Текст книги "Семь африканских сил, корасон и падрино"

16 июня 2021 года, Подмосковье

Сегодня мы с падрино снова у меня дома, и он наконец обращает внимание на стенную роспись в комнате. Внимательно ее оглядывает, но ничего по этому поводу не говорит, а я не хочу выпрашивать похвалу.

Однажды, когда мои тропические зимовки уже закончились, утомленная холодом и серостью, я ободрала со стен все обои, позвала друзей, и мы раскрасили комнату в семь цветов радуги. Мне уже было известно, что это «хорошо для сантерии», ведь хозяин радуги – сам Творец. На одной стене я собственноручно нарисовала громаднейший корасон, и прямо под ним теперь стоит наша с мужем кровать. Хорошо жить в старой квартире с трехметровыми потолками. В Гаване в колониальных домах они бывают вдвое выше, но так тоже неплохо. Когда я выбирала квартиру, мне предлагали район поприличнее, но там была обычная темная хрущевка. Там бы я точно свихнулась, не дожив до зимы.

Мы сидим за маленьким деревянным столиком, который я тоже раскрашивала сама. Для России моя квартира выглядит довольно безумно. Однажды я прочитала про старушку из Йемена, которая эмигрировала в Израиль. Она до конца жизни воссоздавала в убогой квартирке, выделенной по какой-то социальной программе, город своего детства, раскрашивая стены. А я устроила себе маленький кусочек Гаваны, какой ее знает даже не каждый местный.

Падрино крутит в руке стакан. В этот раз мы пьем из моего чешского хрусталя. Ром тоже, по всей видимости, мой – Легендарио, я себе такой могу позволить только во сне. Он дорогой, и его сложно у нас достать. Ну что ж, проставившись таким ромом, я могу себе позволить зайти с козырей.

– Как вы стали сантеро?

– Этого хотело мое сердце, – пожимает плечами падрино, не отрываясь от игры света в стакане.

– Ай, Освальдо, у кубинцев на все один ответ! – сержусь я.

– Ты думаешь, что кубинец говорит про корасон, потому что хочет тебя обмануть. Но он просто говорит о том, что у него есть. Это нормально! Вот ты – о чем говоришь ты? – он тычет в меня стаканом.

– О работе, – отвечаю я, и это звучит как невероятная глупость.

– Ну вот видишь, у тебя есть работа. И это хорошо! Будут деньги, будет хороший ром, еще и на закуску останется, да? Но есть ли у тебя сердце? Ай, я знаю, что есть. Вон на стене нарисовано. Так почему ты о нем молчишь?

– У нас это никому не интересно.

– Даже твоей семье?

– Семье интересно. Той семье, которая у меня сейчас.

– Так-так, и когда же она появилась?

Падрино знает ответ, и мне нечего ему возразить. Многое в моей жизни появилось только после Гаваны.

– Хорошо, скажи мне другое: в твоей жизни было много мужчин?

– Ай, Освальдо! Было, не было, вопрос не стоит. Вопрос, с кем я хоть какое-то время жила вместе. Просыпалась, засыпала, вела хозяйство. В моем сердце остаются только они. Таких не может быть много. Других может быть сколько угодно, дурацкое дело нехитрое. Забот у женщины от этого не убавится, тут не до корасонов.

– Ага, значит мне в твоем сердце места нет? Хорошо же, я это запомню! – смеется падрино и резко оборвав смех, вдруг протягивает мне какую-то небольшую, слегка помятую картонную коробку. В ней оказываются фигурки, которые я когда-то собственными руками слепила из полимерной глины, а потом, в приступе гнева и отчаяния, безжалостно разбила молотком и выкинула. Даже не помню, чем это было спровоцировано, но я ощутила такой же космический переход, как во время первого поцелуя с Хосе. Только в этот момент меня с размаху ударило оземь. Фигурок было около двух десятков, и это далеко не все святые народа йоруба. Но здесь, в протянутой мне коробке, их только семь. Семь африканских сил. Целехонькие. Обатала в белых одеждах, Йемайя с рыбьим хвостом, Чанго с барабаном, Огун с мачете, обвитая золотой лентой Очун, высокомерный Орунмила, глумливый Элегуа в шутовском костюме. Все размером с мой указательный палец. Мне жаль, что среди них нет Ошоси, самой любимой фигурки, целящейся из лука. Но Ошоси с некоторых пор всегда со мной, ничего.

– Вы мне о них расскажете?

