Текст книги "Забытые герои войны"

Примечания

Автором использованы отдельные факты и эпизоды из следующих источников:

Бондаренко В. 100 великих подвигов России. М., 2011.

Владимиров Ю. В. Война солдата-зенитчика. М., 2010.

Гудериан Г. Воспоминания солдата. Смоленск, 1998.

Исаченко С. М. Где-то в Курляндии. Записки военного корреспондента. М., 1977.

Кершоу Р. 1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных. М., 2000.

Малько Д. И. За рычагами танка. Рассказывают фронтовики. На земле, в небесах и на море. Выпуск 8. М., 1986.

Манштейн Э. Утерянные победы. Смоленск, 1999.

Московская битва в хронике фактов и событий. М., 2004.

Орлов Ф. М. Докладная записка. Общедоступный электронный банк документов «Подвиг народа». Интернет.

Сбитнев М. Н. Воспоминания военкома. Битва за Москву. М., 1966.

Сборник лиц, награжденных орденом Красного Знамени и Почетным Революционным оружием. М., 1926.

Симонов К. Разные дни войны. Дневник писателя. Т. 1. М., 1982.

Смыслов О. С. Житейская правда войны. М., 2014.

Солдаты Орловы. Фильм. Режиссер Р. П. Сергиенко. М., 1985.

Струнин В. И. Брестская краснознаменная. М., 1995.

Толстой А. Повести и рассказы. М., 1977.

ЦАМО РФ. Ф. 1395. Оп. 1. Д. 14. Л. 11–14.

ЦАМО РФ.Ф. 33. Оп. 682524. Д. 7. Л. 79.

ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 686044. Д. 976. Л. 88.

Курсанты 41-го

«Первый в их жизни бой»

1

Белорусский город Борисов стоит на самых живописных берегах реки Березины в 76 километрах от Минска. Это крупный промышленный город Минской области. Именно здесь летом 41-го еще находилось Борисовское танковое училище, курсантам которого пришлось вступить в бой.

Прорыв немецких войск Западного фронта в районе Минска обошелся нам дорого: целых 11 дивизий оказались в окружении. Для многих советских бойцов и командиров война тогда закончилась пленом. В Борисовском же училище со второго дня войны связи со штабом фронта не было, поэтому все сведения о противнике там получали исключительно от отступающих неорганизованной толпой на восток военнослужащих.

Только 26 июня связь с фронтом была восстановлена. Тут же стали поступать приказы и распоряжения. Одним из них комиссар училища И. З. Сусайков был назначен начальником Борисовского гарнизона, а начальником штаба – случайно оказавшийся в городе полковник А. И. Лизюков.

Штабом фронта была поставлена и главная задача: не дать противнику захватить переправу через Березину. «В течение суток – до начала боев – удалось объединить свыше десяти тысяч человек из разрозненных подразделений 13-й армии, отходящих от Минска, пограничников и курсантов, – подчеркивает Б. Платонов. – Район обороны был разбит на четыре участка. Курсантский полк вместе с пограничниками (примерно 1500 человек) занял позиции в районе Северного Борисова и местечка Зембино, где находилась большая переправа. Формировать рубежи и позиции приходилось без технических средств связи, под непрерывной бомбежкой и при обстреле с воздуха. И тем не менее город в кратчайшие сроки удалось подготовить к обороне и управлению разрозненными силами по широкому фронту».

28 июня немцы захватили Минск, а уже отсюда их ударные части устремились на Борисов, через который проходило стратегическое шоссе Минск – Москва. Рассчитывая с ходу форсировать Березину, ударные части противника именно здесь встретили упорное и хорошо организованное сопротивление на широком фронте в несколько десятков километров. И только там, где были переправы.

Курсанты дрались самоотверженно. Против танков они использовали гранаты и бутылки с зажигательной смесью. На участках прорыва переходили в контратаки. При этом у них не было абсолютно никакого авиационного прикрытия, не говоря уже о средствах ПВО.

