Текст книги "Танец с жизнью. Трактат о простых вещах"

Азали

И все-таки я опять ошиблась. Сначала была Азали… Точнее, ее система обучения восточному танцу. Азали была уверена, что первым появился суфийский мистический танец, а уже потом «адепты» женского пола стали исполнять его в султанских гаремах. Так вот, пока в одних танцевальных школах учат соблазнять султанов и евнухов (насколько это возможно), в школе Азали мы проходили древние практики, прикасаясь через танец к тайнам и философии Востока.

То, что требовала от меня Азали, поначалу казалось невыполнимым – отключить разум и полностью отдаться музыке: «Пока твой мозг контролирует тело, ты не танцуешь, а просто повторяешь движения». Я понимала, о чем она говорит, но выключить внутреннего «контролера» долгое время не получалось.

Для того чтобы отключить разум и погрузиться в экстатическое состояние Любви, суфии практиковали различные виды медитации, слушали трансовую музыку, исполняли ритуальные танцы или входили в особое психологическое состояние, свершая ритуал Зикр – методично повторяя многочисленные имена Бога. Что-то похожее делали и мы, включая на полную мощь проигрыватель и выключая в зале свет.

Неожиданно для себя я прикоснулась к медитации через танец. Я долго искала приложения неуемной энергии – в фитнесе, пилатесе, йоге. Однако достигнуть реального состояния погружения мне впервые удалось на занятиях арабского танца живота. Девятнадцатилетняя Азали, преподающая восточные танцы в клубе «Классика» два раза в неделю, открыла передо мной особый мир, в котором я интуитивно нащупала тот самый Свой Путь, вернее его предощущение и начала блуждать в поисках себя.

Я изучала опыт крутящихся дервишей, которые могли в трансе вращаться часами вокруг собственной оси. При этом дервиши говорят: «Мы стоим на месте, – это Вселенная вращается вокруг нас». Дервиши считают, что если долго и без остановки кружиться на одном месте, можно встретиться с самим собой.

«Какой страшный и увлекательный опыт – встреча с самим собой! – думала я. – Собой – прошлым или будущим? Или тем самым Высшим «Я»?» Я пыталась повторить этот «эксперимент», но он мне никак не удавался. Падая в изнеможении на пол, видя, как потолок вращается наподобие лопастей винтов геликоптера, я делала замеры «получилось – не получилось». Но неизменно приходила к выводу: и в этот раз мне не удалось… встретиться… с самой собой…

А ведь я читала у Майринка – Гете это удавалось. Но я, видимо, не Гете… Сообразно неподвластным мне обстоятельствам, я вновь и вновь откладывала эту встречу. По сути, я и сама не осознавала, что стремлюсь войти в транс, отключив сознание и раскачиваясь в ритуальном барабанном ритме, для того чтобы обрести иную реальность. Но тогда я не знала, что дверь в нее уже приоткрыта…

Через некоторое время достигать близкого к экстатическому состоянию я, как и Азали, научилась под любую музыку. Арабский танец под «Billie Jean» Майкла Джексона, «Desert Rose» Стинга или скрипку Ванессы Мэй… Исследователи Востока предали бы нас анафеме, если бы узнали об этом. А мы меж тем обретали знание, что у танца нет границ, условностей и запретов. Нет разницы, какой стиль или ритм. Есть тело, движение которого способно передать состояние души. И есть душа, которая не умеет выразиться в словах и поэтому говорит с помощью языка пластики. Я приходила в танцевальный зал как в храм, где с меня снимаются оковы, а энергии закручивают в спираль. И мы крутимся как дервиши, понимая, что мы стоим на месте, и только Вселенная вращается вокруг нас.

