Текст книги "Хроники Червонной Руси"

Глава 23

Волынь заливали дожди. Замутились, вышли из берегов полноводные серебристые реки, Буг и Припять бушевали, разливались, топили прибрежные деревни. Лёгкие наезженные дороги превратились в грязную, чавкающую под ногами мешанину из песка и мокрой красноватой глины, в которой вязли кони, телеги, возки.

Давно такого половодья не помнили в здешних местах. Словно это Всевышний разгневался и карал людей за грехи, норовя учинить на Волыни новый Великий потоп.

В такую непогодь редко кто во Владимире, раскинувшемся на холмах над вспученной, наполненной водами Лугой, покидал своё жилище. Мелкие ремесленники укрывались в утлых хатах, бояре скучали от безделья в просторных теремах, сидельцы-торговцы запирали на замки лавки.

Два всадника в долгих мятелиях, с притороченными к сёдлам кольчугами медленно въехали в открытые городские ворота. Страж-воротник лениво выглянул в оконце, махнул рукой: «Пусть едут. Верно, княжьи люди, не инако».

Ливень неистово барабанил по броне, вода скатывалась по лицам, собиралась в усах и в бородах приезжих.

– Разверзлись хляби небесные! – проворчал один из путников, останавливая коня у врат княжеского дворца. – Эх, Василько, изгои мы с тобою, изгои жалкие! А были б у нас княжьи столы, сидели б мы нынче в своих хоромах, жёнок ласкали, со дружинами пировали! Не мокли б, стойно псы бездомные, под дождём!

Холодной, влажной ладонью он вытер гладко выбритое лицо.

– Замолчи, Рюриче! Не трави душу! Без тебя тошно! – зло процедил сквозь зубы Василько. – Тут впору хоть в петлю лезь!

– Да не отчаивайся ты. Всё лепо169169
  Лепо – хорошо.


[Закрыть] будет.

– А, у тебя одно на языке! Токмо к чему словеса твои? Где нам столы добыть? И как потом столы сии удержать за собою? Ни дружины у нас нету, ни сребра, чтоб ратников добрых купить.

Он спешился и громко забарабанил кулаком в ворота дворца.

Стольник170170
  Стольник – должностное лицо. Занимался обслуживанием трапезы князей.


[Закрыть] Ярополка, протирая заспанные глаза, с изумлением узнал двоюродных племянников своего князя – Василька и Рюрика Ростиславичей. Давно не было о них ничего слышно – говорят, жили праздно в Перемышле, а после убрались куда-то, то ли в Угрию, к родичам своей матери Ланки, то ли в Тмутаракань, к среднему брату, Володарю.

– Где князь Ярополк? Веди нас к нему, – потребовал Рюрик, входя в сени. – Чегой-то тихо у вас во дворе. Отроки где, гридни? Что стряслось? Может, на рать дружина ушла?

– Нет, княже, – отвечал ему стольник. – Князь Ярополк нынче в Киеве обретается, у стрыя свово, Всеволода, в гостях. И супруга, и мать его такожде. На Пасху отъехали.

Стольник беспокойно оглядывал братьев своими маленькими боязливо бегающими глазками.

– Принеси нам вина, – приказал ему Рюрик, валясь на широкий дубовый конник171171
  Конник – широкая лавка.


[Закрыть] в гриднице.

– Но… Князь Ярополк не велел, – робко возразил было стольник.

Василько, грозно сведя брови, гаркнул на него:

– Ты князьям так отвечаешь?! Скотина лысая! А ну, неси живо!

– Не кипятись, – слегка подтолкнул его локтем в бок Рюрик, едва стольник скрылся за дверями. – Есть у меня одна думка. Вот вина выпьем, скажу.

Стол в гриднице накрыли чистой белой скатертью. Рюрик, отхлебнув крепкого, выдержанного в погребе вина, заговорил вполголоса, опасливо озираясь по сторонам:

– Довольно искать нам счастья в чужих землях. Вон Володарь, сунулся вместях172172
  Вместях (др.-рус.) – вместе.


