Текст книги "Летний день, или Корыто со старостью"

СЕМЬ ДНЕЙ ИЗ ЖИЗНИ ФИЛИППА

Конец первого дня

Из прихожей донесся еле слышный шум. В замке повернулся ключ. Два раза. Дверь, тихонько застонав, отворилась. Щелкнул выключатель, и несмелое бледно-желтое пятно расплылось по плитке пола. Дверь закрыли, было слышно, как к ней кто-то прислонился. Филипп старался не шуметь. Было уже поздно, Ритка и Ритуля давно спали. Будить их не хотелось. Себе же дороже.

Филипп поставил на тумбочку кожаный портфель. Потянулся к удавке дорогого шелкового галстука. После нескольких попыток галстук поддался. Мужчина ослабил ненавистный узел, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Дышать стало легче. Прислушался к тишине. Не доносилось ни единого звука. Филипп с облегчением выдохнул и стал стягивать ботинки.

Филиппу было почти сорок: Час Икс, раскидывающий людей по разным углам. Свой собственный рубеж «Пан или пропал» Филипп прошел на удивление достойно, нечаянный карьерный скачок, словно волшебный пендель, задал ему нужное направление, помог избежать кювета. Почти сразу же нарисовалась Ритка, вслед за Риткой появилась новая квартира в монолитной многоэтажке с певучим названием «Белые лебеди», а потом уже и Ритуля.

Троица была из тех, кому нужно и можно завидовать. Причем сразу всем. Ритке – потому что отхватила перспективного мужика. Небывалый успех был еще в том, что провинциальная Ритка была на год старше Филиппа и, между нами, до Филиппа на нее так никто и не позарился. Филиппу, несмотря на помятость на вчера еще свежем лице, – потому что у него все получилось. Правда, что получилось, Филипп пока не понимал. А малолетней Ритуле – потому что у нее были родители, свой угол и угол этот был не где-нибудь в городе N, в котором когда-то родилась ее мать, а в самой что ни на есть столице. Конечно, предстояло еще много чего пройти, но в целом все были счастливы. И только в пьяном бреду и при непременном отсутствии Ритки Филипп стал бы доказывать, что что-то здесь не так. И тогда ни от кого бы не утаилось, что один из них всего лишь почти счастлив. А это, как показывает жизнь, совсем не одно и то же.

Филипп снял пиджак и, повесив его на крюк в прихожей, пошел на кухню. По дороге закрыл дверь в детскую, где сопела Ритуля, и в спальню, где спала Ритка. Неожиданно сам собой нашелся ответ на вопрос, почему Ритка настояла на том, чтобы дочку назвали ее именем. Просто Ритка очень любила себя. А еще, чтобы поосновательней прошить ему мозги и связать свой образ с образом дочки, в жилах которой теперь текла как-никак и его кровь. Так, на всякий случай, для подстраховки.

На кухне была идеальная чистота. Белоснежный холодильник, утыканный магнитиками из стран, в которых им с Риткой довелось побывать.

– И тут заякорила: «Пока я рядом – все будет чики-пуки!» Где-то я уже об этом слышал. – Филипп поправил фигурку ламы, привезенную когда-то из Перу.

В плиту можно было смотреться как в зеркало. На столешнице ни единой крошки. Чистота, но какая-то не кухонная, слишком уж идеальная, почти стерильная. Ужин Ритка не готовила: вечером Филипп был на встрече. Мужчина открыл холодильник, достал пластиковый стаканчик с йогуртом. Еда была неестественная, синтетическая. Филипп заставил себя съесть несколько ложек. Усилие или насилие над собой? Холодная жижа плюхнулась в желудок.

– Слова однокоренные, – кто-то шепнул ему на ухо.

Закончив выскребать остатки йогурта, мужчина отправился спать.

День второй

Утром айфон прозвонил в 6:30. Филипп проснулся, как всегда, первый. Нужно было успеть доехать до работы до того, как весь город встанет, иначе по пробкам… на другой конец города.

