Текст книги "Взгляд в окно – городские хроники"

Панельные Джульетты

 
Угарный чад вечерних мутных трасс,
Теряет город совершенства краски
В мигании фонарей – дорожных глаз…
Весна… Апрель… Донецк снимает маски.
Микрорайонов пыльные высотки,
Печально в сером небе рвут на части
Седые тучи в траурных колготках,
Спасая мир от дождевой напасти.
По берегам дорог – стоят они,
Волшебницы вечерних перекрестков,
Которые как будто влюблены…
И ветер вместе с ними матом хлестким
Встречает габаритные огни
Забытых богом серых иномарок.
Стоят они – рабы немых помарок,
Стоят и грезят, будто видят сны
О светлом лете, розовых игрушках,
О чупа-чупсах и букетах роз…
Стоят они – пустышки – безделушки,
Театр кукол на параде слез.
И до тех пор, пока на белом свете
Мигать зазывно будут фонари,
Дюймовочки, Мальвины и Джульетты
Свой шАбаш будут править до зари,
Считать нули на номерах машинных,
Бирмиксы пить и водкой запивать,
Искать свою мечту в салонах пыльных,
И находить, и сразу забывать…
Водитель, в городском фонарном свете,
Чтобы на трассе не попасть в беду,
Дань уважения скорей отдай Джульеттам,
Три раза просигналив на ходу,
И вдаль умчав без всяких сантиментов,
Оставь их проклинать весь белый свет —
Хранительниц обочин и проспектов —
Печальных Ангелов и разбитных Джульетт.
 

Копеечная свадьба

 
Осень. Город на прохожих беден,
Улица пуста и холодна.
В ресторане близок час обеденный…
С чашкой кофе сяду у окна.
За соседним столиком – красавица,
Та, что из породы знатных сук,
Перед собеседницей бахвалится,
Суши ест, не покладая рук.
Дама носит модное пальтишко,
Макияж – как боевой раскрас,
Рядом симпатичненький сынишка.
Для таких шаблон – «аля Донбасс»
И подружке, золотом обвешанной,
Дамочка вещает не спеша,
Как на этом свете злостном, грешном
Ценна настоящая душа.
А сынок, забыв вдруг об обеде,
Подбежал к окну на всех парах.
Пальцем ткнул: – Смотрите, свадьба едет
На копейке. Ну на жигулях…
Дамочка, взглянув пренебрежительно,
Прервала текущий разговор,
Тихо прошипела снисходительно:
– Посмотри, Алин, какой позор…
Тачка будто хочет развалиться.
И невеста тоже хороша —
Глянь, глаза потупила, стыдится…
Дама затянулась, чуть дыша
Дым сглотнула и вином заела,
Выплюнула фразою назад:
— Посмотрите, до чего же мило:
Свадьба плебса. Кто ж им виноват,
Что невеста – дурочка по сути —
Выгодную пару не нашла…
А жених – лентяй и водку мутит…
Ох уж эта молодежь пошла…
Хоть давно уехала машина,
Но не прекращался разговор.
Дама, гладя по головке сына,
Обсуждала свадебный позор.
Вот бы мне сейчас затычки в уши,
Подойти к владелице «Порше»,
Высыпать на голову ей суши
И украсить листиком саше.
 
 
Даме, возмущенной и растерянной,
Я бы объяснила не спеша:
В мире есть копеечное счастье,
Если за душою ни гроша.
И тебе, кумир и спонсор прессы,
Истина не ведома одна:
Я глаза счастливые невесты
Видела сквозь изморозь окна.
А жених тревожно ее губы
Грел, своим дыханьем тормошил
На сиденье заднем, жестком, грубом,
Как у всех копеечных машин.
Мельтешили шарики и ленты
Под шуршанье летних лысых шин…
Счастье – в этих сказочных моментах,
А не в марках свадебных машин.
 

Коронованный бомж

 
McDonalds-ы – восьмое чудо света,
Оплоты детских кулинарных грез…
 
 
Случилось это на пороге лета,
В порывах ветра, что с собой принес
Пыль терриконов, кучи целлофана
И первые пушинки тополей,
Соцветия черемух и каштанов,
Пыльцу с лугов и кормовых полей.
И выметая мусор по проспектам,
Бродяга ветер пригласил уже
В умытый город золотое лето
С распутным солнцем – лето в неглиже….
Но пробегая двориком фаст-фуда
Увидел ветер местного бомжа,
Пришедшего неведомо откуда,
Идущего неведомо куда.
И, пошутив, невидимый бродяга
Решил развлечься глупою игрой,
Достав на свет из мусорного бака
Картонную корону «Я– король»,
В McDonalds-ах такие надевают,
Справляя дни рождения у детей.
Бродяга ветер на исходе мая
Бомжа короновал рукой своей…
И бомж (дожди которого отмыли) —
Фастфудовых помоек бывший тролль
Встречает лето в мантии из пыли —
Донецких свалок признанный король…
 

