Текст книги "1937. Трагедия Красной Армии"

Военный комиссар одной из дивизий Шехавцов докладывал в начале апреля 1938 г.: «У нас в дивизии оказалось изъятых врагов народа свыше 100 человек, во главе с комиссаром дивизии врагом народа Поляковым»¹¹⁶. Бывший начальник Особого отдела 5-го механизированного корпуса Казюлин не без гордости докладывал Всеармейскому совещанию политработников в апреле 1938 г., что «по корпусу и по всем входящим в него бригадам на 100 процентов арестовано командное руководство, политическое и штабное. Я говорю только о руководстве»¹¹⁷. Лишь в управлении 3-го стрелкового корпуса (МВО) с 7 июня 1937 г. по 20 июля 1938 г. было арестовано 14 человек во главе с временно исполнявшим должность военного комиссара корпуса дивизионным комиссаром А.Н. Бахиревым¹¹⁸. Один из главных погромщиков Красной армии М.П. Фриновский во время своей поездки по Дальнему Востоку летом 1938 г. докладывал Ежову, что «за один только день в воинских частях ОКДВА арестовано 201 человек»¹¹⁹.

22 июля 1938 г. начальник Управления по начсоставу РККА Е.А. Щаденко заготовил за подписью Ворошилова адресованную военным советам округов директиву следующего содержания: «Во исполнение решения Главного Военного Совета об очищении армии от бывших белогвардейцев, предлагаю:

1. К 15 августа (КБФ, ЗабВО, СибВО, САВО – к 1 сентября) проверить командный, политический и начальствующий состав, ранее служивший в белых армиях Колчака, Деникина и других и уволить в запас РККА всех активных участников борьбы против Советской власти, бывших офицеров и занимавших офицерские должности военных чиновников, унтер-офицеров, а также рядовых добровольцев белой армии.

Вопрос об увольнении служивших по мобилизации рядовыми в белых армиях, в настоящее время являющихся комначсоставом, разрешать в отношении каждого персонально, с учетом его работы в РККА, политической надежности и деловых качеств.

Лиц, занимающих должности до командира батальона включительно и им равных, уволить приказами Военных советов округов по статье 43 пункту «а» и «б».

…на остальных представить списки в Управление по комначсоставу.

2. Одновременно проверить всех бывших эсеров, меньшевиков, анархистов, дашнаков, мусаватистов, боротьбистов и членов других антисоветских партий и лиц, не доказавших своей активной работой безусловную преданность партии Ленина – Сталина и социалистической Родине уволить в запас, а на высший комсостав представить списки»¹²⁰.

Армии угрожала новая чистка, в ходе которой механически могли быть изгнаны из ее рядов новые тысячи командиров, провоевавшие и прослужившие до 20 лет. Но на этот раз надо отдать должное Ворошилову. На проекте директивы помета: «НКО не подписал. Е. Щаденко»¹²¹.

«НКВД ЗРЯ НЕ АРЕСТОВЫВАЕТ…»

Если при аресте сотрудников центральных военных учреждений особисты, как правило, стремились обезопасить себя получением санкции наркома обороны, то на местах, чувствуя себя всемогущими и всесильными, иногда позволяли себе арестовывать того или иного командира, политработника не только без санкции наркома и прокурора, но даже вообще при полном отсутствии какого-либо «компромата». При таких вариантах сотрудники органов НКВД действовали «по интуиции», поскольку им «так казалось»; били, так сказать, «навскидку».

Бывший начальник особого отдела НКВД ЗабВО Петросьян впоследствии показал, что в особом отделе не было никаких данных о принадлежности начальника штаба округа комдива Я.Г. Рубинова к заговору. Они только предполагали, что он может быть одним из руководителей «заговора», и «на всякий случай» 3 июля 1937 г. особисты арестовали его. А там уж, как говорят шахматисты, «дело техники». Бывший заместитель начальника штаба ЗабВО полковник в отставке М.И. Болотков показал в процессе дополнительного расследования, что находившиеся вместе с ним в камере тюрьмы Особого отдела арестованные видели в тюремный «волчок», как Рубинова после избиения на допросе несли по коридору¹²², сам передвигаться он уже не мог. Надо ли удивляться, что комдив признал себя виновным в участии с 1933 г. в мифическом военном заговоре и в шпионаже в пользу японцев и на предварительном следствии, и на суде. Заседание Военной коллегии по его делу 2 октября 1938 г. продолжалось всего 10 минут. Их хватило, чтобы приговорить комдива Рубинова к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Реабилитирован комдив посмертно в апреле 1956 г.