[Закрыть] с Игоревичем в Тмутаракань, а что у них вышло? Нынче, бают, Игоревич в Олешье сидит, в Днепровской луке, купчишек ромейских потрошит. Володарь в уграх, у Коломана. Отписал, ратников набирает. Да токмо нескорое то дело. А тут, сей же часец! Такой случай верный!

– Темнишь чегой-то, брате. Не уразумею тебя, – вскинул голову Василько.

Голубые глаза его удивлённо сверкнули в свете свечи.

– Не торопись ты. Слушай. – Рюрик перешёл на шёпот. – Ярополк – в Киеве, се нам на руку. И Гертруда, хитрющая ведьма, с ним уехала. Вот и смекни: не довольно ль в изгоях нам хаживать? Скользка, брат, дорожка, кою батюшка наш протоптал. Всё бегал из стороны в сторону, всё метался. Вот и не вышло у него ничтоже173173
  Ничтоже (др.-рус.) – ничего.


[Закрыть], и нам ничего после него не осталось.

– Хватит! Довольно отца хулить! – Василько гневно стукнул по столу кулаком. – Ты хоть одну битву выиграл?! Хоть один город копьём взял174174
  Взять копьём – захватить штурмом.


[Закрыть]?!

– Да не перебивай ты. Ох, Василь, Василь! Что мне с тобою делать? Выслушай сперва, гневать потом будешь. Вот что я думаю. Мы с тобою здесь, во Владимире, на свет уродились, здесь же, в сих палатах, росли, нам бы тут и княжить. Давай соберём дружину, и покуда Ярополк в Киеве у Всеволода меды пьёт, займём город. Ярополковых прихвостней, немчинов с ляхами, повыгоняем, ну их к чертям собачьим! Скотницу заберём, добро его всё.

– Да ты чего, Рюриче?! – воскликнул в изумлении Василько. – Да где ж мы с тобой войско возьмём?! Яко псы приблудные, добирались сюда, в избах у простолюдинов на постой становились. Да пойдёт ли кто за нами, изгоями?! А как Ярополк про то прознает, скажет князю Всеволоду? Разгневается на нас князь Киевский, пошлёт рать! Устоим ли?!

– Тихо ты! – зло цыкнул на младшего брата Рюрик. – Не бойся. Охотников до чужого добра, удальцов лихих на Руси сыскать – невелика забота! А от Всеволода отобьёмся. Волынь зато наша будет! Подумай, брат!

– Нет, Рюриче! Болтаешь чепуху. Не выдюжить нам!

– А мыслишь, все во Владимире Ярополком и его мамашей довольны? Многих бояр они притеснили, многих с хлебных должностей в захудалые городки выслали. Вот они-то, бояре сии, нам и подмогнут. Да и чёрный люд не рад Ярополку, а церковники – тем паче. Гертруда-то, сам ведаешь, латинянка! И сына свово к латинству склонила. Епископ Стефан их обоих терпеть не может. Открыто он с нами, конечно, не пойдёт, но и мешать не будет. Ещё и поможет чем тихонько. У нас же, Василько. – Рюрик наклонился к самому уху брата и медленно, с шипением и свистом выводя каждое слово, возвестил: – Грамота у нас есть. Ещё покойный князь Изяслав Ярославич, отец Ярополка, дал её нам. Грамотица та в надёжном месте хранится, в ларе под замком в одной церквушке убогой, и писано в ней, что даден отцу нашему, Ростиславу, во владение Владимир и вся Русь Червонная.

– Да то ж давно было, Рюриче! Кто ныне про ту грамотицу вспомнит? Ныне уж иные грамоты, новые, есть. Да и отец наш уж осьмнадцать лет без малого как во сырой земле.

– Не столь важно то, братец. Главное, есть грамота – и всё тут.

