Текст книги "Афанасьева, стой!"

– Ну что ты брыкаешься, Афанасьева? – возмущался Семёнов, волоча меня в сторону начальства. – Захар Матвеевич хочет тебя поблагодарить, а ты сопротивляешься. В конце концов, это невежливо.

Засунь себе вежливость и благодарности сам знаешь куда. Не хочу на улицу. Здесь холодно и страшно. Очень страшно. Здесь мужики с автоматами бегают. Словно в подтверждение моих слов осенний воздух разрезал жуткий нечеловеческий вой, затем раздались выстрелы.

– Ой, мама! – чуть не присела я. И присела бы, не вздёрни меня Семёнов за воротник.

– Арина, успокойтесь, пожалуйста. Нам с вами ничего не угрожает. Всё самое опасное сейчас происходит там, – Захар Матвеевич качнул головой в сторону фабрики, откуда доносились вой и выстрелы.

Через несколько минут страшные звуки смолкли, и у Захара Матвеевича запиликал телефон. Он ответил на вызов, потом повернулся к нам.

– Едем на место. Они закончили. Упаковывают упырей и помогают пострадавшим.

Мы подъехали к ангару. Там было не слишком приятно. Кое-где в кровавых лужах лежали тела. Я старательно обходила их взглядом. Жизнь не готовила меня к такому зрелищу, и я подозревала, что увиденное будет являться мне во снах. Единственное, чем утешалась, – убитые относились к особо злостному виду нечисти и вообще не должны были существовать. Вроде как ошибка природы.

В одном месте под прицелом автоматов спецназа кучковались скованные по рукам и ногам здоровенные мужики с неестественно бледной кожей и нездоровым блеском в глазах. Наркоманы, что ли?

– Кто это? – поинтересовалась я у Захара Матвеевича.

– Упыри. Полагаю, незарегистрированные. Я знаю почти всех представителей местной диаспоры. Эти не из их числа. Гастролёры, похоже.

Упыри так упыри. Эка невидаль. Повернулась в сторону большой группы женщин, которые сидели на холодной земле, безучастно глядя перед собой. Человек пятьдесят, не меньше. И все выходцы из Средней Азии.

– И эти не зарегистрированные, – тяжело вздохнул ведун.

– Они тоже нечисть или нежить? – удивилась я.

– Нет. Нелегальные мигранты. Стали жертвами одной предприимчивой гражданки. Посмотрите на ту даму, что среди упырей.

Я послушно обратила свой взор на группу арестованных. Среди них действительно была женщина. То есть как женщина. Половая принадлежность её не вызывала сомнений, в отличие от принадлежности к людскому роду.

– Кикимора какая-то, – прокомментировала увиденное я.

– Не совсем, хотя очень близко. Это пустодомка. В старину подобные ей заставляли женщин прясть сутки напролет и делали это исключительно ради собственного развлечения, из любви к процессу, так сказать. Что касается нашей дамы, то она организовала целый цех по пошиву одежды. Копировала известные мировые бренды. Заманивала на территорию заброшенной фабрики женщин из числа тех, кого не станут официально разыскивать, так как родственники жертв, как правило, сами незаконно находятся на территории нашего государства. Заставляла работать целыми днями. Товар сбывала по своим каналам. Вошла в долю с упырями, чтобы они обеспечивали охрану. О том, в каких условиях трудились несчастные, вы и сами догадываетесь. Кроме того, они служили бесплатным кормом для охраны.

– Какой ужас! Они поэтому такие одурманенные? От потери крови?

– Не только. Пустодомка зачаровывает своих жертв, превращая их в подобие тупых безвольных зомби. К счастью, это обратимо. Мы вовремя успели.

– Что теперь с ними будет?

– С женщинами? Самое страшное для них уже позади. Отвезём в ведомственную больницу. После того как придут в себя, передадим миграционной службе.

– А с упырями и кикиморой?

– Суд, а потом исправительный лагерь.

– Ага. А через пару лет они раскаются в содеянном и выйдут по УДО, – с неожиданной злостью выдохнула я. Мне очень хотелось, чтобы в отношении таких тварей мораторий на смертную казнь не распространялся.