– Но ты такая начитанная. Что я могу тебе рассказать? – притворно вздыхает падрино. Я корчу в ответ недовольную рожу. – Нет-нет, девочка, ты сама мне о них расскажешь, – продолжает он. – И это будет рассказ о том, чего хочет твое сердце. Только попроще, без энциклопедий, а то я не пойму. Я простой кубинец, я родился в Камагуэе. Там горшки делают, знаешь? Большие горшки, глиняные! Вот такие! – он разводит руки в стороны.

– Там есть университет, – я приканчиваю свой стакан, – не прибедняйтесь.

– Да забудь уже это дерьмо! – он наливает по новой, и в его руке вдруг появляются две сигары. Одну он отдает мне. – Я тебе не профессор.

– А вы позволите мне называть вас падрино?

– Девочка, я просто сижу в твоем доме, мы пьем и курим…

– …говорим о сантерии!

– Мало ли кто говорит о сантерии! В Гаване каждая деревенщина говорит о сантерии, это не делает меня твоим крестным отцом, даже фигурально. Я не знаю твоего сердца. Не знаю и все! Пока мне кажется, что оно слишком маленькое и в нем нет места для старика, – он отставляет стакан, скрещивает руки на груди и выпячивает нижнюю губу. Несмотря на обиду, я начинаю смеяться. Эти кубинцы, что с ними будешь делать!

Наутро машинально ищу глазами ромовую бутылку, напоминаю себе, что мои встречи с падрино всего лишь сон, но взгляд задерживается на помятой картонной коробке. Не успеваю я что-либо понять и перепугаться, в комнату как ни в чем не бывало входит мой муж с кубинской гейзерной кофеваркой в руке – варил кофе на кухне. В этой нашей реальности кофе варит тот, кто сумел первым встать.

– Это что за коробка, нужная? Валялась на полу пустая, я не стал выбрасывать.

– Пустая коробка, пустая коробка… от какого-то интернет-заказа, наверное. Не помню, мозги набекрень с утра. Можно выкинуть.

Дневниковая запись: 1 февраля 2012 года, Гавана

Можно сказать, он у меня поселился. Сказал, что будет уезжать иногда к матери, она живет за городом, но остальное время хочет проводить со мной. Не знаю пока, радоваться или нет. Вчера валяли дурака почти до обеда, потом поехали к нему на репетицию. Репетиция была на задворках дома культуры – старого разваливающегося особняка. Длилась меньше, чем разговоры, что купить для какой-то вечеринки и по сколько скидываться. Вот поют и играют они без рассуждений, сразу и стройно. А деньги на еду – сложный идеологический вопрос. Дул сильный ветер, кидал мне на голову подсохшие неведомые цветы, парни играли румбу, а я сидела на очередном теплом камне и думала, что это лучшая зима в моей жизни.

Хосе внимательно относится к тому, чтобы все со мной познакомились, расцеловались и вообще с гордостью меня всем предъявляет. Вопрос, могу ли я кому-то в сети показать его фотографии, таким образом для меня решен: было бы решительно невежливо не похвастаться друзьям своим парнем. Директо́ра дель групо – хрупкая решительная мулатка – посмотрела на нас, покачала головой и спросила, где его теперь искать если что. Он попросил меня дать ей мой телефон и пошел играть дальше. Пел и плясал так, что директо́ра только диву давалась. Все остались нами довольны.

Прибежал какой-то незнакомый негр, предложил купить спагетти по 10 песо насьональ за пачку. В магазинах по 30. Хосе взял две пачки и сказал, что будет готовить для меня спагетти по своему рецепту. И правда потом приготовил громадную кастрюлю, с прихваченным на рынке хамоном, так что у нас теперь ужинов готово на неделю вперед. Живя одна, я успела от такого отвыкнуть, и вид этой кастрюли меня вводит в легкий ступор.

Пока он возился на кухне, я спала без задних ног, потому что часа в три дня мы зашли в Переулок вроде бы на минутку, а остались до вечера. Там был день рождения Мариты и Тео. Марита жена Освальдо, Тео друг Хосе, в общем нас моментально взяли в оборот, и уходить было неудобно. Тем более что прямо у ворот стояла ванна с дровишками, а над ванной на вертеле жарился поросенок. Я такого вообще никогда не видела. Выбор очевиден, спагетти могли подождать. Хотя пока мы дождались той еды, можно было смотаться домой, съесть спагетти и вернуться. Пока же мы валялись на одной из скамеек работы Освальдо, сделанной из старой ванны, пили халявный ром на голодный желудок, и трепались со всеми, кто подходил. Мой испанский с каждым глотком становился свободнее.

