ефимовича Распутина». Этим документом главным дознавателем назначался П. К. Попов, состоявший в должности генерала для поручений при Министерстве внутренних дел по званию главноначальствующего над отдельным корпусом жандармов. Следствие предполагалось вести в абсолютной тайне, исключая любую утечку.

Попов был одним из главных специалистов в деле политического сыска: два года отслужил начальником Петроградского охранного отделения. Уже 17 декабря этот полицейский снял показания у аристократки Марии Головиной, одинаково близкой как Распутину, так и Юсупову.

Она сообщила: «Около 5 лет тому назад князь Юсупов познакомился с Распутиным у нас на квартире, после того встречался с ним раз или два опять у нас на квартире»[109]109
  ГАРФ. Ф. 102, 1916 г. Оп. 246. Д. 357. Л. 17.


[Закрыть].

В этой истории чрезвычайно важна топография. Ведь, по правде сказать, многие фигуранты жили на Мойке. Вот и знакомство Феликса Юсупова с Распутиным происходит в доме 104, где живет Головина. Рядом в доме 106 живет тесть Юсупова. А сам князь живет у него, пока в его владениях ведется большой ремонт – дворец Феликса расположен всего через четыре дома.

Вот что далее показывает Головина: «В настоящем 1916 г. князь Юсупов в ноябре месяце встретил Распутина у нас на квартире, по словам князя, Распутин произвел на него гораздо лучшее впечатление, чем в прежние годы. Так как князь жаловался на боль в груди, я посоветовала ему побывать на квартире Распутина. Князь ездил к Распутину со мной два раза, в конце ноября и первых числах декабря месяца, сего 1916 года, оставался оба раза у Распутина менее часа. Однажды при мне Распутин просил князя Юсупова свозить его куда-нибудь к цыганам. Поэтому, когда утром 17 декабря дочери Распутина мне сказали по телефону, что Григорий Ефимович ночью уехал с «маленьким», то есть с князем Юсуповым, я их успокаивала, говоря, что беспокоиться тогда нечего»[110]110
  ГАРФ. Ф. 102, 1916 г. Оп. 246. Д. 357. Л. 17.


[Закрыть].

Показания Головиной носили успокоительный характер. Касаясь своих отношений с Феликсом Юсуповым, она сообщила: «17 декабря днем князь Юсупов был у меня и мне говорил, что 16 декабря ночью к нему позвонил Григорий Ефимович и предлагал ехать к цыганам, но князь ответил, что у него гости и ехать в этот день он не может»[111]111
  ГАРФ. Ф. 102, 1916 г. Оп. 246. Д. 357. Л. 17.


[Закрыть].

Получалось, что встреча с Юсуповым у Головиной произошла буквально перед ее допросом.

А что же вспоминал об этой беседе князь в своих мемуарах?

«Она кинулась ко мне навстречу и голосом, полным невыразимой тревоги, проговорила:

– Скажите мне, ради бога, где Григорий Ефимович? Что вы с ним сделали? Говорят, что он убит у вас и именно вас называют его убийцей.

Я постарался ее успокоить и рассказал подробно уже сложившуюся в моей голове историю.

– Ах, как все это ужасно! И Императрица, и Аня[112]112
  Аня – фрейлина императрицы Анна Вырубова.


[Закрыть]уверены, что он убит этой ночью и что это сделано у вас и вами.

– Позвоните сейчас в Царское и попросите Императрицу принять меня – я ей все объясню. Сделайте это поскорее, – настаивал я.

М. Г., согласно моему желанию, позвонила по телефону в Царское, оттуда ей ответили, что Императрица меня ждет.

Я уже собирался уходить, чтобы ехать к Государыне, но в это время подошла ко мне М. Г., на лице которой помимо тревоги, вызванной исчезновением Распутина, мелькало теперь новое мучительное беспокойство.

– Не ездите в Царское, не ездите, – обратилась она ко мне умоляющим голосом. – Я уверена, что с вами что-нибудь случится. Они вам не поверят, что вы не причастны. Там все в ужасном состоянии… На меня очень рассержены, говорят, что я предательница»[113]113
  Ф. Ф. Юсупов. Конец Распутина. М., 1990. С. 107.