Ты обязательно выживи…

 
Он был один, он плакал по ночам,
Малыш, который стал не нужен маме.
Он в темноте по вечерам скучал.
Он бегал за хозяйскими ногами,
И думал, что теперь не одинок,
Что счастье ненароком улыбнулось.
Малыш, ты знаешь – этот мир жесток,
Увы, тебя удача не коснулась.
Малыш, комочек маленькой души,
Невинной, нерастраченной на мелочь,
Ты им не нужен, плакать не спеши,
Им не нужна твоя любовь и нежность.
Он был один, он плакал по ночам,
Он знал уже, что здесь его не любят.
Судьба бывает злобной к малышам,
Вручая их бездушным, серым людям.
Тебя они хотят передарить,
А может просто выгнать восвояси,
Малыш, не плачь, попробуй не грустить,
Когда-нибудь тебя отыщет счастье.
Малыш, послушай, как трава шуршит,
Как ветер колыбельную выводит,
А рядом тишина и ни души,
И только мыши за окошком бродят.
А эти люди в креслах у ТиВи
Тебе никто и слез твоих не стоят,
Им неизвестны прелести любви,
Они боятся, что порвут обои,
Что нужно будет что-то убирать
И малыша кормить по расписанию,
Что ты забраться можешь на кровать,
Что невзначай потребуешь внимания.
Он был один, он плакал по ночам,
Смотря в глаза пустые и немые,
И если б смог, то точно прокричал:
– Я вам не нужен, вы мне не родные…
 

Бизнес-леди – бизнес-моли

 
Я сижу опять на семинаре,
За окном бесчинствует весна,
От избытка фраз мозги не варят.
Я – в толпе, я – в Киеве. Одна…
Куча дам с французским маникюром,
Пара франтов в кожаных пальто,
Скачет резво молодежь аллюром.
Я – в толпе из тысячи Никто…
Опустила? Права не имела?
Тоже люди, тоже топчут пол?
Ну а мне, скажи, какое дело,
До всех тех, кто языком молол,
Делал вид, что слушает программу,
Что-то важно в плановик чертил,
Кофе пил, играл пустую драму,
В туалет по десять раз ходил…?
И зачем мы только здесь собрались,
Когда солнце, воздух за окном.
В бизнес-центре просто потерялись,
Слушая отчеты ни о чем…
Я сейчас назло текущей власти,
Кинусь вниз, как в омут с головой,
Крикну что есть мочи: «Киев, здравствуй
Я в тебе, и я живу тобой».
Соберу все лучики-веснушки,
Брошу в Днепр, и речной трамвай
Увезет меня; кивну старушкам,
У церквей сидящим как и встарь.
Накуплю на улочках мощеных
Безделушек для своих друзей;
Научусь быть юной и влюбленной,
Жить, парить, творить, ценить людей…
Загляну в окно бизнес-высотки,
Где сидят, тупея и застыв,
Стая молей в сереньких колготках,
Позову их на весны заплыв:
Солнце трогать, ветром наедаться,
Слушать звон дождя по мостовой,
Сотни раз влюбляться-разлюбляться,
Научиться просто быть собой…
А пока безликие соседи,
В ряд сидят с поникшей головой —
Сотни однотипных бизнес-леди,
Сотни одиноких бизнес-леди,
Сотни беспризорных бизнес-леди,
Жертвующих бизнесу весной…
 