Мужчина посмотрел на противоположную сторону кровати. Ритка зарылась в подушках и мягком одеяле так, что ее не было видно. По недовольному шевелению, последовавшему вслед за пронзительным звоном, стало понятно, что там все-таки кто-то есть. Даже сквозь одеяло Филипп догадался, что лицо её исказилось в утренней муке. Поспать Ритка любила. Мужчина незаметно поднялся, прихватил из шкафа последнюю рубашку и вышел из комнаты. Ритуля тоже спала. Закончив утренний марафет, мужчина пошел на кухню, вытащил стаканчик йогурта. Присев за стол, отлепил листок розовой бумажки-стикера, мелким почерком накидал что-то про рубашки. Данный способ общения все более распространялся в их семействе. Удобно, а главное, дистанционно, что не всегда плохо. Прикрепил записку магнитом к холодильнику. Однако, запихав остатки йогурта в рот, нахмурился, содрал листок с холодильника и растерзал его на мелкие кусочки. Характер у Ритки был взрывоопасный. Вместо гладильной просьбы на холодильнике появился смайлик. Нейтрально и безопасно. Проглотив йогурт, Филипп направился в прихожую. Присев на пуфик, стал зашнуровывать ботинок. Из спальни донеслись сначала скрип кровати, потом еле слышное шевеление. Филипп ускорился, стал спешно натягивать второй ботинок. Вслед за скрипом распахнулось и зашелестело одеяло. Филипп путающимися движениями пальцев затянул бант и вскочил на ноги. Ритка наконец выдавила из себя что-то членораздельное, но за спиной Филиппа уже неслышно захлопнулась дверь. Что она хотела сказать, Филипп не расслышал. Хотел, но не расслышал.

Выйдя из подъезда, Филипп пошел вдоль дома. Машину накануне ночью пришлось кинуть довольно далеко. Припарковаться возле дома после двенадцати – что-то из разряда фантастики. Машины занимали буквально каждую пядь земли, не оставляя врагу ни единой щелочки. Мужчина сел за руль. По дороге на светофорах просмотрел почту. Ничего срочного и требующего его незамедлительного вмешательства, уже хорошо. Спидометр отщелкал 48 километров, машина подъехала к недавно сданному в эксплуатацию офисному центру. Хотя бы здесь проблем с парковкой не было. Мужчина въехал в подземный гараж, занял место «К 901», прошел в блок «К» и стал подниматься на этаж.

В офисе было тихо. Основная масса сотрудников добиралась от метро на корпоративной маршрутке, до ее приезда оставалось еще минут двадцать. Офис компании, в которой трудился Филипп, занимал всю площадь двенадцатого этажа одной из семи башен бизнес-центра. Пространство было организовано в стиле опенспейс. Лишь немногим сотрудникам полагались стеклянные изолированные аквариумы, называемые собственными кабинетами. Филипп, недавно получивший должность начальника отдела, уже успел вкусить прелести наличия собственного угла и теперь посматривал свысока на своих коллег, безмолвно плавающих за стеклянной перегородкой. Шумоизоляция была капитальная.

Филипп расположился за своим столом. Нагенерил 56 писем в ответ на полученные 53, участие в офисном футболе – дело обязательное. Отправив на три письма больше, чем было получено, Филипп показал свою вовлеченность в дела компании и причастность к процессам. Главное, не переборщить, не затянуть себя в слишком долгую переписку. Тут, впрочем, как и везде, нужно быть профи. Филипп, давно вращающийся в этой среде, в переписке поднаторел. Не успел он настучать последнее письмо, как в скайп постучалась Ритка. В углу компа жиденькими цифрами светилось «9:35». Рановато для Ритки.

У Ритки на столь раннее общение с Филиппом были свои причины. У неё, вернее у Ритульки, заканчивались памперсы, нужно было докупить йогурта, но самое главное, на три у нее была запись в парикмахерскую. Подруга, которая обещала ее выручить, поступила как последняя сволочь, сообщила, что по каким-то причинам приехать не сможет, и теперь Ритка как ужаленная искала ей замену. Кандидатов на замену, как всегда, не было, и Ритка уповала только на мать Филиппа Флору Эдуардовну.