– Но праведно ль мы содеем, коль Ярополка прогоним? Что он нам плохого сотворил? – Василько продолжал сомневаться. – Ну, было четыре лета назад, мыслил нас в железа взять. Дак то он по навету матери своей! Давно уж лихо то минуло! Обещал ить Свиноград нам с тобою дать! Пото и приехали сюда.

Честный, прямодушный, всегда предпочитающий жаркую сечу лукавым сговорам и тайным хитростям, младший Ростиславич недовольно хмурился. Не по душе было ему замысленное Рюриком дело. Покойный отец так бы, наверное, не поступил никогда.

– Было, не было, хотел, не хотел лиха нам Ярополк – какая теперь разница? Ты, братец, воин. Привык, чуть что – мечом, напролом. В жизни нашей всё инако. – Рюрик вдруг улыбнулся, глядя на Василька с любовью и нежностью. – Как говорят, токмо вороны прямо летают. Ты, брат, уразумей: князь ты еси, но не воевода какой добрый. А князю изгоем жить, по чужбинам мыкаться – негоже. Сам же такое не един раз говаривал. Али хошь к Олегу, али к иному какому злодею в лапы угодить? Вон как Володарь с Игоревичем! Хорошо ещё, Олег их отпустил… Молчишь? Вот то-то же. Содеем тако…

Он умолк, словно в последний раз прикидывая в уме замысленное, и наконец сказал:

– Я заутре в Белз отъеду, к воеводе Твердиславу Михалычу. А ты, Василько, скачи в Сутейск, к боярину Ардагасту.

– А князь Всеволод? Вдруг он рать супротив нас пошлёт? – всё ещё колебался Василько.

Он с сомнением качал буйной златокудрой головой.

– Да брось ты, чего пугаешься? – усмехнулся Рюрик. – Не думай, не прогадаем. Уж на сей раз дело наше с тобою верное. Аще175175
  Аще (др.-рус.) – если.


[Закрыть] что, с уграми, с печенегами, с половцами уговоримся – помогут.

Василько в задумчивости тянул сладкое вино, чувствуя разливающуюся по телу лёгкость и кружение в голове. Подумалось, что Рюрик, наверное, прав. Такая возможность бывает один раз в жизни. Кажется, он во хмелю сказал это вслух.

Рюрик ободряюще хлопнул Василька по плечу и громко расхохотался. Да, дело назревало большое.

Утром два всадника стрелами полетели из Владимира по двум разным дорогам, один – в Белз, другой – на запад, к пограничному Сутейску.

На Волыни начиналась усобица.

Глава 24

Осень, зиму и начало весны Володарь провёл в стране мадьяр. Король Ласло принимал его у себя в Фехерваре, был любезен, но от сына Ростислава не укрылась его насторожённость. Становилось понятно, что Угрия не желает ссоры с киевским князем Всеволодом и Ярополком, его ставленником на Волыни. Слишком зыбок был мир вокруг, вот и хотел Ласло заручиться дружбой восточного соседа. Крамольник-изгой, пусть и ближний родич, был сейчас властителю мадьяр ни к чему.

Уразумев, что ему не шибко рады, Володарь старался держаться в тени и лишний раз не показываться королю на глаза. Впрочем, время, проведённое при угорском дворе, он потратил не зря. Переезжал вместе с королевской свитой из одного города в другой, наблюдал, как устроены каменные крепости, в каждой из которых сидит наместник-ишпан, во что одеты и чем оборужены воины-иобагионы, как вершит Ласло свой суд. Этот опыт, надеялся сын Ростислава, пригодится ему в будущем.

На короткое время он отъехал в Хорватию за серебром. С детских лет редко видевшийся с матерью, по сути, выросший без неё, равнодушно облобызал он Ланку, сухонькую чернявую женщину средних лет. Мать всё говорила, что ему и братьям пора жениться и что она непременно подыщет им, всем троим, добрых невест.