«Постарайся идти медленно, очень медленно, как только сможешь, – говорит мне Азали. – Это трудно, ты раскачиваешься и боишься упасть. Еще медленней… Ты качаешься, потому что теряешь свою внутреннюю ось. Почувствуй ее, тот стержень, который позволяет высоко держать голову и ничего не бояться… Возьми любую точку наверху, не отрывай от нее глаз и кружись, сколько сможешь. Не бойся упасть. Быстрее, быстрее! Попади в поток кружения, и ты не упадешь, а если упадешь, то не ударишься, тебе не будет больно. А теперь падай! Почувствуй кружение внутри себя…

Пять, потом десять минут, потом четверть часа шаманская «тряска». До тех пор, пока не уйдет боль из сведенных напряжением бедер, пока, раскачиваясь наподобие маятника, не поймаешь нижней чакрой пульсации, производимой ударными, не войдешь в резонанс с барабанным ритмом.

Падай, словно в пропасть с обрыва, взмахнув руками, как крыльями, падай и катись, словно тело, которое покинула душа. Как камень, который не боится удариться о другие камни. У него нет страха…

Склонись, как засохший цветок, оставленный без воды, из которого по капле уходит жизнь. Забытый ржаной колос, поникший над сжатым полем перед заморозком…

А теперь проснись и начни прорастать. Ты – зерно в иссохшей земле, которого коснулся ливень, ты росток, который пробивает земную корку, слабый и сильный цветок, разрывающий асфальт. Ты растешь и тянешься к солнцу, ты сильное и гибкое дерево, раскачивающееся на ветру, ты пьешь этот ветер всей поверхностью кожи, как листьями и корой. Ты проснулась…

Ты наполнена силой, тебе не страшны ветра, ливни и снегопады… Трава во время бури склоняется к земле, большие деревья вырывает с корнем, а ты – будь травой, буря пронесется мимо, не причинив вреда.

Ты – змея, которая бесшумно проползает между камней, не задевая ничего вокруг. Ты – пантера, которая крадется сквозь кусты. Ты берешь их силу, но сердце твое – человеческое, полное любви. Тебе не надо убивать, чтобы Жить…»

«Учась смотреть глазами Бога, – считают суфии, – мы приобщаемся к огромному потенциалу, способному исцелять душевные раны и заполнять душевную пустоту. Эта обостренная способность проникать в суть вещей позволяет нам осознавать важнейшие принципы слаженной работы вселенского механизма – там, где раньше мы видели лишь беспорядок и хаос. И от этого осознания и осмысленности бытия остается лишь один шаг к чему-то большему – к целеустремленности и решимости»[3]3
  Пир-Вилайят-Инайят-хан. Пробуждение. Опыт суфиев.


[Закрыть].

Маленькая, совсем еще юная Азали знала больше, чем я в свои тридцать с лишним. Откуда приходит этот знание? Она будто ходила среди нас, спящих, и понимала, что нужно разбудить. Но чтобы разбудить, надо дать Знание, и она из каких-то глубин и книг черпала его и передавала нам в танце и медитации.

Она старалась сместить фокус фотокамеры, через которую мы смотрим на мир, открыть более широкую перспективу для осознания собственного «Я». Наверное, это и было своего рода откровение. А медитативное, измененное состояния сознания, достигаемое через танец, – это путь открытия той самой Божественной точки зрения, о которой говорили суфии.

В своем просветительском желании поделиться этим «откровением» с друзьями я решила пригласить их к Азали, чтобы они своими глазами увидели мистическое кружение танца жизни. Да, Ян прав, это действительно «Танец Жизни», который словно кружево будет соткан из самых разных композиций и каждое отдельное выступление Азали будет носить свое название. Танец-Пробуждение. Танец-Любовь. Танец-Признание. Танец-Ненависть. Танец-Откровение. Танец-Молитва… Вот он сценарий, который рождался в недрах наших ночных бдений.

Теперь, по прошествии некоторого времени, когда я села за написание этой книги, понимаю, что это было не само Откровение, а лишь первый шаг к нему. А та самая встреча с самой собой, которую я ждала, – наверное, и есть мистическая встреча с иной реальностью. Встреча, которая стала для меня «катализатором» этого смещения линии горизонта, открытия новой для меня и более широкой панорамы.