Филипп набрал Флору Эдуардовну, начались сложные трехсторонние переговоры. Мать висела на телефоне. Между Риткой и Филиппом переписка шла по скайпу. Выводить все три стороны в одну переговорную плоскость было нецелесообразно, поэтому Филипп, как Фигаро, успевал и здесь, и там. Ритка и Флора передавали друг другу просьбы, выдвигали требования, ставили ультиматумы, настаивали на взаимной выручке и уступках. Каждое из отпущенных выражений проходило через строгий ценз Филиппа, в результате до обеих женщин доходил умеренный, сдержанный, выдерживающий любую критику текст. Каждая из сторон отстаивала сугубо личную позицию. Ритке нужно было позарез в парикмахерскую. Волосы после родов лезли просто мрак как. И у Ритки в запасе была еще одна неиспользованная процедура в салоне, на которую она возлагала свои последние надежды. Воображение рисовало страшные картинки. Потерять Филиппа, остаться с маленькой дочерью на руках и без волос на голове в результате какой-то там свистопляски гормонов – Ритка не могла всего этого допустить! Флоре Эдуардовне Риткины битвы за волосы были, как бы помягче сказать, до фонаря. Она справедливо считала, что свое отработала еще на детях, вырастив двух сыновей, поэтому все попытки повесить на нее внуков пока успешно отражала. К тому же Филипп и Ритка жили в гражданском браке. Вопрос этот, довольно щепетильный и болезненный для непроштампованных супругов, тем не менее, давал дополнительные козыри Флоре Эдуардовне и, что особенно приятно, позволял ей несколько свысока смотреть на девицу, на которой так и не женился ее сын. Гражданская невестка должна знать своё место. Именно исходя из этих соображений действовала Флора Эдуардовна, не уступая ни Риткиному напору, ни Риткиному упорству. Филипп крутился как уж на сковородке, пуская в ход все свои таланты, только бы не взорвалась пороховая бочка дома и окончательно не разругаться с матерью. Переговоры закончились тем, что Флора Эдуардовна все-таки сжалилась над сыном и пообещала к обеду быть. Филипп написал об этом Ритке. Окрылённая Ритка вышла из сети.

В личную почту Филипп больше в этот день не заходил. В 11:00 вызвало к себе начальство, и до пяти он просидел на совещании. Когда он, обескровленный и измусоленный, вышел из переговорной, Ритка была уже в сети. Скорее всего, посещение салона прошло удачно, и она перетирала впечатления с виртуальными подругами. Если бы что-то пошло не так или, не дай бог, что-нибудь выкинула Флора Эдуардовна, Ритка уже давно бы оборвала телефон, вытащила его с совещания и сообщила всё до мельчайших подробностей. О малейших просчетах в действиях противника, каковыми с некоторых пор являлись Ритка и Флора Эдуардовна, Филиппу докладывалось незамедлительно. Филипп поспешил выйти из сети. Лишний раз светиться не надо, Ритка тут же что-нибудь пронюхает, понастроит догадок, а Филипп воробей стреляный, все бабьи хитрости знает наперед.

Ровно в шесть он вышел из офиса. Три часа по пробкам, по пути нужно заехать на заправку. Итого, в одиннадцать дома. Ритуля уже будет спать, а может, повезет, и Ритка тоже.

День третий

Утром айфон прозвонил в 6:30… как всегда, первый… по пробкам… на другой конец города…

Филипп уже почти доехал до офиса, когда под локтем зазвонил телефон. С экрана смотрела улыбающаяся Ритка. Нежная, прелестная, кроткая, совсем нетребовательная. Мужчина ухмыльнулся. Телефон продолжал звонить, подтверждая мысль Филиппа о том, что от былой застенчивости не осталось и следа. Филипп поставил громкую связь. Ритка тут же выпалила список стран, в которые ей хотелось бы поехать в отпуск. Отдыхать в этом году решили отдельно. Уже одно это было прекрасно! Филипп, изредка поддакивая, следил за дорогой.