Никаких материалов, послуживших основанием для ареста 10 августа 1937 г. помощника командира 12-й Кубанской казачьей дивизии полковника Б.Н. Акатова, в его архивно-следственном деле не содержится¹²³. Точно так же, при полном отсутствии какого-либо «компромата», был арестован 28 ноября 1937 г. командир 18-й тяжелой бомбардировочной авиабригады трижды орденоносец (что было крайней редкостью по тем временам) комбриг Е.Б. Тантлевский¹²⁴.

Начальник Ставропольского военно-конного завода (служивший ранее начальником политотдела Особой кавдивизии) бригадный комиссар Д.Н. Статут был арестован 14 декабря 1937 г. Допрошенный по этому поводу (в ходе дополнительной проверки) бывший помощник начальника особого отдела НКВД кавдивизии Сидоров, проводивший следствие по делу Статута, на допросе 8 октября 1955 г. высказал, что «арест Статута, который мы произвели по указанию Столярова (бывший начальник 5 отд. УНКВД М(осковской) о(бласти), для нас, работников Особого отдела, являлся полной неожиданностью. Зная Статута по службе в дивизии, по его поведению в быту, могу сказать о нем, что это был положительный коммунист. Ничего отрицательного в политических взглядах и настроениях Статута я не замечал. Это был скромный и трудолюбивый политработник. Никаких компрометирующих материалов в отношении Статута в Особом отделе дивизии во время ареста Статута не было»¹²⁵.

Не спасала, а зачастую усугубляла опасность дружба с «великими мира сего». Член военного совета Тихоокеанского флота корпусной комиссар Я.В. Волков был старинным личным другом тогдашнего наркома ВМФ армейского комиссара 1-го ранга П.А. Смирнова. Но вот Смирнова «взяли» в Москве 30 июня 1938 г. Об этом, очевидно, поступила информация и на Дальний Восток. Во всяком случае уже 1 июля 1938 г. Волков был арестован по простому распоряжению (без постановления об аресте!) начальника УНКВД ДВК Г.Ф. Горбача. Это было в начале июля. А постановление об аресте Волкова и о предъявлении ему обвинения было утверждено этим же самым Горбачем лишь 23–28 ноября 1938 г. К следственным же действиям по делу Волкова органы следствия приступили фактически 27 января и 14 марта 1939 г., т. е. спустя почти семь-восемь месяцев после ареста очередного «врага народа»¹²⁶.

Любил иногда продемонстрировать свое «пролетарское чутье на врагов» и сам Ежов. Так, по его личному указанию был 5 мая 1937 г. арестован комбриг запаса М.Е. Медведев. Ежов в это время усиленно сочинял версию о «военном заговоре», и ему до зарезу нужны были показания какого-либо сравнительно крупного военного. Медведев же до 1935 г. занимал пост начальника Управления ПВО РККА. Затем был уволен и работал начальником строительства столовой. Никакого «компромата» против него не было. Но Ежов дал указание: «арестовать». (И вскоре из Медведева таки выбили столь нужные Ежову показания о «заговоре Тухачевского», и Ежов немедленно доложил о них Сталину). По прямому указанию Ежова в 1937–1938 гг., при полном отсутствии компрометирующих материалов, органами НКВД производились аресты ряда командиров и политработников латышской национальности¹²⁷.

Но необходимо со всей определенностью подчеркнуть, что абсолютно немотивированные аресты военных все-таки были исключением. Как правило, должно было быть определенное обоснование, какая-то «зацепочка». И опять надо сказать, что иногда эти «зацепочки» были просто за пределами здравого смысла. Но – «НКВД зря не арестовывает…».

