Текст книги "Медиум. Явлинка"

Глава 2

Решительно наступая с разных фронтов, боль щедро возвращала предательское тело. Ивири с трудом открыла глаза и уставилась в залитое миллионами звезд черное небо. Слегка повернув гудящую голову набок, поморщилась – малейшее движение давалось с трудом. Неподалеку трещал костер и весело булькал подвешенный над пламенем небольшой котелок. Уловив запах мясного бульона, Ивири с шумом втянула в себя воздух. У костра сидел мужчина и вертел в руках высокий кожаный сапог. Ноги его были разуты, свои грязные пятки он подставил поближе к пламени. Раздался треск веток и из лесной чащобы вышел к огню другой – огромный детина с коротко остриженными волосами, круглолицый. Кожу на лице покрывала густая черная щетина. Оба были одеты в добротные черные плащи. Благородные господа ве́рны, не иначе. Во время движения под плащом здоровяка несколько раз блеснула (уж не золотом ли?) рукоять меча.

Ивири жутко хотелось пить, в голове шумело, тело, словно деревянная колода, не принадлежало ей. Собравшись с силами, девушка прохрипела: «Воды», однако горло отказалось повиноваться и с ее губ слетел звук, больше похожий на негромкое воронье карканье. Но ее услышали. Мужчины повернули головы к повозке, сидящий человек встал, и Ивири узнала в нем рыбака из необычной лодки. Сердце заметалось в груди. Они подошли к ней, внимательно вглядываясь в лицо.

– Вечер добрый, – вежливо поздоровался «рыбак».

Ивири поняла, что впервые слышит настолько необыкновенно красивый голос, низкий и глубокий. Этот человек был таким же высоким, как и его спутник, но при этом намного стройнее, превосходно сложенный, с угольно-черными волосами и квадратным, заросшим щетиной подбородком. На смуглом лице под тяжелыми веками горели пронзительные синие глаза.

Словно читая ее мысли, он предложил:

– Воды?

Ивири едва кивнула головой. Он снял с пояса флягу, открыл крышку и аккуратно поднес к её губам. Ивири сделала несколько жадных глотков.

– Как тебя зовут?

– Ивирия, – прохрипела девушка.

– Ивирия… – он задумчиво смотрел на нее. Здоровяк стоял рядом молча. – Мое имя Дерк, а это мой друг Эйдей, – он кивнул на своего спутника. – Мы вынесли тебя из твоей деревни – сняли с жертвенного камня. Твои ноги и руки в плохом состоянии, но главное, что они остались при тебе. Как ты сейчас себя чувствуешь?

– Зачем? – вместо ответа прохрипела девушка.

– Зачем? – повторил Дерк.

– Зачем спасли? – слова давались ей с трудом.

Дерк нахмурился:

– А ты считаешь, тебе следовало умереть?

Ивири прикрыла глаза. В голове пульсировал незаданный вопрос: «Зачем это нужно было вам?». Ничтожные силы покинули её, и девушка моментально провалилась в сон.

Когда в следующий раз она пришла в себя, по щекам стучали редкие холодные капли. Ивири открыла глаза. Вокруг вновь было темно, лишь сбоку падал тусклый желтый свет. Срывался дождь. Капли взрывались у нее на щеках прохладными фонтанчиками, и Ивири вдруг улыбнулась. Все же чудо, что она осталась жива. Несмотря на боль, ей было тепло и уютно на мягкой соломенной подстилке. Она ощущала мелкие колоски между пальцев и жадно вдыхала сладкий запах сена. Сверху ее укрыли теплым плащом, защищавшим тело от ветра и дождя.

Они стояли на месте. Морщась от боли, Ивири неуклюже выгнулась на своем соломенном ложе и увидела высокую черную стену, выложенную из огромных неровных валунов. В стене светилось крохотное окошечко, в которое не пролез бы даже кулак. Тут она заметила своих спутников – черные плащи. Здоровяк (как его?) Эйдей, стоял рядом с повозкой, а второй – Дерк – подошел и склонился над окошком.