Crazy Seasons

Далее я опускаю некоторые подробности – как прошла вечеринка, как выступала Азали, как звучали суфийские притчи… По сути, никто ничего не понял, да это и неважно. Процесс был гораздо интереснее, чем результат. Что касается Азали, и это публика сумела прочувствовать, – она действительно сумела из ресторанного танца живота сделать то, что можно назвать «искусством для посвященных». В любом случае мне, как профессиональному «организатору массовых мероприятий», можно было поставить «зачет». Зрители ушли сытые, довольные, весьма мало говорили о суфизме, но считали, что вечер удался.

Мне хотелось поговорить с Яном, обсудить наши дальнейшие совместные планы в шоу-бизнесе. Оформилась идея регистрации продюсерской компании «Crazy Seasons», под эгидой которой будут проходить самые сумасшедшие пати в Москве. Суфийская вечеринка – только начало, мы еще устроим здесь настоящий шабаш! (Меня никак не отпускала идея «Ведьмы с Портобелло»). Под слоганом «Travelling To & From» мы станем предлагать нашим гостям путешествие в иные реальности. А на улице рядом с местом проведения всегда будет дежурить «скорая» – это станет нашей фирменной «фишкой». Слоган был экспроприирован у одной известной писательницы, которая написала историю, как сходят с ума и возвращаются обратно. Концепция была в целом одобрена Яном, и мы начали готовить документы на регистрацию.

Кроме шоу-биза были и некоторые события в моей жизни, о которых я хотела поведать моему «суфию», как с некоторых пор я называла Яна. В моем пространстве обозначились люди, появление которых с рациональной точки зрения объяснить я не могла, но понимала, что они также способствуют смещению моей жизненной фокусировки. Я полагала, что Ян поможет мне разобраться в тех обстоятельствах, которые происходили против моей воли и не были мною контролируемы.

Именно Ян позже даст мне одну универсальную формулу, благодаря которой я смогу самостоятельно сделать анализ любой сложносочиненной ситуации. Если бы он слышал скрип мозга, который раздавался в процессе работы над его схемами, он бы обрадовался появлению одной из самых старательных своих учениц. А я в свою очередь не против получить еще ряд инструкций по выживанию в экстремальных условиях, которые хранятся у него на чердаках памяти…

Нашу экзистенциальную беседу я помню лишь в общих чертах. Я все время пыталась начать разговор о том, что меня волнует, но никак не могла подобрать правильных слов. С одной стороны, я кокетничала, с другой – не хотела говорить правду, ибо правда получалась какой-то совсем плоской и даже с оттенком пошлости, которая всегда становится «гипотенузой» классического любовного треугольника. Я начала издалека, то есть с «Атлантиды» Платона, делая лирические отступления и предаваясь свободным ассоциациям:

– Ян, я оказалась в самом эпицентре битвы черных и светлых сил. Словно в «Ночном дозоре»… Ты можешь обвинить меня в чем угодно – что меня тянет в пучину страстей или мистики, что я фантазерка, девушка со сдвинутой психикой, человек с художественным восприятием мира… Только не бросай меня в терновый куст! Я хочу говорить как с доктором. Я человек адекватный в поступках и проявлениях, у меня достаточный порядок в голове…

Предисловие затянулось, потому что все транслированные характеристики моей личности, в том числе и про «художественное восприятие мира», отразились в его довольно ироничной улыбке, хотя я рассчитывала на понимание.

– Ян, – пыталась я артикулировать свои мысли. – От меня требуют сделать выбор между белым и черным… Я даю путаные показания, мне сложно мыслить в этих категориях – «черное и белое». Для меня мир всегда воспринимался в полутонах, в нем не было четких границ. Есть двое мужчин, один любит меня, но не может быть со мной, а другого люблю я, но я боюсь его, потому что не знаю, куда приведет эта любовь… Классический любовный треугольник обернулся для меня вопросом нравственного выбора – какая я? Способна ли причинить боль, могу ли уничтожить кого-то правдой, готова ли принять новую заповедь «Убивать, чтобы жить»? И речь не только о том, чтобы бросить одного и уйти к другому. Меня хотят видеть в клане «черных», потому что это… как бы… мое предназначение… В общем, прошу тебя понять мое смятение, и сказать, что мне делать…

Наверное, если бы рядом был не Ян, а какой-то другой человек, я бы не прибегала к столь эзопову языку, а воспользовалась бы более прозрачными образами. Но я же говорила с Яном, и он готов был понять мои лексические конструкции без особого напряжения.