Грустная сказка о ДЦП

 
Не знаю рассказать как даже,
Печальней не встречала тем.
На днях сидела я на пляже
И отдыхала от проблем…
А метрах в десяти с опаской
На бережке стоял народ,
Народ косился на коляску,
Сидел в коляске идиот.
За лексику прошу прощения,
Толпы клонирую слова,
Чтоб передать Вам впечатления…
Возможно, в этом не права.
Так в чем же суть, меня спросИте:
Суть есть – увидите в конце…
Так вот, вернемся ка мы к Вите,
Его диагноз ДЦП…
Сидит в коляске, будто маской
Улыбка на его лице,
Живет в своей особой сказке
Волшебной сказке – ДЦП…
Худые руки спазмом сжаты,
Закреплены ремнем в пазах,
Как будто он опять в палате.
Печаль недетская в глазах
Его живет. Он море видит,
Нахальных чаек, блеск зарниц,
Он так, наверно, ненавидит
Крик «Идиот», как клекот птиц.
А рядом с инвалидом – мама,
Уже лет двадцать день за днем,
Хлопочет, нежно и упрямо,
О нем – мальчишечке своем.
И знаете, мне показалось,
Что не жалела никогда,
Что родила, не отказалась…
Плескалась у колен вода,
А Витя в крУге плыл по волнам,
Он видел море в первый раз,
Он был испуган и взволнован,
Мычал, как будто бы сейчас,
Он стал как все, он стал туристом,
Провел свой отпуск на косе,
Cнял домик, кинув гривен триста
И утром прыгал по росе….
Я отвернулась. Что за диво —
Беда других – она во вне…
Себе подумала счастливо:
Как хорошо, что дочка мне
Цветет на радость цветом вешним,
Бодра, здорова и бойка,
Наперекор преградам внешним
Плывет до самого буйка.
Счастливая перекрестилась,
В песок откинулась назад
И только с книжкой примостилась,
Как вдруг поймала чей-то взгляд…
Вернулась в мир печальной сказки,
Растратив свой счастливый вид:
Рассевшись гордо на коляске,
Мне улыбался инвалид.
Не мог сказать, не мог ответить,
Но будто мысли передал:
– Всю жизнь мечтал о салках с ветром,
Но, знаешь, так и не догнал…
Мне больше ничего не светит,
Я как трава расту, живу.
Мой мир? Он однотонно светел,
И сны как будто наяву.
Мне двадцать лет. Под шум прибоя
Хотел бы вечность я бродить,
Шутить и говорить с тобою,
А, может, даже, и любить…
Пишу немало грустных сказок,
Но в мыслях третий день подряд
Немого мальчика с коляски
Обиженно – печальный взгляд…
 

Заводские байки – фабричный домовой

 
На фабрике у нас который год,
Пригревшись и питаясь до отвала,
В цеху творожном домовой живет,
Жует сырки, но все обжоре мало!
Он ночью забирается на склад,
Надев тулуп и натянув гамаши,
И наобум съедает все подряд:
Творог, сметану, сыр и простоквашу.
Он бегает по темным душевым,
Пуская пузыри в дверных проемах…
Непросто быть фабричным домовым,
Но наш повеса – он совсем не промах…
Он знает, как конфеты раздобыть —
Стянуть в отделе кадров из комода.
И как ему к вахтеру подходить,
Чтобы украсть остатки бутерброда…
Но как-то утром – полный кавардак,
Кричит технолог: «здесь такое было-
лохматое, в тулупе и чулках,
оно поесть, наверно, приходило.
меня увидев, поскакало прочь,
сырок сжимая волосатой лапой.»
(наш домовой сидел в шкафу всю ночь,
не спал, не ел и тихо-тихо плакал…)
За ним гонялись долго мастера,
Подумав, что нетрезвый сторож Федя,
Решив разжиться закусью с утра,
Надел костюм рекламного медведя…
Забился он от страха в гардероб,
И там застрял, икающий и хмурый…
Всю ночь толстяк ворочался и скреб,
А утром стал работать над фигурой,
Не ел, скакал и ящики кидал…
Р. S. И нынче может встретиться порой
В ночную смену местный идеал —
Фигуристый и стройный домовой…
 

Заводские байки – пельмень любви

 
В стерильном цехе был обычный день…
Под рев «Агнелей», агрегатов вой
На свет родился странный пельмень,
Был в форме сердца вылеплен судьбой..
Он по конвейеру проехался, дивясь,
На цех смотря и на своих коллег.
Он думал – я особенный, я – князь
Среди безликих массовых калек.
Увы, пельменю явно сделан шах и мат,
Ведь сортировщик жесткою рукой,
Забрал его и бросил в деформат,
Тем самым показав, что он другой,
Что он мутант и просто неликвид.
Под смех вареников и равиоль
Был пельмень подавлен и разбит,
На жизни дно опущенный судьбой.
Он никогда не попадет на стол,
Его не сварит трепетно хозяйка.
Ну а других – заветный ждет котел,
Тех кто решил, что он – пельмень зазнайка.
У этой сказки тоже есть конец,
Пускай сегодня он счастливым будет:
Ведь у пельменей в образе сердец —
Есть дар такой – вершить другие судьбы.
Наш пельмень из чана был украден
Наладчиком влюбленным, без сомнений,
И в подкрепление чистых чувств подарен
Фасовщице пельменей – тете Лене…
Кружилась свадьба в цехе фабрикатов,
Пельмени на столах дымились вкусно…
Обычным быть – удел банальных тысяч.
Сердечным быть – особое искусство:
Чтобы дарить тепло и радость людям,
Чтоб избежать тычка коварной вилки,
Чтобы тебя назло шаблонным судьбам
Хранили долго, пусть и в морозилке.
 