– В земле Угорской красавиц пруд пруди! – говаривала она. – Внуков от вас дождаться хочу. А вы всё бегаете, всё не успокоитесь никак! То Тмутаракань! То Владимир! То Перемышль! Такие же, яко и отец ваш был, неугомонный! Ускакал на сине море, да токмо смертушку там и обрёл!

– Что ж мы, виноваты, коли Всеволод с Ярополком уделы нам не дают? Куда мы невест приведём? Где наше княжество, где волость наша? Катимся, стойно перекати-поле по степи! Надоело! Потому и приехал к тебе за серебром. Найму ратников, отвоюю себе стол, – мрачно и довольно резко отвечал ей Володарь.

Смотрел он на сводчатые залы королевского замка в Аграме176176
  Аграм – средневековое название города Загреб в Хорватии.


[Закрыть], на вялотекущую Саву, извивы которой чем-то напоминали родной буйный Сан, на рощи дубовые, простирающиеся вокруг города.

Неплохо устроилась его мать. Вот ходит в долгом платье голубой парчи, золотом сверкает, жемчужное очелье надето поверх белого плата. Богато убраны её покои, сестра Елена также хорошо одета, далматик177177
  Далматик – род мантии или накидки длиною в поликры, с широкими рукавами.


[Закрыть] зелёный ниспадает с хрупких плеч, в туго заплетённой длинной косе лента золотистая. Всё ещё невеста, хотя уж двадцатый год пошёл.

Володарь передал сестре подарок Игоревича. Равнодушно повертела Елена в руках узорчатый плат, тотчас отложила его в сторону, молвила брату, капризно надувая губки:

– Ну его! Безудельный тож, яко ты! Шо ж за его мне идти?

Ланка дочь не поддержала.

– А что? – пожала она плечами. – Чем плох Игоревич? Добудет, чай, себе кусок на Руси. Вот тогда б…

– Ну, аще добудет токмо. – Елена лукаво улыбнулась.

– Гляди, дочка, на всю жизнь одна мыкаться останешься, горлицей на древе сухом сиживать! – сокрушённо вздыхала мать. – Все вы меня огорчаете!

Она всхлипнула и прослезилась.

– Да нечего тебе, матушка, слёзы лить! – отрезал Володарь. – Рано! Молоды мы покамест! Моли лучше Господа, помог бы управиться нам с бедами всеми.

– Коломан, уродец, и тот оженился! Годами он вас с Рюриком младше, а уже двух чад народили они с прынцессой сицилийской! – продолжала сетовать Ланка.

– Видала б ты прынцессу сию! Лет на десять твово племянничка старее будет! И первенца она, бают, не от Коломана вовсе зачала! Может, сплетни, враньё, но он сам такое молвит! И потом, Коломан, матушка, не безземельный изгой. Брат твой, король Ласло, человек умный. Привлекает обоих племянников своих к делам державным, даёт каждому поручения важные, не гонит их от себя, как нас князь Всеволод, не кормит из милости, как Ярополк, – говорил Володарь. – Вот они и учатся смолоду и суды творить, и законы править. Сидят в крулевском совете и каждый своею частью ведает. Альма – делами на юге, на ромейских рубежах, Коломан – с богемскими и австрийскими соседями сносится. Бывал у дядьки Ласло на совете, глядел, как ответствуют они пред ним и как спрашивает он с них обоих строго. Зато обо всём ведает, что окрест творится.

– Забыл молвить, что и в волынских ваших делишках сведущ брат мой король! – повысила голос Ланка.

Гордо вздёрнула дочь Белы голову.

– Есть у него муж один, лазутчик знатный. Жольтом звать сего мужа. Мне ли не ведать, – добавила она уже тише. – О ваших с Ярополком спорах и ссорах добре наслышан король Ласло. Но помогать он тебе не будет, сын. Дружбою с Киевом вельми дорожит.

– Это я разумею. Серебро – оно только одно мне поможет.