– Мое имя верн Нек Руйм, я оружейник из Вармина, со мной мой брат Эрей и сестра Наири, – громко провозгласил Дерк. – Мы путники, пришли к целительнице – ве́рне Лане. Моя сестра тяжело больна.

Какое-то время ответом была тишина, но внезапно из окошка глухо донесся хриплый голос:

– Что за хворь? Заразная?

– Нет, она упала с лестницы и разбила кости, наш лекарь не смог залечить раны.

Раздалось бормотание, сквозь которое Ивири показалось что-то вроде «развела притон» и «проклятая ведьма». Однако за ним последовал грохот и скрип железа – ворота открылись и на путников хлынул поток света множества факелов. Повозка тронулась с места.

Вокруг послышались шепот и аханья.

– Ай да кони…

Что там за кони? Чему они так удивляются?

– Благородный верн желает, чтобы его провели к ве́рне Лане? – тот самый голос из дыры приобрел заискивающие ноты.

Она почувствовала холод в ответе Дерка:

– Я знаю дорогу.

Людей на улицах не было, их повозка громко стучала, трясясь по пустой мостовой. Мимо проплывали невысокие двухэтажные домики с горящими окнами. Ивири глядела на струйки дыма над крышами. Они ехали еще довольно долго, пока не остановилась у ворот. Сквозь закрытые ставни окон пробивался яркий свет. Дерк спешился. За воротами послышался звук открываемой двери. Через мгновенье невысокая калитка отворилась и к ним выбежала маленькая девочка в длинной рубахе. Дерк наклонился и что-то тихо сказал ей. Девчушка нырнула обратно в дом, а Дерк тем временем по-хозяйски сам открыл чужие ворота, запуская лошадей с повозкой. Послышались крики, и на залитом светом пороге появилась потрясающей красоты ве́рна в длинном халате, накинутом на белоснежную ночную сорочку до пят. Великолепные светлые локоны струились плащом до самой земли. Она сразу же бросилась к Дерку, на краткий миг они горячо обнялись, потом женщина повернулась и подбежала к только что спешившемуся здоровяку:

– Эйдей!

Едва он успел обнять ее огромными ручищами, как она выскользнула и ринулась к повозке. В темноте над Ивири возникло женское лицо.

– Это Ивирия, – Дерк подошел и стал рядом. – Нужно, чтобы ты посмотрела ее ноги, Лана.

– Здравствуй, Ивирия, – просто улыбнулась женщина. На её щеках играли мягкие ямочки.

Ивири в ответ еле выдавила из себя слабую улыбку.

– В дом! – провозгласила Лана, пробежав взглядом по лицу девушки.

Несмотря на то что Эйдей очень аккуратно поднял Ивири на руки, снимая с повозки, девушка с трудом сдержала крик, настолько остро полоснула боль по телу. Он понес ее в дом вслед за ве́рной Ланой, и стоило им переступить порог, как вдруг боль значительно отступила – прям колдовство! Они прошли через тускло освещенное помещение, поднялись по ступенькам и оказались в большой залитой светом комнате, посреди которой стоял широкий деревянный стол. Прямо на него Эйдей и положил девушку.

– Имя какое красивое – «И-в-и-р-и-я»! – почти пропела верна, обойдя вокруг стола. – Эйдей, друг мой, пойди на кухню, поищи вина, Кара отрежет вам с Дерком черничного пирога.

Эйдей кивнул и вышел. Его место у стола заняла маленькая девочка, которую Ивири заметила еще во дворе. На вид ей было не больше семи лет.

– Разматывай бинты Клина, – бодро приказала ей Лана. Сама она быстро заправила волосы под белоснежный платок и сбросила халат, оставшись в одной ночной сорочке без рукавов.

– Что вы… – Ивири вдруг осеклась. Мягкий успокаивающий дурман окутал голову.