– Не переживайте, Арина. Не выйдут. Не тот случай. Пожизненное этим гражданам обеспечено.

Что ж, подобная перспектива радует.

Ещё раз посмотрела в сторону упырей. Один из них встретился со мной взглядом. Я поёжилась, настолько злобным и пронзительным он был. Даже кровь заледенела от потусторонней жути.

– Эй, Матвеич, – крикнул упырь, – нашел себе молоденькую ведьму? А она ничего. Сладкая кровь, нежное мясцо. Не поделишься?

На упыря гаркнул спецназовец, и он умолк. Только продолжал буравить нас тяжёлым многообещающим взглядом.

– Вы его знаете? – спросила я у ведуна.

– Доводилось встречаться. Я ликвидировал его отца. Тот ещё отморозок был. У него осталось двое сыновей. Совсем мальчишки. Я оформлял их в детский дом. Подросли мальчики, пошли по стопам родителя. Долго я за ними охотился. Долго и безуспешно. До сегодняшнего дня.

– Его брат тоже здесь?

– Нет. И сомневаюсь, что он ещё жив.

Мне надоело стоять на одном месте, и я решила побродить по периметру, немного осмотреться. Нацепила очки, стала разглядывать территорию и окружение. Вокруг бывших заложниц пустодомки мерцали красные всполохи. Такие же окружали спецназ. Ярче всех сиял Семёнов. Даже в этом он умудрился выделиться. Захар Матвеевич имел фиолетовый оттенок. Упыри светились бледно-голубым с небольшими вкраплениями лазури. Красиво, если не знать, что это за выродки. Мертвецы практически не выделяли света, кроме одного. Судя по всполохам, он был жив и вполне здоров.

– Захар Матвеевич, – позвала я ведуна, показывая на неподвижно лежащего упыря, – этот притворяется.

После моих слов события начали стремительно развиваться. Несколько бойцов спецназа кинулись к упырю. Он вскочил на ноги, бросился на первого подбежавшего мужчину, выхватил оружие из его рук и полоснул огнём, метя в мою сторону. Пара сильных толчков – и меня отбросило на землю. Грудь пекло. Было такое чувство, будто меня несколько раз ударили ломом. Ох, не зря я не хотела выходить из машины. Не зря. Не подвело шестое чувство.

Судя по тишине вокруг, упыря упокоили. Надо мной склонилось несколько лиц, среди которых я не без труда опознала Семёнова и Захара Матвеевича.

Семёнов трясущимися руками пытался стянуть с меня жилет. И судя по тому, как хреново мне было от его действий, не очень-то у него получалось.

– Семёнов, отвали, – простонала я. – Не трогай меня, ты только хуже делаешь.

Семёнова оттеснили, и пара незнакомых мужчин быстро и аккуратно справилась с тем, что не удалось айтишнику. После чего на мне расстегнули куртку. Я с трудом приподняла голову и покосилась на своё туловище. Слава богу, крови нет! Но почему тогда всё так болит? Можно подумать, по мне кувалдой долбили. Ой, мамочки!

– Арина, как вы себя чувствуете? – задал глупый вопрос Захар Матвеевич. Будто не видно, что паршиво.

– Больно, – хныкнула я.

– Где болит?

– Везде, везде болит. Дайте мне что-нибудь. Хоть таблетку анальгина. Или я сейчас помру.

– Потерпите немного, Арина. «Скорая» уже едет.

Ага. Когда она ещё приедет, эта ваша «скорая»? Меня к тому времени можно будет в чёрный пластиковый мешок упаковывать.

Но «скорая» и правда появилась почти мгновенно. Видимо, дежурила поблизости на случай, если будут раненые. Меня закинули на каталку, а затем погрузили в карету «скорой помощи». Семёнов тоже в неё залез, хоть его и не приглашали. Лично мне видеть айтишника совершенно не хотелось. Я была зла на него. По его вине я оказалась в этом жутком месте, лицезрела мерзкие упыриные морды, словила пулю от одного из них.