Посреди переулка сидел Освальдо, довольный, как слон: картину только что дописал. Перед картиной и сидел. Часа через два – ура-ура – нам принесли обугленных свиных шкурок. Это замечательный момент, особенно когда полдня не жрамши, но уже пьян, жуешь жирную соленую свиную шкурку и предвкушаешь, что скоро будет что-нибудь посерьезнее.

Обстановка была самая мирная, но от обилия разговоров на испанском – вот как глаза открыла, так и началось, и до темноты, и после ее наступления – мой мозг начал не то что кипеть, а просто отказываться работать. Вроде бы чувствую себя в разговорах неплохо, но это, очевидно, отъедает большую часть внутренних ресурсов. Тем более что сейчас все в кучу – новые отношения, новые знакомства, новая обстановка, море музыки. Когда стемнело, я начала клевать носом. А когда Хосе еще часа через полтора решил, что нам пора поплясать, чуть не наорала на него кубинским матом. Сдержалась и сказала, что устала и хочу спать. Ну еще немножечко, взмолился он. Завтра будешь спать до часу, двух, трех, пяти!

И тут подошел Ринальдо. Белый пожилой дядька в очках, спец по нумерологии и колдун, тоже нетрезвый и потому возвышенно-задумчивый. Выспросил у меня дату рождения. Что-то посчитал, посмотрел поверх очков на Хосе, сказал, что мы отличнейше друг другу подходим. Я бы сильно удивилась, если бы он сказал что-то другое. Держать иностранку на крючке – в его интересах. В моих интересах – не развешивать уши.

Предложил присесть, долго на меня смотрел и начал что-то гнать про мою семью. Ринальдо, ради всего святого! Да, ты частично говоришь правду, но я лично адски устала и про свою семью точно не хочу говорить. Да, ты угадал, я живу в небольшом городе недалеко от Москвы. Молодец, вон тебе хавчик принесли, поешь уже. Нет? Имеешь что-то мне сказать? Вопрос? Ну давай, все равно не уйдешь просто так.

Сколько человек живет в моем доме в России? Одна живу. Сколько мне надо еще? Вот ты смешной. Никого. Нет, нет, ни-ко-го! Я хороший человек, и мне нужен еще один хороший человек? Вот ведь открытие, просто сенсация года. Ну и где он, этот хороший человек? Возможно, это Хосе? Слушай, ну все может быть, посмотрим, конечно. Но вообще я уже стара для этих глупостей про хороших людей, корасон, амор и прочее. Не старая, а опытная? Твоя правда, но легче от этого не становится.

Ринальдо вздыхает и начинает упаковывать еду: это для его матери. Он уже год без работы. Ай, Ринальдо, иди уже к маме, она тебя точно пожалеет.

Еще через полчаса взмолилась окончательно. Хосе сбегал постучал на барабанах, спел одну песню, и мы наконец поехали домой.

– Будешь спать? – спросил он.

– Угу.

– Нет, будем сексом заниматься.

– Ты можешь заниматься чем хочешь, а я буду спать!

И без зазрения совести так и сделала. Он готовил спагетти, тихо ходил и громко вздыхал, но я была непреклонна. Нефиг было сидеть в переулке шесть часов, если зашли на минуточку. Сегодня же я еду работать в отель, а встретимся мы только вечером. Вечером, я сказала! Не раньше! Ты меня со своим испанским с ума сведешь. Мне в конце концов надо и по своим делам.

20 июня 2021 года, Подмосковье

Мы с падрино пьем кофе у меня на балконе. Он ставит передо мной фигурку в белой одежде. Я тщетно пытаюсь восстановить цепочку событий между этим моментом и появлением полной коробки в нашу прошлую встречу. Сон и реальность слишком сильно переплелись. Просто удивительно, что я ухитряюсь как-то работать, вести хозяйство и жить обыденной жизнью, не вынося мозг супругу своими сновидениями. Потом как-нибудь расскажу, когда станет понятно, к чему все это было. А пока от меня требуется рассказ про Обатала – отца всех людей, для падрино. Муж от меня это все слышал не один раз, так что излагаю я теперь на одном дыхании.