Отдых порознь имел свои преимущества. Самое главное, решался вопрос с Ритулей. Когда будет в отпуске он, с Ритулей, само собой, посидит Ритка, а вот когда наступит очередь ехать на море Ритке, по легенде с дочерью будет сидеть он. На самом деле все должно было произойти совсем не так, Филиппа обещала подменить Флора Эдуардовна. От Ритки все держалось в строжайшей тайне. Заговорщики действовали осторожно и осмотрительно. Вслух озвучивалась только официальная версия, и только когда Ритка уедет, срочный звонок с работы отправит Филиппа в командировку и тут как тут на сцене появится Флора Эдуардовна. Где всё это время будет находиться Филипп, Флора Эдуардовна не спрашивала, в конце концов, ее сын взрослый мужчина и не ей требовать отчет в его действиях. По поводу внезапного приступа альтруизма матери Филипп иллюзий не строил, женщиной руководили сугубо личные мотивы, и тут опять не обошлось без Ритки. Надумай Филипп с Риткой ехать в отпуск вдвоем, у Флоры Эдуардовны, женщины деятельной и занятой, времени, конечно, не нашлось бы. Но вдвоем ехать никто и не собирался!

На все предложения Ритки по поводу ее отпуска он был практически согласен. Правда, нужно было избежать горячих точек и стран с нестабильной обстановкой, о которых в силу своей политической близорукости Ритка могла не знать. Себе же дороже, замучаешься ее потом оттуда возвращать. У Филиппа осталась единственная сложность – удержать ее в определенном ценовом диапазоне. Аппетиты ее были поистине неуемны. Ритка склонялась в пользу островов, баклажанового отдыха и фешенебельных отелей. Мотивы, двигающие Риткой, были до примитивности просты: похвастать перед подругами и в очередной раз вбить в голову Филиппа мысль о том, что она не та, на которой можно экономить. Остановились на Канарах. Достопримечательностей не много, да Ритка и те не посмотрит, вот только остров черный, вулканический и песок на пляже тоже черный. Но Ритка об этом узнает только тогда, когда прилетит. Отель, конечно, нужно выбрать Вип-Топ-Шлёп, чтобы ей было не скучно, иначе в следующий отпуск она потащит вместе с собой его.

Что касается своей части отпуска без Ритки, то тут Филипп, была б его воля, выбрал бы что-нибудь простое, незамысловатое. Рыбалка подошла б как нельзя лучше. Тишина. Покой. Тихие всплески рыбьих хвостов и шорох камышей. Родная природа! Но у отдыха на родных просторах был один, но очень крупный недостаток. Где бы ты ни находился в пределах нашей не такой уж, как оказывается на поверку, необъятной Родины, Ритка, преодолевая время и расстояние, без труда дотянулась бы до тебя своими цепкими коготками. Один звонок мог легко вернуть Филиппа на базу. Это было недопустимо. Путешествие на машине по тем же причинам категорически отпадало. Поводов вернуть досрочно мужа у Ритки, рисующей безмятежные картинки рыбачьего отпуска и сравнивающей их со зверским трудом матери и хозяйки, могло возникнуть тысяча.

Можно, конечно, было рискнуть, купить путевку, а из страны не уехать. Но этот вариант, зная Ритку, тоже не прокатит. Ритка втихаря обязательно проверит штампы в паспорте и вычислит, где и когда он выезжал. Филипп подозревал, что эти чертовы аэропортовские отметки подпортили жизнь не только ему. Да и денег на такое прикрытие было жалко. Они ж ему не с неба падают. А голубые, да и белые воротнички пашут иногда не хуже шахтеров. Вопрос о его отпуске оставался открытым.

Филипп доехал до офиса. Ритка, убедившись в том, что ее не обделят, успокоилась и отключилась.