Почему никто не догадался проверить, все ли покойники упокоены? Неужели спецназ Управления не умеет определять, скопытилась ли нежить? Что за преступная халатность? А если бы упырь взял чуть выше и наделал дыр в моем черепе? Что тогда? Была Арина Афанасьева, и нет её. Погибла при выполнении особо важного задания. Интересно, в случае моей геройской смерти мне бы выдали орден или хоть медальку какую? Не мне, конечно, а моей убитой горем – хочется верить – семье. Полагалась бы в таком случае денежная компенсация моим родителям? Или меня бросили бы на территории заброшенной фабрики, а потом обставили дело так, будто чумная гражданка Афанасьева бродила по пустырям в поисках сомнительных развлечений и нарвалась на местную банду? Так, Афанасьева, заканчивай фантазировать, а то дойдешь до истерики. А плакать с простреленной грудью не слишком удобно.

Наконец, меня доставили в больницу. Сделали рентген, обкололи обезболивающими, обложили фиолетовую от гематом грудь резиновыми грелками со льдом. Выяснилось, что в паре рёбер трещины. Здесь я впервые услышала термин «заброневая травма», хотя, ей-богу, прекрасно прожила бы без этого знания. Я уже говорила, что ненавижу Семёнова? Ничего, повторюсь. Не-на-ви-жу!

Ненавистный Семёнов таскался за мной по всей больнице. Когда меня начали раздевать для проведения осмотра и оказания первой помощи, пришлось наорать на него, хоть это и было больно, чтобы убирался к пёсьей матери.

Через пару часов на меня нацепили бандаж, выписали больничный и отправили на все четыре стороны. Семёнов дожидался в коридоре. Выхватил из рук моё имущество и, осторожно держа за локоток, повёл меня к выходу. А я-то думала, что меня, как и положено законами жанра, выкатят в инвалидном кресле. Но не тут-то было. Ты в России, детка. Так что топай ножками.

Когда я с кряхтением угнездилась на сиденье автомобиля, Семёнов попытался было пристегнуть меня ремнем безопасности. Я зашипела, и он живо отдёрнул руки, словно я могла броситься и покусать его, после чего ему пришлось бы делать сорок уколов от бешенства. Он привез меня домой, сгонял в аптеку за лекарствами и порывался заночевать здесь, чему я воспротивилась в довольно грубой форме. В итоге айтишник смирился и оставил меня в покое.

Мне велели делать холодные компрессы для снятия отёка, я пристроила к одному боку упаковку пельменей, к другому – пакет замороженных овощей, обмоталась эластичными бинтами и улеглась на диван с книжкой. Пожалуй, это была самая паршивая суббота в моей жизни.

В понедельник пришлось встать на час раньше, чтобы добраться до работы без привычной утренней толчеи, которая могла плачевно отразиться на моём измочаленном организме. Офис встретил темнотой и пустотой. Относительной. Когда включились лампы дневного света, я обнаружила в своём кресле Семёнова. Он мирно спал за моим рабочим столом.

– Семёнов, – ткнула я айтишника в накачанную дельту. Чуть палец не сломала.

Он поднял на меня помятое лицо, поглядел мутными со сна глазами.

– Тебя из дома выгнали, что ли? Ты поэтому в субботу ко мне ночевать напрашивался?

Он помотал головой, потёр лицо ладонями.

– Нет. Не спалось. Решил приехать пораньше, доделать кое-что.

– И как? Удачно?

Айтишник кивнул. У него был измученный, несчастный и какой-то по-детски виноватый вид. Мне вдруг захотелось провести рукой по взъерошенным тёмным волосам, пригладить сбившиеся пряди, коснуться пальцами скулы, на которой проступал отпечаток клавиатуры. Но я задавила в себе неуместное желание и спросила с напускной суровостью:

– А здесь ты что делаешь? Тут вообще-то пока ещё моё место.

– Это ты что здесь делаешь, Афанасьева? – стремительно просыпаясь, гаркнул Семёнов. Интимность момента растаяла без следа. – У тебя больничный на две недели. Давай, топай домой, пока тебя никто не увидел и не нагрузил работой.

– Семёнов, я как-нибудь сама разберусь, что мне делать. И не надо во мне взглядом дыры прожигать. Ты знаешь, сколько за больничный платят? И как жить на такие деньги? Хотя откуда тебе знать. Ты же у нас подпольный миллионер. А я, между прочим, живу на зарплату, весьма скромную, к слову. А в конце месяца за квартиру платить. Так что не учи меня жить.