Он взял блюдечко, вытряхнул из него конфетные обертки и поставил в центре стола. Из фольги смастерил крошечную фигурку.

– Видишь ли, мир – как это блюдце. С одной стороны белые, с другой – черные. – Он условно разделил блюдце на две равные части и поставил человечка в центр. – Ты – посередине. Вопрос – куда тебе двигаться?

– Как ты умеешь отвечать вопросом на вопрос! Это я тебя спрашиваю, куда мне двигаться? Они же меня закручивают и каждый тянет на свою сторону!

Он терпеливо дал мне несколько попыток найти решение самостоятельно, но я упорно продолжала играть роль ученика, который не готов генерировать собственные идеи и ждет откровения Учителя. И хотя метод обучения с помощью «наводок и подсказок» считается наиболее эффективным, Ян пошел мне навстречу. В который раз мой собственный метод «демонстрации крайнего идиотизма» показывал свою действенность. Позвольте мне некоторое время пребывать в образе очаровательной «блондинки», это недолго…

– Ты стоишь в центре?

– Ага, я в центре.

– Вот теперь представь, что оно вращается вокруг тебя, а ты… ты продолжаешь стоять в центре.

– То есть как это – стоять в центре? Но меня же сносит! Или ты считаешь, что центробежная сила должна компенсировать центростремительное ускорение? – Я тщилась вспомнить хоть что-нибудь из школьных уроков физики.

– Тебе должно быть наплевать на силы и ускорение, ты продолжай стоять в центре и не двигайся…

Я вспомнила дервишей, которые думают, что они стоят на месте, а Вселенная крутится вокруг них. Но их же не прибивает ни к одному из краев этой Вселенной…

– А если я все-таки потеряю равновесие?

– Когда почувствуешь, что теряешь равновесие, когда не останется малейшего шанса – выпрыгивай! – Он показал «катапультирование» маленького рукотворного человечка, который завис над блюдечком. – Прыжок, и ты над схваткой, над ситуацией. Вот и все…

Так просто объяснять, когда ты находишься вне ситуации, и так сложно представить, куда прыгать, если ты стоишь посередине блюдца. Я отложила его рецепт, как в поваренную книгу, надеясь, что когда-нибудь он поможет мне разобраться в мутном вареве, которое закипало в моей голове. Выпрыгни и окажись над схваткой. Похожие формулы есть в теории рефлексии – стрелочка вверх и в сторону. Классическая схема рефлексивного выхода. Смещение угла зрения. Взгляд с иной точки. Перефокусировка фотокамеры. Расширение панорамы сознания. Кажется, я где-то уже встречала эти формулировки.

Я на некоторое время погрузилась в характерную для меня задумчивость. Белое и черное… Вечное кружение сил…

– Ян, последний мой вопрос – а ты маг? А если маг, то какой – белый или черный? – поторопилась я присовокупить довесок к «последнему» вопросу.

– Сиреневый. – Он просто издевался надо мной, как над блондинкой. И имел полное право.

– Ян, еще один вопрос, точно последний – что такое «шакти»?

– Зачем тебе это?

– Просто интересно, встретилось тут новое слово…

– Не засоряй свой мозг.

Встреча на Патриарших

Яну надоело разбираться в моих проблемах и общаться с человеком, который не может напрячь мозг, гламурно предпочитая получать пищу для ума в хорошо сервированном и легкоусвояемом виде. Короче, следующую встречу он решил провести в ином формате, о чем оповестил меня с помощью эсэмэски на мобильный телефон. С некоторых пор я обзавелась коммуникатором, поэтому набирала сообщения с помощью палочки-стилуса, элегантно касаясь сенсорного экрана. Новая фишка, к которой быстро привыкаешь, как ко всему новому и пафосному.