В ночь на 1 июля немцам все-таки удалось захватить главный мост и ворваться в Борисов. А на следующий день город был оставлен нашими войсками…

Однако факт остается фактом: продвижение противника было задержано на целые сутки, что дало возможность развернуться 1-й Московской мотострелковой дивизии, подошедшей из-под Москвы.

Свой первый в жизни бой курсанты Борисовского танкового училища выдержали с честью. Действуя храбро и умело, они подбили 15 танков, уничтожили до роты фашистов и захватили трофеи. А самое главное, стояли насмерть, не дрогнув и не покинув поля боя.

Из шестисот мальчишек 192 погибли и пропали без вести, а 68 получили ранения.

2

Двоюродный брат моей мамы Виталий Григорьевич Суровов в Севастопольское военно-морское училище береговой обороны имени Ленинского комсомола Украины был зачислен курсантом 22 июня 1941 года. А 12 июля Военный совет Черноморского флота возложил на училище задачу по охране и обороне важнейших объектов города и флота. Курсанты стали нести боевое дежурство на береговых батареях главной базы флота и училища. В мастерских училища начали изготавливать 50-мм ротные минометы, пиротехники осваивали правила пользования противопехотных мин, а другая часть курсантов принимала непосредственное участие в строительстве оборонительных и защитных сооружений города.

Когда в конце октября немцы прорвали советскую оборону на Перекопе и вторглись в пределы Крыма, из курсантов ВМУ береговой обороны был сформирован курсантский батальон (1078 чел.) под командованием заместителя начальника училища по учебной части В. А. Костышина. Батальон состоял из роты комсостава, пяти курсантских стрелковых рот (в т. ч. минометной, пулеметной и трех орудийной 76-мм батареи). В ночь с 29 на 30 октября курсанты совершили 35-километровый ночной марш, заняв оборону в 4 км юго-западнее Бахчисарая.

Свой первый в жизни бой курсанты приняли во второй половине дня 1 ноября, отражая сильные атаки пехоты противника.

Под непрерывным артиллерийско-минометным обстрелом и авианалетами курсанты, преподаватели, командиры и матросы в течение нескольких дней сдерживали армию Манштейна. В этих боях погибло более трети личного состава училища. Курсантские роты воевали с лучшими немецкими войсками до середины февраля 1942 года, поддерживая защитников Севастополя на ближних рубежах крепости в составе Чапаевской дивизии (три курсантские роты были временно переданы в состав 105-го отдельного саперного батальона 25-й Чапаевской дивизии).

Когда поступил приказ командования ВМФ о снятии курсантов с фронта (17.11.41 г. после пополнения линии обороны частями Приморской армии), то в Баку на учебу отправились лишь 112 оставшихся в живых.

19 ноября 1941-го в бою был ранен и курсант Суровов: «Ранение мягких тканей левой руки 19.11. – 1941 г. под Севастополем».

3

В 1963 году писатель Константин Воробьев написал повесть «Убиты под Москвой». Ноябрь 41-го. Деревня Лотошино в 30 километрах к северо-западу от Волоколамска. Рота курсантов военного училища им. Верховного Совета РСФСР (240 чел. – «рост сто восемьдесят три»), вооруженная самозарядными винтовками, гранатами и бутылками с бензином, сменяет бойцов стрелкового полка московских ополченцев. Но после начала немецкого наступления оказывается в окружении.

«Судьба каждого курсанта… вдруг предстала средоточием всего, чем может окончиться война для Родины – смертью или победой», – говорит командир роты Рюмин. Он и командир взвода Алексей Ястребов стараются быть спокойными и уверенными в себе, ведь только чувство долга и ответственности диктует им требовать прежде всего с себя, а затем уже с мальчишек, чтобы они «испытывали облегчающее чувство безотчетной надежды». Но мальчишки хотят все сами, хотят быть первыми. И это несмотря на то, что их бросили с винтовками, без пулеметов и пищи на произвол судьбы.