Как в те мрачные времена стряпали дела по обвинению «в контрреволюционных преступлениях», можно судить и по делу заведующего библиотекой одного из Домов Красной армии (БОВО) Бойко. Его обвинили в том, что он занимался распространением среди военнослужащих и их семей запрещенной Главлитом литературы. Эти обвинения не были голословными. С первого взгляда они могли показаться даже доказательными. Но только с первого взгляда и только человеку, желающему во что бы то ни стало засадить в тюрьму другого человека. В самом деле Бойко обвинялся в том, что выдал интенданту 3-го ранга Ильюшенко «Историю народов СССР» Ванага, жене военнослужащего роман Никифорова «У фонаря», военнослужащему Гусеву дал хороший отзыв о повести А.С. Серафимовича «Железный поток», а одному из военнослужащих выдал (о, ужас!) книгу «ВКП(б) в резолюциях съездов, конференций и пленумов ЦК». С точки зрения хоть чуть-чуть цивилизованного общества обвинения, по сути, параноидальные, но они были абсолютно дутыми даже и по тем беспросветно мрачным временам. При внимательном дополнительном расследовании было установлено, что книга Ванага была выдана в 1936 г., а изъята приказом Главлита 27 марта 1938 г., роман «У фонаря» выдан в мае – июне 1937 г., приказ Главлита об изъятии издан в январе 1939 г. Повесть «Железный поток» не допускается к распространению только в том случае, если в предисловии имеются ссылки на Ковтюха (комкор Е.И. Ковтюх – прототип Кожуха – был уже расстрелян). Ни одно издание «ВКП(б) в резолюциях съездов, конференций и пленумов ЦК» вообще не изымалось. И тем не менее именно по вышеперечисленным обвинениям Бойко был 29 июня 1938 г. арестован, провел в тюрьме больше года. И только в июле 1939 г. военной прокуратурой БОВО дело Бойко было прекращено и он был освобожден из-под стражи¹²⁸.

Капитан Богданов (18 ск, ОКДВА) сдавал свою часть Дмитриеву и в процессе передачи отдал ему 50 различных книг и попросил просмотреть их, нет ли среди них запрещенных. Дмитриев (впрочем, как и Богданов) сам не проверил, а послал в качестве цензоров двух красноармейцев. Один из них увидел хрестоматию по ленинизму издания 1926–1927 гг. и, влекомый духовной жаждой и стремлением овладеть передовым учением, взял ее к себе в казарму, «почитать». Казалось бы, «святое дело» – красноармеец хочет припасть к первоисточнику. Но когда на другой день, обнаружив эту хрестоматию на красноармейской тумбочке, рассмотрели ее повнимательнее, то обнаружили в ней статьи «врагов народа». Особисты тут как тут. Возбудили дело. Незадачливый капитан Богданов был арестован и осужден на 6 лет тюремного заключения¹²⁹.

Бывали еще более дикие мотивы ареста. Военные юристы В. Бобренев и Л. Заика рассказали о том, что в списках комсостава, докладывавшихся Ежову, некоторые фамилии бывших офицеров старой русской армии были подчеркнуты толстым красным карандашом. А сотрудники Особого отдела ГУГБ НКВД СССР знали, что такой карандаш был только у Ежова. Надо как-то реагировать на «указание» «железного» наркома. И реагировали. Бобренев и Заика утверждают, что именно по этому «принципу» было принято решение об аресте командармов 2-го ранга М.Д. Великанова и А.И. Седякина, комкора Е.И. Ковтюха… А молодой кудрявый начальник боепитания Забалуев, причесываясь у зеркала и любуясь собой, сказал: «Ну и шевелюра у меня… Прямо как у Зиновьева». При одном упоминании «запретной» фамилии аполитичный Нарцисс был арестован и в обвинительном заключении эта губительная по тем временам фраза получила такое истолкование: «…среди начсостава восхвалял и пропагандировал врага народа Зиновьева». Скажете, шутка. А Забалуев четыре месяца просидел в тюрьме. И ему еще повезло. Малограмотный красноармеец Белкин слышал про Конституцию 1936 г. и в общем-то усвоил, что все начинается с нее, и как-то заявил, что построение социализма у нас началось не в 1924 г., а в 1936-м. Сразу же последовал арест – и 8 лет лишения свободы¹³⁰.