[Закрыть].

Главный полицейский дознаватель Попов, имея в активе сообщение полицейского Власюка, решил вызвать для допроса и Нефедова Ивана Григорьевича, денщика генерал-адъютанта Юсупова, отца Феликса. Его описание мрачной ночи, как мы уже знаем, сводилось лишь к смерти собаки во дворе, которая и была, по его словам, главным событием, случившимся во дворце в минувшие сутки. Помимо прочего, Нефедов сообщил важный факт, который мог бы пригодиться для дальнейшего расследования. Денщик утверждал: «Ключ от бокового подъезда князь Юсупов всегда имел при себе»[114]114
  Былое. 1917, 1, Пг. С. 77.


[Закрыть]. Следовательно, дверь, через которую вынесли пристреленную собаку, была открыта и закрыта лично Феликсом Юсуповым, и никем иным.

Генерал-майор Попов решил провести допрос хозяина подозрительного дворца и предложил ему явиться на следующий день для дачи показаний. Чрезвычайно смелый поступок: Феликс Юсупов был женат на великой княжне Ирине, племяннице царя, и, следовательно, входил в число членов императорской фамилии, которые подлежали лишь царскому суду. Это было узаконенное монаршее покровительство для родственников.

В Своде законов Российской империи, в главе «Обязанности Членов Императорского дома к Императору» утверждалось:

«Ст. 219. Царствующий Император во всяком случае почтен быть Главою всей Императорской фамилии и есть на всегдашнее время попечитель и покровитель оной.

Ст. 220. Каждый Член Императорского дома обязуется к лицу Царствующего, яко к главе Дома и Самодержцу, совершенным почтением, повиновением, послушанием и подданством.

Ст. 221. Нерушимым, сверх сего, залогом всех данных каждому Члену Императорского дома преимуществом поставляет миролюбное обращение и хранение семейной тишины и согласия.

Ст. 222. Царствующий Император, яко неограниченный Самодержец во всяком случае имеет власть отрешать неповинующегося от назначенных в сем законе прав и поступать с ним яко с преслушным воле МОНАРШЕЙ»[115]115
  ГАРФ. Ф. 124. Оп. 57. Д. 751. Л. 7.


[Закрыть].

Эти четыре пункта как аргументы цитируются в прокурорском деле. Они фактически выводили членов царской фамилии из общего права и правом для них была исключительно воля царя. Предполагалось, что царские родственники никогда не станут на путь преступления, хотя в истории России такие случаи происходили: убийства Петра III и Павла I были осуществлены ближайшими родственниками монархов или при их участии.

Убийство Распутина стало тем особым случаем, который и должен был проверить уголовную систему России. С Феликса Юсупова, женатого на царской племяннице, Николай II отчасти снял свое покровительство, хотя публично и не заявил об этом.

В прокурорском деле указывается на еще один особый пункт закона:

«Ст. 207. Все соучастники в преступлении или проступке судятся в одном суде, именно в том, коему подсудны главные виновные или в ведомстве коего находится большее число обвиняемых. Но если один из соучастников в преступлении или проступке подсуден высшему, а другие низшему суду, то дело о всех обвиняемых подлежит решению высшего суда»[116]116
  ГАРФ. Ф. 124. Оп. 57. Д. 751. Л. 7–7 (об.).


[Закрыть].

Таким образом, становится понятна коллизия преступления, когда соучастники заранее рассчитывали на парализацию машины правосудия, так как в любом случае ей пришлось бы перекладывать это дело на прямую волю царя. Но благодаря этому обстоятельству и процессуальной коллизии мы имеем 751-е дело, которое все же сохранило для нас важнейшие моменты основного прокурорского дела об убийстве фаворита.

Однако обратим внимание на один важный момент: судебный устав Александра II от 1864 года ограничивал волю монарха в области суда, оставляя за ним лишь право помилования, но только после вынесения решения по делу. Так что в любом случае дело должны были довести до конца.

2.

Историческое здание особняка Кочубея на Фонтанке стоит в одном ряду с соседними домами, расположенными вдоль канала. Многие годы оно ассоциировалось с приемной министра внутренних дел Российской империи и впечатляющим штатом полиции, охранки и осведомителей.