Памятник Подольским курсантам в г. Подольск

Курсанты хоронят погибших… Время остановилось для них, но на руке одного все еще идут часы. Жизнь продолжается, продолжается война. Но страшно погибать. Это противоестественно. Это против самой природы человеческой. Особенно когда это напрасно, бесполезно. От отчаяния и бессилия кремлевские курсанты стреляют в горизонт… Так ведь шли мальчишки на фронт, когда война для них еще не началась по-настоящему, но над ними, уже как тень, нависло: «Убиты! Убиты! Под Москвой…»

«На курсантов была вся надежда»

1

В августе 1941 года, наблюдая за полетами немецких разведчиков, в штабе ВВС Московского округа обратили внимание, что они фотографируют дороги, ведущие к столице. В результате оценки данных разведки было установлено, что противник готовит наступление именно по этим дорогам. Тогда командующий ВВС МВО H. A. Сбытов сразу же принял решение организовать «воздушный контроль обстановки на дорогах московского направления путем регулярных полетов наших истребителей на всех угрожаемых участках фронта. Каждые четыре часа над всеми дорогами проносились двойки истребителей закрепленного за данным направлением авиаполка. Однако долгое время особых результатов такое наблюдение не давало».

На рассвете 5 октября 41-го разведчики доносят: по Варшавскому шоссе, примерно в 50 км от города, безусловно, в нашем тылу, двумя колоннами идут немецкие танки и пехота, – вспоминал генерал-лейтенант авиации Николай Александрович Сбытов. – Информация исключительно важная, поэтому нуждается в тщательной проверке. Был у меня такой майор Карпенко, инспектор по технике пилотирования, человек исключительно храбрый. Посылаю перепроверить. Прилетает назад, докладывает: «Товарищ командующий, точно идут немецкие танки, очень много». Потом оказалось, что целый немецкий корпус в обход фланга наших войск на направлении Москва – Смоленск прошел практически без боя в наш тыл и спокойно движется на Москву.

А у нас никаких резервов нет. Только строительные батальоны и женщины, которые копают окопы для наших войск, которых нет.

Командующий округом Артемьев как раз накануне неизвестно почему уехал в Тулу, поэтому я доложил о немцах Телегину. «Что будем делать?» – говорит. «Давайте поднимать курсантов военных училищ – больше некого. В Подольске два военных училища, хоть немного задержать, а тем временем, может, какие-нибудь резервы подойдут. А я буду создавать авиационный кулак – возьму понемногу отовсюду, откуда можно. Два-три полка наскребу и буду бить с воздуха, опять-таки задержим».

Договорились, решили. Было 7 часов утра с минутами. И напрасно Телегин в своих мемуарах теперь пишет, что я ему доложил не то в 12, не то в 15 часов. В это время меня уже допрашивал сам начальник контрразведки Абакумов и решался вопрос о моем аресте. Ладно, по порядку. Я по своей линии все распоряжения сделал, авиацию собрал, авиагруппа готовилась уже к 12, максимум к 13 часам нанести удар по немецкой танковой колонне. Вдруг звонок (а мне Маленков кремлевский телефон поставил): Абакумов приглашает меня к себе. Даже, говорит, машину пришлем, если хотите. Нет, говорю, спасибо, я на своей. Ладно, приезжай на Лубянку. Ведут сразу к Абакумову, а у него в кабинете и Меркулов, заместитель Берии, и еще начальник контрразведки штаба ВВС на меня из угла косится, Абакумов сразу же:

– Откуда вы взяли, что немецкие танки идут по Варшавскому шоссе и уже чуть ли не под Юхновом?

Я докладываю: так, мол, и так.

– А если это не немецкие танки, а наши?

Я говорю:

– Летчики проверенные, ошибиться не могли, к тому же я два раза посылал для страховки. Я за эти данные отвечаю.