«Как ты относишься к платной психотерапии?» – писал мне Ян стилусом на своем коммуникаторе. Он тоже был не чужд прогресса.

«Как бы пппположительно». – Я пыталась изобразить повторными согласными некоторое удивление в голосе.

«Для вас недорого. Три тысячи рублей за академический час».

«А кто будет психотерапеут?»

«Догадайся. Это тест на пациентопригодность».

«Простите, а у вас есть лицензия?»

«У меня дюжина лицензий. Какую предъявить?»

Впрочем, и визиток у него было столько же. В начале нашего «свидания» он рассыпал их веером перед моим носом и сказал: «Выбирай, какая больше нравится». То есть с этой минуты мы должны были облачиться в некие новые друг для друга одеяния. Со своей стороны я была согласна на больничную пижаму, лишь бы она элегантно облегала талию и бедра.

Разные имена, фамилии, должности, организации. Различные вариации на темы: «Агентство доверительных решений, член совета». «Фонд социальной инициативы, советник». «ИНЬ и ЯН, тренер».

Я выбрала «Ян. Консультант». Это как-то ассоциировалось с Воландом, который приехал в Москву под видом профессора черной магии и консультанта. Кроме того, я выбрала местом встречи – Патриаршие. Мне уже начинала нравиться вся эта игра в мистику.

Я припарковала машину в Малом Козихинском переулке, между помойкой и розовым «Бентли», и набрала ему эсэмэску:

«Я на месте. А ты где – в Ершалаиме или за завтраком у Канта?»

«У Крылова». – В конце сообщения он поставил «смайлик».

Я нашла его ровно в той же позе, как и у доброго сказочника, только в отличие от бронзового изваяния у городского пруда, в руке он держал коммуникатор последней модели, и, судя по выражению лица, обращался к Всемирному разуму. То есть качал мегабайты из Интернета.

– Какая басня и кто из героев тебе наиболее близок? – Он показал на бронзовых героев басен Крылова, которые с некоторых пор окружают своего Создателя.

– Что тут думать? Ворона, конечно! Пока молчала, была при сыре. Как только открыла клюв, лишилась авторитета. Так же и со мной. Стоит рот открыть, как все неприятности и начинаются.

– Ты думала почему?

– Ян, я говорю быстрее, чем думаю. Врожденная особенность.

Действие как бы опережают мысль, отсюда и все проблемы…

Он сделал несколько «замеров», узнал мой знак Зодиака, определил «число личности», образуемое сложением цифр дня, месяца и года рождения, вычислил день зачатия, если я ничего не преувеличиваю… Умножил 3 на 12. Но оставил выводы при себе. Долго молчал, сосредоточившись на вычислениях, потом словно очнулся и вспомнил, что я еще тут:

– Ты думала о смысле твоей жизни?

– Ну… думала, конечно, правда давно… Потом отбросив смысл, то есть его поиски, начала просто жить. Поскольку это как бы «псевдовопрос» – вопрос, заведомо не имеющий ответа.

Он использовал технику «звенящей паузы». Когда повисает тишина, именно в этом «разрыве» у кого-то сдают нервы, и он начинает говорить. Говорить начала я. Не исключаю, что хотелось блеснуть эрудицией:

– Я где-то в Сети как раз наткнулась на фразу, что «Истина состоит в том, что смысл жизни существует». И этот смысл, постараюсь процитировать ближе к тексту, в неком развитии сознания, развитии качественном и количественном… – Тут я поняла, что забыла, чем заканчивалась чужая, но умная мысль.

– Вот именно. Так у тебя и будет – «некое развитие»… – довольно жестко ответил Ян. – Ты постоянно говоришь «некое», ты постоянно говоришь «как бы». Пока ты не избавишься от этой привычки НЕ утверждать, а СОМНЕВАТЬСЯ, ты так и будешь в «состоянии некого развития».