Отстрелявшись от писем, успевших упасть в его ящик, Филипп закончил с текучкой. После обеда решил съездить в турагентство. Ритка могла еще пятнадцать раз передумать, поэтому лучше было купить путевки как можно скорее. Девушка, работающая с Испанией, выслушала Филиппа и подобрала несколько отелей. Все витиеватые разглагольствования Филиппа были внимательно выслушаны. Сколько таких взыскательных перевидала она… не счесть. Филипп оценивающе посмотрел на девушку. Девушка еще раньше дала оценку ему самому. Издержки профессии, ничего не поделаешь. С Риткиной частью отдыха определились быстро, а вот с отдыхом для него пришлось повозиться. Филипп отвергал одно предложение за другим, пока наконец для девушки и для него самого не стала ясна причина отказов. Филиппу хотелось подольше пообщаться с девушкой и не хотелось ехать домой, да и девушку он интересовал все больше и больше. Девушка дала понять, что она не против знакомства, выходящего за рамки продажи туров. Филиппа понесло и неизвестно куда занесло бы, если бы он вовремя не сообразил, что у девушки были все данные не только на него, но и на Ритку. А начинать роман при таких условиях было сущим безумием. Страх перевесил. Вернее, не страх! Здравый смысл! Такая формулировка ему нравилась больше. Посмотрев голодными глазами на девушку, мысленно раздев ее уже раз пятнадцать, а чертыхнувшись сто пятнадцать, он, помявшись еще некоторое время, наконец выбрал рыбалку в Непале, расплатился за оба тура и вышел из агентства, не оставив девушке, да и себе тоже, ни малейшей надежды на продолжение знакомства.

До дома доехал быстро. Все, как всегда, спали. Филипп взял магнитик потяжелее и прикрепил на холодильник Риткину путевку. Съел йогурт. Заснул быстро, ему снилась удочка, невиданная непальская рыба и русалка из турагентства.

День четвертый

Утром айфон прозвонил в 6:30… как всегда, первый… по пробкам… на другой конец города…

Ритка позвонила, когда Филипп съезжал со МКАДа и до офиса оставалось еще несколько километров. По радостному звенящему голосу он понял, что Ритка уже отодрала от холодильника путевку и всестороннее ее изучила. В голосе не слышалось и нотки недовольства. Филипп с облегчением выдохнул. С некоторых пор это стало высшей формой выражения Риткиной благодарности. Мужчина порылся в памяти, а ведь были времена, когда Ритка выкладывалась на полную катушку, демонстрируя признательность всеми доступными для женщины способами. Были… но прошли… Теперь Ритка показала свое истинное лицо, которое несколько отличалось от того, которое ему пытались втюхать вначале. Филипп вздохнул, количество инструментов в ее арсенале до обидного поубавилось.

В офис приехал на полчаса позже обычного. Офис уже тихо жужжал, две корпоративные маршрутки привезли основную массу сотрудников. Налил кружку утреннего кофе. Загрузился. Выдал обойму писем. Работать сегодня не хотелось. Всё высшее руководство укатило в штаб-квартиру, поэтому можно было позволить себе короткий однодневный отдых на рабочем месте. Судя по отрешенному взгляду, блуждающему на лицах остальных сотрудников, мысль эта посетила не только его. Филипп, прикрыв страничку с корпоративной почтой, с удовольствием нырнул в социальные сети. Некоторые наиболее распространенные лазы были блокированы. Но за последнее время развелось такое количество аналогов, что пользователя язык не повернулся бы назвать обделенным.

Филипп начал с профессиональных сетей. Подправил свою страничку, добавил пару строк о недавно выстрелившем проекте. Маленькая медаль на собственную грудь. Что делать, время такое, сам себя не продашь, никто тебя не продаст. Это раньше фокус был смещен на что-то недосягаемое, светлое. О собственной шкуре человек и не задумывался, всего себя посвящая великому. Канули в Лету переходящие знамена и вымпелы, социалистические гонки и всесоюзные соревнования. Теперь все стало прогрессивней, а может, примитивней? Премии пришли на смену грамотам, благодарности превратились в расширенные соцпакеты, вымпелы, когда-то так бережно хранимые за стеклом шкафчиков, ушли в безвозвратное прошлое. И никто уже не смотрел строго и назидательно на тунеядцев и лодырей, прежние кумиры были низложены. Золотой телец, заливая всё вокруг ослепительным светом, блистал во всем своем великолепии. Общество, пробиваясь сквозь тернии, вступило в эру бесперебойного потребления и гегемонии эго, выстроившись стройными рядами под знаменами материальных ценностей. Филипп, дитя своей эпохи, шел в ногу со временем.