– Помочь материально? – хмыкнул айтишник.

– Обойдусь своими силами. Всё, проваливай. Мне надо работу работать.

Семёнов отстал. Точнее, сделал вид. Оказалось, это было тактическое отступление. Как только в кабинете появилась Катя, он, игнорируя мои возражения, схватил мою сумку, вытряхнул на стол все её содержимое, нашёл в куче космического мусора сложенный вчетверо больничный лист и предъявил его Катерине.

– Вот, – с чувством выполненного долга произнёс он.

– Что это? – Катя в полном шоке водила глазами с меня на Семёнова и обратно.

– Больничный лист твоего подчинённого, который грубо нарушает режим.

– Подожди, Алексей, я ничего не понимаю. Какой больничный лист? Вот же Арина. Выглядит вполне здоровой.

– На первый взгляд, – ответил парень.

Этот нехороший человек подошёл ко мне, ухватился за край блузки и бесцеремонно задрал её, явив окружающим моё упакованное в бандаж тело. Я принялась молотить кулаками по его наглым лапам, но он, похоже, даже не заметил этого. Правозащитник хренов!

– Ничего не понимаю, – призналась Катя. – Что происходит? Что с Ариной?

– Упала, сломала два ребра. Я был тому свидетелем, поэтому в курсе произошедшего. Отвез её в больницу, где ей оказали первую помощь, выписали больничный и велели сидеть дома. Но она проигнорировала предписания врачей и отправилась на работу. Переживает, что её уволят. А я переживаю, что она подохнет от осложнений. Если можешь повлиять на неё, то не теряй времени. Потом поздно будет.

– Арина, это правда? – нехорошо прищурилась Катя.

– Не совсем. У меня не переломы, а трещины. И я могу работать.

Катя кивнула. Потом забрала больничный и обратилась к Семёнову:

– Я сниму копию для бухгалтерии. А ты вызови такси и проследи, пожалуйста, чтобы она убралась отсюда.

– Алё, начальство, я вообще-то тоже здесь присутствую, – попыталась я вмешаться в принятие решения о собственной участи.

– А с тобой я не разговариваю. Ты случайно голову при падении не повредила? Ты чем вообще думаешь? Кому нужно это геройство? Считаешь, если скончаешься на рабочем месте, тебе мраморный бюст в коридоре воздвигнут? Да тебе в течение дня замену найдут! Никто и не вспомнит о том, что жила на свете такая Арина Афанасьева, которая пожертвовала собой ради выполнения квартального плана!

Катерина шумно выдохнула, затем сказала Семёнову:

– Всё, Алексей, уводи её, пока я держу себя в руках.

Тот послушно кивнул. Одним движением сгрёб обратно в сумку все её содержимое, подхватил меня под локоть железным хватом и потащил на выход. Я попыталась оказать сопротивление, в поисках поддержки бросила проникновенный взгляд на Катю, но та лишь кивнула Семёнову и помахала мне рукой. Вот незадача, я-то считала себя незаменимым сотрудником. А меня просто взяли и выкинули на больничный. Как с этим жить теперь?

Семёнов собирался вызвать такси, но я не позволила.

– Не надо. На метро доберусь. Сейчас давки не будет.

– Афанасьева, тебя случаем не контузило? Ты точно головой не стукнулась? Какое метро в твоём состоянии?

Вот как ему объяснить, что на семьсот рублей я неделю могу жить? Не поймет же. Семёнов, мы с тобой принадлежим к разным слоям общества. Между нами социальная пропасть размером с глубину Марианской впадины. Я – нищеброд, а ты – золотая молодежь. Так что отвали и не делай мне нервы.

Похоже, Семёнов догадался о причинах, по которым я порывалась ехать на метро. Поволок меня в сторону своего автомобиля. Этого ещё не хватало!