О печальной судьбе другого красноармейца рассказал в апреле 1938 г. главный военный прокурор РККА Н.С. Розовский. Судя по всему, этот красноармеец искренне хотел бороться с недостатками в боевой подготовке. В ротной стенгазете в заметке о повышении внимания к стрелковой подготовке, желая быть как можно более убедительным, он написал: «Пуля своенравна и летит, куда ей вздумается, и обязательно не в цель». Эти «красоты стиля» дорого ему стоили. По выражению главного военного прокурора, красноармейцу «приклеили контрреволюцию», арестовали и осудили на 8 лет лишения свободы¹³¹.

Прямо-таки с патологической непримиримостью сотрудники особых отделов относились к одному упоминанию бывшего народного комиссара по Военно-морским делам и председателя Реввоенсовета РСФСР (СССР) Л.Д. Троцкого. Так было уже с середины 20-х и до середины 30-х годов. Член партии с июня 1917 г. Г.Л. Баранцев, много лет прослуживший на ответственных военно-политических должностях, с 1926 г. преподававший в Военной академии им. Фрунзе, был «уличен» в том, что на лекциях допускал применение наглядного пособия с портретом Троцкого. За такой «криминал» окружная парткомиссия МВО вынесла ему в 1935 г. выговор¹³². И хотя он сумел в 1936 г. окончить вечернее отделение Института красной профессуры, получил звание бригадного комиссара, исполнял обязанности начальника кафедры истории ВКП(б), все же в начале 1938 г. он был уволен. Чтоб «троцкистским» духом и не пахло.

Еще более эта нетерпимость возросла после августовского процесса 1936 г. Вот один из документов той поры: «8 января 1937 г. группа младших командиров танкового батальона 2-й отдельной механизированной бригады ОКДВА Мезенцев, Пидкоша (оба члены ВЛКСМ) и еще четыре беспартийных во время читки газет восхваляли контрреволюционера Троцкого. Мезенцев и Пидкоша исключены из ВЛКСМ. Мезенцев уволен из РККА и арестован органами НКВД»¹³³.

А после февральско-мартовского (1937 г.) пленума ЦК ВКП(б) выявление и отлов «троцкистов» приобрели характер охоты. Так, в апреле 1937 г. «за контрреволюционную троцкистскую агитацию» арестованы курсант полковой школы 11 сд (ЛВО) Трифонов («сын осужденного троцкиста») и младшие командиры 32-го полка этой же дивизии Бабин, Турков и Гришин¹³⁴.

Помполит Военно-Воздушной академии дивизионный комиссар Смоленский прямо-таки с сознанием исполненного долга рассказал в марте 1937 г. на активе НКО, как он и парторганизация оперативно реагировали на «небольшой сигнал» о том, что преподаватель кафедры политэкономии Казанский в 1926 г. назвал своего сына именем Троцкого (Ледит). «Прижали мы его, но в течение трех-четырех месяцев не могли выжать и только после целого ряда очных ставок, когда привлекли парторганизацию музея Ленина, где работала его жена, которая тоже напирала на него, лишь после этого мы установили, что этот человек двурушничал. Признавая на словах линию партии правильной, в 1926 году дает имя своему сыну в честь Троцкого»¹³⁵.

Помполиту 14-го кавполка батальонному комиссару В.Н. Гришину было вменено в вину и то, что до осени 1935 г. хранил у себя групповой фотоснимок лиц, среди которых был и «портрет врага народа Троцкого». 23 сентября 1937 г. военный трибунал Киевского военного округа осудил батальонного комиссара на 10 лет лишения свободы с последующим поражением в правах на 5 лет¹³⁶. А еще «проще» поступали в одной из частей Белорусского военного округа. Секретарь бюро ВЛКСМ Антоненко рассказывал на Всеармейском совещании комсомольских работников РККА (май 1938 г.): «У нас, например, в части, где комиссар Бессмертный, наломали много дров, когда врагов народа искали по окончанию фамилий; например, оканчивается фамилия на «ий» и «ч», значит, ищи врага народа»¹³⁷.