– Милая, ты натерпелась, я смотрю, – верна провела руками по ее лбу, сняв с него повязку, и принялась промокать голову прохладной влажной тканью. Девушке стало приятно, едва возникшие тревога и страх перед чужим домом улетучились и были мгновенно забыты. Ивири вдруг показалось, что стол, на котором она лежит, залитая светом комната, и большой дом, и даже маленькая девочка были продолжением прекрасной Ланы. Искрящийся свет пронизывал все вокруг и ее саму; по телу от макушки до кончиков пальцев на ногах побежали приятные мурашки. Наверное, она бредит. Легкие руки женщины и ее маленькой помощницы порхали над ее телом, словно прикосновения бабочек. С каждым мгновением боль отступала.

– Я всего лишь постараюсь тебе помочь. Скажи, какое время года ты любишь больше всего?

Ивири попробовала вспомнить.

– Зиму.

– Зиму? Как странно! Обычно люди называют лето либо весну, – голос Ланы журчал, как родник. – Весна радует красками и теплом после долгой холодной зимы. Лето и осень дарят вкусные плоды. За что же ты полюбила суровую зиму?

– Читать… Я люблю читать зимой. Уютно. Меньше работы…

– Читать? Ты умеешь читать, Ивири? Это большая редкость, я тебе скажу… Коснись вот тут, Клина, – она говорила что-то еще, но девушка уже проваливалась в сладкий дурман, свободный от боли и страха. Последнее, что запомнила Ивири, – приятный запах древесины и прикосновение легкой маленькой ручки к ее запястью.

Очнулась она уже совершенно одна на широкой мягкой кровати. Села, спустив босые ноги на пол, оглядела небольшую, скромно обставленную комнатку. За окном стояли сумерки: то ли утро, то ли ночь. Ивири с удивлением уставилась на свои руки – в полумраке кожа на запястьях отсвечивала неровными белесыми рваными полосами. Она провела пальцем по шрамам – места некогда жутких ран отозвались лишь легким покалыванием и зудом. Щиколотки тоже украшали светлые неровные шрамы, словно после длительного ношения цепей. Чудеса! Сколько она проспала?

Раздался негромкий стук, и в комнату вошла та самая женщина, красивее которой Ивири за свою жизнь не доводилось видеть. Верна Лана принесла ей новое домотканое платье и ужин. Оказывается, Ивири провалялась без чувств почти сутки.

– Я не знаю, как вас отблагодарить, верна, – с жаром сказала девушка, уняв желание тут же наброситься на виноград с сыром и запихнуть себе в рот кусок горячего хрустящего хлеба. Выспрашивать, как это у женщины получилось вылечить ее так скоро, Ивири постеснялась, не желая показаться неблагодарной.

– Лучшая благодарность для меня – твое выздоровление, Ивири, – тепло улыбнулась целительница. – Лечить – мое призвание. Нет большей радости и награды для целителя, чем улыбка здорового и счастливого человека.

– Позвольте мне тогда служить вам, верна Лана! Я могу делать всю грязную и тяжелую работу по дому, буду помогать вам во всем, – неожиданно для себя самой выпалила Ивири и поняла, что будет счастлива, если верна согласится приютить ее. Ведь ей было абсолютно некуда идти. Девушка с надеждой смотрела на свою спасительницу.

Женщина удивленно распахнула прекрасные голубые глаза:

– Служить? Дитя, твое предназначение в другом. Утром Дерк поговорит с тобой. Ты почти здорова и готова к большому путешествию, – Ивири показалось, что в улыбке Ланы было немного грусти.

– К путешествию?

– Дерк расскажет тебе обо всем завтра. А пока – отдыхай и набирайся сил, – она погладила ее по щеке и вышла.