– Ты прав, не понимая, куда двигаться, ты двигаешься на ощупь, иногда «как бы двигаясь», иногда чувствуя «некое движение вперед». Уверенность дает знание, сомнение порождает категорию «как бы»…

Он не спорил со мной, не помогал продолжить процесс осмысления. Он действовал по какому-то своему намеченному сценарию беседы.

– Ты можешь назвать значимых людей в своей жизни?

– Конечно, их множество… – Я опять поторопилась с ответом. – А что означает «значимый»? Родной, близкий, жизненно важный?

– Я повторяю – ЗНАЧИМЫЙ!

Далее очень длинная прямая речь, которую я заключаю в кавычки, чтобы было понятно, когда я сделала «pitstop» в «Формуле один» своих беспорядочных мыслей:

«Блин, ты все время заставляешь работать мой усталый мозг. Я должна подумать. Значимый… Наверное, Саша Булатов. Мой первый учитель жизни.

Мы встретились, когда мне едва исполнилось девятнадцать. Он научил меня профессии журналиста, он дал мне возможность поверить в себя, найти собственный язык и стиль. Он правил мои статьи, а я изучала каждую правку – почему так… Как надо?.. Как будто искала ответ в задаче со множественными неизвестными…

Он был рядом, когда меня бросил любимый мужчина. Бросил с ребенком в животе. Саша встречал меня из роддома, когда родился мой сын, – вместо отца и мужа. Он помогал мне заработать хоть какие-то деньги, когда мне нечем было кормить свою маленькую семью. И при этом мы не спали с ним. Платоническая любовь…

Он писал мне стихи. Очень нежные и грустные…

 
Под громкие скрипы кровати,
В краю, где поют соловью,
Я буду министром Печати,
Ты будешь – Министром любви.
 
 
Но сгинет идиллия быстро,
Быстрей, чем желтеет печать,
И кто-то другого министра
Поставит твой сон охранять.
 
 
И в час, когда жизнь измочалит
Мечты и надежды мои,
Я буду министром Печали,
Ты будешь министром Любви…
 
 
Ты будешь при гимнах и флагах,
При птицах, слетевших на Юг,
И как-нибудь роясь в бумагах
Найдешь писанину мою.
 
 
И глядя на строки поэта,
Как небо на листья глядит,
Ты скажешь: «Кончается лето,
Как время, однако, летит».
 

Грустная это была любовь – поэт и молоденькая журналистка, которой только-только открывался большой мир необычайных возможностей. Но несмотря ни на что, он все время участвовал в моей жизни или хотя бы был в курсе моих злоключений…

Да, и еще один – Димка Кнуров. Тоже мой бывший босс. У него я училась по профессии «политтехнолог» – митинги проводить, забастовки в аэропортах и прочие массовые мероприятия. Он учил меня писать депутатские запросы и публичные речи, допускать в правильном месте нецензурное словцо и заставлять толпу обращаться к поиску великой национальной идеи. Я быстро натаскалась составлять тексты, которые могли пробирать аудиторию до костей, и сама готова была рыдать, когда вытаскивала из принтера горячую отпечатанную листовку.

С ним мы гоняли по ночной Москве, пили «напалм», мешая самбуку и абсент, думали о смысле и бессмысленности бытия, танцевали под экстази, обсуждали несбыточные мечты и хоронили любовь. Его – к какой-нибудь очередной южноафриканской фотомодели, или мою – к очередному подонку распространенного в средней полосе славянского типа.

Мы не спали с ним, хотя провели много ночей напролет вдвоем. Мы пили виски, курили, обсуждали его очередной любовный нокаут и мою отправленную в шредер страсть… И опять пили виски со льдом.

У нас был общий друг Кир. Или Кирилл. Известнейший журналист Кирилл Дамаданов. Когда мы собирались втроем, мы входили в резонанс со всей Вселенной, вернее, с самыми разрушительными ее силами.