– Серебро, – задумчиво повторила Ланка. – Верно, так. Коли у братьев будешь, передай: скоро я к вам наведаюсь, – добавила она, быстро переведя разговор на больную для себя тему. – И каждого из вас оженю! Внуков сожидаю! А то сижу тут, Софье Изяславне – завидую, тётке Гертруде – завидую! Чем они мя лучше?! Обе внучат нянчат, я же, стойно монахиня какая одинокая!

Снова слёзы текли у королевы хорватов из очей.

«А как в Угрию свою отъехала, нас малых на Волыни бросив – забыла?!» – с раздражением подумал молодой князь.

Рыдания и жалобы матери его нисколько не трогали. Наоборот, сетования её Володарю изрядно досаждали. Седьмицы не выдержал он возле Ланки, умчался, забрав серебро, обратно в Угрию, в Унгвар, стал объезжать горные сёла, скликать добрых молодцев в дружину. Пошли, потянулись к нему и русины, и угры, и ляхи. Мало-помалу оскудевала скотница, зато ковались мечи и кольчуги, покупались добрые кони, наполнялась дружина умелыми воинами, бывалыми и молодыми.

По весне, вскоре после Пасхи, две вести внезапно пришли к нему одна за другой. Первую принёс Юрий Вышатич, втайне побывавший у отца во Владимире.

Прибежал молодец к Володарю прямо среди ночи, пеший, в истёртых до дыр сапогах (видно, торопился, пробираясь через гребни Карпат), повестил взволнованно:

– Княже! Братья твои Владимир забрали у Ярополка! Подговорили бояр некоторых, ворвались во град, сели на княжение. К себе тя зовут!

Обрадовался Володарь, но в то же время и призадумался крепко. Как бы не заступился за Ярополка Всеволод Киевский, не наслал бы на Владимир рати свои. Что ему! Войска не меряно, да и сын – известный стратилат178178
  Стратилат – полководец.


[Закрыть]!

Догадки молодого князя вскоре подтвердились. В одно из утр, когда заканчивала сборы новоиспечённая Володарева дружина, насчитывающая к тому времени без малого две сотни ратников, явился к нему скорый гонец в дорогом наборном панцире и бархатном синем плаще поверх доспехов.

Когда стянул гонец с головы булатный шишак179179
  Шишак – остроконечный шлем с гребнем или хвостом.


[Закрыть] с кожаным подшлемником, с изумлением узнал Володарь старого своего знакомца, боярина Ратибора.

– Здорово, княже! Давненько не видались!

– Здрав будь и ты. Догадываюсь, весть важную имеешь.

– Оно так.

Они сидели друг против друга в избе, где остановился Володарь.

– Новости у меня такие. Первое – князь Владимир Всеволодович привёл на Волынь две дружины, черниговскую и смоленскую. Копьём взял Владимир-на-Луге, братьев твоих прогнал и по велению родителя свово, князя Всеволода, посадил сызнова на стол Ярополка. И второе: тебя и брата твоего Рюрика жалует Владимир Всеволодович волостями на Руси Червонной. Рюрику даёт Перемышль с округой в держание, тебе же – Свиноград и Теребовлю впридачу. Ну, и Белз вам обоим даёт такожде. Васильку же покудова удела не дал, велел, чтобы вы двое его кормили. Не хочет князь Владимир с вами ратиться. Хочет, чтоб мир на земле Русской воцарился.

Володарь сразу оживился, повеселел. Конечно, честно говоря, хотелось ему большего, но что уж тут поделать? И Свиноград для начала – совсем неплохо.

Щедро угостил он доброго вестника кашею сарацинского пшена180180
  Сарацинское пшено – рис.


[Закрыть] и венгерским янтарным вином.

Ратибор передал сыну Ростислава грамоту Владимира Мономаха с вислой серебряной печатью. Писано в ней было то же, о чём говорил боярин.

– Что ж, поверю. Думаю, не обманывает меня князь Владимир. Пойду миром в Перемышль, коли так.

– Не сумневайся, князь. Ить и послал мя князь Владимир, пото как ведает: прямой я человек! Не терплю всяких там лукавств! – заявил решительно Ратибор.