Закончив с фиксацией своих последних трудовых достижений, Филипп перешел на странички чуть менее важные, но, несомненно, более приятные. Вот уж неделю как он порывался найти своего институтского приятеля Петра Липкина. По правде говоря, еще некоторое время назад Филипп на это ни за что бы не решился. Признать себя лузером, оттенять успех другого – это, знаете ли, под силу не каждому. Однако теперь все изменилось, Филипп значительно укрепил свои позиции, и сейчас ему, по крайней мере, было не так страшно узнать об успехах однокашника. Подростковое подглядывание друг за другом в туалете приобрело такие вот цивилизованные формы.

Начал с «Комрадов». «Комрады» – сообщество людей, которым довелось родиться в период застоя, побывать в пионерии, возмужать в девяностые и одними из первых вкусить плоды капитализма, первые несварения от непривычной пищи пришлись тоже, к слову сказать, на их долю. Этакие «горячие пирожки», заквашенные при социализме. Петра Филипп не нашел. Что ж, человеку можно позавидовать, насыщенная реальная жизнь не оставляет ни времени, ни шансов для виртуальной. Зато нарвался на Ритку. У Ритки была своя страничка, и, похоже, она вовсю здесь тусила, направо-налево дружила и контактилась. Посмотрев на трехзначную цифру друзей Ритки, можно было сделать два вывода. Первый – «Комрады» были важной страницей в жизни девушки, и второй – Флора Эдуардовна была не так уж не права, когда в очередной раз отказывала домогательствам Ритки посидеть с ребенком ввиду ее якобы сильной загруженности. Филипп побродил по ее странице, просмотрел фотки. Ничего особенного, среднестатистические, у других поинтереснее. Того, что Ритка увидит его на своей страничке, можно было не опасаться, к ней он вошел под ником. Так и не найдя никаких следов Липкина, Филипп вышел из «Комрадов».

Филипп залез еще на один сайт. Липкина здесь тоже не оказалось. Зато и здесь была Ритка. Ритка не отличалась оригинальностью, фотки были те же, да и набор друзей, похоже, не сильно отличался. Зачем в двух разных местах общаться с одними и теми же людьми и, скорее всего, на одни и те же темы, для Филиппа осталось загадкой.

За этот день Филипп еще раза три встретил виртуальную Ритку. Еще один вывод напрашивался сам собой. Ужина, как всегда, не будет. В холодильнике его будет ждать купленный им же самим йогурт. Ритка опять скажет, что Ритуля целый день капризничала, животики, газики, что там еще может быть у детей. И все-таки было очень, очень неприятно от того, что Флора Эдуардовна оказывалась все чаще права. Слава богу, мать не лазила по сетям и не могла лично откопать дополнительные доказательства Риткиной несостоятельности. Иначе перевес бы был явно на ее стороне. А в семейной ситуации, как и в геополитике, лучше вести политику сдерживания, не давая ни одному из противников явных преимуществ.

Уже после шести неожиданно назначили встречу, которая растянулась до девяти.

Возвратился Филипп поздно. Тихо, чтобы никого не разбудить, открыл дверь. Стандартный маршрут. Кухня – ванная – спальня. Спал плохо. Часа в два ночи Ритка толкнула его в бок. Сама так и не показалась из-под одеяла. Филипп всё понял. Была его ночь дежурства с Ритулей. Засунул под мышку подушку, на плечо закинул одеяло и пошлепал в соседнюю комнату, чтобы прилечь на диване рядом с хныкающей Ритулей.

День пятый

Ритуля, измучив себя и Филиппа, уснула только к шести, айфон прозвонил в 6:30… как всегда, первый… по пробкам… на другой конец города…

До офиса домчался быстро. Писем оказалось не много. Всего около тридцати. У партнеров из Англии предыдущий день был выходным, этим объяснялось некоторое затишье в переписке. Однако на то, чтобы ответить на них, ушло времени чуть ли не больше, чем обычно. Несколько писем касались не конкретных вопросов, а носили, скорее, политический характер. Отвечать нужно было аккуратно, чтобы ни одна сволочь не подкопалась. Филипп написал письма обдуманно, опираясь на правила и инструкции, тщательно подбирая слова и формулировки. Его так просто голыми руками не возьмешь!