А Абакумов тогда вообще понес:

– На каком, собственно, основании вы проводите разведку дорог в нашем тылу, а не в немецком? Разведка ведется в тылу противника, а не в своем собственном. А если в своем, то вопрос: для чего это делается? А может, для того, чтобы панику в Москве устроить? И все в таком духе. Сейчас, говорит, проверим! Вызвать сюда Климова, командира шестого авиакорпуса!

Приезжает Климов, говорит:

– Я не посылал самолеты, ничего не знаю.

– Ага! А где у вас, Сбытов, фотографии немецких танков на Варшавском шоссе? Тоже нету?

Я объяснил, что танки обнаружены визуальным наблюдением, фотографирование с боевых истребителей вестись не может, а что самолеты на разведку вылетали, об этом есть записи в соответствующих журналах в штабе. Проверили – записи есть, слава богу.

А Абакумов все равно:

– Вы не можете командовать, мы считаем, что вас надо снять с должности. Поезжайте!

– Куда ехать?

– Как куда? К себе!

– А я думал, в Бутырку.

– В Бутырку еще успеете.

Приезжаю к себе, у кабинета уже часовой стоит, Телегин поставил. Я вошел в кабинет, достал маузер, положил рядом автомат, думаю: придут забирать – будем воевать.

Телегин, оказывается, никаких мер, о которых мы утром договорились, не принял.

Тут вскоре приезжает Артемьев, и мы стали звонить начальнику Главного оперативного управления штаба Василевскому. Тот говорит, что наших танков там быть не может. Значит, точно немецкие. Но мер никаких не принял. И Артемьев не принял. А время уже 18 часов. Практически темно. Авиацию использовать сегодня уже нельзя. Значит, одни сутки потеряны.

Только Абакумов что-то делает: прислал полковника с протоколом допроса, а там написано, что я специально хотел устроить провокацию с целью создать в Москве панику, бегство ответственных работников и так далее. Я взял ручку и написал: «Последней разведкой установлено, что немцы к исходу дня займут Юхнов», – и подписал. А потом думаю: зря подписал. Они подпись поставят, остальное выведут как-нибудь, и все, ничем не отмоешься. Ну ладно, сижу жду. Звоню в секретариат Сталина, там говорят: «Идет заседание ГКО, приказано никого не соединять». Так и сидел, как пень, до утра».

Пока Сбытов «сидел как пень до утра», на фронте работали опергруппы НКВД СССР, направленные туда с целью выяснения истинного положения дел. По первым результатам было написано соответствующее донесение, в котором говорилось: «К 18 час. 5 октября противник силой до одного батальона при 12 танкетках с минометами, заняв Юхнов, вышел на рубеж р. Угра и оседлал Варшавское шоссе, где вступил в бой с находившимся в этом районе авиадесантным батальоном нашей 53-й авиабригады. После того как противник просочился в стыке 33-й и 43-й армий, тыловые части этих армий начали панически бежать и 5 октября с раннего утра растянулись по шоссе до самой Москвы… Между Юхновым и Медынью 5 октября около 15 час. капитаном 53-й авиабригады Сорокиным был взорван железный висячий мост через р. Шань, что находится примерно в 8 км западнее Медыни. В результате взрыва моста, с одной стороны, затруднен отход нашим частям и автотранспорту; с другой – создано препятствие для продвижения наших частей навстречу противнику. Из-за создавшейся паники 5 октября на участке Юхнов – Малоярославец были сняты все посты ВНОС и зенитные батареи. Снятие их было произведено в результате того, что лейтенант Сорокоумов, который командует постами ВНОС на этом участке, неправильно информировал командира полка ПВО Васильева в г. Москве и добился от него распоряжения о снятии постов ВНОС. Самолеты противника усиленно обстреливали пулеметным огнем и производили бомбометание днем и ночью 5–6 октября на участке шоссе от Малоярославца до Юхнова».