– А Ярополк? Верно, не очень-то он доволен? – осторожно спросил Володарь.

– Ярополк-то? Ну, верно, не вельми181181
  Вельми (др.-рус.) – очень.


[Закрыть]. Токмо что с того. Свой стол едва уберёг.

– И то правда.

Володарю и верилось, и не верилось, что наконец возвращается он после стольких лет в родные с детства места. Сердце охватывал радостный трепет.

Глава 25

У вымолов на берегу Сана весело плескала вешняя вода. Солнце играло на подёрнутой рябью глади. Воздух был прозрачен и свеж. Володарь дышал полной грудью и не мог надышаться ароматами родного края. Вот здесь, ещё совсем маленьким, обдирая порты и раня ноги колючим плющом, он следом за двумя ребятами постарше перебирался через тын богатого дома купецкого старосты и лакомился, сидя на древе, сочными сладкими грушами. А тут вот, по соседству с соляными амбарами, как и пятнадцать лет назад, выгоняют пастись коз. Он словно ощущает вкус козьего молока и видит улыбающееся во весь широкий рот лицо мамки – волынянки Аграфены. Взятая из холопов, любила его мамка паче своих троих детей, всюду таскала за собой, как могла оберегала своё сокровище от бед. Во время болезней лечила травяными отварами и какими-то кореньями, которые сама умела находить в окрестных лесах и горах.

Где она теперь, Аграфена? Верно, живёт у кого-нибудь из своих взрослых чад. Вспоминает ли о нём? Ведь столько лет миновало!

…Рюрик и Василько встретили брата в высоком свежесрубленном княжеском тереме. Украшен был терем киноварью182182
  Киноварь – краска из минерала одноимённого названия, красного цвета.


[Закрыть] и резьбой, кровля его сияла нарядным изумрудным цветом. По соседству с ним высилась одноглавая домовая церковь, каменная, с крытым свинцом куполом.

«Вот у Коломана в Эстергоме хоромы из камня. Пожар не страшен, но мрак и сырость царят. А здесь – тепло, уютно, и дышится легче», – подумалось Володарю.

Василько широко улыбался, был радостен и распахнул ему объятия. Напротив того, Рюрик выглядел довольно-таки мрачным.

Уже в горнице он вкратце оповестил брата о событиях на Волыни.

– Многие бояре волынские за нас были: и Ардагаст, и Вышата, и Костянтин Переславич. И выдюжили б, кабы не Мономах сей! Явился на наши головы, чтоб его! Не успели мы воев собрать, не успели! – Рюрик сокрушённо вздыхал. – Седьмица б лишняя была, удержали б Владимир, изготовились. А тако… – Он не скрывал досады, махая рукой.

– Было б отчего горевать! – весело тряхнул кудрями Василько. – Радоваться надоть вам, братья! Не изгои вы боле! Столы у вас у обоих добрые! Я дак рад!

– Отец наш Владимиром володел, не забывай сего! – мрачно отрезал Рюрик.

– Василько прав, – поддержал младшего брата Володарь. – Нечего тебе сокрушаться. Ну, не вышло, что ж теперь горевать? Ярополк всё одно нас бы в покое не оставил. К ляхам бы утёк, рати стал собирать! А это опять война, пожары, смерть. И княжили б мы над руинами одними, над гарью, над трупами да вранами хищными!

– Ну, тако, – нехотя согласился с ним Рюрик. – Надобно нам с вами, братья, помыслить, как княжить топерича будем. Василька без доли не оставим. Давай тако покуда уговоримся, Володарь. Каждый из нас треть доходов своих от вир и даней будет ему отдавать. Одно вот токмо. Жить он у меня в Перемышле никак не желает. Рвётся всё на порубежье, ко степям половецким. Сказывает, защитником вашим буду, сторожить стану города ваши от набегов поганых.