Пару лет назад, в феврале, когда Димка вернулся из Непала, мы решили произвести ритуал воскурения благовоний у подножия статуи Шивы. В роли статуи – сувенирный формат индусского бога Шивы, не больше ладони. В роли благовоний – темный катышек гашиша на фольге… После ритуала мы отправились в «Этаж» на Тверской, где началось нереальное разрушение основ. Официанты не могли донести напитки до клиентов, опрокидывая на пол подносы с наполненными бокалами. В уборной дрались проститутки, вырывая друг у друга крашеные волосы. Мы пили виски прямо из горла, не рискуя обращаться к бармену и официантам, которые как фигуристы на льду, скользили на мокром от крепкого алкоголя паркете…

Кирилл только что устроился спецкором в газету «Новый Телеграф» и циклился на своих производственных планах. Я пыталась «халявить» и не пить, поскольку была за рулем. И вообще я тщетно собиралась домой: «Уже три часа ночи, завтра совещание в девять, а у меня будет опухшая рожа…»

– Да пусть сгорит твой «Телеграф»! – воскликнул Димка. – И ты, – он обратился ко мне, – иди на хер!

Хотя я просилась только на совещание.

Этой ночью сгорела редакция газеты «Новый Телеграф», причем вместе с издательским комплексом. А меня избили и ограбили у подъезда, пытаясь помимо сумки отнять и новую норковую шубу. Бить человека ногами, лежащего на земле и одновременно снимать с него шубу – стратегическая ошибка. Избиваемый сворачивается в позу эмбриона, защищаясь от ударов, а снятие с эмбриона шкурки становится поистине невыполнимой задачей. Оторвали рукав и воротник. «Телеграф» быстро отстроили, шубу я починила.

Позже я узнала, что это была особенная ночь. Именно в то воскресенье мы разделили ритуал курения со ста пятьюдесятью тысячами индусскими брахманами и приверженцами культа Шивы. Ритуал сей проводился под кронами деревьев, рядом с храмом Пашупаинат в столице Непала, на восточной окраине Катманду, одном из самых святых мест для всех индусов. Вот что значит, по-моему, «входить в резонанс со Вселенной»…

Когда мы работали в паре, не было нам равных. Он всегда был стратегом, я тактиком. То есть он головой, а я шеей. Он говорил ЧТО делать, а я говорила КАК делать. Я была реализатором его гениальных идей. А он знал, что можно только придумать эту самую идею и назавтра она станет реальностью, потому что рядом была я. Собираясь к очередному спонсору для кампании какого-нибудь кандидата или партии, мы как пароль говорили: «Ну что, идем грабить банки?» Нам давали деньги на избирательные кампании прямо из сейфа – потому что с той минуты, как он появлялся в высоком кабинете какого-нибудь банкира, любой «денежный мешок» начинал безоговорочно верить Димкиной харизме. Бони и Клайд. Я была Бони Паркер при своем Клайде Барроу. Но мы не были аферистами – мы отвечали за свои слова, и наши заказчики-кандидаты если и не приходили к финишу первыми, то их выборные кампании оставались в народной памяти как самые остросюжетные блокбастеры политического «голливуда» России…

…Димка сейчас очень болен, и я переживаю за него. Несколько месяцев его лечат лучшие доктора, в том числе нетрадиционные… Но ничего не помогает. У меня с собой всегда его диск – он когда-то записал альбом. Одна из моих любимых песен – «Следы на песке»… «Я молился богам, что не стоили свеч. Я молился богам, приносящим беду». Поклонение Шиве, все эти вудуистские ритуалы… А может, в этом причина его болезни?»

– «Я оставлю тебе лишь следы на песке…» Такие слова этой песни. Значит НИЧЕГО…

Я замолчала, листая список значимых людей в своей жизни, но он почему-то закончился…

– И это все? – прервал мои размышления Ян.

– Да, больше не могу никого вспомнить. Даже странно… Значимый… Это те двое, которые повлияли на развитие и становление моей личности… Которые как бы чему-то научили… Которые были своего рода «суфиями» рядом со мной. А я прилежной ученицей.

– Как бы… чему-то… своего рода… Опять возвращаешься к категориям неопределенности.

Я не совсем понимала, где «точка сборки» нашей встречи в формате платной психотерапии. Или, может, речь идет уже о психиатрии? Может, я категорически и неизлечима больна? Даст ли он мне ключ, или мне, как и раньше, придется в одиночку бродить в потемках моей кромешной и раздвоенной личности, которая мечется между белым и черным?