Побывавший с проверкой в Подольске начальник кафедры авиации Академии имени Фрунзе полковник Власов в своем докладе констатировал:

«1. Непосредственная оборона Москвы внушает большие опасения, т. к. в ее системе отсутствуют организационное руководство и управление теми подразделениями, которые предназначены для выполнения этих задач, и губительное для нас зло – неорганизованность – до сих пор продолжает процветать.

2. Наиболее показательно это выявилось в обстановке 6–7 октября, что мне пришлось наблюдать лично и через подчиненных мне командиров. Так, в ночь с 5-го на 6-е по тревоге за 70 км от Москвы, к юго-западу от Подольска, в районе Лукошкино, Вороново, Кресты была выброшена рота в составе слушателей Военной академии им. Фрунзе и в район Лопасня – рота в составе слушателей Артиллерийской академии им. Дзержинского. Обе эти роты были подчинены своим начальникам академий и коменданту города Москвы. Мне было приказано организовать пункт сбора донесений от этих рот в Подольске и информировать коменданта города Москвы и начальника Академии им. Фрунзе о положении на участке действий этих рот. Задача этих рот – прикрыть подступы к Москве и вести разведку до р. Нара. На месте, в районе Подольска, мною установлено, что внутри города, кроме двух милиционеров, никакой военной охраны нет, на дорогах к Подольску только посты проверяющих проходящие автомашины. И в это время, когда, по сообщению комиссара авиачасти и начальника штаба этой авиачасти капитана Таран, в районе аэродрома Подольск вечером техники этой части видели, как были сброшены 8 парашютистов, но в которых они не стреляли и даже не видели, куда они скрылись.

Посланный мною на аэродром для проверки обороны аэродрома старший лейтенант Никулин прошел весь аэродром, ходил около самолетов, дошел до самого начальника штаба капитана Таран, и никто его не остановил и не проверил. В этой обстановке безответственности и неорганизованности невозможно было установить, действительно ли были сброшены парашютисты.

3. Оборона Подольска, этого одного из главных направлений на подступах к Москве, также неорганизованна, и никто этим до сих пор не занимался и не хотел, видимо, заниматься… Вследствие этого командование округа, комендант города Москвы и начальники академий, не зная фактической обстановки на подступах к Москве, дополняют эту неорганизованность, выбрасывая две роты слушателей академий вперед имеющихся там частей, и сами за 70 км управляют этими ротами через пункт связи в Подольске – разговорами по городским телефонам открытым текстом… Эта неорганизованность дополнялась еще и тем, что в лесу в районе Белоусово скопились остатки частей 43-й и 33-й армий, имевшие более 200 автомашин, абсолютное большинство красноармейцев без винтовок; в лесу у Лукошкина – 500 человек артполка во главе с комиссаром и десятки автомашин. Помимо этого в Подольске было задержано более 50 автомашин и около 350 человек рядового и 40 человек начальствующего состава, прибывших разными путями в Подольск с фронта.

О мобильности работы штаба округа можно судить хотя бы по тому, что два батальона пехотного училища в Малоярославец были направлены по железной дороге через Москву, когда их можно было перебросить на автомашинах, которых было в Подольске более сотни без дела. Погруженные вечером, эти батальоны к утру следующего дня еще не прибыли в Малоярославец…»

Таким образом, только утром 6 октября Сбытову позвонил начальник штаба ВВС генерал Ворожейкин и сказал: «Сообщаю тебе, что ГКО на своем заседании твои действия одобрил! Это, безусловно, немцы идут. Немедленно собери все силы, которые только можно собрать, и бей!»

«А у меня уже со вчерашнего дня все собрано и готово, – вспоминал Сбытов. – Начали бить. Сразу же уничтожили примерно 100–120 танков, около 300 машин пехоты. Но к этому времени немцы сами немного подзадержались. Я думаю, они неладное заподозрили. Ведь не было никакого сопротивления, как на прогулке шли. И они подумали, что их заманивают в мешок. Пошли осторожно, прощупывая разведками местность. Юхнов заняли, как я предсказывал, вечером 5 октября. После нашего авиаудара вообще рассредоточились с главной дороги, чтобы затруднить действия нашей авиации. И тем не менее упорно шли вперед, темпом примерно 10 км в сутки.