Племена йоруба считали, что именно этот ориша слепил людей из глины, а пока лепил, попутно изобрел пальмовое вино. Для богов это нормальная ситуация, им несложно, они же боги. Отлично провел время! Только поутру, проморгавшись с похмелья, он обнаружил, что налепил сплошь хромых, горбатых и косорылых. С тех пор он покровительствует не только скульпторам, но и всем хромым, горбатым и косорылым. А куда деваться, создал – отвечай. Если Обатала твой святой покровитель, у тебя табу на пальмовое вино. Сам не пьет и другим не советует. Лепить людей ему пришлось заново, и на трезвую голову все получилось.

Обатала всегда одет в белое, это его цвет. День недели – воскресенье, число – 8 и кратные ему. День особого поклонения – 24 сентября. В кубинской сантерии один из его атрибутов – белая метелка из конского волоса, которой он отгоняет злых духов. А еще он хозяин белых голубей. Говорят, когда Фидель Кастро пришел к власти и впервые выступал перед народом, ему на плечо сел белый голубь. И католики, и сантерос были в восторге. Кто из них все это подстроил, история умалчивает. Известно, впрочем, что с сантерией Фидель ладил в то время больше, чем с католичеством. Его любовница Селия Санчес была сантерой, а от католической церкви он был автоматически отлучен как коммунист.

Обатала – символ мудрости. Ему часто молятся матери, когда их сыновья попадают в тюрьму, чтобы тот вразумил несчастных. Бывает, что при посвящении в сантерию особо буйные головы отдают именно ему, хотя натура может быть под явным воздействием, например, Чанго или Огуна. Полностью отдать такого человека кому-то из этих двух воинственных ориш было бы опасно для него самого и окружающих. Чтобы сдерживать его природную агрессию, ему в голову подсаживают Обатала.

Падрино как будто совершенно меня не слушает, но на последней фразе вздрагивает и проливает на себя кофе, а ведь он сегодня весь в белом. Белая одежда есть у каждого сантеро, она считается ритуальной, праздничной и просто воскресной. Пятно растворяется раньше, чем я успеваю метнуться за влажной салфеткой.

– Ну хорошо, с Обатала все понятно. А как тебе сама идея, что в твоей голове кто-то поселится навсегда? Не кажется сумасшедшей?

– А в моей голове и не поселится! – я еле удерживаюсь от того, чтобы показать падрино язык. – Я же не стала заходить настолько далеко, насколько меня пытались провести. И, признаться, очень этому рада.

– Это нормально, – кивает он.

Кофе в крошечных чашечках и не думает убавляться, хотя мы оба исправно из них прихлебываем. Кубинские хозяйки как будто бы соревнуются между собой, у кого чашечки меньше, так что иметь в хозяйстве сервиз объемом с наперсток – вопрос чести. Вот и у меня есть такие, но как же хорошо, когда не надо в них постоянно подливать из кофеварки! Она у меня старенькая и подтекает.

– Я потом ведь узнала, как это все бывает, уж будьте любезны! Обряд называется кариоча. Сначала бабалао определяет, кто будет моим святым. Потом я четыре дня сижу голая, с обритой головой, в углу, без еды и воды. После этого под определенный ритм барабанов мне втирают травяной состав в надрез на коже головы. Потом я отдыхаю на специальном троне, вокруг которого сложены приношения моему орише, чтобы его отблагодарить. С этого момента и до конца моей земной жизни на меня может сходить дух. Когда это произойдет, я впаду в экстаз и стану танцевать, изображая своего оришу.

– Красиво-то как. И ты бы, значит, всего этого не хотела.

– Чего бы мне точно не хотелось, это жить с такой головой в России. А остаться я не могла.

– Почему? – невинно хлопает глазами падрино.

– Вы знаете, почему.

– Я?! Девочка, да я вообще ничего не знаю о твоей жизни. Ты приехала на одну зиму, потом приехала на другую зиму. Рассказывала, что ты писательница и художница, училась танцевать. Тебя все полюбили, а ты уехала и не вернулась. Вот и все. Я, между прочим, скучал! Сердцем клянусь! Каждую зиму высматривал твой желтый платок в толпе. А твой парень? Ходил всем показывал твое фото, страдал. И ты считаешь, будто я что-то знаю?

– Освальдо, не морочьте мне голову, – твердо говорю я. – Вам был известен каждый мой шаг, по крайней мере в Гаване. Кое-что вы все-таки знаете.

Дневниковая запись: 4 февраля 2012 года, Гавана

Общалась в сети по-русски, хвасталась бурной личной жизнью. Подружки и просто знакомые сразу начинали интересоваться «и как оно там у негров?..» Информация из первых рук, как тут удержишься! Могу сообщить только одно: не стоит путать порнофильмы и реальность. Я живу в здоровом климате с обычным здоровым мужчиной, все хорошо, но расово-половых сенсаций не ждите. Секс есть секс, плохого секса в моей жизни пока еще вообще не бывало. Не о чем тут рассказывать.