– Это дело доброе, да только… – Володарь вздохнул. – Проезжали с Игоревичем от Днепра через степь Кодымскую – никто из степняков нас не тронул! Думается, с половцами – с ними и мирно жить можно. А с Ярополком – с ним вряд ли. Не забудет он, кто его волынского стола едва не лишил. Да и нынешние волости наши раньше его были. Как бы не порешил он их воротить под свою руку. Вот от кого нам допрежь183183
  Допрежь (др.-рус.) – прежде.


[Закрыть] всего оберечься надо, братья.

Рюрик согласно кивнул. Василько же, вдруг улыбнувшись с видом совершенно счастливого человека, оповестил Володаря:

– А я женюсь ныне. Сватов уже послал к Аннушке Вышатичне. Ну, отец её согласие дал… Вот, по осени свадьбу сыграем!

– Ух, ты! Неужто? – воскликнул поражённый Володарь. – Ну вот, наконец! А то мать наша всё сокрушалась. Экие, мол, взрослые вы, сыны, а ветер в головах. Сверстники-то ваши женаты уже все.

– Рада будет матушка наша. – Рюрик зло скривил уста. – Хотя, по правде сказать, не припомню, как она и улыбается. Вечно чем-нибудь да недовольна. И на свадьбе Васильковой, не сомневаюсь, повод сыщет поворчать.

– Она такая, – согласился со старшим братом Володарь.

Он заблаговременно отправил в Свиноград – главный город нынешнего своего владения, Халдея. Хотелось, чтобы пронырливый хазарин вник в жизнь города, вызнал, каковы настроения у тамошних бояр и купцов. Сам Володарь решил покуда остановиться в Перемышле.

Город наводнили прибывшие с ним из земли угров дружинники. Наполнился Перемышль непривычным многоголосым шумом, ржанием коней, звоном доспехов.

Кажется, наступал конец мытарствам и скитаниям. Обретал двадцатипятилетний князь Володарь долгожданный стол в родной земле.

Он занял одну из палат на верхнем жиле терема. На душе стало спокойно, не клал он по ночам рядом с собой, как часто бывало в Тмутаракани, харалужную184184
  Харалужный – булатный.


[Закрыть] саблю. Дни потянулись как-то медленно и однообразно. Он терпеливо ждал вестей от Халдея и готовился объезжать города и веси. Глядя на радостного, возбуждённого Василька, начал подумывать Володарь, не пора ли и ему обзавестись семьёй. Вспоминал сетования матери и её слова о том, что в Угрии можно найти немало красивых, знатных невест.

«А ежели и в самом деле? Не бобылём же князю век вековать? Стол есть, дружина есть, серебро имеется – чего ещё?» – не раз одолевали его подобные мысли.

Рюрик – тот о женитьбе и не мечтал. То и дело таскал он к себе в ложницу посадских девок. Ни одну не оставлял в тереме подолгу – менял едва не каждую ночь.

– Остепенился бы, брате! Что люди подумают? – не раз говаривал ему Володарь, но всё было тщетно.

…Халдей воротился внезапно, и воротился не один. Смущённо опустив долу глаза с долгими бархатистыми ресницами, он неожиданно сбивчиво вымолвил:

– Светлый князь! Тут девка одна… Из Тмутаракани… С ребёнком… Говорит, что этот ребёнок… Ну, якобы это твоя дочь…

– Что?! – Володарь на миг застыл в оцепенении. – Сказывай, где, кто?! Что за девка?! – опомнился он. – Приведи сюда! Сей же часец выясним!

Халдей стрелой побежал выполнять поручение.

Пышногрудая блудница-армянка возникла перед немало удивлённым князем. Облачена она была в платье грубого сукна, шитое из разноцветных лоскутьев. На руках женщина держала завёрнутую в белое одеяло крохотную дочь.

«Как посмела явиться?!» – ударила в голову Володарю первая мысль.

Он шатнулся от неё было, но справился с собой.

– Ты?! – вопросил строго. – Откуда тут взялась? Чай, путь неблизкий.