Поступил приказ Сталина: задержать наступление немцев любой ценой. Минимум на 5–7 суток. А чем задержать, неизвестно. Я организовал командный пункт около Подольска, рядом с ним создал оперативный склад снабжения штурмовой авиации. На пути немцев мы смогли поставить только тех же подольских курсантов всего лишь с двумя противотанковыми пушками и мои самолеты, штурмовавшие наступающие немецкие войска по нескольку раз в день».

2

Подольское артиллерийское училище было сформировано в сентябре 1938 года, а Подольское пехотное – в январе 1940-го. Артиллерийское училище (1500 курсантов) готовило командиров взводов противотанковой артиллерии. Оно состояло из 4 артиллерийских дивизионов, по 3 учебных батареи (120 курсантов) и 4 взвода в каждом.

Пехотное училище готовило командиров стрелковых взводов (4 учебных батальона).

В 2010 году на стене одного из хранилищ на территории Центрального архива Министерства обороны, где в 41-м размещалось Подольское артиллерийское училище, было найдено важное историческое свидетельство: «Это была записка, нацарапанная иголкой в… 1941 году. Послание очень короткое и волнующее, не имеет ни начала, ни конца, ни подписи. В нижней строке стоит только дата – 12 июля 1941 года. Вот ее текст дословно: «Стояли мы, а папы уже там. На фронт отсюда мы ушли. Странное чувство у нас. 12.VII.41 г.»

Но зря переживали мальчишки за страну, за то, что отцы ушли на передовую и что их туда не пускают. Ведь они даже не могли и предположить, как мало им осталось ждать этого момента…

«Сто шестой день войны. Воскресенье, 5 октября 1941 года, – вспоминал бывший курсант Петр Лебедев. – Примерно в три часа пополудни заместитель командующего Московским военным округом генерал-лейтенант Никольский по указанию Ставки поднял по тревоге оба военных училища (пехотное и артиллерийское), расположенные в подмосковном Подольске.

Задача – срочно сформировать отряд, усиленный дивизионом артиллерии, и на машинах выдвинуться по Варшавскому шоссе навстречу наступающим частям противника. Остальному составу училищ – к 8 октября занять южный участок Можайской укрепленной линии в районе Малоярославца. Варшавским называлось шоссе, подходящее к Москве с юго-запада через Юхнов, Медынь, Малоярославец, Подольск…

Оказалось, что сформировать в училище даже один артдивизион для действия в передовом отряде не так-то просто. Из учебного артпарка и даже классов выводились более или менее пригодные для боя орудия. Среди них я видел даже давно списанные английские противотанковые пушки двадцатых годов. Батальоны пехотного училища были на оборонительных работах под Подольском, и собрать удалось одну роту. Главное затруднение – транспортные средства.

Артиллерийское училище было на конной тяге, машин мало. Так же обстояло дело и у наших соседей. Скоро в военный городок стали прибывать гражданские машины вместе с пожилыми водителями, уже мобилизованными, но еще в гражданской одежде. Эти невзрачные на вид мужички, как скоро выяснилось, были не только опытными, хорошо знающими свои потрепанные машины шоферами, но и очень добросовестными и мужественными людьми…

Командиром передового отряда был назначен командир роты пехотного училища старший лейтенант Мамчич, нашим сводным дивизионом командовал капитан Россиков, а комиссаром был поставлен старший политрук Постнов, который только накануне проводил с нами занятие по истории партии.