– Семёнов, отстань от меня! До работы доехала, значит, и до дома доберусь! Не стоит расходовать на меня бензин и бесценное время. Потрать его с пользой. Не нужна мне твоя благотворительность. Если потянуло на добрые дела, пожертвуй часть своих сверхдоходов дому престарелых, например. Или прикупи пару безделушек своим любовницам. Этим бедняжкам, наверное, только кофе из аппарата перепадает. А так будет им счастье, а тебе полное удовлетворение. И моральное, и физическое. Точнее, физиологическое.

Парень притормозил. Его лицо вытянулось и побледнело от еле сдерживаемого бешенства.

– Афанасьева, ты бы помолчала, ей-богу! Я вообще-то женщин не бью, но тебе так и хочется профилактический подзатыльник отвесить. Исключительно для твоего же блага. Чтобы думала, прежде чем языком молотить.

Айтишник воспользовался тем, что я онемела от подобной новости, и впихнул меня в «лексус». Зафиксировал ремнем безопасности.

Какое-то время мы ехали в полной тишине. Даже радио не разбавляло повисшего в салоне напряжения. Семёнов мрачно смотрел на дорогу. Было неловко. Вообще-то он ради меня старается. Заботу проявляет. Как умеет.

– Семёнов, не злись, пожалуйста, – покаянно произнесла я и скроила жалобную мину. – Я не хотела тебя обидеть. Я ценю всё, что ты для меня делаешь. Честное пионерское.

Семёнов с сомнением посмотрел на меня.

– Ты под кайфом, что ли? Какие таблетки принимаешь?

Разве можно с этим человеком нормально общаться?

– Беру свои слова обратно! Сделаем вид, что этого разговора не было.

– Ну уж нет. Разговор был. Ладно, не парься, Афанасьева, извинения приняты. И я хотел бы прояснить кое-какие моменты, чтобы между нами не было недомолвок. Нет у меня любовниц, успокойся уже, пригаси пламя ревности. И вовсе я не миллионер. Что такое жить на одну зарплату, знаю не понаслышке.

Ага, а «лексус» ты в лотерею выиграл. Или взял в кредит, чтобы наивных провинциальных дурочек вроде меня снимать.

– Ответь мне, Афанасьева, что за пакостные мысли бродят сейчас в твоей ушибленной голове? Я же по лицу вижу: какую-то фигню думаешь. Обо мне, однозначно.

Я с самым невинным видом захлопала ресницами и помотала головой.

– Ладно, сделаю вид, что поверил. Так вот, относительно моей принадлежности к «золотой молодежи». Тут ты сильно заблуждаешься. Я не выходец из дворянского гнезда. Увы. Родителей своих не знаю. Сирота. С рождения мотался по приютам и детским домам, пока не осел в одном из подмосковных домов-интернатов. На выходе получил ордер на комнату в коммуналке и диплом об окончании ПТУ по специальности электрогазосварщик. Работать в тяжелой промышленности мне было неинтересно, и я устроился в патрульно-постовую службу. Выучился в Высшей школе милиции, служил рядовым оперуполномоченным в РОВД. Во время одного из заданий познакомился с Захаром Матвеевичем. Он предложил мне перейти в Управление. Не знаю, какие ценные качества он во мне разглядел, но я благодарен ему. С тех пор материальная составляющая моей жизни претерпела существенные изменения. В лучшую сторону. Такие дела.

Вот так Оливер Твист! А я хороша! Не зная ничего о биографии коллеги, присвоила ему презираемый простыми гражданами социальный статус. Считала непонятно кем. В который раз убеждаюсь в том, что совершенно не разбираюсь в людях. Айтишник несколькими фразами умудрился усовестить меня.

– Я этого не знала… Извини… Мне очень жаль.

– Никто не знает. Да и жалеть особо не о чем. Это жизнь, Арина. И в целом всё сложилось довольно неплохо.

Я помолчала для приличия, а затем решила задать вопрос, имеющий непосредственное отношение к работе:

– Объясни мне, как выпускник Высшей школы милиции смог устроиться к нам на должность айтишника. Ты в софте и харде рубишь вообще или это всё только видимость?

– Я похож на идиота?

Как бы помягче ответить? Чтобы не обидеть хорошего человека с трудной судьбой?