Министр Протопопов превратил свой кабинет в штаб дознания. В Особой политической части, или пятом делопроизводстве МВД, составляли списки лиц для ближайших допросов и форсировали прохождение бумаг. Весь ресурс столичной полиции – от городовых до агентуры – работал на обнаружение трупа. По окраинам города ходили полицейские с собаками, а другие выясняли путь автомобилей, которые ночью ездили по городу. Усилия были не напрасны.

Скоро на Фонтанку, 16, пришло первое важное сообщение – на Малой Невке, возможно, обнаружили важную деталь для следствия.

Об этом известно и из документов Министерства юстиции, сообщающих, что следы крови были найдены «около 1 часа дня того же 17 декабря на Большом Петровском мосту…»[117]117
  ГАРФ. Ф. 124. Оп. 57. Д. 751. Л. 1.


[Закрыть]

Примечательно, что этот мост считался мостом самоубийц. Видимо, это и предопределило решение преступников сбросить с него в реку тело жертвы. Вот что сообщает о первых находках вещественных доказательств прокурорское дело: «17-го сего декабря неизвестные прохожие обратили внимание на имевшиеся на Большом Петровском мосту следы крови, о чем заявили речной полиции. При осмотре чинами последней означенного моста было обнаружено присутствие крови на панелях, перилах, на пятом устое /контрфорс/ и брусах его. Кроме того, у того же устоя на льду была найдена калоша. Около места, где была обнаружена на мосту кровь, имелся след автомобиля, вплотную подъехавшего к борту панели»[118]118
  ГАРФ. Ф. 124. Оп. 57. Д. 751. Л. 13.


[Закрыть].

Показания прокуратуре об этом дают полковник 4-й Дистанции речной полиции Еланский и городовые той же полиции Григорий Лизогубец и Иван Андреев. Обратим внимание, это другие свидетели, нежели в полицейском расследовании, сообщающем нам несколько иные детали: «В 2 часа дня городовой 4-ой Дистанции Петроградской части Курдюмов, едва заступив на пост № 2, получил словесное заявление от мостового сторожа Федора Кузьмина. Тот сообщил, как проходившие мимо него неизвестные рабочие передали ему, что обнаружили на Большом Петровском мосту и его устоях следы крови. Федор Кузьмин, отправившись на указанное место, смог убедиться в истинности их слов.

Уже через полчаса он явился на Большой Петровский мост с городовым Курдюмовым и полицейским надзирателем Леоновым. Там ими был составлен протокол № 1740, в котором говорилось: „Произведя досмотр, было установлено, что на Большом Петровском мосту, на четвертом пролете, на панели и устоях имелись следы крови незначительные, здесь же была обнаружена мужская калоша; теплый ботик коричневого цвета № 10 фирмы «Треугольник»“»[119]119
  Былое. 1917, 1, Пг„С. 65–66.


[Закрыть].

Калоша оказалась важной зацепкой в дальнейших поисках, и информацию о ней министр внутренних дел Протопопов решил передать в царский поезд. Состав главы государства еще был на полпути в Петроград, когда поступила срочная шифрованная телеграмма, адресованная дворцовому коменданту Свиты Его Величества генералу Воейкову, осуществлявшему связь с царем в период движения.

«Дополнение предыдущей телеграммы сообщаю: вчера днем на Большом Петровском мосту внизу устоя была найдена калоша, которую признали принадлежащей Григорию. На перилах мостах усмотрены следы крови.

По показаниям прислуги Григорий уехал ночью вместе с князем Юсуповым. Управляющий МВД. Зашифрована и отправлена 18/ХII 1 час, 35 минут ночи»[120]120
  12° ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 709. Л. 19.


[Закрыть].

В оригинале начального текста содержалось и дополнение. После слов «уехал ночью вместе с князем Юсуповым» министром было написано «хотя к этому показанию отношусь недоверчиво». Эти слова, поразмыслив, глава МВД вычеркнул. Видимо, он решил, что доверять нужно не своим отношениям, а конкретным фактам.

Сегодня можно только гадать, почему понадобилось целых 13 часов, чтобы появился на свет следующий документ:

«Справка.