– Хочешь обратную связь? Когда я увидел тебя впервые, подумал – выжженная пустыня. Не потому, что в тебе нет жизни, а где-то внутри – пустота, аж ветер завывает. Ты боишься одиночества, тебе скучно с самой собой. Ты прибегаешь к сотне уловок, чтобы быть в постоянном движении – вечеринки, командировки, встречи у камина, забастовки на заводах, семинары о секретах женской привлекательности и истоках мужской неверности – такое ощущение, что ты уже перепутала, где жизнь, а где работа. Ты устраиваешь эту круговерть с одной-единственной целью – не оставаться наедине с собой. Да, ты пытаешься постоянно менять окраску, быть разной, играешь разные роли. То вздыхаешь, как Рената Литвинова, то перекидываешь ногу на ногу, как Шарон Стоун, то выступаешь, как Ильич на броневике – и это только узнаваемые образы. Перепрыгиваешь с одной темы на другую в разговоре, меняешь тембр голоса, пытаешься оказаться в центре внимания или наоборот, выключаешься из общего разговора, погружаясь в философическое настроение… Но где ты – настоящая?..

…Да, похоже, все мои уловки раскрыты. А я думала еще побыть в образе «привлекательной блондинки»…

– Ян, у меня довольно тонкая психическая конструкция. Я – лунная женщина Рак, у меня настроение меняется не только в зависимости от фаз Луны в течение месяца, но и в течение одного дня или часа – я могу несколько раз переходить из одного состояния в другое. Кроме того, я – самонастраивающаяся система, которая приспосабливается к изменяющимся условиям, автоматически изменяя параметры настройки в зависимости от реакции собеседника, каких-то внешних обстоятельств…

– Если ты не управляешь этим процессом, а ты говоришь про «автоматический поиск», то это – аномалия.

– Я всегда была геомагнитной аномалией, бермудским треугольником, где вечно штормит… Я искренне пытаюсь жить как люди, но я другая. Сколько еще мне предстоит обманывать себя и окружающих?…Ты знаешь, в детстве, когда меня отвозили в деревню, я уже тогда испытывала это странное беспокойство – меня тянуло куда-то, словно звал голос, но не могла понять куда. Иногда ночью я убегала в поле, к большому камню, и ждала, когда за мной прилетят. Я очень четко это чувствовала – меня должны забрать отсюда. Мне очень неуютно было в этом мире, я знала, что где-то есть другой мой мир, моя планета… Я оставляла записку, кажется, в книжке по астрономии: «НЕ ИЩИТЕ, МЕНЯ ЗАБРАЛИ К СВОИМ…» Но каждый раз возвращалась, потому что встреча, которую я ждала, не назначая, так и не происходила. И постепенно терялась надежда, моя уверенность в том, что спасение где-то очень-очень близко…

Теперь я уже была в новом «инопланетном» образе, который пришёл на смену трепетной «блондинки». Хотя вряд ли его могли ввести в заблуждение мои многочисленные маски.

– Во что ты веришь?

– Еще три недели назад я бы сказала просто: я Верю в Бога, молюсь Святой Троице. Но сейчас, спустя три недели, не могу сказать с уверенностью… Я впервые поняла, что брать – это приятнее, чем отдавать. Я научилась давать отпор, вместо того, чтобы подставлять вторую щеку под удар. Я увидела, что концепция «возлюби ближнего своего» не жизнеспособна в мире, где идет естественный отбор по Дарвину и где побеждают самые сильные и приспособленные… И Землю наследуют не «кроткие», а наглые и беспощадные… Фальшивый альтруизм против эгоистичного самоутверждения в этом мире… Я ощущаю себя в самых натуральных джунглях, несмотря на небоскребы мегаполиса, и все это урбанистическое общество. И действую по законам этих джунглей… с некоторых пор. И я вижу, как зло начинает пасовать передо мной, а вчерашние враги – заискивать.