– Понятно, – не дождался ответа Семёнов. – Видимо, похож. В железе разбираюсь. В начинке тоже. Для достоверности прошёл кое-какое обучение. Плюс сисадмины Управления помогают. Но Копытин, из-за которого я здесь и работаю, представил всё так, словно я его родственник. Поэтому всё айти-подразделение меня тихо ненавидит, сложной работой не загружает и отчётов не требует. Так что худо-бедно справляюсь.

– А неплохо ты устроился!

– Не жалуюсь. Может, переключимся с моей коварной персоны на более важные вопросы? Нам нужно найти ту тварь, что кормится в конторе.

– Кажется, я кое-что придумала. Помнишь очки, которые ты мне выдал для определения нечисти на расстоянии?

Семёнов кивнул.

– Хочешь принести их на работу? – догадался он.

– Да. Правда, меня несколько смущает их фриковатый вид. Нельзя ли волшебные линзы вставить в обычную оправу, чтобы не привлекать ненужного внимания?

– Теоретически это возможно. Спрошу у Захара Матвеевича. Хорошая идея. Молодец, Афанасьева!

Я приосанилась. Да, я такая! И нечего мне подзатыльниками угрожать.

В этот момент сумка издала короткую трель. Я вытащила телефон. На экране всплыло сообщение о поступлении на мой карточный счёт некой суммы. Довольно приличной, надо отметить. Только этого мне сейчас и не хватало.

– Семёнов, тормози, – велела я.

Но парень не послушался.

– Что ещё?

– Тормози, кому говорят! Меняем маршрут. Едем в ближайшее отделение Сбербанка.

– Зачем? Хочешь составить завещательное распоряжение к зарплатному счёту? Может, не стоит паниковать раньше времени? Помирать тебе рано, как мне кажется.

– Да при чём здесь завещание! – возмутилась я. – Мне ошибочно перечислили чьи-то деньги. Надо решить этот вопрос сейчас, пока ты по доброте душевной решил покатать меня по городу, чтобы потом на него не отвлекаться.

– Дай-ка, – Семёнов выхватил телефон из моих рук. Внимательно изучил текст сообщения. – Не надо в Сбербанк. Всё правильно. Это твои деньги.

– Но откуда? Да ещё такая сумма?

– Захар Матвеевич подсуетился, похоже. Испугался, что ты передумаешь работать на нас. Вот и выбил тебе премию. Там ещё страховое возмещение должно прийти. Но на это уйдёт некоторое время. Пока бумаги из больницы поступят в страховую, пока страховая раскачается. Недели две, не меньше.

Парень вернул мне телефон. Я оторопело смотрела на экран и понимала, что могу не работать два месяца как минимум. На жизнь хватит. Безбедную. Нет, шикарную. На икру, чёрную. На шампанское, «Вдова Клико». На отдых в тёплых странах. И это не всё. Ещё страховое возмещение будет. Ух ты! Так, Арина, успокойся! Вся эта сумма пойдёт на первоначальный взнос.

– Неплохо вас мотивируют!

– Говорил же, не жалуюсь.

– А с вами приятно иметь дело!

Семёнов посмеялся надо мной. Он-то привык к такому. А мне ещё предстоит. Главное, не расслабляться и берега не терять. И потом, эти деньги достались мне потом и кровью. Точнее, трещинами в рёбрах. А посему не стоит особо радоваться. Но я радовалась. Ничто не радует так, как невесть откуда свалившиеся шальные бабки.

Время на больничном тянулось мучительно медленно. Пару дней я провалялась дома, бездумно пялясь в телевизор. Потом, пользуясь предоставленной возможностью, побродила по музеям, галереям и выставкам. Ещё читала и рисовала. К концу первой недели настолько одичала в вынужденной изоляции, что принялась болтать с продавцами в магазине, интересуясь подробностями их труда и быта, чего за мной ранее не водилось. Дважды звонила Катерине, умоляя разрешить мне вернуться в контору. Но она проявила твёрдость. Раньше мне казалось, что я не люблю людей, ибо на работе был сильный передоз общения с ними, начиная с коллег и заканчивая клиентами, которым постоянно было от меня что-то нужно. Сейчас же я готова была пешком идти на ту самую работу, как Ломоносов за рыбным обозом, лишь бы не сидеть в четырёх стенах, но туда меня пускать отказывались. Категорически.