Покончив с ужином, Ивири, к своему удивлению, поняла, что вновь ужасно хочет спать, и, едва успев отставить поднос, провалилась в глубокий лечебный сон. Поутру она обнаружила, что дом пуст. Ни верны Ланы, ни Дерка, ни Эйдея не было в комнатах наверху. Ивири постучалась во все три двери, но ответом была тишина. Спустившись по деревянным ступеням, она оказалась посреди просторного помещения. Мягкие кресла, низенький резной столик, а на нем занятные, словно игрушечные, коробочки и шкатулочки, длинные тяжелые кремовые шторы на окнах, большой камин, а на полке над ним – диковинные статуэтки. Был тут и высокий шкаф, полный книг. Ивири никогда еще не доводилось видеть такое красивое убранство в доме. В ее деревне даже самые зажиточные рыбаки жили довольно просто. А все помещение размерами в несколько раз превышало самый большой дом в Киране – Общий дом мантара Роуха. Вспомнив ненавистное лицо, Ивири поморщилась. Как смогли Дерк и Эйдей вытащить ее из лап этого животного? Надо бы их расспросить да поблагодарить, но только ведь они поинтересуются, за что с ней так поступили односельчане. А ну как заподозрят в колдовстве? Нет, на этот раз она будет аккуратнее. Молчать, побольше молчать обо всем и не выделяться. Жизнь преподала ей отличный урок.

Из большой комнаты следовало два выхода: во двор и на кухню. Девушка обрадовалась, завидев знакомую утварь и простой, грубо сколоченный, внушительных размеров обеденный стол. Однако в кухне тоже никого не было. Ивири присела на лавку, раздумывая, не вымыть ли пока грязные глиняные тарелки, сложенные стопкой на углу стола, как вдруг с улицы послышались шаги. На кухню с шумом ввалилась плотная высокая женщина с двумя огромными корзинами, доверху забитыми копчеными окороками, сырными головками и фруктами. За ней в дверной проем практически вполз, согнувшись под грузом необъятной бочки, молодой парнишка. Он с облегчением поставил свою ношу на пол и глубоко вздохнул, опершись о стену.

– Доброго утречка! – громыхнула на всю кухню женщина. Ее седые волосы растрепались, но она вовсе не выглядела старой – лицо раскраснелось, полные губы сочились алым цветом, живые карие глаза светились жизнью. Она поставила корзины на разделочный стол в углу и, подняв взгляд на Ивири, улыбнулась, демонстрируя ряд крупных белоснежных зубов:

– А вы видно, верна Ивирия?

– Нет-нет, какая же я верна, – смутилась девушка и добавила: – Ивири меня звать, да.

– Ежели так, я – Кара, – ее улыбка стала еще шире. – А это сын мой – Климуш. С дочкой-то, поди, уже познакомились?

Ивири приподняла брови:

– Лана ваша дочь?

Женщина всплеснула руками:

– Что ты! Верна Лана – моя хозяйка! Я за Клину говорю, сподручницу ее. Это дочка моя! – ее глаза светились нескрываемой гордостью.

– А, – улыбнулась Ивири, с теплотой вспомнив девочку, – Конечно! Ваша дочь так помогла мне! Они с верной Ланой спасли мне жизнь!

– Да, она способная девчонка-то, Клинка моя… А ведь ей только десятый годок пошел. А уже столько умеет, может – меня, старую, врачует так, что любой лекарь обзавидуется! Ну, только не хозяйка моя, конечно, – ей до верны Ланы еще расти и расти! Ты, поди, проголодалась?

– Честно говоря, я верну Лану искала или верна Дерка, – Ивири смущенно покраснела. – Просто никого в доме нет. Я проснулась, вышла – тишина, и никого.

– А после завтрака каждый по своим делам отправился, – тепло улыбнулась ей женщина. – Вот к обеду, глядишь, вернутся, – она перевела взгляд на отдыхающего в углу паренька и громыхнула: – Климуш! Ну! Чего расселся-то?! Ступай на конюшню! Поди, до сих пор не прибрано!

Парень нехотя поднялся с пола и вышел из кухни. Под нос он что-то неразборчиво бормотал.