Коричневый ботинок № 10 фирмы „Треугольник“, найденный на Большом Петровском мосту на Неве сего числа, в 3 часа ночи был предъявлен дочерям разыскиваемого Григория Распутина-Нового, Марии и Варваре Распутиным-Новым, проживающим в доме № 64 по Гороховой улице; причем они ботинок признали за принадлежащий их отцу, как по размеру, так и по наружному его виду. Ботик также признавали за принадлежащий Распутину-Новому находившиеся в квартире два агента Охранного отделения, швейцариха и господин Симанович. 18 декабря 1916 года. Надзиратель сыскной полиции Михайлов»[121]121
  Былое. 1917, 1, Пг„С. 65–66.


[Закрыть].

Пространство вокруг Большого Петровского моста стало местом интенсивных поисков трупа.

Прокурор Завадский вспоминал: «Если судебные власти бездействовали, то не дремал министр внутренних дел Протопопов: стараясь заслужить благорасположение императрицы, он, по собственным его словам, как мне передал их В. А. Бальц, бывший тогда товарищем министра внутренних дел, приказал полиции обшарить все дно Невы и залива, „хотя бы до самого Кронштадта“. Такое приказание объясняется тем, что убийцы не умели молчать, и уже в субботу по городу расползлись слухи, будто Распутина спустили ночью в какую-то прорубь»[122]122
  С. В. Завадский. На великом изломе. Архив русской революции. 1923. Т. VIII. С. 36–37.


[Закрыть].

Поиски на реке были в самом разгаре, когда полиция уже располагала весьма определенными показаниями домашних Распутина, которые не оставляли сомнений в том, куда и с кем уехал хозяин в ночь с 16 на 17 декабря. Племянница Анна сообщила, что в последний час, находясь дома, дядя прилег на кровати, не раздеваясь, и сообщил ей и прислуге Екатерине Потеркиной о том, что собирается на ночь глядя в гости к «маленькому». «Маленьким дядя называл князя Юсупова, который бывал у нас раза 2–3»[123]123
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 246. Д. 357. Л. 21.


[Закрыть], – припоминала Анна.

Дочь Распутина, Матрена, также вспоминала, что Юсупов бывал в доме отца. Она утверждала: «Князя Юсупова я видела у нас на квартире дней 5–6 тому назад, следовательно, около 12 декабря сего года»[124]124
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 246. Д. 357. Л. 19.


[Закрыть].

Отметим для себя эту дату – 12 декабря.

«Этот Маленький, – свидетельствовала служанка Екатерина Потеркина, – бывал в квартире Распутина два раза – около 20 ноября, в день Введения во храм Пресвятой Богородицы, и в первых числах декабря сего 1916 года, приблизительно за неделю до исчезновения Распутина. Оба раза он приходил вместе с Марией Евгеньевной Головиной черным ходом и в штатском платье»[125]125
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 246. Д. 357. Л. 27.


[Закрыть]. Дальнейшие показания служанки уже не оставляли сомнения в том, куда направился хозяин. Ее заявление было равносильно опознанию.

Потеркина: «…я в это время находилась за перегородкой кухни для прислуги и, отодвинув занавеску, видела, что пришел Маленький, т. е. известный мне как муж Ирины Александровны. Узнала его в лицо»[126]126
  ГАРФ. Ф. 102. Оп. 246. Д. 357. Л. 27 (об.).


[Закрыть].

Самодельная перегородка в кухне в квартире 20 была устроена для обозначения жилой комнаты прислуги. На кухне была и дверь черного хода, так что женщины, помогавшие Распутиным по хозяйству, волей-неволей ночью были на страже этого выхода. Поэтому князь обречен был быть увиденным.

У самого Юсупова была своя, оригинальная версия, почему Распутин называл его «маленьким». Он пояснял: «В недавно вышедшей книге Ладыженского „Неведомые волны“ описываются хлысты, один из которых, напоминающий Распутина, обращался к своим друзьям со словами: „маленький“ и „миленький“»[127]127
  Петроградская газета, 11 марта 1917 г.


[Закрыть].

В действительности Распутин называл Феликса «маленьким», потому что он был младшим в роду Юсуповых.

Схема квартиры Распутина