В двенадцать айфон вздрогнул. Звонок был важный. Звонили из банка по ипотечному кредиту. Два года назад Филипп и Ритка взяли в ипотеку двушку. Свои задрипанные однушки решили не трогать. Филиппу однушка досталась от родителей, а Ритке от бывшего хахаля, который, вопреки всему, проиграл схватку за собственную квартирку оборотистой, неместной Ритке, посчитав лучшей долей для себя расстаться с квартирой, чем всю жизнь не расставаться с Риткой. Двушку взяли в совместную собственность на два хозяина. Очень предусмотрительно, а главное, в духе времени. Кто знает, чем мог закончиться их гражданский эксперимент, а такой вариант собственности был хоть какой-то гарантией от последующих разборок, от которых не застрахованы менее благоразумные пары, начинающие всё с омута любви. Ипотеку взяли на двадцать лет. Филиппу пока удавалось идти опережающими темпами. Ритка слегка притормаживала. На пару лет она была оторвана от станка. Но у нее появился джокер – Ритуля, которая, как и недвижимость, была в их с Филиппом случае совместная. Всё шло к тому, что, выплатив ударными темпами свою часть, Филипп начнет выплачивать Риткину. Дальновидная Ритка уже начала вести работу в этом направлении. Филипп понял, что со всех сторон его обложили и теперь, если вдруг ему приспичит избавиться от гражданской супруги, ему минимум нужно будет выплатить свою долю, а максимум – и ее тоже. Лицо терять не хотелось. Даже перед Риткой.

Звонок из банка был как нельзя кстати. Ставка по ипотеке снижалась, и теперь ему придется выплачивать на три сотни тысяч меньше. Для закабаленного Филиппа даже лишняя сотка имела значение. Любезный молодой человек по телефону объяснил, что договор нужно было перезаключить как можно скорее. Данное предложение, как всегда, было ограничено и по времени действия, и по количеству. Филипп помчался в банк. К его приезду новый комплект документов был готов. Подписав его, Филипп собрался было метнуться домой, чтобы и Ритка поставила свою подпись, но, как назло, вызвал генеральный, нужно было возвращаться в офис. Договор до восьми должен был быть в банке, и Филиппу ничего не оставалось, как напрячь офисного водителя Сашку, попросить съездить к нему домой, поставить Риткину подпись, а потом завести документы обратно в банк. Сашка был парень безотказный, понимающий, да и должность, которую недавно занял Филипп, не допускала особых возражений. Через каких-то полчала Сашка забрал бумаги у Филиппа и помчался через весь город за Риткиной подписью.

В конце рабочего дня Филиппу перезвонили из банка и сообщили, что документы у них. Ежемесячный взнос снижался на 1748 рублей 00 копеек. Филипп был счастлив. Путь к свободе стал хоть ненамного, но ближе. Душа пела, но ехать домой не хотелось. Новое условие договора обмыли не с Риткой, что было бы, по крайней мере, логично, а с коллегой из соседнего отдела с такой же удавкой на шее.

Домой вернулся поздно, на рогах. В прихожей стояли туфли, которые совершенно не вязались с погодными условиями на улице. Вычурные такие, блестящие. Наверное, Риткины. Сократил вечерний маршрут, исключив кухню и ванную. Йогурт был также исключен по причинам несовместимости с выпитым ромом. В спальне свалился на свою сторону койки. Ритка даже не пошевелилась. А, может, пошевелилась, но Филипп уже отключился.