– Вам помочь, матушка Кара? – Ивири с готовностью выскочила из-за длинного стола и схватила стопку тарелок, стоящих на краю. Но Кара, несмотря на видимую тучность, молнией метнулась к девушке, выхватив у нее из рук грязную посуду:

– Вы что, верна Ивири, – забормотала она. – Вы чего удумали! Чтобы гостья госпожи на кухне прибиралась! Чтобы я со стыда померла!

– Да нет, я… – Ивири попыталась вставить слово, но Кара была непреклонна:

– Вы уж простите меня, старую, но не позволю я! Да как же можно?!

Выудив из рук девушки всю посуду и захватив заодно несколько кружек со стола, женщина важно прошествовала в свою маленькую комнатку. Ивири откровенно расстроилась, не в состоянии принять на себя роль «верны».

– Да я всю свою жизнь служила, матушка Кара, – взмолилась она вслед удаляющейся квадратной спине. – Какая из меня верна? Во мне ни капельки благородной крови! Почему за верну приняли?! Разве платье на мне с чужого плеча.

Кара остановилась, оглянулась. В ее карих глазах читалось недоверие.

– Служила, говоришь?

– Да!

– Служка служке – друг и помощник, но ты уж меня пойми: ты – гостья. И не моя, а хозяйки. Приняла б ты помощь от гостьи твоих хозяев?

Ивири грустно покачала головой.

– То-то, – Кара развернулась и скрылась в подсобке, откуда донесся ее бодрый голос. – Да и нечего мне помогать, сама кому надо подсоблю!

– Хотя бы посидеть с вами можно? Не помешаю?

– Да мне только в радость компания, – из комнатушки донесся грохот посуды. – А то дети заняты с утра до вечера. Но я не жалуюсь, все при деле, на свой хлеб уже сами зарабатывают. Соседские служки, знаешь, обзавидовались.

Ивири, облокотившись локтями о столешницу, подперла щеки руками.

– А ты откуда, дочка? – женщина вышла из подсобки, вытирая мокрые руки о передник.

– Я выросла в предгорье Ашрум.

– Отец, мать – есть кто?

Ивири грустно покачала головой.

– Братья может?

– Не знаю. Может, и есть где-то. Меня в горах нашли еще маленькой. Я не помню ничего.

– А кто ж так покалечил-то тебя? – матушка Кара сочувственно глядела на девушку.

Ивири покачала головой.

– Не помню я ничего.

Хоть и нравится ей эта женщина и этот дом, но не станет она рассказывать, слишком опасно подозрение в ведьмовстве. А ну как ее опять за ведьму примут и местного мантара вызовут? Ивири содрогнулась от нахлынувших воспоминаний. А помнила она многое, вплоть до того момента, пока не потеряла сознание. Налитые кровью сумасшедшие глаза Роуха, наконец-то получившего желаемое – ведьму, – этот взгляд останется в ее памяти на всю жизнь.

– Ну, а лет тебе сколько?

– Не так давно семнадцать исполнилось.

– Совсем девчонка еще, – Кара хмуро покачала головой. – Будь аккуратнее, дочка. Ты девка больно красивая вышла. Как бы беда не случилась. Нельзя тебе одной…

– Да что вы, матушка Кара! Какая я красивая?! – Ивири засмеялась. – Это вон верна Лана красивая, дочка ваша, Клина, хоть и девочка еще – а такая красавица! А мне-то куда до них? С рыжими космами?

Пухлые губы женщины расплылись в улыбке:

– Ну, Клина моя еще ребенок, поди, где там разглядеть. Да и за ней есть кому присмотреть: я еще свое поживу и брат старший всегда рядом. А вот ты о себе невысокой мысли, я погляжу. О таких волосах песни слагать будут. Ну да ладно, жизнь все на свои места расставит. Плохо только, что ты одна совсем, словно маковка на ветру. Зацветешь ярким цветом, того и гляди, кто, походя, сорвет.