Вчера был день культурного обмена: Хосе танцевал со мной румбу в клубе и поил ромом с лимонным соком, а я его потом кормила пельменями дома.

Позвонил в час: привет, что делаешь? Готовлю русскую еду. Зачем? Для нас. Жду? Жду. Значит, через полчаса приедет.

Приезжает, конечно, через два часа. Обычные кубинские штучки, я привыкла. Здесь всех можно ждать до второго пришествия Господня. У меня уже все сделано, следы заметены, на плите кипит вода. Он есть не хочет. Говорит, пойдем аль Аманесер? Понятия не имею, что он имеет в виду, аманесер переводится как восход. Ну что ж, пойдем, я сегодня ничего больше делать не собиралась, в плохие места ты меня пока не водил, а даже если поведешь, тоже юмор. Туфли на ноги, мелочь в карман и потопали. Слушай, говорит, когда мы выходим из дома, а что за русская еда такая? Я кроме воды ничего не увидел. Такая и есть, говорю, русская еда зимой. Чего тебе еще надо? Целый день готовила! Салат съела весь, тебе не оставила. Тебе – вон та русская еда, полна кастрюля.

Жители соседних домов скоро привыкнут, что мы носимся по улице, с хохотом раздавая друг другу поджопники и уворачиваясь. Интересно, не взбунтуется ли Виктор и не выставит ли нас из дома обоих. Это был бы номер! Но если выставит, ко мне вернутся примерно 400 кук за оставшееся время проживания, а на 400 кук можно бомжевать с большим шиком.

Аманесер, как оказалось, – это название клуба рядом с Малеконом. Как всегда, на улице торчали часа полтора, трепались и пили Планчао – дешевый ром в маленьких бумажных пакетиках. У одного из парней была бутылка деревенского рома в пластиковой бутылке, но это наше общее топливо для концерта. Мы с Хосе сидели на ступеньках, он о чем-то говорил со своим другом, а я смотрела на океан.

И тут полетели пеликаны. Я перед новым годом одного видела на пляже, прямо над водой. Обрадовалась, как ребенок. А тут целый клин. Не журавлей, не каких-то непонятных птичек. Клин. Пеликанов. Над океаном. Жизнь удалась.

С трудом вообще верю в происходящее. В то, например, что я тусуюсь с черными друзьями и танцую с ними, о чем мечтала чуть не с самого детства – сначала робко, на уровне сказки, потом все смелее, и наконец вот оно, получилось. Ребята играли в клубе в этот раз невероятно круто, и танцовщицы, изображавшие персонажей сантерии, им не уступали.

В перерыве мы с Хосе танцевали румбу на пустом танцполе под одобрительными взглядами братвы. Во время концерта он иногда отбегал со сцены, чтобы сгрести меня в охапку и напомнить: ты моя, а я твой! О, вот это я по-испански легко понимаю. Так же как и его реплику насчет одной черной подруги, сидевшей рядом со мной, которая в него безумно, дескать, влюблена. Долго мне объяснял, медленно. Да поняла я, поняла: как я! – заорала я на радость присутствующим.

Во втором отделении танцовщицы прихватили меня поплясать в сторонке. Это был очень приятный дружественный жест. Меня вообще как-то хорошо принимают, особенно с тех пор, как увидели с Хосе уже в третий раз. Я мало понимаю из того, что они говорят, но Хосе предупредил всех, что со мной надо попроще и помедленнее. Я не ожидала настолько доброго отношения – без единой нотки снисходительности или пренебрежения к заезжей белой женщине – и была страшно признательна. Вечером Хосе в очередной раз сказал, что все его друзья говорят обо мне хорошо. Я теперь вижу, что это не просто слова.

Вечером приехали ко мне, и я наконец открыла ему тайну пельменей. Выражение его лица доставило мне подлинное удовольствие. Он таких штук никогда не видел, и ведь сразу же догадался, что их можно не только варить, но и жарить. Ночью прокрался на кухню и через 10 минут притащил мне тарелку жареных. О, ну конечно! Жизнь с мужчиной как она есть: мучное, жирное, жареное, невзирая на время суток! К счастью, кубинцы не склонны потом женщине тыкать, что она растолстела. Лишь бы печень не подвела, а то мне как-то уже не 16 лет.