Читаешь такое и думаешь: какая-то страна абсурда! Да это же то, о чем пророчествовали и Евгений Замятин, и Олдос Хаксли, и Джордж Оруэлл. Да, действительно было и такое… Но еще раз хочу подчеркнуть, что в основном подобные случаи все же были не системой, а исключением. Системой же были усердные попытки «обосновать» аресты.

И надо признать, что в стремлении «обосновать» аресты органы НКВД действовали масштабно и с выдумкой. Судя по многочисленным докладам, сводкам, спецсообщениям различных звеньев широко разветвленной карательной системы, по крайней мере, с осени 1936 г. вся наша огромная страна была покрыта густой сетью всякого рода антисоветских, контрреволюционных, террористических организаций. Если попытаться суммировать и классифицировать весь тот объемный материал, который мне удалось изучить, то можно прийти к выводу, что в основном эти зловредные организации окопались и действовали по таким городам и весям.

Антисоветская троцкистская (правотроцкистская) террористическая организация – в Воронежской, Днепропетровской, Курской, Кустанайской и Сталинградской областях, а также в Туркмении; в городах: Ленинграде (на заводах «Красноармеец» и «Красный Треугольник», на фабрике «Пятилетка», на Охтинском комбинате), Ростове-на-Дону, Саратове, Харькове, Шуе; на железных дорогах – Дальневосточной, Оренбургской, Туркестано-Сибирской; в Верхне-Волжском речном пароходстве: в аппарате Наркоминдела СССР, Наркомате легкой промышленности СССР, Наркомземе СССР, Комитете по делам физкультуры и спорта при СНК СССР, в Наркомате юстиции РСФСР, в Главрыбе наркомпищепрома СССР, в системе автотракторной промышленности, в системе водного транспорта, в системе «Заготзерно», в прокуратуре Московской области, в Подмосковном угольном бассейне, в тресте «Каззолото», в Сухумском субтропическом институте, на Красноярском вагонно-строительном заводе, на авиазаводе № 24 и др.

Органами НКВД была «вскрыта» также антисоветская националистическая террористическая диверсионно-вредительская организация, действовавшая на территории Азербайджанской, Грузинской, Казахской, Туркменской и Украинской союзных республик. Только на Украине в 1930–1937 гг. было «раскрыто» 15 крупных подпольных контрреволюционных организаций¹³⁸.

Докладывалось и о действиях антисоветской эсеровской террористической повстанческо-диверсионной организации в Краснодарском и Красноярском краях, в Одесской, Тульской и Ярославской областях, в Великолукском округе, в Нижне-Чирском районе Сталинградской области. Сообщалось также о «раскрытии» антисоветской террористической организации в Курской области (как обычно, во главе с секретарем обкома ВКП(б) и председателем областного Исполкома), в Кизеловском районе Свердловской области, в Коминтерне, в Центральном аэроклубе СССР, среди эсперантистов Украины и т. д. и т. п.

Еще раз хочу напомнить, что это отнюдь не все «вскрытые» в предвоенные годы органами НКВД антисоветские контрреволюционные террористические организации. Совершенно логично предположить, что это только сравнительно небольшая выявленная мною частица намертво опутавшей страну смертоносной сети, накинутой сотрудниками НКВД на миллионы людей.