Ивири мысленно махнула рукой. Негоже девчонке с женщиной в летах спорить. Внезапно резко потянуло запахом свежей рыбы и теплым парным молоком. Желудок сковал голод. В дверной проем просунулась крупная рыжая голова с зелеными стеклянными глазами. Ивири сглотнула. Чужой животный голод вызвал в ней панику, тошнота подкатила к горлу. Она зажала двумя руками рот, зажмурилась и вскочила. Что-то с грохотом полетело на пол.

– А ну, пшел отсюда! Сгинь!

Дверь захлопнулась и все прошло. Ивири открыла глаза. Кота и след простыл, а на его месте у закрытой двери возвышалась тетушка Кара, испуганно разглядывая девушку.

– Ну как? Пришла в себя? Может, водички попьешь или умоешься? Ты ж, поди, не завтракала? – всплеснула руками тетушка. И через мгновение на столе появился кувшин с молоком и огромный кусок свежеиспеченного хлеба с сыром и рубленными вареными яйцами.

Ивири осторожно сделала вдох. Тошнота отступила. Она с облегчением обнаружила, что упала, но не разбилась глиняная чашка. А Кара уже совала под нос такую же чашку, полную прохладной воды. Ивири выпила залпом половину.

– Ты прости меня, дочка, это я, дура старая, виновата – с утра кота не покормила, вот он и явился. Все кормлены, он один голодный. Я его утром обыскалась, не нашла разбойника – таскался где-то, а молоко, решила, поставлю во дворе. И вот заболталась с тобой – совсем из головы вылетело… А ведь хозяйка мне строго-настрого приказала всех покормить и запереть… А я и пропустила его, негодника… Ты прости меня, дочка. Я ведь так и поняла, что нельзя тебе к скотине… Вижу теперь сама, что нельзя.

– Нельзя? Так верна Лана сказала? – Ивири нахмурилась. Ей нельзя общаться с животными?

Матушка Кара на мгновение вытаращила глаза, но, видимо, вспомнив или подумав о чем-то, сразу взяла себя в руки и покачала головой. Присев на лавку напротив Ивири, она понизила голос:

– Ох, дочка. Видишь, как оно. Чего только не бывает в жизни. Господа Дерк, Эйдей… ах, сколько их еще таких было тут. Теперь и ты. Вот и Клина моя… тоже такая ж… одаренная, – последнее слово она прошипела, а глаза вновь округлились, как два блюдца. – Только у нее дар, как я погляжу на других, больно удачливый – людей врачевать. К верне Лане вон со всего Рукрина народ идет, всех лечит, много лет уж как. Уважают ее очень. Сколько людей от смерти спасла, детей уберегла! А она мою Клину выбрала себе в ученицы, да и меня, старую, с сыном приютила – чтобы дочку-то мою учить. Способная, говорит, очень. Ну-ну. Я-то и сама всегда замечала, что не такая девчонка-то, странная. Все боялась, что подземники загребут, все ж ведьмовской дар. Да и сейчас боюсь. Страшно, ага… А таким, как ты, – еще страшнее. Целителей-то никогда особо не трогали, а ты, бедная…

Качая седой головой, женщина понуро пошла к корзине. У Ивири брови поползли на лоб от всего услышанного, и одновременно забурчало в животе от голода. Что такое болтает Кара? Какие-такие «одаренные»? Почему ей должно быть страшнее? И что с ней самой произошло, когда на кухню влез кот? Она всегда любила животных, чувствовала их, что ли, – они просто были ей понятны, их желания, намерения. Она знала, когда пес зол, лошадь устала, а свинья довольна и сыта. Этот кот был голоден. Однако ее впервые настолько захватила острота ощущений. Она словно сама на миг превратилась в голодного до смерти кота. Вторая странная встреча с животным за последнее время. А с медведем-то было по-другому. Да он и сам был другой, словно и не животное вообще, а человек в звериной шкуре.