– Неважно, князь. Наконец-то нашла тебя. Это наша с тобой дочь. Не сомневайся. После тебя… ни с кем не жила. Поняла, что тяжела… Поехала тебя искать… родила… в городе Белзе… Зимой, на Сретенье… Было холодно…Рожала в кошаре185185
  Кошара – загон для овец.


[Закрыть], рядом с овцами… – коротко поведала ему женщина. – Вот, подержи на руках… Твоя дочь… Плод наших утех…

Дрогнуло у Володаря сердце. Принял он чадо из рук армянки, глянул на глазки чуть с раскосинкой, на ротик крохотный… А ведь, верно, его дочь… У блудниц разве бывают дети?.. Ну, эта ещё совсем молода… Молода, красива…

Ошарашенный внезапностью происшедшего, он молча передал младенца обратно матери. Без стеснения обнажив пышную грудь, армянка покормила девочку, после чего уложила её на мягкую, обитую бархатом лавку.

– Спит, – убедилась она.

Володарь не знал, что говорить. Спросил, сам не понимая, зачем:

– Ты теперь останешься со мной, да? Разделишь со мной ложе? Ведь ты – мать моего ребёнка.

– Ты – князь. Решай сам. Выгонишь – уйду с дочерью. Просто хотела, чтобы ты знал. О ней, о нас, – тихо вымолвила женщина.

– Я… выгоню?! … Кровь свою?! Что я – изувер?! Варвар?! У меня ведь нет жены… Нет никого, кроме тебя и неё. Да, кстати. Ты окрестила её? Какое у нашей дочери имя?

– Окрестила в вашей, русской, церкви. Священник дал имя – Ирина.

Армянка смотрела на Володаря своими большими жгучими чёрными глазами, в которых читались сомнения.

– Ирина – мир. Воистину, мир. Я получил стол, умирился с родичами, и тут явилась ты.

Всё никак не мог он до конца ощутить себя отцом.

Внезапно вспомнилась Володарю охота в волынских пущах на быстроногую косулю, красавица-княгиня Ирина, её радостный смех, словно наяву, ощутил он прикосновение её нежных губ! Но нет, нет, что о ней думать?! Княгиня Ирина – жена Ярополка, жена врага, она любит своего мужа и, кажется, любима им.

Мысли князя приняли иное направление: «Мать мечтает о внучатах – вот и внучка первая. Что от блуда зачата, не столь важно. Многие в нашем роду во грехе рождены».

По лицу Ростиславича пробежала лёгкая усмешка.

– Воспитаю её, как княжну. Да она княжна и есть. Ирина – имя нескольких ромейских базилисс. Пусть растёт в моём тереме. И тебя не брошу. Как же дочь оставлю без матери? Только ты… будь мне верна.

Довольная армянка тёрла свой хорошенький носик, плакала от радости и улыбалась.

«Как тогда сказал Коломан? Жёнки чешут своё тело гораздо чаще мужей. Вроде глупость несусветная, а верное наблюдение. Чего я вдруг об этом вспомнил?» – удивился сын Ростислава.

Он сообщил женщине, что скоро отправится в Свиноград. Этот город ему отдал во владение киевский князь.

При слове «Свиноград» армянка тихонько хихикнула.

– Свиньями, что ли, управлять будешь? – спросила она насмешливо.

– Думаю, их в окрестных рощах намного больше, чем людей в городе, – поддержал её шутливый тон Володарь.

Вдруг до него дошло, что даже имени своей полюбовницы, матери первого своего чада, к стыду своему, он не знает. Ну, армянка и армянка, прелестница пышногрудая, и всё тут.

Он оставил её с дочерью у себя в покое, как бы между делом вопросив:

– Всё не могу запомнить. Как имя твоё?

– Астхик. – Слова утонули в шелесте листвы за окном.

– Теперь запомню, – шепнул Володарь.

– Я не дам тебе забыть, – засмеялась в ответ женщина.