День шестой

Утром айфон прозвонил в 6:30… черт бы побрал эту работу… как же болит голова… как всегда, первый… по пробкам… на другой конец города…

До офиса ехал не спеша, стараясь поменьше вертеть головой и не делать резких движений. Вывод напрашивался сам собой, организм не выдерживал былых нагрузок. А жаль! Основная масса народа была уже в офисе и бесцельно блуждала по коридорам. Пили кофе. Обсуждали предстоящие праздники. Весь офис находился в расслабленном состоянии, всё говорило о том, что сетка легла и все разом лишились доступа. Очень кстати! Голова все так же болела. Мужчины стайками ходили на балкон. Филипп тоже направился получить привычную дозу прокуренного воздуха. На балконе, попыхивая сигаретой, стоял водитель Сашка. Филипп пристроился рядом, попросил прикурить. Сашка как-то косо на него посмотрел, дал прикурить, но больше не проронил ни слова. Что-то было не так. Санек, надутый, как индюк, стал вглядываться в сизую дымку, повисшую перед его носом. Филиппу стало как-то неуютно, как-никак накануне Санек его выручил. Строить логические цепочки, докапываясь до истоков Санькиной неразговорчивости, Филипп в его нынешнем состоянии был просто не в состоянии. Поэтому решил бить сразу, не в бровь, а в глаз, то есть разводить Сашку на разговор. Парень он хоть и обидчивый, но отходчивый. Через несколько минут Санек уже фонтанировал, в красках пересказывая события минувшего вечера. То, как он привез Ритке вечером документы, то, как она их подписала, и то, как вместо того, чтобы его отпустить, кинула на соседку Ритульку и поехала вместе с ним в банк. Сашка по наивности своей не возражал. Однако банком дело не ограничилось. Возвратив документы, она попросила завезти ее в магазинчик, совсем неподалеку от банка. Несколько кварталов вылились в два часа пути. Больше Филипп не слушал. Хмель быстро выветривался. Всё встало на свои места. Новые босоножки в прихожей и надутость на Сашкиной физиономии нашли свое логическое объяснение. Санёк был использован для обарахления. Всё, о чем говорил Санька, Филипп испытал на своей шкуре, успел пообвыкнуться и даже, в некотором смысле, смириться со своей участью. Это был его крест, и было в этой страдальческой философии что-то утешительное! Но вот за что пострадал невинный Сашка – это был вопрос. Сколько Саньку пришлось ждать Ритку около магазина, Филипп спросить боялся, как в кошмаре перед глазами проплывали Риткины бесчисленные походы за шмотками. Наконец поток иссяк. Санек как-то виновато посмотрел на Филиппа, видно, ему было тоже неудобно. Тяжело вздохнув, мужчины выкурили еще по одной.

Филипп готов был разорвать Ритку на мелкие клочки. Зачем ей понадобились эти утыканные стразами туфли, Филипп не понимал. По его подсчетам, ближайшие пару лет Ритка должна была провести с коляской, а лучшая обувь для прогулок – что-то среднее между галошами и кроссовками. У Ритки, похоже, было свое мнение по данному вопросу.

Перед Саньком было очень неудобно. В обед Филипп сгонял в ближайший супермаркет, купил Саньку коньяку. На душе стало поспокойнее. Звонить сразу Ритке не стал. Позвонил только к вечеру. Разговор вышел короткий, но бурный. Каждый, как всегда, остался при своем. Филипп в очередной раз подтвердил, что является ужасным жмотом. Ритка в очередной раз оказалась дурой и барахольщицей, которой наплевать на то, что о нем подумают на работе. Филипп с работы задержался. Ритке было все равно. Новые босоножки стояли в коридоре. А этот, если даже взбрыкнет, никуда уже не денется. Дрессировке поддаются все. К тому же поводок ипотеки уже начал врастать в шею Филиппа.

Вернулся Филипп поздно. Все уже спали. Как обычно… йогурт… ванная… спальня…

Начало седьмого дня

Наконец выходной. Филипп с трудом продрал глаза. Было уже десять. Спросонья похлопал по Риткиной половине кровати. Одеяло. Подушка. Больше никого. Очень хотелось. Филипп недовольно перевернулся на другой бок. Захотелось еще больше. Давление в котлах зашкаливало, нужно было срочно спустить пар. Куда же запропастилась Ритка, черт бы ее побрал?