Пронзительный визг с улицы заставил ее забыть обо всем. Следом что-то грохнуло и враз полетели вдребезги все стекла на кухне. От испуга она упала под стол и заползла под лавку. Снаружи засвистели, какие-то мужчины громко ругались, но их тут же прервал властный женский голос. Верна Лана! Чистый голос оборвался, женщина закричала. От этого крика волосы на голове у Ивири стали дыбом. Девушка лихорадочно оглянулась и увидела белое лицо матушки Кары, машущей ей из-за огромной бочки в углу. Девушка быстро поползла к ней на четвереньках.

– Сюда! Сюда! Вот нора, под бочкой! Лезь и сиди там тихо! Быстрее!

Ивири не успела понять, каким образом она втиснулась в узкую земляную яму, вырытую под половицами. Через секунду над ней опустились деревянные доски и сверху с тяжелым стуком что-то упало, закрыв остававшиеся щелки света. Бочка. Девушка очутилась в кромешной темноте. Над головой раздался приглушенный крик. Матушка Кара! Ивири дернулась, попытавшись поднять крышку и сбросить бочку с половицами, но это было ей не под силу. Что там происходит?! А вдруг она могла бы помочь! Зачем только послушалась и полезла сюда, ведь если это грабители, каждая пара рук на счету! Ужас какой, среди бела дня!

Ивири принялась толкать ногами и руками половицы, но тяжелая бочка стояла крепко и не поддавалась. Она прислушалась. Грохот и крики едва доносились до нее, затем все стихло на какое-то время, а потом девушка уловила легкий запах дыма. Пожар?! Она задохнется тут либо сгорит заживо! Девушка что было сил лягнула упрямые половицы над головой. Никакого результата. Если уж ей суждено умереть, так лучше мгновенной смертью от ножа, чем мучительной и долгой в этой могиле. От страха и дыма в голове помутнело, она вся вспотела. Ей кажется или она уже чувствует жар кожей?! В этот самый миг половицы над ее головой вдруг разлетелись в щепки, а в лицо хлынула красная жидкость. Вино. Ивири удивленно моргала, вытираясь и кашляя. Сквозь пелену дыма она разглядела над своей головой три огромные фигуры в сверкающих доспехах.

– Тень небес, бочка взорвалась!

– Ведьма!

– Тащи ее отсюда и уходим, если не хотите поджариться!

Огромная ручища схватила ее за запястье и одним махом вытащила из ямы, словно котенка. Все вокруг дымилось и горело. Они вылезли через кухонное окно во двор и отбежали на десяток шагов от полыхающего дома. Здоровяк бросил девушку на землю. Ивири, приземлившись, зашлась в приступе удушающего кашля, растирая по лицу слезы и потеки вина. Вдоль всего забора вокруг дома стояли мужчины в таких же доспехах, как и у тех, кто вытащил ее. Их шлемы с поднятыми забралами были ярко-алого цвета. За ними на приличном расстоянии собралась толпа зевак.

Кроме треска пламени, охватившего дом целительницы Ланы, по всей округе не было слышно больше ни единого звука. Дом стоял на окраине города, вдали от остальных. Подул северный ветер, выворачивая пламя в благоприятном для города направлении, унося вдаль от городских крыш дым и копоть. Дом горел, время шло, но никто не двигался, не произносил ни слова, словно заколдованные. Лишь только глазам девушки вернулось нормальное зрение, открылась жуткая картина. Обуглившееся тучное тело, лежащее на пороге, принадлежало матушке Каре. Черные обрубки рук замерли навеки в желании дотянуться до своего сына. В нескольких метрах от нее лежал паренек Климуш с перерезанным горлом. Огонь еще не успел добраться до него.

Ивири в ужасе закрыла рот рукой. Подул холодный, пронизывающий до костей ветер и вместе с ним наваливалась огромная усталость, кружилась голова. Нужно бежать, немедленно скрыться от этого чужого ледяного дыхания, только ноги не слушались. С трудом подняв голову, она оглянулась на толпу. В нескольких шагах от нее рядом со стражниками стоял бритоголовый мужчина в алой рясе. Его ледяные глаза пристально смотрели на девушку и источали жуткий холод.