Так было в стране, так было и в армии. Вполне естественно, что высшая партийная верхушка особо опасалась не только оппозиционных, но любых хоть сколько-нибудь самостоятельных взглядов у «человека с ружьем». Вообще-то говоря, версию о подготовке военного переворота высшее партийное руководство начало муссировать, по крайней мере, с осени 1927 г. В ночь с 12 на 13 сентября 1927 г., якобы по заявлению бывшего врангелевского офицера, который неоднократно использовался ОГПУ для проникновения в антисоветское подполье, у ряда оппозиционеров, занимавшихся тиражированием и распространением документов оппозиции, были произведены обыски. И уже 22 сентября этого же года от имени Политбюро и ЦКК ВКП(б) по партийным инстанциям была разослана информация следующего содержания: чекистами установлена связь членов партии, организовавших подпольную типографию, «с некоторыми лицами из военной среды, помышляющими о военном перевороте в СССР по типу переворота Пилсудского». Второе сообщение от 27 сентября заканчивалось еще более определенной констатацией и грозным предостережением: «ЦК и ЦКК заявляют, что они отсекут железной рукой всякую попытку втянуть во внутренние дела буржуазно-интеллигентский сброд… и их охвостья из военных путчистов…»¹³⁹

Придя к власти в результате вооруженного восстания, сумев перетянуть на свою сторону значительные солдатские массы, руководство коммунистической партии все время опасалось, как бы и другие, противостоящие общественные силы не пошли бы подобным же путем. Особый отдел армии и флота Главного управления госбезопасности НКВД СССР и сеть особых отделов в военных округах, в воинских объединениях и соединениях не дремали, неусыпно следили за тем, нет ли где заговора, и, напрягая все свои физические и интеллектуальные возможности, усиленно сочиняли, создавали, стряпали, вскрывали и ликвидировали самого различного рода «контрреволюционные террористические организации и группы» в РККА.

И опять-таки должен предупредить читателя, что, не сумев добыть «всю совокупность» документов, я не претендую на абсолютную полноту перечня «вскрытых и ликвидированных» тогда органами НКВД контрреволюционных организаций в армии и на флоте. Уже говорилось о крупном деле «Весна», «вскрытом» в начале 30-х гг. В 1935 г. ликвидирована «контрреволюционная троцкистская и националистическая» организация в школе червонных старшин в Харькове. Подробностей выяснить не удалось, но, естественно, масштабы здесь были значительно меньшими.

Активность Особого отдела ГУГБ НКВД СССР во «вскрытии» (а как показали последующие события – в фабрикации) контрреволюционных организаций в армии резко возрастает сразу же после окончания работы февральско-мартовского (1937 г.) пленума ЦК ВКП(б). Вот только то, что мне удалось выявить. В апреле 1937 г. начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР И.М. Леплевский докладывает наркому обороны Ворошилову о том, что вскрыта контрреволюционная троцкистская группа, ведущая работу в МВО (доклад 9 апреля); что часть существующей с 1928 г. контрреволюционной троцкистской группы во главе с бывшим начальником 12-го отделения Разведуправления РККА Чернявским впоследствии перешла к террористической деятельности, намечавшей теракт в отношении тов. Сталина, была арестована и расстреляна (сообщение 14 апреля); что вскрыта антисоветская троцкистская организация, проводившая вредительскую работу в системе особо секретной техники РККА (сообщение 28 апреля)¹⁴⁰. В мае 1937 г. тот же Леплевский бомбит Ворошилова своими спецсообщениями о вскрытии «антисоветской троцкистской террористической организации» в частях СибВО, «троцкистской террористической, диверсионно-шпионско-вредительской организации» в ОКДВА, «военной контрреволюционной троцкистской организации» в МВО.

Все эти «меморандумы» докладывались в обстановке глубочайшей секретности. В середине июня 1937 г. наконец и в открытой печати были опубликованы краткие сообщения о том, что НКВД вскрыл в РККА разветвленный военно-фашистский заговор, что руководителей заговора – восемь высших командиров РККА во главе с Маршалом Советского Союза М.Н. Тухачевским осудили и расстреляли. По этому поводу был опубликован несекретный приказ НКО № 96. Газеты, особенно военные, продолжали вовсю трубить о необходимости полного выкорчевывания и беспощадной расправы со всеми «заговорщиками», но никаких конкретных материалов, да и фамилий, в открытой печати больше не появлялось. Беспрецедентная расправа с командно-начальствующим составом РККА чинилась в строжайшей тайне. И только сейчас, на основе изучения многих документов Архива Военной коллегии Верховного суда Российской Федерации и Российского государственного военного архива можно судить, как напряженно «трудились» особисты над «вскрытием» (а фактически – формированием) всякого рода ответвлений придуманного ими самими «заговора».