Насколько помню, были сформированы две батареи: одна – из 45-миллиметровых противотанковых орудий, другая (куда попал и я) – из 76-миллиметровых пушек образца 1927 года, в просторечье именуемых полковушками. Орудийными расчетами командовали офицеры (тогда «средние командиры»). <…>

…Уже в темноте наша колонна вышла из Подольска и на марше присоединилась к роте Мамчича, составлявшей ядро передового отряда. Машины с погашенными фарами медленно, как бы на ощупь, двигались по шоссе. Холодный, перемешанный с дождем и снежной «крупой» ветер сечет лица, насквозь пронизывает наши щеголеватые, в обтяжку, курсантские шинели. Озябшими руками придерживаем ерзающую по мокрому настилу кузова «полковушку». И одна мысль не оставляет ни на минуту: что нас ждет впереди?»

По словам бывшего курсанта Подольского артиллерийского училища Николая Щенникова, «идти курсантам на фронт пришлось пешком. Необходимо было за сутки дойти до Ильинского оборонительного рубежа. Одеты они были в длинные кавалерийские шинели, на сапогах шпоры, ведь они были артиллеристами на конной тяге. И были у них большие прочные ранцы. В них все вошло – и патроны, и гранаты, и сухой паек на три дня. Вооружены они были самозарядными винтовками Токарева».

3

Создание Можайской линии обороны (от Тулы, через Калугу, Ильинское, Бородино, Ярополец) началось с постановления Государственного комитета обороны, принятого 16 июля 1941 года. Работы планировалось завершить к 25 ноября. Однако в ходе начавшейся немецкой операции «Тайфун», самой крупной операции с обеих сторон в мировой истории, немцы взяли Вязьму и завершили окружение войск четырех советских армий. На полях боев остались около 400 тысяч бойцов и командиров, 685 тысяч были пленены, и только 85 тысячам удалось вырваться из котла.

Всего же перед столицей были построены две линии укреплений. Первой стала Вяземская, эшелонированная в 3 ряда от Брянска через Ельню и Вязьму до Осташкова. Можайская была второй. Но в 5 часов 30 минут 5 октября в ходе прорыва немцы заняли Юхнов, оказавшись в тылу двух советских фронтов: Западного и Резервного. Теперь до Москвы оставалось ровно 190 километров, всего несколько часов хода для немецких танков. Именно поэтому наших войск на Можайской линии обороны практически не было.

А в это время к Москве по Варшавскому шоссе беспрепятственно двигался целый моторизованный корпус: две сотни танков, две тысячи пехоты с артиллерией и под прикрытием авиации. Опасность, что немцы пройдут Можайскую линию без боя, была явная. Именно по этой причине вспомнили про курсантов подольских училищ, которым было необходимо срочно занять линию укреплений и продержаться на ней несколько дней, до подхода формируемых частей.

Линия обороны в районе Ильинского Малоярославецкого укрепрайона проходила по восточному берегу р. Выпрейки, разделяющей его пополам, через место расположения музея «Ильинские рубежи» и далее через современное кладбище. Затем она поворачивала направо от современного моста по берегу Лужи и тянулась аж за Бородино Можайского района. В этом районе было построено всего около 30 артиллерийских и пехотных дотов. Это более чем в три раза меньше, чем всего по линии Малоярославецкого укреп района.

«На курсантов была вся надежда», – говорил член Военного совета Московского военного округа К. Ф. Телегин. И это были не пустые слова…

Вспоминает Д. Панков: «Нужно было во что бы то ни стало закрыть брешь, образовавшуюся на малоярославецко-подольском направлении, и задержать гитлеровцев до подхода резервов Ставки к Можайской линии обороны. И вот тогда было принято продиктованное чрезвычайными обстоятельствами решение – послать в бой курсантов Подольских пехотного и артиллерийского училищ, которые находились ближе всех к линии фронта. Мне запомнился приказ № 257 по нашему училищу: «В соответствии с указаниями командующего Московским военным округом полагать училище выбывшим на фронт в качестве отдельной боевой группы действующей армии».