Она спала…

 
Вчера ее забыли на работе,
Она заснула, сидя за столом,
Стонала «аська» на высокой ноте —
Ей приходили письма ни о чем…
Свет не включая, делала задание,
Считала цифры, подводя бюджет…
Потом заснула, будто в наказание,
Среди бумаг и чеков за обед…
Ее будил зашедший в гости вечер,
По окнам гладил сумрака крылом;
Сигналил телефон, зовя на встречу…
Она спала, не зная ни о чем…
Она спала, во сне считая звезды
И на мечты планируя бюджет,
Она спала, не думая, что поздно,
Что транспорта давно на рейсах нет…
Зашел охранник, посмотрел серьезно,
И из розетки выключив все МФУ,
Укрыл ее плащом Деда Мороза,
Который был забыт в стенном шкафу.
Она спала спокойно и беспечно,
Одна во сне, как наяву одна…
Лишь в окна свет луны направил вечер,
Чтоб осветить минуты ее сна…
 

Мама Ель

 
Когда почти исполнилось мне два,
Двойняшки родились в соседнем доме,
Где жили тетя Ира с дядей Ромой…
И дядя Рома, осознав едва,
Что стал отцом не просто, а в квадрате,
(во что никак не мог весь день поверить)
В лесничестве, что у военкомата,
Купил своим дочуркам пару елей…
Одну сломал нечаянно в машине,
Вторую посадил у дома ель…
Назвали дочек – Ольга и Нинель,
В честь бабушек им подбирали имя…
Когда мне было шесть, а им – четыре,
Мы подружились крепко, навсегда,
Про горести не думали тогда,
А елочка казалась лучшей в мире.
Она росла, на наш равняясь рост,
И каждый год «за наших дочек» тост
Роман толкал, целуя маму Иру…
Мне было восемь. Помню как сейчас,
Как в первый класс вела девчат за руки,
Мне говорили «что же за подруги —
всего ж им шесть, два милых малыша,
как капли две между собой похожих?»
Я обижалась, корчила всем рожи
И продолжала дальше, не спеша,
Идти вперед по коридорам школы…
Мы ждали с нетерпением выходных,
Чтоб нас втроем оставили одних
Играть под нашим деревцем веселым…
В пятнадцать я нашла других друзей,
Девчонки тоже. Лишь по воскресениям,
Мы собирались, прятались под ель,
Делясь недельным списком впечатлений.
А в двадцать – брак, аборты – у Нинель,
У Ольги – срыв (погиб любимый парень)…
И мы бежали под родную ель,
Чтобы пахучий ствол обнять руками,
Чтоб слезы тихо спрятала она,
С лица стирая бархатистой хвоей…
Мне тридцать пять и я опять одна,
Нинель же стала в третий раз женою,
А Ольга где-то в Австрии живет.
Она вернется – мне уж стукнет сорок,
А тетя Ира сляжет и умрет,
И снова скроет хвоя наше горе…
Так закружилось время – колесо,
Вращаясь с каждым годом все быстрей…
И пропуская годы как песок,
Мы внуков посмотреть ведем на ель…
Мне – пятьдесят, а после – шестьдесят,
К семидесяти стала глуховата,
И как-то без меня ушли девчата
Туда, куда обычно не спешат…
Какой мой век – не вспомню я уже…
Сижу одна на панцирной кровати,
Живу «в гостях» у младшей внучки – Кати,
В квартире на десятом этаже.
Ходить сама я не могу теперь,
Соседский дом давно снесли мажоры,
Построив виллу. Но осталась ель,
Что в вечный путь меня проводит скоро —
На встречу к милой юности моей:
В которой рядом Олька и Нинель,
Где каждый день бесценен так и дОрог,
Где столько впечатлений и дорОг,
Где есть любовь и неизвестен рок…
А вам оставлю деревце на память,
Что будет помнить обо мне веками,
Что прячет тайны меж своих ветвей —
Хранитель поколений, Мама Ель….
 

Автор иллюстраций

Ольга Махно (Ольга Ахно) – молодая талантливая художница.

Родилась на Украине в 1987 г. Закончила филфак Донецкого национального университета, специальность «Журналистика», затем – высшие курсы сценарного мастерства в Киеве. Живет в Москве. Занимается живописью (20 персональных выставок, картины в частных коллекциях Венгрии, Германии, Италии, Беларуси, России и Украины).

Ее картины – словно удар под дых, они многогранны, как любая женщина. Эти работы могут ошеломить вас, могут заставить влюбиться или загрустить… Каждое ее полотно – это невероятно острый взгляд на мир, это яркие краски и чистая эмоция, это нарисованные стихи.

В оформлении с разрешения автора использованы картины:

«Город дорог»

Электронный адрес Ольги Махно [email protected]

Электронный адрес Бельчиковой Олеси [email protected]