Не ограничиваясь «заговором», «вскрытым» в центре, особисты сочиняют версии и сообщают руководству Наркомата обороны о наличии военно-фашистского заговора в Забайкальском, Закавказском, Киевском, Ленинградском, Московском, Средне-Азиатском, Сибирском, Северо-Кавказском, Уральском, Харьковском военных округах, в ОКДВА. Сообщается о наличии этого заговора в системе Военно-Морского флота, и в частности на Северном и Тихоокеанском флотах, на Амурской военной флотилии, а также в системе ПВО гор. Москвы, во 2-м стрелковом корпусе, в 34-й стрелковой дивизии, в 23-й авиационной бригаде, в Усть-Сунгарийском укрепленном районе и др.

Состряпанная в кабинетах НКВД версия о военно-фашистском заговоре в РККА и его ответвлениях на местах была своеобразным стволом, к которому примыкали и многочисленные другие версии о якобы действовавших в армии иных антисоветских и контрреволюционных организациях. Прежде всего, пугали тем, что, мол, чуть ли не с 20-х годов существуют различного рода организации бывших офицеров (подпольная монархическая организация бывших офицеров царской армии в Москве; офицерско-монархическая организация в ВВС РККА; офицерская террористическая и шпионская организация в Белорусском военном округе и в г. Ульяновске, организация бывших офицеров-артиллеристов и т. п.).

Усиленно эксплуатировалась версия о наличии в армии различного рода антисоветских контрреволюционных террористических, шпионских и вредительских организаций (троцкистских, правотроцкистских, правых, военно-эсеровских и т. п.) – в ОКДВА, УрВО, на ТОФе, в частях 5-го мехкорпуса, 7-го стрелкового корпуса, в 28-й авиабригаде, в Омском пехотном училище (разумеется, во главе с его начальником генерал-майором М.И. Петровым) и даже в Центральном архиве Красной армии, а также в Военной академии Генерального штаба РККА, в Военной академии РККА им. М.В. Фрунзе, в Главном санитарном управлении РККА, на Балтфлоте, в Горьковском бронетанковом училище, в Киевской артшколе, в строительно-квартирном отделе МВО и т. д. и т. п.¹⁴¹

Широко внедрялась версия о подрывной работе в армейских рядах различного рода националистических организаций вроде Латышской фашистской организации, Украинско-националистической повстанческой организации, контрреволюционных националистических организаций в 18-й Туркменской дивизии, в 19-й Узбекской горнострелковой кавдивизии, в 20-й Таджикской кавдивизии, социал-туранской партии (СТП) в Киргизском кавполку, польской организации войсковой СШОВ) и т. д. и т. п.

Что касается версии о наличии «военно-фашистского заговора в РККА», то уже в середине 50-х годов в результате дополнительных проверок было установлено, доказано и закреплено в таких имеющих юридическую силу документах, как заключения Главной военной прокуратуры и определения Военной коллегии Верховного суда СССР, что никакого такого заговора в РККА не существовало, что она (версия) была сочинена в недрах НКВД и принесла огромный урон Красной армии.

В ходе исследования удалось выявить юридические документы и по некоторым другим «контрреволюционным» организациям в РККА. В определении Военной коллегии Верховного суда СССР по делу расстрелянного в августе 1937 г. полковника К.М. Грунде за участие в военно-фашистской террористической организации, якобы действовавшей в частях ОКДВА и Тихоокеанского флота, было 8 июля 1965 г. констатировано: «Антисоветской организации, преступная связь с которой вменялась в вину Грунде, в действительности не существовало»¹⁴². Бывший начальник Пермской авиашколы бригадный комиссар В.В. Ягушевский 15 августа 1938 г. Военной коллегией осужден к расстрелу как один из участников эсеровской контрреволюционной организации, будто бы действовавшей в Уральском военном округе. В действительности же, как показал в ходе дополнительной проверки в 1967 г. бывший помощник начальника особого отдела НКВД УрВО Мозжерин, никакой эсеровской контрреволюционной организации в войсках Уральского военного округа не существовало, а материалы об этой организации были созданы искусственно¹⁴³, т. е. совершенно сознательно сфальсифицированы.