За ужином много пили и разговаривали. Выяснили: оба любим свою работу, хотя денег с нее особо не имеем. Он играет в переулке уже 18 лет. По его словам, ему кроме работы ничего не надо, но я оказалась такой крутой, что он аж слегка отвлекся. До боли знакомая лапша на уши, даром что не по-русски. Сколько раз мне подобное втирали в моей практике, и не сосчитаешь. Тихо посмеялась про себя: это мне так везет по жизни или он просто знает, что со мной сработает именно такое? Сознание постоянно раздваивается. Одна часть меня искренне радуется, смеется, поддерживает беседу, ловит новые испанские слова, проявляет и принимает заботу. Другая настороже и следит за периметром. Мы не в России, мы очень сильно не в России, а хорошо это или плохо, пока непонятно. Я работающая женщина, видевшая в жизни некоторое дерьмо, и далека от того, чтобы впадать в эйфорию.

Последние пару дней смотрим сериал HBO про Спартака, на дисках, который он притащил. Секс, насилие, красивые костюмы, восстание белых рабов. Кровища льется – мы улыбаемся.

Сегодня, однако, по телефону исполнила свою арию «моя кубинская семья» в лице Иви в трубке и Карлоса где-то там рядом. С одной стороны, они особо по мозгам не пляшут, я могу быть в этой квартире с кем и сколько хочу. Когда снимаешь жилье на Кубе, никто тебе не предъявит претензий, что ты там занимаешься сексом. Для чего вообще людям жилье, в самом-то деле! Моя просьба перенести уборку с субботы на то же время воскресенья, когда мы с Хосе все равно будем в Переулке, была принята нормально. Никто нас с ним сегодня не беспокоил, мы целый день дома, вечером он снова поедет к матери – та болеет. Даже если это вранье, я в голову не беру.

Однако Иви высказалась ровно так, как высказались бы мои мама и папа, когда мне было 16. Будь осторожна, мы не знаем этого парня, подобное происходит с русскими женщинами не впервые, эти люди такие хитрые, мы знаем, как они работают. Любовь, морковь, лишь бы у тебя были деньги. Я ничего не имею против осторожности, но может быть, мы с ним к вам зайдем? Вот и познакомитесь. Я бы и сама хотела, чтобы вы на него посмотрели, я действительно здесь ничего не знаю и хотела бы, чтобы вы сказали свое мнение. Нет, не приходи с ним сюда. И вообще, нам некогда. Но Карлос нервничает и хочет с тобой поговорить.

Отлично! Мы его не знаем и знать не хотим, но будем потихоньку мотать тебе нервы. Хотя времени на тебя у нас нет, и мы рады, что у тебя есть парень и с тобой не надо возиться. Но нервы помотаем! Карлос будет нервничать, но узнаешь ты об этом не от него. И если ты нам расскажешь, как Хосе пришел к тебе с новой песней, которую сочинил, пока варил суп, мы тебе скажем, что это хитрые происки, чтобы втереться к тебе в доверие. А потом твои трусы с веревочки сопрет!

Дальше было еще веселее: Иви сообщила, что сегодня из кубинской культурной столицы, Сьенфуэгоса, приезжает на пару дней один тамошний знакомый, белый. Он когда-то видел мою фотографию, и я ему очень понравилась. Приличный сеньор, хорошо зарабатывает. Так вот, он как раз сейчас разводится, и если я хочу познакомиться для серьезных отношений, надо собраться. Он хотел со мной встретиться.

Опять кубинское вранье. Уверена, никакого друга из Сьенфуэгоса в природе вообще не существует. Не говоря уже о фантастической истории с фотографией. Завтра никто и не вспомнит эту сляпанную на ходу бредятину, но сегодня они должны меня расшатать, сбить с толку, показать, кто главный. Я была в бешенстве. Рассказала Хосе: моя семья сегодня сделала все, чтобы я почувствовала себя маленькой девочкой. Хочу ли я замуж за кубинца? Хочу, но не подобным образом. И вообще, я не тороплюсь. Все, что я хочу сейчас – это месяц счастья с парнем, которого я выбрала сама.

Я тебе уже говорил, мне не важны твои деньги. Я стучу на барабанах, преподаю сальсу, мне на все хватает. Ну а я, знаешь, не продаюсь, тем более через третьи руки. И все эти серьезные положительные люди из Сьенфуэгоса пусть встречаются где и с кем хотят без меня. Человек сначала должен мне понравиться, а потом уже я буду думать, что с ним делать. И отчитываться ни перед кем не стану.