В пятницу вечером кто-то постучал в мою квартиру. То есть как постучал. Долго и надсадно пинал дверь ровно до тех пор, пока я не открыла её. На пороге стоял Семёнов с огромными пакетами в обеих руках.

Я чуть на шею ему не кинулась от радости. Так соскучилась по живому человеку.

– Здорово, Афанасьева! Ну, рассказывай, как отдыхается, пока другие за тебя работают, – поинтересовался парень, выгружая содержимое пакетов в холодильник и на кухонный стол.

– Плохо, – взгрустнула я.

– Чё так? Рёбра болят? В больницу ездила?

– Да полный порядок с моими рёбрами. Семёнов, миленький, поговори с Катей! – взмолилась я. – Скажи ей, что я полностью здорова. Умоляю!

– Ещё чего! – возмутился парень. – Ты у нас больная, вот и болей.

В процессе разговора айтишник споро перемещался по кухне. Заварил чай, закинул в микроволновку какой-то полуфабрикат, приготовил овощной салат. Расставил тарелки, разложил приборы. Мы приступили к вечерней трапезе.

– Ну, излагай, – разрешил айтишник после того, как подчистил тарелку.

– Что излагать-то?

– Как тебе живётся без меня, например.

– Плохо живётся. Но ты здесь совершенно ни при чём. Я скоро речь человеческую забуду.

– Начнешь лаять и кукарекать?

– Что-то вроде этого. Скучно мне, – протяжно вздохнула я и решилась на очередной заход: – Работать хочу.

– Успеется. Наработаешься ещё. Захар Матвеевич велел пару книг передать для изучения. Так что давай, постигай колдовскую науку.

У меня загорелись глаза и зачесались руки. Семёнов посмеялся над моей реакцией и вручил два толстенных тома с обтрепанными обложками и нечитаемыми названиями.

– Береги их, – велел парень. – Раритет. Возникнут вопросы – звони Захару Матвеевичу. Он ответит, если не будет занят, конечно.

Как только в моих руках оказались вожделенные труды по магии, градус моего интереса существенно сместился. Семёнов повздыхал, что его используют исключительно в качестве ездовой собаки и крысы-повара, распрощался и был таков. Я разве что в спину его не толкала, провожая до двери.

После того как он ушел, зарылась в фолианты, а потом принялась изучать первую книгу, которую айтишник в шутку назвал введением в магию. Именно эта книга показалась мне поддающейся пониманию.

Вначале шли простые упражнения на концентрацию внимания и остановку внутреннего диалога. Это было знакомо со времён увлечения йогой.

«Ну, здесь все просто», – подумала я, уселась в полулотос тут же на кухне и принялась тормозить мыслительный процесс. Мыслительный процесс сильно удивился, но приостановил свой лихорадочный бег. Так, теперь отключаем разум. Разум послушно отключился. Как иначе можно объяснить, что стоило только закрыть глаза, как перед этими самыми глазами на «внутреннем экране» в свете софитов появился несколько озадаченный Семёнов. Он удивленно осмотрелся по сторонам, а затем принялся неспешно раздеваться под музыку из «Криминального чтива». Ага, ту самую, которая обещает скорейшую дефлорацию невинной деве.

Мда. Только шеста не хватает. Тут же из ниоткуда образовался шест. Семёнов удручённо поглядел на шест, потом на меня, как бы интересуясь, а каким, собственно, местом ему об этот шест тереться.

Так, стоп! Ерунда какая-то получается, а не остановка внутреннего диалога! Отложим практические занятия на другое время. Видимо, недавнее посещение айтишника сбило все настройки.

Я поднялась с пола, разминая затёкшую ногу. Устроилась поудобнее в кресле и приступила к изучению теории, раз уж практика не пошла. На тридцатой странице процесс застопорился. После относительно понятных абзацев про восходящие и нисходящие энергетические потоки следовала полная абракадабра. Казалось бы, русским языком написано, а смысл не то что ускользает, вообще отсутствует. Со второй книгой та же беда, причём с первой страницы.