В 1938 г. несколько командиров и политработников Ордена Ленина Узбекской горнострелковой кавалерийской дивизии были арестованы и осуждены как участники «антисоветской буржуазно-националистической повстанческой террористической организации», якобы действовавшей в частях этой дивизии. Дополнительной проверкой, произведенной в 1956 г., было, как официально зафиксировано в заключении Главной военной прокуратуры от 19 ноября 1956 г., «установлено, что органы государственной безопасности никакими объективными данными о существовании в частях узбекской дивизии какой бы то ни было антисоветской организации не располагали, дела на арестованных военнослужащих этой дивизии были сфальсифицированы и что признания арестованных в совершении тяжких государственных преступлений в стадии предварительного следствия добывались путем применения к ним пыток и других незаконных методов ведения следствия»¹⁴⁴.

Таким образом, опираясь на эти факты, а также исходя из того, что все привлеченные за участие в «организациях» военнослужащие реабилитированы «за отсутствием состава преступления», можно вполне обоснованно сделать вывод о том, что всех этих «антисоветских, контрреволюционных организаций в РККА» в действительности не существовало, что сообщения и доклады высшему руководству страны о их «деятельности» также плод злобно воспаленного человеконенавистнического воображения функционеров НКВД.

А между тем именно обвинение в участии в военно-фашистском заговоре или в той или иной «антисоветской контрреволюционной» организации служило главным основанием для получения соответствующей санкции на арест военнослужащих. Так, по обвинению в участии в «военно-фашистском заговоре» в Киевском военном округе были арестованы бывший командующий войсками округа командарм 1-го ранга И.Э. Якир, его заместитель комкор Д.С. Фесенко, начальник политуправления округа армейский комиссар 2-го ранга М.П. Амелин, его заместитель корпусной комиссар Н.О. Орлов, начальник штаба округа комбриг Н.И. Подчуфаров, его заместитель комбриг А.Г. Лабас, комдивы С.И. Венцов-Кранц и Ф.Ф. Рогалев, комбриг В.В. Ауссем-Орлов и др. По обвинению в участии в военно-фашистском заговоре в Забайкальском военном округе были арестованы командующий войсками округа комкор И.К. Грязнов, его заместитель комкор Н.В. Лисовский, член военного совета округа корпусной комиссар В.Н. Шестаков, начальник штаба комдив А.И. Тарасов, а затем и сменивший его комдив Я.Г. Рубинов и др.

По отношению к участникам «антисоветских националистических» организаций действовали довольно примитивно – раз тот или иной командир или политработник по национальности латыш, значит, он непременно зачислялся в соответствующую латышскую контрреволюционную организацию, если поляк – то в польскую и т. д. Как «участники латышской фашистской организации» были арестованы командармы 2-го ранга Я.И. Алкснис и И.И. Вацетис, комкоры Я.П. Гайлит, А.Я. Лапин, К.А. Стуцка, Р.П. Эйдеман, корвоенюрист Л.Я. Плавнек, коринтендант П.М. Ошлей, комдивы Ю.Ю. Аплок, А.И. Бергольц, Ж.К. Блюмберг, Г.Г. Бокис, Ж.Я. Пога, И.А. Ринк, В.Ю. Рохи, О.А. Стигга, дивизионные комиссары Ф.Д. Баузер, В.К. Озол, И.Я. Юкамс, дивинтендант Р.А. Петерсон и многие др. По обвинению в участии в ПОВ были арестованы бывший заместитель председателя Реввоенсовета СССР И.С. Уншлихт, комкор Р.В. Лонгва, коринженер Н.М. Синявский, корпусной комиссар Я.Л. Авиновицкий, комдивы В.Ф. Грушецкий, К.Ф. Квятек и др.