Вечером этого же дня мы сосредоточились на платформе затемненной станции Подольск, где уже ждали товарные вагоны. Руководство училища информировало командиров и комиссаров о предстоящей задаче. Почти все курсанты пехотного (свыше 2500 человек), а также артиллерийского (около 1000 человек) училищ отправлялись в район Малоярославца. Еще днем на 24 автомашинах к Юхнову был выдвинут передовой отряд под командованием старшего лейтенанта Л. Мамчича и политрука Я. Киселева. В его составе был и сводный дивизион артиллерийского училища во главе с капитаном Я. Россиковым и старшим политруком М. Постновым.

Уже ранним утром 6 октября курсанты-подольцы вошли в подчинение командира авиадесантников И. Старчака, столкнулись с врагом на реке Изверь у деревни Воронки и отбросили его к реке Угре. Результатом героических усилий передового отряда было то, что фашистам понадобилось целых 5 дней, чтобы пройти 25 км по шоссе до переднего края Ильинского сектора Малоярославецкого боевого участка Можайской линии обороны. К этому времени его уже заняли главные силы курсантов.

Одна группа под командованием начальника пехотного училища генерал-майора В. Смирнова заняла Ильинский оборонительный рубеж, перекрыв Брестское шоссе, а другая (ею командовал подполковник П. Медведев), получившая название Южной, перекрыла малоярославецкое направление со стороны Калуги».

Из заметок, сделанных в ходе боев одного из командиров подольских курсантов:

«5 октября 1941 года.

Наше пехотное училище поднято по тревоге. Мы еще не знаем, куда предстоит ехать, но знаем одно – на фронт, знаем еще, что идем защищать Москву. На малоярославецком направлении нависла угроза прорыва фашистов непосредственно к столице. Наши войска оказались в окружении, не было сплошной обороны. Чем закрыть образовавшуюся брешь? Людей в резерве нет. Командование решило бросить пехотное и артиллерийское училища навстречу немецким псам, чтобы любой ценой задержать врага, пока не подойдет возможная помощь. Поздно ночью проезжали мимо Медыни, где полыхал сильный пожар. Вот что оставляют немцы после себя – смерть и разрушения…

6 октября 1941 года.

Осматриваемся на местности. Заметив отсутствие должного усердия у курсантов в оборудовании окопов, командир 6-й роты Мамчич сказал: «Десять метров окопа лучше, чем метр могилы». Еще не успели окопаться – уже в бой. Отбросили немцев от реки Изверь к реке Угре. Выиграли еще один драгоценный день. Ребята наши – молодцы. Спасли снаряды».

По свидетельству бывшего курсанта П. Лебедева, колонна передового отряда только глубокой ночью достигла Малоярославца: «Здесь находился комендант укрепленного района, у которого наши командиры должны были уточнить задачу.

Запомнились зловещие тени высоких деревьев, видимо, городского парка, белеющие за ними стены большого собора, сполохи дальнего пожара. И острое чувство тревоги. Как же далеко зашел враг! В самую глубину исконно русской земли! Как потом рассказывали, комендант района, знавший обстановку весьма приблизительно, подтвердил задачу отряда – как можно быстрее продвигаться к рубежу реки Изверь, где, по его данным, обороняется группа авиадесантников неизвестной численности.

На восточном берегу этой речки мы действительно встретили десантников. Выяснилось, что в этот район выдвинулась группа немецких мотоциклистов с несколькими броневиками. Видимо, немцы решили переждать до утра. Вели они себя довольно беспечно, наверное, не рассчитывая на серьезное сопротивление. В самый раз атаковать их. Так и решили наши командиры.

Еще не рассеялся туман, вперед пошли курсанты-пехотинцы вместе с десантниками. Их поддержали огнем наши орудия. Находясь с командиром батареи на наблюдательном пункте, я видел, как в тумане продвигается цепь курсантов вслед за возникающей впереди зыбкой рощицей наших разрывов. Немцы были не только отброшены за Изверь, но и отошли на западный берег реки Угры. За темной полоской холодной воды виднелись очертания города Юхнова, уже занятого крупными силами немецких танков и мотопехоты. Продвигаться дальше было, конечно, невозможно.