Закрыла фолианты и отодвинула от себя. Пригорюнилась. Зря Семёнова выгнала. О жизни бы поболтали. А так что? Опять сериалы смотреть? Надоело. Завтра позвоню ведуну. Это же его идея была приобщить меня к магии, пусть помогает теперь в постижении сей нелегкой науки.

На часах десять утра. Вежливо ли звонить начальству в такое время, учитывая, что сегодня суббота? Ладно, была не была. Извинюсь, в конце концов.

Начальство на утренний звонок отреагировало довольно приветливо. Ведун выслушал мои сбивчивые объяснения.

– Арина, как вы отнесётесь к приглашению в гости? Скажем, сегодня днем. Часа в три я закончу все дела, – ведун говорил с явными нотками сомнения в голосе.

Я искренне обрадовалась приглашению. Было интересно посетить логово настоящего мага. Вот только интонации Захара Матвеевича показались мне какими-то странными, натянутыми. Вдруг ему совсем не до меня, но воспитание и природная вежливость не позволяют сообщить об этом?

– Положительно. А вас что-то смущает? Если вам неудобно, можем встретиться в другой день.

Начальство тягостно вздохнуло.

– Старость приходит к мужчине тогда, когда молодая и красивая женщина, не раздумывая, принимает приглашение посетить его жилище, не опасаясь быть скомпрометированной.

Господи! В каком веке вы живёте, милый Захар Матвеевич?

– Ну что вы, Захар Матвеевич, какая старость! Скажете тоже, – решила успокоить я мнительного ведуна. – И потом, мы живём в такое время, когда молодым и красивым женщинам несвойственно раздумывать над столь несущественными материями. Они либо принимают приглашение, отдавая отчёт в последствиях, либо посылают пригласившего по известному адресу.

Не подумайте ничего плохого. Принимая приглашение начальника, я понимала, что моей девичьей чести ничто не угрожает. В его порядочности я не сомневалась ни на секунду. Никаких намеков на пошлятину в его словах и поведении замечено не было. Так почему же не сделать хорошему человеку комплимент? Мужчина остается мужчиной в любом возрасте.

– Арина, вам удалось смутить меня, – сконфуженно кашлянул ведун. – Я пришлю за вами машину. Со своей стороны гарантирую полную неприкосновенность, – галантно добавил мужчина.

– Полностью вам доверяю, – шутливо ответила я ему в тон.

В начале третьего за мной приехало такси. По дороге к дому ведуна водитель, мужчина средних лет, без всяких вопросов с моей стороны принялся рассказывать о том, когда и при каких обстоятельствах познакомился с Захаром Матвеевичем. Как оказалось, ведун избавил его от родового проклятья.

– Венец безбрачия! Во как!

– Я думала, такое только с женщинами бывает.

– Неа. С мужиками тоже. А ведь я был красивым парнем. Сейчас уже не то, понятное дело.

Водитель замолчал, по всей видимости, ожидая от меня опровержения. Но его не последовало. Мне совершенно не хотелось отвешивать ему комплименты. Неизвестно ещё, как он на них отреагирует. Воспримет, как приглашение делать оферту. А мне оно надо?

– Красивым был, – не дождавшись реакции, продолжил водитель, – а девки нос воротили. Когда пятый десяток разменял, понял, дело нечисто. Мамина подруга посоветовала обратиться к колдуну. Адресок дала. Так я и познакомился с Захаром Матвеевичем. Золотой человек! За один день управился и денег взял немного. Я-то боялся, что попаду на очередной лохотрон и из меня бабки тянуть будут. Но нет. Сработало. С тех пор жизнь наладилась. Недавно женился. В третий раз. Любовница постоянная есть. Ну и случайные тоже бывают. Как без этого-то?

Мужчина с определённым интересом косил в мою сторону.

Господи, когда же закончится эта демонстрация мужской состоятельности? Лучше бы своим ходом добиралась. Поторопился Захар Матвеевич снять венец безбрачия с этого аморального типа.

Таксист доставил меня к нужному дому постройки позапрошлого века. Ведун жил, ни много ни мало, в памятнике архитектуры. Что ж, ему по роду занятий положено.

Трехкомнатная светлая квартира удивила современным ремонтом и современной же мебелью. Не было никакого намёка на профессиональную деятельность ведуна. А я-то надеялась!